Малхасянц Виталий Игоревич : другие произведения.

Серпухов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   РОМАН "СЕРПУХОВ".
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ.
  
   Я - Крылов Василий Михайлович, частный детектив. Ко мне в прекрасное летнее утро звонит ФСБшник Семенов, приятель и собутыльник.
  
  - Здорово, Васька! - кричит он так громко, что телефон трясется.
  
  - Чего тебе? - спрашиваю я невесело. У меня материальные проблемы, а Семенов не заказчик, и радоваться его звонку пока нет причин.
  
  - Дело есть! - как всегда в подобных случаях, говорит он.
  
  - От тебя обычно убытки! - вяло говорю я.
  
  - Ну, надо! - энергично просит он, - прокатишься в Серпухов? Погода отличная! Искупаешься в Оке, немного развеешься! В Москве, не надоело?
  
  - А что нужно сделать? - без интереса спрашиваю я.
  
  - Что-то связанное со страховкой, узнай сам! Контакт в смс! Ну, давай, будем на связи! - говорит он и дает отбой. Я огорчаюсь: не люблю сам звонить. Так обычно не платят. Считают, что должны не мне, а Семенову.
  
   Я без всякого желания договариваюсь о встрече, и через полчаса подъезжаю к страховой фирме "Компромисс" на мотоцикле. Выбираю этот вид транспорта и кожаную куртку с эмблемой известного клуба в надежде, что меня сочтут несерьезной личностью, и не будут нанимать. Среди частных детективов, мало любителей сотрудничать со страховыми агентствами. Они пользуются дурной славой, обманывают при расчете. Обычно мы зарабатываем на неверных женах и мужьях, это наш основной доход. Но Семенову разве откажешь?
  
  - Бориса Натановича можно? - спрашиваю я охранника на входе хриплым голосом, в стиле образа, который разыгрываю. Охранник щурится от блестящих заклепок на моей одежде, и, прикрывая глаза ладонью, недружелюбно интересуется:
  
  - Вы по какому вопросу?
  
   Отвечая ему, я осматриваясь. Обычный московский офис: дорогие машины руководства на стоянке, бездельничающие сотрудники в летней курилке.
  
  - Вас проводят! - охранник передает меня секретарше, очень симпатичной женщине лет тридцати. Идя за ней, я разглядываю ее фигуру. Удовольствие, которое я при этом получаю, заставляет думать, что мой третий брак был не последним. Как говорится, седина в бороду - бес в ребро. Правда, в 50 лет седых волос у меня не наблюдается, чем я очень горжусь. Как и тем, что выгляжу моложе своего возраста.
  
   Я улыбаюсь своему отражению в зеркалах приемной и направляюсь в кабинет управляющего, оставляя секретарше, для возможного поклонения, украшенный кристаллами мотоциклетный шлем. Принимая его, она восторгается.
  
   Борис Натанович, мужчина в дорогом костюме, судя по смазанному рукопожатию, остается недоволен нашим знакомством. Как я и рассчитывал, мотоциклисты не нравятся страховщикам. Но он смиряется, предлагает сесть и наливает мне хороший виски. Для страхового агента неслыханная щедрость! Я внимательно слушаю его.
  
  - Вы что-нибудь знаете о певице Виоле? - спрашивает он.
  
  - Очень мало.
  
  - Возможно, сценический образ знаком? - интересуется он.
  
  - Да. В клубе видел постер! - я не уточняю, что в туалете.
  
  - Недавно Виола пропала со сцены на концерте в Серпухове. Буквально за мгновение. Свет моргнул, и нет её!
  
  - В полицию заявите! - даю я банальный совет.
  
  - Заявили уже. - Он наливает мне ещё виски, и, подумав, берет стакан себе, - Там сказали, рок звезда! Наркотики, любовники. Как придет в себя, объявится!
  
  - Они не ищут, а вам-то что? - недоумеваю я.
  
  - Виолы не существует, это эстрадный бренд! - Объясняет мне собеседник. - Под видом Виолы, под фонограмму изображали пение несколько девушек. Главной у них была Ирина Бочковская. Так вот, она, и исчезла в Серпухове во время представления. Вчера приходила мама певицы. Осталась без копейки денег, с внучкой на руках. Плачет, просит помочь.
  
  - У вас свои следователи есть? - спрашиваю я.
  
  - Да, они в Серпухове были. Ничего не нашли. Составили отчет об отсутствии фактов мошенничества и уехали. - Борис Натанович отходит к окну и становится так, чтобы я не видел его лица. Не хочет показывать свои чувства. Говорит взволнованным голосом:
  
  - Я надумал поддержать ее родственников. Если певица оказалась в больнице, по любой причине, тогда мы можем составить акт о несчастном случае, и оказать помощь в лечении. Или, не дай Бог, она погибла, ситуация также ясна: жизнь Ирины застрахована в пользу дочери. А неизвестность, очень неприятна. Как для нас, страховщиков, мы не знаем, как поступить, так и для её семьи. Я прошу, продублируете работу наших людей и полиции! Выясните, что случилось с певицей? Она мой друг, мне не все равно! - он вздыхает и смотрит на меня печально.
  
  - Думаете, вам нужен такой детектив, как я?
  
  - Мне кажется, да. Здесь напрашивается привлечение специалиста с особенным чутьем. Семёнов сказал, что вы долгое время сопровождали звёзд на гастролях?
  
  - Так точно.
  
  - Вот и прекрасно! Попробуйте понять ситуацию, так сказать, на вкус и запах, а не умом! - Он наливает виски себе, пьет залпом и говорит. - К тому же есть загадочные обстоятельства, хочется их прояснить!
  
  - Какие? - мне становится любопытно.
  
  - Во-первых, в тот вечер к выступлению готовилась не Ирина Бочковская, а местная девушка, актриса Маргарита Тихая. Это она организовала концерт в торгово -развлекательном центре Морстон. Ирина в последний момент сорвалась с места и поехала в Серпухов. Заявила мне, что будет выступать сама. Но почему? На вечер у неё были совсем другие планы. Она предлагала мне встретиться, обсудить новый проект.
  
  - Неужели исполнительницы настолько похожи?
  
  - Зрители не могли отличить их! Мы намеренно использовали рыжий парик, маски, нарисованные губы.
  
  - Ну да, конечно! - я припоминаю постер. - Что вас смущает еще?
  
  - Ещё...- он в задумчивости садится за стол. Сомневается, стоит ли, однако показывает мне фотографию. На ней изображена соломенная кукла с глазами из цветного стекла, которые выражают боль, страдание, ужас. Там, где у человека сердце, воткнута иголка.
  
  - Да... - говорю я, созерцая "произведение искусства"
  
  - Да... - вторит мне Борис Натанович, положив фотографию на полированную поверхность стола.
  
  - Что это за ...? - я заканчиваю вопрос паузой, так и не придумав, как лучше назвать куклу.
  
  - Вот это загадка! - говорит Борис Натанович, оторвав взгляд от фотографии, - Реквизит Виолы тщательно учтен. В записях о кукле ничего нет, и персонал не помнит, чтобы видел похожее. Я показывал фото матери Ирины. Она отрицает, что члены семьи имеют отношение к этому, э... с вашего позволения выругаюсь, извращению. С Ириной я часто проводил время за пределами сцены, и уверяю вас, она очень милый человек. Использование вещей в таком ужасном стиле ей не свойственно! И вот мне кажется, что эти три события: ее внезапное решение уехать в Серпухов в тот день, таинственное исчезновение, и появление злой куклы, связанны между собой.
  
  - В полиции знают о кукле? - спрашиваю я.
  
  - Да, отдали на экспертизу. Не особенно не придали значения. По их мнению, обычная игрушка.
  
  - А как оказалась она в деле?
  
  - После пропажи Ирины куклу нашла в гримёрке Тихая. Сочла это важным и передала в органы.
  
   Я задумываюсь. Желание паясничать прошло, дебила я больше не изображаю. Одет Борис Натанович вызывающе богато, обстановка в кабинете неуловимо отталкивающая, а мужик он, как ни странно, неплохой. Хочется ему помочь. Переживает за Ирину. Наверное, жениться хотел. Интересно, сколько денег на поиски не пожалеет?
  
  - Вы хотите, чтобы я съездил в Серпухов, поговорил с работниками торгового центра и встретился с Маргаритой Тихой? Попробовал выяснить, каким образом и куда пропала Ирина, есть ли связь между ее пропажей и этой куклой?
  
  - Да! - кивает головой Борис Натанович.
  
  - Сколько платите? - спрашиваю я.
  
  - Снимайте денег, сколько понадобиться. Но не забывайте сообщать, чем занимаетесь! - Говорит Борис Натанович и передает мне "платиновую" банковскую карточку.
  
  - Хорошо! При такой щедрости буду в Серпухове через час, тут всего восемьдесят километров.
  
   Секретарша, прежде чем отдать мой головной убор, символически протирает его салфеткой.
  
  - Хочешь, когда вернусь, покатаемся? - спрашиваю я девушку, разглядывая свое отражение на глянцевой поверхности каски.
  
  - Только если вы мне такую же куртку, как у вас, подарите! - смеется она.
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ.
  
   Пока я ехал, страховщик договорился с серпуховской актрисой о встрече со мной.
  И теперь я жду её в торговом центре "Морстон", прогуливаясь между бутиками. Манекены с голым торсом в витринах напоминаю мне, что скоро соревнования по бодибилдингу среди ветеранов. Я напрягаю мышцы и пытаюсь представить своё выступление. В этот момент появляется Маргарита Тихая.
  
   Нет, неверно выразился! Вот так нужно описывать: сквозь широко распахнутые двери, по белоснежной мраморной плитке, в здание вплывает легкой походкой звезда эстрады. Вызывают восхищение ее волосы, в такт походке играющие волной, изящная поступь и неземная улыбка, от которой теряешь самообладание!
  
   Девушка осматривает меня и спрашивает мелодичным голосом:
  
  - Мужчина, а кого вы тут изображаете? Это с вами я должна встретиться?
  
   Я неловко жму ее, протянутую мне руку. Девушка с обаятельной улыбкой говорит:
  
   - Осторожно, визитку не помните!
  
   Я присматриваюсь, и вижу на ее ладони карточку с информацией: "корреспондент, журналист года, писатель..."
  
  - Похоже на ошибку, - неуверенно говорю я, - встреча назначена актрисе и вокалистке.
  
  - А, - говорит девушка, по-моему, излишне небрежно, - это тоже я! Почитайте с обратной стороны. На этой, вся информация обо мне не поместилось!
  
  - Не желаете ли, после, на мотоцикле прокатиться? - под впечатлением от знакомства, говорю я певице свою коронную фразу, и показываю ей мотоциклетную каску,- для девушек держу точно такую же, но на ней кристаллов больше. Не представляете, какой драйв!
  
  - Представляю, - отвечает она, искусственно зевнув, - мне поклонник кабриолет подарил, кристаллами весь салон отделан!
  
   Я чувствую себя уничтоженным и молча следую за Маргаритой к прозрачному лифту.
  
   Поднявшись на этаж выше, я узнаю, что концертного зала в Морстоне, как такового, нет. Сцена, откуда исчезла Ирина Бочковская, расположена в крытом ресторанном дворике. Он ориентирован на ночную жизнь, и днём относительно безлюден.
  
  - На этой сцене я разработала все номера Виолы! - грустно сообщает мне Тихая.
  
  - А разве Виола - не Ирина Бочковская? Мне так сказали! - удивляюсь я.
  
  - Ирина - прежде всего, автор "Ладушек", нашего основного хита. Когда мы начинали, эта песня "сделала нас". - Объясняет Маргарита. - Со временем её значение уменьшилось, появились произведения других авторов, не менее удачные. На сегодняшний день песня "Оладушки", уже в моем исполнении, считается лидером проката. Так что нынешняя Виола, скорее моя, а не Иринина заслуга!
  
  - Как проходил концерт в субботу? Пожалуй, расскажите о нём! - прошу я и ненавязчиво заставляю девушку подняться на сцену по приставным ступенькам.
  
  - Ну... ведущий перед выступлением тянул время. Ира в последний момент, когда я уже загримировалась, позвонила к устроителям и сказала, что будет выступать сама. Ровно в полночь мимо меня пролетела Виола, как молния. Ира поднялась из микроавтобуса, а выглядела так, будто вышла из гримёрки: наши фирменные губы, облегающее платье с разрезами. Да вы, наверное, знаете!
  
  - Да! - соглашаюсь я и задаю уточняющий вопрос - где вы находились?
  
  - Здесь стояла! - показывает она на укромное место за кулисами.
  
  - Вас не могли видеть зрители?
  
  - Нет!
  
  - Прекрасно, это мы выяснили! А теперь изобразите Виолу, её движения на сцене до исчезновения!
  
   Маргарита преображается, делает несколько изящных танцевальных движений, и, войдя в роль, рассказывает:
  
  - Виола исполнила первую песню. У края сцены стоял человек в байкерских наколках, он шумно выражал восхищение.
  
  - Хорошо! - подбадриваю я.
  
  - Ира сказала в микрофон: "Следующая песня посвящена тебе, Серпухов!" - по лицу Тихой пробегает тень.
  
  - Так? - я прерываю возгласом её секундную задумчивость.
  
  - По просьбе Виолы зрители начали кричать: "Оладушки, оладушки!". Ира остановилась здесь, - Тихая замирает на сцене, - и в моей манере стала ритмично хлопать в ладоши. А...
  
  - Что - а? - повторяю я за девушкой.
  
  - А свет погас. И когда включился, Иры на сцене не было. Все подумали, что так выглядит часть представления. Затем раздались недовольные свистки. Я не поняла, куда она делась. Мне что, выходить, петь "Оладушки" самой? А если Ира где-то на виду? Она так все запутала своим внезапным приездом! В контракте прописано, что мы не имеем права разглашать тайну Виолы. Я побежала в гримёрку по коридору, это метров пятнадцать. Думала, что Ира, возможно, там, а если нет, то мне всё равно следует убрать с лица грим, и переодеться. В зале присутствовали корреспонденты газеты "Ока", мои коллеги. Они давно подозревали меня в работе на эстраде, и мне не хотелось скандального разоблачения. Я сдернула парик, сняла маску, и тут увидела перед зеркалом куклу. Ой, страшная! Из-за неё я и решила, что Ира не просто так пропала, нужно бить в набат. Накинула халат, и побежала через запасной выход к окну, чтобы найти уверенный прием сотовой связи. Издалека видела, как к гримёрке подошли недовольные поклонники. Наш директор распахнул перед ними дверь, и люди удостоверились: Виолы внутри нет.
  
  - Все? - спрашиваю я.
  
  - Да! - расстроенным от воспоминаний голосом подтверждает Маргарита.
  
  - Тогда стоп, снято! - говорю я и нажимаю кнопку на смартфоне.
  
  - Выложите в сеть? - С кокетством спрашивает Тихая.
  
  - Нет, конечно. Материалы следствия не подлежат разглашению.
  
  - Жаль! Я могу идти? У меня очень плотный график...
  
  - Да, но у меня просьба. На вашем телефоне есть приложение для поиска друзей?
  
  - Разумеется. На тусовках, так легко потеряться!
  
  - Отлично! Добавьте меня в контакты. В интересах следствия я хочу знать, где вы находитесь. Мало ли! Вдруг понадобится что-то уточнить.
  
   Девушка выполняет мою просьбу, спускается со сцены, и, томно глянув на меня, уходит. Я долго провожаю ее взглядом.
  
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Я смотрю, что есть в интернете по концерту. Несколько беспорядочных видеороликов ничего не дают, кроме того факта, что Ирина стояла совсем не там, где показала Тихая. Почему Маргарита меня обманула? При встрече нужно будет задать ей этот вопрос.
  А пока следует понять, каким образом исчезла Виола. Вздохнув, я внимательно осматриваюсь. На ум приходят всего три возможных варианта. Первый - Виолу подняли тросом. Но высокий стеклянный потолок здания не имеет специальных приспособлений, и для трюков бесполезен. Закончив его изучать, я думаю о втором варианте: Виола спрыгнула к зрителям с края сцены. Однако когда я, представив себе этот прыжок, прыгаю сам, то прихожу к выводу, что женщина на каблуках вряд ли такое сделала. Что ж, остается третий вариант: Виола спустилась под сцену через специальный люк. Но это невозможно! Поверхность представляет собой сплошное синтетическое покрытие, без намеков на какое-либо отверстие.
  Неожиданно я замечаю, что у края сцены, там, где, как сказала Тихая, стоял шумный байкер, рекламный баннер болтается. Я отгибаю ткань, и через образовавшуюся дырку проникаю в техническое пространство.
  Поблуждав в пыльной полутьме, я неожиданно натыкаюсь на странную конструкцию. Причем мне совершенно непонятно, на что я вижу. Похоже, пора пойти проверенным путем: найти местных, которые все прояснят.
  
   Я подхожу к ближайшему бару и прошу молодого бармена налить мне самого дорогого виски, а на закуску подать бутерброд с черной икрой. Буквально через секунду получаю в рюмке жидкость с запахом коньяка "Лезгинка", и кусочек хлеба с крашеной икрой мойвы. Не моргнув глазом, я все это употребляю и повторяю заказ. Бармен счастливо улыбается.
  
  - Послушай, дружочек! - говорю я, приязненно глядя в его довольные глаза. - У меня девушка тут выступала, колечко обронила. Кто подмостки обслуживает?
  
  - Да вот же, - бармен показывает мне на стремянку вдали ресторанного дворика, - наши рабочие. Сейчас полезли освещение чинить!
  
  - Отлично! - говорю я. - А знаешь что, дай-ка мне бутылку с собой!
  
   Бармен рассчитывает меня, кладет на стойку табличку "перерыв", и исчезает. Похоже, он сделал на мне выручку. Я иду к рабочим, смеясь.
  
  - Ей, земляки! - я стучу бутылкой по высокой стремянке, и вскоре на осветительном мостике возникают две покрытые паутиной физиономии неопределённого возраста.
  
  - На троих сообразим? - предлагаю я.
  
  - А чё, обед? - интересуется первая физиономия.
  
  - Давно уже! - докладывает вторая, скользнув взглядом по моим наручным часам.
  
  - А ты давай к нам, - говорит первая физиономия,- тепереча капитализм, начальство не любит, когда рабочий класс питает организм!
  
   Я поднимаюсь на мостик. Мои новые друзья выгребают из карманов мятые огурцы и горбушку хлеба. Из-за отсутствия стаканов мы пьем из горлышка бутылки.
  
  - Это же наша, обычная гадость! - озвучивает свое мнение о напитке первая физиономия.
  
  - А ведь, за сколько продают! - возмущается вторая.
  
   Я не отстаю от рабочих по объему выпитого, чем заслуживаю их уважение. После обмена пьяными любезностями я невзначай спрашиваю о происшествии с Виолой.
  
  - Чего непонятно? - удивляются они,- пошли, мы тебе покажем! Нам всё равно домой пора!
  
   Ступая за ними, я стараюсь не получить головную боль от звука волочения ножек стремянки по полу.
   Рабочие показывают мне, где лежит переносной пульт управления, по команде с которого вращается сцена. Эх, я работал в шоу-бизнесе, почему не догадался об её устройстве? Синтетическое покрытие быстро сменяется на деревянный пол. Там, где стояла Виола на момент пропажи (согласно интернету), есть люк. Что ж, я неплохой сыщик!
  
  - По субботам тут фокусник баб распиливает, они сюда ховаються, - считают нужным сказать мне рабочие, и нажимают кнопку на пульте. Отверстие в сцене открывается, и мы по очереди спрыгиваем на небольшую платформу. Грузовой лифт, внешний вид которого ранее поставил меня в тупик, мягко идет вниз. Я наблюдаю за тем, как быстро по периметру лифтовой шахты появляется солнечный свет, и спустя минуту мы оказываемся на грузовом пандусе большого склада, где закусываем воздухом после глотка "на посошок".
  
  - А зачем нужен этот лифт? - интересуюсь я.
  
  - Когда Киркоров приезжал, у него было пять тонн оборудования! Как нам на сцену его поднимать? Тележкой? - говорят рабочие нетвердыми голосами. - А быстро надо, у нас не один концерт за вечер!
  
  - Лифт для персонала не опасен? Были несчастные случаи? - спрашиваю я.
  
  - Нет! - категорично утверждают они. - Буржуйский, работает без осечек!
  
   Взбалмошная девица Ирина экстравагантным способом сбежала с поклонником - вот что выяснилось в результате расследования! Я фотографирую лифт и собираюсь послать фото с сопроводительным текстом к Борису Натановичу. Однако вдруг понимаю, что спиртное не прошло даром, и мне лучше повременить с докладом. Заказчик может позвонить с расспросами, а я говорю нетвердо.
  Я сажусь на мотоцикл и еду в сторону Москвы, намереваясь слегка проветриться перед сеансом связи.
  
   Но на перекрестке чувствую, что и ехать не могу. Остановившись, я вижу церковную ограду, за ней красивую клумбу. Мысль о том, что не мешает посидеть, понюхать цветочки, кажется мне привлекательной. Я оставляю мотоцикл возле церковных ворот и с комфортом размещаюсь на скамейке. Расстегнув куртку, впадаю в дрему. Возраст все-таки, не мальчик!
  
   Сладость сна прерывает чья-то рука, трясущая меня за плечо. Я открываю глаза и вижу двух священников: одного моего возраста, мужчину с суровым лицом и длинной бородой, а второго молодого, мягкого и застенчивого.
  
  - Вы, почему тут разлеглись? - спрашивает суровый священник. - Хотите спать, идите домой! Не оскверняете святое место своим похабным видом!
  
  - Извините. Сейчас уеду! - отвечаю я, сонно глядя по сторонам.
  
  - Отец Андрей! Я тороплюсь, а вы проследите! - суровый священник грозит мне пальцем и быстро уходит.
  
   Отец Андрей садится рядом со мной и принимается бубнить что-то о пользе здорового образа жизни. Послушав немного, я достаю из кармана и кладу ему на руки фотографию куклы. Возможно, вместо того, что бы сверлить мне мозг проповедью, вспомнит что? Кукла явно магическая, не слышал ли он, о подобном, от прихожан? По роду деятельности должен вести борьбу с колдовством!
  
   Священник прерывается и начинает разглядывать фото. Долго молчит, а затем спрашивает:
  
  - Откуда у вас эта фотография, и что вы от меня хотите?
  
  - Я частный детектив, веду расследование в вашем городе. Можете что-нибудь сказать о кукле?
  
  - Да! - отвечает о. Андрей, и у него бледнеют губы.
  
  - Тогда не тяните! - подталкиваю его голосом.
  
  - Случай произошел в прошлом году, летом. У нас закончилась ночная служба, все разошлись, и тут хлынул ливень. Я запер храм и тоже собрался домой, когда увидел, что на этой скамейке сидит женщина, с девочкой лет пятнадцати. Девочка жмется к женщине, зонтик у них маленький, и обе мокнут. Дождь холодный, они дрожат, но выглядят как люди, которые не хотят, чтобы их заметили, и оказали помощь. Однако я все равно подошел к ним и спросил, что они тут делают. Женщина сказала мне, что им страшно, они боятся идти по улице. Попросила разрешения остаться на территории. Я не мог им этого позволить: ворота необходимо было закрыть и поставить на сигнализацию. Я уговорил женщину и девочку перейти в мою машину. Включил печку, стал расспрашивать. Женщина вместо объяснений просила её спасти, только от кого, не говорила. А девочка испуганно смотрела по сторонам. Я предложил отвезти их в здание железнодорожного вокзала. Мне казалось, что там возможно переждать до утра. Они согласились, но с условием, что поедем по центральной улице, где много машин. Но когда мы приехали на вокзал, к моему глубокому сожалению выяснилось, что ночью он не работает, и женщин некуда пристроить. Пока я выяснял у случайных милиционеров, какие возможны варианты, прошло минут десять, а я обещал отсутствовать две. По возвращении в машине никого не обнаружил. Только на мокром после женщин сидении, лежала похожая кукла. Из-за ее стеклянных глаз, я почувствовал ужас!
  
  - Ну-ну, отец Андрей, не раскисайте так, год прошел! - говорю я, желая успокоить нервничающего священника.
  
  - Да, постараюсь. - Кивнув головой, произносит он.
  
  - И что было дальше? - Мне хочется услышать продолжение рассказа.
  
  - Да ничего. Я не знал, как зовут женщин, откуда они, кого боялись. Куклу показал настоятелю. Он огорчился и сказал, что происшествие, скорей всего, как-то связанно с фольклорным фестивалем, который организовывают байкеры на городском пляже. Ходили нехорошие слухи. Ну, мы помолились, куклу сожгли, и на этом все. А с чем, вздумай мы, в полицию идти? Там сказали бы, что женщины ушли, позабыв детскую игрушку.
  
  - А вы по пути к вокзалу видели что-нибудь необычное?
  
  - Возможно, нас преследовал мотоциклист, я не уверен. Дождь ограничивал видимость. - С извиняющейся улыбкой ответил о. Андрей.
  
  - И последний вопрос. К какому слою общества могли принадлежать ваши незнакомки?
  
  - Из богемы, пожалуй! - Неуверенно отвечает отец Андрей. - У них были красивые глаза, а в поведении чувствовался шарм...
  
   Уже не слушая священника, я бегу к своему байку, на ходу используя смартфон для выяснения местоположения Маргариты Тихой. Старый дурак я, расслабился на работе! Лишь бы не опоздать!
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
  
   Редакция газеты "Ока" располагалась в пристройке к торгово-развлекательному центру "Морстон". По пути на работу Маргарита Тихая поздоровалась с охранником в переходе и прошла в комнату корреспондентов.
  
   Все уже разбежались, только стажер Ольга Градская что-то копировала на ксероксе. Тихая села на свое место, включила компьютер, скинула тяжелые туфли с 15-сантиметровым каблуком, прикрыла глаза и расслабилась. Мысли, связанные с последними событиями, носились в голове, как осы в растревоженном улье, беспокойно и хаотично. К ним добавлялась тревога о судьбе Ирины, отдающая в сердце тупой болью.
  
   Тихая постаралась не думать о своей возможной причастности к происшествию, и сосредоточилась на текущем моменте. Ей уже тридцать, другой Виолы у неё не будет, эстрада любит молодых. Концертная деятельность, заработки, богатые поклонники - всё исчезло в моргании электрического света. И с каждым днем надежда, что Ира объявится и жизнь пойдет по-прежнему, таяла. Тихая вздохнула и попыталась думать о другом. У неё осталась работа в газете, где она трудилась под своим именем, а не под вымышленным. Не хватало еще и её потерять: завтра на столе главного редактора должна лежать "зубастая" передовица. О чем написать, чем привлечь читателя? О коммунальных платежах? Бред какой-то, сто раз писано!
  
  - Градская, перестань болтать по телефону! - взорвалась Маргарита. - Сделай мне кофе!
  
  - Нет кофе, девочки за день выпили! - радостно сообщила Ольга и показала язык в надежде, что Тихая не заметит.
  
  - Сходи в магазин, купи! Мне до утра сидеть! - голосом "нажала" на стажерку Маргарита.
  
   Не прерывая разговора по телефону, Ольга нехотя пошла. Тихая почему-то вспомнила детектива, с которым сегодня общалась. Похоже, Крылов совсем разомлел, когда ее увидел. Зачем его прислал Борис? Подозревает в чем-то? А если так, почему Мерседес подарил? Что это, метод кнута и пряника в действии? Надо вернуть подарок, всё равно содержать машину нет возможности. Не спать же с Борисом, как это делала Ира! Противно! Тихую передернуло.
  
   Маргарита опять вздохнула и решила вернуться к работе, в сто первый раз написать про коммунальные платежи. Тема вечная и всегда актуальная. Едва она сочинила первую фразу и занесла руки над клавиатурой, в комнате погас свет.
  
   "Уж больно это знакомо...!" - подумала она и подошла к окну, с целью выяснить, что в городе с электричеством. К её изумлению, свет отсутствовал в пристройке, торговый центр светился, как всегда. Иначе, чем полосой неудач, происходящее назвать нельзя!
  
   Неожиданно в коридоре послышался шум.
  
  - Градская! - вспомнила Маргарита. - Бедная девочка, в полной темноте ищет нашу комнату!
  
   Тихая подошла к двери и широко распахнула её так, чтобы отблески рекламных огней торгового центра дали в коридор оптический ориентир.
  
  - Ольга! Ольга! - позвала она, но в ответ услышала, как гулкое эхо её слов летает по пустому зданию.
  
   Странно, откуда были звуки? Маргарита испугалась того, что она, возможно одна, в темной и безлюдной пристройке.
  
  - Червяков! Червяков! - нервно позвала она охранника по этажу в надежде, что он не спит, как обычно, в кресле на своем посту. Опять эхо, отразившись от стен, вернулось к ней. Тихую охватил страх, почти как в детстве, когда мачеха, за непослушание, заперла её на ночь в сарае.
  
   Маргарита вспомнила, что можно позвонить к знакомому и попросить о помощи. Она нащупала смартфон, который, как деловая женщина, носила не в сумочке, а на мужской манер, на поясе. Однако тут в конце коридора, где по ее представлению, находился Червяков, она увидела огонек фонарика.
  "Ремонтники!" - подумала с облегчением Маргарита. - "Скоро свет дадут!"
  
   Она прикрыла дверь и села возле работающего от аккумулятора монитора.
  "Наверняка придут спрашивать, как я тут, а у меня губная ..." - вспомнила Тихая, и стала искать сумочку. В этот момент в коридоре раздался душераздирающей крик Ольги:
  
  - Беги, Марго, Беги!
  
   В первую секунду Тихую от ужаса парализовало. Ноги налились свинцом, перестали слушаться, а по вискам поползли капли пота. К счастью, это состояние скоро прошло. Тихая вскочила и замерла в нерешительности. Бежать в темноте до поста охранника, где горел фонарик и откуда донесся крик Ольги, не имело смысла. Вызвать полицию? Пока она приедет, ситуация сложится не в её пользу!
  
   После мучительных колебаний Тихая толкнула дверь и побежала в другую сторону, к пожарной лестнице. Она держала руку вытянутой и чертила пальцем по стене, чтобы иметь в темноте мысленную линию и не сбиться. Табличка возле кабинета главного редактора Молчановой - раз, дверь отдела подписки - два, бухгалтерия - три!
   Тихая с разбегу выскочила на лестничную площадку. Здесь оказалось не светлее, чем в коридоре: окна выходили на темный пустырь. Однако Маргарите удалось нащупать перила и направиться вниз, к запасному выходу. Сзади явственно послышался топот одетых в тяжелые ботинки ног, и круглое пятно света забегало по стенам. Тихая поняла, что преследователи идут за ней.
  
   Когда Маргарита, стараясь не замечать боль в босых ногах, спустилась по лестнице до выхода, ей уже буквально дышали в затылок. Не медля, Тихая схватила пожарный багор со стенда, и, налегая на него всем телом, ударила по дверному стеклу. Осколки разлетелись в разные стороны, и растрепанная Маргарита выскочила из пристройки с криком "Помогите, помогите!".
  
   Только помогать было некому. Пустырь, представший взору девушки, не радовал присутствием людей. Лишь несколько бродячих собак подняли дикий лай и направились к Маргарите.
   Убегая от них с кровавыми следами из пораненных пальцев, девушка не знала, кто её раньше настигнет: неизвестные преследователи, или взбесившиеся от запаха крови животные. А возможно мотоциклист, звук двигателя которого, внезапно появившись, нарастал с каждым ударом ее сердца. Оно стучало от ужаса так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.
  
   Напряжение достигла апогея, когда твердая мужская рука коснулась плеча Маргариты.
  
   Мотоциклист поднял девушку в воздух, как пушинку, почти вырвав ее из щелкнувших клыков вожака собачьей стаи. Тихой показалось, что всё, ее жизнь все равно закончена, и она обернулась, что бы увидеть своего похитителя.
  
   "Это же частный детектив!"- изумилась Маргарита, глядя на каску, украшенную молниями из кристаллов Сваровски.
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   Как я несусь по Серпухову! Мой путь сопровождается визгом тормозов и руганью водителей. Но мне не до них. Я смотрю на экран смартфона, который направляет меня туда, где находится Маргарита.
   Основной вход в пристройку оказывается закрытым изнутри. Я вижу, что для этого использовалось офисное кресло, которое грубо повесили на длинные металлические ручки. Так поступить могли только злоумышленники. Я поднимаю тяжелую чугунную урну, намереваясь с ее помощью пробить себе дорогу в фойе. Но тут с обратной стороны здания прилетает звук бьющегося стекла. Мне сразу становится понятно, где сейчас происходят основные события.
  Поспешив, я вижу, как из двери запасного выхода выскакивают трое байкеров. Естественно, я опережаю их, а также стаю явно бешенных собак, и первым догоняю на мотоцикле убегающую девушку. Поднимаю ее и усаживаю на широкий бензобак впереди себя. Она не придумывает ничего лучшего, чем спросить:
  
  - Мои 61 кг удержите?
  
  - Да. Мастер спорта международного класса, - говорю я, резко остановившись перед глухим забором торгового центра. Дальше ехать некуда. Тупик!
  
  - 95-68-100 - неизвестно зачем, Маргарита сообщает мне свои параметры.
  
  - Великолепная фигура! - усмехнувшись, говорю я, "с дымком" разворачиваю мотоцикл на месте, и смотрю на байкеров. Они ждут, поигрывая бейсбольными битами: что я буду делать?
  Это задача! Если поеду прямо на них, покалечат. Я бы рискнул без девушки, а вот с ней, точно не прорвусь. Остается самый невероятный вариант: совершить крутой вираж с использованием металлических наколенников, вшитых в мои брюки из пижонства. Я разгоняюсь, кладу мотоцикл на землю, и с искрами горящего металла исполняю самый опасный мотоциклетный маневр в своей жизни. Тихая визжит так, что стекла в пристройке дребезжат.
  
   Все заканчивается благополучно. Мы оставляем байкеров за спиной и выезжаем на небольшую улочку. Я выравниваю мотоцикл, и крепче прижимаю девушку к себе. От переживаний она холодна, как лед.
  
   Уже порядком отъехав от места стычки, в сонной тишине городка я слышу рев моторов: байкеры бросились в погоню за нами. Я впервые жалею, что мой мотоцикл имеет громкий, "запатентованный" звук выхлопа, и нас догонят по звуку из глушителя. Умница Тихая все понимает и говорит мне:
  
  - Выключи зажигание, покатимся под горку!
  
   Я так и делаю. Мы едем, тихо шурша шинами, по еще дореволюционным улочкам из одноэтажных домиков, пока не останавливаемся на песчаном пляже, возле реки. Я достаю из багажного кофра прожженное костром одеяло и оборачиваю им девушку.
  
  - Виски пятидесятилетней выдержки будешь глоток? - спрашиваю я.
   По-прежнему не в силах согреться, Тихая стучит зубами и издает звук, похожий на "да". Следуя местной традиции употреблять спиртное из горла бутылки, я предлагаю также пить и Маргарите.
  Не знаю, что ей не нравится: способ, или сам напиток, но она, выпив, возмущенно произносит "серпуховская гадость". Впрочем, через минуту девушке становится легче, и она вспоминает о боли. Мне приходится срочно бинтовать ей ноги.
  
   В приятной тишине, которой так не хватает в крупных городах, хорошо слышно, как недалеко поют "Синеву". Полная луна светит ярко, светло как днем. Река тихо плещется, костры рыбаков на берегах представляются романтичными. Легкий ветерок развевает волосы Тихой, и они красиво играют в лунном свете, как и отражающая луну река. Звезды на небе загадочно мерцают, летящий самолет выглядит межгалактическим кораблем. Чистым теплым воздухом дышится так легко, что кажется, будто мы не на Земле, а в невесомости. Маргарита зачарованно смотрит вокруг, нарушая тишину редкими стонами.
  
  - Давай поцелуемся! - говорю я, глядя на небосвод.
  
  - Зачем? - спрашивает она и звонко смеется.
  
  - Улучшает самочувствие! - уверяю я, наклоняясь к ее лицу.
  
   Девушка, почувствовав кураж, соглашается:
  
  - Ну, давай!
  
   Она молоденькая. Я целую ее нежно, как сказочную фею. Маргарита слабо отвечает мне. Но едва моя рука касается ее спины, она резко обрывает:
  
  - Не надо, будет слишком! - и отстраняется в смущении. Извиниться мне не дает звонок от Семенова, к которому я посылал смс. Поговорив с ним, я сообщаю Тихой:
  
  - За Ольгу не переживай, нашли. Лежала в коридоре без сознания. На голове шишка, в остальном целехонька. И охранник в порядке. А нас, отсюда скоро полиция заберет.
  
  - Хорошо! - отвечает Маргарита, пьет, выбрасывает бутылку, и с грустью сообщает - "Лезгинка" закончилась!
  
  
  - Ну и прекрасно. Тебе ведь стало значительно легче. Что и требовалось! А раз так, расскажи-ка мне, милая, правду! - прошу я.
  
  - Какую? - преувеличено удивляется она.
  
  - Почему обманула, показывая мне место, откуда пропала Виола? Ты не могла ошибиться! А я все равно узнал про люк и лифт, чего тебе явно не хотелось. Ты понимаешь, что Иру похитили вместо тебя, по ошибке? И если мы расстанемся, ничего не прояснив в твоей жизни, ты будешь под угрозой?
  
  - Хорошо! - наконец соглашается Маргарита, и, вздохнув, приступает к рассказу, - я придумала новый элемент номера. Хотела спрыгнуть в люк на сцене, как это делают девушки фокусника. А затем, спустя минуту, появиться за спиной зрителей, где продолжить пение. Дело в том, возле меня в последнее время крутился байкер, весь покрытый наколками, как в американском сериале "Сыны Анархии". Знаешь? Ну, не принципиально. Он просил дать возможность проявить себя в нашем шоу, пусть и в маленьком эпизоде, помощником. Говорил, что хочет в артисты, выглядел убедительно. Я предложила ему, чтобы он, когда я спрыгну, подал мне черный плащ, помог выбраться из-под сцены, и проводил туда, где концерт продолжится. Под аплодисменты, естественно!..
  
  - Так, так, - я жду, пока она переведет дух.
  
  - Для того чтобы вам окончательно понять случившееся, необходимо объяснить ситуацию в целом. У меня с Ирой назревал конфликт задолго до этого представления. Она уже не выступала, почти все время проводила с Борисом Натановичем. Я ей пригрозила, что заберу у неё Виолу, если она не возьмется за работу. Она в ответ пообещала мне новое шоу, гораздо более масштабное. Только при условии, что Виола останется за ней. В субботу днём она позвонила ко мне. Я решила, что она скажет что-то существенное. Однако Ира закатила скандал по поводу Мерседеса - подарка Бориса Натановича. Да я не собиралась машину оставлять! Думала, покатаюсь с неделю, и верну. Нужен мне её Борис, с его Мерседесом! Лишь бы позлить Ирку, наговорила ей, что нужен. Она сказала, мы теперь враги, и дала отбой. Я подумала, раз враги, значит, война! Тогда при исполнении нового трюка Виола снимет маску и покажет лицо. После опубликования фото в газете я бы официально стала Виолой и получила её популярность. Хороший трамплин для любой солистки! Остальное вы уже знаете. Ирка обошла меня, и сама выскочила на сцену. От обиды я заплакала, раскисла. Чтобы не видеть ее триумф, пошла в гримёрку рыдать. Увидев куклу перед зеркалом, я предположила, что Ира таким способом хочет обидеть меня сильнее. Накинула халат, взяла телефон и побежала на лестницу, звонить Натанычу. Собиралась высказать всё, что я думаю про него, Ирку, и их дурацкую куклу. Но его телефон был занят. Когда я собралась перезвонить, появились зрители и администратор. Так я узнала, что Виола пропала. Вначале мне казалось, что Ира придумала способ "поставить на место" меня и подтолкнуть Бориса, чтобы тот сделал ей предложение. Но мой добровольный помощник с наколками так и не появился, а я очень рассчитывала, что он всё расскажет. Теперь даже не знаю, что думать. Я в растерянности. Мне не хотелось вам сообщать эти подробности, вот я и показала другое место на сцене! - Тихая начинает подозрительно хлюпать носом.
   Я собираюсь успокоить её, однако меня отвлекает звонок Семенова. После разговора с ним я говорю Тихой:
  
  - План меняется, отправишься в больницу одна.
  
  - А вы куда? - пугается она расставания.
  
  - Семенов считает, необходимо посетить фестиваль. Сегодня последний день, завтра ловить будет некого. Разнюхаю, что там происходит. Возможно, найду твоего ассистента. Фестиваль ведь байкеры организовали?
  
  - Да.
  
  - Подозрительное совпадение! Кстати, а где он проходит?
  
  - Да вот же! - Тихая показывает рукой на костры в километре от нас, - Серпуховские масштабы мелки, долго искать ничего не надо!
  
  - Тогда через минуту передам тебя полиции, - говорю я, глянув на часы, - и направлюсь туда.
  
  - Я с вами! - говорит она решительно.
  
  - Зачем?
  
  - А "Сына анархии" никто, кроме меня, вам не опознает! - уверяет Маргарита.
  
  - Байкер в характерных наколках, как его можно пропустить? - по-прежнему не понимаю я.
  
  - А если будут два байкера с наколками, за которым вы побежите? А он переоденется и руки прикроет, тогда что? - ядовито спрашивает Тихая. Поменяв тон, просит, - возьмите меня, пожалуйста, я Ире помочь хочу. Мы раньше были, как сестры!
  
   Полицейская машина останавливается рядом с нами. Я прошу наряд повременить и звоню к Семенову, чтобы посоветоваться.
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   Я паркую байк возле железнодорожного моста через Оку. Здесь обзор местности лучше. Патруль, присланный мне в помощь, занимает позицию рядом. Семенов договорился, что полиция будет ожидать мой сигнал. Не желая привлекать внимание раньше, чем нужно, я снимаю куртку с гербом клуба и остаюсь в тельняшке. Маргариту, как она и просила, беру с собой. Только для маскировки плотнее закутываю в одеяло, а на голову одеваю свою старую бейсболку.
  
  - Похоже, я идти не смогу! - жалуется она, пробуя одеть мои пляжные тапочки.
  
  - И не надо! - говорю я, и сажаю девушку на плечи.
  
   Молоденькие полицейские завистливо вздыхают. Как же, знай наших! Настоящий десантник не стареет!
  
   На пешеходной дорожке к пляжу, от света автомобильных фар, поблескивает кварцевый гравий. Искорки навевают фантазию, что мы движемся в метеоритном дожде. Тихая словно невзначай ощупывает мои плечи, и я специально напрягаю мышцы под ее пальцами. Она смеется и спрашивает:
  
  - Вы сердцеед, Крылов?
  
  - Нет, несчастный человек! - отвечаю я. - Три брака позади, а всё равно тоскую без настоящей любви!
  
  - Похоже, ты поэт, Василий! - говорит Тихая, улыбаясь. - А я думала, пень пнем! Не зря я с тобой целовалась!
  
   Теперь уже смеюсь я. Этак, она в меня влюбится!
  
   Серпуховской фольклорный фестиваль оказывается обычным туристическим городком, состоящим матерчатых палаток, внутри которых все, кому не лень, показывают представления. Зрители слоняются туда-сюда, покупают всякую ерунду и бросают мелочь в емкости перед входом.
  
   Мы не остаемся в стороне от подобного развлечения. Вначале настороже, я прихожу к выводу, что опасности нет, расслабляюсь, и покупаю Тихой пирожок с джемом. Им, она умудряется испачкать мне все лицо. Я не сержусь, а Маргарита делает вид, что довольна моим подарком, дешевой бижутерией: кулоном, сережками и колечком.
  
   Запоминается чудак, вызвавший у нас много веселья: он довольно хорошо играет на саксофоне, отчаянно кривляясь под лучами цветных фонариков. Маргарита смеется над ним до икоты. Я даю выжившему из ума музыканту бумажную купюру.
  
   Ближе к утру мы находим возле реки простенький тент, под которым слабенько светится аккумуляторный фонарь. Бросив немного мелочи в жестяную банку так, чтобы она брякнула, я оживляю фигуру женщины в лохмотьях. Она поворачивается на звук, и вместо приветствия, принятого на фестивале, шипит, как змея. Мне становится не по себе. Хорошее настроение пропадает, и хочется идти дальше. Но из любопытства я все-таки спрашиваю:
  
  - Чем занимаетесь?
  
  - Судьбу, узнай свою судьбу! - воет она и трясёт зажатой в кулаке соломенной погремушкой. Трудно связать ее поделку с известной куклой, однако я решаю посмотреть лучше. Женщина не реагирует на мое приближение, однако едва я касаюсь её пальцев, она опять шипит и поднимает лицо. Мы видим, что веки у неё сшиты нитками. Выглядит это ужасно.
  
  - Кто вы? Что с вами сделали? - с изумлением спрашиваю я женщину.
  
  - Убирайся, убирайся! Получи предсказание и уходи, не беспокой Силу! - вместо ответа она громко кричит и кидает в меня, взяв из грязного пластикового ведра, свернутый в трубочку листок бумаги. Я тут же отбрасываю ее "подарок" в воду, и мы отходим в сторону.
  
   Понятно, что женщина безумна, и не может находиться здесь в одиночестве. Мне следует вызвать наряд полиции и доставить женщину в отделение. Выяснить ее историю, а также, кто за ней присматривает. Я достаю телефон.
  
  - Крылов, почему вы записку не прочитали? - интересуется Маргарита.
  
  - А мне еще в армии капеллан говорил: при любых обстоятельствах веруй в Бога, и выполняй свой солдатский долг. С тех пор, так и живу! К чему мне глупые предсказания? - объясняюсь я.
  
   Служители закона отвечают на мой звонок, и наряд медленно, но уверенно начинает пробираться сквозь толпу в нашу сторону. У меня возникает мысль, что необходимо обострить ситуацию. Возможно, так наш "улов" будет больше. Я направляюсь к сцене, находящейся по центру городка. Усаживаю Маргариту на скамейку в первом ряду зрителей, а сам запрыгиваю на подмостки к ведущему, колоритному байкеру с микрофоном.
  
  - Сейчас буду петь "Синеву"! - говорю я.
  
  - Нет, "Синеву" петь не будешь! Уже исполняли, хватит на сегодня! - говорит он, не желая отдавать микрофон.
  
  - Но я не пел! - настаиваю я, стараясь говорить так, чтобы нас слышали зрители, - хочу посвятить песню члену вашего клуба, другу с татуировками "Сыны Анархии"! Музыкальный привет от ...- я называю клуб, куртку которого ношу.
  В этот момент появившаяся на сцене группа из трех клоунов, используя пары бензина, пускают в нас пламя изо рта. Брови ведущего слегка страдают от огня. Он со злостью в голосе делает клоунам замечание и говорит мне:
  
  - В нашем клубе с такими наколками, как ты описал, никого! У нас строго с символикой!
  
  - Исключения бывают, у меня же нет наколок клуба! - настаиваю я.
  
  - А тебе зачем? - возражает ведущий. - Я тебя на турнире видел, да и в интернете твоих роликов хватает. Но не все такие известные, как ты. Своих, я маркирую лично. Ведь людей не упомнишь, не ведомости же заводить! Если бы я татуировки "Сынов" на коже у кого заметил, то обязательно сказал тебе. Отвечаю, нет таких здесь, ищи своего друга в другом месте!
  
  - Ладно, - говорю я, - нет, так нет! Давай, братуха!
  
  - Ну, давай, - говорит он, подставляя ладонь под шлепок.
  
   Я спускаюсь со сцены, становлюсь на виду и с напряжением наблюдаю, что происходит возле нас. Если нужные мне байкеры слышали разговор, обязательно захотят свести счеты. Тогда полиция задержит их.
  
   А ведущий, меж тем передает микрофон первому клоуну. Тот выпускает изо рта сноп огня и объявляет:
  
  - Теперь, как обещали, сюрприз! Мы представляем шоу, в котором выступает...,- по его знаку второй клоун, стоящий в глубине сцены, выталкивает на свет женскую фигуру, и снимает с нее черный плащ, - несравненная Виола! Дорогие зрители, слушаем хит "Оладушки", и хлопаем!
  
   Я вижу Ирину в концертном костюме, и на секунду теряюсь. Тут по сцене пробегает отблеск мигалки подъехавшей полицейской машины. Заметив её, клоуны себя странно ведут, а Ирина озирается, словно не может понять, где она. "Оладушки", "Оладушки"! - вопят пьяные зрители. У певицы на щеках появляются слезы. Тихая вскакивает с места, взмывает в воздух балетным прыжком и опускается на сцену возле Бочковской. Крепко обнимает ее, прижимает к себе, и шепчет на ухо что-то успокаивающее.
  
   Я прихожу в себя и тоже бросаюсь на сцену, к девушкам. Полицейские включают сирену. Ведущий шоу и зрители в недоумении вращают головами, пытаясь понять, что происходит. Тогда, как уж у нас повелось, гаснет свет, от чего я крепко выражаюсь. А неизвестные хулиганы поджигают салюты, которые лежат под сценой в ожидании закрытия фестиваля. Со страшным грохотом и улетающими в небо ракетами вспыхивает пожар. Возникает паника и сопутствующая ей давка. Я беру девушек под руки и бегу с ними в сторону, по пути отбиваясь ногами от клоунов, а возможно обычных паникеров, пока мы не спасаемся.
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   Спустя три недели я сижу с Семеновым в комнате отдыха, что при его кабинете в ФСБ. Между нами письменный стол, полностью заваленный выигранными на турнире призами: спортивным питанием и соками с повышенным содержанием витаминов. Мы их неторопливо дегустируем и смотрим по телевизору видеозапись прошедшего соревнования.
  
   Иногда для разнообразия кто-то из нас кидает дротики в мишень на стене.
  
   На улице жарко, окно открыто. На наши обнаженные торсы посылает струю воздуха большой вентилятор. Он помогает мало, я потею как лошадь в галопе, но отношения с другом дороже, приходится терпеть. Семенов не любит кондиционеры, он от них болеет.
  
   Несмотря на выходной, управление ФСБ работает, как в будний день. Слышны голоса, шаги за стенкой. Иногда к Семенову звонят. Глянув кто, он сбрасывает.
  
  - Посмотри, - говорит Гаврила Петрович, останавливая с пульта видеозапись,- спортивный помощник мне на гриф нестандартный блин вешает! Из-за него, разновес и получился. Поэтому, в третьей попытке, я не выжал вес!
  
  - Ты у меня снова выиграл, чего тебе еще надо? - недоумеваю я.
  
  - Так ведь мог кубок взять! - с апломбом произносит Семенов, - мой тренировочный вес гораздо больше, сам знаешь!
  
   Я не нахожу, что ему сказать. Бросаю дротик, попадаю не туда, куда хотел, и вздыхаю. Отпиваю глоток сока и внимательно рассматриваю стоп-кадр. Гаврила Петрович бросает дротик, попадает точно, довольно хмыкает и тянется к большой бутылке виски. Я жестом показываю, чтобы и мне налил.
  
  - А знаешь что, - говорю я Семенову, - диск у тебя, самый обычный. По-моему, тебе замок на штангу неверно поставили. Вот ты, разновес и почувствовал! Жаль, на записи не видно другого замка, точно сказал бы!
  
  - Вот зараза! - говорит Гаврила Петрович, глядя в телевизор, - не может быть!
  Он перематывает запись немного назад, желая повторно посмотреть.
  
   В комнату входит молодая сотрудница из его группы, низкая полная девушка в роговых очках. Никак не отреагировав на наш вольный вид, она официальным голосом спрашивает у Гаврилы Петровича о рабочих моментах. Услышав ответы, делает пометки в блокноте и уходит, оставив нам тонкую коричневую папку без названия.
  
  - Где ты их набираешь, таких безликих? - спрашиваю я у Семенова, зевая.
  
  - А что нам, моделей набирать? - ворчит Гаврила Петрович, - у нас слежка в приоритете. Красивые, в толпе заметны!
  
  - Да ладно, это я так...,- говорю я примирительно, и интересуюсь, - как там Бочковская? Ты с Натановичем связь поддерживаешь?
  
  - В плане физического здоровья, нормально, - отвечает Гаврила Петрович, - но не помнит, что с ней случилось. Утверждает, что провалы в памяти. Но я думаю, намеренно не вспоминает о происшедшем. Борис держит её дома, под наблюдением психиатра. Похоже, к работе она не вернется, психологический надлом!
  
  - Жаль девушку! - говорю я.
  
  - Да! - соглашается Семенов, - однако из-за ее беспамятства я никак не пойму, почему преступники, фактически, вернули нам Иру? Неужели её похитили только для того, что бы она выступила на этом, их дурацком... как его там?
  
  - Фольклорном фестивале, - подсказываю я. - Нет, конечно. У меня по ходу дела было много версий. В какой-то момент я считал, что обеих певиц хотят похитить. Затем я понял, что Иру перепутали с Маргаритой. А поскольку преступники истинное лицо Виолы никогда не видели, им потребовалось время, чтобы разобраться. Логика похитителей нам до сих пор неизвестна. Если бы мы поняли, зачем они нуждались в Тихой, тогда и уловили суть событий. А теперь лишь догадки строим. Преступники сумели представить ситуацию так, будто Ира загуляла и болталась неделю по пляжам Оки. В результате все довольны: полицейские закрыли дело о пропаже сумасбродной звезды, страховщик получил любовницу обратно. Тишь да гладь, а злоумышленники на свободе, и их никто не ищет!
  
  - Да, верно! - соглашается Гаврила Петрович. - А как Тихая?
  
  - Переписываемся, редко отвечает. Я порекомендовал ей пока не появляться в Серпухове. Она снимает квартиру в Москве, работает на удаленном доступе.
  
  - Хороший совет! - одобряет Семенов. Он делает глоток виски, и передает мне коричневую папку. - Ознакомься, очень интересно!
  
   В папке я вижу два рисунка, а также фотографии женщины и девочки лет пятнадцати.
  
  - А что я должен из этого понять? - интересуюсь я.
  
  - Вот зараза, ты был прав!- говорит Семенов про действия помощника на турнире, вторично останавливает запись, и возвращается к основной теме. - Рисунки составлены со слов священника, о. Андрея. А на фото, реально исчезнувшие люди. Как ты думаешь, лица на рисунках и фотографиях похожи?
  
  - Допустим! И что?
  
  - Безумная с погремушкой не вспоминается? В суматохе она исчезла, и кроме вас, её никто не видел! Нет у нее общего, с женщиной на фото?
  
  - Если сделать поправку на освещение, условия...- задумываюсь я.
  
  - Ну постарайся, ты наблюдательный! Не то, что я! - говорит Семенов, напрягшись.
  
  - Возможно, та нищенка похожа на женщину с фотографии. А может, и нет. Знаешь, в памяти лишь её зашитые веки мелькают!
  
  - Жаль, - говорит Семенов, тарабаня пальцами по столу.
  
  - А почему? - недоумеваю я.
  
  - Да занялся бы ее поисками в Серпухове, вот что тебе хочу предложить! - говорит Семенов, обжигая меня взглядом.
  
  - Зачем искать помешанную? - спрашиваю я с ленцой. - Гаврила, мне на жизнь зарабатывать надо, ты в курсе? На спортивном питании долго не протянешь!
  
  - Ой, не надо, вот этого! - говорит Семенов со смешком, и ехидно спрашивает,- кто уверял, что работа на страховщиков - это бесполезная трата нервов? А теперь купил путёвку на Мистер-Олимпия в Австралию? И зачем тебе туда, ты даже отборочные не пройдешь!
  
  - Нет, нормально! - возражаю я, - в прессе пишут, Янг, Кертис, Пиг, будут участвовать! Потренируюсь с ними в одном зале, на них посмотрю, себя покажу. А когда выгонят, на сумчатых с объективом пойду. Давно мечтал на пленку запечатлеть! Красота!
  
  - Ха-ха! - нарочито смеется Семенов. - Хорошо рассказываешь, я бы и сам поехал. Однако, ты не прав. Я подозреваю, что нищенка - это исчезнувшая жена известного миллиардера. Награда, если найдем её, или пропавшую с ней дочь, три миллиона долларов. Вот и соображай, Австралия!
  
  - Да ладно! Что, правда, столько денег? - искренне удивляюсь я.
  Вздохнув, Семенов закатывает глаза к потолку, показывая этим, что мне следует больше доверять ему, и говорит:
  
  - Проблема в том, что женщин последний раз видели в Москве, и мы ищем их тут. Отправлять людей в Серпухов на основании моих предположений? Звучит глупо. А я, всё равно посылал. Они и с о. Андреем много времени провели, и местных полицейских трясли. Ничего! Пришлось оставить затею. Теперь надежда на тебя. Возможно, у нас не получилось, ты след возьмешь? Я в тебя верю, ты умеешь! Вдруг заработаем?
  
  - Да сложно очень, - говорю я без энтузиазма, - наверняка уже нет той безумной в Серпухове. Шансов мало.
  
  - Да, вероятность низкая! - соглашается Семенов,- но куш какой, представь! Получится, выйдем на пенсию! Или ты собираешься до смерти неверных супругов выслеживать?
  
  - Умеешь ты задеть чувства... мне надо подумать! - говорю я неопределенно и кладу коричневую папку в свою спортивную сумку. Семенов довольно улыбается и наливает мне еще виски.
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  
   Разговор с Гаврилой Петровичем не дает мне покоя, и вскоре я возвращаюсь в Серпухов. Для маскировки покупаю у местного жителя потрепанную Ниву и катаюсь по окрестностям с утра до позднего вечера. Там у реки, где вижу палатки, останавливаюсь, и нахожу повод для знакомства с отдыхающими. Вопросы всегда задаю, как под копирку: а не видели ли вы нищенку с зашитыми веками? А характерные поделки из соломы? А байкера с наколками из сериала "Сыны Анархии?". И всегда получаю ответ - нет!
  
   Я перестал стричься, отпустил бороду, загорел до черноты и пропах костром. Настолько превратился в провинциала, что в Москве меня уже никто не принимал за своего.
  Заказал в гараже местных байкеров обновление байка, настолько дорогое, что они на радостях накрыли поляну и выставили любимый напиток серпуховичей - виски "Лезгинка". Я пил с ними в надежде узнать хоть что-нибудь, но так и не узнал.
  
   Через несколько дней регулярного употребления "Лезгинки" нос стал сизым, а щеки бурыми. Я принялся просить милостыню возле храмов, пытаясь в толпе нищих завязать знакомства и добыть информацию. Сидя на паперти под дождем, я кутался в одеяло, которое заворачивалась на пляже Маргарита, и думал о ней.
  
   Мечтал заработать и предстать перед девушкой в более выгодном свете. Желание пронести Маргариту еще раз на своих плечах было настолько сильным, что я старался не замечать очевидную бесперспективность своих усилий.
  
   Я сделался постоянным прихожанином у отца Андрея. Когда мне удавалось почистить одежду и помыться, я исповедовался и причащался. Впрочем, я не до конца был откровенен со священником. Умалчивал о том, что едва вижу его, думаю, не вспомнит ли он о новой детали, которая поможет в расследовании.
  
   Имел место случай, который мне помог приблизиться к пониманию, что происходило в городе в дни похищения Виолы, и почему все может повториться. В храме украли икону святого Николая. Небольшую, размером с лист писчей бумаги. Немного серебра, но в основном медь. Уголовное дело по пропаже вряд ли бы завели, она не представляла ценности. Лежала на виду, на аналое перед алтарем. Каждый желающий мог приложиться. Однако настоятель дорожил ей, и попросил меня разыскать икону.
  
  - Подарили храму очень хорошие люди! - сожалея о пропаже, сказал он.
  
   Я откликнулся на его просьбу, и обошел в городе все антикварные лавки. В одной из них икона нашлась, кроме того, обнаружилась и квитанция с паспортными данными сдавшего её человека. Им оказалась вдова местного цыганского барона, женщина обеспеченная, и, как я думал, верующая, поскольку сам стоял за ней в очереди на исповедь. Наряд полиции по звонку от Семенова доставил женщину в отделение для профилактической беседы. Участковый разрешил мне побеседовать с ней. Я показал рисунок соломенной погремушки и нищенки, а также фото куклы из гримёрки Виолы. Цыганка долго рассматривала, а потом заявила:
  
  - Нет, цыгане не знают, что это!
  
  - Не ваше верование?
  
  - Нет, новое! Мода... Сами придумывают. Так! - она показала пальцем на журнал в боковом кармане сотрудника полиции, на обложке которого была изображена реклама эпопеи "Звездные войны". Я мало понял из её слов, однако у меня сложилось впечатление, что большего от нее не добиться.
  
   Я задал второй интересующий меня вопрос:
  
  - Объясни, почему ты украла икону св. Николая? Ты же в Бога веруешь!
  
  - Верую в Бога, - согласно кивнула она головой. - Николая больше всех люблю, вот и украла!
  
  - Как возможно любить и красть одновременно? - удивился я.
  
  - А христиане мощи его украли! - засмеялась она.- Почему?
  
  - Украли, чтобы он был с нами, а не с иноверцами, - озадаченный, сказал я.
  
  - Я хуже вас? - опять засмеялась она.
  
  - А продала тогда зачем? - я попытался вопросом вывести ее на тропу логики.
  
  - Наш закон, теперь мы вместе! - довольно улыбаясь, сказала она.
  
   Я понял, что она имела в виду, на следующий день. По просьбе священника я распечатал фото воровки, взял с видеозаписи в лавке. Настоятель поместил изображение цыганки на самом видном месте, рядом с вновь обретенной иконой, снабдив мелким пояснительным текстом о злодействе. Подслеповатые старушки, не разбирая букв, после целования иконы св. Николая останавливались в недоумении, думая, зачем это фото здесь, и как к нему относиться. Удивительным способом цыганка добилась, чего хотела: она действительно оказалась в ряду со св. Николаем. Только он со стороны Света, а она со стороны тьмы. Но подробности для цыганки были не важны.
  
   Позже, прогуливаясь по городку и размышляя о поведении вдовы барона, я сообразил, что она хотела мне сказать. Каждое поколение язычников использует культурные символы своего века. Язычники считают, что неважно, как выглядит обряд, главное - смысл службы их "богу" должен оставаться прежним. Вероятно, кто-то создает в Серпухове очередную темную "религию" и экспериментирует с куклами, похищением девушек, зашиванием век.
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
   Маргарита Тихая вошла в мир искусства, как говорят, с пеленок. Отец, артист Серпуховского драматического театра, брал девочку на репетиции и спектакли, спасая от мачехи. Та не любила падчерицу, часто била ее.
  
   Впервые Маргарита вышла на сцену в составе детского музыкального коллектива. Спела несколько фраз, изображая зайчика. Отцу напророчили большое будущее девочки.
  
   Уже тогда Тихая мечтала не только о карьере артистки, но и создании литературных произведений, к тому же отец почти каждый день заставлял ее вести дневник.
  
  - Дворяне в обязательном порядке записывали свои мысли, - Говаривал он.- Наш старый род больше не состоит в этом сословии, но уметь писать нам все равно нужно!
  
   И Тихая старалась, писала, шепотом подсказывая себе слова. Литературные способности ей пригодились, едва она задумала воплотить в жизнь мечту отца - написать пьесу об истории 650-летнего Серпухова.
  
  - Безобразие!- любил повторять отец, большой любитель родного города.- Ставим спектакли про Нью-Йорк, Париж, Рим, где никогда не были, а про Серпухов, песню со сцены не спели!
  
   Поэтому, несмотря на советы сыщика, Тихая все-таки приехала в город на генеральную репетицию спектакля о Серпухове, где она играла роль самой себя: автора.
  
   Войдя в фойе театра, Маргарита улыбнулась черно-белой фотографии отца на доске заслуженных артистов, и собралась пройти дальше, однако увидела, что за её отсутствие кое-что изменилось. На входе появилась рамка металлоискателя, а артисты и персонал стали пользовались специальным пропуском с электронным чипом.
  
  - Губернаторские конференции скоро будут проходить, - объяснил нововведения охранник, которого ранее не было.
  
  - И что мне делать? - поинтересовалась Маргарита, - я в спектакле играю, как мне пройти?
  
  - Посидите на скамейке для гостей, что возле кассы, - ответил охранник, - директор театра закажет вам пропуск. Их изготавливают в администрации Серпухова, обычно без задержки. Ради вас сами подвезут, и вы пройдете!
  
   Тихая возмутилась, выговорила подошедшему директору все, что она думает о его нерасторопности, и уселась на скамейку так, чтобы ее длинные ноги бросались всем в глаза. Маргарита любила, чтобы её замечали. После того как проект Виола сошел на нет, ей ужасно не хватало внимания поклонников.
  
   Она уже долго скучала, когда смартфон дрогнул, сообщая, что на электронную почту пришло письмо. Маргарита посмотрела, от кого. Опять Крылов! Маргарита даже не знала, как относится к его письмам, которые он присылал постоянно. С одной стороны, ей льстила мужская заинтересованность, с другой, Крылов никак не подходил под категорию мужа или любовника. Маргарита отвечала ему односложно в надежде, что сыщик остынет и забудет о ней.
  
   Мимо Тихой на репетицию, здороваясь и говоря комплименты, прошла уже вся труппа, а пропуском даже не пахло. Маргарита собралась вновь звать директора, однако увидела, что перед театром паркуются автомобили администрации, и среди них машина мэра. Тихая подумала, что вышла накладка на городское мероприятие, репетицию отменят. Она ошиблась: оказалось, что ее желают увидеть в роли. Секретарша мэра торжественно вручила ей пропуск, а сам глава города Павлов - цветы и поцеловал руку. Тихая раскраснелась, можно сказать зарделась, и в самом прекрасном настроении отправилась сразу к микрофону, не желая, чтобы именитые гости мучились ожиданием. Благо, как автор, в гриме она не нуждалась.
  
   По количеству зрителей, качеству игры актеров, бурным аплодисментам, генеральная репетиция прошла, как пред премьерный показ. Тихая не ожидала такого успеха пьесы, долго благодарила режиссера и всех, кто принимал участие в подготовке спектакля.
  
   Следуя традиции Серпуховского театра, после того как зрители разошлись, труппа предложила ей отметить почин в буфете. Тихая попросила начинать без нее, и пошла по пустому зданию туда, где располагались маленькие комнатки - гримерные. В театре имелось много мест, дорогих её сердцу. Но к одному из них ее особенно тянуло: гримёрке отца. Туда, где она сидела на маленьком стульчике и смотрела, как отец накладывает грим и входит в роль.
  
   Маргарита с бьющимся от воспоминаний сердцем уселась на знакомое кресло и нажала клавишу бестеневого света вокруг зеркала актера. Её ожидал сюрприз: зеркало заменили, свет сделали светодиодным, не таким, как во времена отца, на электрических лампочках. Отражение выглядело идеальным, гораздо лучше, чем раньше, только прежнее зеркало помнило родителя и маленькую Маргариту, а это... девушка расстроилась.
  
   Тихая вздохнула и стала себя разглядывать. Она стареет, ничего не поделаешь! Переживания предыдущих недель, сегодняшняя репетиция, и вот - тени под глазами, видны морщины на висках.
   Гримёрку занимала актриса в возрасте, и Тихая посмотрела, нет ли у неё, чем поправить макияж.
  
   Вдруг светодиоды моргнули. Свет в комнатке сменился с белого на ядовито-зеленый. Маргарита машинально подняла взгляд от баночки тонального крема и увидела то, от чего её сразу пробил холодный пот. На зеркале горела красная, будто кровавая, надпись:
  
   Я - Сила! Маргарита, ты раба моя,
   и не сбежишь ты никуда,
   или возьмет тебя земля,
   и ты уснешь в ней навсегда!
  
   Маргарита вскочила, опрокинув всё, что было под рукой. И услышала те же стихи, читаемые леденящим душу голосом из динамика, который использовался для объявления выхода артистов. Завизжав, Тихая переместилась в темный коридор, где, сопровождаемая голосом, побежала к выходу, желая вырваться на свободу. Однако в коридоре ужасное представление продолжилось: свет потолочных светильников стал вспыхивать, заставляя глаза слезиться.
  
   Тихая добежала до конца коридора и трясущимися руками приложила пропуск к электронному замку. Но язычок не щелкнул, дверь не открылась. Маргарита попробовала еще раз, безрезультатно. Тогда она начала прикладывать пропуск ко всем имеющимся дверям, в надежде спастись от безумного голоса и преследующего её света. Кроме гримёрки, откуда она выскочила, и куда она ни в коем случае не хотела вернуться, у неё осталась последняя надежда - дверь в туалет.
  
   К её радости, та поддалась. Маргарита впрыгнула в санузел, захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной, и, чувствуя слабость в ногах, сползла на корточки. В туалете стояла такая тишина, что слух улавливал журчание воды в бачке. От тишины Маргарита почувствовала облегчение. Только ей не суждено было долго радоваться: неожиданно пространство наполнилось зеленым свечением.
  
   У Маргариты сердце сжалось: она увидела, что стены исписаны кровавыми стихами. Тихая издала тяжкий стон, бросилась к окну, распахнула его, и прыгнула в темноту ночи со второго этажа, на крышу гаража театра.
   На крыше её кто-то грубо схватил, и через секунду она потеряла сознание от хлороформа.
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
  
   Наступила осень. Мне было грустно, одиноко, отчаянно жаль себя и времени, потраченного на розыск нищенки. От тоски я сочинял стихи и слал Маргарите в надежде, что она их оценит. Но Тихая отключила телефон, или из-за меня сменила номер. Если так, то очень печально!
  
   Метеорологи обещали скорые заморозки, берега Оки опустели и покрылись желтой листвой. Я решил, что бабье лето будет той календарной отметкой, после которой я прекращу поиски, как бы Семенов ни уговаривал.
   Навигатор сообщил, что Симферопольское шоссе стоит в пробке, и на своей "Ниве" отправился в Серпухов по Калужскому шоссе, через Обнинск. День выдался пасмурным, накрапывал дождь. При съезде с федеральной трассы на дорогу районного значения я увидел голосующую девушку в подмокшей одежде. Она горбилась под тяжестью рюкзака на спине. Я остановился и спросил:
  
  - Куда путь держите?
  
  - Молодежная духовно-просветительская конференция, возле... - девушка назвала населенный пункт.
  
   Мне было по пути, и я взял её. В машине девушка, без всякого стеснения, переоделась в сухую футболку с вырезом на груди, и принялась трещать без умолку. Я сделал вид, что мне безразличны ее прелести, и поинтересовался о мероприятии.
  
  - Летом мы традиционно собираемся на берегу реки Протва. В царстве природы у нас есть благоустроенная зона, а также сборные домики и навесы. Приезжают автобусы с адвентистами, православными, буддистами. Мы устраиваем дискуссии между конфессиями, общаемся, играем в волейбол, печем картошку, грибы! Не хотите заглянуть к нам, прямо сейчас? - спросила она.
  
  - А нищие у вас бывают? Кустарные поделки из соломы продают? Если да, то ... - в раздумье произнес я.
  
  - Нет, нет! - перебила она. - Бомжи к нам не ходят, у нас строго, хорошая охрана. И продавать ничего нельзя. Мы бесплатно раздаем, книги!
  
   Девушка открыла рюкзак и достала брошюру "Бог - твой спаситель". Я начал отказываться, но она настаивала. Мне было неохота спорить, я согласился принять в подарок.
  
   В довольно мрачной деревне из добротных домов, тихой и безлюдной, девушка попросила остановиться. Я несколько удивился, поскольку навигатор показывал, что нужно проехать дальше.
  
  - Отсюда мне короче, - объяснила она, - здесь хорошая тропинка к реке.
  
  - Как вы тут не боитесь ходить? Кто-нибудь, к вам пристанет! Вы молодая, что будете делать? Я вас ближе подвезу!
  
  - Нет-нет, - отказывается она, - у меня жених ревнивый, не стоит. Но надумаете к нам, не стесняйтесь. Он скоро уедет, мне скучно будет! Спросите Марину, это я! Вас как зовут?
  
  - Василий,- слегка замявшись, отвечаю я.
  
  - А по отчеству?- смеется она.
  
  - Михайлович!
  
  - Очень приятно, Василий Михайлович! Так я буду ждать! - девушка выходит из машины, игриво помахав мне рукой.
  
   По приезде в Серпухов я осознаю, что мне нечего делать в городе. Бесцельно хожу по знакомым улицам, ставлю свечку в храме, забегаю в редакцию газеты и в Морстон, узнать, не появлялась ли Маргарита. В редакции газеты не знают, где она и что с ней, или не хотят разговаривать со мной по её просьбе. А в Морстоне уже забыли, что она у них когда-то выступала.
  Желая разогнать тоску, я надумываю совершить водную прогулку по Оке. Однако на лодочной станции мне говорят, что катера сегодня заняты до ночи.
  
  - Петя, уважь постоянного клиента! Придумай, как быть! - прошу я работника, молодого шустрого парня. Я всегда даю ему щедрые чаевые, ему неудобно мне отказывать.
  
  - Свободна только моя личная лодка, но она без регистрационных номеров. ГИМС на Оке поймает, конфискует. Могу ради вас на Протву сходить, там инспектора не работают. - Неожиданно предлагает он.
  
  - А на Протве, разве хорошо? - Неуверенно интересуюсь я.
  
  - Там здорово! Обычно туда не сунешься, но этим летом уровень воды высок. Вам стоит побывать! - горячо уверяет парень.
  
   Протву я еще не исследовал. Река течет в Калужской области, в тех местах, где я высадил Марину. На мой взгляд, местность для поисков нищенки бесперспективна. Однако, прежде чем поставить последнюю точку, не стоит ли осмотреться и там? Вряд ли кого найду, но хотя бы развеюсь!
  
  - Заводи мотор своей лодки! - соглашаюсь я.
  
   Берега Протвы не похожи на пологие пляжи Оки: они обрывисты и глинисты. Вода, впрочем, прозрачна. Кажется, что её можно пить без фильтрации, как из родника. Сказывается отсутствие туристов и судоходства. Прогулка мне нравится, только однообразие пейзажа скоро надоедает. Утренний дождь возвращается и надувает красивые пузыри в заводях. Я накидываю капюшон куртки и думаю, что пора возвращаться, когда вижу на берегу лагерь, описанный Мариной. Мне кажется разумным выяснить, благополучно ли она дошла по тропинке. Заодно и отведать печеной картошки. Очень захотелось её попробовать из-за стелющегося над водной гладью дымка походной печки.
  
   Лодка пристает к небольшой деревянной пристани, я осматриваюсь. Искусственный песчаный пляж, за ним поле, облагороженное мелким гравием. Справа, на стоянке, стоят несколько автобусов с московскими номерами. А слева, под навесами, много молодежи, слышна гитара, парочка лекторов ведет занятия с группами, развесив картонные плакаты. Я нерешительно подхожу к ним. Меня сразу снабжают кучей буклетов и одаривают горячими объятиями. О Марине я узнаю, что она недавно была здесь и куда-то отлучилась. Пока её нет, предлагают выслушать проповедь минут на пятнадцать.
   Я отказываюсь, отхожу в сторону, и наблюдаю за тем, как на пляже несколько человек, закончив разжигать угольные брикеты, лопатами разравнивают их в огненный круг. Лодочник Петя приносит мне на пластиковой тарелке печеной картошки, которую я так хотел. В этот момент один из преподавателей засучивает брючины, снимает ботинки, и, воззревши на небо, идет босиком по углям. Я от удивления глотаю картошку не в то горло, и с трудом откашливаюсь.
  
   За преподавателем идут коллеги, затем настает очередь молодежи. Юность колеблется: некоторые студенты отделяются от сверстников, бегут к угловому навесу, и, проведя под ним несколько минут, возвращаются.
  
   Кстати объявляется и Марина. Заметив меня, она машет рукой, приглашая прогуляться с ней по углям. "Нет, спасибо! Сначала пусть меня тоже воодушевят!" - думаю я, и, поприветствовав Марину ответным взмахом руки, иду к угловому навесу.
  
   Под ним я нахожу сидящую за столом красивую девушку в строгом темном костюме, белой блузке, и черных, несмотря на вечер, очках. Я не понимаю, какую функцию она выполняет. У нее спрашивают о чем-то тихо, она негромко отвечает. Дождавшись своей очереди, я подхожу, и бросаю в банку для сбора денег крупную купюру.
  
   Девушка спрашивает сама:
  
  - Предсказание, или узнать судьбу?
  
  - Как считаешь нужным! - отвечаю я ей.
  
   И тут происходит то, чего я никак не ожидал: девушка, как это делала разыскиваемая мною нищенка, ставит на колени ведерко с предсказаниями, зачерпывает со дна, и держит на весу горсть свернутых в трубочку бумажек. Они падают с ее ладони обратно в ведро, как песок в часах. Я чувствую, что мною овладевает гипнотическое состояние, и сопротивляюсь ему изо всех сил.
  Ладонь девушки становится пустой: колдовской рупор в моем случае безмолвствует. Я осторожно снимаю очки с девушки. Она не сопротивляется, и изумленно смотрит на меня расширенными от сильного транса зрачками. Они синие.
  
  - Как тебя зовут, милая? - спрашиваю я девушку.
  
  - Я - пророчица Силы, и Сила я, и Сила есть во мне! - говорит она монотонно.
  
   Я отхожу в сторону и звоню Гавриле Петровичу.
  
  - Нашел дочку, - говорю я ему, - приезжай немедленно!
  
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
   Маргарита пришла в себя на заднем сидении автомобиля, когда байкер с наколками "Сыны Анархии" открыл дверцу. Тихая попробовала сопротивляться, но он легко вытащил её из машины и повел в частный дом, окруженный высоким забором.
  
   Оказавшись в просторной комнате, Тихая растерянно огляделась. Она увидела, что кроме неё и совсем молоденькой девушки с яркими синими глазами, в помещении никого нет. Подруга по несчастью? Маргарита попробовала завязать разговор. Но девушка, вместо ответа на вопрос, подошла и приказала сесть на стул. Он был привинчен к полу рядом с низкой металлической клеткой, по размеру, собачьей. Глядя на нее с ужасом, Тихая отказалась подчиниться. Тогда девушка попыталась применить силу. Вспыхнула потасовка, которая закончилась тем, что более слабая противница Маргариты исподтишка применила электрошок.
  
   После того как Тихая пришла в себя, девушка повторила приказание. Теперь Маргарита выполнила его. Девушка ножницами срезала верхнюю одежду с Маргариты, опасной бритвой провела по горлу Тихой в знак угрозы, и принялась брить волосы на голове. Беззвучно рыдая и подрагивая всем телом, Маргарита смотрела, как её прекрасные кудри осыпаются на пол.
  
   Обрив Маргариту, девушка облила ее ледяной водой из оцинкованного ведра, и стала подталкивать к клетке, в случае сопротивления угрожая повторно применить силу. Маргарита подчинилась, и оказалась стоящей на четвереньках в очень маленьком пространстве, куда незнакомка умудрилось запихнуть еще и пустое ведро.
  
   Девушка закрыла клетку на замок, поднесла к решетке очень приятно пахнущие котлеты в миске, и, маня, но, не отдавая еду Тихой, спросила:
  
  - Я - пророчица Силы, и Сила я, и Сила есть во мне, а ты кто?
  
   Маргарита хотела не есть, а пить, и она облизала пересохшие губы. Девушка это заметила, показала пластиковую бутылку с водой и повторила вопрос, но уже четверостишьем:
  
  - Я - пророчица. Сила есть во мне, а ты кто?
   Скажи, будешь ты служить, как я?
   Или останешься никем, познаешь зло?
   И не возьмет тебя пророчица в друзья?
  
  - Я не знаю, - сказала неопределенно Маргарита, надеясь получить воду. Девушка осталась недовольна ответом. Она поставила бутылку и миску на пол так, чтобы Тихая не могла дотянуться, и ушла к стене, на которой были развешены странные поделки из веточек, соломы, и цветных тряпичных лоскутков. Села на диван, и на журнальном столике принялась что-то мастерить, отрешенно напевая загадочные куплеты.
  
   Так Маргарита начала жить в странном мире.
  
   Байкер исполнял роль тюремщика и прислуги одновременно. Он постоянно просил у девушки пророчество по любому поводу, даже мелкому. Например, какой топор взять, чтобы рубить дрова, или чем смазать скрипящие петли на дверях. Девушка отвечала ему непонятно, рифмуя слова в похожие на стихи фразы. Байкер морщил лоб, покрывался потом от умственного напряжения, потом делал вид, что ему все ясно, и уходил исполнять.
   Девушка периодически вспоминала о Маргарите, подходила к ней, и с прежним четверостишьем предлагала воду. Тихая давно сообразила, что от нее требуют изъясняться в таком же стиле. Маргарита знала, что сознание человека можно изменить за три дня. Она понимала, что скоро примет условия игры и подчинится, однако хотела подольше сохранить человеческое достоинство, и поэтому молчала.
  
   Окна в комнате отсутствовали, Тихая не знала хода времени. Ей казалось, что прошла вечность с момента её похищения, когда в комнате появилось еще действующее лицо: одетый в черное, крупный мужчина с женским чулком на голове.
  
   Сопровождаемый лебезящим байкером, он двигался важно, по-хозяйски: обошел клетку и осмотрел Маргариту со всех сторон. Видимо, ему всё понравилось. Выражая удовольствие, он похлопал байкера по плечу.
  
   После чего, наслаждаясь своей властью, мужчина ногой пнул бутылку с водой так, чтобы та попала в руки Тихой. Не в силах более терпеть, и понимая всю степень своего унижения, Маргарита тем не менее пила воду, дорожа каждой каплей и громко глотая. Гость одобрительно похлопал по клетке рукой. Он дождался, когда "синеглазка" переоденется в строгий женский костюм, и вся троица надолго исчезла, оставив Маргариту в одиночестве.
  
   По возвращении мужчина взял с журнального столика толстую кожаную тетрадь, куда пророчица Силы периодически что-то записывала, и ушел. Под впечатлением от визита девушка, которая выглядела сильно уставшей, свернулась на диване калачиком и стала скулить, как побитый щенок. В комнату вошел байкер. Он попробовал ее успокоить, и даже с определенными намерениями, приласкать. Но девушка оттолкнула его, и он направился к Маргарите. Тихая поняла, что нужно что-то срочно предпринять, чтобы отвадить от себя байкера. Она не придумала ничего лучшего, кроме как оскалиться и зашипеть, словно дикое животное.
  
   Байкер плюнул в Маргариту и ушел, выключив свет. Наступила тишина. Несмотря на все переживания, сначала задремала Маргарита, а потом девушка, которая во сне печальным голосом звала маму. Маргарита вздрагивала, но ничем не могла помочь ни ей, ни себе.
  
   Вдруг в комнату вбежал байкер с фонариком в руках. Маргарита проснулась и с удивлением увидела, что байкер спрятался в углу за дверью, держа наизготовку охотничий арбалет. Она не знала, что это могло означать, и с напряжением наблюдала за ним. В коридоре послышался едва уловимый шум. Байкер выключил фонарик, стало темно и страшно.
  
   Дверь тихонько скрипнула, отворилась, и впустила в комнату электрический свет. Дрожащая от нервного напряжения Маргарита впилась взглядом в вошедшего человека. Она узнала его и закричала изо всех сил, желая предупредить об опасности.
  Только опоздала: пущенная байкером стрела пробила торс Крылова насквозь. Василий Михайлович сумел устоять, и тогда байкер достал армейский нож. Но раздался выстрел, и байкер c простреленной головой рухнул на пол.
  
   Маргарита забилась в истерике. Несмотря на страшную боль, Крылов сделал шаг, опустился на колени, протянул сквозь решетку руку и крепко сжал её за запястье. Маргарита сразу почувствовала себя лучше и перестала кричать. Она стала смотреть, как комната наполняется людьми в куртках с надписью ФСБ. Ими командовал очень похожий на Крылова человек с добрыми глазами и дымящимся пистолетом в руке. Маргарита поняла, что спасена, и от счастья потеряла сознание.
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ 2 "ХИЩНИК И ЖЕРТВА"
  
   ГЛАВА 1
  
  
   Серпуховской мэр Павлов слыл среди земляков человеком с талантами. Они проявились еще в молодости, когда он работал мастером на заводе ЖБИ. Как-то жена, в то время заведующая продуктовым магазином, попросила его изготовить объемные буквы "ОВОЩИ". Павлов проявил смекалку, вывеска вышла замечательная.
   Благодаря первому успеху заказы посыпались во множестве, и через несколько месяцев Павлов открыл собственный бизнес - рекламное агентство. Но приличные деньги появились, когда Павлов начал заключать договора с городской администрацией. Правда, часть зарабатываемых средств властная структура заставляла вкладывать в убыточные городские газеты. Разорительное условие сотрудничества на деле оказалось везением: впоследствии при помощи масс-медиа будущий мэр создал себе имидж.
  
   С годами у Павлова появился приятель Фетисов, предприниматель из Серпуховского района. Павлов никогда не дружил с ним по-настоящему. Их отношения держались на сходстве характеров: Фетисов действовал в бизнесе и политике так же, как и Павлов.
  
   Когда им самим захотелось во власть, они со скандалом баллотировались, загадочно выиграли выборы, и уверенно стали первыми лицами, каждый в своем уделе. После объявления результатов голосования Павлов и Фетисов на самой высокий точке города и района - Соборной горе прыгали от счастья, обливались шампанским и кричали: "Пусть все знают! Теперь мы тут хозяева!".
  
   Затем они стали распространять слухи о взаимной вражде: так выгоднее было торговать государственной землей. Четкие границы между городом и районом отсутствовали, и в кабинетах у глав администраций висели кадастровые карты, по которым они разыгрывали виртуозные денежные комбинации с местными предпринимателями. Бизнесмены бегали со слезами на глазах между Павловым и Фетисовым, взывая к их разуму, а политики ссылались на разногласия и тайно подсчитывали прибыль.
  
   Мало кто в городе знал, что, если первые лица хотят уладить вопрос, они всегда приходят к согласию. Их взаимопониманию способствовал очень крупный объект, которым оба гордились. Его история начиналась трагично: как-то в молодости Павлов и Фетисов отправились на охоту. Случайно вышло так, что Павлов, из карабина Фетисова, выстрелил в егеря.
  
   Охотники сочли человека мертвым, испугались, и убежали, оставив егеря в лесу. Однако через час одумались и вернулись. Кроме лужи крови, ничего не нашли. По всей видимости, егерь пришел в себя, и попробовал выбраться из леса. Однако смерть все-таки настигла несчастного.
  
   Павлов часто просил Фетисова отдать ему злосчастный карабин. Мэр испачкал руки в крови, на прикладе остались отпечатки его пальцев. В ответ Фетисов резонно замечал, что серийный номер на карабине выведет на него, владельца, и отказывался.
  
   Они не могли договориться даже о том, чтобы вместе уничтожить оружие. Фетисов настаивал, что они поступят так, если в лесу найдут истлевший труп, а уголовное дело за давностью лет не будут открывать.
  
   Взойдя на вершину власти, Павлов предложил Фетисову на месте их трагической охоты построить парк развлечений. Таким способом, втихаря, найти останки егеря, захоронить, и закрыть беспокоящий их вопрос окончательно. После раздумий Фетисов согласился. Они выделили землю от обеих администраций, скинулись деньгами, и процесс стартовал.
  
   Парк увеличивался с каждым годом. Первоначальной цели "охотники" не достигли, однако у них получилось другое - они создали в Подмосковье центр отдыха с такой славой, что посетить его не гнушались даже высокопоставленные российские чиновники.
  
   Павлову и самому нравилось гулять по парку, глядя на рестораны, спортивные сооружения, гостиницы, и все остальное, что в нем построили. Он думал, что не зря прожил жизнь, есть, что оставить детям.
  
   Однажды Павлов набрел на охраняемую территорию с домом, окруженным забором из колючей проволоки. Он позвонил к Фетисову и спросил, почему его не пускают. Фетисов ответил, что в доме живут умалишенные сиротки, изолированные из сострадания. Павлов прикинулся, что поверил Фетисову, а после забыл про случай.
  
   Разговор произошел перед новым годом, хлопоты не давали передышки. Павлов готовился выступать перед многочисленной аудиторией с подведением итогов года здесь же, в парке, в конференц-центре.
  
   Выступление удалось, много рукоплескали.
  
   После него Павлов вручал грамоты и ценные подарки отличившимся за год серпуховичам: учителям, спортсменам, артистам. Когда дошла очередь до руководителя детдомовского хора, сотрудницы отдела культуры Татьяны Яр, она также поздравила мэра с наступающим. Очень красивая девушка, обладательница спортивной фигуры, Татьяна исполнила танцевальные па, произнесла стихи собственного сочинения, и преподнесла мэру цветы. Зал дружно захлопал ее молодости и находчивости. Только случилась оказия: тонкую кожу девушки проколол шип розы.
  
   Яр от вида раны подурнело, у нее закружилась голова. Мэр не растерялся, подхватил девушку, и принялся останавливать кровь ее же платком. Неприятная заминка вышла короткой, и не осталась бы ни у кого в памяти, если бы не одно но: мэр тоже испытал головокружение. Конечно же, не от вида крови, а от самой девушки. Павлов никак не мог отпустить Татьяну, он удерживал ее в объятиях, и уже собрался специально давить на кровоточащий палец, намереваясь продлить мгновения близости.
  
   Первым заметил, что с мэром что-то не так, сотрудник компьютерного отдела Александр Бах. Он стоял рядом с начальством, держа в руках подарок для Татьяны - планшет. Бах спас Павлова от конфуза: буквально вырвал девушку из его рук и произнес несколько шуточных слов в микрофон. Смущенная артистка убежала, за ней ушли и дети хора.
   Далее торжественный вечер двигался по накатанной колее, вплоть до торжественного банкета, где все сильно напились.
  
   На следующий день мэр проснулся с головной болью. Он любил выпить, иногда ненадолго уходил в запой. Однако сейчас Павлову казалось, что ему плохо и одиноко, как никогда. Постанывая от головной боли, он сел на огромной белоснежной кровати в своем поместье на берегу Оки, и первым делом опохмелился тем, что заботливо оставила ему жена. Сама она уже уехала на работу, руководить их бизнес - империей.
  
   Когда полегчало, мэр подошел к прозрачной стене из стекла, и посмотрел на привычный вид необыкновенно красивого леса и реки: Фетисов любезно оформил Павлову в собственность часть территории заповедника. Владение радовало мэра поначалу, теперь вызвало оскомину. Сегодня потому, что перед входом стоял мерседес со скучающим водителем, напоминающим, что нужно ехать на работу. А вдалеке нарушали тишину экскаваторы, нанятые женой для постройки ее очередного мега проекта.
  
   Павлов тяжело вздохнул и направился в душ.
  
   На выезде из заповедника Павлов приказал водителю остановиться и принялся рассматривать резной деревянный столб, который венчала голова с большим стеклянным глазом во лбу.
   Озадаченный Павлов позвонил к Фетисову.
  
  - Юра, привет! - поздоровался он.
  
  - Здравствуй! - ответил Фетисов. - Я слышал, вчера у тебя официальный вечер удался! Голова как, не болит?
  
  - Немного, пройдет! - ответил Павлов. - Я звоню узнать, что ты такое возле нашей дороги поставил?
  
  - Тотем, от нечистой силы! - объяснил Фетисов.
  
  - А что за изображения на нем? - поинтересовался Павлов.
  
  - Моя родословная, какое есть имущество, желания, опять же, - объяснил Фетисов.
  
  - А герб России здесь причем? - спросил Павлов.
  
  - Так я же патриот! Мне Российское государство дорого! - горделиво заявил Фетисов.
  
  - А такая страшная голова для чего?
  
  - Она злых духов отгоняет! Чем страшнее, тем лучше! Духи увидят, испугаются, и не будут меня беспокоить! - объяснил Фетисов.
  
  - Ты меня поразил! - засмеялся Павлов. - И где такой столб изготовить? Или у тебя эксклюзив?
  
  - Ну, почему! Я не один такой, сейчас у многих есть. Кстати, это твое рекламное агентство мне эскизы рисовало. Так что, у тебя все возможности под рукой. Сделай, обряд проведи, и пользуйся на здоровье!
  
  - Какой обряд? - удивился Павлов.
  
  - Глаз должен видеть нечистую силу. Отдельная история, я тебе потом объясню. Сейчас некогда! - заторопился Фетисов.
  
  - Хорошо! - согласился Павлов и дал отбой.
  
   По прибытии в мэрию Павлов, желая показать, кто тут главный, устроил нагоняй попавшимся на глаза сотрудникам: мужчине, начальнику компьютерного отдела, и женщине, управляющей земельным комитетом. Потом прошел в свой кабинет, уселся на рабочее место, и с каменно-брезгливым лицом углубился в изучение деловой корреспонденции, поступившей по электронной почте.
  
   Секретарша принесла кофе и печенье на подносе. Девушка была особой темой в жизни Павлова. Он приблизил ее еще в рекламном агентстве, куда она пришла работать совсем молоденькой. Все сотрудники сразу заметили, что новенькая выглядит привлекательно. Разговоры о ней заинтересовали Павлова, и он решил, ради озорства, когда она впервые зашла в его кабинет, дать волю рукам. Девушка не сопротивлялась. У Павлова вошло в привычку иногда баловаться с ней.
  
   Разумеется, заступив на должность мэра, он забрал ее с собой.
  
   Однако годы шли, старел не только Павлов. Он как-то заметил, что секретаршу ему видеть не хочется. А девушка почувствовала скорую немилость и принялась настойчиво предлагать себя едва ли не при каждом удобном случае. И не только мэру, а всем его замам и предпринимателям, которые задерживались допоздна в кабинете Павлова за бутылкой виски.
  
   Секретарша отчаянно желала получить должность повыше, или выйти замуж за обеспеченного мужчину. У нее не получалось ни то, ни другое, и чем явственнее она хотела этого, тем противнее становилась Павлову.
  
   Сейчас секретарша не почувствовала, что мысли шефа заняты желанием выпить. Она поставила поднос и прогнулась, пытаясь показать себя в выгодном ракурсе. Павлов ощутил легкую тошноту. Он смущенно закашлял и случайно задел рукой кнопку на компьютере. Экран монитора засветился белым светом и раздался писк, сообщающий о повреждении.
  
   Виновница происшедшего засуетилась, захлопотала: "Ах! Ах! Мэру плохо!". Павлов погнал ее, обвинив в том, что она мешает работать. Потребовал вызвать кого-нибудь из компьютерного отдела, только не руководителя, ужасного дурака.
  
   Девушка в расстройстве ушла. Павлов ощутил пот на лбу, полез в карман за носовым платком, и стал вытирать им бритую, похожую на бильярдный шар, голову. Но неожиданно его смутил запах от платка. Пахло не парфюмерией, нет, слегка отдавало хозяйственным мылом. Однако была еще составляющая запаха, и Павлов не мог сообразить, что напоминает ему она.
  
   Только то, что аромат волновал, от него чаще билось сердце и на душе становилось сладко, как от первого в жизни поцелуя, было абсолютно точно. Мэр с недоумением посмотрел на платок и понял, что вещь не его, а той, вчерашней девочки, весь измазанный ее кровью. После того как она убежала, он по ошибке положил платок в свой карман. Мэр закрыл глаза и еще раз понюхал. И вновь испытал волнение.
  
   В столь щекотливый момент мэра застал сисадмин Александр Бах, которого для починки компьютера вызвала секретарша. Мэр быстро спрятал платок в карман. Но Бах своим острым зрением успел его заметить, и на лице сисадмина мелькнула неопределенная улыбка.
  
   Мэр замешкался, как мальчик, пойманный родителями на срамном деле. Он покраснел, пробормотал что-то властное и неразборчивое, встал, и ушел в буфет на нижнем этаже, где специально для него держали армянский коньяк и бутерброды с черной икрой..
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
   Татьяна Яр. Что можно рассказать о человеке восемнадцати лет? По большому счету ничего, если она живет обычной жизнью своих сверстников. Но ситуация в семье заставляла Татьяну быть взрослой с детства. Мать родила ее в позднем возрасте, годы спустя после того, как муж по пьянке покончил с собой. После трагической смерти матери в автомобильной аварии, старший брат Татьяны, алкоголик и наркоман, оформил девочку в детский дом. Он не хотел присутствия Татьяны на кухне их однокомнатной квартиры, где она оборудовала себе угол. Брат водил женщин, бурные оргии не утихали.
  
   По прошествии лет интерес к дамам ослаб, и брат занял себя мыслями о самоубийстве. Он работал санитаром в морге, и, если в выходные дни не валялся в алкогольном забытье, то развлекал себя тем, что часами играл с заряженным ружьем. Когда Татьяна сбегала из детдома домой, он угрожал ей. Однако Яр, хоть и боялась ружья, не уходила.
   Постепенно брат понял, что с сестрой жить выгоднее: ей начала помогать живущая за границей престарелая родственница. Из ее денег Яр оплачивала счета за квартиру и покупала продукты на двоих.
  
   Татьяна надеялась, что сосуществование с братом когда-нибудь закончится, и она получит положенную ей по закону муниципальную жилплощадь. Одно ее смущало - горожане шептались, что бесплатные квартиры получают лишь те очередники, которые знают "подход" к мэру. Чтобы найти этот "подход", Татьяна после окончания школы решила устроиться на работу в администрацию города.
   К заявлению Татьяна приложила сочиненные ею песни для детского хора, а так же грамоты по плаванию - спорту под патронажем самого мэра. Вышло удачно, Татьяну приняли. Она стала младшей сотрудницей в отделе культуры и спорта Серпуховской городской администрации.
  
   Уже в первый трудовой день Яр обратила внимание на то, как мэр появляется на работе: мерседес градоначальника гордо останавливался перед центральным входом, на специально отведенном месте. И разумеется на самого Павлова, шествующего по коридорам мэрии с обязательным открыванием дверей заботливым водителем. Будоражило воображение девушки и гадание аппарата о том, какое у него сегодня настроение, и что лучше сделать - показаться ему на глаза, с почтением поздороваться, или затаиться и переждать бурю?
  
   Короля играет свита. То, как эта свита роилась и заискивала перед мэром, сильно подействовало на Яр. До этого девушка не встречала так близко властных и богатых людей, Павлов показался ей высшим существом. Особый ореол ему придавал и тот факт, что только после его подписи она обретет желанную комнату.
  
   Поэтому, едва Татьяна узнала, что на новогоднем концерте мэр вручит ей подарок и позволит сказать несколько слов, она постаралась подготовиться к событию на все сто процентов. Девушка не надеялась быстро получить ордер, но надо же с чего-то начинать продвижение к заветной цели!
  
   Яр решила подарить мэру цветы, уж если представляется такая возможность, и не пожалела денег на роскошный букет роз. Когда наступил момент, она сумела подать себя в выгодном свете, и даже сорвала аплодисменты в зале.
  
   Раскрасневшись и получая удовольствие от своей находчивости, Яр подошла к мэру слишком близко. Ближе, чем это следовало для приличной молодой девушки. В результате смутилась, потерялась, и к тому же поранилась. То, что последовало за этим, оказалось для ее сознания тяжелым испытанием, неким душевным грузом, который она хотела бы забыть, но не могла.
  
   Татьяна была девственна, а ввиду тяжелой жизни, еще и невинной вдвойне: она и в мыслях никогда не представляла отношений с противоположным полом. Ее сверстники, чувствуя в ней твердость характера, не посылали любовных посланий и не приглашали на свидания. Татьяна вела некое бесполое существование, где главным было выжить. И вдруг, совершенно того не ожидая, она оказалась в объятиях зрелого мужчины, в ее понимании, некоего полубога, вершителя городских судеб.
   Причем, по своей вине. Особенно потрясло ее то, что вначале он пытался остановить кровь из ее пальца, а потом жал на него сильнее. Девушка не могла представить, чем бы все закончилось, если не помощь находчивого Александра Баха.
  
   Придя домой после этого случая, Татьяна привычно пострадала от брата. Он купил очередное средство для самоубийства - газовый револьвер, переделанный под стрельбу боевыми патронами, и играл новым оружием в русскую рулетку. Хотел, чтобы Татьяна увидела, как его мозги вылетят наружу. Брату нравилось, что зрачки сестры испуганно расширяются всякий раз, когда он нажимает на курок.
   Однако вскоре Яр надоело смотреть. Она поняла, что патроны фальшивые, и выстрела не будет. Но, не желая, чтобы брат придумал другой способ мучить ее, она еще немного поохала, и только после этого направилась на кухню с просьбой, чтобы он разбудил ее уже после того, как окончательно поставит точку в существовании своего бренного тела. Брат обиделся. Желая досадить сестре, он демонстративно достал пакет с коноплей и смастерил гигантскую самокрутку, от дыма которой у сестры всегда болела голова.
  
   А Татьяна заперла за собой железную дверь на две задвижки, легла на узкую деревянную скамью, заменяющую ей кровать, и попыталась оценить сегодняшний день.
  
   В отличие от большинства своих сверстниц, мечтающих о славе моделей, Татьяна перед сном обычно фантазировала об отце. Вначале Яр припоминала малейшие события, которые можно было трактовать в пользу его реального существования. Звонки матери по телефону, когда она краснела и не хотела, чтобы девочка знала, кто собеседник. Встречи с мужчиной, после которых мать волновалась и не находила себе места. В памяти Татьяны не сохранилось лица или голоса неизвестного. Поэтому она могла представлять любого, поразившего ее человека, отцом, желающим воссоединения с дочерью.
  
   Яр никогда не думала, что ей хочется от мифического отца: любви или решения бытовых проблем? Татьяна была одинокой запутавшейся девочкой, и отчаянно желала встречи с родственной душой. Ей даже в голову не приходило, что отец мог давно умереть или сидеть в тюрьме.
  
   Так в ее воображении уже побывали на месте родителя и учитель физики в школе, и тренер по плаванию, и член союза писателей, вручавший Татьяне диплом за победу в творческом конкурсе. И много других мужчин, подходивших по возрасту, и встреченных ею на улице в маленьком Серпухове. Наверное, единственный человек, в отношении которого она еще не фантазировала, был Павлов. До сегодняшнего дня, это казалось ей совершенно невозможным.
  
   Но происшествие на праздничном предновогоднем мероприятии выглядело необъяснимым. Татьяна не знала, как к нему относиться. Она ворочалась, не находя себе места. Скамейка казалась ей жестче, чем обычно, а звуки большой дороги за окном - громче. Наконец она решила: Павлов ее отец, он выдал себя, обнимая ее, а кровь Татьяны нужна ему для проведения теста ДНК. Вот почему мэр не вернул платок, а положил в карман.
   Такая версия сразу принесла Татьяне облегчение. Она и вправду его дочь! Как только Павлов удостоверится в этом, ее жизнь чудесным образом измениться. Превратиться в сказку! Татьяна улыбнулась, пустила от предвкушения счастья слезинку, и заснула блаженным сном..
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
   После новогодних праздников Павлов проснулся в прекрасном расположении духа. Он благодушно осмотрел спальню с недавно купленными картинами на стенах, и заметил, что возле туалетного столика жена примеряет парик.
  
  - Тебе очень идет, - сказал Павлов, чтобы довести до ее сведения, что он уже не спит. Жена не ответила ему, она никогда не спрашивала его мнение о своей внешности. Делала с собой, что ей нравилось: вживляла протезы, колола омолаживающие уколы. Но как ни странно, все это, призванное улучшить внешность женщины, жену ухудшало. Павлов всегда хотел поинтересоваться, однако никогда не спрашивал, есть ли у нее любовники. У них существовал негласный супружеский договор: каждый получал от жизни те удовольствия, какие хотел.
  
  - Зинаида! - решил добиться общения мэр, - строительство причального комплекса и покупка яхт обойдется дорого!
  
  - Да! - согласилась жена, расчесывая парик, - дорого. Но я так хочу. Ведь сейчас наш пляж выглядит по-сиротски! Никого в гости нельзя пригласить, смеются! Посмотри, что делается у Фетисова этим летом! Кто приплывает, и на чем! Богема, политики! Юра уже набережную строит, а у нас даже маленького причала нет!
  
  - Меня от Оки тошнит, там вода тиной пахнет, и мутная, не люблю я ее! -Недовольно пробурчал Павлов.
  
  - Не люби, кто тебя заставляет! - засмеялась жена, видимо от хорошего настроения, - я и крытый бассейн на берегу запланировала. Будет круче, чем у Фетисова. Сможем в любую погоду загорать и купаться.
  
  - О-хо-хо! - произнес Павлов, и без энтузиазма добавил, - городских денег потратим немерено!
  
  - Окупятся! - с примирительной интонацией сказала Зинаида, - если мы хотим подняться, придется тратиться на нужных людей!
  
  - Кстати, о Фетисове! - вдруг вспомнил мэр, - а ты видела его тотемный столб?
  
  - Не только видела, - ответила Зинаида, - но и участвовала! Наше рекламное агентство считается одним из лучших центров по разработке дизайна тотемных столбов. Я же тебе говорила, что мы купили большой 3-д принтер!
  
  - Говорила! - согласился мэр, - да не сказала, для чего!
  
  - Изготавливаем макеты тотемов для заказчиков. - Объяснила жена.
  
  - А в натуральную величину из чего делают? - поинтересовался мэр.
  
  - Да кто из чего! Чем экзотичнее материал, тем лучше. Губернаторы, например, из Каррарского мрамора. Федеральные министры гранит предпочитают. Военные льют из редких металлов, а Фетисов, вон, сделал из мореного дуба. Но всех переплюнул глава правительства - купил у президента Мексики камень из пирамиды майя. Серьезный подход, впечатляет!
  
   Павлов вдруг почувствовал, что безнадежно отстал от просвещенного человечества в теме, которая, как оказывается, у всех на слуху!
  
  - А что же ты молчала? - с обидой спросил он жену, - Выходит, Серпухов чуть ли не на всю страну работает, а у самих пусто? Что, опять сапожник без сапог? И как я избирателям в глаза смотреть должен? Проворонил? Ведь ни у меня, ни у города, тотема нет! Мы совсем беззащитны перед нечистой силой!
  
   Зинаида не ответила ему. Тут следует отметить, что жена мэра, как и жены всех российских политиков, занималась видимостью благотворительности. Только делала это Зинаида Павлова своеобразным способом. Она не состояла в какой-нибудь одной общественной организации. Жена мэра поочерёдно посещала собрания всех сект города. Божьи люди любили ее за небольшие пожертвования и бесплатные обеды в период сильных морозов, хотя Зинаида не могла упомнить, кому она оказывала внимание. Каждый, кто говорил слово Бог, становился на несколько минут ее братом или сестрой. Она и сама, в устной речи, часто употребляла различные имена, которые считала именами Всевышнего. То, что среди них были и никому неизвестные, Зинаиду не смущало. В личных беседах она часто намекала на некие "откровения", и говорила, что полное раскрытие Божественной правды еще не наступило.
  
   Также на бланках всех предприятий, которыми управляла Зинаида, в той или иной форме, иногда зашифрованной, присутствовало слово Бог. Вершиной мысли жены в этом направлении была огромная стела на въезде в город с надписью "Вы поблагодарите Бога за то, что решили сотрудничать с промышленной группой "Сер +""
  
  
   И сейчас Павлов, хорошо зная жену, догадался, почему она, если бы после подтяжки лица смогла, нахмурилась.
  
  - Зинаида, - добродушно сказал он - мы же можем на нашем тотеме разместить и кое-что твое, сугубо индивидуальное!
  
  - Бог выше всех, ему не нужна защита! - запальчиво произнесла Зинаида.
  
  - Ему, разумеется, нет. Только Он же там, наверху! Мы туда после смерти попадем. А тут, на земле, кто от нас злых духов отпугнет? Значит, у всех есть катера и пристань, и нам нужно. А когда все с тотемом, мы, из-за твоего упрямства, без него обходимся? И кого тогда ты хочешь на незащищенную территорию пригласить? Кто приедет к такой отсталой деревенщине, как мы? О каком развитии ты мечтаешь? Да над нами смеяться будут! Если уже не смеются! - Павлов так разволновался, что вскочил с кровати. Он подошел к стеклянной стене и встал так, что бы жена, глядя на него, видела и свою стройку на берегу Оки. Зинаида Петровна была женщиной умной, и принимала важные решения быстро.
  
  - Хорошо! - сказала она, с поджатыми губами принимаясь красить веки, - я пришлю к тебе нашего лучшего дизайнера. Но учти, как бы тебе потом не пожалеть. Если наш тотем окажется слаб, его сожрут другие тотемы. Или, победят злые духи! Мы пойдем ко дну, не успеешь глазом моргнуть. Тебе придется очень постараться, мой дорогой мэр, иначе мы погибнем!
  
   Как и всегда, Павлов добился своего. Но от слов жены его прошиб пот, ему стало не по себе.
  
   Оказавшись на работе, градоначальник в своем кабинете провел несколько совещаний. Но дело, о котором он говорил с женой, никак не шло из его головы, и вызывало рассеянность. Павлов с нетерпением ожидал обещанного супругой дизайнера. Это произошло после обеда, и лучшим специалистом по тотемам оказалась, к удивлению мэра, девушка модельной внешности с густой копной волос на голове.
   Она разложила на столе Павлова бумажные эскизы, а вдоль стен расставила плакаты с фотографиями готовой продукции. Затем загрузила в компьютер файлы из интернета и начала говорить:
  - Посмотрите сюда! Обратите внимание на это! Эти изображения означают...
   После мучительных попыток проникнуть в суть вопроса мэр осознал, что ничего не понимает, и запомнить не может. Уловив состояние начальства, девушка замолкла. Она стояла рядом, на том месте, где обычно принимала соблазнительные позы секретарша. Погруженный в размышления, Павлов машинально принялся делать то, к чему привык.
   Девушка пришла на доклад к начальству морально подготовленной, коллеги рассказали ей об особенностях мэра. Но грубость Павлова заставила ее заскрипеть зубами. Павлов сразу очнулся от дум и сообразил, что рядом с ним совсем другая мадам. Он смутился. Градоначальник не хотел, чтобы его на работе преследовали жаждущие повышения нимфоманки.
  
  - Ступай! - сказал мер дизайнеру, вернув руку на подлокотник кресла, - что принесла, потом заберешь, мне осмыслить надо!
  
   Взбудораженная девушка открыла рот. Похоже, у нее была просьба личного характера. Но мэр не дал ей говорить, повторив:
  
  - Ступай! Мне некогда!
  
   После ухода дизайнера мэр вспомнил, что женский запах порой служит ему лучшим лекарством от стресса. Он поднес свои шаловливые пальцы к носу, закрыл глаза и вдохнул, как вдыхает парфюмер запах с пробника, чтобы уловить аромат духов. Вместо ожидаемого душевного волнения и мурашек по коже, как от платка Яр, мэр от запаха дизайнера так рявкнул чихом, что несколько бумаг слетело со стола.
  
   Вытерев лицо влажной салфеткой, Павлов ради эксперимента достал из кармана платок Татьяны, который для лучшей сохранности носил в двойном герметичном пакете. Он расслабился в кресле, откинул голову назад, закрыл глаза и положил платок на лицо. Несмело вдохнул, опасаясь, что волшебство закончилось. Однако настроение, с каким он обнимал Яр, вернулось! Павлову почувствовал себя так, как будто он в солнечный день катается на качелях, и у него от счастья кружится голова.
  
   В этот момент, без стука, как она поступала, чтобы подчеркнуть свои особые отношения с мэром, в кабинет вошла секретарша. Увидев на лице шефа платок с пятнами крови, девушка решила ... да не важно, что именно. Главное, она истошно завопила и бросилась спасать Павлова от страшного приступа несуществующей болезни. От неожиданного крика, раздавшегося в тишине кабинета, у мэра и в самом деле едва не случился апоплексический удар.
  
   - Заткнись, дура! - заорал побагровевший Павлов на секретаршу, лихорадочно пряча причину ее воплей в карман. Девушка испугалась его ярости и сразу замолчала.
  
   Дуэль глазами начальника и подчиненной мы описывать не будем. Скажем только, что она была продолжительной. После нее расстроенная девушка убежала в женский туалет плакать и жаловаться на жизнь подругам, а злой Павлов пошел в буфет попить коньячку и проверить, как обстоят дела с черной икрой.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   После того как Татьяна решила, что Павлов ее отец, она постоянно представляла, как он признает в ней дочь. Вначале девушке казалось, что это произойдет в кабинете мэра, в окружении его ближайших соратников. Потом ей пришла в голову мысль, что будет лучше объявить в актовом зале, под бурные аплодисменты всех сотрудников мэрии. А как-то в полусне, уже перед рассветом, Татьяне намечталось, что мэр устроит торжественный прием в ее честь в своем поместье на берегу Оки, где она никогда не была, но теперь обязательно будет. Павлов возьмет ее под руку, и поведет по красной ковровой дорожке. А приглашенные горожане будут сыпать лепестки роз ей под ноги, в знак утешения пережитых в сиротстве невзгод. Татьяна поднимется на небольшую сцену с цветными фонариками, и... вместо прекрасной речи Павлова девушка услышала приглушенный револьверный выстрел.
  
   Татьяна ужаснулась и мгновенно проснулась.
  
   Реальность оказалась суровой: за стенкой приглушенно стонал брат. Мучается без водки, или у него случился самострел? Татьяна подошла к двери, открыла засовы, и с осторожностью выглянула из кухни. Она увидела лужицу крови с лежащим возле нее револьвером, и скрючившегося от боли брата, зажимающего ладонью пулевое отверстие в бедре. Как всегда при виде крови, Татьяну потянуло упасть в обморок. У нее закатились зрачки и ослабели колени, но тут входная дверь заходила ходуном от ударов прибежавшего на шум соседа.
  
   - Не вздумай открывать! Если вызовет полицию, меня за оружие посадят! - Угрожающе прошипел брат.
  
   Яр пришлось побороть приступ дурноты и крикнуть соседу, что все в порядке. Тот не поверил, он подозревал об увлечении брата оружием. Татьяна начала уверять, что она дома одна, брат на работе. И никого она не впустит, потому что неодета. А подозрительный звук прилетел с улицы, от машин.
   Согласилась, не снимая цепочки, приоткрыть дверь и показать лицо с правдивыми глазами, что и сделала. Сосед ушел, матерно проклиная автолюбителей.
  
   Татьяна повторно захотелось упасть в обморок. Однако брат стал убеждать, что ей падать нельзя: крови в нем мало, и если истечение продолжится, то, несмотря на неглубокую рану, он скоро умрет.
   У Яр мелькнула мысль - "неплохо бы!". Но она отогнала ее, и под руководством брата принялась оказывать ему первую помощь.
  
   Утреннее происшествие так вымотало Татьяну, что она пришла в городской бассейн совершенно разбитой. По определенным дням тренировки для сотрудников администрации были бесплатными и обязательными.
  
   По месту в раздевалке сразу определялось, на каком удалении от центра власти находится человек. Шкафчик возле окна, где светло, а зимой еще и тепло от батареи отопления, занимала секретарша Павлова. Далее за ней шли начальницы отделов, и возле самой двери, на сквозняке, мешая всем входящим и выходящим, ютилась Татьяна.
  
   Девушка привычно приложила к замку магнитную карточку, и с удивлением обнаружила, что дверца не открывается. День еще толком не начался, а у нее сплошные неприятности! Татьяна направилась к администратору, но в дверях столкнулась с секретаршей мэра.
  
   Всегда красивая и высокомерная, эта особа двигалась по жизни с высоко поднятой головой. Такую, как Яр, она не замечала. Сегодня все изменилось - расплывшись в благожелательной улыбке, секретарша вначале проявила сочувствие к утомленному виду Яр, а потом и к недоразумению с замком. Татьяна пожалела, что заочно недолюбливала, этого, как теперь выяснилось, неплохого человека. Особенно Яр расположилась к ней, когда секретарша предложила воспользоваться ее шкафчиком.
  - Он просторен, - сказала она, - для тебя найдется уголок!
  
   Уже почти приятельницы, они переодевались, весело болтая. Секретарша вдруг вспомнила, что с утра не курила, и с сигаретой отошла к форточке.
  
  - А ты... плотная! - сказала она, затягиваясь дымом и разглядывая Яр, - мужики таких, любят. Одно я не пойму, где ты исподнее купила? В секонд-хенде?
  
   Татьяна покраснела. Она не желала признаваться, что у нее нет денег, что бы купить себе что-нибудь, и ей приходиться ходить еще в том, что выдавали в детдоме. Яр молча убрала белье в пакетик, и постаралась скорее надеть купальник. Пусть дешевый, но все-таки новый, и по ее мнению, приличный. Купальник секретарше, судя по ее лицу, тоже не понравился. Но она промолчала, и через пять минут, когда они плавали в бассейне, неприятный момент канул в прошлое.
  
   Девушки мило перебрасывались словами.
  
   К ним как-то естественно присоединился Александр Бах. Татьяна всегда выделяла его взглядом, как, впрочем, и остальные женщины, где бы он ни находился. Высокий статный красавец, такого трудно не заметить.
  
   Яр забылась, и время ею не наблюдалось.
  
   А секретарша глянула на часы, засуетилась и объявила, что вспомнила о важном деле.
  
   - Мне пора! - вдруг сказала она.
  
   Татьяна растерялась: что ей делать? Уходить вместе с ней? Но Александр начал удерживать Яр, уверяя, что хочет дослушать интересную историю, которую она рассказывала. Татьяна и сама не хотела расставаться с Бахом. У него такие красивые плечи, пресс кубиками, белоснежная улыбка!
  
   - Да ничего! - сказала секретарша, заметив терзания Яр, - я оставлю у администратора свою карточку. Потом возьмешь ее, переоденешься, и уйдешь с Сашей. Кстати, он тебя до работы на машине подвезет!
  Разумеется, услышав о поездке с Бахом, Татьяна осталась. Они чудесно болтали еще с полчаса, которые быстро пролетели. Яр очень хотелось поделиться с Александром своей догадкой об отцовстве Павлова, и она почти сказала ему, но успела прикусить язык. Если слух пойдет раньше, чем официально объявят, торжественность момента будет смазана, и Татьяна не сможет насладиться событием в полной мере. Яр лишь сказала Баху, что у нее есть тайна, о которой он скоро узнает, и очень удивится. А пока говорить нельзя, нужно сохранить. Бах едва сдержался, чтобы не расхохотаться над наивностью Татьяны. Хорошо, она не поняла его мимики. Подумала, что мужчины и правда народ загадочный.
  
   Когда тренировка закончилось, Татьяна, не торопясь, так, чтобы все видели, где она теперь кладет вещи, открыла шкафчик возле окна. И с ужасом увидела, что нижнего белья на месте нет. Яр принялась лихорадочно осматривать все полочки, пока не поняла, что ее пакетик по ошибке унесла секретарша. Огорчившись, Татьяна сняла мокрый купальник и стала одеваться, уж как есть. Ничего не поделаешь, ведь идти на работу надо!
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   Договариваясь с Фетисовым о встрече, Павлов не предполагал, что тот пригласит его на территорию парка, в свой закрытый дом "для сироток". Фетисов туда гостей практически не пускал.
  
   Заинтригованный Павлов оставил мерседес возле высоченного забора, прошел мимо будки с охранником, и увидел Фетисова, одетого в валенки и шкуру медведя на голое тело. Мэр и глава района обнялись и направились в дом, где оказались в большой зале с довольно необычной обстановкой.
   Чучела животных соседствовали с деревянными статуями, изображающими различные эмоциональные состояния человека. Электрический свет отсутствовал, горели свечи. Вместо привычного для современных особняков камина, в центре залы находилась площадка черного гранита, с ярко горящим костром из березовых поленьев. Дым и горячий воздух поднимались вверх, к сквозному отверстию в крыше, из которого в залу прорывался морозный воздух и падали редкие снежинки.
  
   Фетисов предложил Павлову прилечь рядом с ним, возле огня, на шкуру неизвестного зверя, на ощупь приятную, но грязноватую с виду. Мэр после объятий с трудом очистил свой дорогой костюм от медвежьих волосков, и принял приглашение не без колебаний.
  
  - Как у тебя тут все... - Павлов замялся в поисках подходящего слова, - занятно!
  
  - Миллионы лет люди жили так, - сказал Фетисов, проведя взглядом по окружающим предметам, - человечество вернется к подобному существованию, как только нынешняя греховная цивилизация изживет себя! Я готовлюсь к судному дню, восстанавливаю связь с предками. А ты?
  
   Мэр вместо ответа сглотнул слюну и показал Фетисову солидную кожаную папку с эскизами тотема.
  
  - Приехал спросить совета! - сказал Павлов, - не могу сделать выбор. Едва думаю, что учел все имущество, так ситуация меняется. Зина на днях завод продала, другой покупает. Пока мне будут делать тотем, изображения на нем успеют устареть! Что посоветуешь?
  
   Фетисов не ответил. Он с усмешкой посмотрел на мэра, и громко щелкнул пальцами. Фигура в полутьме, которую Павлов считал статуей, ожила, заставив мэра вздрогнуть.
  Девушка подошла к ним, держа в руке курицу со связанными лапками. Фетисов извлек из ножен на поясе позолоченный кинжал в форме тотема, направил его острие на курицу, и спросил у девушки пророчество. Она медленно произнесла рифмованное четверостишье. Размышляя над ним, Фетисов собрал морщины на лбу в продольные складки.
  
   Когда глава района пришел к выводу, что пророчество благополучно, его лицо разгладилось, и он резким движением отсек курице голову. Подождал, пока кровь стечет в огонь, и отдал тушку девушке. Она уселась неподалеку и принялась ощипывать.
  
   - Вот так надо делать дела! - пристально глядя на Павлова, произнес Фетисов.
  
   Павлов вполне осознал, что хотел этим сказать Фетисов, и спросил:
  
   - А мне, можно услышать пророчество?
  
   Фетисов опять усмехнулся. По его знаку пришла в движение другая фигура, и к собеседникам подошла вторая девушка. Она открыла папку Павлова и наугад изучила несколько листков. Затем закатила глаза, и, дождавшись вдохновения, произнесла стих.
  
   Мэр наморщил лоб, как это делал Фетисов, но через минуту честно признался:
  
  - Ничего не понял из ее слов!
  
  - Это потому, что тебе нужна своя пророчица Силы! - объяснил ему Фетисов.
  
  - Сила ... что такое? - поинтересовался Павлов.
  
   Фетисов и эту девушку отправил готовить курицу, и принялся объяснять:
  
  - Невидимая природная энергия. В общении с ней, через пророчиц, в древности состояли вожди славян. Благодаря Силе они подчиняли себе племя и управляли различными стихиями.
  
  - И каким образом у меня может появиться своя пророчица Силы? - спросил Павлов.
  
  - Тут сложно дать совет! - ответил Фетисов, глядя на девушек,- готового рецепта нет. Могу лишь сказать, что у нее должны быть серьезные творческие способности, и ты сразу чувствуешь с ней внутреннюю связь!
  
  - А пророчиц можно иметь много? - спросил Павлов, желая услышать подтверждение очевидного факта перед глазами.
  
  - Да! - ответил Фетисов, насаживая общипанную курицу на вертел, - только для верности пророчества ты должен дать девушке свое семя. Не хочу тебя обидеть, мэр, но скольких наложниц ты потянешь?
  
   Павлов не обиделся, он стушевался. Мэр не предполагал, что все обстоит так серьезно. Одно дело - изредка после работы расслабляться с секретаршей, а другое - погружаться с головой в таинственный культ и заводить гарем. Мэр в расстройстве захлопнул папку и сунул ее под мышку.
   Фетисов понял его настроение, и, посмеиваясь, достал виски. Они выпили по чуть-чуть, настроение у Павлова улучшилось, и в ожидании жаркого мэр стал наблюдать за девушками. Они сидели, отрешенно глядя вверх, где на свисающих с потолка веревочках, движимые потоками воздуха, раскачивались соломенные куколки. У куколок были поблескивающие глазки из цветного стекла.
  
  - Что это? - спросил мэр у Фетисова, подразумевая игрушки.
  
   - Их души, - непонятно, серьезно или в шутку, ответил, показав пальцем на девушек, Фетисов. Павлов оценил бы юмор, если куколок не было так много, и они не вызывали страх внешним видом.
  
   Вдруг девушка, непричесанная брюнетка, заговорила непонятно, делая ударения на гласные, так, что слух улавливал нечто, похожее на рифму.
  
   - С духами общается, - уважительно глядя на нее, сказал Фетисов, - понять бы! Но язык древних славян, нами утерян. Печально!
  
  - Они у тебя здесь вроде как пленницы, не выходят никуда? - задал вопрос Павлов.
  
  - Да ты что! - возмутился Фетисов, - я их не держу. Вначале да, они же своего предназначения не знают. Но когда их дар раскрывается, сами не уходят. Сила постепенно забирает их личность, и никто из них не помнит, какую жизнь вел раньше. О девушках заботиться надо, как о малых детях, а то, пропадут! И в благодарность за эту заботу я получаю пророчества для своего тотема, и могу делать, с позволения Силы, что захочу.
  
  - А твои пророчицы не ошибаются? - с грустью в голосе, чувствуя неизбежную тяжесть приближающихся забот, спросил Павлов.
  
  - Мои, никогда, - с гордостью сообщил Фетисов, - а твои не знаю, у тебя их еще нет!
  
  - А они по рангам, как-то делятся? Ну, там, сильнее, или слабее? - продолжил выпытывать Павлов.
  
  - Да, делятся. Чем талантливее человек, тем точнее у него пророчества. Знаешь Кагановича? - поинтересовался Фетисов.
  
  - Что за вопрос? Кто же не знает почетного гражданина Серпухова и известного Российского миллиардера? - засмеялся Павлов.
  
  - Нет, я имею в виду не его самого, а то обстоятельство, что он спонсор Большого Театра уже пятнадцать лет? Как ты думаешь, кто ему помогал состояние умножать? - спросил Фетисов.
  
  - Неужели? И Каганович? Даже не подозревал! - искренне удивился Павлов.
  
  - Он с самого начала карьеры имел пророчиц и тотем. Разве не помнишь, когда он к нам в парк отдыхать приезжал, ты спрашивал, что за красотка ему все время на ухо шепчет? - рассмеялся Фетисов.
  
   Из-за безграмотности в таком важном вопросе Павлов почувствовал себя униженным перед Фетисовым, чего никогда не случалось за долгую историю их отношений. Он больше не мог смотреть на самодовольную улыбку Юры, и перестал спрашивать.
  
   "Это Зина виновата!" - подумал он.- " Все носится с сектантами, с их давно отжившими идеями! Сама не захотела участвовать в новом движении, и от меня скрыла правду о тотемах. Ревнует, что я девок заведу? Так ведь для дела, должна понять!"
  
   Фетисов положил подрумянившуюся курицу на серебряное блюдо и подозвал девушек. Они по очереди произнесли непонятные фразы. Выслушав их, Фетисов сказал, что Сила "дала добро", и разделал мясо своим оригинальным кинжалом.
  
   Кушать по настоянию хозяина стали, как в первобытные времена, руками. Павлов подумал, что имеется неувязка: предки виски из хрустальных чарок не пили! Но решил промолчать. Виски был у Фетисова хороший, а он мог обидеться на замечание, и вылить его огонь!
  
   Мэр с удовольствием чокнулся за здоровье пророчиц с Фетисовым, выпил, и вонзил зубы в горячее мясо. Чувствуя, как куриный жир течет с пальцев на костюм, подумал, что, пожалуй, выбросит его, и будет отныне ходить в медвежьей шкуре. И пророчиц у него будет не две, как у Фетисова, а на зависть ему, три! Как бы Зинка не бесилась!
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   На табуретке в комнате сидела бледная Татьяна. С ней разговаривал, принимая ее за дух матери, пьяный брат. Нарезая круги и размахивая обрезом, он спрашивал, почему мама его оставила. Может ли он отойти к ней, и что делать с Татьяной - брать ее с собой, или нет? При последнем вопросе, особенно, когда брат направлял на нее заряженное оружие, у Татьяны от страха едва не останавливалось сердце, и столь привычный обморок звал прилечь на пол. Но Яр держалась, и находила в себе силы произносить от имени матери короткие успокаивающие фразы. Брат мычал, хватался за голову и спрашивал, где мама - здесь, перед ним, или в виде призрачного образа в его голове? Грозился вышибить себе мозги, для точного определения местоположения.
   Прошло два часа, прежде чем Татьяна уговорила брата прилечь и отдохнуть, чтобы все выяснить на свежую голову. Едва он закрыл глаза, она, продолжая бояться, на цыпочках дошла до кухни, запрыгнула к себе, и закрылась дверь на засовы. Впрочем, и здесь девушка не чувствовала себя в безопасности: тонкая гипсовая перегородка, отделяющая ее от брата, вряд ли выдержала бы пулю.
  
   Яр срочно нуждалась в жилплощади.
  
   Даже не думая о том, что и ей нужен отдых, Татьяна выпила воды из крана и взяла в руки толстую картонную папку. Она напоминала девушке о том, что мэр объявил поэтический конкурс среди тех, кто стоял в очереди на бесплатное получение квартиры.
  
   Эта новость вначале показалась невероятной и походила на розыгрыш.
  
   Однако Татьяна, сгорая от любопытства и надежды, все-таки пришла к назначенному сроку в актовый зал. Конкурсантов собралось немало, среди них были и знакомые девушке личности. В частности, объявивший себя поэтом Александр Бах, и уже известная в городе поэтесса Лариса Кузнецова, дизайнер рекламного агентства.
  
   Мэра с женой встретили аплодисментами. Павлов поднялся на сцену, и после нескольких общих фраз довел до сведения собравшихся условия конкурса. Они оказались странными: нужно было сочинить стихи на содержимое папки, которую мэр лично вручал каждому участнику.
   Фавориты обозначились сразу: для дополнительного инструктажа по теме Зинаида Петровна, жена мэра, отвела в сторонку Баха и Кузнецову, а градоначальник - Яр.
  
   Татьянина уверенность в родстве с Павловым усилилась, как только она поняла, что мэр в разговоре норовит тронуть ее. Насчет влечения градоначальника Татьяна не обманулась, только его природу не определила верно.
   Поэтому вместо того, чтобы избежать ловушки, Яр полезла в нее сама.
  
   "Отец хочет, что бы я была достойной его! Он известный человек, ему нужна талантливая и умная дочь, а не дуреха, живущая с безумным братцем - алкоголиком!" - думала она, проводя бессонные ночи в разглядывании листов бумаги с таинственными рисунками и номерами банковских счетов. Татьяна сильно напрягалась, чтобы что-нибудь сочинить на этой основе, однако у нее ничего не получалось.
  
   А срок конкурса меж тем заканчивался. Татьяна тяжко вздохнула, и вдруг подумала: но если брат, находясь в затруднении, стал вызывать призрак матери, тогда не стоит ли и ей, поступить также?
  Яр поднялась со скамейки, и принялась смотреть перед собой. Постепенно зрачки у нее расширились, а температура тела поднялась выше нормы. Нервное возбуждение понеслось по ее телу, вызывая дрожание или оцепенение, в зависимости от того, что представлялась перед внутренним взором девушки.
  
   Вместо матери, впервые за время ночных бдений, к Яр явился Некто, учтиво представившийся серым Молитвенником. Почти невидимый, он выглядел, как тень в сумерках. Но Татьяна не испугалась. Она обрадовалась, что у нее появился собеседник.
   Серый молитвенник подсказал девушке, что ей нужно произносить вслух, что она видит. Например, говоришь "лист один" - и рифмуешь с листом бумаги, где много картин. Восклицаешь "сто два" - ищешь ответы возле тотемного столба!
  Татьяна заплакала от радости. До чего все просто! Она от всего сердца поблагодарила серого Молитвенника, попросила его не уходить, присесть на скамейку, и помочь ей в работе.
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   На церковные праздники Серпуховская элита завела обычай посещать городской собор. По ее мнению, в этом было что-то исконно русское: оставив лимузин на стоянке под присмотром полиции, пешком пройти, крестясь с поклонами, через низенькую калитку семнадцатого века, пропуская вперед старушек и обязательно бросая нищим мелочь.
  
   Естественно, никто не приезжал с утра, на исповедь и причастие. Собирались на молебен по окончании литургии, уже опохмелившись и разгладив лицо макияжем. Стояли в храме по негласному правилу, у каждой властной должности или денежного состояния имелось свое место.
  
   Последним, уже практически на завершении молебна, радуя уставший тянуть время хор, появлялся Каганович. Он шел по образовывающемуся перед ним коридору в толпе, производя в расступающихся людях смущение. Довольно приветливо здоровался, без рукопожатий, с прихожанами. Подойдя к стоящему в центре собора настоятелю, о. Мефодию, Каганов испивал из позолоченного корца только что освященной воды, вкушал просфору, и отходил молиться к киоту с чудотворной иконой. Возле нее проводил минут пять, истово глядя на лик, и, если не считал нужным перекинуться с кем-либо из присутствующих словом, покидал храм.
  
   Именно из-за Кагановича и собирались в соборе все сливки Серпуховского общества. От мультимиллиардера даже не Российского, а международного масштаба, исходил удивительный аромат большой власти и денег.
  
   Один вид Кагановича услаждал глаза и вызывал приятные ощущения, повторения которых таким людям, как Павлов, хотелось всякий раз, когда они с огорчением вспоминали о собственных финансовых и властных возможностях. Проще говоря, долларовый миллиардер был живой легендой, его все хотели видеть, и как можно чаще.
  
   Простите, отвлеклись, вернемся к нашей истории. В описываемый день Павловы стояли там же, где и всегда, но не молчали по обыкновению, а переругивались под укоризненные покачивания головой наблюдающего за ними Фетисова. Супруги спорили о том, какой из проектов тотема подать для освящения - папку, созданную при участии Яр, или осененную вдохновением двух лиц: Кузнецовой и Баха.
  
   Идеи Татьяны не пришлись по душе Зинаиде.
  
  - Ну и на что будет похож наш тотем? - шипела она, - посмотри сам, оплавившаяся свеча ровнее выглядит, чем архитектурная композиция по произведениям твоей малолетки!
  
  - А у Александра и Лариски эскизы смотрится, будто они вдохновлялись в номере для новобрачных! Хоть у Юры спроси, сплошная чушь! - не оставался в долгу Павлов, призывая Фетисова на помощь.
  
   Уже появившийся Каганович подошел к о. Мефодию, в храме установилась благоговейная тишина. Миллиардер и настоятель троекратно облобызались. Фетисов мимикой сразу показал супругам, что бы они его в свою свару не втягивали. До конца молитвенного собрания оставалось несколько минут, но решения проблемы не наблюдалось. Зинаида не выдержала, сложила две папки в одну, и толкнула Павлова вперед с шепотом:
  
  - Иди, позже успеем разобраться!
  
   Каганович направился к чудотворной иконе, настоятель о. Мефодий начал кропить святой водой присутствующих. Мэр подошел к настоятелю и наполнил пространство негромким солидным басом:
  
  - Батюшка! освятите проекты, задумали новое.
  
  - Что у вас там? - недовольно спросил о. Мефодий.
  
  - Да так, личное! - С "нажимом" в голосе произнес мэр.
  
   В городском благочинии состояло порядка сорока храмов с запутанной земельной историей, и хоть взяток с церкви никто не брал, но и навстречу ей не шли. Бумаги пылились на полках, их движение по властным коридорам происходило так долго, что порой менялось несколько священников на приходах, прежде чем администрация делала очередной ход. Благочинный о. Мефодий, человек целеустремленный, зависел в своей деятельности от чиновников мэрии. Поэтому он не стал вникать, что надумал мэр. Священник выполнил его просьбу, намочив градоначальника св. водой так, словно задался целью изгнать из Павлова нечистую силу.
  
   Мэр мысленно возмутился, и собрался уже выговорить настоятелю за рьяность, но тут Каганович отошел от киота, и народ умиленно вздохнул. По примеру миллиардера все перекрестились, и вслед за ним потихоньку направились к выходу. Фетисов слегка приобнял супругов и потянул за собой, показывая, что пора. Зинаида ловко вытащила из папки мэра свой проект, и они влились в поток важных лиц и нужных персон.
  
   Оказавшись в мэрии в своем кабинете, Павлов первым делом брезгливо заменил влажный пиджак. Затем снял белое покрывало со стоящего на полу макета и впился в него взглядом. Возможно, Зинаида права, он напрасно настаивает на кандидатуре Яр, как пророчицы Силы?
  
   Чем дольше Павлов смотрел на тотем, заходя с разных углов, тем сильнее терзали сомнения. Не выдержав напряжения, он решил передохнуть и уселся на рабочее место с бутылочкой газировки. Раздражение, накопившееся за столь тяжелое утро, усилилось от того, что вода оказалась теплой.
  
   Холодильник сломался? Мэр нажал кнопку вызова секретарши, и вдруг заметил перед собой полиэтиленовый пакет, флешку, и визитку Александра Баха. Павлов захотел смахнуть этот мусор со стола, однако в последний момент передумал. Мэр завел правило среди подчиненных наушничать по любому, даже мелкому поводу. У него мелькнула мысль, что карта памяти может содержать компромат. Будет не умно с его стороны выбросить хороший материал для интриги. Павлов с ленцой настроил на компьютере просмотр содержащейся на флешке видеозаписи.
  То, что он увидел, вызвало у него бурю эмоций. Конечно, не сразу. Начало показалось ему не особенно увлекательным: возле своего шкафчика в бассейне суетилась голая секретарша.
  
  - "Тоже мне!" - зевнул мэр, - "нашла, чем удивить, коза старая!"
  
   А она, словно заранее догадываясь, что Павлов подумает, многозначительно посмотрела в объектив скрытой камеры и отошла в сторону с сигаретой. Павлов увидел стоявшую за ней Татьяну. Глаза у градоначальника вспыхнули, на его желтых щеках впервые за много лет появился румянец.
  
   Вторично посмотрев, Павлов понял, что именно лежит у него на столе.
  
   Мэр дрожащими руками распечатал пакет с вожделенным запахом. Предчувствие не обмануло его - он улетел на качелях высоко в небо и стал блаженно улыбаться. Мурашки, приливы тепла, кружения головы с закатыванием глаз! Павлов испытал все упомянутое, и много чего еще, о чем мы, как приличные люди, писать не будем.
  
   Приятные ощущения испортила секретарша, внезапно появившись в кабинете.
  
  - Вызывали? - спросила она, глядя в маслянистые глазки шефа.
  
   Павлов понял, что рискует потерять авторитет в ее глазах, собрался, и спросил почти строго:
  
  - Чем ты занимаешься? Я когда вызывал?
  
  - Управляющая комитетом по земле и городскому имуществу в приемной скандалила. Отказывается вручать ордера победителям вашего конкурса. Требует, чтобы вы подтвердили распределение жилплощади письменным согласием совета депутатов г. Серпухова. Я ее еле успокоила, записала на прием завтра к 9-00. Вы же сложные вопросы любите по утрам решать, я правильно поступила? - выпалила секретарша, оправдываясь.
  
   Мэр задумался. Управляющая, о которой шла речь, давно нервировала его. Она работала на должности при нескольких администрациях, считала себя независимой, и не упускала случая это показать. Павлов уважал ее за профессионализм, но терпел только потому, что ей доверяли депутаты. Требование управляющей дополнительных документов говорило о том, что или Павлов перегнул палку, или депутаты по неизвестной причине подняли бунт. Подозрительный мэр вспомнил об угрозах, которые в изобилии распространяли его политические враги. Павлов решился искоренить ростки мятежа и взял, как говориться, быка за рога:
  
  - Знаешь что, а я ее не приму! - сказал он, знаменито, по - Павловски, ощерившись, - я завтра другую буду слушать! Подготовь приказ, эту старуху уволить, а управляющей назначить... тебя! И что бы я больше никогда не слышал, что мои приказы не выполняют! Окончено! Ступай, не мешай работать!
  
   Не считая больше нужным скрывать, чем он занимается, мэр откинулся в кресле и принялся настраиваться на прежний лад.
  
   Вспыхнув лицом и щелкнув статическим электричеством в волосах от счастья, секретарша выскочила вон. Она добилась больше, чем желала! Комитет, управлять которым ее назначил Павлов, был в мэрии самой вожделенной чиновничьей мечтой.
  
   Почему так повелось, оглашать не будем, боимся попасть впросак. Скажем только, что слухи, которыми мы пользуемся относительно фантастического делопроизводства в подмосковных комитетах по управлению землей и имуществом, как правило, оказываются не сильно преувеличенными.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  
   Серпухов, микрорайон Ивановские Выселки. В только что построенном, на шестнадцать этажей, доме, квартиры получили: третье место - Александр Бах, второе - дизайнер Кузнецова, и, конечно же, победительница мэрского конкурса Татьяна Яр.
  
   Секретарша, пардон, оговорились, новая управляющая, не опустила перед мэром свое достоинство, не стала писать прошение о предоставлении ей жилплощади. Она, как только получила первые деньги на должности, самостоятельно купила "трешку" рядом с вышеупомянутыми особами.
  
   Веселье в день заселения получилось на славу: ничего не подозревающую Татьяну водили из одного жилья в другое, где девушка искренне радовалась за своих друзей. Съели шоколадный торт, напились шампанским до икоты, смеясь, взорвали хлопушки.
  
   Когда надоело хвастать и наслаждаться Татьяниной завистью, закрыли ей глаза и объявили о сюрпризе. Вертели-крутили, запихнули в лифт, дружно вынесли из него на руках, и, уже ничего не соображающую, занесли в однокомнатную квартиру.
  
   С чистовой отделкой, мебелью, и всеми необходимыми для жизни вещами. От неизвестного мецената и доброхота, склонного благоволить к поэтессам. Так этот факт объяснил Александр, улыбаясь своей неповторимой белоснежной улыбкой. Он вложил в трясущуюся от волнения ладонь Татьяны ключ от входной двери, и с поздравлениями поцеловал в щеку, вслед за Ларисой и госпожой управляющей.
  
   Татьяна не сразу поверила в счастье. Собственная квартира! Девушка непонимающим взглядом смотрела на свое имя в ордере. Его показывали, теперь уже ее соседи. Почти не слушая их, Яр трогала руками стены и незнакомые предметы обстановки. Что это? Иллюзия? При ярком солнечном свете, чего раньше не бывало, возник серый Молитвенник. Он объяснил Яр, что она видит обои с рисунками по ее пророческим стихам. И что мебель, занавески, даже мелкие предметы подобраны в стиле семьи Павловых.
  
   - Передайте папа мою благодарность и огромное спасибо! - произнесла Яр, более не в силах удерживать тайну. Волнение сказалось, она свалилась в обморок под недоуменные взгляды присутствующих, аккурат на широкую кровать возле окна. Александр, чтобы выразить отношение к поведению Татьяны, покрутил возле виска пальцем и развел руками.
  
  - Да... дурочка, она не изменится! - задумчиво произнесла госпожа управляющая, соглашаясь с Бахом. Кузнецова показала глазами солидарность с коллегами и пошла за водой, чтобы побрызгать на Татьяну для возвращения чувств.
  
   Яр по привычке еще с неделю ходила к брату, ухаживая за ним после очередной попытки убить себя. И только когда ему полегчало, она перебралась в новостройку. Первые дни с ее губ не сходила улыбка. Ей нравилось абсолютно все. Высокий этаж, можно дышать свежим воздухом и любоваться закатом. В ее старом жилфонде на кухне воняло выхлопными газами, а в окно виднелись стоящие в пробке автомобили.
  
   А какая кровать! Ложишься спать вдоль, а просыпаешься поперек, и, почивая, не замечаешь, как так случилось. А шелковые простыни и невесомое одеяло! Разве сравнишь удовольствие от сна на такой кровати, с дремой на скамейке под старым ватником неизвестно с чьего плеча?
  
   Стоит ли упоминать о белоснежное джакузи с подсветкой и мыльной пеной, красиво отражающейся в зеркальном потолке, вокруг улыбающегося лица, плеч, и соблазнительного бюста Татьяны?
  
   Трудно представить, как была счастлива девушка!
  
   Но вскоре начались несообразности. Например, любимый банный халат, вчера розовый и ее размера, сегодня был уже голубой и такой большой, что в нем разместились бы две, а то и три Татьяны. Также девушка старалась не думать о том, куда исчезает ее нижнее белье, и откуда оно берется, столь дорогое, и в запечатанной упаковке. Яр заподозрила, что папа, из благородных побуждений, нанял мужеподобную женщину с большой семьей, в домработницы. Она не стесняется таскать, и порой путает свои вещи с Татьяниными.
  
   Яр придумала, что домработница приходит, когда она трудится в мэрии. Однако девушку смущало, что с ней не удается увидеться и объясниться. Татьяна написала записки с просьбой о встрече и разложила на виду в квартире, но из такого подхода не вышло толку. Более того, возникло ощущение, что неведомая прислуга обиделась не на шутку: следы умножились. Так, на кровати Яр обнаружила отпечаток лежавшего человека, и начала исчезать еда, особенно та, которую она с утра успела надкусить или отпить из бутылки. Что-то такое, уж очень личное, как шариковый дезодорант, Татьяна прятала, но только все равно находила на отведенной для него полочке в ванной комнате.
  
   Татьяна решила, что компании из госпожи управляющей, дизайнера Кузнецовой и Баха она не расскажет об этих нелепостях. Сердце подсказало ей, что это не те люди, которые всерьез воспримут ее слова. Яр попыталась сблизиться с симпатичной соседкой по этажу. Они как-то застряли в лифте, в ожидании помощи разговорились, и почувствовали взаимную приязнь. Соседка предложила поверхностную дружбу, и Татьяна стала к ней забегать. Скорее не поделиться чем-нибудь на самом деле, а из желания поболтать с человеком, далеким, как Яр казалось, от предсказаний и мэрских интриг.
  
   Особенно Яр затосковала по общению, когда госпожа управляющая заставила ее уйти в отпуск за свой счет. Теперь у девушки появились все 24 часа в сутки, что бы писать пророческие стихи и попытаться выяснить правду о незнакомке, шныряющей по квартире в ее отсутствие. К сожалению, вынужденного затворничества Татьяна не выдержала, подсела на таблетки. Этому способствовало и то, что, кроме Молитвенника, к ней стали являться и другие сущности.
  
   В первый раз она не увидела, а скорее почувствовала чье-то присутствие в темноте комнаты. Яр решила: наконец пришла таинственная прислуга. Девушка не испугалась, поскольку ждала события. Она постаралась не обнаруживать свое пробуждение, в надежде узнать, как все происходит.
  
   Но оказалось, что к ней ходит мужчина! Одетый во все черное, с капроновым чулком на голове, он перемещался, не особенно скрываясь, между комодом и шкафом. Привычно ощупывал вещи и складывал то, что считал нужным, в полиэтиленовый пакет. Татьяна подумала, что ее не хотят будить, и от того убираются без света. Яр собралась подать голос, но тут возле двери послышался шепот:
  
  - Она смотрит!
  
   Тень отступила в коридор, слилась с темнотой и исчезла. Подождав немного, Татьяна встала, включила бра, обошла квартиру, однако никого не нашла.
  
   Через день случилось полнолуние, и Татьяна проснулась в недоумении: по заведенной еще у брата привычке она задергивала на ночь шторы. Девушке не спалось при лунном свете. Неужели забыла?
  
   Яр собралась подняться, но заметила в кресле, на неосвещенной луной части комнаты, уже знакомую черную тень в капроновом чулке на голове. Теперь Татьяна почувствовала ужас. Она собрала волю в кулак и решила заговорить с ночным гостем. Однако он опять исчез в темноте коридора. Электрический выключатель подвел, Яр не сразу включила свет, и опять никого и не обнаружила.
  
   Татьяна убедила себя, что, как и серого Молитвенника, тени не существует, это результат приема лекарств и игра ее ума. Теперь, просыпаясь для сочинения стихов по ночам, она на всякий случай разговаривала не только со своим прежним "серым" помощником, но и с черной тенью, желая ее приучить и сделаться с ней друзьями.
  
   Но в отличие от Молитвенника, тень становилась все явственнее. Однажды в полночь Татьяна открыла глаза и изумилась тому, что она лежит рядом с ней на кровати, и от нее пахнет виски и рыбной икрой.
  
  - Не бойся, тень! - сказала она страшной фигуре, вся дрожа, - хочешь, я напишу тебе письмо - предсказание, отдашь его папа. Он у меня добрый! Если тебе негде жить, он обязательно поможет!
  
   Татьяна медленно протянула трясущуюся руку и коснулась, сама не зная кого. И с ужасом осознала, что рядом не вымышленный персонаж, а реальный человек, который вдруг со звериной страстью схватил ее. Яр не знала мужчину, боль изнасилования пронзила ее невинное тело. Вся фантазийная дурь последних месяцев сразу вылетала у нее из головы, и уже на уровне инстинктов она поняла, что нужно бороться за себя. Татьяна яростно впилась зубами в руку насильника. Он дрогнул и дал слабину.
  Девушке удалось выскользнуть, и она с криком бросилась к входной двери. Но ей не суждено было сбежать: в темноте коридора Татьяна попала в руки сообщника, который заткнул девушке рот и сильно ударил по голове, от чего она потеряла сознание.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
  
   Павлову ненадолго хватило добытых подчиненными трофеев.
  Он заскучал и вызвал Александра Баха. В разговоре упомянул, что присматривает кандидатуру на должность начальника компьютерного отдела. Бах изменился в лице. Заметив, как он хочет повышения, мэр про себя хмыкнул, а вслух посетовал, что у него не работает монитор. Александр сразу кинулся его чинить. Однако по многозначительному взгляду Павлова понял, чего мэр на самом деле хочет, и остановился.
   Через несколько дней на столе градоначальника очутилась новая карта памяти. Мэр с трудом дождался, когда дневные дела поутихнут, он останется в одиночестве. Однако его ожидало открытие: Александр оказался не так прост, как выглядел. Он предложил начальству большой архив записей. К разочарованию мэра, в нем были дамы, не интересующие его. Татьяна присутствовала лишь на тайно снятом ролике, где она купалась в своем джакузи. Но глядя на девушку, мэр неожиданно понял, что за неимением свежего источника запаха она не вызывает волнения.
  
   Павлов расстроился и с тоской подумал, что привычная депрессия вскоре вернется, а он не знает, как достать полюбившееся лекарство. Но обещания следует выполнять! Мэр поерзал в кресле, взял ручку, и подписью в приказе осуществил мечту Баха. Попросил исполняющую обязанности секретарши, дизайнера Ларису Кузнецову, вызвать Александра, намереваясь сообщить ему лично.
  Но поздравления вышли кислыми настолько, что Бах сразу уловил недовольство начальства. Похоже, он предполагал нечто подобное, так как неожиданно сказал:
  
   - А не желаете ли ко мне в гости, господин мэр?
  
   Павлов с недоумением посмотрел на Баха. В своем ли он уме? От чего вздумал вести себя запанибрата? Александр понял, что мэр сейчас будет гневаться, и, опережая его, пояснил:
  
   - С экскурсией, так сказать! Пройдете по квартирам, посмотрите, как мы устроились. У меня есть ключи от входных дверей в квартиры наших сотрудников. Пока они на работе, вам никто не помешает ознакомиться с бытом простого служащего...
  
   Эмоции во взгляде Павлова, по мере того, как он соображал, о чем говорит Бах, менялись, с отрицательных, на положительные. Побывать у Татьяны? Хорошее предложение! Мэрия выписала Яр подъемные, и неплохо бы посмотреть, рачительно ли распорядилась казенными деньгами госпожа новая управляющая!
  Придумав причину, Павлов отбросил сомнения, изучил еженедельник и назначил визит через час.
  
   Естественно, мэр не стал ходить по квартирам и сразу отправился к Татьяне. Новостройку толком еще не заселили, и на лестничной площадке стояла редкая тишина, когда Александр шепотом предложил надеть на голову черный чулок. Мэр хотел возмутиться, однако вспомнил про скрытую съемку в квартире Яр, и поблагодарил за заботу, похлопав подчинённого по плечу.
  
   Александр остался в коридоре, Павлов прошел дальше. Он испытывал смущение. Никогда прежде мэр не делал такого и даже не мог предположить, что будет. Он потоптался в комнате, провел взглядом по бедной обстановке, взял со стола и без энтузиазма перелистал знакомую папку. Убедился, что его рекламное агентство контролирует процесс, работа над тотемом кипит.
  
   От скуки мэр зевнул, нехотя подошел к комоду и без всякой цели выдвинул верхний ящик. Вожделенный запах достиг ноздрей Павлова, голова закружилась. Блаженство, к которому он так стремился, настигло его. Мэр не выдержал и принялся рассовывать женское белье по карманам, пока насильно не остановил себя. Для начала хватит, а потом видно будет!
  
   На выходе Павлов, не считая, дал Баху пухлую пачку денег.
  
  - Купите ей того, что я забрал! Остальное оставьте себе, - сказал он. Александр проводил шефа до машины, рассыпаясь в благодарностях.
  
   Последующие дни Павлов, если можно так выразиться, летал на крыльях. Все у него спорилось. Мэрия под его руководством работала, как хорошо смазанный механизм. Знали бы в администрации, чьими слезами!
  
   Но оказалось, что наркотик Павлова, как и всякий другой, требовал увеличения дозы. Раздразненное воображение мэра предложило ему принять ванну так же, как это делала Татьяна.
  После купания мэр вытерся полотенцем Яр, попользовался ее средствами гигиены и лег на кровать. Что там за запахи! Он словно почувствовал тепло девушки, ему захотелось увидеть ее по- настоящему.
  
  - Александр! - негромко позвал он, и стороживший входную дверь, Бах не замедлил появиться. Мэр полюбопытствовал, возможно ли посетить Татьяну в другое время суток. Бах вместо ответа достал из кармана снотворное и пошел к холодильнику.
  
   Когда проникаешь в квартиру ночью, острота ощущений увеличивается значительно. Представляешь себя хищником, крадущимся в темноте за добычей. Вершителем судьбы, имеющим возможность казнить или миловать. Стоит протянуть руку и накрыть подушкой лицо спящего! Мучительные секунды без воздуха, и человек будет лежать трупом, покорившись злой воле убийцы.
  
   С бьющимся сердцем мэр долго сидел на полу, рядом с кроватью Яр, обоняя ее дыхание и фантазируя. Но при всем удовольствии, у него затекли ноги. Он решил выбрать момент и переставить мебель так, чтобы ему было удобнее.
  
   В последующие ночи Павлов тешил себя, вольготно расположившись в кресле.
  
   Его беспокоили лишь мысли о Зинаиде Петровне. Она продолжала ежедневно утверждать, что тотем Татьяны никуда не годится. Жена жестко настаивала на том, что создаваемая конструкция нуждается в авторстве Баха и Кузнецовой. Павлов не знал, насколько успешно трудится над пророчествами Кузнецова, но стихотворный шепот Александра мэру уже надоело слушать в ночной тишине.
  
   Татьяна не отставала от Александра. Часто просыпалась, и невнятные слова из ее уст, соединяясь со стихами Баха, создавали разноголосицу, которая нервировала мэра. В такие минуты он начинал чувствовать себя, как на совещании в своем кабинете. Также Павлову не понравилось, что Татьяна сначала робко, а потом все увереннее начала говорить с ним. Обещала познакомить с " серым Молитвенником". Мэр чувствовал уколы ревности, он не желал делить Яр с кем-либо.
  
   Павлов позвонил к Фетисову, и тот напомнил о необходимости дать семя. Качество пророчеств улучшится, и девушка окончательно будет в его власти. Мэру совет понравился. Он и сам думал, что пора, однако никак не мог сообразить, как это лучше сделать. Решил приучить к себе Яр, через лежание с ней на кровати.
  
   Татьяна сразу проснулась, потрогала его рукой, и, как показалось уже давно горящему Павлову, одобрила. Не в силах более терпеть, он приступил, заранее предвкушая нечто необычайное.
  
   Вышло совсем не так, как мэру хотелось. Татьяна вырвалась, подняла жуткий крик и бросилась к выходу. Павлов по возрасту замешкался, но ему повезло, что из-за шума, из пророческого забытья, вышел Александр. Он изученным в армии приемом лишил девушку сознания, которого у нее и так, из-за всего происходящего, было мало.
  
   Павлов растерялся, в голову полезли мысли об ответственности. Многочисленные визиты невозможно скрыть, как ни старайся. Конечно, в его городе бредовым заявлениям Татьяны не дадут ходу, но гасить скандал все равно придется. А это не просто - затыкать рот прессе и задабривать полицию!
  
   Мэр подумал: пожалуй, пора покинуть надоевшую квартиру. Переместиться с Татьяной туда, где ему будет комфортно, и девушка не позовет на помощь...
   ЧАСТЬ 3 "ОХОТНИКИ".
   ГЛАВА ПЕРВАЯ.
  
   Проходя курс реабилитации в санатории, Маргарита получила письмо с документами на однокомнатную квартиру, за которую заплатила строителям, когда была звездой и при деньгах. Вернувшись в Серпухов, она продала все ценное, что имела, на вырученные средства сделала отделку и купила кое-что из обстановки.
  
   После новоселья с жаром занялась журналистикой, и, желая воскресить Виолу, развила бурную продюсерскую деятельность. Однако энтузиазм, отчасти вызванный психотерапией, скоро погас, и Маргарита почувствовала апатию. О сцене перестала думать, в газете опять перешла на работу по удаленному доступу. На свежий воздух выбиралась редко, в основном за продуктами, и то, в день зарплаты.
  
   Утешением для нее было общение с соседкой - Татьяной Яр. Они познакомились в застрявшем лифте. Татьяна казалась человеком небольшого ума, и по всем признакам, не в себе. Тем не менее, располагала к разговору. В Яр чувствовалась невинность души и желание угодить собеседнику.
  
   Как-то Татьяна, ненадолго зайдя к Маргарите, рассказала о странностях в своей уединенной жизни, и спросила совета. У Татьяны не было матери или старшей сестры, и, похоже, она сочла Тихую достойной заменой. Но Маргарита не без причины подумала, что соседка навела справки о ней, и хочет поболтать на тему, которая разбередит её душевные раны. Маргарита резко оборвала разговор. Татьяна расстроилась и убежала со слезинками на глазах.
  
   Через несколько дней Маргарита застыдилась своей вспышки: соседка не выглядела сплетницей. Они жили дверь в дверь, и Тихая пошла извиняться. Как она помнила, Яр тоже работала на дому, однако на звонок никто не ответил, хотя за дверью слышались неопределенные шорохи.
  
   Маргарита вернулась через час, затем поздно вечером - безрезультатно.
  
   Тихая сразу вспомнила про ночной крик, о котором старалась не думать. После него она заметила через дверной глазок на лестничной площадке неизвестных людей в черном одеянии, и мучилась вопросом, не случилась ли у нее галлюцинация?
  
   В темное время суток Тихая особенно страдала от ужасных воспоминаний. Мысль о том, что за стеной живет человек, к которому можно обратиться за помощью, позволяла Маргарите дремать короткими промежутками. А в периоды бодрствования - противостоять приступам отчаяния.
   Но едва выяснилось, что Татьяны рядом нет, Маргарита запаниковала. Она забилась под кухонный стол и стала дрожать так, словно все еще находится в плену железной клетки. Пульс стучал у нее в висках, слезы произвольно текли из глаз, любой звук воспринимался, как чья-то крадущаяся поступь.
  
   В таком состоянии Маргарита нащупала в кармане халата телефон, и наугад вызвала абонента. Ей захотелось услышать кого-нибудь, все равно кого, лишь бы не ощущать себя в одиночестве.
  
   - Алло! - голос был знаком, но без контактных линз близорукая Маргарита не могла разглядеть запись на экране смартфона.
  
   - Кто это? Кто со мной говорит? - поинтересовалась она неуверенно, обдумывая, будет ли продолжать разговор.
  
   - Маргарита, ты? Случилось что-нибудь? - спросил чужой ей человек.
  
   - Да. Мне очень нужна помощь! - ответила Маргарита, и вдруг ясно осознала, что ничего не может объяснить. Она почувствовала себя глубоко несчастной, горько всхлипнула, уронила телефон, и перестала обращать на него внимание.
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ.
  
   Крылов в детстве прочитал энциклопедию 'Жизнь животных' А. Брэма. С тех пор шестой континент манил, ему хотелось увидеть экзотическую фауну живьем, а не на картинках. Поэтому, получив премиальные за найденную дочь миллиардера, сыщик купил туристическую путевку. Он решил долечить рану на берегу Индийского океана.
   Когда объявили посадку на самолет, Крылов взял спортивную сумку здоровой рукой, и, не скрывая радости, направился к стойке регистрации. Но едва он протянул документы таможеннику, зазвонил телефон. Крылов шепотом чертыхнулся и отошел в сторону. Он решил выключить окаянное устройство связи на ближайшие месяцы, если не навсегда.
  
   Звонила Маргарита, и Василий Михайлович задумался. Состояние безотчетного влечения к звезде уже прошло. На пятьдесят первом году жизни женщины еще волнуют, однако выработанная с годами самоирония помогает оценить шансы на настоящую любовь. Двадцать лет разницы, Маргарита ровесница его дочери! В некотором роде, Крылов испытывал благодарность к Тихой. Она поступила правильно, игнорируя его послания, и не подавая надежды на близкое общение. Василий Михайлович представил, как бы смеялись их сверстники, объяви они, что считают себя парой. Он пришел к выводу, что вместе им было бы неудобно появляться в обществе. А если говорить уж совсем откровенно, Крылов приказал себе забыть о Маргарите. И вот она неожиданно позвонила перед его отъездом! После колебаний Крылов отбросил разумные мысли в сторону и все-таки ответил на звонок.
  
   По голосу, сыщик не сразу узнал звезду.
  
   Заметки Тихой мелькали в Серпуховских новостях, Крылов читал их, и думал, что журналистка в порядке. Он удивился, что сейчас, вместо ответа на вопросы, она истерично рыдает. Так и не добившись в разговоре с Маргаритой ясности, Василий Михайлович обреченно вздохнул. Конечно, он мог продолжить свой Австралийский вояж, и через сутки пути уже ужинать в отеле, обдумывая варианты экскурсий в местном национальном парке. Только вот беспокойство о судьбе Маргариты уже начало терзать его сердце, а с такой сильной тревогой из Москвы не улетишь.
  
   Василий Михайлович извинился жестом перед ожидающими его работниками аэропорта и отправился на стоянку такси. Если он вернется сюда позже и сядет в другой самолет, абсолютно ничего не случиться. Виза оформлена на такой срок, что день или два значения не имеют.
  
   Программа на смартфоне привела Крылова в Серпухов, на восьмой этаж новостройки, к двери без кнопки звонка. Василий Михайлович несколько раз постучал, но ответа не дождался.
  
   Не сесть в самолет, когда перед глазами уже маячил шезлонг на пляже, в три часа ночи приехать в городок, и, постояв на лестничной площадке, убраться восвояси? А если Маргарита действительно в опасности? Не сомневаясь в правильности своих действий, Василий Михайлович достал из сумки швейцарский нож, и привычными для сыщика движениями открыл квартиру Тихой.
  
   Маргарита с ужасом слушала, как кто-то проникает в ее жилище, и сжалась, пытаясь стать незаметнее. От страха у нее не хватало сил кричать, и она тихо постанывала, наблюдая неподвижными зрачками, как из глубины коридора к ней идет человек.
  
   - Маргарита, не бойся! - сказал Крылов, наклонился, и крепко сжал ее запястье. И случилось чудо: жизненная энергия сильного мужчины, огонь доброго сердца и верной души вошел в девушку. Горячая волна прошла по кровотоку Маргариты, вмиг согрела и вымела паранойю из всех закоулков ее сознания. Еще не вполне понимая, что происходит, она позволила Василию Михайловичу вытащить ее из-под стола и прижать к себе. Минута, которую девушка провела в его объятиях, отныне стала самой драгоценной в ее воспоминаниях. За это время Маргарита перестала чего-либо бояться и вернулась в реальный мир.
  
   Убедившись, что Тихая больше не дрожит, Крылов усадил ее на табуретку и отправился за дорожной сумкой, оставленной им возле лифта. Он избегал смотреть Маргариту. Не хотел смущать, и ему неприятно было видеть ее такой. Неврастеничка с мятым лицом, растрепанными волосами, в поношенном халате и запахом давно не мытого тела.
  
   - Я, понимаешь, отдыхать собрался, и взял на дорожку нашей колбасы с армянским лавашем! Разве в Австралии понимают толк в еде? Подумал, пригодится, ежели заскучаю по Москве! А оно, уже!.. - сказал Крылов, поставил сковородку на плиту, достал из сумки перечисленные продукты, и заглянул в холодильник, - какая пустота! Маргарита, ты чего-нибудь кушаешь?
  
   - Ты еще скажи, 'Лезгинку' захватил... - вяло пошутила Тихая, ей не хотелось отвечать на вопрос о своем питании, она о нем давно забыла.
  
   - А как же! - Крылов достал из заднего кармана брюк фляжку, - я читал, тамошние жители о крепких напитках имеют неверное представление!
  
   Подобрав ноги на табуретку, Маргарита обняла их, положила голову на колени, и с интересом смотрела, как Крылов жарит скворчащие в масле дольки колбасы. Запах стоял невыносимо аппетитный. Крылов так жизнерадостно и весело о чем-то рассказывал, что Маргарита, не вникая в смысл его слов, заулыбалась глазами.
  
   Крылов поставил сковороду по центру стола, и, оборачивая лавашем горячее мясо, заставил Тихую съесть несколько кусочков. Наполненная до краев спиртным, крышечка фляжки, принятая девушкой после уговоров, пришлась кстати. Маргарита ожила, вспомнила и изобразила Крылову, как он смотрел на нее при их встрече в Морстоне.
  
   Они рассмеялись, затем замолчали в неловкой паузе.
  
   - Давай поспим немножко! - предложил после раздумий Крылов. - И я отправлюсь в аэропорт, откуда приехал после твоего звонка.
  
   - Как раз думаю, почему ты появился? - слабым голосом сказала Тихая. Она вспомнила про телефон и подняла его с пола.
  
   - Переживал за тебя, вот и примчался! Но я вижу, тебе ничего не угрожает, - сказал Крылов, и пояснил свое предложение, - мне будет тяжело сидеть на пластиковом сидении в аэропорту, ожидая следующий рейс, который будет примерно через двадцать часов. Имеет смысл, не торопится.
  
   Маргарита с радостью согласилась, ей не хотелось вновь очутиться в одиночестве. А Крылов искал повод, чтобы остаться, хотя бы ненадолго. Девушка беспокоила его, сыщик понимал, что, как только он уедет, она снова впадет в прежнее состояние.
  
   За неимением лишней мебели Крылов лег на пол, постелив под себя газету. Пока он ворочался и скатывал под голову толстовку, Тихая впервые за последний месяц крепко уснула. Присутствие в квартире Василия Михайловича так ободрило ее, что она не побоялась выключить свет. Это оказалось ошибкой: через полчаса она встала с кровати, и в сомнамбулическом состоянии подошла к окну. Направив взгляд на луну, Маргарита принялась рифмовать случайные слова. Бодрствующий Крылов тихо поднялся и осторожно, стараясь не разбудить, заставил девушку лечь рядом с собой. Она прижалась к нему, и заснула так, что уже больше не поднималась.
  
   Утро началось для Маргариты с чашечки пакетированного кофе. Она пила приготовленный Крыловым напиток и с интересом смотрела, как он вычитывает утренние молитвы. Когда Василий Михайлович собрался в дорогу, Маргарита неожиданно осознала, что не в состоянии расстаться с ним.
  
   - Вот что, Крылов! - придумала она, каким способом задержать его - я тебя хочу нанять! Хорошо заплачу!
  
   - Дело не в деньгах, - нерешительно замер он. - Зачем я тебе?
  
   - Соседка пропала при подозрительных обстоятельствах! - Маргарита и правда почувствовала тревогу о судьбе Татьяны, - выясни, что случилось!
  
   - Сколько ей лет? - спросил Крылов.
  
   - Двадцать, не больше! И знаешь... - Маргарита помялась, и неуверенно добавила. - Похоже на мое похищение!
  
   Василий Михайлович уселся и всем видом дал понять, что готов выслушать. Тихая поведала ему о разговоре, который случился у нее с Яр. А также о том, что сама слышала и видела недавно. Рассказ вышел неправдоподобным, сыщик не поверил. Впрочем, Маргарита на него смотрела так, что он подумал: а не посетить ли ему и в самом деле соседнюю квартиру? Она будоражила воображение Тихой, возможно, стоило таким способом избавить девушку от жутких подозрений.
  
   - Предположим, я соглашаюсь, - сказал Крылов, глянув на часы. - А ключ от двери Яр у тебя имеется?
  
   Маргарита покраснела и опустила глаза. О том, что придется нарушить закон, она не подумала.
  
   - Попал же ты ко мне как-то... - неуверенно произнесла она.
  
   - Ты просила о помощи, если помнишь! Я был вынужден действовать! Разные случаи!
  
   - Нет, - не согласилась Тихая, - одинаковые! Татьяна искала помощь у меня, и я нанимаю тебя. И несу ответственность за наши действия!
  
   - Это меня и беспокоит! Я уеду, а за посягательство на чужую собственность, отвечать тебе придется! - сказал Крылов.
  
   - Да ничего нам не будет, мы лишь посмотрим! Убедимся, все ли там в порядке. - Взмолилась Маргарита.
  
   - Ну, ладно! - со вздохом согласился Крылов и достал перочинный ножик.
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Они вошли, и увидели почти пустую квартиру со следами косметического ремонта. Василий Михайлович провел ладонью по влажным обоям и вслух отметил, что сделано плохо, и второпях. Маргарита никак не ожидала, что будут уничтожены все признаки Татьяниного существования. Ее глаза сообщили о приближающемся срыве.
  
   - Я уверенна, что соседка у меня была! Она не плод моего воображения!- почти закричала Тихая.
  
   - Ну-ну! Не нервничай раньше времени, Марго! - Крылов сделал успокаивающий жест рукой, - мы все выясним! Дедушку уловками не проведешь!
  
   - Дедушку? - удивилась Тихая. Сыщик добился своего, она отвлеклась.
  
   - Если моя дочь родила, то кто же я тогда? - рассеяно спросил он, и, не дожидаясь ответа, прошел к стоящему возле стены комоду. Осматривая его, Крылов заметил необычные детали.
  
   - Что такое?- спросила Маргарита, наблюдая за лицом Василия Михайловича.
  
   - Позже скажу,- ответил он, и направился к электрическим выключателям. После них, Крылов исследовал светильники в ванной, состояние которых ему не понравилось. А уйдя на кухню, сыщик перерыл мусорное ведро. Среди опилок нашел черный чулок, понюхал его, и пробормотал, что все ясно, пора уходить.
  
   В квартире журналистки он извлек из сумки ноутбук, присоединил к нему небольшое устройство и запустил в работу. Маргарита дождалась, когда Крылов освободится, и потребовала объяснений.
  
   - Твоя соседка предполагала, что в ее вещах роются, и облепила 'секретками' весь комод. Кроме того, она приклеила его ножки к полу! - сказал Василий Михайлович.
  
   - Зачем? - изумилась Маргарита.
  
   - Могу предположить, что соседка порой отсутствовала дома, и злоумышленник переставлял ее мебель ради своего удобства. Татьяна как могла, боролась с этой ситуацией.
  
   - Невозможно представить весь ужас, в котором она жила. - Подавленно произнесла Маргарита.
  
   - Да! - согласился Крылов, - но это еще полбеды, основная беда, вот она! - сказал Василий Михайлович, и достал из кармана черный чулок.
  
   - Разве его строители не используют в качестве фильтра? - спросила Маргарита в надежде, что это именно так.
  
   - Тогда бы чулок испачкали. А от него пахнет дорогим одеколоном после бритья. Неизвестный мужчина носил его на голове, и, снимая, случайно обронил. Рабочий, делавший ремонт, нашел эту улику, но не придал ей значения, отправил в мусор.
  
   - Не может быть! - Маргарите снова захотелось спрятаться под стол.
  
   - Квартиру посещал инкогнито, и определенно, ночью. Чтобы девушка не включила свет в неподходящий для него момент, он фиксировал электрические выключатели. Они все в следах от скотча. - Добавил к уже озвученным фактам Василий Михайлович.
  
   - Бедная Танечка, где же она теперь? - с тоской произнесла Маргарита, поверив Крылову.
  
   - Скорей всего, у своего незваного гостя. Забрал для круглосуточного обладания. - Грустно ответил он.
  
   - Мы должны спасти ее! - сказала Маргарита и с надеждой посмотрела на Крылова.
  
   - В таких преступлениях сначала похищают разум, а уже потом тело. Положим, мы ее найдем. А что дальше? Такие жертвы испытывают сильную зависимость от похитителя, не подают заявление в полицию, отказываются от помощи психологов. Как правило, возвращаются к своему мучителю, или попадают к другому, порой, гораздо хуже. Разных маньяков теперь, да и сообществ развелось, как червей в навозе!
  
   - Мы все равно должны обратиться в правоохранительные органы! - не желала сдаваться Маргарита.
  
   - А с чем? С чулком и нашими рассказами? Доказательств нет!
  
   - А Семенов нам не поможет? - спросила Маргарита.
  
   - Гаврила Петрович, так же, как и я, решил выйти на пенсию. Он взял в прокат яхту, и с женой отправился путешествовать по теплым морям. До него не дозвониться! - с сожалением сказал Крылов.
  
   - Ну, пожалуйста, Василий Михайлович! Придумай что-нибудь! Неужели мы ничего не сделаем? - Маргарита с такой надеждой смотрела на Крылова, что он понял: у него есть шанс стать в ее глазах больше, чем случайным знакомым.
  
   - Ну почему! - переменился в настроении Крылов, - хищника, который здесь промышлял, мы, наверное, довести до суда не сможем, но заставить его ослабить хватку и выпустить жертву... считай, ты уговорила меня попробовать! Где твой компьютер, включай! Вспомни, кто ты! Корреспондент газеты 'Ока', лучший журналист года, писатель! Тебя весь Серпухов знает! Зачем нам полиция или Семенов, на нас жители города будут работать! У тебя есть блог?
  
   - Да..., - недоумевая, к чему клонит Крылов, ответила Маргарита.
  
   - Бери из 'Одноклассников' фото Яр, и выкладывай у себя с объявлением, что сообщившему об ее местонахождении, премия... пятьдесят тысяч рублей! И все! - Крылов сделал эффектный жест руками, - сообщение на электронную почту ждать не заставит! Сама говорила, что Серпуховские масштабы мелки, в центре города чихают, на окраине желают здоровья! Непременно горожане что-нибудь видели или слышали, и скоро нам доложат!
  
   - А у нас есть деньги? Чем платить за информацию будем? - неуверенно спросила Маргарита.
  
   - Это я беру на себя, не беспокойся! - не удержавшись, с ноткой хвастовства сказал Крылов.
  
   Маргарита скептически улыбнулась и покачала головой. Однако спорить не решилась. Она взяла планшет и принялась делать то, о чем попросил Василий Михайлович. А сыщик стал изучать, над чем трудиться его ноутбук.
  
   - Готово! - сказала минут через десять Маргарита, демонстрируя страницу своего блога Крылову. Глаза у нее блестели, она почувствовала себя вновь востребованной. Работа возвращала ее к жизни. Крылов не разделил хорошего настроения Тихой. Василий Михайлович показал ей изображение на экране своего ноутбука. Несмотря на недостаток света для снимающего устройства, в кадре хорошо просматривалось джакузи соседки.
  
   - Еще доказательство того, что я прав. Татьяна выкрутила лампочки над ванной, искала камеру. Где она там находится, не знаю, но Яр не обманулась в предположениях. Съемка у нее ведется!- сообщил Крылов.
  
   - А ты как обнаружил? - удивилась Тихая
  
   - Занимаясь сыском, я обычно взламываю на объекте все доступные роутеры и пытаюсь найти работающие видеокамеры. Результат обычно бывает, как сама видишь. Теперь я уверен, что люди, имеющие отношение к исчезновению Татьяны, проживают в этой многоэтажке. Сигнал от этого роутера слаб, его можно принимать только этажом выше, или ниже, - мрачно сказал Крылов.
  
   - Ты хочешь сказать, что замешаны соседи, с которыми я каждый день здоровалась у почтового ящика и беседовала о погоде? - с недоверием воскликнула Маргарита.
  
   - Безусловно! - со вздохом произнес Крылов, и нажал кнопку на клавиатуре. Изображение из ванной комнаты Яр исчезло, появилось другое. Маргарита вздрогнула, увидев на мониторе себя и сидящего рядом Крылова.
  
   - Улыбнись, на нас смотрят! - сказал Василий Михайлович, и помахал рукой в направлении решетки кухонной вентиляции.
  
   Маргарита с приступом тошноты побежала к раковине. Отплевавшись, она бросилась надевать шубу.
  
   - Я не могу здесь оставаться! - крикнула она Крылову, - уходим немедленно!
  
   - Хорошо! - согласился Василий Михайлович, быстро собираясь, - похоже, тут действительно опасно. Пока не узнаем, в чем дело, лучше перебраться в другое место.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
  
   Василий Михайлович и Маргарита Ивановна нашли приют на берегу Оки, в гостевом домике лодочной станции. Здесь в студеном марте было безлюдно, что им и требовалось. Не умеющий сидеть без дела, Крылов развил бурную деятельность. Он вместе с лодочником Петей очистил дом от снега, и привел в чувство свой автомобиль 'Нива', оставленный тут осенью.
  
   После похода по городским магазинам беглецы разжились продуктами. Маргарите нравилось смотреть, как готовит Крылов. Он устраивал настоящее шоу: жонглировал ножом, вилкой, солонкой, да и вообще всем, что попадало под руку. Поджигал масло на сковородке для большего эффекта. После поварского представления Крылов всегда красиво сервировал стол.
  
   - Как ты научился? - спросила Маргарита.
  
   - Благодаря второй жене, вела кулинарные шоу на телевидении. Нуждалась в Московской прописке, мы заключили фиктивный брак. Наши интересы пересеклись, когда я с приятелем пробовал открыть кафе. - Рассказал Крылов.
  
   - А третья жена, также фиктивная? - кокетливо спросила Маргарита.
  
   - Нет, поженились по-настоящему, разошлись быстро. Главный редактор модного женского глянца, всегда выглядела образцово. Я неравнодушен к такому типу женщин. Быстро выяснилось, что я для нее часть образа, а не человек, с которым она хочет жить. Расстался с ней, а заодно и с моей наследственной квартирой в центре Москвы. По-моему, она осталась довольна нашим браком.
  
   - Я тоже не люблю главных редакторов, - призналась Маргарита и задала вопрос, - а первая жена, что с ней? Дочь тебе, насколько я понимаю, она родила?
  
   Крылов отодвинул тарелку, встал из-за стола, и пересел на старенький диван в углу. Там лежала забытая отдыхающими гитара. Василий Михайлович купил струны, и второй день пытался ее настроить. Подтягивая колки и пробуя звучание, он нехотя ответил:
  
   - Первая жена была певицей, я женился на ней сразу после службы в армии. С ее группой колесили по стране, с гастролями. До дня смерти жены мы прожили вместе почти пять лет. Она умерла по естественным причинам. Группа распалась, но я не ушел из шоу бизнеса, был телохранителем у 'звезд'. Дочь воспитывала бабушка, она сумела отдалить ее от меня. Внушила мысль, что я виноват в смерти матери. Я очень старался, чтобы девочка чувствовала во мне отца. Но семья так и не сложилась. После того как мне надоели командировки, я, по совету Семенова, ушел из ЧОПа, и стал работать частным детективом... собственно, вот и вся моя жизнь!
  
   - Извини, я... - Маргарита не могла подобрать слова, чтобы выразить Крылову сочувствие по поводу трагедии в личной жизни, о которой ему было тяжело говорить.
  
   - Настроил! - немного торопливо сообщил Василий Михайлович, и, желая прервать возникшую неловкость, исполнил на гитаре аккорды.
  
   - Ага! Оказывается, ты не только готовить умеешь! Что у вас за группа была? - спросила с интересом Тихая.
  
   - Да... уже про нее забыли. Мы выступали с патриотическими песнями собственного сочинения, в основном, по гарнизонам. Главный хит - ' Победа будет за нами'. Для жены я сочинял песни о любви, но мы их не исполняли. В военной форме выступали, командиры наших слушателей не особо приветствовали отклонение от темы.
  
   - Ну, исполни мне, свою, про любовь, пожалуйста! - Попросила Маргарита. Она неожиданно почувствовала к Крылову нечто, похожее на нежность. Василий Михайлович помялся, но когда запел, его голос зазвучал чисто и красиво. Маргарита поняла, что перед ней не только поэт и композитор, но и хороший исполнитель.
  
   - Так сейчас никто не поет! Дай гитару, я покажу! Не восьмидесятые, темп другой! - засмеялась Маргарита, забрала инструмент у Крылова, и наиграла на его мотив похожую мелодию.
  
   - Да нет же, послушай, лучше будет так! - взял у нее гитару Крылов. Тихая слушала его, кружась по избе с напевом. Щеки у нее раскраснелись, глаза наполнились внутренней силой, она ощутила себя окончательно выздоровевшей от нервных потрясений.
  
   - Ой! - внезапно сказала Маргарита и остановилась.
  
   - Чего, ой? - переспросил Василий Михайлович, любуясь девушкой.
  
   - Я придумала новый, стопроцентный хит! - засмеялась Маргарита, подпрыгивая на месте от счастья, - нет! мы придумали, ты и я, слышишь, Крылов! Вместе сочинили! Гвоздь сезона, будет настоящая бомба!
  
   - Ты хоть чувствуешь, Маргарита, что я люблю тебя? - вдруг спросил Василий Михайлович. Сердце подсказало ему, что сейчас подходящий момент для важного признания. Маргарита перестала прыгать, и серьезно посмотрела в глаза Крылову. Она уже думала о том, что рано или поздно он скажет так, и у нее были разные варианты ответа. Она решила поступить честно.
  
   - А разве ты не понимаешь, что я теперь не смогу жить без тебя? - спросила Тихая и села к Василию Михайловичу на колени. Как кошечка, свернулась у него на груди, провела ладошкой по его щеке, и сказала:
   - Я не та женщина, какой была раньше. Наверное, мне нужно время. Подожди, когда все страшное в нашей жизни закончится. Подождешь?
  
   - Подожду!- так же, шепотом, ответил Крылов. Они посидели минуту в тишине, хорошо понимая друг друга, затем Василий Михайлович со вздохом спросил:
  
   - Что у нас в блоге? Мы с утра еще не проверяли!
  
   - Плохая посещаемость. Наверное, народ не верит в наличие денег у журналистов Серпухова. Да и забыли про меня, наверное. Есть письмо, кто-то прислал старые газетные материалы. - С разочарованием ответила Тихая.
  
   - Дай посмотреть! - попросил Крылов.
  
   Они уселись за стол, Маргарита протянула сыщику планшет. Василий Михайлович одел очки и принялся изучать корреспонденцию. Вскоре он погрузился в чтение настолько, что незаметно для себя, пальцами скрутил столовую ложку в шарик.
  
   - Что ты там нашел? - удивилась Маргарита, - это же вырезки из моей газеты 'Ока', пятнадцатилетней давности! Не знаю, у кого они сохранились? Их давно должна была моль съесть!
  
   - На самом деле очень познавательно, Маргарита! - сказал Крылов, - Тут хвалебная статья о Павлове и Фетисове. Они в те года оказывали спонсорскую помощь местному охот хозяйству. На фотографии, рядом с ними, стоит егерь, который принимает в дар машину 'Уаз'. А через месяц в газете опубликована заметка о том, что родственники просят помощь в поисках этого же егеря, не вернувшегося с охоты.
  
   - И что? Какая связь между исчезновением Яр и этими событиями? - спросила Маргарита.
  
   - Связи вроде бы нет, но это не принципиально. Мы сообщаем в блоге, что хотим найти Татьяну, а неизвестный подсказывает нам, что была уже темная история, и в ней, вероятно, замешаны нынешний Серпуховской мэр Павлов и (или) глава района Фетисов.
  
   - Чтобы найти Татьяну, мы начнем искать давным-давно пропавшего егеря? - в недоумении спросила Маргарита.
  
   - Да! А вернее, мы должны придумать хорошую историю! И при ее помощи произвести впечатление, будто скоро поймем, что тогда с егерем случилось! Я думаю, наш источник хорошо осведомлен и хочет помочь в поисках Татьяны, иначе попросил бы денег за информацию. Я ему верю. С его подачи мы должны не искать, а организовать игру на нервах виновника исчезновения егеря, и возможно, Татьяны. Разыграем блеф! Самое захватывающее в сыскной практике. Если мы правильно построим партию, тогда преступник начнет дергаться и пороть горячку. А мы попробуем на его страхах сыграть и выяснить, каким образом один из них (или они оба) имеют отношение к историям о пропаже людей. Только что у меня созрел очередной план, Маргарита! Меняем тактику! Определенно, засиделись мы тут, пора в люди! Привлечем к себе внимание, журналист! Вспомни, что ты звезда богемы! А в противниках у нас буквально никто, провинциальные букашки! Собирайся, едем! Сколько стоит самый дорогой номер в гостинице Морстон и передовица в газете 'Ока'? Плачу за все, я хочу ощутить вкус победы, мне царящий в Серпухове кошмар порядком надоел!
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   Этим вечером в Серпухове не было пары красивее, чем Василий Михайлович и Маргарита Ивановна. Крылов щеголял в черном атласном фраке с красным галстуком-бабочкой, а Тихая в алом платье, срочно пошитом лучшими городскими портными.
  
   А началось возвращение звезды на небосвод в торговом павильоне 'Золото'. Крылов заранее сделал заказ, директор Марчук Анна съездила на завод ювелирной фирмы, и доставила к назначенному времени колье, диадему, а также все остальное, что нужно женщине, чтобы выглядеть неотразимой.
   Собрались любопытствующие, подошли директора и продавцы из других ювелирных бутиков Серпухова, в желании если не переманить клиентов, то хотя бы посмотреть на самую значительную покупку драгоценностей в истории города. И, аплодируя Крылову после оплаты чека за проявленную щедрость, зеваки увидели блеск невообразимого количества бриллиантов и ее, прекрасную как никогда, Маргариту, которая вышла на высокое крыльцо перед павильоном, как на подиум показа моды.
  
   Под восхищенные взгляды пара прошла в Морстон, где стала делать щедрые подарки. Крылов зашел в зал боулинга, бросил несколько шаров, и предложил играть за его счет всем желающим. Маргарита бесплатной раздачей игрушек осчастливила детей и их родителей.
  
   Почувствовав усталость, наши герои решили отдохнуть, и заняли лучший столик в ресторанном дворике, на открытой веранде возле сцены. На ней готовилась к выступлению популярная в местной среде группа 'Нара', названная в честь еще одной реки, протекающей через город. Послушать музыку собралось много горожан.
  
   Маргарита с удовольствием увидела в толпе зрителей корреспондентов Серпуховских газет и телевидения. Она помахала им рукой, и получила в ответ вспышки камер. Крылов не преминул улыбнуться своей запоминающейся улыбкой, сочетающей уверенность с редким обаянием. Стажерка Ольга Градская уселась неподалеку от пары и принялась строить Крылову глазки. Маргарита поправила бриллиантовое колье на груди, и, чувствуя уколы ревности, сделала Градской знак рукой, чтобы она исчезла. Ольга показала ей язык и никуда не делась.
  
   Хотя Крылов и не обращал внимания на стажерку, он очень ее привлекал, она многое отдала бы за возможность поменяться с Маргаритой местами. Недобро глядя на Ольгу, Тихая вдруг поймала себя на мысли, что разница в возрасте не такое уж препятствие для заключения брака.
  
   Вечерний концерт меж тем набирал обороты. Музыканты уже разогрели благожелательную публику, и лидер группы, худой парень в костюме и очках под 'Битлз', объявил:
  
   - А теперь друзья мои, хочу сказать вам, что сегодня всеми нами горячо любимая певица Маргарита Тихая представит новую песню! Называется 'О любви к России!' Итак, аплодисменты, и встречаем!
  
   По сигналу Крылова официантка преподнесла Тихой букет цветов. Маргарита взяла его, улыбнулась Василию Михайловичу в знак благодарности, и поднялась на сцену. Сколько раз она стояла на ней под взглядами зрителей! Однако в прошлом, кажется даже, в другой жизни, не ее. Обычно тогда Тихая была каким-нибудь музыкальным персонажем. В детстве - героем сказки. Во времена Виолы - загадочной женщиной в маске, рыжем парике и фонограммой, страхующей от случайностей. Теперь Маргарита едва ли не впервые вышла на сцену с открытым лицом. Возможная неудача означала не плохое представление, а личный провал ее, как певицы. Она растерялась. Ей показалось, что никогда еще лучи прожекторов не слепили так сильно, а публика не смотрела так пристально.
  
   В такой напряженный момент Тихая почувствовала, что Крылов обнял ее за талию. Как и всегда от его прикосновения, к ней пришла уверенность в своих силах. А Василий Михайлович спокойно взял со стойки микрофон, только что казавшийся девушке ядовитой змеей, и под аккомпанемент группы 'Нара' начал петь. Так легко, хорошо, естественно, что Маргарита вступила вслед за ним, и даже не заметила, как она это сделала. И с каждой нотой вокал Маргариты усиливался, пока не наполнил зал. Она почувствовала вдохновение, настоящее, не то, за что за него принимают незрелые таланты и неоперившиеся мастера, а подлинное, такое, какое бывает у гениев своего дела в расцвете сил.
  
   Ее голос дошел до сердца слушателя, и напомнил ему о мире, где царит истинная гармония и совершенство. И каждый понял, что на его глазах происходит редкое событие - рождается властительница дум, которая может позвать свое поколение к вершинам духовного делания и противления злу.
  
   По задумке Василия Михайловича, исполнение песни завершало их появление на людях.
  
   Наши герои спустились со сцены, и пошли сквозь толпу расступающихся горожан в сторону лифта. Впервые Маргарита не до конца понимала, что с ними. Они не хлопали, но чувствовалось, что люди объединены в одно целое, и переживают нечто такое, что нельзя выразить словами. Наверное, только родившись русским и впитав опыт тысячелетнего поклонения своего народа Богу, можно было бы влиться в то коллективное сознание величия России, какое испытывал ее благодарный слушатель. Редкие крики ' Браво' не прерывали патриотического настроения.
  
   Когда прозрачная кабинка лифта поднималась на двадцатый этаж Морстона, в двухместный номер гостиницы, Маргарита смотрела на освещенный луной и уличными фонарями, засыпанный белым снегом родной город.
   То, как она любит Серпухов, несмотря на все его недостатки, она вдруг поняла со всей ясностью. Это русский город с 650-летней историей, и сегодня в нем, как и во многих других городах России, решается, будет ли будущее у ее страны. И от ее, Маргариты, действий, зависит судьба родины. Она твердо решила, что не даст никому уничтожать, что ей так дорого.
  
   В номере Крылов скинул пиджак фрака и достал минеральной воды из холодильника. Эмоционально, он очень устал. Василий Михайлович подумал, что обсудить подробности успеха лучше завтра.
  
   - Ну и денек сегодня выдался, я такого не припомню! - кратко сказал он, наливая воды Маргарите. Сияя под впечатлением от происшедшего, она в знак согласия с его словами кивнула головой, села за стол, и взяла в руки планшет. Утомленная не меньше Крылова, Маргарита также захотела переменить направление мыслей и успокоиться.
  
   - Нам удалось привлечь всеобщее внимание! - вскоре произнесла девушка, - количество посещений блога ставит рекорд!
  
   - А чтоќќ-нибудь по нашему вопросу есть? - спросил Крылов, открывая вторую бутылку минералки. После нервного напряжения его всегда мучила жажда.
  
   - Наш источник информации прислал еще письмо. Ссылка на адрес облачного хранилища, и пароль на вход. - Ответила Маргарита.
  
   - Посмотри, что там! - Крылов снял бабочку, и, полюбовавшись ею, аккуратно убрал в коробочку.
  
   - Фу-у, как противно! Вуайеризм! - произнесла разочарованно Маргарита, и положила планшет на стол.
  
   - Нам, сыщикам, зря такие вещи не присылают! Это, как правило, компромат, по взрывной силе равный ядерной бомбе! Покажи! - сказал Крылов.
  
   - Смотри! - пожала плечами Маргарита, и нехотя принялась листать на планшете отвратительные фото.
  
   - А тебе не кажется странным, что тут одни и те же лица? - спросил Крылов через несколько секунд, - создается впечатление, что эти дамы являются знакомыми человека, который хочет их таким способом оскорбить!
  
   - Ну-ка! - внимательнее присмотрелась Тихая, - ой, а я узнаю, кто они! Все работают в городской администрации! Некоторых я знаю хорошо. Вот она, бывшая секретарша Павлова. Тут дизайнер Кузнецова. Они живут в моем доме.
  
   - Отлично! Кто еще из администрации живет в твоем доме? - спросил Крылов. Он почувствовал след, его зрачки заблестели.
  
   - Александр Бах, начальник компьютерного отдела мэрии. Этажом выше, вежливый такой, милый! - упавшим голосом произнесла Маргарита. Она уже поняла, что скажет Крылов, и не ошиблась.
  
   - Бах и есть тот человек, который вел наблюдение за всеми, и в том числе, за тобой! Он также причастен к исчезновению Татьяны, не сомневайся! И обитающие с тобой по соседству женщины замешаны в этом деле. Александр не зря так изуродовал их изображения, он хотел показать их нравственную 'грязь', какие они на самом деле. Обрати внимание, что нет коллажей с Яр, хотя ее обычное фото, есть. Бах так выделил Татьяну от остальных. Она являлась чем-то личным для него, или для человека, от которого он зависит. Он не захотел порочить ее образ. Я думаю, что верховодит в шайке Павлов. Только у него есть материальный и властный ресурс, чтобы проворачивать темные делишки и держать людей из своего аппарата в подчинении. К тому же и наш осведомитель, на участие в криминале мэра, уже указывал. Делаю вывод, Маргарита! Необходимо целенаправленно работать по Серпуховскому градоначальнику. Я думаю, так мы выйдем на Татьяну.
  
   - Так мы же не нашли родственников егеря! Как нам давить на Павлова? - уныло спросила Маргарита.
  
   - Да хватит уже их искать, завтра газеты и телевидение выйдут с новостями о нас, мы будем на пике городского внимания. К утру статья о мэре должна быть написана для всеобщего ознакомления. Если нет родственников, мы их придумаем. Ты будешь дальней племянницей егеря, а почему бы и нет? В каком возрасте ты находилась, когда он исчез? Пятнадцать лет?
  
   - А если родственники все-таки объявятся? Что скажем? - Маргарите не хотелось попасть впросак с выдумыванием.
  
   - Что ты, изучая старые материалы, решила вновь поднять вопрос об исчезновении людей в Серпухове, особенно актуальный в свете неизвестности с местонахождением Татьяны Яр. Не думаю, что кто-то будет против. Скажешь, что такова логика журналистского расследования. - Сказал Крылов.
  
   - Хорошо, мне пятнадцать, что дальше? - согласилась с точкой зрения сыщика Маргарита.
  
   - Дядя пригласил провести лето в его доме, ты хорошо помнишь те дни. Благодетели Павлов и Фетисов подарили ему хороший автомобиль, после чего егерь уехал с ними на охоту, и больше не вернулся, пропал без вести. Ах, несчастная тетя! Опиши, как ревела в хлеве не доеная корова, скулила голодная собака, а молодая еще женщина покрывалась сединой, сутками напролет просиживая возле окна, выходящего в лес. А Павлов делает вид, что ничего такого не было, и прекрасно здравствует до сих пор. В общем, как-то так... посмотрим на его реакцию!
  
   Маргарита кивнула в знак согласия, и принялась за работу.
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   Приподнятое настроение не покидало Павлова с тех пор, как он привез к себе в дом, в качестве наложницы, Татьяну. Зинаида Петровна после дикого скандала переместилась в дачный комплекс на берегу реки и там затаилась, ожидая развития событий, что устроило мэра.
  
   Татьяна помогла Павлову почувствовать вторую молодость, каждую ночь он превращался в юношу. Скрывать рецепт мэр не считал нужным, он делился впечатлениями в кругу знакомых. Его самолюбие от завистливых, как ему казалось, взглядов женатых мужчин получало удовольствие не меньше, чем от любовницы.
  
   Вначале мэра немного волновало, как воспринимает происходящее девушка. Но словно не желая доставлять хлопот, она вела себя тихо, никуда не выходила из спальни. Постоянно стояла возле окна, отрешенно глядя вдаль заповедника. Ее губы шептали стихи пророчеств. Иногда она говорила их громко и протяжно, словно пыталась запомнить слова.
  
   Павлова называла 'папа' на французский манер, делая ударение на последний слог. Павлов не уточнял у нее, почему она присвоила ему такое имя. Мэру было достаточно, что Татьяна считает, будто он спас ее из плена 'людей в черном'. Говорить девушке, что он и был тем страшным человеком в темноте, градоначальник не считал необходимым.
  
   Как-то утром мэр, едва проснувшись, привычно поискал взглядом Татьяну. Ее не оказалось на обычном месте. Девушка сидела за туалетным столиком Зинаиды Петровны, в ее парике и платье. Павлов вдруг со всей очевидностью понял, почему его так тянет к Татьяне. Она выглядела, как заведующая овощным магазином, на которой он когда-то женился!
   Сделанное открытие взволновало Павлова. Он встал с кровати, подошел к девушке, и одел на нее стильные солнцезащитные очки Зинаиды Петровны. Яр не пошевелилась, она разглядывала в зеркале отражение падающих за окном снежинок.
  
   - 'Смешно!' - подумал Павлов, глядя девушку, - 'я по-прежнему живу с женой, такое даже изменой назвать нельзя!'
  
   У мэра возникла мысль разыграть кого-нибудь, заодно и похвастать. Он вспомнил, что его приглашал на встречу Фетисов. В их парке близилось к концу строительство дворца развлечений. Громадное сооружение еще не открылось, однако слухи о нем уже ползли по области. Достигли правительства, вице президент проявил интерес. Фетисов нервничал, перестраховывался, звал Павлова посоветоваться о внутреннем оформлении, заодно и оправдаться по поводу чрезмерных расходов. Мэр представил лицо Юры, когда он увидит Татьяну на месте 'устаревшей' Зинаиды. Самодовольно ухмыльнулся, и потянулся к телефону.
  
   Эффект получился даже лучше, чем в дороге представлял себе Павлов. Глава района, увидев их, расцвел, и скорым шагом направился на встречу:
  
   - Зинаида Петровна, как приятно, что вы приехали! Не ожидал, доставили радость!
  
   Фетисов понял, что ошибся, едва поднес руку Татьяны к губам, желая галантно поцеловать. Рука оказалась молодой, обмануться было невозможно.
  
   - Вижу, ты проказничаешь! - сказал он приятелю и покачал головой, непонятно, с укоризной или одобрением. Павлов расплылся в улыбке. Фетисов считался мастером на всякие выдумки, перещеголять его удавалось редко. Похоже, мэру удалось.
  
   Они уселись в открытую машину на электрической тяге, и отправились осматривать сооружение из стали и стекла, в простонародье уже получившее прозвище 'Куб'. Глава района, ловко управляя автомобильчиком в узких проходах между причудливыми конструкциями, начал рассказывать:
  
   - Я задумал нечто в духе очень известного фильма. Как видишь, в центре этого здания имеется колонна, вокруг которой мы строим ' Райское древо познания'. Искусственные ветви будут тянуться к площадкам с тотемами.
  
   - Тотемы, здесь? Поразительно! Какой в этом смысл? - спросил озадаченный Павлов.
  
   - Сейчас растолкую - Фетисов остановил автомобиль, - перед тобой площадка, оплаченная спортсменами из федерации бодибилдинга. Три ресторанных столика и тотемная скульптура, изображающая карьеру актера кино Арнольда Шварценеггера. Идея в том, чтобы выглядеть, как Арни в молодости, и добиться такого же успеха.
  
   - Теперь начинаю понимать! Что ж, хорошо. А здесь что за чудища? - спросил Павлов и рукой показал правее.
  
   - Ты кумиров наших дней не узнаешь? - рассмеялся Фетисов, - это же тотем Голливуда! На площадке персонажи американской киноиндустрии. На переднем плане популярный отрицательный герой, в руках у него игрушечный световой меч. Мне кажется, когда подадим энергию, он будет им очень потешно размахивать!
  
   - Много места занимает у нас, американщина! Опять государственные деньги, непонятно на что, тратим? Не угодим народу, сядем! - недовольно произнес Павлов.
  
   - Я уверен, тем, кто 'сверху', понравится! Приглашу их на открытие, дам взятку. Помогут недостачу списать! - уверено ответил Фетисов.
  
   - Ну-ну, сам смотри! А самый большой стенд, чем занят? - задал вопрос Павлов, направив взгляд в противоположную сторону.
  
   - Мог бы и не спрашивать, трудно догадаться? Государство Российское! Площадка выполнена в виде нашей территории! Я лично занимался! - с гордостью сообщил Фетисов, разворачиваясь и подъезжая к пограничному тотемному столбу с Российским гербом.
  
   - А что, неплохо! - похвалил Павлов, глядя в поданный Фетисовым театральный бинокль, - вижу, Россия у нас по размеру, как СССР?
  
   - Я считаю, так это, по минимуму. Хотел сделать в границах 1867 года, с Аляской и Польшей, но заинтересованные лица, из числа 'патриотов' порекомендовали пока повременить. Будут недовольны европейцы. А они проявляют интерес к проекту, от них много звонков. Люди денежные, приходится и с их чувствами считаться! Подожди, мэр, наберем обороты, тогда и покажем, всем им, Кузькину мать! - засмеявшись, Фетисов похлопал Павлова по плечу.
  
   Мэр улыбкой согласился с ним, и стал рассматривать в оптику подробности, касающиеся отношений с Японией. Его заинтересовало, как главе района предложили отобразить отношения с этой страной. Он ничего не понял по существу вопроса, кроме того, что даже в бинокль это государство не производит на него, российского чиновника, никакого впечатления.
  
   Пока Павлов размышлял о международных делах, Фетисов крикнул бригадиру рабочих:
  
   - Марчук Игорь, тебя зову, иди сюда!
  
   Бригадир подошел, Фетисов пообщался с ним накоротке, и опять повернулся к Павлову. Мэр уже разглядывал главное сооружение в Кубе, именуемое Фетисовым 'древом познания'.
  
   - Не понимаю, в чем идея? Для чего нам такая здоровая, так и хочется сказать, пожарная каланча? И сколько понадобится электричества, чтобы световые устройства на ней заработали? Нужно ли нам такое количество света?
  
   - Конечно! Представь, как будет красиво! - мечтательно заулыбался Фетисов, - стены здания из прозрачного стекла, лазерное шоу и обряд хорошо увидят снаружи! На всю округу будет бесплатное световое представление. Необходимо думать о своих избирателях, мэр Серпухова, еще древние римляне требовали от правителей не только хлеба, но и зрелищ!
  
   - Пожалуй убедил, - произнес неуверенно Павлов, - а что за обряд ты опять упомянул? Я думал, что у нас обычный развлекательный бизнес!
  
   - Разумеется! - подтвердил Фетисов, - однако выступление артистов, лишь для разогрева. Ради чего люди приедут, вот оно! - Глава района достал из-под сиденья автомобиля дутый стеклянный глаз, размером с баскетбольный мяч, и передал Павлову.
  
   - Для чего предназначена такая странная штуковина? - с недоумением спросил мэр
  
   - Вообрази себе! - принялся объяснять Фетисов, для ясности показывая на верхушку 'древа' рукой, - оттуда по спиральному желобу катиться этот шар, и присутствующие напряженно за ним следят. Тем временем пророчицы находятся на испытании: идут по горящим углям. Если проходят успешно, тогда в состоянии транса бегут вдоль 'ветвей' 'древа', под крики разгоряченных зрителей, делающих ставки на тотализаторе.
  
   - Куда бегут? - увлекся рассказом Павлов.
  
   - Туда, куда прикатиться этот глаз! - произнес Фетисов, наслаждаясь эффектом, который производит на Павлова его задумка.
  
   - А как они узнают, куда он прикатится? - не понял мэр.
  
   - В этом и заключается интрига шоу под названием 'битва пророчиц'. Истинные пророчицы должны предсказать случайный путь, который пройдет по желобкам шар, перед тем, как упасть к ним в руки.
  
   - А не предскажут? - спросил Павлов.
  
   - Тогда шар разобьется о пол, и после перерыва начнем опять. - Ответил Фетисов.
  
   - Хорошо, а поймали? - спросил Павлов.
  
   - Далее начинается самое сложное. Стеклянный глаз нужно вставить в тотем. А пророчице (ее действительный пол неважен) хотя бы на время зашить веки. Тогда она будет при помощи него видеть врагов, и предупреждать о них своего хозяина! - объяснил Фетисов, и забрал сферу из рук оторопевшего мэра.
  
   - И как долго? - сглотнув слюну, спросил впечатленный Павлов.
  
   - Пока удача находится на твоей стороне.... не знаю, я еще думаю над этим. - Ответил Фетисов.
  
   - А что будет с ясновидящей, если способности иссякнут?
  
   - Ее придется заменить. Думаю расширить районную психбольницу, содержать 'списанных' там. Конечно, жаль их, но они добровольно жертвуют собой, ради благоденствия нации! - высокопарно выразился Фетисов.
  
   - Не гуманно как-то! - недовольно произнес Павлов. Мысль о том, что Татьяна может пострадать лицом и перестанет ему нравиться, покоробила его.
   Фетисов понял, о чем мэр думает, и спросил:
  
   - Ну почему жестоко? А сейчас, что ты будешь делать со своей 'деткой', когда наиграешься?
  
   Собеседники обернулись, и посмотрели на Яр, которая сидела на заднем сидении, безучастно наблюдая за происходящим. Фетисов вдруг спросил:
  
   - Ты знаешь, что за информацию о ее местонахождении, журналистка Маргарита Тихая, в своем блоге предлагает деньги? Замышляет что-то! Не боишься, что шашни тебе 'аукнуться'?
  
   - Да кто поведется на ее брехунок? Знаю я эту журналистку - артистку, в театре видел. Самое дорогое, что у нее есть - губная помада из бутика 'все по сто рублей'. - Отмахнулся рукой Павлов.
  
   - Ты совсем не следишь за своим городом, мэр Серпухова! - укоризненно покачал головой Фетисов, - со вчерашнего дня она, и ее дружок, - самая горячая городская новость. Допустим, ты прав, их гламурный пиар на публику, действительно шум на день. Однако удивляет, что с раннего утра ее песня 'О любви к России' взорвала русскоязычную часть интернета. Ролик уверенно идет в лидеры по количеству просмотров и цитированию в социальных сетях. Сам смотри!
  
   Фетисов достал из кармана смартфон, и на его экране через секунду запела Маргарита.
  
   - Видишь, даже искать не надо! - произнес Глава района.
  
   - Да ну, мало ли певичек в России? Вечером другая раскручиваться будет. - Безразлично сказал Павлов.
  
   - Нет, она не просто певица, - сказал задумчиво Фетисов, и сделал звук громче, - ты разве не слышишь?
  
   - Что? - пожал плечами Павлов.
   - Как звучит песня в исполнении Тихой! Чувствуется живая энергия Бога внутри нее. Это молитва. Она не поет, а разговаривает с ангелом. А он, через нее говорит с нами. Если она так будет петь дальше, то станет голосом нашего поколения, нашей Эдит Пиаф. О том, как мы жили, потомки будут судить по ее творчеству. Когда я хочу вспомнить войну, слушаю Бернеса. Семидесятые года - Высоцкого. Возможно, что через пятьдесят лет, если кто-то захочет воскресить в памяти нас, станет слушать Маргариту Тихую. Ах, какая из нее предсказательница получилась бы! Королева пророчиц, да с такой, кем угодно можно стать. Ай, упустил, была возможность, сама в руки шла! Теперь поздно! - сказал Фетисов, и расстроено зацокал языком.
  
   - Почему поздно? - удивился Павлов.
  
   - Он в первый раз ее не отдал, а теперь, когда она раскрылась в служении, тем более нам не отдаст!
  
   - Кто? - не понял Павлов.
  
   Фетисов вместо ответа поднял указательный палец вверх.
  
   - Я думал, ты в Бога не веруешь! В церковь ходишь так, для избирателей! - хотел посмеяться над приятелем Павлов, но передумал.
  
   - Для русской православной церкви я у нас площадку зарезервировал, между прочим! ( Обиделся Фетисов) А тебе хочу напомнить слова Апостола Павла: 'бесы трепещут!' Если бессмертные духи трепещут, то мы, смертные твари, тем более должны! Запомни, Павлов, если есть мы, значит, есть и Он! - Фетисов превратился в языческого жреца и стал выглядеть, как в тот день, когда они ели курицу возле огня в его доме. - Для меня лично, вопрос только в свободе выбора. Я не хочу себя ограничивать, поклонятся Ему, в надежде получить бессмертие души. Я хочу иметь все и сразу. Не жить с надеждою на Него, а владеть в Силе, не смиряться, а властвовать над всеми окружающими, как в этой жизни, так и после смерти.
  
   - Да пребудет с нами Сила, она же Власть! - Павлов одобрил пламенную речь Фетисова, достал из кармана флягу, и спросил, - будешь виски?
  
   - Буду, наливай! - отозвался Фетисов, - выпьем за успех нашего начинания! И, кстати, я намереваюсь Тихую на открытие Куба пригласить. Пусть нам споет! Посмотрим, что она из себя представляет! Возможно, все-таки удастся сделать ее, по духу, нашей!
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   Бах родился и вырос в семье сектанта. С детства он впитывал нравственность, состоящую из 'особых' правил. К примеру, на так называемых 'молитвенных собраниях' родители понуждали Александра мыть ноги соседям, в обмен на такую же любезность. Как чистота ног влияет на состояние души, Бах не понимал. А заезжие проповедники много говорили, одаривали тематической литературой, но не отвечали на его вопросы по существу. Пространно рассуждали, что истина в том, что человек рождается безгрешным, таким живет и умирает. Вот это необходимо знать, а также то, что Бог прощает все, кроме неподчинения главе общины, и, по вертикали, лидерам секты в США. В результате Бах сделал вывод, что единственная ценность в мире - власть. Она выше всего, остальное, в сравнении с ней, ничто. Люди согласны нищенствовать, метаться по миру с проповедями, лишь бы иметь последователей и править ими.
  
   Александр решил построить свой жизненный путь так, чтобы максимально приблизится к власти, а по возможности, и обладать ею. Он устроился на работу в городскую администрацию. Первую неделю Бах получал удовольствие, гуляя по коридорам и изучая таблички на кабинетах. Комитет по управлению... заведующая... главный инспектор... в каком прекрасном здании он находится!
  
   Потом Александр осознал, что никому здесь не нужен, его легко заменить, и шансов продвинутся по службе у него, не будет. А ему всегда представлялось, что его обязательно заметят в любом коллективе. Он накачал красивые мышцы в спортзале, прочитал много книг, а на поэтическом сайте Рифмы.net был известен как автор религиозно - философских стихов. Неужели все усилия напрасны, и ее величество Власть ищет служителей с другими талантами?
  
   Бах надумал сойтись с секретаршей Павлова, а через нее и с самым главным человеком в городе. Александр не планировал интимной связи с девушкой, ему хотелось добиться приязненных отношений между сослуживцами. Однако после знакомства секретарша предложила покурить в туалете, где первой затяжки намекнула на кое-что неприличное. Бах отказался. Он затушил сигарету и ушел мучиться дальше от бесперспективности своего существования. Но когда вспомнил, что Бог простит все и всем, вернулся 'докурить'.
  
   В иерархической лестнице ничего не изменилось, он так и остался нулем, только теперь с душевными терзаниями и дежурной улыбкой соблазнительницы при встрече. Обдумав случившееся, Александр пришел к выводу, что ему нужны новые жизненные ориентиры. Следуя свежим веяниям в русском обществе, он записался на курсовой психотренинг по методу иностранца... впрочем, личность неважна.
  
   На занятиях Александру объяснили, какие на самом деле должны быть намерения у человека в его положении. Бах воспринял красиво преподнесенный набор пустых мнений всем сердцем, выбрал удачный момент, и подошел в вестибюле мэрии к Зинаиде Петровне. Поздравить с днем рождения. Он подарил ей цветы и вручил оду. Предложил авторское чтение, с неповторимым выражением лица и страстью. Безразлично слушавшая Зинаида Петровна при последнем слове встрепенулась, и в смятении чувств согласилась послушать, в уже знакомом Александру туалете. Необходимость столь частого производственного интима смутила Баха. Он засомневался в том, что ему по силам продвигаться по служебной лестнице.
  
   Тем не менее, Александр вышел из создавшейся ситуации молодцом.
  
   Новый успех не приблизил Баха к желаемому взлету, только дал ему широкую известность в узком кругу. Пошел шепоток. Сисадмин по роду деятельности вынужден часто перемещаться между кабинетами. Александру стало казаться, что сотрудницы, едва он появляется, обрывают разговор, а после ухода перемывают все косточки.
  
   Чтобы выяснить правду, Бах занес в рабочие ноутбуки вирус, и получил возможность видеть и слышать женщин, которые, как ему мерещилось, распространяют о нем сплетни. Ничего интересного в отношении себя он не узнал, но у него появилось много пикантных видео и фотоматериалов. Лидировала по количеству сцен секретарша Павлова, она словно подозревала, что за ней наблюдают, вела себя разнузданно.
  
   Александр не выдержал, обработал ее изображение в программе и отправил ей по электронной почте. Секретарша не возмутилась, а напротив, заинтересовалось. По ее просьбе Бах сделал еще несколько коллажей. Его фантазия так подействовала на нее, что она возобновила их встречи в туалете, где выведала у Баха, каким способом он добывает первичный материал. Секретарша уговорила Александра применить его 'художественные' умения к другим сотрудницам, смеха ради.
  
   У секретарши и сисадмина сложились доверительные отношения людей, объединенных маленькой скабрезной тайной. Они начали откровенничать друг с другом. Секретарша жаловалась на свою неоцененность, Александр говорил то же самое в отношении себя. Они пришли к выводу, что поодиночке им не пробиться, нужен тандем. После взаимных клятв в верности секретарша подсказала Александру: необходимо шпионить не за девушками, а за мэром. Бах так и сделал. В итоге заговорщики неожиданно узнали о слабости Павлова к Татьяне Яр. Рискнули и достали для мэра кое-что из личных вещей Татьяны, в надежде создать интригу и привлечь внимание.
  
   Его скучная, как считал Бах, жизнь сразу изменилась, происшествия последовали быстрой чередой. Но нас интересуют не они, о них мы уже писали, а то, что происходило с самим Александром, как он пытался подстроить мировоззрение и совесть под обстоятельства, которые сам отчасти вызвал.
  
   Александр считался умным человеком, и я вас уверяю, являлся таковым. Поэтому он решил при любом развитии событий непременно сохранить свою личность, а в ней нравственное начало, заложенное Богом в человеческий род. Каким способом? Да очень просто! Бах представил, что все, что происходит, случается не с ним, а с его телом. Его душа должна быть сторонним наблюдателем, которая фиксирует происходящее с ним в памяти, но не дает оценки. Если Бог всем и все прощает, то кто Александр такой, что бы судить себя? Как нам известно, совершающий злодеяние преступник губит, прежде всего, собственную душу. Александр знал об этом, однако считал, что если он обретет Власть, то она расплатиться по его моральным долгам. Баху почему-то в голову не приходило, что Власть может расплатиться им. Не в прямой форме, конечно, как деньгами за услугу, а поставив его в жизненные условия, когда он перестанет быть нормальным человеком.
  
   Заблуждение Баха и его участие в абсурдной тотемной лихорадке привело нашего героя в еще худшее состояние, чем Яр. Несмотря на то, что он старался уберечь душу и ум, видя на примере Татьяны, что может произойти. Если Татьяна попала в нехорошую историю, которую мы описываем уже достаточно долго, из-за неведения, редкой наивности и тяжелых жизненных обстоятельств, то Александр сознательно продвигался по пути безумия, усугубляя свое состояние злодействами. Татьяна не совершала сделки с совестью, она сохранила чистоту сердца. Александр же, несмотря на моральные ухищрения, сумел испоганить себя до такой степени, что мрак полностью поглотил его сознание, у него не осталось ничего в душе, что могло бы напоминать ему о добре. Поэтому он стал настоящим пророком Силы, или Власти.
  
   Теперь необходимо рассказать о Зинаиде Петровне. Ее муж при сильных властных инстинктах умом не блистал, страдал от излишней прямолинейности, как в поступках, так и мыслях. Он не проявлял гибкости и оказывался строить далеко идущие планы, позволяющие подняться выше уровня провинциального города. Иначе говоря, при замечательной политической тактике у мэра отсутствовало стратегическое мышление. Павлов мог выиграть лишь у слабого противника, и править в отсутствии достойного конкурента. А он был, совсем рядом, и звали его Юрий Афанасьевич Фетисов.
  
   Конечно, парк отдыха принадлежал им обоим, и это работало на устранение противоречий между ними, но распоряжался объектом Глава района единолично. Павлова все устраивало, он не собирался менять существующее положение дел. Однако Зинаида Петровна, в отличие от мужа, начала испытывать беспокойство по этому поводу. Недвижимость-то общая, но денежный оборот, возросший до немыслимых сумм? Деньги проходили через банк Фетисова. В любой момент он мог объявить о банкротстве, или еще о чем-нибудь в таком же роде. И тогда где искать богатство Павловых? Кроме того, Фетисов был инициативен и имел амбиции. После того, как в Серпуховской район на отдых зачастили члены правительства, Юрий Афанасьевич оброс знакомствами в высших политических кругах, что давало ему возможность для властных заговоров. Вероятная суть их заключалась в объединении Серпухова и Серпуховского района под властью Фетисова.
  
   Такие попытки уже совершались в прошлом, при коммунистах, желающих сэкономить на управлении, и в бандитские девяностые года, с целью воровать больше. Скидывать со счетов подобный сценарий сейчас, надеясь на приятельство между Мэром и Главой, по меньшей мере, не стоило. Такая простота могла дорого обойтись в любой момент.
  
   Возможно, от явных притязаний Фетисова удерживало так называемое общественное мнение, отчасти формируемое Серпуховскими газетами и телевидением. Медиа империя Павлова славились на все Подмосковье, районные средства массовой информации с ними, как говориться, и рядом не стояли.
  
   Зинаида Петровна заподозрила, что Фетисов решил идти нетрадиционным путем: вместо того, что бы наращивать мощность рупоров своей пропаганды, он надумал захватить умы избирателей при помощи изощренных пиар ходов. Вначале создание тотемов, в чем Фетисов явно преуспел, стало перетягивать на сторону Юры активных, старающихся жить в ногу со временем, горожан. Затем строительство загадочного мистического Куба, будущего центра до селе неизвестных удовольствий! Фетисов тихо, но верно становился властителем дум, героем чатов и социальных сетей, разговоров пенсионерок на скамейках.
  
   Мэр, сам того не замечая, начал проигрывать Главе в виртуальном пространстве, о существовании которого имел весьма смутное представление. Город стал казаться жителям пресным и наскучившим болотом, забытым федеральными властями и не имеющим перспектив в развитии. То ли дело район! Кто из официальных лиц туда не заезжает! А какие гулянки там бывают! Что за планы на них обсуждают! Складывалось впечатление, что под руководством Фетисова жизнь в районе бурлит, почти как в столице.
   С утра по понедельникам Зинаида Петровна, слушая шушуканье своих подчиненных о том, как провел Фетисов выходные, буквально кожей чувствовала, что влияние, а, следовательно, власть и состояние семьи Павловых, уменьшается.
  
   Зинаида Петровна отчетливо осознала, что если будет и дальше так продолжаться, рано или поздно они останутся ни с чем. Она пыталась говорить с мужем, но Павлов, похоже, не понимал, что от него хочет жена, или не был способен уловить суть изменений, происходящих в окружающем мире. Зинаида Петровна все чаще стала подумывать, что ей нужно дистанцироваться от мужа, завести собственный политический капитал, соответствующий сегодняшнему дню.
  
   Решение вопроса она откладывала из-за длительного, начавшегося еще в молодости, увлечения Божественными книгами. Долгий период жизни они являлись для нее всем, она и мысли не допускала, что сможет совместить Откровение с чем-то еще.
  
   Только невероятное произошло: Зинаида Петровна не вдруг, но пришла к мысли, что мир Библейских проповедников с их брошюрками и скучными собраниями безнадежно уходит в прошлое, покрывается пылью и паутиной, становиться анахронизмом, и более не содержит никакой привлекательности.
  
   И когда Павлов высказался в том смысле, что Бог далеко на небе, а на земле им следует самим заботиться о себе, Зинаида Петровна подсознательно была готова к кардинальным переменам. Она поддержала мужа, втайне радовалась, что он взялся за ум, и даже хочет завести свой тотем. Он уже давно был нужен как мэру, так и городу Серпухову. Вопрос перезрел, часть городской элиты роптала и недоумевала.
  
   Рьяно взявшись за дело, Павлов вскоре разочаровал жену. Его увлечение Татьяной мешало и выставляло их на посмешище. Зинаида Петровна раздражалась, нервничала, не желала, что бы над ней смеялись из-за какой-то девчонки. Под ее влиянием тотем получался плохой, никому не нравился, и, по всеобщему мнению, защищать город не мог.
  
   И в результате три фактора: боязнь сильного Фетисова, крайнее недовольство мужем, желание лидерства, сошлись в сознании Зинаиды Петровны в одну точку. От которой она решила провести новый вектор своей жизни и впредь существовать, опираясь только на свое чутье и волю.
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  
   Фетисов лежал в своем доме на гранитной плите, его неподвижные зрачки отражали пламя шаманского огня. Подошла собака, облизала холодную руку хозяина, но только он не поблагодарил животное ответной лаской. Мысли колдуна блуждали далеко: Юра выслушивал наставления от умершего отца, который для него, не знавшего матери, был всем.
  
   Коммунисты в свое время прогнали старшего Фетисова из города по причине тунеядства. Осев в деревне, он поступил в ученики к местному знахарю, и когда тот скончался, занялся его ремеслом. Очень скоро отцу, за общение с потусторонним миром по просьбе граждан, начала капать немаленькая денежка. Однако, несмотря на материальные блага и гарем из подчиненных его воле любовниц, достигнув старости, старший Фетисов разочаровался в прожитой жизни. Она показалась ему слишком мелкой. С детства он хотел прославиться и иметь такую же власть над людьми, как Григорий Распутин в зените славы.
  
   Старика Фетисова не смущала трагическая гибель 'царского друга', он считал, что за Власть, или Силу, погибнуть почетно. Явившись в сонном видении старику, его умерший предшественник знахарь сказал ... впрочем, конкретные слова не важны. Главное, что отец чрезвычайно проникся полученным секретом. А заключался он, как потом узнал Фетисов, в том, что для завоевания высокого положения в загробном бытии, необходимо вступать в связь с Силой. Но не так, как они это делали в деревне.
  
   Надо не пользоваться Силой для своих нужд, а создать для нее нечто такое, от чего она сама станет могущественнее. Усовершенствовать старое, или изобрести новое учение, которое просуществует долго, желательно века. Тогда после смерти человек будет наслаждаться, и пребывать с Силой не в качестве просителя из рядовых шаманов, каких миллионы, а почти на равных правах с ней, повелителем или владыкой.
  
   Отец понял, что уже не достигнет своей мечты, ему необходим преемник, который похлопочет за него перед Силой. И он обратил взор на праздношатающегося подростка, числившегося его сыном. Юру отмыли, приодели, и отправили, заставив попрощаться с привычной сельской обстановкой, учится в столицу. Благо, природа не обделила мальчика способностями.
  
   Вначале девяностых Юра был уже вполне оформившимся мужчиной. Он вернулся из Москвы и вступил в популярную банду, промышлявшую на большой территории возле Серпухова. Тогда все прогрессивные люди России состояли в бандах. Теперь этого не стыдятся, а иногда, чтобы произвести положительное впечатление на начальство, упоминают как факт, которым стоит гордиться.
  
   Юре у бандитов не понравилось. В лучшем случае он мог среди них достичь власти обыкновенной, земной. А ему, как и отцу, хотелось серьезного мистического движения, связанного с его именем. Да и, покрутив молодого рекрута в деле, бандиты пришли к выводу, что он слишком задумчив, чтобы составлять им компанию. Они направили его развивать игорный бизнес в Серпуховском районе.
  
   Когда бандитов пересажали, Юра остался один на поставленной задаче. Разбогател, и обнаружил в игорном бизнесе важный для себя интерес: наблюдать за изменением человеческого сознания под воздействием страсти. Массовое безумие, охватывающее широкие слои населения. Расставание с имуществом, семьей, и в отдельных случаях, с жизнью. Но ради чего? Чтобы понять, Фетисов применил умение, доставшееся от уже почившего тогда отца. Юра находил сильно разгоряченных игроков, зажигался от их нервного горения и общался с духами... хотя нет, рассказывать о них не стоит.
  
   Подобная практика дала Фетисову многое. Он, наконец, почувствовал вкус к родительским идеям. Однако сообразил, что необходимо изменить их, едва посетил кинотеатр новейшего формата. Оказалось, все то, что он видел и ощущал, чрезвычайно напрягая силы и воображение, можно легко получить, приобретя в кассе билет и расположившись на уютном кресле. В современном торгово-развлекательном центре любой гражданин был королем развлечений, царем услуг и императором удовольствий. Кого же тогда колдуны наберут в ряды сторонников? Кому будет охота следовать старым техникам и дедовским методам? Ради чего?
  
   Размышляя об этом ночью перед костром, Юра неожиданно получил откровение: скоро возникнет всеобщий культ неограниченной Власти. Фетисову сразу захотелось стать если не основателем, то хотя бы предвозвестником новой религии. Однако каким образом взяться за столь трудную задачу? Ответ нашелся, когда колдун узнал о возникшем в России движении тотемизма.
   Создай свой тотем - воплощение Силы, или Власти, подсказал отец на оккультном сеансе.
  
   Но чтобы сделать это и завоевать благоволение Власти, были необходимы пророчицы, и тогда они от служанок колдунов поднималась до уровня прислужниц князю Силы, что требовало полного отречения от собственной личности. Зашивание век придумал не Фетисов, колдун лишь решил применить этот ритуал к людям, которых он привлекал для служения Власти. А почему бы и нет, используют же некоторые религиозные деятели смертников, добровольно жертвующих себя ради идеи! По крайней мере, Фетисов не заставлял тех, кого он привлекал к совершению обрядов, убивать себя, или других людей!
  
   Но главное деяние, необходимое, чтобы выслужится перед Силой, определялось Фетисовым, как возведение поражающего воображение храма, видимо, последней религии человечества. У него сложились для этого все условия: парк отдыха с позволяющей воплотить любую фантазию территорией, и финансовые инструменты. А из-за близости Москвы и завязавшихся еще во время учебы знакомств, поддержка самых высокопоставленных покровителей.
   Благодаря такому строительству Фетисов лелеял надежду, что его старания не пройдут незамеченными. Власть поднимет его и созданный им тотем на такую государственную и историческую высоту, о которой отец, простой деревенский шаман, и мечтать не мог.
  
   Однако перед создателями любого храма всегда стоит вопрос: как будет проходить служение в нем? Он не станет святилищем, останется простым зданием, если в нем не будет наполненной сакральным смыслом мистерии. А где ее взять Фетисову? Собрать магический кружок, и в лучших шаманских традициях выйти в астрал? Затем, после изматывающих потусторонних скитаний, упасть ниц, пуская пену? А, придя в сознание, сообщить нечто 'архиважное' сообществу тотема? Вероятно, подобное возможно. Но вряд ли привлекательно для широких масс, развращенных зрелищами. Что же делать? Решение напросилось такое: человек самостоятельно будет совершать в храме обряды, какие захочет! Ведь сегодня каждый считает себя богом, ровней князю Власти, который вдохновляет темные таинства.
  
   Ну и, конечно же, следует упомянуть такой немаловажный вопрос, как прибыль от храма. Ведь он должен превосходить все имеющиеся культовые сооружения по уровню комфорта. В нем соберутся существа высшего порядка! Фетисов не сомневался, что денег на себя, они жалеть не будут. Этому должно было способствовать и то, что по уровню магии и гостевому сервису фантастический Куб опережал не только подмосковные, но и столичные стандарты.
   Вот почему, когда Юрий Афанасьевич говорил, что сообщения об окончании его стройки с нетерпением ждут в наполнившейся слухами России, он ничуть не преувеличивал.
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
   Ранним утром Павлов из окна своего лимузина рассматривал стоящий на обочине дороги тотем жены. Она утерла мужу нос, было сразу заметно, что Павловский столб по пророчествам Татьяны выглядит простецким, а вместе с ним, и сам мэр. Но расстраивала мысль не о том, что у Зинаиды Петровны вышло лучше. Мэра обеспокоило, что с сегодняшнего дня его разлад с женой станет всем очевиден. Градоначальник обескуражено поцокал языком и приказал водителю продолжить путь на работу.
  
   В здании администрации он привычно поискал глазами, на ком бы сорваться. Сотрудники попадались, и Павлов уже выбрал страдальцев, однако их взгляды смутили мэра. Для слухов о перипетиях в его личной жизни было рано, следовательно, случилось еще что-то, о чем он пока не знал, но что влияло на общественную атмосферу в мэрии.
  
   Павлов отложил разнос подчиненных и поспешил в надежде, что секретарша ему все расскажет. Но войдя в приемную, он понял, насколько далеко зашла Зинаида, и почему волнения в аппарате. Не согласовав с мужем, жена забрала Кузнецову и на ее место посадила высохшую женщину, с неприятным, поверх оправы еще 'совковых' очков, взглядом. Павлов скрипнул зубами. Как убедить жену, что нельзя выносить сор из избы, иначе весь их бизнес рухнет?
  
   Недовольный мэр плюхнулся в свое кресло, намереваясь, несмотря ни на что, настроится на рабочий лад, однако получил еще удар. Кто-то на его рабочем мониторе открыл статью Маргариты Тихой с фотографией убитого егеря. Павлов предположил, что читать будет тяжело, но не сдержался, и глаза сами заскользили по строчкам. Журналистка ничего существенного не написала, эти эпизоды уже публиковались в прессе. Однако она столько энергии вложила в свои высказывания, что казалось, будто события произошли недавно, и преступлением срочно должны заняться соответствующие органы.
  
   Павлов настолько погрузился в тревожные мысли, что не сразу понял, о чем спрашивает вошедший в кабинет водитель. Оказалось, он интересуется, поедет ли мэр на молебен. Павлов по пути на работу не мог определиться. Сперва считал необходимым, затем испытывал приступы хандры. Теперь же, чтобы продемонстрировать волевой характер, решил появиться на людях.
  
   Подъехав к храму, Павлов вновь расстроился. Рядовой молебен, каким он объявлялся заранее, оказался важным политическим событием, из-за визита губернатора со свитой. Градоначальник почувствовал досаду, когда увидел, что машина Зинаиды Петровны занимает привилегированную стоянку. Жена узнала о приезде начальства, но не предупредила Павлова. Это вызывало крайнее сожаление. Такое поведение супруги уже не вписывалась в рамки их обычной склоки.
  
   Мэр распорядился поставить мерседес на проезжей части, и, ощущая себя униженным, прошел в собор под пристальными взглядами незнакомой полиции из областного управления.
  
   Внутри церкви опоздавший Павлов занял неудобное, но свободное место в проходе, и осмотрелся, чтобы оценить обстановку. Зинаида Петровна находилась там, где они всегда стояли вместе. Молебен закончился, настоятель о. Мефодий кропил прихожан св. водой. Губернатор и Каганович уже приложились к чудотворной иконе и после крестного знамения развернулись, чтобы идти к выходу. Вездесущий Фетисов крутился возле них, мозоля глаза, и, судя по благосклонной улыбке губернатора, не бесполезно. Едва Павлову показалось, что все происходит привычным чередом, как от верующих отделилась Маргарита и направилась к власть предержащим, нарушая неписанное правило не беспокоить их без предварительной договоренности. Охрана Кагановича и губернатора напряглась, возникло ощущение, что девушку грубо остановят.
  
   И тут Павлов первый раз в жизни осознал, что такое настоящая народная любовь, и как она проявляется. Маргарита не двигалась сама по себе, незамеченной. Присутствующие, в том числе и настоятель о Мефодий, смотрели на нее с такой теплотой, что улавливали малейший жест или даже вздох. Маргарита ненавязчиво обладала сознанием людей силою любви. Губернатор интуитивно понял, что встреча будет не совсем обычная, и приказал охране обождать.
  
   Маргарита смогла протянуть губернатору портрет егеря с траурной ленточкой, а так же свою статью в бумажном варианте. Как местный житель, Каганович был знаком с вопросом, и кратко пояснил суть вопроса областеначальнику. Фетисов занервничал, а Павлов почувствовал, что злодейка судьба подвесила его на волосок.
  
   Губернатора устраивали мэр и глава, он не планировал делать политическую ревизию и ворошить их прошлое, но определенно, Маргарите невозможно было отказать. Ее глазами в эту секунду смотрели жители города, и думали: а не безразлична ли судьба простых граждан власти? От нее можно добиться действий, хоть иногда?
  
   И свершилось - в напряженной тишине огромного собора, на глазах у задающих немой вопрос горожан, волосок, удерживающий мэра от падения в пропасть, порвался! Губернатор не выдержал общественного напряжения и взял у Маргариты то, что она ему протягивала. Обвинения журналистки сразу стали почти официальными. Запахло вердиктом присяжных заседателей 'Павлов виновен!'. По собору пронеслось довольное 'ах!', и властная процессия направилась к выходу.
  
   Маргарита со счастливой улыбкой возвратилась к своему спутнику. Тот повернул голову, заметил Павлова, и посмотрел ему в глаза. У мэра екнуло сердце и похолодели руки. Он почувствовал себя как хищник, которого загнал в ловушку охотник.
   Вслед за незнакомцем на Павлова пристально посмотрели серпуховичи, и отодвинулись, образовав вокруг него зону отчуждения. Будто он заразно болен, и от него лучше держаться подальше.
   И до градоначальника со всей очевидностью дошло, что его уничтожит не бесперспективное расследование по поводу исчезновения егеря, и не возможная губернаторская немилость. Как инородное тело, мэра отторгнут жители Серпухова. И никакая пропаганда в средствах массовой информации не поможет. В отчаянии мэр попробовал пробиться к жене, но она, подхваченная Фетисовым под руку, исчезла в потоке уходящих людей.
  
   Остаток дня у Павлова прошел беспорядочно. Он вернулся в мэрию и немного посидел в кабинете. Ему казалось, что все, с кем приходится контактировать, изумляются, точно ли он еще на своем посту. Не выдержав груза мыслей, Павлов отправился прогуляться по городу пешком.
   Мэра занесло в Морстон. Он посидел в баре, где напрасно пытался выяснить у бармена, почему виски заведения напоминают ему коньяк 'Лезгинка'. Впрочем, и от простонародного напитка Павлову полегчало. Он стал думать, каким способом вымолить прощение у жены. Ведь только при ее поддержке можно было преодолеть возникшие обстоятельства. В жизни они проходили через многое, и очень тяжелое. А теперь, окажись он в опале или даже в тюрьме, кроме нее, о Павлове позаботиться некому.
  
   Мэр вспомнил, что Зинаида Петровна любит проводить поздний вечер за просмотром сериала. В голову пришла идея появиться к жене с подарком - суперсовременным телевизором. Нетрезвый мэр шаркающей походкой направился в ближайший магазин электроники. Продавец, мужчина средних лет, заметив богатого покупателя, засуетился и включил всю технику, что была в ассортименте.
  
   Но когда Павлов решился взять самый дорогой телевизор (ценник на подарке в глазах жены имел значение), продавец внезапно забыл о мэре, и переключил сигнал с рекламы магазина на Серпуховское вещание. Мэр вначале не понял, зачем? На местном канале отродясь, кроме Павловских речей, ничего путного не показывали! Ответ стал очевиден, как только послышался голос Маргариты. Она пела новую песню в студии, и все хотели ее услышать. Персонал магазина и покупатели, а их было немало, затаили дыхание.
  
   Певица не обманула ожидания. Более того, Павлов заметил, как у продавца загорелись глаза. Нет, это был не блеск удовольствия музыкальной сластью, в избытке существующей в эфире. 'Молитва о России', так называлось произведение Тихой, вдохновляло человека на нечто высокое, в обыденной жизни несуществующее. Маргарита смогла поднять слушателей своим голосом до небесной высоты, показать красоту и великолепие Божественного замысла, открывающегося в момент катарсиса, наивысшего просветления рассудка, возможного человеку. Павлову на секунду стало завидно, что он не чувствует того, что переживают окружающие.
  
   Маргарита закончила выступление, камера показала другой план. Павлов увидел, что в студии находятся, кроме певицы и ее спутника, до боли знакомые персонажи: Фетисов, Зинаида Петровна, старая управляющая городским комитетом по земле и имуществу, а так же несколько авторитетных депутатов, обиженных ее отставкой. Наличие такой компании на городском канале без согласования с Павловым указывало на то, что у мэра больше нет прессы, жены, и отношений с 'другом' Фетисовым. Практически дно, падать больше некуда, конец всему.
  
   - Спасибо за ваше выступление! - ведущая программы поблагодарила Тихую.
   Маргарита с признательностью улыбнулась, и сказала:
  
   - Я рада, что мое творчество находит горячий отклик. Но мы собрались поговорить не о нем, а о состоянии правопорядка в Серпухове. Как известно, в городе пропадают люди. Например, со мной такое произошло, если помните. И на это никто не реагирует! А началось все много лет назад, с егеря, лично известного Павлову и главе районной администрации Фетисову, который сидит рядом!
  
   - Я тут абсолютно ни при чем! - Маргариту решительно перебил Фетисов, - да, я действительно, вместе с Павловым, подарил охотхозяйству машину 'УАЗ'. Чтобы специалисты наблюдали за поголовьем зубров в Серпуховском заповеднике. Тем не менее, я с егерями никуда не ездил! Не имело смысла, у меня похитили карабин в день покупки, имеется зарегистрированное в милиции заявление. Дата на нем, с отметкой следователя о возбуждении уголовного дела, стоит задолго до дня пропажи человека, о котором вы упоминаете в своей статье. Так что ни к каким печальным событиям, как в прошлом, так и в настоящем, я не имею отношения! И хочу сообщить, что с годами пришел к убеждению: охота, как и любое убийство живых существ, противна природе! Поэтому я вегетарианец и даже, если хотите, убежденный пацифист!
  
   Павлову захотелось заорать на весь Морстон о том, что глава района врет, он подделал заявление в милицию и свои убеждения. И что Фетисов, как никто другой, причастен к различным преступным историям в Серпухове. Но вспомнил, что сам такой, и поступил бы, находясь на телевидении, точно так же. Поэтому, открыв рот, Павлов так и не издал ни звука.
  
   - Хорошо, лично вас, я ни в чем не обвиняю! - сбавила тон в разговоре с Фетисовым Маргарита, - Я хочу прояснить вопрос о нашем градоначальнике. Пока перестанем вспоминать, что было давно, посмотрим, что происходит в наше время. Допустим, я потеряла надежду узнать правду о моем случае. Теперь я хочу выяснить, почему несколько недель не могу разыскать свою соседку, сотрудницу администрации Татьяну Яр. Казалось бы, кроме меня, и нашему мэру следует беспокоиться о ней! А девушка, словно никогда не существовала, и на Павлова не работала! А ведь он знал ее, и неоднократно вручал призы, как первому поэту города. Даже выписал ордер на квартиру в новостройке! И за какие такие заслуги? Или это способ заработка? Награждают, непонятно за что, потом 'помогают' исчезнуть, а квартиру по доверенности продают. И все шито-крыто? А полиция якобы не подозревает, что существуют подобные схемы, и по указанию 'сверху' пребывает в нарочитом неведении?
  
   - Насколько я владею информацией, Татьяна получила квартиру, как сирота, она ей положена по закону, а не за победу на конкурсе! - вмешалась в разговор Зинаида Петровна. Она не планировала становиться на защиту Павлова, но перспектива уголовного дела, по которому жена может стать свидетельницей, или даже соучастницей, показалась ей не приемлемой.
  
   - Что ж, возможно, с ее жилплощадью правила соблюдены, Татьяна жива и здорова, уехала в гости к родственникам, я напрасно волнуюсь! - соглашаясь, кивнула головой Маргарита, - тогда что вы скажете по поводу получения квартир в том же доме сотрудниками Бахом и Кузнецовой? Они тоже сироты?
  
   Зинаида Петровна возглавляла совет директоров, и собственноручно подписывала выгодные ей договора о продаже квартир городу, для последующей бесплатной передачи их вышеозначенным лицам. Однако сейчас она поджала губы и решительно, глядя в объектив камеры так, что бы избиратели видели ее 'честные' глаза, сказала:
  
   - Я понятия не имею, как происходит выписка ордеров, и какие мэр принимает решения. Если бы я занимала пост градоначальника, таких безобразий не допустила!
  
   - А я знаю причину! Павлов приблизил к себе Баха и Кузнецову, из-за общей с ними страсти, даже я скажу, болезни! Ему лечиться нужно, а не Серпуховом руководить! Посмотрите, как они развлекались, тайно наблюдали за ничего не подозревающими женщинами! И что за гнусности потом рисовали! - произнесла Маргарита с возмущением, и раздала фотографии в студии.
  
   Зинаида Петровна только глянула на компромат, сразу взялась за голову. Стало стыдно, а так же плохо при мысли о том, что при таком громком публичном скандале, ей как жене, до конца жизни придётся оправдываться. Фетисов, изучив несколько снимков, с трудом подавил ухмылку и ловко изобразил отвращение. Госпожа старая управляющая нашла себя на одной из карточек с зубной нитью во рту, и с желчью заявила, что ничего другого от такого негодяя, как Павлов, не ожидала. Телевизионная ведущая показала кое-что, из 'наименее шокирующего', зрителям. Трагическим голосом спросила, как к такому отнесутся мужья, сыновья, и отцы опозоренных женщин. Депутаты почувствовали, что пришел их звездный час, и дружно встали со стульев. Со всей возможной решительностью они пообещали, что пока Павлов занимает кресло мэра, из них никто не успокоиться.
  
   Учитывая реакцию посетителей торгового центра, мэр сообразил, что ему будет лучше отсюда убраться. И как можно быстрее, пока в народе не узнали его, и в горячке что-нибудь не сделали. Павлов поднял воротник пальто, и сначала широким шагом, а ближе к выходу бегом, покинул Морстон.
   Протрезвев под ледяным дождем, он прошел половину улицы, прежде чем с трудом поймал ржавую 'копейку', и уехал в еще пока его особняк на берегу Оки.
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
  
   Из окна гостиничного номера Маргарита смотрела вдаль, за черту города, на гигантский Куб, архитектурное воплощение современной религиозной мысли. Освещенный искусственным светом, он вспыхивал, как магический кристалл, и зазывал на открытие противным басовым звуком.
  
   - Волнуешься? - спросил Маргариту Крылов. Он скрывал тревогу, рассматривая разложенную на столе коллекцию галстуков-бабочек. Не мог сделать выбор: нравилась фиолетовая бабочка, однако малиновый горошек на ней выглядел легкомысленно.
  
   - Волнуюсь - ответила Тихая и сказала, - звонила Марчук, директор ювелирного магазина. Помнишь ее?
  
   - Разве забудешь человека, которому отдал столько денег! - проворчал Крылов, - что желает? Чтобы мы нанесли ей еще визит?
  
   - Нет. У нее сын работал на строительстве Куба. Утверждает, что видел там Татьяну Яр вместе с Павловым.
  
   - И что? Мы обещали заплатить за точное местонахождение, а не за звонки о том, что Татьяну будто бы где-то видели. Впрочем, сообщение полезное, оно подтверждает наши предположения! - пожал плечами Крылов.
  
   - Марчук переживает за девочку, и принимает искреннее участие в ее судьбе. Серпуховичи очень отзывчивые и добрые люди, зря ты так! - не согласилась Маргарита со скепсисом Крылова.
  
   - Ну, прости! - сказал Крылов, откладывая в сторону черную бабочку. Слишком траурно, так и фиаско потерпеть недолго. А победа нужна, как никогда.
  
   - Кстати, письмо пришло! - сказала Маргарита, глядя на экран смартфона. - От нашего информатора. Пишет, что родственник Татьяны. Если найдем девушку, он просит известить его, или обратиться в Серпуховской женский монастырь, к настоятельнице. Она следит за местными событиями, и при необходимости согласна взять Яр в послушницы.
  
   - В Серпухове есть женский монастырь? - удивился Крылов, - а я только, о мужском слышал! Но сама идея замечательная. Татьяну мало вырвать из рук Павлова, ей нужна психологическая помощь.
  
   - Да, я согласна с тобой. Мне кажется, что сегодня все решиться. На открытии Куба будут попавшие в сети колдунов девушки, такие же, как Татьяна. Я уверенна, что Павлов и ее привезет. Соберется городская и подмосковная элита, нас не напрасно пригласили выступить перед ними. Надеются, что мы соблазнимся и перейдем на сторону, как они ее величают, Власти! - сказала Маргарита и нервно вздохнула, вспомнив о пережитом. Она подошла к Крылову и протянула ему блестящую коробочку:
  
   - Открой, я тебе сюрприз приготовила!
  
   - Не соблазнимся, пусть не мечтают! Мы идем в Куб, потому что мы - солдаты правды, с нами Бог, и не в наших правилах уклонятся от боя. - Сказал Крылов, разорвал подарочную упаковку, и увидел бабочку, выполненную в стиле тельняшки, голубую в белую полоску.
  
   - Маргарита! - расцвел он в улыбке, - вот то, что нужно! Теперь я в себе уверен, как никогда! Чудо, а не галстук! Прости, я о тебе не подумал, даже не знаю, чем отблагодарить!
  
   - Ты уже мне подарил, помнишь? - Маргарита изящными движениями показала, что на ней бижутерия, купленная Крыловым на фольклорном фестивале, - вот что мне придает уверенность!
  
   Крылов улыбнулся, поцеловал Маргарите руку, она нежно провела ладонью по его щеке, и они стали собираться на выход.
  
   У Павлова осталась последняя надежда на изменение ситуации в свою пользу. Полностью уверенный в подчинении Яр, он привез ее на открытие Куба, и усадил на площадке администрации Серпухова, за свой столик, туда, где должна была сидеть его жена. Приглашенные поименно, сотрудники мэрии не посмели игнорировать мероприятие. Они занимали свои стулья, перешептываясь и поглядывая в сторону Павлова. Тайком делали фотографии, пересылали знакомым. Мэр криво улыбался: на такую реакцию он и рассчитывал. Когда станет известно, что Яр никуда не пропадала, а в действительности крутит роман с начальством, тогда и первое преступление, в котором его обвиняют, будет выглядеть абсурдным.
  
   Наслаждаясь своей находчивостью, градоначальник осматривался по сторонам, в надежде увидеть жену. Наконец, заметил Зинаиду Петровну. Она расположилась неподалеку, на площадке районной администрации, за отдельным столом, вместе с любимчиками Бахом и Кузнецовой. Павлов мысленно признал виртуозное умение Фетисова плести интриги, огорченно вздохнул и нарочито укоризненно покачал головой. Зинаида Петровна сделал вид, что ей все равно, она мужа не замечает, и отвернулась.
   Павлов стал смотреть, где сам Фетисов, и кто именно составляет ему компанию. У мэра заныло в груди от зависти, когда он заметил, что Юра со своими девицами находятся за общим столом с губернатором, который, как и следовало ожидать, тоже прибыл не без спутниц.
  
   На специальных дорожках между площадками появились официантки на роликовых коньках. Одна из них подъехала к мэру и начала сервировать стол по заранее заказанному меню. Павлов мельком оценил необычность деликатесов, но аппетита не было, и он принялся смотреть, что происходит вокруг.
  
   Крытое пространство размером со стадион было заполнено людьми, которые для создания подходящего настроения смотрели различные телевизионные программы: театральные, музыкальные, спортивные, новостные, даже биржевые сводки! Павлов обратил внимание, что перед Зинаидой Петровной проектор на белом экране перебирает слайды с иллюстрациями из сектантских книг. Павлов рассмеялся при мысли о том, насколько они похожи. У него с лицемерием обстояло так же хорошо, как и у супруги: он смотрел по большому телевизору документальный фильм о православных храмах и монастырях Серпухова.
  
   Павлов вспомнил о городских священниках и подметил, что предназначенный для городского благочиния столик пуст. От вспышки гнева мэр рявкнул своим феноменальным чихом. Он никогда так сильно не нуждался в благоприятном общественном мнении, как сейчас. Ему следовало любым способом заставить благочинного прийти сюда.
  
   Вытерев лицо платком, Павлов захотел пить. Он вспомнил, что сидит не в одиночестве, и спросил у Татьяны:
  
   - Не желаешь ли лимонада? - не дожидаясь ответа, налил девушке, и заставил глотнуть ее из стакана. Пусть все увидят, какие у них отношения! Он заботиться о своей любовнице, а она принимает его ухаживания!
  
   Воздух в Кубе сотрясла вибрация низкой тональности. Тут же по 'древу жизни' и его пластмассовым ветвям побежали огни. Это означало, что в Серпуховском Кубе, при невероятном количестве народа, начинается служба Власти сатаны, или Силе бесовской.
  
   Мужчины на площадке неподалеку от Павлова пришли в движение, стали размахивать руками и подняли такой крик, что мэру стало тошно. К счастью, их тут же заглушили звуки гимнов, песен, проповедей, раздавшиеся из громкоговорителей по всему мистическому зданию. Лазерные установки и цветные прожектора, до этого не заметные, неожиданно ударили по глазам, от чего людьми, в этом искусно сотворенном мире из света и звука, овладело гипнотическое состояние. Не в силах понять, что с ним происходит, Павлов, как и все остальные, вскочил, и, блаженно улыбаясь, принялся раскачиваться с воздетыми вверх руками.
  
   В основании 'древа' погас костер, оставив после себя на поверхности гранитного пола тлеющие угли.
  
   - Битва пророчиц! Битва пророчиц! - начали скандировать беснующиеся зрители. Речёвка, произносимая тысячами глоток, вылетела за пределы Куба, и человеческая масса у гигантских экранов снаружи ответила одобрительным ревом.
  
   Всеобщее истерическое волнение в Кубе и вокруг него, казалось, достигло предела, когда с тотемных площадок на пешеходные дорожки спустились и пошли к 'древу' молодые люди, которые добровольно, или в силу обстоятельств, сегодня должны были стать пророчицами. Несчастным полагалась поддержка от 'своего' тотема. Тренер по культуризму на ходу бил учеников по щекам и давал нюхать нашатырь, а Кузнецову и Баха сопровождал известный проповедник в облачении русского батюшки, которого Зинаида Петровна выписала из Германии.
  
   Распорядители дали в руки Маргарите микрофон. Чтобы она пела, ступая вместе с пророчицами Фетисова и губернатора к месту испытания, курящегося черным удушливым дымом. Желающие будут слушать певицу через наушники, пусть она не сомневается. Безумие окружающих завораживало Маргариту, и тянуло (как она и предполагала) принять участие в 'битве'.
  
   Павлов пожалел, что не позаботился, с кем пойдет Татьяна. У мэра мелькнула мысль самому проводить девушку, но потом он решил не утруждаться и отправил ее в общий поток одну.
  
   После звука, заставляющего трепетать все живое, и невероятно мощной вспышки света, с вершины древа, вниз по желобкам, покатились стеклянные шары. Их следовало ловить, при этом угадывая, где они будут падать в руки.
  
   Павлов перестал ощущать себя, как отдельная личность, ему показалось, что он вместе со всеми покидает свое тело и уносится к сияющему белому солнцу другой реальности, волшебной и привлекательной.
  
   Маргарита в этом беснующемся человеческом море неожиданно почувствовала, что ее душа вот-вот пропадет вместе с другими душами. Она приняла единственно правильное решение: поднесла к губам микрофон и запела свою 'Молитву'.
  
   Как представляет себе Христа Бога человек? Что Он появляется на земле в исключительных случаях, сияющий Небесный Царь, в окружении ангелов и святых? Но автор посмеет утверждать, что в действительности Бог всегда находится среди боголюбивых, не оставляет их никогда. Ведь в опасности мы часто чувствуем тихое, как поцелуй любящего отца, излияние Духа Святого, утешающего наши тревоги.
  
   Маргарита с песенной молитвою обратилась к Богу. И Он откликнулся, пришел на помощь, как всегда приходил, приходит, и мы надеемся, будет приходить к русскому человеку. Нечто простое, как дуновение прохладного ветерка от источника воды в зной, возникло в ужасном Кубе, и привычное течение времени у одержимых бесовскою Силою остановилось.
  
   В наступившей тишине Татьяна очнулась, будто пробудилась от сна. Она неожиданно увидела рядом незнакомого мужчину, который располагал к себе и вызывал доверие. Он протянул Татьяне руку, и Яр доверчиво вложила свою ладонь в его, широкую и твердую.
  
   - Разве ты не хочешь уйти отсюда? - спросил Крылов. Татьяна поняла, что на самом деле он спрашивает, не хочет ли она освободить свой разум от плена, в котором тот оказался. Не сомневаясь, что делает верный выбор, Татьяна согласно кивнула.
  
   Она сразу ощутила, что в сердце появилась теплота, и ожили свойственные человеку чувства. Девушка впервые за долгий период жизни с облегчением вздохнула, и вопросительно посмотрела на Баха и Кузнецову. Если представляется такая возможность, не хотят ли и ее друзья избавиться от колдовского влияния?
   Александр и Лариса поняли, что происходит, однако их лица остались каменными, а глаза безразличными. Свой жизненный путь они определили давно, и не собирались от него отказываться.
  
   Божественное вмешательство закончилась, и в Кубе никто не сообразил, что случилось, и не заметил, куда вместе со своей необычной песней исчезла Маргарита Тихая, ее спутник Василий Крылов, и девица Татьяна Яр...
  
   ЧАСТЬ 4 "ПОЛЮБИТЬ ДРАКОНА".
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
   Стольный град Кив, традиционные Потешные Игры. Иванка, выпускница художественной школы, рисовала импер чиновника, выступающего на сцене, прозванной "кубом". Девушку заметил местный плебей, он же патрульный мадана, и повел в палатку сотника. Вечерело, мороз крепчал, от костров на главной площади столицы поднимался едкий дым. Используя его, Иванка попыталась сбежать. Но плебей не позволил ей вырваться, отвесил ей хорошего тумака. В глазах у девушки потемнело, однако она не доставила удовольствия обидчику своим хныканьем. Стиснула зубы и молчала, пока он не привел ее к седому дядьке с ухоженными усами.
  
  - Шпионка Черно-оранжевых рыцарей, я поймал! - радостно доложил патрульный, предъявляя альбом и карандаши Иванки.
  
  - Что скажешь в оправдание? - спросил сотник.
  
  - Сами вы шпионы, раз так говорите про меня! Все в Киве знают, кто мы такие, патриции из Лова! - Возмутилась Иванка
  
   Дядька задумался и принялся рассматривать рисунки Иванки, брезгливо отстраняя рукой плебея, в запале обвинений брызгающего на бумагу слюной.
  
  - Тогда ответь, зачем Сине-желтых парубков рисуешь? Хочешь подловить на нарушениях и полицаям за вознаграждение сдать? - недобро щурясь, задал вопрос сотник.
  
  - Нет! Нет! - некрасивое лицо девушки от возмущения покрылось красными пятнами, - как вы такое могли подумать? Я работаю по поручению библиотекарей Лова, сохраняю лица патриотов для гравюр в летописи. Отдайте! - Она попыталась вернуть альбом, но дядька толкнул ее вглубь кожаной палатки, к грубо сколоченной деревянной скамье.
  
  - Посиди здесь, пока разберемся! - сказал сотник, с тревогой вслушиваясь в нарастающий снаружи шум. А патрульный глянул в открытое окно, охнул, схватил дубину с острыми гвоздями на конце, и выскочил вон. Дядька поспешил за ним, на ходу сорвав треух с подпирающего потолок бруса.
  
   Иванка уселась на грубо струганную доску, и в сердцах пнула кучу тряпок в темном углу. К ее удивлению, из нее раздался стон. Девушка в страхе вскочила и отпрыгнула, но затем любопытство взяло свое. Она сняла горящую свечу с перекладины, и в ее свете разглядела лежащего на полу человека. В его слезящемся глазе было столько мольбы, что Иванка не выдержала и осторожно приблизилась.
  
  - Помоги, прошу! - прошептал неизвестный в сильно покореженных доспехах Черно-оранжевых рыцарей. Иванка отстегнула треснувшее забрало, сняла испачканный в навозе шлем, и увидела лицо молодого паренька, обезображенное тяжкой раной.
  
  - Кто это тебя так? - задала она вопрос на языке выходцев из восточных провинций, и из сострадания подложила под голову рыцаря колотое поленце.
  
  - Не успел увидеть. Карпатский удар! - ответил он, с трудом шевеля окровавленными губами, и попросил, - дай пить!
  
  - Я поищу! - сказала Иванка, и на железной печке нашла кружку с теплой водой. Паренек выпил всю, его скрипучий голос изменился, и поразил девушку приятным тембром, когда он сказал:
  
  - Помоги мне! Они вернутся, добьют!
  
  - На играх никого не убивают! - резко ответила Иванка, вернула кружку на место, и выглянула из палатки, желая выяснить, что происходит вокруг.
  Главная площадь республики была наполнена людьми гораздо больше, чем обычно. Наверное, из-за того, подумала девушка, что в кубе выступают известные артисты. Вдохновленный ими народ с умилением раскачивался в такт мелодии, держа над головами свечки в стеклянных колбах. Огоньки, зажигаемые от руки к руке, светящимися волнами расходились от сцены. Мадан выглядел так, будто сюда спустились звездочки с неба, и легли на раскрытые ладони людей. Слова о любви и дружбе мягко слетали с губ певцов и объединяли сердца. Иванка, сама того не замечая, расплылась в улыбке и начала подпевать.
  
   В такой прекрасной ночи, на специально отведенной для забавы улице Широкой, образуемой самыми красивыми зданиями столицы, точно в назначенное время, стали сходиться для схватки бойцы. Черно - оранжевые рыцари двигались когортами и строго подчинялись правилам имперских игр. А Сине-желтые парубки, с молчаливого согласия властей, данного, чтобы разнообразить происходящее, намеревались применить хаотичный фронтальный натиск.
   Казалось, все естественно, все так и должно быть: эта бесконечная, охваченная взаимной симпатией площадь, нежная песня и поющие ее в приподнятом настроении горожане. А неподалеку от них полные задора и удали молодые парни, желающие в ненастоящем сражении завоевать славу своим именам.
  
   Вдруг пение оборвалось. Импер чиновники, к неудовольствию присутствующих, прогнали со сцены певцов, а затем произошло событие, которого Иванка не желала и боялась, как и ее видавший виды дядя, уважаемый в Лове патриций. Сюда, на мадан, в самое значимое место государства, из других земель пожаловали представители Колдовского Ордена. Родившиеся людьми, они при использовании ужасных обрядов древней магии превратились в драконов.
  
   Их возглавлял самый отвратительнейший дракон - Зеленый. Настолько могущественный, что во всей вселенной никто не мог ему противиться, и он был единственный, кто среди магов умел летать. То, что нехорошие существа появились здесь, в столице, без всяких слов сообщало о том, что имперская знать вступила в заговор с иностранными чародеями против правящего императора Вича.
  
   "Неужели никто не чувствует, что со сцены завоняло тлением?" - подумала Иванка, приподнимаясь на цыпочки из желания разглядеть в лицах людей реакцию. Она заметила, что кроме нее, многие в недоумении. А в установившейся тишине слышались как нетвердые приветствия, так и восклицания "долой!". Кое-кто, пока не определившись, свистел.
  
   Драконы рассчитывали на другой прием. Посовещавшись на своем языке, состоящем из стрекота и щелчков, они решили колдовать. Зеленый взял у своего любимца, богатенького Черно-красно-желтого дракончика, мешок с крендельками, и с заклинаниями бросил сладости в толпу. Их съели, но особого энтузиазма выпечка не вызвала. Тогда, явно красуясь, Зеленый раскрыл свои крылья. О его полете ходили легенды. Кто видел, рассказывал по-разному, но всегда восторженно. Иванка против воли замерла от любопытства. Дракон не обманул ожидания: изящно поднялся со сцены, и, шумно взмахивая крыльями, полетел над площадью.
  
   Иванка с изумлением увидела, что с Зеленого дракона осыпаются чешуйки. Они очень ценились среди поклонников иноземного, драконьего и магического. Конечно, в обращении не равнялись с золотом, но ростовщики почитали их выше любых монет. Только Иванке дядя говорил, что фокусы драконов - к несчастью. И как девушка сама убедилась, родственник был прав: едва падающая чешуя достигла уровня свечей, милые огоньки на ладонях, которые ей так нравились, погасли. Смеясь, народ принялся ловить драконий продукт, но по мере того, как его становилось больше, вспыхнули и отчаянные потасовки.
  
   В этот момент потешные войска на Широкой улице с грохотом сошлись. Громкие команды командиров мосальских когорт слились с дружными криками уроженцев западных земель. В предыдущие ночи народ мадана, сочувствующие обеим сторонам зрители, принимал активное участие в забаве.
  Но сейчас привычный порядок нарушился драконами, и тем, что помимо импер чиновников, в кубе появился консул. Он с отрепетированной торжественностью объявил, что сатрап Вич свергнут указом авторитетных членов сената. И отныне всеми любимая родина, имеющая название Имперская Республика, будет именоваться Республиканской Империей.
  
   От такой новости Иванка, как и большинство на площади, оторопела. А оратор продолжил речь с митинговой риторикой:
  
  - Возьмем же дворец правителя, разрушим его, и ничего не останется от источника угнетения, нищеты, и притеснения нашей национальной гордости! В чем историческая правда? В том, что мы - прямые потомки древней Сине-желтой расы, которая основала наше, да и многие другие государства на этом континенте! А теперь из-за соседей - врагов, мы влачим убогое существование на задворках у всего мира! Наша религия отстала, финансовое положение удручает! Презренный тиран Вич бездействовал, когда другие народы процветали, обратившись к заокеанским драконам и их магии! А она поистине чудодейственна! Используя ее, мы обретем новую веру, ресурсы для развития, и вольемся в прекрасное содружество держав, духовно и материально благоденствующих под управлением Колдовского Ордена! Братья и сестры! За Кив! За Лов! Слава патриотам!
  
   Зеленый дракон перестал кружить над площадью и полетел вдоль улицы Широкой, над головами пока еще вялых бойцов. В том направлении показывал рукой оратор, там находился Великолепный Дворец. Чешуйки с дракона посыпались сильнее, он ими устилал дорогу, чтобы заманить для участия в дворцовом перевороте. Иванка напряглась. Неужели кто-то захочет поддержать заговор? Конечно, чешуйки дорогие, но это же всего-навсего отходы жизнедеятельности дракона! А консулы и импер чиновники известны эгоизмом, жадностью, и умением произносить лживые речи, лозунги которых, сами никогда не исполняют.
  
   Однако Иванка ошиблась: желающие нашлись. И прежде всего, видимо, заранее подготовленные к событиям, Сине- желтые парубки. Их дружное "Патриотам слава!" как бы ответило заключительному славословию консула, и они с невиданной на играх активностью набросились на Черно-оранжевых. Их потешные когорты преграждали путь к дворцу, и казалось, что смять эти редкие построения будет несложно. Однако, несмотря на яростный натиск, рыцари остались там, где стояли, и легко отразили первую атаку.
  
   Тут возникло впечатление, что Колдовской Орден ожидал такое развитие событий: после короткой заминки раздался громкий звук бьющих о дно бочек деревянных палок, исполняющих дробь на манер кавалерийских барабанщиков. Это был негласный гимн Безумных, местных почитателей Колдовского Ордена. Уже опытный народ, предчувствуя их неминуемое появление, принялся искать, как уйти от развивающейся смуты и уже начинающего попахивать кровью мадана.
   Однако выяснилось, что поздно спохватились: с крыш домов боковые улочки взяли под прицел Коричневые лучники, наемники Колдовского Ордена. А на главном направлении отхода, так называемом проспекте Ловском, где жили в основном земляки Иванки, вдоль линии домов, зажглись факелы Безумных, и они огромной огненной стрелой пошли в оробевших людей.
  Иванка поняла, что палатка, где она так хорошо устроилась, находится на пути Безумных, и неминуемо будет сметена. Девушка схватила альбом, и собралась бежать куда-нибудь, где, возможно, будет безопаснее. Но в последний миг остановилась. Связанный рыцарь! В заварухе его не заметят, и растопчут!
  
   Ругая себя за то, что постоянно попадает в "ситуации", Иванка вернулась и развязала веревки на пареньке. Он почти не помогал ей, похоже, от неподвижного лежания сильно затек. Девушка, радуясь своей природной силе, а также малому весу худосочного паренька, поставила его на ноги.
  Затем потащила рыцаря за собой, на ходу сбрасывая с него доспехи, которые могли выдать принадлежность к мосалям. Уже на выходе из палатки Иванка сорвала полог, и свободной рукой накинула его на них обоих, в надежде защититься на открытом пространстве от начавшегося снегопада и взглядов со стороны.
  
   Как только девушка и паренек слились с толпой, шествие Безумных смяло и разорвало в клочья все временные сооружения мадана. Насладившись разрушением, их стрела замерла, упершись своим острием в плотно стоящих людей.
  Которым деваться было некуда, лишь только двигаться к линии пока еще относительно мирной битвы потешных войск, и вмешиваться в ход столкновения. Но это было как раз то, что на мадане не хотели делать.
  
   А Безумным, и находящимся в оперении огненной стрелы, самым успешным и подготовленным воинам во вселенной - кирасирам Ордена, по каким-то причинам пока не хотелось гнать народ в нужном им направлении. Сердце у Иванки замерло: чем закончиться, может быть, все-таки обойдется? Однако мирное завершение мятежа не входило в планы заговорщиков: из прилегающей к площади улочки выскочила легкая кавалерия, одетая по образцу Черно-оранжевых рыцарей.
  
   Откуда взялась конница из восточных губерний здесь, на играх? Иванка недоумевала до тех пор, пока один из кавалеристов на полном скаку не проткнул длинной пикой стоявшего неподалеку от девушки человека, и с фантастической, не свойственной дышащему существу силой, поднял жертву вверх на длине древка. Красуясь, убийца стал играть умирающим в воздухе, как это делает ловец бабочек, хвастая пойманным на булавку насекомым. "Так это же Призрачные Мертвецы, тайная армия Колдовского Ордена, а не кавалерия Черно-оранжевых!" - сообразила Иванка.
  
   Адские приведения убивали людей так, словно хотели заставить мадан вместе с ними наслаждаться видом смерти. Когда Армия Ордена окропила площадь невинной кровью сотни сакральных жертв, она превратилась в ужасных ворон, которые стали низко летать, каркая с четко различимой интонацией угрозы. И все поняли, что должны сделать выбор, иначе отсюда живыми уже не уйдут. Тогда кто-то из народа, судя по дрожащему голосу, глубоко в душе даже не верящий в то, что он это кричит, крикнул:
  
   - Убьем рыцарей! Убьем, разрушим дворец проклятого Вича, и будем на сегодня свободны! Убьем! Убьем! - многократно повторился страшный призыв. Иванка не вполне поняла, что именно она слышит: эхо в своем возбужденном мозгу, и в самом деле разжигающее в ней желание убивать, или это заклинания находящихся в кубе Драконов и высших должностных лица империи? А возможно, призыв к убийству нескончаемым ревом вырывается, как главный лозунг новой эпохи, из миллиона окружающих девушку глоток?
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
   Зеленый дракон застрекотал, защелкал, и импер чиновники вытолкнули на сцену ранее изгнанных ранее артистов. Желая доставить удовольствие зрителям, они согласно моде облепились драконьей чешуей, и в их исполнении полилась со сцены прежняя песня. Но теперь она звучала фальшиво, и, несмотря на старания солистки, вызывала в сердце не былое романтическое настроение, а паническую тревогу.
  
   Под тяжелым взглядом Главы Ордена лошади кирасир дружно ударили подковами, с искрами раскрошив лед и площадной булыжник. Кирасиры, или Стальные всадники, достали из ножен двуручные мечи. Их лезвия, звенящие от мороза и столкновения с крупными снежинками, принялись описывать завораживающие круги в ритме мелодии из куба, отражая на полированной поверхности клинков пламя сильнее разжигаемых костров.
  
   Глядя на кирасир расширившимися зрачками, Иванка слушала невероятное звучание разных звуков, не сливающихся вместе и позволяющих верно определить их источник. Это хлопанье крыльев Зеленого дракона и шелест опадающих с него чешуек. Беспрерывная тошнотворная агитация импер чиновников. Непрекращающееся буханье пустых бочек и визгливые зиги Безумных, которые под давлением кирасир пришли в движение, и начали загонять народ мадана в устье улицы Широкой, чтобы тот двинулся к Великолепному Дворцу. Нестройный топот ног самого народа, постепенно впадающего в беснование от вида собственной, только что пролитой вороньем крови, и непрекращающегося призыва: "Убей! Убей!"
  
   И вот такая, спаянная страхом, ненавистью, откровенным сумасшествием, тягучая как расплавленное стекло людская масса, при поддержке с воздуха самим Главою Ордена, потекла на тех, кого ей указали за врагов: когорты Черно-оранжевых. Увлекаемая вместе со всеми Иванка, и постепенно приходящий в себя паренек, увидели то, что казалось невероятным. Мосали, имеющие мизерное число воинов по сравнению с идущими на них силами, оставались спокойными и ничуть не боялись. Такое пренебрежение к опасности заставляло уважать противника, но отнюдь не жалеть. Выходцы из восточных губерний, вооруженные учебными копьями, тупыми кинжалами, а из настоящего только армейскими щитами, испытали ужасающее соприкосновение с противником.
  
   Натиск на когорты, ввиду разожжённой ненависти, был неистовый, такой силы, какой казалось, еще не случалось в бранном деле. Как муравьи плотно облепляют добычу, например гусеницу-сороконожку, и жалят часто, пытаясь заставить ее лишиться сил скорее от собственного сопротивления, чем действительно от укусов, а напоследок наваливаются всем скопом, надеясь окончательно раздавить ослабевшее насекомое, так и поступили атакующие с рыцарями, которые плотно, плечом к плечу, сбились под своими щитами.
  
   Иванка уже мысленно попросила прощения у тех, кто сейчас станет прахом на ее глазах, за то, что она к этому причастна, пусть и косвенно, против воли находясь здесь, как увидела то, о чем, как она потом решила, будет рассказывать детям и внукам: нападавшие отхлынули.
  
   Это необъяснимое как с военной, так и с любой другой точки зрения событие случилось исключительно из-за мужества Черно-оранжевых. Некоторых из них вбили по колено в утоптанный снег, у других вырвали щиты вместе с пальцами, третьим зверскими карпатскими ударами размолотили голову, как тыкву на празднике урожая в деревне.
  
   Но войдет в легенду доблесть тех, кто при всех потерях, безнадежном положении, видении смерти на расстоянии вытянутой руки, продолжил сопротивляться, сохранял подчинение командирам и наносил ощутимый урон противнику. Все движения когорт для удержания позиции, несмотря на бешеный натиск, который они испытали, выглядели красиво, размерено, и, пожалуй, грациозно.
  
   Если даже незнакомая с ратным делом Иванка сообразила, что рыцари обладают сверхъестественным волевым духом, в их жилах течет кровь подлинных героев, они способны и в одиночку противостоять любой армии, а тем более сброду, который атаковал, то эту истину точно поняли все, кто был на мадане.
  
   Штурмующие устали пытаться перемочь в ратном деле тех, кого невозможно было перемочь в принципе, поэтому отхлынули в растерянности и желании осмыслить, что делать дальше. Одно дело - кричать убей, а другое - умирать из расчета рыцарь Черно-оранжевых на трех или пятерых парубков из Сине-желтых отрядов, как это было в только что приостановившемся сражении.
  
   Возникла необходимость сменить тактику и заставить мосалей гибнуть в большем количестве. Нейтрализовать силу рыцарей, их поразительную пластичность в схватке и храбрость выше всякого человеческого понимания, чтобы не нести огромные потери самим.
  
   Взоры обратились на кирасир, самых профессиональных воинов на площади, которые до этого только поигрывали оружием. Исходя из сложившейся ситуации, Стальные всадники решились на прямое руководство действиями пехоты. Они применили излюбленную тактику: до этого только осуществляющая нажим на народ, стрела Безумных распалась, и после рекогносцировки выстроилась в древний символ Колдовского Ордена - свастику.
  
   Фигура с военной точки зрения не имела преимуществ перед любой другой, выдуманной человеческим умом. Однако ее мистическая составляющая была настолько велика, что большинство иноземных стратегов приписывали ей необычайные свойства, заключающиеся в несокрушимости порядка и неимоверной наступательной мощи.
  
   Под взрыв одобрительных восклицаний, и стимулирующий на движение топот всесокрушающих копыт закованных в металл лошадей кирасир, свастика начала вращаться. Практическое бранное применение магического знака заключалось в том, что, как водяное колесо крутится и захватывает лопастями воду, отрывая ее от общего потока, так и Г - образные составляющие свастики должны были при вращении выбирать когорту за когортой. А затем сдвигать их туда, где в отрыве от основных сил, мосалей могли бы без особых проблем уничтожать парубки и примкнувшие к ним особо рьяные граждане новоявленной империи.
  
   План вроде бы показал себя правильным: первую когорту удалось довольно просто переместить ближе к кубу, и с показательной легкостью растерзать на виду у радующихся драконов, консулов и импер чиновников. Но как скоро выяснилось, это была не удача, которая должна положить начало тотальному разгрому, а сданная пешка, пожертвованная Черно-оранжевыми для сохранения партии.
  
   Пока всеобщее внимание было приковано к этому ужасающему эпизоду битвы, мосали быстро перегруппировались. Несколько когорт превратились в копье, наконечником которого встали рыцари с уже добытым ценою крови настоящим оружием. И это копье острым зубцом ударило в самое уязвимое место свастики: воображаемую ось, вокруг которой она производила свое вращение. Г- образные части Знака Ордена сбились в порядке, наехали друг на друга, и произвольно перемешались, вдруг потеряв боеспособность. А Черно-оранжевые беспрепятственно раскрошили то неотчетливое образование, в которое спуталась свастика, и, не останавливаясь, разрушительным рейдом пронеслись по тылам Безумных.
  
   О такой растерянности и деморализации на поле битвы Иванка никогда не читала в летописях, какую проявили наложившие в штаны Безумные. Разбегаясь, они в панике смяли и разрушили не только остатки своих построений, но и часть отрядов Сине-желтых.
  
  - "Ну, хватило бы мосалям еще чуть-чуть сил!" - Подумала девушка. Они уже сделали невозможное, они выстояли, и практически победили! Но... возможно, нужна была свежая когорта подкрепления. Или чтобы сам правитель Вич не праздновал труса, а пришел сюда, к защищающим его достоинство воинам, вдохновил их сделать еще одно, последнее усилие! Непонятно чего, но воинам в когортах чего - то не хватило, и в результате их шанс направить течение истории в другое русло был утерян...
  
   Спустя некоторое время после очередного эпизода битвы измотанные противники восстановили позиции и находились там же, где и ранее. Прерывистое дыхание, стоны тяжело раненных и умирающих, невыносимый запах пота и сукровицы, чувства страха и ненависти - вот что доминировало на еще несколько часов тому назад спокойной площади.
  
   Паренек, которого Иванка спасла, уже довольно сносно передвигался сам, однако девушка не отпускала его от себя. У него сильно кружилась голова, он периодически терял равновесие. Иванке удалось у костра встретить земляков, и из расположения к ее дяде они дали ей кипяток и краюшку хлеба. Паренек не мог жевать, и Иванка, стесняясь того, что она это делает, разжевала и заставила рыцаря немного поесть со своего рта, запивая водой.
  
  - Кто у тебя, мосаль? - случайно заглянув под их полог, истеричным голосом спросила местная плебейка в разодранной одежде.
  
  - Наш, подранок! - на характерном патриотическом сленге уроженцев Лова ответила Иванка.
  
  - Не ври! Мосали пахнут особенно, и твой, не исключение!
  
   Неизвестно, во что бы вылилась их перебранка, на которую стали обращать внимание, но тут закончилось совещание между драконами и импер чиновниками. Стало ясно, что будет дальше. Глава Магического Ордена решил возобновить сражение, используя в качестве ударной силы отряд кирасир.
  
   Лязгнули опускаемые забрала Стальных всадников. Снегопад уже давно закончился, и сквозь расходящиеся тучи прорвался лунный свет. Он красиво осветил их сияющие шлемы, гофрированные ребра жесткости лат, кольчужные перчатки, позолоченные стремена, ведовские узоры на доспехах лошадей. Иванка мысленно признала, что и символы смерти могут завораживать. Особенно в движении, когда крутящиеся мечи придали поскакавшим в бой всадникам вид языческих богов со старинных гравюр. Земля затряслась так, что казалось, будто от этого трясения смотрящиеся теперь карликами, Черно-оранжевые должны перемешаться и попадать.
  
   Хотя сердце Иванки и было с мужественными воинами когорт, великолепие атаки тяжелой кавалерии, напряжение, с каким все наблюдали за ней, захватило ее. Девушка уже не знала, что ей сильнее хочется: чтобы кирасиры выиграли сражение, весь этот ужас закончился, или рыцари выстояли, что означало дальнейшие смерти и мучение для уставшего от смуты народа.
  
   Стальные всадники устремились в центр когорт, желая разорвать фронт, разделить его на части, и дать возможность бегущим позади парубкам уничтожать рыцарей изолированными группами. Идея выглядела правильной, выполнимой, и приводящей к молниеносной победе, учитывая физическое измождение Черно-оранжевых.
  
   И вот, когда думали, что она уже осуществилась, вновь проявилось качество мосалей, о котором все знали, но за безумством этой ночи забыли и не приняли в расчет. Это способность восточных воинов к героическому пожертвованию собой ради победы и товарищей. От когорт отделились наиболее боеспособные ратники, и, презрев смерть, пошли в контратаку, навстречу кирасирам.
  
   Конечно, они не могли никого остановить, жалкая горстка храбрецов против тарана из Стальных всадников, их быстрая гибель под довольное гоготанье врагов показалась абсурдной. Однако им все-таки удалось сделать то, что командиры когорт считали необходимым в такой критической ситуации - немного растянуть строй атакующих. В результате между скачущими лошадьми образовалось пусть небольшое, но все-таки расстояние. Поэтому кирасиры ударили по основным силам рыцарей не собранным кулаком, как хотели, а "растопыренными пальцами". Мелочь, не имеющая значения для, например, взгляда Иванки или кого-либо из следующей за кирасирами толпы, но оказавшейся важной и, как выяснилось через десяток минут, решающей в этом наступлении.
  
   Иванка раньше слышала от дяди, а тут неожиданно для себя узнала, как работают на поле боя так называемые "клещи". Когорты, попавшие между "растопыренными пальцами", били по ним с двух сторон. Кирасиры тут же оказывались внутри "котлов", в которых, по их замыслу, должны были "вариться" обороняющиеся. Якобы "заговоренная", глупая лошадь Стального всадника, имеющая узкую полоску зрения сквозь стальной намордник, останавливалась нехитрым пехотным приемом. Крепкие щиты, выдерживающие удар двуручного меча, смыкались, и кавалерист обездвиживался. Поднять лошадь на дыбы или заставить активно перемещаться, чтобы раскидать противника, не получалось, ввиду большого веса металла на ней.
  
   То, с каким шумом падали Стальные всадники, Иванка, наверное, не забудет никогда. Однако и мосали гибли десятками: пока всадника не остановили, он, используя силу инерции своего движения, наносил такие удары мечом и короткой пикой, прикрепленной обратным концом к седлу, что в когорте не то, что первый в шеренге - последний в ней падал, роняя из рук щит, и лошади оставалось только растоптать бойцов.
  
   Вот, опять стихло. Стороны стояли друг против друга в наступившей тишине, в очередной раз слушая агонию умирающих. Сказать, что Черно - оранжевые понесли ужасные потери, это значит, ничего не сказать. Место иных когорт обозначал торчащий из горы трупов штандарт, на месте других, рядом с павшими, попирая ногами уничтоженных кирасир, стоял с пяток окровавленных и изможденных рыцарей.
  
   Но они все-таки стояли! Даже руки убитых продолжали сжимать оружие, словно они по-прежнему были в строю, а тем более, оставшиеся в живых не собирались уступать. Чтобы сломить ТАКОЕ сопротивление, необходимо было опять искать военное решение, но кто за это возьмется? Казалось, что никто из сегодняшних многочисленных противников мосалей не способен что-либо предложить.
  
   К тому же все заметили, что окружённый водами незамерзающего моря Великолепный Дворец, стоящий на мысу в конце улицы Широкой, загорелся сразу с нескольких точек. Это означало, что на лодках мародерствующие сторонники Колдовского Ордена проникли в резиденцию императора Вича, разграбили ее, и теперь предают огню. Битва давно потеряла смысл, а теперь и лишилась последнего мотива: пока с площади доберутся до дворца, от него останутся головешки.
  
   Пожалуй, остался невыясненным лишь нюанс - так как же в летописях будет выглядеть запись об этом сражении? Кто на мадане получил викторию? Путчисты, устроившие переворот? Граждане, прошедшие в революционном экстазе от народного куба к дворцу правителя, и свергнувшие сатрапа? Колдовской Орден, срочно прибывший для установления в Киве демократии по вассальному типу? Или победа досталась когортам потешных войск Черно-оранжевых рыцарей по праву совершенного ими подвига?
  
   Конечно Ордену, других мнений быть не может! Народные страдания и война между парубками и рыцарями будет продолжаться, пока мосали не склонятся перед Зеленым драконом, и это побоище - лишь вестник грядущей трагедии. Желая доказать, что он не остановится, и все равно уничтожит того, кто не подчинится, глава колдунов пронесся над площадью и совершил ужасный драконий фокус. Из его пасти вырвался огонь и стал опускаться пылающей линией на Черно-оранжевых. Рыцари успели шагнуть назад, а там, где они стояли, от колдовского действия загорелась земля. Парубки воспользовались этим, и, стремясь за чешуйками, создали из подносимых доброхотами горючих веществ перемещающийся огненный вал, который заставил мосалей медленно пятиться, волоча на импровизированных повозках останки товарищей.
  
   Глазами художника Иванка оценила эту картину из огня и то, как на морском горизонте, подсвечивая пылающий дворец, заиграл светом приближающийся восход солнца. Это должно было восхищать, такое буйство красок, если бы не виды смерти повсюду, куда не направлялся взгляд.
  
   Выходцев из восточных губерний загнали в море, подступающее к суше между окончанием улицы Широкой и Великолепным дворцом. Похоже, настал последний час рыцарей: их сжигал поддерживаемый изрыганиями дракона огонь. Не в силах выдерживать высокую температуру и тушить загорающуюся одежду, мосали по горло погрузились в воду, и уже было невозможно отличить живых людей от мертвецов, плавающих по поверхности моря.
  
   Спасаясь от преследующей их плебейки, Иванка с пареньком оказались в первом ряду наступающих парубков. Зеленый дракон поднялся повыше, к гаснущим звездам, чтобы собраться с силами и выпустить последнюю, самую большую порцию магического пламени.
  
  - Почему они не отступили раньше? Могли спастись! - в расстройстве воскликнула Иванка.
  
   И тут паренек, который вроде как был безучастен, оживился. Он сорвал с себя полог, и, более не скрываясь от взглядов, впервые после их диалога в палатке произнес:
  
  - Рыцари не отступают без приказа!
  
   - И кто бы его отдал? - удивилась Иванка, - трусливый правитель Вич сбежал!
  
   - А мы не предали Родину! - с гордостью ответил паренек.
  
  - Возможно, еще не поздно сдаться? - настаивала Иванка, глядя на покрасневшую от крови береговую гальку.
  
  - Мосали не сдаются! В нашем уставе нет такой команды... - сказал паренек, и, пытаясь улыбнуться неповрежденной частью лица, добавил - мне пора к ним! Спасибо, Иванка!
  
  - Ты же там умрешь! - попыталась остановить его девушка.
  
  - