Заставить дверь открыться было теперь его самым заветным желанием. Неисполнимым -- он это знал, но не верил голосу разума.
Дерево скрипело, петли скрежетали в такт ударам, и каждый раз, толкая разбитым плечом проклятую преграду, Лаяд отвлекался на ненужный гнев, бесполезные проклятия и обессиливающие угрозы.
Дерево скрипело, крошилось у самых петель -- но не поддавалось.
Лаяд устало скользнул вниз, и, прислонившись к двери вспотевшей спиной, зашипел сквозь стиснутые зубы. Плечо нестерпимо болело. Обожженная беспощадным солнцем кожа осыпалась слой за слоем, будто старая краска. Эта чертова дверь... Если бы не она -- Лаяд был бы уже ТАМ, где его ждала свобода, отдых и награда -- вожделенная пища и вода, ради которой он проделал весь этот невероятно долгий путь.
Лаяд до крови закусил губу: жажда сводила его с ума. Стоило только подумать о том, как долго он не видел и капельки драгоценной влаги, как голова начинала кружиться, а сердце отказывало служить.
Времени почти не оставалось, и Лаяд хорошо это понимал. Сколько драгоценных минут пройдет прежде, чем жажда, голод или погоня одолеют его? Двадцать? Десять? Или и того меньше? Лаяд полагал, что -- да. Гораздо меньше десяти минут... И был как всегда прав...
Позади послышались приглушенные голоса. Лаяд прищурился, стараясь разглядеть преследователей, но картинка таяла в лучах исступленно сияющего солнца. Воздух дрожал, пропитанным огнем, а сердце билось, билось, билось. Страх, опустившийся на самое дно сознания под прессом нахлынувших злоключений, чуть шевельнулся -- и на мгновение показался на поверхности.
Ни секунды больше! Хватит прохлаждаться! Ты прошел весь этот путь, чтобы умереть презренным, безногим растением у самой кадки с водой?! Вс-с-с-с-ставай!!!
Лаяд зарычал и поднялся на ноги. В голове помутилось, но ладони вовремя обнаружили опору -- и схватились за нее, уберегая измученное тело от очередного падения. Лаяд хрипло рассмеялся.
Прекрасно! Вот и спасение. Кто бы мог подумать!..-- оранжево-красная картинка снова появилась перед глазами, и он наконец увидел то, что не позволило ему упасть: иссохший под палящим зноем, коленопреклоненный труп.
Труп несчастного существа, одного из тысячи неудачливых предшественников Лаяда, не сумевшего добраться до цели и погибшего в каких-нибудь нескольких шагах от спасительного оазиса.
Лаяд пошатнулся, отступая к двери, -- и голова истукана, за которую он держался обеими руками, оторвалась, с глухим стуком падая на обезображенные временем и солнцем камни.
-- Прости, -- шепнул Лаяд, но распухший язык и не подумал поворачиваться, и давно пересохшее горло издало едва слышный шелест.
Голоса за спиной -- вне пределов видимости Лаяда -- становились все более различимы. Теперь обжигающе-горячий ветер доносил до его ушей отдельные обрывки фраз. Преследователи приближались. Так медленно, будто и не сомневались в том, что сумеют настигнуть беглеца -- и наказать...
Наказать -- со всей присущей им жестокостью.
Он обернулся, борясь с новым приступом головокружения и слабости, и выстрелил глазами в затопленное солнцем пространство. Пятна света и тени, ярко-оранжевые и обжигающе-черные, смещались и деформировались, создавая иллюзию движения там, где движения не было, и иллюзию покоя там, где мир постоянно менялся.
-- Не сможет... -- сумел уловить Лаяд и застыл, дожидаясь продолжения и надеясь, что хотя бы слух его не подведет. -- Было бы много чести... Безо всяких усилий... Прогулялся -- и баиньки.
Смех. Лаяд знал, что за ним последует -- и, как всегда, не ошибся.
Вспышка цвета индиго -- и пустыня взметнулась к небесам оранжево-красным шелестящим ковром, бросая синие искорки ненависти в лицо беглеца. Искорки -- каждая из которых могла бы в мгновение ока убить с десяток таких, как он...
Лаяд едва успел упасть на потрескавшийся каменный настил -- единственное, что он отчетливо различал вокруг себя, не считая двери, которую никак не мог открыть, вопреки всяческим стараниям -- и скрючился в три погибели, пряча лицо в ладонях. Труп, послуживший ему укрытием, рассыпался в прах, пожираемый синими огоньками.
