Максимушкин Андрей Владимирович : другие произведения.

Город луны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой новый проект. Решил вот, попробовать жанр абсолютной, безграничной фантастики на грани полного реализма

   Гроза.
  
   Люблю грозу в начале мая - как долбанет, и нет сарая! Знаменитая фраза великого поэта, ни один учившийся в советской школе, не забудет этих строк. Как мне рассказывали, в постсоветской школе тоже самое.
   Гроза в середине февраля тоже зрелище незабываемое. Я проснулся от раскатов грома. В комнате темно, тикают часы на тумбочке. И вдруг опять - шарах! Брум-ба-ра-рам. Спать под такую канонаду совершенно невозможно. Негромко выматерившись, я потянулся к тумбочке и взял часы. Светящиеся в темноте стрелки показывают половину третьего. Глубокая ночь.
   Сон как рукой сняло. Ни в одном глазу. Вдалеке грозно прорычало. Затем еще раз, уже ближе и громче. Торжествующий рев стихии. Нет, спать решительно невозможно. А ведь в семь утра подъем. И спать я завалился ровно в полночь. Опять не высплюсь. Ничего, завтра, следующей ночью наверстаю. Нельзя спать, когда на улице такое творится.
   Одеваюсь в темноте. Натягиваю джинсы. Вылавливаю с полу носки. Путаюсь с рукавами рубашки. Кажется всё. Долго думаю, стоит ли накидывать куртку. Нет, не надо, на улице тепло.
   Закрываю за собой дверь жилого отсека и иду по полутемному, освещенному парой тусклых лампочек коридору. Общежитие спит. Утихомирились даже соседи из 18-го номера. Дверь комендантши закрыта, она тоже почивает.
   В тамбуре свежо. Закуриваю сигарету. Переступаю через развалившегося на коврике Барона. Пес повизгивает во сне, дрыгает лапами.
   Брум-тра-ра-рах!!! Небо раскалывается пополам. Огненный зигзаг тянется от горизонта и до горизонта.
   Нефигово! У меня чуть сигарета из зубов не выпала. Красотень неописуемая. Волшебная пляска огня. Торжествующий рев неба.
   На улице тепло. По земле вьется легкая поземка. Искрится снег. Привычное белое покрывало, сугробы за дорожкой, снежные одежды на ветвях деревьев. Я люблю тихую красоту зимней ночи. Но сегодня все это блекнет по сравнению с настоящим буйством стихий, феерией грозы. Раскаты грома сливаются в один торжествующий рокот артиллерийской канонады. Небо играет, блещет огнем. Лиловые и желтые зигзаги сплетаются в невообразимый узор. В воздухе стоит пьянящий аромат озона.
   Поворачиваюсь влево и застываю. Небо в направлении Станции залито светом. Над спичками колонн заброшенной стройки и темной курчавой стеной леса висит холодное огненное покрывало. Небеса грохочут и распускаются невообразимыми цветами холодного пламени. Небесный огонь ревет и танцует.
   Волшебное буйство стихии. Невообразимая красота ионизации атмосферы. Мертвенный свет с небес. Колышущиеся сполохи. И лиловые молнии. Страшная красота зимней грозы.
   Постепенно божественная канонада идет на убыль. Сияние над Станцией угасает. Из-за туч выглянула луна. Природа успокаивается. Только в воздухе пахнет озоном, и искрится снег на крыльце.
   Чувствую, как холодает. Стою ведь в одной рубашке. Сначала не чувствовалось, а потом и не понял, как замерз. Быстрее заскочить в тамбур, закрыть за собой дверь, руки под мышки и бегом к своей комнате.
   Следующую сигарету я выкурил уже в туалете. Вообще то в общежитии запрещено курить. Но кто в наше время обращает внимание на такие запреты? Проконтролировать, чем я занимаюсь в своем номере невозможно. Наглеть конечно не надо, в коридоре лучше не курить. Да и в номере я закуриваю, только если лень идти в тамбур. Запах долго выветривается. А мне здесь еще спать.
   Утро наступает со звонком будильника. Пока закипает чайник, я успеваю умыться и выкурить первую сигарету. Кофе у меня еще есть, в сетке за окном полпалки колбасы и приличный мясной рулет. Хлеб на столе.
   После перекуса собираюсь, закрываю дверь и сдаю ключи комендантше. Ежедневный утренний обряд. Зайти, пожелать доброго утра, поймать ответный кивок заспанной женщины, бросить ключ на стол и быстрее бежать.
   Не люблю я такие церемонии. Есть в них нечто неестественное, неживое. Сплошная фальшь. Хотя дежурные по общаге люди неплохие. Да и что мне с ними ссориться? Что им со мной ругаться?! Человек я спокойный, если и выпью немного, так плясок и поисков кролика Роджера у соседей не устраиваю. Музыку ночью не слушаю. Телевизора у меня нет. Идеальный постоялец.
   До работы добираюсь как обычно маршруткой. Две остановки. Недалеко. Мы снимаем этаж в старом заводском управлении на окраине поселка. Здание обшарпанное, не ремонтировалось со времен советской власти, но мне лично пофиг на внешний антураж, отделку и понты дешевых перекупщиков. Нормальные кабинеты, кое-какая мебель, техника и инструмент наличествуют, а на драный линолеум, перекошенные оконные рамы и облезлые двери внимания не обращаю.
   Выбравшись из микроавтобуса, закуриваю. Время есть. Коллеги подъедут, добро если, в полдевятого. Погода хорошая. Тепло. Небо чистое.
   Поднимаю голову и вижу клин ангелов. Низко идут. Красивое зрелище. Вожак в белой тоге лениво машет крыльями. Остальные синхронно повторяют его движения. Интересно: куда это они потянулись? Как мне рассказывали, зимой ангелы редко появляются. Видать, случилось что.
   На втором этаже заводоуправления меня встречает привычный сумрак в коридоре. Достаю зажигалку. Огонек освещает стены. Спотыкаюсь о выбоину в полу. В темноте что-то шипит. Из-под ног вылетает клубок серой шерсти и с диким матом катится по коридору. Цокот коготков по плитке. Шилишига заспался, не успел спрятаться. На железном шкафу в глубине коридора горят два глаза.
   Хлопаю по выключателю. Свет растворяет в сумраке всю ночную живность. Коридорный на шкафу каменеет и превращается в древнюю печатную машинку. Паутина под потолком скукоживается, бледнеет и разбегается по углам. Всё как всегда. Скушно. Хотя, помнится, в первый раз меня после знакомства с местной живностью чуть инфаркт не хватил. Им ведь тоже любопытство не чуждо. Интересно поглазеть на нового человека, познакомиться, осторожно потрогать лапкой, цапнуть коготком по ботинку.
   Особенно шилишиге неймется. Бывает заработаешься, ничего вокруг не замечаешь. Оторвешься от компа, обернешься, а он сидит в углу и на тебя смотрит. Ничего. Если не орать благим матом и не кидать в него разными предметами, он так и будет сидеть. Маленький такой, чуть больше кошки. Мех густой, серый с подпалинами. Личико остренькое с хоботком, а глазки черные, как бусинки блестят.
   - Будет желание, заходи. У меня печенье осталось.
   Не дождавшись ответа, открываю дверь кабинета. Утро заканчивается в момент прихода на работу, а вечер начинается, когда ты уходишь с работы. Старое рабочее правило. Всё остальное от лукавого.
   Выкурить еще одну сигарету и можно вспоминать, на чём я вчера остановился. Настроение пасмурное. Из-за грозы я опять не выспался. Однако, если бы мне дали выбор между безмятежным сном до утра или бессонной ночью с такой грозой, то я бы без колебания выбрал второе. Редчайшее, неповторимое зрелище. Грозная картина буйства природы, небесная ярость стихий. Я до сих пор не мог прийти в себя после увиденного. Да, только ради этого стоило приехать на Станцию.
   Постепенно коридор наполнялся движением. Щелкали замки, скрипели двери, слышалась негромкая речь. Народ потянулся на работу. В кабинет заглянул Володин. Первым делом Олег выложил на своем столе кучу бумаг и принялся мне рассказывать, с каким трудом он вчера провел входной контроль аж на 150 штук закладных.
   - А сколько осталось? - бесцеремонно прерываю самовосхваления коллеги. Человек он по жизни неплохой, но болтун еще тот.
   - Но, мы работаем. Сейчас дам запрос на завод, пусть переделывают документы. Изменения будем согласовывать.
   - Сначала с Барабайдой согласуй.
   - Так Николай Васильевич в курсе, что вместо восьмерки наварили десятку.
   - Кто пойдет согласовывать? - я представляю себе, что сказал наш главный инженер, когда ему в морду ткнули несоответствием изделия с чертежом. Товарищ Барабайда мужик громогласный и импульсивный. Некоторые его просто боятся.
   В ответ только красноречивое молчание. Как я понимаю, наш главный ничего по поводу согласования не обещал, или ответил так, что бедняга Володин счел за благо заткнуться и притвориться собственной тенью. А идти к проектантам Олегу ой как не хочется. Знает ведь, что придется исписать кучу бумаг и собрать мешок подписей. Я знаю, что Барабайда это тоже знает, и пойдет сам. У него лучше получается, умеет разговаривать и убеждать. Да, Николай Васильевич кого угодно убедит, энергии и упорства у него на десятерых хватит.
   В кабинет врывается Сережка. Он на ходу бросает на стул портфель и расстегивает пальто.
   - Извини, Андрей Владиславович, на переезде долго стоял. Знаешь, какой там был затор!
   - Знаю. Мне уже позвонили - я еле сдерживаю улыбку.
   Сергей как всегда опаздывает и как всегда придумывает очередное оправдание. Наивность! Но он еще молод, и не понимает, что лучшая игра это открытость, или по крайней мере иллюзия открытости.
   Я бы на его месте вообще и слова бы не сказал про опоздание, сделал бы вид, что так и должно быть. Если человек оправдывается, значит, он де-факто считает себя виноватым.
   - Найденов здесь?
   - Джип у крыльца видел? - отвечаю вопросом на вопрос. И не давая Сергею отдышаться, перехожу в наступление: - Ты обещал найти остаточные объемы.
   - Понимаешь, я у них был - Сережа имеет в виду нашего любимого заказчика, честно ждал человека. Он прибежал на пять минут, сказал, что нет времени.
   - Сегодня привезешь?
   - Андрей Владиславович - в небесной голубизны глазах молодого человека горит искренний комсомольский энтузиазм, желание прямо сейчас вскочить, побежать и все сделать.
   - Вместе поедем. Давай сейчас пару расчетов добью. Тебе доделывать выборку по перекрытиям.
   Формально Сергей мне не подчиняется, но я старше, опытнее, фактически я и есть начальник. Гм, интересная идея, надо бы это дело узаконить и получить законную добавку к окладу.
   "И молоко за вредность" - мелькает в голове ехидная мысль. С таким подчиненным без вредности никак не обойтись. С Сергеем не соскучишься. Выглядит он на все сто, настоящий красавчик. Голубоглазый блондин с правильными чертами лица, стройный, широкоплечий. Девицы от такого типажа млеют. Однако под истинно-арийской внешностью скрывается патологический лентяй.
   Производить впечатление он умеет, к сожалению, этим дело и ограничивается. Я до сих пор не могу понять, как можно две недели подряд делать несложный расчет. При этом раз пять показать его кураторам, получить кучу замечаний, исправить, наляпать новых ошибок и так до конца и не понять суть задачи. Сережа это умеет. Да еще постоянно опаздывает. Когда его просишь выйти на работу в субботу, делает под козырек, и тут же, как правило забывает. Честно говоря, я не знаю, в какой момент он забывает о своем обещании, но еще ни разу в субботу его на работе не видели.
   Причины опозданий и невыходов наш молодой человек сочиняет сходу, хотя все больше однотипное. Только пару раз честно мне признался с глазу на глаз, что банально проспал. И еще он очень любит жаловаться на жизнь. Как начнет плакаться, что и зарплата маленькая, денег ни на что не хватает, одни долги кругом, даже техосмотр пройти не может, вспомнит свою бабушку, которая с нетерпением ждет внука чтоб завалить его непосильным трудом по хозяйству, да еще подругу надо в кино сводить, у брата на работе неприятности, и вообще все плохо, так его пристрелить хочется из жалости. Так сказать свершить постнатальный аборт в отношении двадцатипятилетнего недоросля.
   Мне Сережка искренне симпатичен, неплохой он парень, хоть и туп как пробка. Или просто образования не хватает. Я в свое время изумился, узнав, что у этого "инженера" диплом по "экономике строительства" и месячные курсы переквалификации. Нет, я ничего против не имею, если у человека технический склад ума, развито пространственное воображение, если он дружит с математикой, физикой, умеет и любит учиться, в свободное время справочники читает, наверстывает пропущенное, то он наш. Другое дело - Сережа совершенно не желает чему-то учиться.
   - Андрей, а ты когда домой собираешься? - интересуется Олег Володин.
   - Недели через две. Основные проблемы решу, дело со стопора строну, тогда и домой.
   - Рано - правая бровь Олега приподнимается. - Я думаю, не раньше чем через месяц.
   - Да ну тебя нафиг. Я и так здесь уже две недели торчу.
   - Две недели, месяц это мало.
   Недоверчиво хмыкаю. Да пошел он! В слух, конечно, это не говорю, но на моем лице явно читается, что я думаю по этому поводу. Володин вмиг теряет интерес к разговору и принимается разбирать свои бумаги. Сережа утыкается носом в монитор.
   Я в свою очередь выхожу на перекур. По дороге к лестнице заглядываю к Жанне Николаевне. Наш инженер по общим вопросам уже на работе, заваривает чай.
   - Доброе утро.
   - Здравствуй, Андрей - Жанна вежливо улыбается, не отрываясь от сотового. Болтает с подружкой.
   Пока я курю, прибывает наше руководство. Этаж наполняется шумом, стуком и голосами. Барабайда энергично допрашивает Володина на тему вчерашних достижений. Тот бойко отбивается. Но силы явно неравны. Николай Васильевич личность уникальная. Иногда мне он напоминает небольшой чертовски живой танк. Да и внешность соответствующая: выше среднего роста, телосложением напоминает пузатый бочонок, шеи почти невидно. Когда разговаривает, наклоняется вперед. Орать он тоже любит. Этакий натуральный щирый хохол, казак донской сбежавший со съемок "Тараса Бульбы". Картину добавляют вислые усы, мясистый нос с горбинкой. Глаза у него такие непонятные. Взгляд то колючий, то грустный как у коровы.
   - А я что могу сделать, Николай Васильевич?
   - А мне что делать? Люди стоят! Ты понимаешь?! Я закладные ставить не могу. Где входной контроль?
   - Мы работаем - прозвучало это слишком оптимистично.
   - Почему он "Эмэнки" не подписал? Мне вот эта позиция сегодня нужна!
   Наступает короткая пауза. Сережа тихо поднимается и вылетает в коридор. По пути он пытается стрельнуть у меня сигарету. Отмахиваюсь, не до тебя мол.
   Главный инженер выхватывает у Володина бумаги, яростно в них роется, листы летят на пол. Наконец он находит нужный бланк, бросает на стол, с грохотом припечатывает ладонью.
   - Давай, Олег Николаевич, бери машину и бегом к Богданову. Пока не подпишешь, не возвращайся. Сиди у него, дави, на мозги капай. Ляг поперек двери и скажи: "Пока не подпишешь, не уйду!". Понял?
   - Сейчас я акты перепечатаю и еду.
   - Что там еще?
   - Ну, вот здесь и вот здесь. Видите, после точки надо было пробел ставить. И ГОСТ неправильно указан.
   - ГОСТ с проекта. О, Господи! - Барабайда закатывает очи горе и бьет кулаком по столу.
   - С проекта - соглашается Олег. - А еще действует вот этот ГОСТ. Его и надо писать. Он именно на изготовление конструктивных элементов и закладных деталей, не требующих физических методов контроля.
   - Да имел я твой контроль!!! Он меня еще заставит ультразвук делать! С какими долбомудами я связался! - заявляет Барабайда.
   После чего наш живчик резво выскакивает за дверь. Из коридора слышатся раскаты его голоса. Судя по контексту, на главного инженера нарвался не вовремя заехавший в контору прораб.
   - Ты слышал? Разве так можно работать? - возмущается Володин. - Что значит: ляг поперек двери?! Пока не подпишешь, не уйду?!
   - Хорошая идея - я еле сдерживаюсь, чтоб не заржать во все горло. Уж больно забавно возмущение нашего большого специалиста по качеству. Однако сдерживаюсь. Ловлю одновременно недоуменный и осуждающий взгляд Сережи. Молодой человек явно на стороне Володина.
   А ведь Барабайда прав. Как бы то ни было, но он прав - производство встает из-за проблем с входным контролем. Наш главный инженер искренне не понимает: как можно спокойно переписывать акты в пятый раз, когда рабочие не могут монтировать конструкции, ибо кураторы банально не разрешают ставить не прошедшие контроль детали.
   Требования на Станции жесточайшие. С грустью понимаю, что мы расслабились, забыли СНиПы, ГОСТы и нормативы, привыкли сдавать все задним числом, скрытые работы оформляем через месяц по окончанию монтажа. Прорабы и технические специалисты до сих пор не могут привыкнуть к работе по правилам. Вспоминаю, как я сам полгода назад сдавал нулевой цикл обычного жилого дома.
   Тихий ужас! Госнадзор придирался к каждой мелочёвке, требовал сертификаты и паспорта на всё, вплоть до гвоздей. Сдали. Все документы подписали. Строительный контроль ушел довольным, и ведь без подношений обошлось. Мы просто сделали свою работу, предъявили ее к приемке, сдали и сходу пошли собирать коробку. Работали в три смены, организовали все так, что один кран обслуживал и каменщиков и монтажников.
   Эх! Самому приятно вспомнить. Славно поработали.
   В кабинет вваливается Борис Борисович. Как всегда со снисходительной чуть ироничной легкой улыбкой на устах. Выглядит довольным, как мартовский кот. Внешность обманчива. Найденов всегда такой, вне зависимости от настроения. Сережа при виде начальства начинает усиленно ворошить бумаги. Чует, что пришли по его душу.
   - Сергей, когда будет расчет?
   - Я делаю, Борис Борисович. Сейчас считаю, сколько мы гнули, сколько рубили арматуру.
   - Когда будет расчет?
   - Послезавтра.
   - Сергей, давай быстрее. Ты сколько уже обещаешь?
   - Я делаю. Только вчера с Андреем Владиславовичем были у заказчика, забрали замечания.
   При этих словах молодого человека я отворачиваюсь и кусаю щеки, чтобы не заржать. Замечания это слабо сказано. Всё было сделано известным модным способом через задний проход. Причем, спасибо огромное Вере Ивановне, спокойно объяснила нам, как надо правильно делать, я у нее даже нормативы позаимствовал. Я хоть и не собирался вникать в эту проблему, но выслушать объяснения пришлось. Признаю, замечания были правильными и логичными. А вот Сереженька, кажется, и с третьего раза ничего не понял.
   Быстрее! - раздраженно бросает Найденов и, поворачиваясь ко мне, добавляет: - Возьми на контроль.
   Ответа он не дожидается. Зато после ухода заместителя генерального Сергей разражается горячей, чуть сбивчивой речью о том, как он много работал, как считал каждый сгиб арматуры, как сам товарищ Барабайда согласился с его расчетом. После первых фраз мне это уже не интересно, дальнейшее словоизлияние я слушаю в пол уха.
   Меня сейчас куда больше интересуют поданные нашими подразделениями сводки по объемам. Объединить все это в одно целое и привести в систему не сложно. Другое дело, итог выходит слишком фантастичным. Кто-то явно врет. Я это и без производственников вижу. Обыденная, скучная работа технаря - складываешь цифры, сверяешь их с другими цифрами, получаешь третьи цифры. Одна примитивная арифметика. Но при этом желательно ещё головой работать.
   Считаю я на бумаге. Так проще. Уже потом, когда будет ясность, можно будет свести все в таблицу на компе. Приведя данные в понятный мне вид, беру листок и иду в коридор. Сначала покурить, а затем заглянуть к главному инженеру и начальнику ПТО. Они на объекте бывают чаще меня, им и флаг в руки.
   Как раз по пути к лестнице столкнулся нос к носу с выходящим их своего кабинета Павловым. И не заметил, как время обеда подошло. И мои гаврики тихой сапой поползли к выходу.
   - Ты где сегодня обедаешь? - на лице Володина играет широкая радостная улыбка.
   - Как обычно.
   - Собирайся быстрее. Там щас будет очередь.
   С грустью понимаю, что полдня пролетело. Павлов приедет в контору на раньше трех, у него планерка у Заказчика. Значит, я только в конце дня разберусь с объемами.
   Так незаметно и день проходит. Часа в четыре Найденов, Барабайда и Павлов уезжают на площадку. В конторе сразу становится тихо. Иду к Жанне. Мы пьем кофе, болтаем о всяком разном. Шутим. Жизнь есть жизнь. Жанна Николаевна со всей своей аристократичной пренебрежительностью морщит личико, когда речь заходит о Николае Васильевиче.
   - Эти болваны опять у меня зефир утащили.
   Упоминается множественное число, но подразумевается только Барабайда. Сладкоежка он, с детства обожает "цукерки". А от свежего зефира просто млеет.
   - Убирай в стол - смеюсь в ответ.
   - Вот еще - ясно, что Жанне наплевать на то, что у нее столуются товарищи из соседнего кабинета, ворчит она только приличия ради.
   - Где здесь можно найти приличный книжный магазин?
   - Это только на рынке. Торговый центр знаешь? На втором этаже был отдел.
   - Видел.
   - И что?
   - Лучше не говорить.
   - Ну, бедненько. Кому надо, едут в город.
   - Понятно.
   Мне становится грустно. Маленький отдел с чрезвычайно бедным ассортиментом. Брать там решительно нечего. Да и сам торговый центр оставляет желать лучшего. Дерёвня! У нас такие магазины на каждом шагу, не говоря о нормальных супермаркетах, но ведь это там далеко, а мне надо здесь и сейчас. Дилемма, однако.
   Незаметно подходит конец рабочего дня. Первой закрывается Жанна Николаевна. Она уезжает ровно в пять. Эта дама без особой необходимости трудовое законодательство не нарушает. Следом за Жанной срезает Серега. Ни фига он сегодня не доделал. Завтра опять будет в десятый раз пересчитывать каркасы, переделывать таблицы расчетов и плакаться о своей судьбинушке немилосердной.
   Сергей предлагает довезти меня до рабочего поселка, но я отказываюсь. Настроение рабочее, время есть, можно еще посидеть, добить пару вопросов. Зато Олежка Володин с радостью "садится на хвост" Сергею. Ну и пусть.
   Я только вечером вспоминаю, что собирался сегодня ехать вместе с Сергеем Похмелкиным к заказчику. И этот вьноша с пронзительно честными глазами не напомнил. А, скорее всего, не хотел напоминать. Я же прекрасно вижу, что ему не хочется заниматься кропотливой и въедливой работой по разбору полетов предыдущего подрядчика, искать остаточные объемы и ругаться с кураторами по поводу их старых ошибок. Каждому своё.
   В коридоре темно. Половина лампочек не горит. Путь освещает только свет из приоткрытой двери кабинета. На старом сейфе в коридоре загораются зеленые глазища.
   - Забыл я про тебя. Подожди, сейчас.
   Возвращаюсь к Жанне, заимствую у нее печеньку и сахарок. Затем выкладываю лакомство на шкаф и тихонько на цыпочках ухожу. Не надо пока торопиться. Слышу как коготки скребутся по штукатурке, царапают металл.
   - Угощайся - бросаю через плечо.
   Шилишигу я приручал целую неделю. Наконец, коридорный обитатель соизволил заглянуть ко мне в гости. И то хлеб. Есть с кем словом перекинуться, когда на работе задерживаешься, а задерживаюсь я почти каждый вечер. Мне на ухо нашептали, что зовут его Пахомычем.
   Существом Пахомыч оказался дружелюбным, беззлобным, если и озорничал то по-доброму. Мне показалось, что шилишигу хоть и тянет к людям, но свое общество он не навязывает. Стеснительный товарищ. Пока не позовешь, не придет, хоть и будет сопеть за дверью или поглядывать из-за шкафа.
   Так проходили дни за днями. Я привык к незатейливому быту рабочего поселка, столовской еде, шумным соседям. Мне нравились вечерние прогулки от конторы и до общаги. Погода стояла хорошая. Легкий морозец. Ветра почти нет. Благодать! Единственное что меня удивляло, так это местные. Одеваются легко и жалуются на холод! Пятнадцать градусов это разве мороз? Да еще воздух сухой. Благодаря чему мороз легче переносится. После Норильска мне местная зима казалась необычайно теплой.
   А потом ударили морозы. До минус двадцати пяти. Однако я не изменил своей привычке к ежевечерним моционам. Если идти быстро, замерзнуть не успеваешь.
   - Добрый вечер! - вваливаюсь к комендантше. - Ключи, пожалуйста.
   В общежитии тепло. Кожа после мороза горит.
   - Держите.
   - Хороша погодка! Морозец легкий.
   - Да Вы что?! - глаза Марьи Михайловны расширяются. - Холодрыга жуткая.
   - Так это разве мороз. Так себе. Я вон пешком от кольца дошел, и ничего.
   - Ну, Вы даете! - глаза нашей хозяйки светятся неподдельным изумлением, смешанным с восхищением. - Замерзнуть же можно.
   - Так близко, пара километров - мне нравится играть роль этакого северянина, чуть грубоватого аборигена со скалистых берегов далеких скандинавских фьордов, или дикого эскимоса из-за полярного круга.
   Про себя отмечаю, что влажность имеет значение. У меня на родине когда на улице под тридцать градусов мороза да с ветром, так не погуляешь, нос и щеки моментально белеют. Пока от остановки до работы добежишь, замерзнешь как сосулька. Да, здесь климат лучше, де еще Станция, как мне кажется, влияет. Почему-то на стройплощадке вообще мороза не чувствуешь.
  
   Прибытие.
  
   А как хорошо все начиналось. Разговор с директором Департамента не предвещал ничего кроме небольшого беспокойства и нескольких телефонных звонков. На первый взгляд не предвещал.
   - Что происходит? - Владимир Иванович грозно хмурит брови. - Мне кто-то может сказать: куда это всё катится?!
   Хороший вопрос. Все с кем я уже разговаривал, задают один и тот же вопрос: "Что происходит?". Интонации самые разные, от легкого недоумения, до гневного негодования. Смысл один - мы работаем на Станции уже третий месяц, а результатов нет. Руководство, ясный пень, волнуется.
   А когда большие командиры высказывают обеспокоенность, у маленьких начальников глаза на лоб лезут, о простых специалистах я уж и не говорю. Люди опытные, повидавшие воспринимают начальственный гнев и начальственное беспокойство философски: и это пройдет. Если будешь воспринимать все слишком близко к сердцу, быстро сгоришь.
   - Почему работа не идет? - вопрошает директор департамента. Вопрос риторический. В кабинете мы одни, и ответить что-то относительно осмысленное я при всем желании не могу. Не компетентен я в этом деле. Мы оба это прекрасно знаем, но Владимир Иванович сегодня получил вздрючку от генерального, ему надо срочно найти ответы на простые такие и одновременно сложные вопросы.
   - Собирайся, съездишь на Станцию, разберешься на месте.
   - В чем заключается моя задача? - я совершенно серьезен. Такие задания требуют четкого разграничения ответственности и понимая цели работы. Руководство обожает давать заданиям расплывчатые формулировки, а потом спрашивать по полной программе.
   - Ты специалист грамотный, на месте разберешься. Выясни, почему не идет работа. Посмотри план, мы должны его выполнить.
   - А если дело не только в планах? - самые худшие опасения оправдываются, командир, видимо, сам не знает, что именно я должен делать.
   - Разберешься, выяснишь, позвонишь и доложишь.
   - Хорошо. Выписываю командировочное и иду за билетами.
   Я еще не понимал, я только чувствовал, что вляпался по самые помидоры. Даже в наркотическом бреду, библейском кошмаре не представить, что меня ожидало впереди.
  
   - Постарайся хотя бы подписать акты выполненных работ - напутствовала меня наш начальник отдела.
   - С кем хоть там можно контактировать?
   - Позвони Павлову Валентину Петровичу, наш начальник производственного отдела.
   - На Станции?
   Елена Александровна кивнула бровями и прищурила близорукие светло-голубые глаза. Человек она неплохой, для своих. А с не нашими крута как терминатор. Судя по ее словам, от меня требуется выполнить программу минимум. Хотя бы хоть что-то подписать у заказчика. И естественно, это я уже сам понимаю, разобраться в ситуации. Найти причину. Об этом Елена Александровна не говорит, но ясно, что очень многое зависит именно от того: найду я корень всех проблем, или нет.
   - Не беспокойся, мы тебя не бросаем. Звони. Что нужно будет, поможем. Но вообще то, командует на Станции господин Найденов - в голосе начальницы звучит легкое пренебрежение. Я уже заметил, что Бориса Найденова у нас недолюбливают. Его считают выскочкой и мажором.
   - Хорошо. Разберусь. С Борей ругаться не буду.
   Вот здесь я не ошибся. Точно и верно построил фразу со всеми нюансамиЈ оттенками и смысловыми полутонами. Иногда бывает важно дать человеку понять, что разделяешь его точку зрения. Именно дать понять, а не прямо заявить. Это опять нюансы психологии и взаимоотношений в большом коллективе.
   Поддержка прямого начальства обеспечена, Владимир Иванович тоже выступит на моей стороне, если это не будет мешать его личным интересам, и если я правильно доложу именно то, что нужно. Фланги прикрыты. Можно подниматься в атаку. Боже! Каким я тогда был наивным!
  
   Мне с детства нравятся поезда. Помню тревожное, сладкое чувство, возникающее от одного только запаха источаемого железной дорогой. Запах обещающий незабываемое путешествие к дальним странам, в неведомые земли, к берегам далеких южных морей. Грохочущий по рельсам состав. Звериная сила линейного локомотива. Несущая тебя далеко-далеко стальная махина. На мальчишек это действует.
   С тех пор много воды утекло, а память о впечатлениях осталась. Неведомых земель нет, дальние страны поражают экзотикой огромных помоек, южные моря мне давно приелись, предпочитаю моря северные и западные. Они куда чище. Воздух Балтики и Норвежского моря свеж, очищает душу, дает заряд бодрости в отличие от напитанных полуденной негой, ленью и расслабленностью испарений теплых вод Черноморья со Средиземноморьем. Тропические острова тоже быстро приедаются.
   Больше суток на дорогу. Пересадка в Москве. За последние годы транспортная сеть деградировала, маршрутов стало меньше, вместо десятка транспортных узлов децентрализованной сети, образовался один мегаузел, через который и идет все сообщение между севером и югом, востоком и западом.
   Три часа на вокзале в Москве пролетают быстро. С одной стороны пауза слишком велика, чтоб просто выйти из одного и сесть на другой поезд. И пауза слишком мала, чтоб прогуляться по городу. Привокзальный район мне не интересен, а ехать куда-то на метро.... Не успеешь доехать, как придется возвращаться назад.
   Остается найти сравнительно чистое место с относительно приличными соседями и читать взятый в дорогу детективчик. Легкое одноразовое чтиво с гениально удачливыми дилетантами, переходящими из книги в книгу авторскими пёрлами и непременным хеппи-эндом. Самое то для дороги, не жалко "забыть" в поезде.
   - Молодой человек, а куда Вы едете?
   - И что?! - поднимаю голову. Не люблю бестактные вопросы, особенно на вокзале.
   Готовая сорваться с языка колкость замерзает на губах. На скамейке рядом со мной сидит пушистая дымчатая кошка. Зверюга вальяжно потягивается, оборачивается хвостом и открывает пасть:
   - Я так спрашиваю, разговор поддержать.
   - Эм, хр - напрочь теряю дар человеческой речи. Озираюсь по сторонам. Нет, на шутку не похоже. Напротив клюют носом двое пенсионеров. Слева от меня расположилось целое семейство, путешественники пытаются превратить железную скамейку в обеденный стол с вековечной вареной курицей, яйцами и салом. Справа за кошкой дремлет мужичок в засаленной дубленке. Нет, не он, мужик явно спит. За спиной у меня тоже подозрительного контингента не наблюдается.
   - Да, скучно здесь - при этом я чувствую себя идиотом.
   - Это Вам скучно - голос у кошки высокий девичий, совсем не напоминает кошачий мяв. - Вокзал это вечное движение. Кипение и бурление. Здесь интересно. Сытно, опять же.
   - Мышей ловите?
   - Ну, что Вы. Какие здесь мыши? Водятся, конечно, так ведь их есть нельзя. Натуральный химический продукт. Ртуть, свинец, окислы всякие. Это если органические яды не считать. От них даже пахнет не мясом, а маслом и креозотом. Городские промышленные мыши.
   - Да, тяжелые времена.
   - Это Вам так кажется. На вокзале тепло, порядок, чисто, бомжей нет, таджиков нет, пьяных нет. Милиция бдит. У нас здесь хорошо.
   Глядя на лоснящуюся шерсть и довольную мордочку собеседницы можно было поверить, что говорит она правду. А почему бы и нет? Кошкам здесь должно быть неплохо. Особенно если найдется добрая душа, будет подкармливать бедное животное.
   - Эх, вокзал, поезда, романтика. Я когда маленькой была, бегала поезда провожать. Представляешь: у меня даже любимый поезд был Москва - Новороссийск. Мечтала в один прекрасный день просочиться в вагон и уехать к морю. Глупая была, маленькая.
   - Почему глупая? Мы все мечтали уехать далеко-далеко, в сказочные земли, волшебные страны.
   - Ты тоже? То-то выглядишь как завзятый путешественник, сумка небольшая, одежда приличная, удобная и не маркая, ботинки крепкие.
   - Командировка. Не навсегда же еду.
   - Ты там смотри - кошка повела ухом. - Осторожнее будь. Это только кажется, что не навсегда. Дальние земли они того, затягивают.
   - Какие там дальние, рассейская глубинка.
   - Кому и глубинка далеко. Да, ты там встретишь Бегемота, передавай привет от Алисы с Комсомольской. Он поймет.
   - А что за Бегемот? И я не говорил, куда еду.
   Кошка исчезла. Вот только сидела и разговаривала, а сейчас рядом со мной пустое сиденье. Однако.
   Замечаю, что люди бросают на меня недоуменные взгляды. Значит, я с кем-то разговаривал. Показалось? Или что это было?!
   Добро, времени много, до отправления три четверти часа. Забрасываю сумку на плечо, подхватываю ноутбук и двигаюсь на перрон. Признаться со времен беззаботного детства я к поездам отношусь уже без того восторга. Взрослые все воспринимают иначе, мы видим вещи под другим углом, не так как дети. Однако плюс командировки в том, что на билетах можно не экономить, не я плачу, а работодатель. К черту плацкарты! В этой поездке к моим услугам приличные купе в новеньких вагонах.
   Уже в поезде я звоню Павлову, напоминаю, что прибуду завтра утром, выслушиваю в ответ обещание, что меня обязательно встретят на вокзале. И это есть гут. Еду, черт знает куда. Первый раз в этом городе. Надо будет добираться до поселка и нашей конторы при Станции. Это полсотни верст от города. Куда ехать? Я только названия помню. Знаю только, что электрички туда не ходят.
   Ужинаю в вагоне. Гляжу на проносящиеся за окном пейзажи Подмосковья, какой-то огромный дачный поселок размером с небольшой город. Бутерброды с копченой колбасой и сыром в дороге самое то. И еще кружка дымящегося чёрного кофе. Кипяток из титана, а кофе свой. Я всегда беру в дорогу маленькую баночку.
   Соседи попались нормальные. Вечер коротаем за немудреными разговорами. Чисто за жизнь, ни чего серьезного. Обычный треп со случайными попутчиками, которых видишь первый и последний раз в жизни.
   Я все не могу забыть происшествие на вокзале. Почудилась мне говорящая кошка или нет? Я уже на сигареты грешил. Нет, вкус и аромат обычного табака, без терпкого привкуса восточной травки Мариванны. И нет больше галлюцинаций! Курю в тамбуре третью сигарету, и ничего необычного. Слоны сквозь стены не заглядывают, двери не разговаривают, у проводницы клыки не лезут. Странно. Я точно помню разговор, свои ощущения, мысли. Все было путем. Все нормально, вот только кошка.... Это да, так не бывает.
   Рано утром я был на месте. Легко сказать, рано утром - поезд пришел в половине шестого. Время местное, оно же московское. Старое здание вокзала, контингент в зале ожидания на скамейках посапывает. Сонная растрепанная буфетчица за стойкой. Бравая железнодорожная милиция демонстрирует активность.
   От нечего делать выхожу на улицу. Ночной город. Снег. Передо мной привокзальная площадь, за ней дома в стиле сталинский ампир. Тут же появляются надоедливые таксисты.
   - Куда едем?
   - Такси. Не дорого.
   - Садись.
   Сразу видят потенциального клиента. Вот только облом вам, ребята. Я не люблю навязчивый сервис. Терпеть не могу, когда незнакомые люди с первой фразы переходят на "ты". Я не знаю, куда мне ехать. Догадываюсь, что общественным транспортом будет куда дешевле, чем на такси. А самое главное - меня должны забрать с вокзала.
   Стою, дышу утренним, чистым воздухом этого города, окидываю взглядом ряды машин, закрытые киоски, темнеющую вдалеке автобусную остановку. На приставания таксистов внимания не обращаю. В лучшем случае резкое движение головой или короткое "нет". Нет смысла объяснять людям, что я никуда не спешу. Всему своё время и своё место.
   Ровно без пятнадцати семь звонит мобильник. Павлов сообщает, что сейчас они подъедут. Опять выхожу на крыльцо. Ага, к вокзалу подруливает белый джип нехилых габаритов. Это за мной.
   Из машины выгружаются трое пассажиров. Здороваемся. Обмениваемся улыбками. Стандартные фразы. Из троих мне знаком только Борис Найденов. Валентин Павлов оказывается невысоким круглолицым толстячком. Третьим в компании габаритный дядечка с длинными усами. Называют его уважительно Васильевичем.
   Мы едем на Станцию. Машина прет по просыпающемуся городу. Дома, улицы, длинный мост через реку, я и не думал, что здесь такая широкая река. На льду чернеют рыбаки. Затем опять городские кварталы. Куда мы едем? Где мы находимся? Понятия не имею.
   Да, по дороге мы еще останавливаемся у банка. Васильевичу требуется срочно снять деньги с карточки.
   - Никогда раньше не видел этот город.
   - И не увидишь - заявляет Найденов. - Рано утром выезжаем, к ночи возвращаемся.
   - А воскресенья?
   - Не спеши, ты все в свое время узнаешь - непередаваемый малороссийский акцент у Васильевича звучит особенно колоритно.
   - Что мы в прошлое воскресенье делали? - усмехается Найденов.
   - Не помнишь?
   - Килечка! - причмокивает Павлов.
   - Так после тебя уже не осталось.
   - Все спорол? - хохочет Борис Борисович - Васильевичу на утро не оставил?
   Я не понимаю половины сказанного. Разговор чисто для своих, со своими, понятными только своим намеками и шуточками.
   Давно это было. Целых две недели прошло, а мне иногда кажется, что два месяца.
  
   Куратор.
  
   - Так что скажешь? Опять пытаешься меня на подпись раскрутить? - Виктор Николаевич оторвался от экрана компьютера, взгляд у него странный, как будто он пытается сообразить, как лучше всего от меня избавиться.
   Интересное начало разговора. Мне уже говорили, что с Яковлевым работать очень сложно. Но не так же прямо в лоб?
   - А что говорить - усмехаясь, протягиваю ему бумаги. - Работа сделана, объемы есть, пора визировать и закрываться.
   - Ну, ты же должен знать: я абы как не подписываю - куратор хмурится.
   Спокойно выдерживаю паузу. Сейчас нельзя ни просить, ни повышать голос. Только нормальные реакции уверенного в своей правоте человека. Суетиться тоже не надо. Просто так я от него не уйду. И он это понимает. Я на станцию приехал не для того чтоб простецкую рожу и придурковатые блеклые светло-серые глаза товарища Яковлева созерцать, мне надо дело сделать, ситуацию выправить, и домой ехать. Задерживаться дольше необходимого я здесь не намерен.
   - Вот до вас работала "Западная компания". Они сразу приходили с полной раскладкой: где, что и сколько.
   - Так пожалуйста, прямо сейчас и раскидаю. У меня тридцать процентов колонн первого этажа. Диафрагмы, балок немножко.
   - А вот это вы не делали - Яковлев буквально впивается в бумагу. - Видишь, эту позицию?
   - Три колонны. Мелочевка. Полный объем.
   - Это такие маленькие колонны в секторе лестничного блока. Вы их только заармировали.
   - Ладно, это вычеркиваем - смеюсь. Мелочевка. Объем в два куба бетона значения для меня не имеет. Речь идет о куда больших цифрах. Но куратору надо показать свою значимость. Пусть показывает. Я все равно заберу эту работу, не сейчас, так через месяц. Если честно, я сам не помню эти колонны. Данные взял у производственников.
   Возвращаю Яковлеву акт.
   - Вычеркивайте.
   - Сам вычеркивай. И расписывайся за каждый пункт.
   Молча пожимаю плечами. Я первый раз встречаюсь с таким неадекватом. Кураторы всегда сами правят объемы. Сами, ручкой, сверяясь со своими данными.
   - Я у тебя лишний раз распишусь, а ты потом с моей подписью побежишь дальше, дескать, Яковлев расписался.
   - Так ты же не за объемы расписываешься, исправления.
   - За объемы. Вот это вот, что вы там нарисовали: коэффициенты, умножили, перемножили, индексы там всякие, рубли, это мне не интересно. Я вот здесь вот под объемами расписываюсь.
   - А как у тебя официально должность? - если собеседник перешел на "ты", то отвечаю ему тем же.
   - Зачем? - Виктор Николаевич чуть было не подпрыгнул на месте.
   - Надо же в следующий раз культурно тебя в акт вписать. Середа есть, Винторезова есть, наш командир есть и ты, чтоб был.
   - Не надо вписывать. Я не за деньги, я только за объемы расписываюсь. Видишь - палец куратора утыкается в графу под расшифровкой объемов, выше пересчетов в текущие цены.
   Пока Яковлев аккуратно крыжит акт и разносит выполнение по смете, немного отодвигаю стул и раскладываю свои акты на столе. Начало положено. Раз начал подписывать, то и остальное подпишет.
   Следующий акт. Вопросов у Виктора Николаевича нет. Гм, а расписался он действительно, не внизу расчета как все нормальные люди, а точно под объемами, да еще каждую позицию пометил галочкой. В другой ситуации такая перестраховка показалась бы мне комичной, но не сейчас. С тоской понимаю, что это далеко не последняя встреча с товарищем Яковлевым.
   За окном светит яркое солнышко. Иней на деревьях искрится. С третьего этажа видны проталины и промоины на льду рекуперативного бассейна. И, кажется, там дальше река проглядывает. Нет, сам лед не видно, но те холмы это явно крутояр противоположного берега.
   Мое внимание притягивает приземистое, невзрачное здание первого блока Станции. Над вытяжной трубой кружатся большие птицы. Откуда они здесь?
   Достаю очки и подхожу к окну. Гм, а это не птицы, это хуже. Над блоком кружат ангелы. Удивительно! Мне уже рассказывали, что раньше они очень редко встречались. Даже считалось, что ангелы это миф, сказки для детей. Этой же зимой постоянно летают. Неужели дела с экологией так хороши?! Или причина в другом? Не знаю. И вообще, влияет ли плохая экология на поголовье ангелов? Надо бы между делом выяснить.
   Жрут то они отнюдь не один нектар с полевых цветов и росу с лесных трав. Помню, два дня назад видел в поселке нажратого до потери ориентации небесного вестника. Ангел брел по проезжей части. Из оттопыривавшегося кармана выглядывало горлышко бутылки. Кончики крыльев и хвост волочились по асфальту. Каждые пять минут ангел поднимал голову к небу и из его глотки вырывался гортанный возглас: "Алилуйя!". На сигналившие машины и матерившихся водителей крылатый символ чистоты и благолепия не обращал никакого внимания.
   Однако я отвлекся. Яковлев как раз закончил крыжить акт. Подкладываем ему следующий. У меня уже теплится надежда, что все пройдет как надо. Любит человек перестраховываться, пургу какую-то несет, ну и пусть. У каждого свои странности. Главное, чтоб подписывал!
   Сбой произошел на четвертом акте. Видимо, Виктор Николаевич решил, что он и так слишком много подписал.
   - А это что такое?
   - Металл. Опорные конструкции колонн.
   - Вы их еще не смонтировали.
   - Это как?! - мои глаза непроизвольно лезут на лоб.
   Я сам только вчера видел все эти плиты. Установлены, выверены, зафиксированы.
   - Ты видел как они стоят?
   - Видел.
   - Они же на анкерах висят. На тонких прутиках, а бетонной подливки нет. И я не разрешал подливать.
   - Ёшкин кот! Их положено сначала выставлять по отметкам с теодолитом, по уровню, а потом уже можно будет подливку делать - рычу не сдерживаясь. Такого рода заявления любого выведут из себя. Это ж надо быть таким безграмотным! Или меня считать идиотом! Анкера как раз и рассчитываются на все нагрузки, в том числе и на вес здания.
   - Я и не беру подливку. Видишь, только чистый металл.
   - Читай здесь написано: "Акт приемки выполненных работ" - куратор чиркает ногтем по листу. - Если здесь будет написано "Акт невыполненных работ", то я подпишу. Что угодно себе сочиняйте, планы свои пишите, я все подпишу. Но в "Акте невыполненных работ".
   - Слушай, плиты стоят. Вес точный, сравни с проектом.
   - Вы акт монтажа не подписали.
   - Так подпишем - сдаваться я не собираюсь. - Нам все равно колонны ставить.
   - Вот когда, тогда и....
   - Так смонтировано. Стоят! Пошли, покажу.
   - Я вчера видел. Подливки нет. Я не разрешал подливать - куратор пошел по второму кругу. Пропускать нам металл он явно не намерен.
   - Ладно. Отложим - про себя думаю, что передам эстафету Барабайде, он с Яковлевым каждый день встречается. Должен дожать.
   Спокойно, протягиваю куратору следующий акт. Не тут-то было. Наш друг явно думает, что свой план по подписанию актов он выполнил.
   - Это что такое?
   - Перекрытие.
   - Я же говорю - пишите сразу: "Акт невыполненных работ"!
   - Выполненных, это именно выполненные работы.
   - То, что вы там залили бетон без разрешения?
   Тяжело вздыхаю и медленно выпускаю из себя воздух. Он меня достал. Следующие минут десять Яковлев художественно расписывает, как наши люди его якобы обманули, подсунули что-то не то, ввели в заблуждение второго куратора товарища Середу и таки залили бетон без разрешения.
   История была мутная. Каждый говорил по-своему. Что там было на самом деле, я так до конца и не выяснил. Был аврал. Яковлев знал, что надо заливать до снегопада. У нас все было готово. Тем более работали во вторую смену. Да и не дали бы нам пропуска на бетоновозы без подписи Яковлева. Явно, наш Виктор Николаевич работу разрешил, махнул рукой, а потом что-то вспомнил, испугался и пошел на попятную. Бетон уже везли, отказываться от него было нельзя, просто так выкидывать, это нам прямой убыток. Как прорабы спишут вылитый на землю бетон? Естественно, залили в опалубку.
   Куратор видимо решил, что нашел благодарного слушателя, и продолжал свои словоизлияния. Оказывается, мы не только залили конструктив без разрешения, но еще и температуру мерим неправильно! Я с ним не спорил. Бесполезно это. И без Яковлева знаю, что есть несколько схем измерения температуры зимнего бетона. Мы работаем правильно. Данные у нас точные. Приборы хорошие. У нас ни разу не было претензий к точечным термопарам.
   Пусть изгаляется. Или он так привык, или просто не знает, что нормальные люди давно уже не оставляют в монолите измерительные каналы. Есть специальные приборы, которые дают точные данные поверхностной температуры, и есть правила расчетов температуры внутренней. Которая не сильно то и отличается от поверхностной, и уж явно не будет ниже.
   Наконец я решаюсь предложить компромисс.
   - Давай так, вот эти сорок кубов перенесем на следующий месяц, а остальное визируем.
   - Что остальное? - в глазах Яковлева не отражалось ни одной мысли, только испуг.
   - Балки, само перекрытие кроме спорного участка - я уже прикидываю, что останется больше пятисот кубов. Мало конечно, но столько сделали. И всё равно, мы своё заберем.
   У нас не бывает такого, чтоб работу выполнили и подарили ее заказчику бесплатно. Только если взамен чего-то, только на равных условиях, только если руководство на верхах сторгуется уступка за уступку.
   - Я же тебе говорил: когда бетон 28 дней выстоит, еще раз посмотрим, тогда и подпишу.
   - Разговор о сорока кубах, а здесь у меня в десять раз больше! Мы все это сделали! Нормально, без проблем. Все актировано.
   - Ну, где там - лыбится куратор. - Ты видел какой должен быть бетон, а какой у вас?
   Молча собираюсь, убираю все свои документы в папку. Разговор окончен. Больше я из этого гада ни копейки не выжму. Сегодня. Но ничего, мы еще повоюем.
   Пока спускаюсь вниз, мне на сотовый звонит Барабайда. Главный инженер в свойственной ему манере интересуется, какого дьявола я держу машину? Ему, видите ли, надо срочно ехать. На автомате отвечаю ему его же интонациями и с теми же словами. Неловко получилось, перед случайными свидетелями. Представьте себе: идет по коридору человек и орет в трубку диким многоэтажным матом. Зато Барабайда немного успокоился, снизил тон и даже поинтересовался успехами. Для него это прогресс.
   К моему приезду в контору, уже все устаканилось. Хотя люди рассказывали, день был веселый. Николай Васильевич рвал и метал, у него опять дела шли наперекосяк, и таким образом он сбрасывал давление пара в котле. Мне кажется, в буквальном смысле слова.
   - Ну что? Подписал? - Барабайда выкатил на меня буркала и забарабанил ладонями по столу.
   - Нифига.
   - Я же тебе говорил. Яковлев ничего не подпишет.
   - А на?!
   - Мы ему слишком много обещали, и товарищ Найденов все похерил.
   - Я не понял, зачем ему давать за честные, подтвержденные объемы?
   Смысл понятен. Я лично считаю, что нельзя куратору обещать лишнего, и тем более нельзя платить за то, что тебе и так положено.
   - Он со всех вымогает.
   - Говоришь, Борис ему что-то обещал?
   - Он многим обещал.
   - И?
   Николай Васильевич машет рукой и выбегает из кабинета. Из коридора доносится трубный рев:
   - Серега!!!
   Ну и фиг с ним. Я сегодня слишком устал, чтоб обращать внимание на такие вещи. Вымотал меня Яковлев, вымотал. Захожу к Найденову, докладываюсь. Молча выслушиваю поздравления с почином. Борис обещает, что остальные акты нам тоже подпишут. На его веснушчатой роже играет искренняя улыбка.
   Я в свою очередь молча машу рукой, совсем как Барабайда три минуты назад. Заходить к себе я не хочу, из коридора слышно, что Николай Васильевич воспитывает непутевого молодого человека. Сергей опять спорол фигню да еще умудрился запутать главного инженера.
   Незаметно приближается вечер. Я даже этого и не заметил. На лестнице что-то яростно шуршит бумагой. В углу под потолком загорается тусклый красноватый огонек. Затем он гаснет, но зато весь угол моментально заплетается паутиной. Из-за старого сейфа высовывается мохнатая лапка и хватает меня за штанину.
   - Соскучился?
   - Ург, аув - лапка исчезает.
   - Соскучился.
   На душе становится тепло. Хоть одна живая душа да мне рада. Вместо перекура заглядываю к Жанне. Пьем кофе, сплетничаем о том, о чем. Жанна интересуется, почему Барабайда сегодня так громко орал, и в честь чего он обещал меня уволить?
   - Интересно девки пляшут. По четыре штуки в ряд - настроение резко повышается. Значит, я таки довел нашего самого главного инженера до кондиции. Уволить он меня не может, я лично ему не подчиняюсь, у меня свое начальство, правда, находится оно далеко. Меня даже Найденов уволить не имеет права, хоть и может этому поспособствовать. Они оба могут усложнить мне жизнь, но только если совсем достану. Ну и ладно, я за свое место не держусь. Не так то просто найти идиота на мою должность с объектом у чёрта на куличках. Многие сами сбегают, увидев висящее над Станцией мертвенно-бледное холодное сияние.
   - А серьезно?
   - Ты слышала, я только что с ним разговаривал, спокойно, нормальным тоном.
   - Что там у тебя случилось? Ну, расскажи - сказано это тоном маленькой избалованной девочки, хотя Жанна Николаевна старше меня.
   - С Яковлевым пообщался.
   - А, а что наши болваны? - она частенько называет Павлова и Барабайду болванами. Иногда и Найденову достается. Естественно, за глаза.
   - Они завтра поедут.
   Подношу кружку к губам и отворачиваюсь к шкафу. Меня вдруг сильно заинтересовали коробки с проектами. Жанна понимает, что разговор окончен и отворачивается к компу. Попивая кофе, подхожу к окну, гляжу на занесенную снегом стоянку. Я стою за спиной у Жанны. Затем поворачиваюсь, так я и думал: на экране компа знакомое оформление популярной социальной сети. Дама времени даром не теряет, активно переписывается с подругами.
  
   Сергей еще до пяти вечера сочиняет причину, почему он не может задержаться и должен срочно ехать в город. А ведь обещал сегодня утром, что все доделает.
   - Слушай, тебе сроку до обеда довести расчет до ума и сдать заказчику. Люди ждут.
   - Андрей Владиславович, я всё, всё доделаю. Осталось свести объемы в таблицу и добавить исходники.
   - Исходники нашел?
   - Мне их завтра пришлют.
   - Когда? - незаметно для себя повышаю голос. Мне уже надоели постоянные сережкины "завтраки".
   - Утром пришлют. Видишь, я все равно сегодня без весовых раскладок не могу ничего сделать.
   - Давай доделывай - упираюсь кулаками в стол и нависаю над молодым человеком. - Если завтра до обеда не отвезешь расчет, отдам тебя Павлову. Будешь у него графики рисовать. Месячные там, недельные. Гм, планы расписывать.
   - Андрей Владиславович! - на щеках молодого человека вспыхивает румянец.
   - Пойдешь к Павлову.
   - Я не для того учился.
   - Значит, сдавай расчет. Мать, перемать и вымать! Хватит фигней маяться! Тебя трубные проходки месяц дожидаются! Ты даже не выяснил, где такую сталь найти можно.
   Постепенно успокаиваюсь. Не стоит оно того. Нервы дороже.
   Разумеется, Сергей минут через пятнадцать собирается и сматывается не попрощавшись. Сразу после его ухода в кабинет заглядывает Борис Борисович.
   - А этот где?
   - Сбежал.
   - Хоть что-то он сделал?
   - Обещает завтра к обеду все добить - ехидно ухмыляюсь.
   - Ты давай, дожимай его. Сколько можно эту ерунду считать?
   Пожимаю плечами и поднимаю очи горе. Мне самому это все надоело хуже горькой редьки. На объекте бордель сущий. Работа не идет. Кураторы борзеют и желают странного. Мы даже акты подписать не можем, выполненные работы не в силах подтвердить! Ужас! Да еще этот сверхамбициозный юноша второй месяц в трех цифрах плутает.
   - Андрей, надо рассчитать нормы арматуры. Ну, знаешь колонны каркаса.
   - С учетом изготовления каркасов?
   - Да.
   - Вот, как раз Сергей завтра освободится и займется - мне, честно говоря, неохота заниматься этой тягомотиной, да и задание очень похоже на то, что сейчас досчитывает наш Сереженька.
   - Ты же знаешь: дело серьезное, поэтому Сергей к нему подойдет как к очень большому и сложному вопросу. Постепенно, медленно, не торопясь. Месяц будет исходники собирать. Раз пять заказчика до белого каления доведет. Раз десять все переделает. Надо срочно - заканчивает Найденов.
   - Завтра займусь - про себя думаю, что не буду ничего рассчитывать. У меня и без того вопросов больше чем надо. Можно ведь просто поднять справочники, взять СНиПы, найти нужные цифры и доказать их заказчику. Все просто: пишешь письмо, даешь ссылку на норматив и этого достаточно.
   - Давай, действуй.
   Закуриваю прямо в кабинете. Все равно никого здесь нет, запах к утру выветрится. Идти на лестницу мне лень. Через приоткрытую дверь доносится скрежет ключа в замке, затем слышатся удаляющиеся шаги. Найденов и Барабайда уезжают на площадку. У мужиков вечерняя планерка. Будут пытать прорабов, что те сегодня сделали, а если нет, то почему?
   Придавливаю бычок каблуком и бросаю его в коробку для мусора. Лезу в шкаф. На нижней полке у меня должно было остаться печенье. Так и есть, не все сожрали. И конфетки есть. Ставлю сладкое на стол. Себе завариваю растворимый кофе.
   Минут через пять в дверь осторожно скребутся. Отхожу к окну, намеренно не смотрю в сторону двери. По полу цокают коготки. Тихий скрип стула.
   - Пришел? Угощайся.
   На столе с документами, опершись спиной на стопку чертежей, восседает шилишига. Ловкие лапки ночного обывателя вылавливают их коробки кусок сахара. Пахомыч обнюхивает угощение, пробует на язык.
   - Чай будешь?
   - Ухум.
   - Сейчас налью. Из пакетика будешь?
   - Аха.
   - А кофе?
   - Найн.
   Черная мордочка презрительно морщится. Пахомыч у нас сладкоежка. Пьет только чай. А в хорошей компании под задушевный разговор удовлетворится и водой с сухарем.
   - Угощайся - ставлю перед гостем чашку.
   Пахомыч тут же вылавливает из чая пакетик и ловко швыряет его в ящик с черновиками. Чашка для него тяжеловата, поэтому пьет он, наклонив чашку к себе. При этом громко фыркает и чавкает.
   Шилишига ростом невелик, зато ловок как обезьяна. В мгновение ока взбирается на шкаф, взлетает по шторе на гардину, ныряет за батарею. Мне кажется, что если он захочет, то спрячется даже в абсолютно пустой комнате. Как - не спрашивайте. Говорю, что знаю.
   - Ухум - хмыкает гость. На хитрой мордочке поблескивают глазки-бусинки.
   Сахарок он уминает аккуратно, держит кусок обеими лапками, ни одной крошки не роняет.
   - Слушай, а тебе не скучно здесь жить? - неожиданно в голову приходит сумасшедшая идея. - Давай, я тебя с собой увезу. Большой город. Красивый. Рядом лес, река широкая. Люди у нас хорошие.
   - Ум - Пахомыч мотает головой из стороны в сторону.
   - Не хочешь? Ты подумай. Жить будешь у меня. Квартира небольшая, но уютная - о том, как отнесутся к новому жильцу жена и дети, я не подумал. А стоило бы. Почему-то многие при виде шилишиги визжат, по столам скачут, пытаются на люстру залезть или очень быстро выскочить из комнаты, забыв при этом открыть дверь.
   - Н-найн - морщится собеседник. Потом улыбается и застенчиво так трогает меня лапкой.
   - Понимаю, скучно тебе. Не хочешь, чтоб я уезжал.
   - Ага!
   - Не могу я. У меня свой дом. Вот, разгребусь с текучкой, доведу дело до конца и уеду. Меня дома ждут.
   Пахомыч втягивает голову в плечи и бросает на меня жалобный взгляд. Затем поворачивается к кипе бумаг и вытягивает из нее письмо.
   - Ах ты!
   На мордочке шилишиги играет лукавая улыбка. Нашел ведь поганец, куда меня носом ткнуть. Отчет о залитом бетоне. Целых 136 кубов за месяц. От одной этой цифры становится так тоскливо, хоть волком вой. Мало, очень мало, надо в десять раз больше. Будем заливать по тысяче, тогда всё будет хорошо, а пока.... И думать не хочется.
   Пока я читаю отчет, шилишига исчезает. Вот только сидел на столе, и нету. Только пустая чашка осталась.
   С работы я ухожу последним. До общаги добираюсь пешком. Это утром спешишь, а сейчас времени больше чем надо. Можно спокойно прогуляться. Под ногами скрипит снег. Рядом с шумом проносятся машины. За посадкой горят огни дачного поселка. Небо затянуто облаками. Ни звезд, ни луны. Или лун? Судя по календарю, сегодня должны светить обе луны.
   Оборачиваюсь. Да, в стороне Станции полыхает зарево. Знаменитое сияние. Ледяной свет ионизированного воздуха. Мне кажется, Станция предупреждает, напоминает об осторожности, говорит мне, что это еще только цветочки, дальше будет хуже. Безмолвное гудение, беззвучный грохот небес. Знак для слабых духом: "Стой! Возвращайся. Не всем суждено отсюда вырваться".
   В общежитии весело. Начальник третьего участка лечит нервы ударной дозой сорокаградусной. Пить втихую он не умеет. Душа требует размаха, душевного разговора, беготни по коридору. Ровно в полночь он вдруг вспоминает, что не сказал что-то важное, нужное геодезистам. Коридор сотрясается от стука в дверь. Затем следует громкий разговор по душам. Звучат крайне эмоциональные возгласы. Соседи пытаются утихомирить разбушевавшегося товарища. Шума от этого меньше не становится.
   Мне лень одеваться и идти смотреть на эту пьяную разборку. И без меня обойдутся. Вспоминаю, что на стол Найденова каждую неделю ложатся письма с жалобами на наших работников. Люди регулярно попадаются охране жилого городка. Причина настолько банальна, что о ней и говорить смысла нет.
  
   Дорога.
  
   Я люблю путешествия, спокойно отношусь к командировкам. Любая поездка для меня это дело приятное, это шанс изменить жизнь, или, по крайней мере, напитаться впечатлениями, встретить интересных людей. Поэтому и к новому заданию я отнесся спокойно. И что здесь такого? Скататься на Станцию, выяснить обстановку, переговорить с заказчиком, подписать что возможно - обычная работа технического специалиста.
   Провинциальный маленький аэропорт. Здесь все просто и понятно. Досмотр на входе, два окошка регистрации, магазинчики, три скамейки в углу, это вроде как зал ожидания. Регистрацию прохожу без задержек. Багаж оформляю трансфертом. Лечу с пересадкой во Внуково, но самолетами одной компании. Так удобнее.
   Предпосадочный досмотр. Эх, заколебали меня эти приснопамятные меры безопасности. Приходится снимать не только верхнюю одежду, но и ботинки. Все прогоняют через рентген. Видимо, опасаются, что ушлые ребята могут в каблуках что незаконное протащить.
   Раннее утро. До посадки еще минут сорок. На летном поле темень. За окном выделяются белесые тени самолетов. Наш аэропорт невелик, рейсов немного, мы находимся вдалеке от основных воздушных трасс и самолетов на поле мало.
   Громко, заразительно зеваю, на осуждающие взгляды окружающих внимания не обращаю. Я сегодня в три утра поднялся. Хорошо, у нас для таких случаев есть дежурные машины. Удобно, все для своих. Не нужно такси вызывать, а потом служебки писать со слезной просьбой: списать деньги за вызов таксомотора. Сами знаете, у таксистов два тарифа. Нормальный тариф просто по городу, а когда тебе надо на вокзал или в аэропорт, или наоборот с аэропорта до города добраться, такую цену заламливают, что держись.
   Подходит время, у выхода на летное поле появляется пожилая женщина в комбинезоне. Объявляют посадку на мой рейс. Проходим на поле. Зябко поеживаюсь от утреннего холодка. Пока народ грузится в автобус, успеваю выкурить сигарету.
   Нас везут по летному полю. Автобус идет медленно, за окном проплывают устремленные в небо силуэты лайнеров. Рядом стоят "Ту-154" и "Боинг-747". Настоящие красавцы трансконтиненталы. Дальше Як-42, старый верный труженик ближних линий. Перед "сорок вторым" автобус притормаживает. Неужели это наш? Нет, "ЛиАЗ" ворчит мотором и катит дальше.
   Останавливаемся на следующей стартовой позиции. Передо мной нечто маленькое реактивное. Трап опущен, люк гостеприимно распахнут. Эх, внутри самолет такой же маленький и тесный, каким и выглядит снаружи. Но ничего, полтора часа до Москвы потерпим.
   Улыбчивая стюардесса объясняет, как пользоваться кислородными масками и что делать, буде самолет грохнется на воду. Затем просит пристегнуться ремнями. Вот это требование я с чистой совестью игнорирую. Не люблю я ремни безопасности. Просто не люблю.
   В салоне выключают свет. Самолетик выкатывают на взлетную полосу. Разбег. Гул моторов. Тряска вдруг исчезает. Взлетаем. Во время набора высоты у меня закладывает в ушах. За иллюминатором проплывают заснеженные поля, квадратики лесов. Затем все закрывает белая равнина облаков. Кажется, что под крылом растелилась заснеженная бескрайность тундры, настолько облака похожи на снег.
   Вот я и в небе. Ей богу, не чувствуется. С земли все выглядит иначе. Я помню мальчишеское чувство восторга при виде взлетающего самолета. Зов неба. Зависть к птицам. К сожалению, в салоне самолета ты не ощущаешь полет. Да, ты всего лишь груз, не более того. Ты видишь землю внизу за окном, слышишь гул моторов, чувствуешь, как машина меняет высоту или закладывает вираж, но ты не можешь хоть как-то повлиять на самолет. Ты даже не видишь пилота. Со стороны все выглядит иначе. Слыша зов неба, мы представляем себя летчиками, а не пассажирами.
   Самолет снижается. Стюардесса опять напоминает, что надо бы пристегнуть ремни и выключить все электронные приборы. Привычно игнорирую это требование. От леденцов я тоже отказываюсь, не люблю сладкое, а вестибулярный аппарат у меня нормальный. Помнится, по молодости попал в шторм в Баренцевом море на древнем каботажнике в балласте. Вот тогда подташнивало. Но и качка была будь здоров. Нашу посудину швыряло как пробку. Да еще при каждом ударе в правую раковину, корпус гремел и стонал как грешники в аду. И так почти сутки.
   Мы идем над Подмосковьем. Погода солнечная. За окном проплывают города и поселки. Как все хорошо видно с высоты птичьего полета! Удивительно! Самолет снижается. Я различаю даже отдельные деревья в лесу. Посреди леса особнячок. А вон, еще домик в лесу. Еще и еще. Неплохое место. Недалеко озеро или пруд.
   Проходим над небольшим городком. Дома и машины кажутся игрушечными. Да меня не оставляет ощущение, что это все ненастоящее. Маленькие такие домики. По дорогам едут машины. Совсем как модели из детского магазина. Деревья, дороги, заборы, мачты антенн, вышки линий электропередачи - все игрушечное. Яркое такое и ненастоящее. Так хочется протянуть руку и взять вон тот бензовоз.
   Постепенно ощущение искусственности, игрушечности мира внизу проходит. Мы достаточно снизились и заходим на посадку. Восстанавливается чувство масштаба. Я чувствую дрожь фюзеляжа. Крылья подрагивают. Толчок снизу. Добавляется шум шасси. Дрожь усиливается.
   Здравствуй Москва! По-правде говоря, саму Москву я и не видел. Единственное на что меня хватило, так это четверть часа прогуливаться вдоль аэровокзала. Погода чисто московская. Не холодно вроде, но сыро, промозглый ветерок задувает под куртку, чувствуешь себя неуютно.
   Зато в новом внуковском терминале хорошо. Огромные площади, открытое пространство. Отделка такая стильная. Пусть мрачновато, но мне нравится. А самое главное - народу мало. Авиакомпании только осваивают терминал. Я не люблю толчею Домодедово или старого терминала Внуково. Слишком там людно и шумно. Я в толпе теряюсь, чувствую себя скованно.
   Утро. До посадки еще три с половиной часа времени. На площадке третьего яруса нахожу пустую скамейку. Достаю детективчик. А что еще в дороге делать?! Только убивать время чтением или кросвордами. За окном сырая подмосковная зима, небо затянуто облаками. Внизу под балконом расположились конторки регистрации, стоят табло с расписанием, бродят редкие пассажиры. Слева в конце балкона рабочие собирают стеклянные перегородки офисного павильона.
   Замечаю шествующую вдоль скамейки кошку. Движется пушистая хозяйка вальяжно, каждое движение наполнено грацией и легкостью. Кошки красивы в движении. Есть в них нечто такое, завораживающее. Поравнявшись со мной, котяра поводит носом возле брюк, фыркает, затем запрыгивает на пустое сиденье.
   - Привет - произношу чисто машинально. - Инспектируешь владения?
   - И тебе привет - мурлычут в ответ.
   - Не понял?!
   Ну и шутки в этой Москве! Закрываю книгу и испытывающее гляжу на кошку: что дальше то будет?
   - Молодой человек, а куда Вы летите? Я так спрашиваю, разговор поддержать - определенно, это кошка разговаривает. Быть такого не может, но это есть. Недоуменно хмыкаю. Видок у меня, должно быть, глупый.
   - Дорога. Движение. Работа. Жизнь.
   - Понятно. Дорога. Неугомонные человеки - тянет зверюга. - Зато здесь тепло и чисто. Люди интересные.
   - А где столуетесь? - задаю первый пришедший в голову вопрос. Изрядно глуповатый, естественно. - Мышей ловите?
   - Ну, что Вы. Какие здесь мыши? Водятся, конечно, так ведь их есть нельзя. Натуральный химический продукт. Ртуть, свинец, окислы всякие. Это если органические яды не считать. От них даже пахнет не мясом, а маслом и креозотом. Городские промышленные мыши.
   - Да, тяжелые времена.
   - Это Вам так кажется. На самом деле новый терминал построили, самолеты летают, ветку аэроэкспресса проложили. У нас в Москве жизнь кипит.
   - Сама давно в Москве была?
   - Далеко - кошка морщит мордочку. - Мне и здесь хорошо.
   - Это хорошо, когда у тебя все хорошо.
   - Ты там смотри - кошка повела ухом. - Осторожнее будь. Это только кажется, что не навсегда. Дальние земли они того, затягивают.
   - Какие там дальние, рассейская глубинка.
   - Кому и глубинка далеко. Да, ты там встретишь Бегемота, передавай привет от Алисы из Внуково. Он поймет.
   - А кто такой Бегемот? И я не говорил, куда лечу.
   Кошка исчезла. Вот только сидела и разговаривала, а сейчас рядом со мной пустое сиденье. Чудеса, однако. Недоуменно хмыкаю: "Привидится же такое". Прокручиваю в голове разговор, нет, все было очень реально, кошка настоящая, и разговаривала она человеческим голосом. Да, знаю, что так не может быть, но это было. И пожалуй, не буду я болтать об этой истории. Знаете, нарушения психики очень сильно влияют на карьеру. Даже не сами нарушения, а подозрения в наличии таковых.
   Наконец-то подходит время вылета. Опять меня обнюхивают и просвечивают на пункте досмотра. У ближайшего табло выясняю, что мой рейс отправляется от сектора 14А. Нахожу свой сектор, выход на поле. Опять приходится ждать. Посадку объявляют только за четверть часа до вылета. Это Москва, здесь все стараются делать быстро.
   Последние формальности. Посадочный талон в карман, кейс в руки, куртку застегнуть, на улице ветерок. Раздумываю: одеть шапку, или как местный, спускаться на улицу с непокрытой головой. Решаю не форсить, нечего рисковать простудиться. Не время для болезней.
   Автобус долго везет нас по летному полю. Самолетов много. Даже слишком много. И не только самолеты, замечаю, стоящие в отдалении грузовые вертолеты. С интересом гляжу на попугайские расцветки авиалайнеров лилипутских компаний. Действительно, чем меньше авиакомпания, тем больше у них фантазии с раскрашиванием самолетов. Или они эмалью ржавчину на своих доисторических "Боингах" замазывают?
   Автобус останавливается. Выхожу на улицу и обалдеваю.
   - Да это же "Дуглас"!
   Стоящий перед нами винтовой самолетик пробуждает в моей голове прямые ассоциации со знаменитым небесным извозчиком Великой Отечественной, с Ли-2, нашей репликой американского грузовичка DC-3. Нет, я понимаю, что передо мной стоит не Ли-2, а относительно более современная машина, но уж слишком она похожа на заслуженного ветерана войны.
   Бывает. Перелет меньше тысячи верст, народу летит немного, вот компания и ставит на линию недорогой и экономичный винтовой самолетик. А что похож на Ли-2, так не все же такие грамотные как я. Летает, и хорошо.
   Машина неплохая, и салон оказался приличным, кресла не отваливались, чистенько все, культурно. Взлетали мы плавно, без резких ускорений. Набор высоты по спирали. Со стуком и ощутимым толчком сложились шасси. Всё. Последний перелет и начинается работа.
   Я из Внуково звонил Павлову, он клятвенно обещал, что за мной пришлют машину. И то хлеб. Добираться из аэропорта у незнакомого города в неизвестный поселок удовольствие на любителя или человека с неограниченным денежным лимитом. Спорю, что автобусное сообщение между городом и аэропортом кануло в лету еще в постперестроечные годы. Все оккупировали вездесущие таксисты.
   Летим недолго. Вроде только набрали высоту, только бортпроводница налила мне горячий кофе, как самолет опять идет на снижение. Внизу поля, речная долина, оплывшие холмы, лесопосадки. Проходим над обыденным таким дачным поселком. Четкая сетка участков, маленькие домишки, кустики, даже дороги есть. Ага, а рядом проходит автострада. Широкое шоссе с разделительной полосой.
   Гул моторов меняет тональность. Выпускаются подкрылки. Самолет идет над самой землей. Резкий удар, это шасси выпустились. Пролетаем над деревенькой. Не завидую я местным аборигенам. Регулярный гул моторов над головой дело на любителя. Особенно, когда реактивные ревут на рассвете или глубокой ночью.
   Садимся. В тот момент, когда шасси сталкиваются с посадочной полосой и самолет начинает ощутимо потряхивать, непроизвольно хватаюсь за ручки кресла.
   Сели. Я уже застегнул куртку и извлек из контейнера шапку. Рано. Невозмутимая стюардесса просит оставаться на своих местах. Мы четверть часа ждем автобус. Особенности местного сервиса, однако. Настроение у меня хулиганское, уже подумываю пройти к люку и вежливо так попросить стюардессу выпустить меня из самолета. Интересно, как она отреагирует? До здания аэропорта метров двести, рукой подать.
   Все-таки, автобус подали. И даже довезли всех до дверей. Язык не поворачивается назвать это порталом. Еще четверть часа ожидания, когда наконец-то выгрузят и привезут багаж. Нас запускают в отгороженный натуральной, даже не крашеной фанерой отсек. Нахожу свою сумку, сразу отрываю желтую ленту "Транзит", показываю бабушке на выходе багажный талончик. Вот я и прибыл.
   Оглядеться по сторонам не успеваю, на встречу мне летит товарищ Борис Найденов собственной персоной. Жмем руки, вежливо улыбаемся, сыплем дежурными фразами. Мне лично не до болтовни, сказывается недосып прошлой ночи.
   На улице нас ждет нехилый такой джип белого цвета. Самое то, для местных дорог. Ибо таковые если и ремонтируют, то как в анекдоте: переносят ямы с места на место. Спасает климат, здесь теплее и снега меньше, чем у нас.
   Максим открывает багажник и помогает мне, разместить там сумку. Мы сразу же едем на Станцию. Точнее говоря, в нашу контору. По словам Найденова, пропуск и заявку на вселение в общежитие должны были подготовить, осталось только их забрать.
   На мои расспросы о работе и вообще обстановке на объекте следует ответ: - Все завтра. У нас день приезда считается отсыпным днем.
   Что ж, очень рад таковому факту. Заодно узнаю, что меня поселят не в рабочее, а специальное общежитие для технического персонала.
   Машина пролетает через город, проезжаем по дамбе, успеваем проскочить через переезд до поезда, и вот мы вырываемся не трассу. Всего полсотни верст до Станции. Отстраненно наблюдаю пейзажи за окном. И почему-то меня не удивляет тот факт, что я хоть и первый раз еду на Станцию, но я уже был здесь. Я уже один раз, причем сегодня рано утром, уже прибыл в этот город. Я уже успел познакомиться с Павловым и Барабайдой. Но если я уже приехал поездом, то почему я сегодня после обеда прилетел самолетом? Загадка.
   Через мгновение я забываю, о беспокоившей меня проблеме, Макс резко бьет по тормозам. Машина зарывается в асфальт всеми четырьмя колесами. Меня бросает на спинку переднего сиденья. Борис чуть было не пробивает лобовое стекло головой. Маты стоят такие, что старый просоленный боцман покраснеет. А выскочивший с местного проезда, "Матиз" как ни в чем, ни бывало, катит по дороге. Видимо, водитель нас и не заметил. Ну не выработалась у человека привычка, смотреть по сторонам, когда выезжаешь на главную дорогу. Бывает.
  
   Суета сует.
  
   На следующий день Барабайда вырывает у куратора еще два акта. Остается последний, и с самым большим объемом. Мы заявляем триста кубов бетона по перекрытию. Их надо подписать во что бы то ни стало. Иначе руководство просто не поймет, чем мы тут занимались последние три месяца.
   Вяло перебираю папки с текущими делами. Настроение паршивое. В конторе шум, гам, светопреставление. Барабайда рвет и мечет. Сергею опять досталось, причем Николай Васильевич так ловко и главное культурно обрисовал умственные способности нашего молодого специалиста, что сам Сережка сначала решил, что его хвалят. Дошло до него потом. Минут через десять. Побагровевший Похмелкин вжался в свой угол и начал долго и нудно повествовать: что у него деньги кончились через два дня после зарплаты, зарплата маленькая, Найденов обещал больше, бабушка опять болеет и надо ехать помогать. Всё плохо. Хоть караул кричи.
   Я, ни слова не говоря, выхожу в коридор. Следом за мной выскакивает Олег Николаевич. Можно было конечно ограничиться коротким "заткнись", но мне лень.
   - Ну и чудахлёб - выдыхает Володин, захлопнув за собой дверь.
   - Ну его.
   Курим. Затем иду к Павлову и Барабайде. Оба главных специалиста на месте. Новостей нет, но, по словам главного инженера, сам Борис Борисович обещал лично подписать акт у Яковлева. Надеюсь, что подпишет.
   На следующий день я спокойно отправил руководству отчет о подписываемых актах. Перекрытие, естественно не включил. Пятница. День не только последний, но послепоследний. Все сроки прошли. Выполнение у нас настолько маленькое, что мне стыдно его озвучивать. Понимаю, что моей вины нет, а чувствую, что чего-то я не смог сделать.
   Самые скучные дни это выходные. Делать положительно нечего. Вообще. Домашние дела с постирушками в душевой кабине занимают от силы час. В командировке не обременяешь себя гардеробами и бытом. Я убиваю время на работе. Всё одно лучше, чем валяться на кровати или бесцельно шататься по поселку. Официально это город, но фактически большая деревня с панельными домами. Скучно.
   Неожиданно звонит Найденов, интересуется моим местонахождением. Через полчаса к входу подлетает белая "Прада". Борис Борисович светится как новенький полтинник.
   - Держи, завтра сдавай все по реестру.
   - Подписал? - в руках командира вижу знакомый мне акт.
   - Держи. И знаешь, - Борис прищуривается - не спеши в следующий раз докладывать. Мне вчера Владимир Иванович заявил, что мы только половину того что хотели подписали. Нет - говорю. Это неправильные данные, у нас 19 миллионов - лицо Найденова сияет.
   Я еле сдерживаю, готовую сорваться с языка колкость. Нет разницы, девятнадцать или только десять. Это даже не покрывает десятую долю наших затрат. Мы должны были делать по сотне миллионов в месяц, а не 19 за три с половиной месяца. Производительность труда хуже чем.... Черт побери! Даже сравнивать не с чем.
   - И запомни, у нас здесь просто - Бориса распирало. - Это ты только на Станции можешь видеть, как замдиректора едет подписывать акт. Ты знаешь наше руководство. На планерках поорать и задания пораздавать.
   Я молчу. Он прав и неправ одновременно. У нас слишком мало людей, чтоб можно было свалить все на подчиненных, после того как Яковлев развернул сначала меня, а потом Барабайду. Найденову приходится работать без скидок на должность. Да еще Яковлев хотел разговаривать именно с нашим командиром. Я понимаю, что куратор лезет не в свои сани, но ситуация не та чтоб ставить его на место. Борис Борисович тоже это все прекрасно понимает, но хочет еще раз показать, что это именно он подписал акт. Первые акты по этому объекту. "Лед стронулся, господа присяжные заседатели!".
   Найденов укатывает в город, а я возвращаюсь в контору. Что-то заставляет меня обернуться, как под сердцем кольнуло. Над мясокомбинатом кружит черная туча. Огромная стая птиц. Чуть выше плывет косяк ангелов. Воронка из птиц, что может быть страшнее? Только держащиеся рядом небесные стражи. Ангелы всегда появляются там где беда.
   Да, я тоже вначале изумлялся и млел при виде крылатых человекоподобных и разумных. Потом мне объяснили. Ангелы это не колоритная деталь пейзажа, это спасатели, аварийная служба. Даже ходят слухи, что эти небесные питаются горем, пьют страдания как нектар. Враки. Похоже на правду, но не правда.
   - Забой идет - заметила, вышедшая на крыльцо вахтерша.
   - Да, нет. Многовато больно.
   - А может мышей травят. Вишь, сколько душ неприкаянных улетает.
   Вспоминаю, что у меня в кармане должны быть очки. Точно. Окуляры увеличивают резкость. Черные существа над мясокомбинатом не похожи на птиц. Это нечто вроде крокодильчиков, ящериц с перепончатыми крыльями. Ну, как есть - птеродактили.
   - Много их.
   - Так у каждой твари божьей душа есть - запричитала Марья Ивановна. - Каждая тварь солнцу радуется и жить хочет. Ох, душегубство то какое, прости господи. За что их так.
   Потрясенный апокалипсисом местного значения, трясу головой.
   "Чудеса чудес, всё чудеса" - перефразирую известный отрывок из Еклезиаста.
   Работать не хочется, но делать больше нечего. Я пару часов проверяю проекты, вылавливаю ошибки, пишу замечания. И это хлеб, если удастся пробить через заказчика. Попутно изумляюсь вывертам мышления наших дорогих проектантов. Фантастику они творят натуральную, и добро бы только на бумаге, хуже то, что нас заставляют все эти извраты воплощать в бетоне и металле.
   Ну, спрашивается, зачем здесь монолитные перегородки? Они же нагрузку не несут! Возни с ними много, бесполезной по большому счету возни. Тоже самое, куда проще сделать из кирпича или сборного железобетона.
   Понедельник начался с казуса - часов в десять я вдруг заметил, что Сережа не вышел на работу. Звоню ему на сотовый, в ответ длинные гудки, затем механический женский голос сообщает, что аппарат абонента выключен или вне зоны доступа, тоже самое по-английски. Пожимаю плечами и иду докладывать руководству. Этот Похмелкин меня уже порядком достал.
   - Андрей, я уже просто жду, что Сережа придумает в этот раз. Он мне каждый раз сочиняет все новые и новые причины. Скоро я их буду записывать. Чисто для коллекции - причины и поводы для невыхода на работу.
   - Он на звонки не отвечает.
   - Ну, попроси Павлова, пусть он еще позвонит.
   - Может что случилось? В аварию попал?
   - Да ладно тебе - Борис машет рукой. На его лице ясно читается все, что он мог бы сказать, но не считает нужным.
   - И не придумывай. Иди работай, давай.
   Борис давно уже в душе расстался с этим "ценным" специалистом. Его можно понять: нужен результат, а не бесконечные переделки одного и того же расчета. Меня лично невыход Сергея бесит. Парень никого не предупредил, ничего не объяснил, взял да потерялся. Нельзя же так! Не понимаю.
   Я, спортивного интереса ради, набирал номер Похмелкина через каждый час. Бесполезно. Человек не отвечает.
   Барабайда отреагировал на новость достаточно спокойно.
   - Я давно говорил Найденову: Сереженька тупой как пробка.
   - А зачем взяли?
   - Боря настоял. Говорит, у Похмелкина в глазах ум светился.
   Николай Васильевич ловко забрасывает папку в стол.
   - Мне уже у заказчика заявляли: не присылайте сюда этого трахнутого Сережу. Он расчет сделал? Нет. Ему все разжевали, только подставляй цифры и распечатывай. Нет, это не работник. Ничего не понимает, не знает и не хочет понимать. Только амбиции: какой он хороший!
   - Нам нужен грамотный человек, специалист. На этой стройке можно бабки только так зашибать. Я же всех этих тупарей знаю. Никто из них не думает. Только подойти правильно, знать с кого начать. Я здесь все знаю.
   - А движения не видно.
   - Так я давно говорил Найденову. Он все рукой машет. Здесь подход нужен. Андрей, я хочу чтоб ты все расчеты, всё что нужно чтоб выбивать бабки взял на себя. Будешь с проектировщиками работать, в Москву ездить. Надо заходить в Корпорацию. Это болото ничего не может и не хочет. Они вопрос по металлоконструкциям второй год с места сдвинуть не могут. И не подступали даже.
   - Надо подумать.
   - У тебя только оклад? Ты хочешь зарабатывать больше?
   От названной цифры Барабайда брезгливо морщится и выкатывает на меня свои коровьи глазища.
   - Мне поставили оклад шестьдесят штук. В Москве это зарплата мастера. У вас не знаю.
   Намек понятен, но я пока не знаю, что именно он предлагает. Штатное расписание и штатные оклады он не изменит. И Найденов не может этого сделать. Говорить о премиях, когда объект убыточен, тоже было бы странно. Не прокатит такое. Вот когда у нас пойдут объемы и появится прибыль, тогда можно будет писать служебки со списками отличившихся.
   - Я не понимаю вашу систему - продолжает Барабайда. - Я звоню в контору, и мне отвечают какие-то люди, понятия не имеющие что такое Станция и как надо работать. И они дают мне указания. Мне присылают людей, что смотрят на площадку бараньим взором. Говоришь им как надо делать, а они не слышат. Их не так учили.
   - Бывает.
   - Да не бывает, а есть! Вас всех не так учили! И Сережа этот.... - Васильевич кривится. - Ты нашел замечания к проектам? Кому их отдал?
   - Вопросы по монолитному каркасу и третьему перекрытию. На стальные фермы надо рассчитывать ультразвук. В проекте есть указания на контроль с ультразвуком, а объемов нет.
   - Во-от! - главный инженер вскакивает на ноги. - Я же говорил! Когда поедешь к заказчику?
   - Никогда - я могу позволить себе сделать театральную паузу. Забавно наблюдать за ошарашенным Васильевичем.
   - На фига мне это нужно. - Продолжаю играть на нервах. Вижу, что Барабайда сейчас взорвется. Пять секунд, и.... Нет, я успеваю раньше.
   - Ты сам говорил, что протаскивать расчеты через Заказчика бесполезно. Я отправил замечания в Нижний Новгород к проектировщикам. Пусть посмотрят, согласуют, а дальше уже расчет пойдет от них, и заказчику его пустят сверху.
   Закуриваю сигарету и искоса наблюдаю за нашим главным инженером.
   - Ну, я не знаю - звучит уже на полтона ниже. - Вы все такие умные, только дело не идет. - Барабайда обескуражен, тон обиженный, что-то ему не нравится. - Ну, опять три месяца пройдет. Половина забудется. А, делайте, что считаете нужным.
   Человек он властный, любит когда все делается, как он скажет. Он аж светится, когда идешь к нему за советом. Сейчас я вижу, что он так же не любит когда кто-то оказывается умнее его.
   - Протаскивать расчеты через заказчика, это еще больше времени уйдет. И все равно придется согласовывать с проектировщиком - на моем лице легкая извиняющаяся улыбка. Не стоит раньше времени конфликтовать с Николаем Васильевичем. Если сделать его врагом, мое положение резко ухудшится. Да еще этот проклятый Сережа. Чувствую, что мне придется брать на себя его работу.
   Опасения, как всегда, оправдались. Я ежедневно по нескольку раз набирал номер Сергея. Звонил с городского и с сотового. Бесполезно. Отключен, или вне зоны доступа.
   Я уже забывать по него стал. Нет человека, и не нужен, оказывается. И вот в пятницу, после 23-го февраля я случайно набрал Похмелкина. К моему удивлениюЈ мне ответили. Узнаваемый голосок Сереженьки. Молодой человек кажется, был не рад тому, что я до него дозвонился, но сбрасывать вызов не стал. Сергей с ходу погнал слезоточивую повесть о своих злоключениях.
   Есть у него бабушка, живет совсем одна в деревне. И вот в прошлое воскресенье бабушку положили в больницу. Сергей сам ее отвозил. А вечером позвонили соседи и сказали, что опустевшую избушку вскрыли воры. Наш доблестный Сергей помчался в деревню, вызвал милицию, показывал место происшествия, а потом целую неделю сидел и охранял пустой дом. Дескать, дверь выломана, замка нет, запереть не получается. Кто угодно может зайти и вынести что угодно.
   Нет, сотовый в деревне не работает, антенны нет. Надо на трассу ехать, оттуда звонить. О паре дюжин пропущенных вызовов Сергей и не вспомнил. Но ведь родителям то он как-то звонил? Вообще монолог Похмелкина вызывал тягостное ощущение, человек додумывает историю по ходу изложения.
   Уточнять ничего я не стал, удовлетворился заверениями, что в понедельник Сергей будет на работе. Хоть увидеть этого красавчика, глянуть в его небесной синевы честнейшие глаза, и жестко отпечатывая каждое слово послать по известному маршруту. В отдел кадров, естественно.
   Новостью я поделился только с Павловым.
   - Если придет, ты его не ругай - молвил Валентин Петрович.
   - Надо же забрать у него исходники на металл, он в прошлую пятницу в конце дня должен был их получить. Выяснить, что он сделал, на чем остановился. Пусть дела передаст.
   - Разговаривай спокойно, кричать на него бесполезно - повторил начальник ПТО. - Появится, отправь его ко мне, я с ним поговорю.
   - Тебе помощник нужен? Графики, планы составлять, отчеты придумывать. Дурак для бумажной рутины.
   - Я подумаю - смеется Валентин.
   Бросаю взгляд искоса на пейзаж за окном. Небо чистое. Солнышко светит. Весна наступает. На бетонных блоках у забора расположилась святая троица колтырей. Водку по стаканчикам разливают, жизни радуются. Удивительные люди, живут по законам божьим: не жнут, не пашут, о дне грядущем не думают, и ведь не пропадают. На выпивку деньги находят, и от голода не пухнут, значит и на закусь хватает.
   Иногда я им завидую. Это счастье ни о чем не думать, на завтра не планировать, жить одним часом и ни за что не отвечать. Это недоступная мне благодать. При виде пьянчуг мне самому хочется промочить горло. Нельзя. Люди не поймут. Остается только зайти к Жанне, налить кружку кофе послушать местные сплетни.
   Однако, информация у нас передается мгновенно. Все всё знаютЈ хоть, виду не подают. Жана Николаевна как бы между делом пожаловалась, что эта балбесы Павлов с Барабайдой губят такого хорошего, умного, знающего парня Сережу. Выгонят ведь его, а кто работать будет?
   - Другие придут.
   - Ты думаешь?
   Спорить я не хочу. Тем более нет желания говорить о Сергее. Хороший он или плохой, дело десятое, но он работает с людьми. Обязан был предупредить, что не выйдет на работу. О нем же беспокоились.
   Вечером я засиживаюсь на работе допоздна. Разгребаю документы на столе Сергея, перекачиваю рабочие папки с его компьютера. Настроение ниже плинтуса. Того что мне нужно, у Сереженьки нет. Только полуфабрикаты документов и непонятные расчеты с ошибкой на ошибке.
   Я сегодня разговаривал с Найденовым, сумел убедить командира, что надо быть ближе к реальности, доказал что половина расчетов которыми он озадачил Похмелкина просто не нужна. Но оставшееся надо срочно делать и проводить через заказчика. Нам важно доказать реальную, а не нормативную трудоемкость.
   Когда шум в конторе стихает, приходит Пахомыч. Мы сидим, пьем чай. Шилишига выглядит растрепанным.
   Замечаю, что угол рядом с окном затянут толстой, поблескивающей металлическими нитями паутиной. Со стола Сергея сползает сонная отеть. Серая такая, пушистая дрянь. По шкурке отети пробегают волны, неживность мурлычет и пытается принять облик дивана. Тыкаю в отеть окурком. Та недовольно шипит и уползает обратно в системный блок компьютера.
   Тоже прибежище живой нежити. То-то я замечал, что Сергей постоянно заглядывает в социальные сети или раскладывает пасьянсы. Мир меняется, отеть тоже приспосабливается к новым веяниям в области офисной техники и офисного времяпровождения.
   - Слушай, а почему мы так медленно работаем? Может, ты знаешь?
   Пахомыч прячет мордочку в шерсть и закрывает глаза.
   - Думаешь, спят на работе? А что делать?
   Ответа нет. Даже шилишига не знает. Мне кажется что ответ где-то рядом, стоит приглядеться, ухватить ниточку, и решение в кармане. Хуже того: все вокруг всё знают, смеются втихаря надо мной, "Давай, думай, ищи секрет Полишинеля. Найдешь, поедешь домой, а нет, так и суда нет. Останешься в этом болоте до скончания веков".
   Да, нет. Не знает никто. Тоже гадают на кофейной гуще, пытаются сдвинуть дело с мертвой точки. И не заинтересованы наши в том, чтоб затягивать работу до бесконечности. Только если местные, но они ничего не решают.
   Вспоминаются слова Яковлева. Куратора недавно пробило на откровенность. Здесь всем выгодно чтобы эта стройка шла как можно дольше. Весь поселок, наш городок живет за счет стройки. Кончатся федеральные деньги, и жизнь кончится.
   - В девяностые здесь был лютый писец. На Станцию уборщицами брали только с высшим образованием. А работы больше не было. Представляешь - пять лет учиться в институте чтобы потом мыть сортиры!
   Яковлев, конечно сволочь, но в главном он прав. Строительство второго блока Станции вдохнуло в захиревший городок жизнь. Цены на съем квартиры здесь чуть ниже московских, но выше питерских. Все кто работает со стройкой, поставляет материалы и комплектующие, цены заламливают заоблачные. Местные за двадцать тысяч работать не пойдут. Они тридцать просят как минимум.
   Получается, вопрос в заказчике и местном контингенте? Я знаю, что Яковлев на стройплощадке зверствует, приемку ведет жестко. Но проблема не только в нем. Он физически не может настолько затормозить темп работы.
   Найденов жаловался на присылаемых нам рабочих и линейных прорабов. Не умеют они работать по правилам, и не хотят учиться. Борис тоже прав, но опять отчасти. Люди не первый месяц на этом объекте, а темпы черепашьи.
   Работа идет в две смены, люди на месте не сидят. Однако работать не получается. Почему так? Я и обязан это выяснить. И у меня появилось такое ощущение, что я так ничего и не выясню. Мы так и будем тянуть резину, пока руководству не надоест нести убытки, и весь этот балаган не разгонят к такой-то матери.
   Сережу Похмелкина я никогда больше и не видел. В понедельник он приехал около девяти, заходить ко мне не стал, сразу направился к Павлову. Короткий разговор закончился написанием заявления об уходе. На этом эпопея и завершилась. О такой суетной вещи, как передача незавершенных дел, Сергей и не вспомнил. Нечего ему было передавать. Ибо передают незавершенные, а не заброшенные и не начатые дела.
   Два дня подряд я матерился как пьяный извозчик. Мне пришлось восстанавливать расчеты и искать концы. Потом все забылось. Я задерживаюсь на Станции еще на месяц. Найденову и уговаривать меня не пришлось, я чувствовал, что должен привести домой конкретный результат, а не общие соображения на отвлеченную тему. Мы, кровь из носу, должны наладить работу. Надо жить и побеждать.
  
   Половецкие пляски.
  
   В жизни бывают не только выходные, но и официальные праздники. Днем 22 февраля мы все спокойно работали. О наступающем празднике никто и не заикался. Завтра нерабочий день, это понятно. А остальное на личное усмотрение.
   Работа идет. От заказчика новостей нет. Я сижу на объекте минимум до конца месяца, потом видно будет. Начинаю свыкаться с тем, что командировка затягивается на неопределенный срок.
   Володин появился до обеда, заскочил в контору, собрал тоненькую папочку, и опять убежал. Ворчал, что машины нет, приходится на вахте ездить, входной контроль не подписывают, Барабайда спустил на Володина всех собак и в ус не дует. По раскрасневшимся щекам и багровеющему носу Олега Николаевича было видно, что после заказчика он успел заскочить в заведение и отпраздновать канун праздника. Рановато. Мне уже рассказывали, что Володин склонен к запоям. Ну и черт с ним, главное чтоб охране не попался.
   После обеда я зашел к Николаю Васильевичу и рассказал ему одну интересную новость. В жилом рабочем городке есть не только столовая, но и магазинчик. Всякие хозяйственные мелочи продают, продовольственный отдел имеется. Типичный такой ассортимент для командированных, пытающихся хоть как-то разнообразить быт и стол. Продукты в магазине большей частью с истекающими сроками годности, выбор посредственный, а цены завышены. Но рабочим деваться некуда, рано утром уезжают на объект, поздно вечером возвращаются, даже в поселок не каждую неделю выбираются.
   Так вот, в понедельник, заглянув в магазин за минералкой и сигаретами, я обнаружил, что в торговом зале появился новый отдел. Стали продавать спиртное. Выбор не супермаркетовский, но есть всё, включая, пиво, дешевые вина, водочные настойки и саму водку разных марок.
   Ситуация хреновая, если прямо у общаги совершенно открыто продают спиртное, люди начнут пить. Появятся проблемы с похмельными рабочими на верхотуре, невыходами на работу, запоями и пьяными драками. Прибыль получают владелец магазина и его крыша, а проблемы валятся на строителей.
   Барабайда воспринял новость близко к сердцу. Он не хуже меня понимал, чем нам это грозит. Решили сразу после праздников разослать письма по службам заказчика с предупреждением. Припугнуть, что в случае ЧП, виноватыми будет администрация рабочего городка. Мы то знали, кто именно держит общежития, в каких он отношениях и с кем из руководства заказчика. Если не поможет, пойдем дальше. Водку из общежитий надо убрать!
   Рабочий день тек, как обычно. Найденов интересовался пересчетом металлоконструкций. Просил срочно дать заключение по бетону на диафрагмы жесткости. Он подозревал, что проектанты сильно ошиблись с объемами.
   В пять контора опустела. Жанна отпросилась с обеда, ей нужно мужа встречать и привечать, к вечеру готовиться. Павлов и Барабайда на площадке. Пахомыч и тот куда-то исчез, даже к чаю не вышел. Пора и мне устроить себе короткий день. Собираюсь, одеваюсь, все выключаю и закрываю, иду в общагу.
   На улице тепло, иду пешком. За спиной опять полыхает сияние. На небе только одна луна, большая. Вчера и сегодня утром была метель. Дорожку замело. Иду по проезжей части, при приближении встречных машин, отступаю на обочину. Не надо рисковать. Я прекрасно знаю, как сложно резко сбросить скорость на покрытой наледью, переметенной наносами дороге.
   Метров за сто до проходной зазвонил сотовый. Это Найденов. Чего это он про меня вспомнил? Неужели завтра надо срочно выйти на работу?
   - Алло. Слушаю.
   - Андрей, ты где?
   - Подхожу к городку. А что-то срочное?
   - Нет, ну ты зачем не дождался.
   - Гм - пытаюсь понять, зачем я ему сегодня нужен. Ни чего в голову не приходит. Борис Борисович ясность не вносит.
   - Минут через пять к тебе Максим подъедет. Ты где сейчас?
   - Поворот на рабочий городок. У переезда.
   - Давай в контору.
   Найденов не обманул, ровно через пять минут рядом со мной остановился джип. Забираюсь в салон. Макс трогается с прогазовкой и лихо разворачивается. Пытаюсь у него выяснить, что там такое случилось?
   - Борис Борисович сказал - вот и весь ответ.
   В контору вхожу в настроении решительном. Не знаю, что там приключилось, но я готов контратаковать. Такие вызовы просто так не бывают. И слабину при жестком разговоре давать нельзя.
   Я ошибся. Драки и выяснения отношений не было. Не за этим меня позвали. В кабинете командира на столе внушительный пакет. На тумбочке еще один. Найденов и Павлов режут колбасу, буженину, копчености, вскрывают и вываливают на тарелки разносолы. Быстро разыскиваются рюмки. Извлекается приличный коньячок.
   - Меня ни кто не предупреждал.
   - Знать надо было - ухмыляется Борис.
   - А ты куда сбежал? - в голосе Николая Васильевича звучат дружеские нотки.
   Отмечаем впятером. Первые тосты за Мужской День, за тех, кто в сапогах. Я пью мало, больше налегаю на закуски. Тем более, рядом со мной стоит банка корнюшонов, в пределах досягаемости форель и буженина.
   Павлов завладевает ножом и в темпе мажет масло на хлеб. Барабайда рассказывает, как и чем закусывали в годы его буйной студенческой молодости. Найденову это не нравится, и он предлагает поднять тост.
   - За коллектив! За нас. Мы здесь, Павлов, Васильевич с самого начала. Помните, ничего ведь не было. Даже машины. Васильевич нас на своей возил.
   - С чего-то надо начинать - замечает Валентин.
   - Слава Богу, дело налаживается, нас уже больше. Андрей приехал. У нас машина есть.
   - Самая крутая тачка среди строителей - подкалывает Барабайда. У заказчика постоянно ехидничают: на какой крутой машине, да еще белой мы ездим, с какими понтами заходили на объект, и как мы до сих пор настраиваемся на работу.
   - Ну, это не важно - морщится Борис. - Давайте за коллектив! И давайте принимать Андрея в нашу компанию.
   Дальше пошел поток смешанных с похвальбой обещаний. Найденова понесло. Все друзья. Главное работать, держаться вместе, и всё будет.
   - С доплатами, премиями вопрос решим. Надо будет технический отдел создавать. Ты, Андрей, давай, не тормози. Но я тебе еще раз говорю, держимся все вместе, ничего лишнего в головную контору не докладывать. Все должны говорить одинаково, тогда нам будут верить.
   - Так и должно быть - Павлов протягивает Барабайде бутерброд с маслом, ветчиной, красной рыбой и огурчиком сверху.
   Я отмалчиваюсь, согласно киваю, больше всего меня интересуют не обещания, а закуски. Это и есть мой ужин, в столовку я явно не успею. Слушать обещания Найденова, конечно приятно, но серьезно я его словеса не воспринимаю. Жизнь приучала меня быть скептиком. Слишком часто я участвовал в разделе шкуры неубитого медведя, слишком много слышал таких обещаний. Надеюсь, что хотя бы половина сказанного окажется реальностью, но серьезно не рассчитываю. Мне бы как можно быстрее разобраться с делами, решить вопросы и с чистой совестью уехать домой. Может быть потом, я буду приезжать на Станцию, на неделю, раз в квартал, не чаще. Посмотрим.
   - Мы приняли Андрея в компанию? Надо его с нами в городе поселить. Васильевич, у тебя комната свободная.
   - Пусть вселяется. Диван есть. Борщ сварю.
   - Когда переезд? - вот это предложение упускать не стоит.
   - Давай, в конце недели. Выделим машину, перевезем тебя.
   - Хорошо - соглашаюсь не думая. Общежитие мне порядком надоело. Уникальная акустика достала. Живешь как в аквариуме. На унитазе сидишь, и тебя вся общага слышит.
   Кроме того в городе должно быть интереснее. Работа работой, но время прогуляться по окрестностям будет однозначно. Иначе смешно получается, живу в полусотне верст от города, а ни дня в нем и не провел. Это упущение.
   Это удовольствие жить в нормальной съемной квартире, с привычными удобствами, забыть рабочую столовку. Ради этого стоит тратить больше времени на дорогу до работы и обратно. Ребята сами предложили. Не только по словам, но и по лицу Барабайды видно, что он не возражает.
   Мне известно, что наши снимают в городе две хорошие трехкомнатные квартиры с полной меблировкой. В одной живут Найденов с Максимом, а вторую занимает Николай Васильевич. Павлов же привез с собой молодую жену и арендует однушку за свои деньги.
   Я приглядываюсь к товарищам. На таких мероприятиях многое можно узнать. Валентин вспоминает. как работал на Камчатке. Занесло его по молодости. Бориса вдруг пробило на ностальгию о бывшей его фирме. Начал хвастаться как они быстро и добротно работали. Эх, не в пример тому, что творится у нас на площадке. Васильевич попытался срезать Найденова, дескать не следует сравнивать мощный строительный концерн и частное предприятие. Я молчу, тихо посмеиваюсь. Названия мне знакомы, и не только названия. Я многое слышал о найденовской фирме, знаю кому она на самом деле принадлежит, и что Борис Борисович ушел в наш концерн практически переводом.
   По Барабайде видно, что он еще не совсем свой. Московский специалист, в свое время уже работавший на этой Станции, и приглашенный нашим генеральным именно как человек, который всё и всех здесь знает. А вот Найденов и Павлов оказываются старыми друзьями, или хорошими знакомыми. Они знают друг-друга чуть ли не со студенческой скамьи. Мне кажется, что именно Борис и пригласил Валентина на эту стройку.
   Максим держится чуть на отшибе, пить ему нельзя, за рулем, наверстывает закуской. За весь вечер он произнес, хорошо если, два-три слова. Стесняться не стесняется, но держится сам по себе, независимо.
   Барабайда со вкусом пьет, со вкусом закусывает, поддерживает беседу, аппетитно травит байки. Для него это чисто производственная пьянка с коллегами, но не с друзьями. Однако ядовит наш главный инженер, как легион скорпионов. Именно он вытянул Павлова на откровенность относительно личной жизни, и потом со вкусом и удовольствием, но беззлобно, оттоптался на лучших чувствах товарища. Присоединяюсь к разговору. Легкая пикировка без перехода за грань. Разговор трех поддатых мужчин о любви, браке и обязательствах.
   В разгар веселья кончилась третья бутылка коньяка. Борис Борисович тяжело вздыхает, лезет в карман за деньгами.
   - Максим. Ну, ты понимаешь. Только, то не бери. Помнишь прошлый раз.
   Николай Васильевич пытается объяснить, что уже хватит, завтра надо появиться на площадке. Его не слышат. Процесс пошел. Я сам хоть и не пью полными стопками, но успел захмелеть. Настроение благодушное. Всё хорошо. День прошел не зря, и месяц тоже. Мы подписываем первое выполнение, за это стоит выпить.
   Надо отдать должное нашему коллективу, из двух привезенных Максом бутылок, одна осталась девственно непочатой, а вторую мы так и недопили. Время позднее, народ заторопился домой, хотя на хулиганистой роже Борис Борисовича было написано, что он явно планирует продолжить мероприятие, пусть и в другом составе.
   В машине Найденов вдруг решил продемонстрировать свои лингвистические познания.
   - Алга! - заорал он, хлопая Макса по плечу. Повернувшись к Барабайде, пояснил: - По-татарски "Алга" это "Вперед".
   - Татары всегда кричат: "Алга!!!". Садятся в машину, по газам и алга!
   - Алга! - выкрикнул Павлов.
   - Татары никогда не сдают назад. Только вперед! - пояснял наш командир. - Татары никогда не сдают назад. Они разворачиваются и кричат: "Алга!!!".
   Последнюю фразу Борис повторил раза три, видимо она ему очень понравилась. Продолжения истории я не видел, Максим резко зарулил к проходной городка и остановил машину у крыльца.
   Состроить наглую чуть уставшую рожу на вахте, махнуть пропуском, и прямиком через вертушку, незаметно задержав дыхание. Аромат коньяка отличается от водочного амбре, но это тоже повод для разбирательств с охраной. Нет, пропустили без разговоров.
   Выпил я немного, на мой взгляд, рассудок был ясным. Вот только уже дома началась эйфория. Время позднее, но спать не хотелось совершено. На улице хорошо, безветренно, морозец не чувствуется, небо ясное, звезды светят, луна.
   Пошел в магазин, взял сорокоградусной настойки. Закуска у меня была, колбасами и копченостями для завтрака закупаюсь на мясокомбинате, а сыр беру на рынке.
   Зря я сдерживался за столом. Недобор или перебор - это выяснится утром, а сейчас организм требует повысить содержание спирта в крови. Мне кажется, что маленькая луна светит только для меня. Вот же, только что за окном появилась. И тень в виде мыши на диске луны. Маленькая луна светит только в окрестностях Станции.
   Луна. Лунная мышь. Мягкий ласковый свет. Приветливые звезды. Матовое холодное сияние над Станцией. Чуть в стороне над самым лесом виднеется зарево. Это огни прожекторов на стройплощадке.
   Перевариваю, вспоминаю слова Найденова. А что если? Остаться на Станции. Работать в команде Найденова. С моим руководством Борис Борисович объяснится. Буду начальником отдела. Оклад приличный. Потом и премии, доплаты пойдут. Освоюсь, да я уже и так здесь освоился.
   Эйфория и благодушие. Восторженное состояние души. Забываю, что Найденов уже многим обещал зарплату куда выше, чем у нас по штатному расписанию. Результат нулевой. Не может Боря выбить для нашего местного контингента персональные тарифы.
   Потихоньку тяну настойку. Закусываю ветчиной и сметанковым сыром. Выходить в тамбур мне лень, курю в туалете. Проблемы исчезли, долгов, обязательств больше нет. Перспективы впереди самые радужные. Всё будет хорошо. Да, нет, сейчас уже хорошо, только голова кружится.
   Расплата наступила утром. Знаменитая птичья болезнь - "перепел". День вылетает в трубу. Есть не хочу, курить не хочу, от кофе тошнит, до сортира дойти и то тяжело. Валяюсь полдня на кровати, промываю организм минералкой. Только вечером выползаю на улицу и бреду к столовой. Ох, как мне плохо сегодня было. И людям смотреть в глаза стыдно.
   О найденовских обещаниях и наполеоновских планах я благополучно забываю. Эйфория исчезает вместе с хмелем. А вот переезд состоялся. Сам Барабайда и напомнил.
   В субботу утром я разобрал тумбочку и упаковал сумку. Часов в девять в контору приехали коллеги. Еще через час я взял Максима и поехал в общагу. Сдать комнату дело пяти минут. Сумку на плечо и к выходу. После обеда мы все едем в город.
   Я с любопытством смотрю в окно. Городские окраины. Левобережный район. Переезд. Рядом рынок. И не думал, что в городе не только вокзал, но и отдельная железнодорожная станция будет. На развязке уходим налево. Машина летит по широкому мосту над водохранилищем.
   Красиво. Широкая полоса льда. Темные промоины. Дома на обоих берегах. За спиной остаются трубы ГРЭС. Оранжевый дым из труб. Я люблю такие пейзажи. Что может быть красивее вида на город со стороны реки?
   Дорога идет на подъем. Старые дома. Слева памятник воинам освободителям. Стела и полковые пушки на пьедесталах. Уже потом я случайно узнаю про любопытный казус, связанный с этим памятником. Когда выбирали место для монумента, на схемы линий фронтов не смотрели, ветеранов тоже не спрашивали. Памятник поставили на бывшей немецкой позиции. И, как говорят злые языки, именно на этом месте была немецкая батарея, обстреливавшая наш берег. Прожила она правда недолго. Открытая позиция. Снесли тяжелыми гаубицами.
   Читаю табличку на доме "Проспект 20-илетия Октября". Центральный район. Такие знакомые, родные, привычные с детства названия. Почти в любом городе есть такие улицы. Чем ближе к центру, тем больше новых домов и сверкающих стеклом и керамогранитом торговых центров. За Цирком мы опять уходим налево. Окрестный пейзаж меняется. Появляются пустыри. Машина едет вдоль обширной стройплощадки, явно заброшенной. Судя по скелетам монолитных каркасов, это должен был быть спорткомплекс.
   Справа высокий забор со спиралью Бруно поверху. Старое здание заводуправления. У входа стоит Ильич, протягивает бетонную руку. Павлов рассказывает, что раньше на этом заводе делали торпеды и навигационные приборы для флота. Молча с ним соглашаюсь. В городе много оборонных предприятий.
   Еще один памятник. Знаменитый МиГ-21 собственной персоной. Под крыльями ракеты "воздух-воздух". Мне кажется, что машина стоит не на пьедестале, а стартовом столе катапульты. Взвоет мотор, под хвостом вспыхнет пламя реактивной струи, сработают ускорители, и истребитель свечой взмоет в небо. Знаменитый небесный защитник опять, как и много лет назад уйдет на задание. Самолеты живут в небе. На земле они только гости.
   Вот и улица Домостроителей. Замечаю вывеску аптеки, табло с цифрами "670". Забавно, если это температура, то явно не по Цельсию, или не в наших местах. А если крепость, то тут я умолкаю.
   Высаживаем Павлова. Дальше ему пешком до дома. А мы заезжаем во двор. Старая пятиэтажка, двор чистый, детская площадка и газоны превратились в автостоянку. Парковок давно на всех не хватает.
   Жить я буду на третьем этаже. Найденов обитает прямо над нами. А нефигово устроились! Обстановка богатая. Николай Васильевич наскоро показывает, где что находится. Вот моя комната. Диван, нечто вроде стола, шкаф. Пойдет. Белье и одеяло обнаруживаются в шкафу.
   Бросаю сумку на пол, переодеваюсь и с чувством выполненного долга бухаюсь на диван. Нормально. Минут пять полежать, приноравливаясь к новой кровати. Как хорошо, что ничего не скрипит, пружины не выпирают и ноги можно вытянуть.
   Васильевич уже шурует на кухне. Однако его обещание сварить борщ не пустой звук.
   - Ну что? Как наша берлога?
   - Пойдет.
   Забрасываю в холодильник остатки ветчины и сыра из общаги. Банка кофе ставится в шкаф, моя любимая дорожная кружка толстого темного стекла на стол.
   - Черный порошок? - ехидствует Барабайда.
   - Кому как, а мне нравится.
   - Сажа. Вон, лучше чай заваривай.
   - Утром только кофе.
   Потом я узнаю, что Николай Васильевич кофе не пьет вообще, особенно растворимый.
   Первая засада меня ждет в ванной. Опытным путем узнаю, что если закрыть дверь, изнутри она не откроется. Защелка сломана.
   - Попался! - улыбается Барабайза. - Павлов у меня так целый час просидел.
   - Он раньше здесь жил?
   - На твоем диванчике, пока со своей кралей не сбежал.
   Скоро меня зовут ужинать, или обедать, я ведь еще не обедал. Ох! Вот это да! От ароматов у меня сводит живот. Нет, что бы там не говорили, но настоящий борщ может приготовить только настоящий хохол. Вкуснейшая вещь. А если его есть с ветчиной вприкуску, то это еще лучше. Благодать!
   Переехав на новое место сидеть в четырех стенах? - Это не для меня. Собираюсь на прогулку.
   - Кашки поел, борзоты набрался?
   - Спасибо, Васильевич, борщ вкуснейший!
   - Вот видишь как, у нас все просто. Ключи не забудь. И... - Барабайда мнется, чешет в затылке. - Скоро полнолуние. Ты на улице осторожнее.
   - Ладно. А что такого опасного в полнолуние?
   - Опасного нет, но будь осторожнее. Сыро, ветер. Простыть можно.
   Николай Васильевич что-то недоговаривает. Да, на улице действительно сыро. Ветер неприятный. Иду, куда глаза глядят. Карту города я не открывал, по улицам совершенно не ориентируюсь, однако заблудиться не боюсь. Планировка простая. Мы явно находимся на окраине. Старый, удаленный от центра район. Застройка: сплошные пятиэтажки дешевых серий. Попадаются бульвары. Прохожу мимо новенького стеклянного куба торгового центра. Рядом здоровенная церковь, тоже новая.
   Барабайда говорил, что собирается завтра утром пойти свечку поставить. Видимо, в этот храм и двинет.
   У каждого города свои особенности. Везде есть своя изюминка, тонкость. В этом городе в глаза сразу бросается философское отношение пешеходов к правилам дорожного движения. Улицы переходят, где хотят и как хотят, невзирая на разметку и машины. Мне это уже непривычно. У нас дома так улицы давно уже не переходят. Только на переходах и на зеленый свет.
   А город уютный. Вдоль улиц тянутся деревья, парков много. Вот как раз иду вдоль одного такого. Настоящий лесной массив в окружении домов. Остановочные павильоны оккупированы торговыми точками. По числу магазинчиков и лавок легко можно определить: людная остановка или не очень.
   И везде заржавевшие рельсы. Трамваи в свое время убрали, провода и столбы сняли, а рельсы остались. Жаль. Было бы интересно прокатиться.
   Делаю круг по району и возвращаюсь домой. Все правильно, улица выходит именно туда, где я уже проходил. Вот торговый центр, справа сверкают золотые купола и кресты. Поворачиваю у супермаркета, думаю еще: стоит зайти или нет. Не охота.
   Приметная автобусная остановка с "Быстроежкой". В нос шибает запах кулинарного жира и выпечки. Останавливаюсь под светофором. Будем законопослушными пешеходами. Тем более, не только я жду зеленый свет.
   На противоположной стороне улицы сталкиваюсь с компанией гоблинов. Маленькие, сутулые пареньки с отвратными рожами. Гоблины расселись на заборчике у входа в пивную лавку. По рукам ходят два баллона с пенным напитком. Громкий противный гогот, громкие скабрезные плоские шутки, громкая отрыжка. Пробегаю по компании оценивающим взглядом, штук семь особей. Иду мимо. Пока они пьют, они не опасны, а вот когда протрезвеют, лучше с ними не встречаться, особенно в темном переулке.
   Темнеет. На улицах становится оживленнее. Мимо меня проносится переделанная в кабриолет старая "Волга" с горлопанящими снеговиками и снегурочками. Машина отчаянно скрипит и дребезжит. Бампера держатся на проволочках. В кабриолет авто переделали явно после аварии. Лень было рихтовать крышу, ну и срезали её автогеном.
   Подхожу к своему переулку, сворачиваю. И вовремя - иначе попался бы идущей от Ворошилова цепочке мрачного вида граждан в специфических косухах с цепями и заклепками. Человек я мирный, предпочитаю с таким контингентом не пересекаться.
   Что там Барабайда говорил про полнолуние? Ночная жизнь кипит и бурлит. От идеи скататься в центр я отказываюсь. Во-первых, не знаю, куда и как ехать. Во-вторых, не тот сегодня вечер. Не тот, и всё тут.
  
   Бегемот.
  
   - Проклятье! Где эта долбанутая тачка?! - Макс саданул кулаком по ближайшей сосне. Наградой ему был целый сугроб на голову. Надо ли говорить, что настроение у Максима не улучшилось.
   Мне самому было плохо. Состояние близкое к панике. Будь я один, точно бы психанул, ломанулся бы напрямик через лес в надежде, что кривая куда-нибудь да выведет.
   - Постой. Давай еще раз пройдем по следам - говорю я это больше для собственного успокоения. Мне паршиво. Мне очень паршиво.
   - Так ходили! Где следы? Откуда мы пришли? Вот на кой веник эта пихта сдалась?!
   Достаю сигарету, зажигалку. Пальцы подрагивают. Влипли мы с Максом. Зимой в конце дня заблудиться в незнакомом лесу это не фунт изюму. Если не выйдем на дорогу или хотя бы опушку, можем замерзнуть.
   Ударная доза никотина успокаивает. Вижу, что Макс тоже полез за сигаретами. Подмигиваю товарищу, затем приглядываюсь к деревьям. Как назло, нас окружает молодой сосняк. Ветви от самой земли растут. Даже если и умудришься подняться метра на полтора, руки исколешь и в смоле вымажешься как черт пекельный.
   Странно, Макс только что колотил по стволу нормальной высокой сосны, по голому стволу, ветви у нее выше человеческого роста. Соображаю я медленно. Черт! Нет таких сосен! Молодая посадка. Неужто леший так развлекается? Да не может быть, леший зимой в спячку ложится. Нет, не бывает иначе.
   - Так что будем делать?
   - Идем прямо по этому ряду. Должны выбраться - мне очень хочется верить, что я не ошибаюсь. - Тихо. Канонаду на полигоне слышишь?
   Мы прислушиваемся. Вокруг тишина. Зимняя, лесная тишина. Только ветки от ветра поскрипывают. Ни одного постороннего звука, даже отголосков нет. Лес все глушит.
   Не в добрый час понесло нас пихтовые веники для бани надрать. Поехали вдвоем с Максом. Нашли подходящий лес недалеко от поселка. Сосновый бор. Машину оставили за придорожными кустами. Снег неглубокий, "Прада" по нему только так прет. Настоящий внедорожник.
   Вроде недалеко ушли от машины, а заблудились как дети. Зимой это физически невозможно! Но мы сумели. Пошли назад по своим следам, и.... Не бывает такого! Мы ходили по кругу! Замкнутая цепочка следов. С ума сойти можно!
   - Вечереет - замечает Макс. На его лице выражение мрачной решимости.
   - Ночуем в лесу. Вон, у корней сосны. Лапника сверху и снизу навалим. Костер разведем. До утра должны дотянуть.
   - Делать нечего - соглашаюсь с водителем. В отличие от меня, жизнь он повидал. Служил по контракту в армейском спецназе. Выживал не только в лесу, но и в горах.
   Солнца уже не видно. Тени сгущаются. На небе облачно, значит, скоро темень, хоть глаз выколи. Решаю пройти еще немного. Всё равно, делать больше нечего. Макс идет следом.
   Отодвигаю ветки, и передо мной открывается поле. Вышли! Впереди овраг, снег утоптан. В двух шагах лыжня. Справа в овраге дети играют. За оврагом стоит машина, рядом компания расположилась. Места знакомые. Перейти овраг, подняться на противоположный склон, пройти мимо посадки, и выйдешь к трассе. Там за кольцевой развилкой с памятником Меченому Атому мост и пост ДПС. Сразу начинается город.
   Да это же мой родной город!
   Сил удивляться нет. Воспринимаю всё как должное. Скатываемся в овраг, быстрым шагом проходим мимо зарослей лозняка. Краем сознания отмечаю стайку подростков на лыжах. Поднимаемся на противоположный склон.
   Стемнело. Компания с машиной собирается уезжать. Их трое. Складывают в багажник сумки, корзины, складные мангал и столик.
   - Ребята, до города добросите?
   - Подбросим - отозвался парень, запихивавший в салон увесистую сумку. Темно, лиц не видно, только по фигурам и движениям можно понять, что люди они молодые.
   - А вам до какого города? Мы в деревню едем. Прямиком через родник.
   - Братан, мы с корешем в лесу заблудились, пошли за елкой и запутались - не отступает Максим. - Нам бы хоть до трассы.
   - Поздно для елки - смеются в ответ. - Новый Год давно прошел.
   Шутливые препирательства, равно как и предложение заплатить за извоз ни к чему не приводят. Народ не хочет нас брать. Делать нечего, шуруем на своих двоих по дороге поверху оврага.
   - Уроды - злится Макс. - Могли же до дороги довезти.
   - Может испугались? Представь себе: два человека вышли из леса, толкуют что-то про елку.
   - Ну, не подумал.
   - Черт побери! А как мы машину найдем?
   - По навигатору. Есть у меня один наворот. Добраться до компьютера или гаишного поста, там уговорим ментов. Должны помочь.
   Поднимаю взгляд к небу. Звезды высыпали. На небосклон восходит малая луна. Вид этого странного светила меня успокаивает. Мы в районе Станции. А что пейзаж до боли напоминает окрестности моего родного города, так давно пора бы привыкнуть к местным особенностям. Здесь и не такое бывает.
   Догоняем компанию туристов. Серьезные ребята. В непромокаемых костюмах, с рюкзаками. Перекидываемся с молодежью парой незначащих фраз. Разговор помогает успокоить нервы. До трассы недалеко.
   Вдруг туристы сворачивают под арку девятиэтажки. Макс запинается ногой о бордюр. До меня начинает доходить, что тротуар и телефонная будка это совсем не то, что я должен видеть. У человеческой психики есть свой предел. С определенного момента перестаешь чему-то удивляться. Всё воспринимается как должное. Даже то, чего быть не может.
   Слева от меня опять сосновая посадка. Справа устье оврага. Мы выходим на трассу. А вон и кольцевая развязка угадывается. Огни города. Идущие по мосту машины.
   Минут десять голосуем. Движение есть. Не сильное, но есть. Машины пролетают мимо. Даже не притормаживают. Проклятое время! Большинство просто боится подбирать на дороге двоих молодых мужчин. А вдруг что случится....
   - Может, пешком дойдем? Здесь не далеко - мое терпение иссякает. От быстрой ходьбы я взопрел. Это тоже раздражает.
   - Подожди. Успеем. Вон еще один едет.
   - Попытка не пытка.
   Мы оба машем руками в виду фар авто. Темно. Из-за фар даже не разглядеть, что именно идет. Только габариты угадываются. Нам улыбается удача. Машина сбрасывает скорость и уходит на обочину. Из-под колес летят брызги. Макс первый подходит к машине и наклоняется к окну.
   Марка мне незнакома. Нечто большое, черное, хэтчбек или универсал, но не джип. Обмен короткими фразами, и мы запрыгиваем в салон. А внутри машина еще больше чем снаружи. Сзади семь пассажирских мест. Кроме нас в салоне девушка в оранжевом пуховике и вязаной шапочке и улыбчивый мужичок неопределенного возраста.
   В машине тепло, из колонок звучит музыка. Постепенно напряжение отпускает. Скоро город, а там разберемся.
   Лица водителя не видно. Короткая стрижка, волосы темные. И переднее пассажирское сиденье пустует. Почему никто не сел вперед? "А какая разница" - приходит успокаивающий ответ.
   - Ребята, а вам до какого города? - голос водилы низкий с хрипотцой.
   - А куда едешь? - реагирует Макс.
   - Далеко. Мне очень далеко ехать.
   - Вы с нами остаетесь? - девушка поправляет шапку и бросает на меня пронзительный взгляд бездонных зеленых глазищ. От этого взгляда мне становится не по себе.
   - Нам бы до поселка. Вы же мимо проезжаете. Здесь одна дорога.
   - Дорог много - вздыхает дама.
   - Вся жизнь дорога.
   - Он еще не понял - заявляет водитель.
   Опасность. Мы сели не в ту машину. Я кошусь на мужичка, сидит он слишком удобно, на заднем сиденье. Легко может напасть сзади.
   - Шутки шутками, а "Ночные волки" дорог не боятся - предупреждает Макс. Говорит он нейтральным тоном, но при этом дает понять, что связан с буйной и свободолюбивой байкерской братвой. Ночные мотоциклисты. Сила, которую многие недооценивают. Многие, но не те, кто с ними сталкивался.
   - Байкер тоже ничего не понял - водила заливается громким смехом.
   - Не понял. Хи-хи-хи - вторит ему девушка.
   - Гы! Ага-га! - ржет второй пассажир.
   - Братан, останови машину - Макс опускает руку на плечо водилы.
   Тот наоборот, жмет на газ. Ускорение бросает меня на спинку сиденья. Даже Максим, не ожидает такого и хватается за обивку кресла. Я не вижу приборы, но по мельканию деревьев и столбов за окном, понимаю, что машина разогналась до полутора сотен. И это ночью, зимой по загородной, обледенелой трассе! А впереди крутые зигзаги.
   - Сбавь скорость - мой товарищ не сдается. - Знаешь, я тоже раньше так гонял.
   - И что?
   - Дорога. Ночь. Луна. Трасса пустынная. И на дорогу вылетает собака.
   - Собака! - хохочет водитель.
   - Он гонит!
   - На понт берет!
   Надо что-то делать. Достаю сигареты, демонстративно закуриваю. В глазах девушки мелькает тень изумления. Подмигиваю ей, и стряхиваю пепел на соседнее сиденье. Я намеренно провоцирую скандал. Хорошо если дело дойдет до драки. Водитель вынужден будет остановить машину.
   - Зачем вы молодые себя травите? - вздыхает мужичок. Про себя я называю его Круглым. Внешность такая, невысокий, полненький, лицо круглое, незапоминающееся.
   - Жить вообще вредно, от этого умирают - ответ сам по себе срывается с губ.
   На улице ночь. В машине темно, только светятся кнопки на двери. Но странное дело, мне прекрасно видны соседи, салон машины, я даже вижу что на ногах девушки красные полусапожки, на носках коричневые пятна грязи.
   - Так, где остановить? - интересуется водитель. Тон уважительный, понял, что нас просто так не запугать.
   И тут мой мозг пронзает молния догадки.
   - Бегемот!
   Водитель резко бьет по тормозам. Меня бросает вперед. Девушка летит прямо на меня. Сигарета выпадает из рук и исчезает под сиденьем.
   Секундное замешательство, потом все возвращается на круги своя. Машина стоит на обочине. Водитель приподнимается и поворачивается к салону. Его круглые кошачьи глаза смотрят на меня, не мигая.
   - Тебе привет от Алисы из Москвы.
   - Алиса, а не путаешь?
   - Нехорошо старых знакомых забывать, Бегемот.
   - Как там она? Все поезда провожает?
   - Поезда провожает, самолеты встречает. Сам знаешь. Ей так нравится.
   - Знаю. Это хорошо, что Алиса привет передала. Не забыла.
   - Куда их? - девушка нервно теребит сумочку. В ее движениях проглядывает что-то кошачье. Когда кошка раздражена и чувствует себя не в своей тарелке, она так же подергивает хвостом.
   - Они сами знают куда - многозначительно произносит Бегемот. - Ну, бывайте. Увидишь Алису, передавай поклон.
   - Передам. Удачи тебе, Бегемот.
   Макс открывает дверцу и первым выпрыгивает из машины.
   - Удачи - бросает он через плечо.
   Подмигиваю водителю, киваю девушке и следую за Максимом. Дверь за мной захлопывается. Машина срывается с места.
   - Пронесло - мой товарищ хлопает себя по карманам. - Зажигалку забыл.
   - Держи.
   Оглядываюсь по сторонам. Мы стоим у съезда с трассы. Вон в сотне метров от нас железная будка на холме. Лес вокруг. Накатанная грунтовка идет вдоль леса.
   - Рванули! - Максим забывает про сигареты и резво бросается к лесу. Я за ним. Ноги вязнут в снегу, а по колее бежать тяжело, неровен час, оступишься и полетишь носом в сугроб.
   Стараюсь не отставать от товарища. На ходу поправляю шапку, расстегиваю замок куртки. В машине было тепло, а сейчас мне жарко.
   За холмом с будкой тянутся знакомые кусты. Еще немного. А вот и наша машина! Стоит родимая у дороги, никуда она не делась, только снегом немного присыпало.
   - Нашли! Андрей, нашли! - ревет Максим. - Ты понял? Мы ее нашли!
   - Едрена корень! Мать твою за ногу! - матерюсь я от избытка эмоций. За этот вечер столько пришлось пережить, что душа просто требует выплеснуть накопившееся. Впервые понимаю смысл выражения "облегчить душу".
   - За пихтой пойдем?
   - Ты че?! - шутка до Макса не доходит. - Погнали домой!
  
   Время весны.
  
   Первая ночь на новом месте. Долго ворочаешься, приноравливаешься к дивану, подушка норовит сбежать или сбивается комом. Под одеялом то жарко, то холодно. Так обычно бывает когда засыпаешь на новой кровати. Бывает, но сегодня я мгновенно провалился в глубокий сон. Сказались накопленная усталость, недосып и переизбыток впечатлений.
   Поднялся я часов в восемь. Барабайда уже успел позавтракать, привести себя в порядок и собраться на улицу.
   - Зайду в церковь, свечки поставить.
   - Это рядом? Рядом с супермаркетом?
   - Если хочешь, ... - Николай Васильевич окидывает меня оценивающим взглядом.
   Видок утренний. Физиономия заспанная, глаза как прорези дота, щетина на лице.
   - Нет, спасибо. Я сначала позавтракаю - не люблю я церкви, но объяснять это Николаю Васильевичу считаю преждевременным, может не понять.
   Гулял Барабайда до обеда. Вернулся он посвежевшим, радостным, сверкая солнечной улыбкой.
   Первая половина дня пролетела незаметно. Я сегодня никуда не спешил. Полусонный, размеренный воскресный день. Время между завтраком и обедом заполнено непонятной ерундой. Потом и вспомнить не можешь, на что время убил.
   Изучаю купленную вчера карту. Я всегда стараюсь сначала изучить город по карте. Общая схема, районы, направления улиц. Это очень удобно для запоминания и помогает быстро находить дорогу.
   Сидеть в четырех стенах скучно. Ближе к вечеру я поехал в центр. Городская планировка проста и понятна. Я легко ориентируюсь в городе. Мы живем на Юго-западе. Недалеко большой парк, я до него вчера доходил. Сейчас надо выйти на улицу Ворошилова, и любым автобусом до Цирка. Мы вчера как раз там и проезжали.
   Разберемся. Главное запомнить названия улиц, а там и дорогу спросить можно. Но лучше не спрашивать. Отличие между мужской и женской психологией - мужчина обращается за помощью к местным, только тогда когда окончательно заблудится. Женщина же может у каждого встречного интересоваться: как дойти, к примеру, до Эрмитажа.
   В автобусе первым на что я обратил внимание, так это два тарифа: дневной и ночной. Разница в два раза. Оригинально.
   Едем. Гляжу в окно. Стараюсь запомнить дорогу. Обычный городской пейзаж. На третьей остановке выхожу.
   На улицах оживленно. С любопытством приглядываюсь к людям. Одевается народ легко. В моде куртки, пальто, плащи. Меховые шапки встречаются редко. Мотаю на ус, если задержусь здесь больше чем надо, придется менять гардероб. Да мне и так надо будет брать весеннюю куртку. В конце марта уже будет жарковато. Черт побери! Ловлю себя на том, что я уже смирился с мыслью, что домой поеду не скоро. Вот они извраты человеческой психики, человек ко всему привыкает.
   Чем центр сразу бросается в глаза, так это магазинами на каждом шагу. Даже в жилых домах первые этажи оккупированы торговлей, кафе и офисами. Но стоит завернуть за угол, и .... М-да, зрелище страшноватое. Прям как после войны. Дворы у нас красотой и порядком не блещут, особенно в старых районах.
   Иду по 20 лет Октября. У пересечения с Кирова, ныряю в переход. Вот это да! Здесь целую площадь закопали под землю. Подземный переход это большой зал с более чем дюжиной выходов на поверхность. Магазинчики и прилавки, разумеется, в наличии, но ассортимент бедненький.
   У лестницы ведущей на Кирова со стороны "Подсолнуха" торгуют картинами. Мой взгляд равнодушно скользит по полотнам. Встречается хорошая прорисовка, но мертвое всё, движения нет, чувства, дыхания.
   Контрасты большого города. Новые многоэтажки и сверкающие стеклом офисные центры перемежаются древними пятиэтажками, мне по пути попадается полуразрушенная ТЭЦ. Пешком дохожу до площади Ленина. Обхожу с тыла массивное, довлеющее над окрестностью здание областной администрации.
   Перед фасадом стоит Ленин. Стандартное исполнение с указующей дланью. Ильич глядит на каток, пивнушку, шуршащие по проспекту иномарки, парк. Административный куб за спиной памятника давит своими рубленными, угловатыми очертаниями. Темные прямоугольники окон. Выступающий над фасадом парапет. Высокий портал входа, напоминающий портики египетских пирамид.
   Я машу Ильичу рукой. Скучно ему стоять. Власть то за его спиной сменилась. Новое содержание, старое оформление. Памятник приподнимает руку, короткий взмах ладонью. Жест совершенно не ленинский, черты совсем другого вождя прошлого века.
   - И тебе не скучать - машинально бормочу под нос.
   Пересекаю улицу Плеханова. По дорожкам заснеженного парка бродят парочки и стайки молодежи. Мне рассказывали, что где-то здесь находится одно известное всему городу кафе. Очень популярное у тех, кто чувствует себя одиноким, кому боязно и грустно засыпать одному.
   Настроение у меня хулиганистое. Хочется жить. А что мы теряем? Надо проверить, работает система или нет. Нужное кафе и искать не нужно. Яркая приметная вывеска, у входа караулят свободные таксомоторы. Жизнь есть жизнь.
   Обстановка внутри скромная, но стильная. У столиков располагающие к непринужденному общению диванчики. И интересный нюанс - на каждом столике телефон. Можно снять трубку, набрать номер нужного тебе столика и тебе ответят. А могут и не ответить, знакомство дело добровольное. Симпатия должна быть взаимной.
   Выбираю свободный столик. Официантка приносит меню. Гм, цены приемлемые. Выбор разнообразен. Делаю заказ. Пока нечто вроде ланча с закусками и салатами, дальше будет видно. Жду свой ужин и поглядываю по сторонам. Посетителей немного, но вот не так чтоб совсем никого, но и не слишком многолюдно. Самое то. Я ненавижу толпу и забитые под завязку заведения.
   - Доброе утро, последний герой. Доброе утро тебе и таким как ты - мурлычу себе под нос.
   Две девушки за столиком у третьего окна очень даже недурственны. Длинноволосая шатенка в розовой кофточке даже задержала не мне свой взгляд. Поднимаю трубку телефона. Номера столиков висят над самими столиками. Проверим - как работает связь.
   Связь работала. Все было очень хорошо. Надо ли говорить, что домой я приехал под утро. На расспросы Барабайды отвечал, что встретил одного своего старого знакомого. Ну, засиделись в кабаке. Сто лет не виделись. Положено отметить.
   Знаю, что врать нехорошо, но есть вещи, рассказывать о которых вообще недопустимо. Настоящие мужчины подробности опускают.
  
   Для колхозников весна, зима, лето и осень всегда наступают неожиданно. У строителей та же самая проблема. Мы еще в марте разрабатываем антипаводковые мероприятия, и как всегда только с тем, чтоб благополучно положить планы на полку. Паводок обрушивается как стихийное бедствие, большинство производственников настолько привыкают к зиме, что им кажется, будто снег это вечное.
   Неожиданно, а это всегда неожиданно, на улице теплеет, бегут ручьи, сугробы темнеют и скукоживаются. Это еще полбеды. Беда наступает, когда снег сходит, грунт раскисает, все низины и котлованы заливает талыми водами. Распутица. Долгожданное время для котов, детворы и влюбленных. Проклятье строителей и механизаторов.
   Все что всю зиму спокойно лежало на снегу вдруг оказывается посреди болота. Крановые пути проседают. Грунтовки раскисают, проехать по ним можно только на КамАЗе. С перекрытий капает. В подвалах скапливаются целые озера. А уж что касается открытых котлованов.... Намокший сверх допустимого грунт это большая проблема. Свойства оснований меняются, бывает и необратимо.
   С паводком нам повезло. Прошел незаметно и больших бед не принес. Утонувший в яме сварочный пост не считаем - это мелочь. Грунты в районе Станции песчаные. Вода мгновенно уходит в землю. Дорожные плиты мы положили еще осенью, площадку подготовили основательно. Товарищ Найденов постарался, заказал плиты и заставил линейщиков выложить временные дороги, нормальные складские площадки и пути гусеничного крана. Бытовки, раздевалки, прорабские и инструменталки тоже поставили на плиты.
   Эх, всегда бы так работать. Не получается.
   На вечернем совещании я откровенно скучаю. Планерку ведет Павлов. Наш начальник ПТО последовательно опрашивает прорабов. Доклады не радуют. Ребята опять целый день усердно пеньки окучивали. Люди работали усердно, но.... И это "но" начинает меня бесить.
   - Четвертый участок, сколько заармировали по оси "Б"?
   - Армировали - поднимается Игорь.
   - Когда сдавать собираетесь? - Павлов даже не смотрит на прораба.
   - Постой, ты же перегородки делаешь? - Барабайда буквально ложится грудью на стол. - Примыкания к колоннам, знаешь, уголок с усиками, сдавал?
   - Николай Васильевич, все вместе заактируем.
   - Ну, сколько можно говорить! - главный инженер бьет ладонью по столу. - Ты сначала сдай. Напиши акт - Барабайда рисует в воздухе. - Вызови Середу, Яковлева. Ты предъяви. Потом армируй.
   - Мне Середа говорил, что можно все вместе сдать - упрямо стоит на своем Игорь.
   - Я не знаю! - Васильевич демонстративно всплескивает руками.
   - А когда это тебе Середа говорил? - Павлов тактично напоминает, что он здесь не для мебели.
   Мне становится вконец скучно. Каждый день одно и тоже. Выхожу на улицу. Иду вдоль оси колонн. Здороваюсь с рабочими. Привычно сканирую взглядом стройку. За прошедший день почти ничего не изменилось. Подхожу к вываленным прямо на землю закладным деталям. Презрительно хмыкаю.
   "Интересно, чья это граница ответственности?". Лоботрясы даже не удосужились сложить металл нормально, а уж чтоб пленкой накрыть или под навес перенести и.... Это явно выше их понимания. А между тем тыльные поверхности деталей быстро порыжеют, а антикоррозионное покрытие на лицевой стороне пообдерут, когда будут кучу ворошить. Ведь по закону подлости нужные в первую очередь закладушки окажутся в самом низу, в грязи и воде.
   А вот и мастер мимо бежит. Заступаю ему дорогу и киваю в сторону кучи металла.
   - Твои?
   - Нет, это третий участок. Филимонову привезли.
   - Почему не сложили?
   - Не мой участок, Андрей Владиславович. У меня все сложено и разложено, посмотрите.
   Разговаривать с ним больше не о чем. И так почти все. У каждого свой маленький кусочек дела, а чуть дальше и не думают. Целую картину никто не видит. Валят ответственность друг на друга. Прям как дети малые.
   Два дня назад на планерке долго выясняли, кому ставить временное ограждение в зоне между лифтовыми шахтами. У второго участка перевахтовка. Людей нет. А ограждение ставить надо срочно, буквально вчера. Мало того, что ЧП может приключиться, место нехорошее, сворачиваешь за шахту, и у тебя под ногами проем открывается. Если не знаешь, можешь улететь. Так еще комиссия на носу. Влетать под нарушения по ТБ нам не хочется. Штрафы дерут драконовские.
   И Барабайде пришлось чуть ли не силой заставлять прорабов выделять людей, доски, маркировочную ленту, и спешно ставить перила. Делов то на два часа. Больше времени потратили на болтовню.
   Я иду к торцу здания. На полпути останавливаюсь. Что-то я пропустил. Поворачиваюсь к колоннам. Стоят красавицы. Все шестнадцать. А сколько проблем было при сборке! Каждую монтировали из двух полуколонн, иначе были бы вопросы с перевозкой. На заводе все прекрасно собиралось. Половинки ставятся в кондуктор, стягиваются болтами, а потом после выверки накладываются сварные швы. Так должно быть.
   Это на заводе рабочие колонну за час собирали и разбирали, а на площадке вдруг выяснилось, что не стыкуются они, и всё тут! Маты стояли! О! Половинки пришлось подгонять друг к другу. Резали, наваривали и подваривали. Выверяли и собирали все на стенде. Это в цеху просто, а на площадке да еще зимой работа адова.
   Барабайда представителей завода вызвал, чтоб на месте, а не только по телефону указания давали, сами бы показали, как это они так легко всё собирают. Сделали, конечно. Все мы нормально собрали, подготовили, прошли входной контроль и установили. Заказчик заставил швы ультразвуком проверить. Яковлев тогда изгалялся над нами как мог. Хорошая сварка оказалась, качественная, без недовара и трещин. И это если учесть, что половину швов наложили на площадке, вручную.
   Смотрю я на наших красавиц, и вижу: чего-то не хватает. Да, точно - два дня назад на участке между третьей до девятой колоннами были установлены все диагональные связи, а сегодня их явно меньше чем должно быть.
   Странно. Я не мог ошибаться. Специально пробегаюсь по этажам здания. За последние два дня почти ничего не изменилось. Но вот еще на двух захватках, я точно помню, все арматурные сетки лежали, а сегодня их нет. Я вижу, как люди работают там же, где работали вчера. Делают ту же самую работу второй раз. Что это? Это я спятил, или я один нормальный, а остальные как зомби разбирают и собирают армирование заново?
   Телефон в кармане выдает жесткий ритм аккордов "Berlin bleibt deutsch". Шутки ради я поставил эту композицию на номер Барабайды. Ассоциации у меня соответствующие. Планерка закончилась, и главный инженер в свойственной ему беспардонной манере интересуется: еду я домой, или ночую на стройплощадке?
   Разумеется, сразу мы не поехали, Николай Васильевич еще четверть часа воспитывал подвернувшегося под руку прораба. Поводом была та самая гора закладных деталей. Попался человек, не имевший отношения к этому безобразию. Тот, кто заказывал и выгружал закладные на планерке сегодня и не появлялся.
   Как мне сказал бригадир, завтра с утра они все переберут и закроют брезентом. А сейчас людей нет, ребята с ночи работали. Однако объяснять это Барабайде было бесполезно. И никто из прорабов не хотел ставить своих людей на сортировку чужих деталей.
   В машину мы погрузились только в седьмом часу. Да, забыл сказать - у нас сейчас две машины. Вдобавок к джипу прислали "Соболя". Приличный такой микроавтобус цвета баклажан. Водитель Дима живет у нас с Барабайдой, спит на диванчике в зале. И так получилось, что Найденов катается на "Праде", а мы все остальные набиваемся в "Соболь".
   Сегодня едем весело. Как только выезжаем за КПП стройплощадки, так Барабайда наклоняется вперед, потирает руки и произносит сакраментальное:
   - Доставай - глаза его явственно блестят.
   Запускаю руку за сиденье и извлекаю пакет. Перед планеркой мы скинулись, заехали в магазин и прикупили кое-чего сорокаградусного с закуской. Как обычно, коньячок и вареную колбасу. Хлеб и минералку тоже не забыли. Стаканы в машине есть, столик в салоне наличествует - все для удобства пассажиров.
   Николай Васильевич ловко разливает коньяк по стаканам. Пьем без тоста, только чокаемся. Пытаемся чокнуться. Трясет машину изрядно. Дима явно считает себя потомком Михаэля Шумахера, тормоза придуманы не для него.
   - Завтра Колобков приезжает - напоминает Павлов.
   - Ну и пусть приезжает. Как приедет, так и уедет.
   - А если случится так, что он работу остановит? - речь идет о техническом контроле заказчика. Не о местном контроле на стройплощадке, а о главной инспекции.
   - Павлов, я этого Колобкова еще по Донскому комбинату помню. Он у меня начальником участка работал.
   - Люди меняются.
   - Это не те люди. Приедет Колобков, напишет. Я ему скажу, что написать - Барабайда машет рукой в воздухе. - Проводим. Давай Найденова раскручивать на проводы.
   - К Ашоту поедем?
   - Если Борю уговорим накрыть поляну, то к Ашоту.
   - Спиртное надо будет заранее взять - я помню, что в этой шашлычной великолепно готовят мясо, у них превосходный лаваш, но выпивку они закупают явно паленую.
   - Не переживай, Борис Борисович раскошелится, возьмет бутылочку за пять штук - Барабайда говорит так, как будто он уже уговорил Найденова организовать проводы инспектора по высшему разряду.
   Затем наш главный инженер пускается в воспоминания о своей прежней работе на Донском комбинате. Тогда он командовал целым строительным управлением. Головной холдинг находился в Москве, а на объекте царем и богом был сам Барабайда.
   - У меня люди работали, не так как эти. Пахали вдумчиво, предано, в две смены. А почему? Да я зарплату платил в три раза больше чем другие. У меня уже тогда сварщик зарабатывал под сто тысяч. Но это был хороший сварщик. Я других не держал. Ко мне чтоб на работу устроиться очередь была!
   Пока Николай Васильевич повествует, какой он был хороший начальник, как он объекты сдавал, и как люди его боготворили, я разливаю коньяк. Ловлю взгляд Павлова, Валентин показывает мне, чтоб наливал Барабайде побольше. Угу. Так и сделаем.
   - Андрей, ты думаешь, что здесь тяжело работать? Я работал под прямым контролем самого Степан Сергеича! Он планерки проводил в девять вечера, и потом люди не домой шли, а на площадку! У него с планерок директоров ногами вперед выносили. Да, были приступы. У двоих сердце не выдержало. А меня он уважал! Я ему сына в институт устроил.
   - Валентин, слушай, забыл спросить - наклоняюсь вперед. - Когда будем объемы собирать?
   - Надо. Ты сам как думаешь? - В этом весь Павлов, любит возвращать вопрос тебе обратно.
   - Сроки подходят.
   - Давай завтра подумаем.
   - Генеральный опять будет неудобные вопросы задавать.
   - Борис Борисович выкрутится - по интонациям видно, что Павлов явно решил свалить всю ответственность на нашего Найденова. Дескать, у кого звезд на погонах больше, тот пусть и отвечает, а наше дело маленькое.
   - Когда он поедет домой отчитываться?
   - Как обычно, после первого числа.
   - Майские праздники без Бориса?
   - Получается так.
   - Павлов! - громыхает Барабайда. - Наливай! тебя, что упрашивать надо?
   - А это надо?
   - Надо, Павлов, давай, не межуйся. Ты закусывай, закусывай. Дома то опять одни салатики.
   - Наверное, если Лена приготовила - в голосе товарища звучит искренняя озабоченность.
   - Чем она тебя кормит? Силосом? Слушай, давай к нам заедем. Макароны сварим, тушенкой заправим. У меня тюлечка есть.
   - Килька на утро - улыбается Валентин.
   Нам хорошо известна любовь Николая Васильевича к советской "красной рыбе", сиречь к кильке в томатном соусе. Он ее обычно потребляет за завтраком.
   Павлов соглашается на продолжение банкета, однако он сначала звонит жене, удостоверяется, что она действительно задерживается сегодня на работе. После коньяка мы курим прямо в машине. Барабайда порядка ради возмущается, что мы его обкуриваем, пытается прочитать нам лекцию о вреде курения. Привычное дело, мне он регулярно рассказывает о вреде растворимого кофе.
   По дороге домой заскакиваем в магазин. Берем тушенку, лаваш, еще коньячок, кетчуп. Я для себя прикупаю овсянку на утро и ряженку. Токсины из организма хорошо выводить молочным.
   Поднимаемся все вчетвером на третий этаж. Пакеты на кухню. На газ ставится кастрюля с водой под макароны. На сковородку вываливаем две банки тушенки. Ее сначала надо обжарить. Кулинарит Барабайда. Он отваривает макароны, сливает воду, потом перекладывает в кастрюлю тушенку и заливает это дело банкой кетчупа. Минут пять помешивать на малом огне, и блюдо готово. Дешево и сердито. Прекрасный ужин для четверых голодных, уставших мужиков.
   Под это дело и коньячок хорошо идет. В разгар веселья раздается звонок. К нам пожаловал сам Борис Борисович. И не пустой. В пакете у него две бутылки виски. Скорее всего, увидел в окно идущего к подъезду вместе со всеми Павлова. А уж сложить два плюс два даже Найденов может, недаром он в школе учился в математическом классе.
   Потеха идет. Однако спиртного слишком много. Дима ограничивается парой рюмочек. Барабайда сам следит за своей кондицией, он норму знает. А я, уже давно, поднимая рюмки вместе со всеми только пригубляю спиртное. Вечер хочу встретить трезвым.
   - Ну, что, давайте принимать Андрея в наш коллектив! - заявляет Борис Борисович.
   - Принимай - я еле сдерживаюсь, чтоб не заржать.
   Меня уже в четвертый или пятый раз принимают в компанию. И как всегда под щедрые возлияния. Скушно. Шутка, повторенная дважды, становится баяном.
   - Василич, когда твой Колобков приезжает?
   - Борис Борисович, это серьезное дело.
   - Я понимаю. Павлов, у нас охрана труда проведена?
   - Бумажки мы напишем - заявляет Барабайда. - Подумай лучше, как этого москаля встретить и проводить, да так чтоб он нас запомнил.
   - Это как? - лицо Бориса расплывается в широкой улыбке, глаза блестят.
   - Нет, я его встречу, по площадке проведу. Валентин Петрович бумаги покажет, Андрей Владиславович расскажет, как мы хорошо работаем. Это все надо. Так все делают.
   - Ты предлагаешь его напоить?
   - Нет! Не надо напаивать. Надо угостить, принять в нашу компанию.
   Барабайда рассказывал, что в городке, где он родился, до войны жило чуть ли не 97 процентов евреев. Иногда это чувствуется.
   - Давай покажем инспектору, какие мы хорошие. Он же не последний приезжает. Андрей вот вспоминал, как мы у Ашота сидели. Шашлычок из шейки, огурчики, салатики. Мясо такое было настоящее, в меру жирное, прожаренное, во рту таяло - Васильевич так вкусно рассказывает, что мне самому вдруг резко захотелось шашлыка.
   - А кто платить будет? - Найденов хоть и выпил, но соображает.
   - Позвони в контору, пусть премию выпишут.
   - Эх, Васильевич, ты сначала привези своего Колобкова.
   Вопрос решен, провожать инспектора мы будем капитально. Финансовый вопрос аккуратно свален на Борю. Он зам директора, ему и деньги искать.
   Мероприятие мне надоедает. Поднимаюсь и иду как бы в туалет, после чего благополучно "забываю" вернуться на кухню. Следом за мной срезает Барабайда. Он обходится без условностей, заваливается на кровать и через пару минут уже выводит носом трели.
   Найденов и Павлов гуляют долго. К компании присоединяется Максим. Следуют телефонные звонки местным подругам. Причем, Боря разговаривает так, что слышно на полквартала. Удивительно, но переговоры успешны, по крайней мере, с одной из девушек. Ровно в полночь Найденов отправляется на встречу, или девушка собирается к нему приехать. Я честно говоря так и не понял.
  
   Время луны.
  
   - Куда идешь, молодой красивый? - юная, стройная цыганочка в цветастом платье перегораживает мне дорогу.
   Не останавливаюсь, не произношу ни слова, только бросаю на попрошайку холодный надменный взгляд.
   - Дай тебе завтрашний день расскажу.
   - Он вчера был - я даже не поворачиваю голову. Не нужно этого. Я никогда не разговариваю с цыганами.
   За спиной слышится:
   - Куда идешь, молодой красивый? - жрица Гермеса примечает следующую жертву.
   Ночной город красив. Улицы залиты огнями. В центре толпы гуляющих. У парадной лестницы театра играют уличные музыканты. Рядом две девочки стоят с ведерком ландышей.
   - Возьмите букетик - юная продавщица смущенно улыбается. - Девушке подарите.
   - Давайте - лезу в карман и вылавливаю сотню.
   Ландыши стоят дешевле, но у меня хорошее настроение. И в ведерке как раз последний букет. Время позднее, девочкам пора домой.
   Я знаю, ландыши не пахнут. Однако подношу цветы к носу. О Боги! В голову ударяет волшебный аромат весеннего леса. Терпкий запах прелой лесной подстилки. Дух трав. Свежесть последних островков снега под деревьями. Привкус смолы.
   Наваждение проходит. Стою посреди тротуара с глуповатой улыбкой и озираюсь по сторонам. Девочки с ведерком исчезли. Уличные музыканты тоскливо вытягивают: "Заполярный Урал". Кто-то чувствительно толкает меня в бок. Торопливо извиняются. Лицо человека я не вижу, только серая сутулая фигура, спешащего домой припозднившегося клерка.
   Иду дальше. Цели нет. Я просто гуляю по вечерним улицам. Я вживаюсь в местную лунную ночь. На следующем перекрестке задумываюсь, куда идти дальше. Впереди темнеет парк. А н, нет, это не парк. За высоким кованным забором два ряда деревьев, а за ними громада церкви. Опять новострой, конечно.
   Зато справа за дорогой настоящий парк. Над дорожками висят желтые огоньки фонарей. На скамейках и возле фонтана народ отдыхает. Не смотря на позднее время, носится детвора. Я понимаю, что именно туда мне и надо.
   Перехода нет. Светофор не работает. Перебегаю дорогу в разрыв между машинами. Навстречу мне валит толпа. Ух, кого тут только нет. Субтильный ангелочек с реденькими усиками и подрагивающими за спиной полупрозрачными крылышками идет под ручку с прелестной ведьмочкой. Парочка о чем-то шепчется, прижимаются друг к другу, обнимаются на ходу. И не мудрено, из одежды на ведьме только браслеты, серьги и коротенькая юбочка из бахромы. Чем-то она напоминает ту самую цыганку, что пыталась поймать меня на разговор.
   Рядом шествует троица мрачноватых троллей. Эти ребята всегда выглядят мрачно, даже когда гуляют. Лица серьезные, вырублены из карельского гранита. Зато порхающие над землей феи наоборот светятся искренним весельем.
   Останавливаюсь и пропускаю тесную компанию гоблинов. Эти сегодня пьяны до восхищения, и посему не опасны. На рожах кривые ухмылки, волосы растрепаны, одежда как всегда чуть чище, чем на бомжах. Старший обнял за плечи двоих товарищей и пытается горланить песню. Пытается, потому что помнит только две фразы из припева:
   - Ио-хо-хо! На сундук мертвеца!
   - Ио-хо-хо! И бутылка рома!
   Контингент сегодня оттягивается по полной. Бронзовый Петр Первый в центре парка с одобрением взирает на это дело. В руке у памятника полуведерная бутыль, которую он периодически подносит к губам.
   - Девушки, а где здесь Лесной Замок? - поворачиваюсь к стайке юных прелестниц. Меня тоже захватило настроение всеобщего разгула и безудержного веселья. Над головой светят две полные луны. Звезд невидно. В воздухе носится весна. Я физически чувствую ее присутствие. Она здесь. Рядом. Вот только что прошмыгнула.
   - Лесной Замок? - томно протянула длинноногая красавица в длинном полупрозрачном платье. Девушка мотнула головой и по ее плечам растеклась золотистая волна волос. - Замок. А ты не боишься?
   - Я очень боюсь, что не смогу найти свое сердце.
   - Нахал - звучит это как-то двусмысленно, с намеком.
   - Лана, берем человека с собой - подруга приглянувшейся мне девушки кокетливо поворачивается боком. Ее острые ушки чуть подрагивают.
   - Мне иногда нравятся нахалы. Человек. Ум-м. Можно посмотреть.
   - Берем его.
   - Лана нашла человека!
   -И не боится!
   Меня захватывает озорной вихрь стайки эльф. Мы несемся по парку. Выскакиваем на улицу и запрыгиваем в машину. Огромный черный кабриолет. За рулем чертовски симпатичная девушка. Да они все чертовски симпатичны.
   Луна светит и благословляет. Желтый диск нависает над горизонтом. Похожая на мышь тень на боку малой луны поводит носиком. Луна улыбается. Холодная улыбка Снежной Королевы. Громыхающие небеса, как над Станцией. Да, небо заливает сиянием. Ткань мироздания рвется. Над головой пробегают волны сполохов.
   - Едемте на пляж!
   У меня в руках оказывается фужер. Лана льет вино.
   - Сегодня ночь! - из уст эльфы эта фраза звучит особенно.
   - Да - пригубляю фужер. Вино легкое, с тонким ароматом, пьется легко.
   - Он выпил. Он наш - звенят колокольчики девичьих голосов.
   Мне хорошо. Теплая майская ночь. Полнолуние. К моей ноге прижимается бедро красивейшей девушки подлунного мира. Улочка вьется между домами. На всех перекрестках нас встречает зеленый свет. Машина вылетает из тесноты застройки и летит по проспекту. Слева за темной полосой деревьев поблескивает зеркало воды. А еще дальше светятся огни Левобережного района.
   - Мы будем танцевать? - шепчет Лана.
   Вскакиваю на ноги и протягиваю девушке руки. Мы вальсируем на капоте несущейся к набережной машины. Мои руки обнимают талию, ласкают плечи Ланы, скользят вдоль позвоночника. Я чувствую ее прикосновения. Острые коготки на моих плечах. Перед глазами бездонные ледяные озера серо-голубых глаз. Крылья носа девушки раздуваются. На губах застыла игривая улыбка.
   Я готов взлететь. Земля не властна надо мной. Луна дает силу, способность парить. Лана чувствует мое настроение и прижимается еще крепче.
   - Сегодня луна наша - шепчут ее губы. Язычок касается моего уха. Теплое дыхание. Прикосновения волос. Мы взлетаем.
   Визг тормозов. Глухой лязг железа. Меня бросает вперед. Перед глазами мелькает асфальт. Кубарем качусь вниз по косогору. Ланы со мной нет. Исчезла.
   - Мать твою за ногу! - я лежу на земле, пальцы вцепились в пучок прошлогодней травы.
   - Чтоб тебя...! - потрясение, шок от мгновенного перехода от танца с девушкой к полету через кусты дает о себе знать. Разительный диссонанс - из князей в грязь.
   Поднимаюсь на ноги и отряхиваюсь. Куртка у меня хорошая, прочная. Повезло. Не порвал. Вокруг меня прошлогодний мусор. Скрюченные скелеты кустов. Над головой решетка прутьев с колючками проклевывающейся молодой листвы.
   - Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах - ворчу себе под нос - её обугленную тушку нашли тимуровцы в кустах.
   Подъем занимает куда больше времени и требует больше сил, чем спуск. Косогор крутой. И кусты за одежду цепляются, в ногах путаются. Зараза! Вот и дорога. Я заранее приготовился увидеть искореженное железо битых машин, россыпь стекла, темные лужи на асфальте, переломанные тела.
   А фиг тебе! Трасса пустынна. Тропка вдоль дороги. Бетонный водосток. Бордюр. И чистый, ровный асфальт.
   Слева доносится шум. Сквозь деревья пробивается свет фар. Минута, и передо мной проносится авто. Хорошо идет. Значит, помех в виде битых машин на трассе нет.
   Еще машина. На этот раз снизу поднимается автобус. Фары слепят глаза. Отворачиваюсь к обочине и лезу за сигаретами. Глубокая затяжка приводит мысли в порядок. Однако адреналин в крови еще бурлит. Докуриваю сигарету и вопреки голосу рассудка иду вниз вдоль дороги. Я же хотел на пляж? Вот на пляж и иду. И не надо меня отговаривать! Я в этом году еще не купался. В реке, говорю, не купался.
   Ловлю себя на том, что разговариваю сам с собой вслух. Запрокидываю голову к небу и громко хохочу. А кому какое дело до того, что я делаю и с кем разговариваю! Знакомых рядом точно нет, стесняться некого.
   Догнавшую меня машину я заметил слишком поздно. Дорога впереди осветилась фарами. За спиной прошуршали шины. слышится мягкое ворчание мотора.
   - Привет, куда спешишь?
   От неожиданности я дернулся в сторону.
   - Один ноль! - из черного авто (слишком много сегодня черных лакированных машин) нехотя выструился Бегемот. На этот раз он принял облик франтоватого фигляра в приталенном атласном пиджаке. Мой батька о такой ткани говорит: "Как соплей намазано".
   - И тебе привет.
   - Садись, подвезу.
   - Давай - я помню, как закончилась наша последняя поездка, но лезу в машину. На переднее сиденье. Пассажиров больше нет.
   - Все в разгулах и загулах - Бегемот правильно понял мой пробежавший по заднему сиденью взгляд.
   - Сам куда едешь?
   - Катаюсь. Сегодня ночь луны.
   Мы едем по ночным улицам города. Бегемот заруливает на бульвар Горбовского, при этом аккуратно подвигает бампером столб со знаком "Проезд запрещен". Стальная труба послушно скручивается спиралью. Теперь знак повернут лицом к газону.
   - И не было здесь знака. Ничего мы не нарушали - мурлычет водитель. Я уверен, что на бампере машины ни царапины. Бегемот умеет.
   Открываем окна, авто медленно ползет мимо резвящейся молодежи.
   - Это сейчас ночь, луна, гормоны бушуют - рассуждает Бегемот. - А представь себе, что будет утром. Ночные краски смыты, рядом с тобой посапывает нечто облезлое с растекшейся по щекам тушью. Глядишь на это дело и недоумеваешь: куда делась вчерашняя принцесса?
   - Часы бьют полночь, и Золушка превращается в тыкву.
   - Можно и так. Только не в полночь, а часов в девять, когда в дверь начинают звонить многочисленные родственники твоей ночной феи.
   - Катастрофа.
   - Нет, это еще не катастрофа. Это, мой друг, жизнь. Проходит два месяца, и перед тобой высыпают целый подол котят. Маленькие, слепые, пищат, но твои. Приходится поджимать хвост и браться за семью. Крутиться приходится как негру на вертеле. Весь твой гонор: "кусты не повод для знакомства" испаряется.
   - Давай в кафе заедем.
   - Можно. Куда хочешь?
   - Ты местный, ты здесь все знаешь.
   Бегемот бьет по тормозам. Мы стоим перед входом в заведение. Над входом вывеска "Черный кот". Та же самая надпись на оконных витражах, рядом изображение того самого черного кота с бокалом в лапе. Мордень котяры сильно смахивает на физиономию Бегемота.
   Я уже привык к финтам моего удивительного друга и не удивляюсь тому, что мы только что ехали по Горбовскому, а оказались на улице Кирова в двух шагах от площади Ленина. Это примерно пять кварталов расстояния.
   В заведении Бегемота знают, и очень хорошо. Нас с улыбками и поклонами встречают у входа, ведут к отдельному столику на возвышении слева от эстрады. Официантка кладет перед нами солидные кожаные папки меню и удаляется, помахивая хвостом.
   - Хороша - мурлычет Бегемот, провожая девушку раздевающим взглядом. - Огонь в крови. Берегись таких кошечек, коготки у нее острые.
   Мы заказываем шашлычки и овощи на огне. Бегемоту приносят большую тарелку сметаны. Вино пьем аргентинское. Мой друг пускается в долгие путаные рассуждения о смысле бытия, влиянии лун на живность всякую, нежить и иные сущности. Слушаю его в пол уха.
   Мне интереснее наблюдать за залом. Отсюда с возвышения все прекрасно видно. Одинокий тролль за столиком у туалета налегает на водку. Спиртное водопадом льется в каменную глотку северянина. Стакан за стаканом. Только на моих глазах официантка принесла три бутылки.
   В затемненных углах расположились парочки влюбленых. Мое внимание привлекли две девушки: ведьма и эльфа. Взгляды, движения, касания, позы, все говорит, что они искренне до безумия влюблены друг в друга. От столика исходит аура чистого света.
   За сдвоенными столиками справа от входа гуляет шумная интернациональная компания. Люди, эльфы, гоблины, ангелы, тролли, фурьи, даже парочка негров затесалась. Забавное зрелище. За такими мероприятиями интереснее всего наблюдать именно со стороны. Когда ты за столом, половины не видишь, а когда пьешь со всеми, то четверть действа проходит мимо тебя.
   Вот поднимается длинноволосый гоблин и толкает тост. При этом он активно жестикулирует, размахивает рюмкой. Капли спиртного летят на бюст негритянки, та смеется и кидает в тостующего яблоком. Гоблин настолько увлечен своей речью, что не видит, как половина компании откровенно зевает, а вторая половина только усилием воли сохраняет на своих лицах приличествующее выражение лица.
   - Вся наша жизнь поиск - провозглашает Бегемот.
   - А если ты нашел?
   - Значит, не то нашел, или пришел к финалу - в зеленых глазах кота отражаются блики витражей. - Если человек ничего не ищет, не хочет, всем доволен, то он мертв. Он этого не осознает, он ходит на работу, пьет пиво после бани, воспитывает детей. Думает, что воспитывает. Он приносит жене получку, а по праздникам цветы. Он знает, куда поедет следующим летом. Но он мертв. Души нет. Одна телесная оболочка и тупой взор жвачного животного.
   - Я видел таких людей.
   - Еще бы ты не видел! Их целые стада.
   - Философия. Взгляд инсургента - меня забавляет подкалывать собеседника.
   - Значит, все настоящие люди инсургенты - не остается в долгу Бегемот.
   - Дом, семья, единственная и любимая женщина, дети - тяжело вздыхаю - это и есть, то к чему стремишься.
   - Ты о себе говоришь. Ты ее не нашел. Найдешь, держи уши востро - если не появится новой цели, если не увидишь непокоренную вершину, ты умрешь.
   - Цель проста - я позволяю себе улыбнуться - свой род, дети, внуки, сплоченная когорта потомков.
   - Сплоченная для чего и против кого?
   - За нас. За свой род.
   - Патриархальный взгляд, уважаю.
   - В этом мире есть другие ценности?
   - Бисер под ногами, прошлогодний снег это тоже для кого-то сокровище.
   - Увиливаешь.
   - Меняю плоскость оценки.
   - А может лучше выйти из плоскости? Подняться в другое измерение.
   - Человек! - собеседник откидывается на спинку стула и заливается бурным смехом, хлопает себя по животу и колотит ногами по ножкам стола.
   Наконец он успокаивается.
   - Пойми, Андрей, ты пытаешься строить свою систему, ты опираешься на вековые базисы и опыт предков. Не спорю, твои предки молодцы, они выжили и завоевали эту планету для своих детей. Согласен, отказываясь от своих кланов и голоса крови, они остаются безоружными перед натиском новых варваров. Это всё правда. Это сама жизнь. Но пойми - это не твое. Андрей, в тебе есть искра высшей силы. Ты видишь луну, слышишь голос земли, ты пьешь с самим Бегемотом. Ты должен быть выше семейных цепей и мелких привязанностей.
   Дом дает силу в обороне, но мешает в наступлении. Ты еще не понял, но скоро прозреешь. Жизнь только в движении. Живое гибкое. Живое меняется. Живое смеется над каменными цепями тупых обязательств.
   - Ночь пройдет и взойдет солнце - я понимаю намеки кота, второй и третий слои его пламенной речи. Он предлагает вечную игру, где ставкой божественность. Другое дело, Бегемот в роли крупье это не совсем честная игра. Я ведь не знаю: кто он, что может, и кто придет после него.
   - Солнце и луна сменяют друг друга. Вечное движение.
   - Нет, стабильность круговорота.
   - Опять ты упрямишься. А если тоже самое тебе скажет Лана?
   Я вспоминаю эльфу, ее взгляд, стройный стан, плечи, острые бугорки грудей. Я вспоминаю ее объятья, наш безумный танец и мой полет через кусты вниз по косогору.
   - Я играю свою игру.
   Миг, и обстановка ресторанчика пошла трещинами. Шелест мышиных хвостов. Дуновение ветерка в лицо. Я стою на углу Ворошилова и Домостроителей. Машинально поднимаю левую руку и гляжу на часы. Три часа после полуночи. Неплохо погулял. Пора идти домой. Здесь недалеко. Под арку и дворами до подъезда.
  
   Малая луна.
  
   -Что мне делать!!! - барабаню по клавишам и пою. - А за окном цветет весна. Или лето. А кто его пойм-е-ет! Горько мне! Горько! - вывожу рулады нарочито противным голосом мартовского кота.
   Знаю, что слуха у меня нет, и от моего пения глухие уши затыкают. Но ничего поделать не могу. Настроение такое. Знаете, как чукча едет на нартах и поет о том, что видит. Акын называется. Или акыны в Средней Азии? А какая разница? Вот так вот. Я тоже не вижу разницы.
   Застрял я на Станции. Влип, как муха в паутину. Отъезд в очередной раз откладывается. Я не знаю, когда и как удастся распрощаться с Найденовым и Ко. С другой стороны не все так плохо. Живу с относительным комфортом. Зарплату и командировочные переводят на счет регулярно. Да ещё Борис сдержал свое обещание насчет доплат.
   Идея с особыми тарифами провалилась с треском. Это и не удивительно. Так должно было быть. Руководство не может себе позволить на каждый объект утверждать отдельные оклады. Такие вещи стимулируют текучку и нездоровую конкуренцию. Но зато Барабайда подкинул одну интересную идею, и она прокатила. У нас ведь большой трест, все оформляется и делается по закону, обычно делается. Поэтому мы и начали писать табеля с переработкой, а Найденов бомбардировать руководство служебками с просьбами провести и оплатить.
   - Андрей, что происходит?! - на пороге стоит Жанна. Глаза вытаращены на пол лица.
   - Заходи.
   - А я думала тебя позвать кофе пить.
   - Зови.
   - Пошли - приглашает Жанна не просто так. Видно ей тоже скучно.
   Почему бы не сделать паузу? Не вижу повода не выпить. Кофе, разумеется только кофе.
   - Наши действительно берут второй объект? - сказано это было мягким мурлыкающим голоском.
   - Работаем - подмигиваю Жанне и поднимаю чашку. - Пока бьемся с тендером - потягиваю горький ароматный напиток и про себя думаю, что Жанна должно знать: что и когда мы направляли в министерство. Планы на второй, уже серьезный объект на этой площадке существуют давно. Без этого мы и не пришли бы на Станцию. Нам нужен большой серьезный объем. Мастерские, на которых мы упражняемся это так, можно сказать учебная площадка.
   - С таким подходом - тянет Жанна Николаевна.
   - Интересно, а Найденов собирается набирать людей? - вот с этого и следовало начинать.
   - Естественно будет - ставлю чашку на стол, поднимаюсь и подхожу к окну. - У тебя есть предложения?
   - Ну, подруга работу ищет. Только надо с зарплатой решить, она за копейки не пойдет.
   Почему-то мне кажется, что Борис не согласится, особенно если узнает, что человека рекомендует Жанна. Нет, человек она хороший, интересный, с Жанной не скучно, но в нашем маленьком коллективе ее одной за глаза достаточно.
   Дело в том, что Жанна Николаевна работает не ради денег, а потому что ей скучно сидеть дома. Муж у нее большой начальник в одной крупной фирме и денег на карманные расходы выделяет жене больше, чем она зарабатывает сама. Наша Жанна ездит на "Ауди" последней модели, если лень идти утром на стоянку, едет на работу на такси. Она может в кафе за обедом заказать хорошее шампанское, тратит на парикмахерскую и салоны красоты несколько сотен долларов в месяц. Она не замечает роста цен на бензин.
   На работе она дела ведет, но числится инженером, а обязанности на ней секретарские. С цифрами Жанна не дружит. Зато знает всех в этом поселке, легко может найти нужного человека, многие вопросы решает на личном контакте.
   - Мы на мастерских не можем работать, нас у заказчика костерят последними словами, куда там новый корпус!
   - Посмотрим - мне лично тоже интересно, куда мы придем, и чем вся эта эпопея закончится.
   Из коридора доносятся шаги. Громкий радостный возглас Барабайды. Распахивается дверь.
   - Они здесь! Жанна, цукерки есть?
   - А кто покупал?
   - Ну, Жанна Николаевна, - главный инженер разводит руками - ты же знаешь, привезем. Андрей, зефир ел? Вот кто купит!
   - Щас! У тебя живот больше, тебе и в магазин бежать.
   - Жанна Николаевна, он у тебя кофе пьет?
   - Да ну вас всех - смеется наша дама.
   Просочившийся в кабинет Павлов выкладывает на стол ворох бумаг и начинает объяснять, что с ними надо делать. Меня это не касается, потому и не отвлекаюсь от кофе.
   - На счет допусков - вдруг вспоминает Жанна Николаевна. - Я сегодня договорилась, все документы отвезла. Надо только пройти медкомиссию и сдать экзамены.
   - Экзамены за нас сдадут - кивает Барабайда.
   - Что за комиссия? - любопытствует Валентин Петрович. - Это же допуск на оформление опасных работ. Это не для рабочих.
   - Так сказали - пожимает плечами Жанна. - Нужно полное обследование, печать от хирурга, окулиста. И еще нужны отметки нарколога и психиатра.
   - Так Барабайда же психиатра не пройдет - ржет Павлов. - Он же всю комиссию матами обложит и пошлет.
   Жанна прыскает. Я заливисто гогочу. Павлов сияет ослепительной улыбкой. Барабайда явно еле сдерживается, чтоб самому не заржать. Такая слава ему льстит. По лицу видно, что льстит.
   - Когда комиссия и где мы будем ее проходить? - возвращаемся к делам нашим грешным.
   - Еще один допуск, - усмехается Павлов. - У нас с Васильевичем уже столько удостоверений, что нас отсюда уже не снять и не уволить. Это ведь придется все заново сдавать и получать.
   Ближе к концу дня я заканчиваю расчет и иду к Барабайде. Надо посоветоваться, стоит показывать эти цифры заказчику, или лучше не надо. Разговор быстро переходит в дикий ор и тщетные потуги перекричать друг друга. Николая Васильевича не устраивает тот факт, что сварная балка стоит ровно столько же, сколько и катаная. Он пытается мне на пальцах разложить стоимость в его собственном понимании, требует дать ему доказуемые цифры.
   С цифрами проблем нет, нарисуем любые, а вот с доказуемостью хуже. Все что главный инженер мне сейчас выкатывает это полная туфта, горлом и на пальцах получается, а когда начинаешь расписывать все, видишь, что нет там двадцатипроцентного удорожания. Масса тоже не должна расти, а то, что заводчане умудрились переутяжелить конструкцию, так это наши проблемы, наши потери. Заказчик не пойдет на дополнительные затраты из-за того что наш завод технологию нарушил. И проектировщики не благословят нас на увеличение массы металлоконструкций.
   В итоге остаемся при своих. Барабайда обвиняет меня в том, что я не хочу заработать денег нашей фирме. Я предлагаю ему самому сделать расчет и подписать его заказчиком. Николай Васильевич кобенится, заявляет, что сделает и докажет всё. Время найдет, и сделает. Я знаю, что у заказчика его развернут. Первый же специалист в пух и прах разгромит все расчеты Барабайды, да еще рассчитает все так, что не заказчик нам, а мы будем должны заказчику.
   На площадку я сегодня не еду. Не хочу. Лучше дождусь когда все разойдутся и попью чай с Пахомычем. С шилишигой хорошо, с ним можно говорить совершенно открыто, не опасаясь, что твоя искренность обернется против тебя.
   Это зимой я уходил с работы затемно, а сейчас мы приезжаем домой при свете солнца. Время идет. Я и не понял, как наступило лето. На улице жарко. Я в очередной раз обновил гардероб. Когда буду уезжать со Станции, придется отправлять на родину объемистую посылку с зимней и весенней одеждой.
   За дверью вежливо скребутся.
   - Заходи давай - ставлю на стол две чашки, достаю коробку с чаем, печенье, вылавливаю из ящика стола ириску.
   Шилишигу дважды просить не требуется. Он резво взбирается на стол. Пока я хожу за кипятком, Пахомыч наводит на столе порядок, убирает бумаги, аккуратно складывает в правом углу ручки и карандаши. Гость даже где-то выискивает мой любимый цанговый карандаш. От, млин! А я с утра карандаш ищу. Думал, что его утащили.
   - Как жизнь идет? Жарковато на улице?
   - Жарковато. Дык днем в тенечке сижу, дрыхну али с дружками размолвляю.
   - А зачем от солнца прятаться? - отвечаю машинально. Потом до меня доходит.
   - Так ты говорить умеешь?! - у меня в буквальном смысле отваливается челюсть.
   - Ну, дык - на мордочке шилишиги нарисовано простецкое такое выражение, а глаза хитрые-хитрые.
   - Вы ж человеки такие большие, да грамотные. Вы ж образованные до ужаса, али крященые. Нас выдумками почитаете, инде чертями кличите. Где ж вам с нами то размолвляться.
   - Ёё! Это ты меня укоряешь?!
   - Ты не из тех. Да тока, шо тебе молвить то вместно было, ежели ты съезжать от нас собирался? Кажиный день ведь ныл, о судьбинушке плакался аки лебедушка белая.
   - Ну, знаешь! - чувствую, как горят уши. Задел меня Пахомыч, беззлобно ведь, но в точку попал.
   Губы шилишиги трогает легкая извиняющаяся улыбка. Он аккуратно подталкивает ко мне кружку.
   - Удивил ты меня, братан. Удивил.
   Кофе остыло. Пью не чувствуя вкуса. Из коридора доносятся шаги. Кого это несет?
   - Здорова! - в дверях стоит Макс.
   - Проходи.
   Искоса поглядываю на шилишигу, прикидываю: как он отреагирует на Макса, и как Максим отреагирует на Пахомыча. На столе пусто. Моя недопитая чашка, печенье, фантики и все. Пока я поворачивался к двери, шилишига исчез и чашку свою забрал.
   - Боря здесь?
   - У себя, кино смотрит - ухмыляется Макс.
   - Что за фильм?
   - Да, ерунда какая-то. Мне вон опять документы печатать.
   - Сочувствую - говорю проформы ради.
   Максим у нас универсал, работает и водителем, и программистом, да еще готовит для Найденова презентации, буклеты, отчеты в красивом виде. Совмещение ему оплачивают, и это хорошо.
   Примерно через час звонит Барабайда. Они подъезжают. Значит и мне пора собираться и выходить на трассу. Едем домой. И так каждый день, каждый вечер. Однообразно до невозможности.
   За окном микроавтобуса пролетают поля и перелески. Дима гонит как угорелый. Благо трехрядное шоссе позволяет. За поворотом на Колодкино Николай Васильевич просит остановить машину. Я от нечего делать тоже выхожу на дорогу. Гляжу, как Барабайда бродит по полю и собирает цветы.
   Есть у человека такое увлечение. Цветы, листочки веточки он засушивает и потом делает из них настоящие картины. Красотень получается. И ведь не просто так гербарий собирать. Надо знать, какие травы при засушивании цвет меняют, заранее думать, что получится.
   В машину Барабайда возвращается довольным до ужаса. Нашел он маленькие подсолнухи. Именно ма-аленькие, чтоб в книжку лезли. Николай Васильевич первым и поднимает вопрос о рыбалке. Снаряжение у нас есть. В машине за задним сиденьем лежит целый походный набор современного туриста. Покупалось это дело на деньги Найденова и Барабайды, но кое-что уже плавно легло на баланс нашей фирмы.
   Завтра суббота. Можно будет с утра закупиться, потом заехать на стройплощадку, раздать прорабам указания вперемешку с разносами. За что устраивать разнос, выяснится на месте. С этим проблем обычно не бывает. А потом мы едем на рыбалку.
   - Джип берем?
   - Если этот парень хочет ехать на "Праде", я не возражаю - ехидно скалится Барабайза.
   - Но медовуху мы грузим в "Соболя"!
   - Давай! - главный инженер хлопает меня по ладони.
   - А может не брать? - невинно интересуется Павлов. - На рыбалке медовуху не пьют.
   - Ты хочешь водку?!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"