Снова спасибо, -- усмехнулся Лаяд, с трудом отползая назад, под защиту двери, и молясь про себя всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы вспышка цвета индиго больше не повторилась.
Искры с металлическим звоном осыпали камни. Пространство поглотило и нейтрализовало их ярость, но Лаяд по-прежнему лежал, закрывая голову руками и боясь шевельнуться.
Наконец воздух перестал вибрировать -- и Лаяд приоткрыл глаза, осматриваясь в поисках нового укрытия, на случай, если вспышка все же повторится. Но других свежих трупов по близости, к несчастью, не оказалось -- и ему пришлось смириться с тем, что во второй раз гибели ему не миновать.
Лаяд постарался совладать с собой: слишком шумное дыхание могло выдать его страх -- страх, за которым последует новая вспышка, -- но так и не сумел этого сделать. Однако сегодня, похоже, ему чертовски везло. Ветер взвыл -- и бросил ему в лицо пригоршню песка, сбивая и приглушая непослушное дыхание. Лаяд попытался было выплюнуть то, что набилось в рот, но слюна закончилась приблизительно тогда же, когда и его силы. Что ж, хотя бы Свет не сможет его услышать. Ради этого Лаяд был готов есть этот окаянный песок пригоршнями.
Пора было озаботиться собственной безопасностью -- и начать, наконец, действовать. Лаяд встал лицом к двери.
Проклятая... Открывайся, тебе говорю!-- почти выкрикнул он -- и из последних сил ударил плечом в дверной косяк. Кожа лопнула -- и по руке неторопливо потекли новые ручейки крови, но прежде, чем он успел слизнуть их непослушным языком, ветер и солнце превратили их в крохотные комочки светло-красной пыли.
Сам того не ожидая, Лаяд заплакал. Испуганно, беззвучно, без слез.
И снова налег на дверь. Удар, другой, третий, восемнадцатый...
Близкие, такие близкие голоса...
О, да они издеваются надо мной!!! Не спешат, ублюдки, знают, что мне некуда деться в этой распроклятой пустыне!
Удар, снова и снова удар.
-- Посмотрите-ка! -- выкрикнул один из преследователей и рассмеялся. Чисто, звонко, мелодично. Только теперь Лаяд понял, что этот голос принадлежал девушке.
Не дамся. Нет! НЕТ!Не дамся! Особенно -- ТЕБЕ!
-- Эй! -- на этот раз окрик был гораздо ближе, чем предполагал Лаяд, и голос принадлежал мужчине.
Плечи беглеца едва заметно вздрогнули, но он не обернулся. К чему оборачиваться, если тебе и без того хорошо известно, ЧТО ты увидишь позади себя?..
-- Эй! Куда это ты собрался?! -- снова смех. Смех, поддержанный ветром и удушливыми парами витающей повсюду смерти. Его собственной смерти...
Лаяд не хотел умирать.
Удар, снова и снова удар.
Только бы не Свет, -- вздохнул он: вспышка цвета индиго, которой он так боялся, пока не повторялась. -- Только не это... Остальное -- выдержу...
Дверь стонала и скрежетала под бесчисленными толчками. Дерево, плоть и кровь давно уже смешались, обращаясь в единую хлюпающую массу отчаяния, ужаса и безысходности.
-- Эй, ты, остановись! -- ему показалось, или в серебристо-лунном голосе девушки промелькнули нотки тревоги и сомнения?..
Сомневайся, сволочь! -- что было сил закричал Лаяд, не услышав собственного крика. -- Потому что у тебя есть чертов повод усомниться!!!
Дверь содрогнулась -- и не выдержала, слетая с петель и вспыхивая медно-красным.
Пыль и кровь под его ногами были на его стороне -- Лаяд поскользнулся и ввалился в образовавшийся проем, лицом вниз, обдирая в кровь измученное тело.
Дверь позади него так и осталась лежать, разбитая в щепки, и если бы Лаяд был в сознании, он увидел бы, как ярко-оранжевые и обжигающе-черные пятна за его спиной стремительно исчезают из виду, слизывая иную реальность и тех, кто застыл по ту сторону с бесполезным оружием в руках -- и бесконечным изумлением в глазах.
Но Лаяд не мог больше видеть. Не мог слышать. Не мог понимать.
* * *
Очнулся он, когда уже наступил вечер. Или с ЭТОЙ стороны всегда светит полная луна?
Как бы то ни было, он был рад умереть ЗДЕСЬ, под ласковыми лучами серебристой луны, на холодных камнях незнакомого мира. Лишь бы только его больше не трогали огненный ветер и палящее солнце!..
Вокруг Лаяда повисла безмятежная тишина. Каменные и не каменные постройки -- он не знал о существовании чего-либо, кроме камня и песка -- высились вокруг него величественными громадами, едва ли не достигающими луны, и в них светились огни. Не серебристо-стальные или синие, но теплые, желтые и спокойные, белые.
И никаких вспышек цвета индиго.
Он был один. Переулок пустовал, но ТАМ, в домах, были люди. Много-много людей, каждому из которых нет никакого дела до Лаяда -- он знал это наверняка. И от этой мысли у него расправлялись крылья.
Это стоило того...-- шепнул он самому себе в утешение. -- ЭТО стоило того...
Лаяд поднялся с трудом, но, вопреки ожиданиям, остался стоять, будто само пространство этого тихого, прохладного и... прекрасного мира бережно поддерживало его под руки.
Он оглянулся туда, где осталась разрушенная дверь. Его лицо пылало. Но вовсе не жажда и боль были тому причиной. На этот раз причиной было бесконечное счастье.
Погоня не успела.
Лаяд тихо и умиротворенно рассмеялся. Но жажда и голод снова напомнили ему о себе.
Разве не за ЭТИМ я шел сюда?
Лаяд огляделся и пошел вперед, туда, где, как ему казалось, он сумеет найти хоть каплю спасительной влаги. Черное и прохладное нутро чужого жилища распахнуло перед ним приветливые объятия, и он, пошатываясь, вошел внутрь, то и дело цепляясь окровавленными пальцами за холодные...
...такие холодные!!!
...стены.
* * *
Дверь. Очередная дверь -- первая, но не единственная в этом потрясающе-прекрасном мире! -- и Лаяд привычно толкает ее плечом, мгновенно и безболезненно срывая с петель холодный металл. Он приятно ласкает его обожженную кожу, Лаяд знает, что эта дверь отчего-то носит странное название "сейф", но предполагает, что это скорее всего оттого, что она такая приятная на ощупь... И такая легкая, чтобы ее взломать...
Наконец-то... О, какое счастье, наконец-то он найдет то, что так долго искал! Наконец-то не будет больше распухшего языка и пересохшего горла, наконец-то его глаза снова обретут способность плакать настоящими слезами, наконец-то его тело вновь станет сильным, таким же сильным, как было прежде! До того, как ОНИ установили эту проклятую ДВЕРЬ между мирами! И пришли охранять ее, то и дело вырывая из жизни с десяток-другой таких, как он!!!
Лаяд двигается все быстрее и быстрее. От осознания близости собственного спасения, силы стремительно возвращаются к нему.
Коридор, устланный персидскими коврами, заканчивается, ночники возле ванной и туалета мерцают и гаснут, но Лаяд не расстраивается, ибо его глаза прекрасно видят втемноте.
Комната, еще одна комната -- но все не жилые... Где же? Где?!
Лаяд торопливо и бесшумно толкает очередную дверь ногой -- его руки нестерпимо болят и уже не поднимаются -- и глухо вскрикивает.
Наконец-то!
Аромат тепла и вожделенной влаги врывается ему в ноздри -- и сводит с ума. Он медленно наклоняется, приникая губами к ее источнику -- и жертва вскрикивает, с ужасом хватаясь за прокушенную шею. Но его яд силен, и девушка больше не кричит, не чувствует боли, не замечает потери.
И в самом деле, неужели это потеря -- какие-нибудь двести-триста миллилитров крови, отданной другому ради того, чтобы тот остался жить?
Для Лаяда этот вопрос не имеет смысла. Потому что ответ на него один.НЕТ.
В комнату врывается женщина.
Видела меня? Слышала? -- поражается Лаяд, но не отпускает жертвы. -- Я теряю бдительность. Нужно исправляться! -- он смеется.
Женщина прижимает ладони к губам -- и кричит, глаза ее широко распахиваются.
-- О, боженьки-и-и-и! Вампи-и-и-ир!!! -- слышит Лаяд сквозь собственный счастливый смех и хлюпанье благословенной влаги под его красивыми губами, но не удивляется. Кажется, кто-то рассказывал ему, что именно так и переводится его имя на человеческий язык.
О... Ну что же она так кричит? -- думает Лаяд про себя. -- Ведь я же не дьявол какой-нибудь... К тому же, я уже почти закончил...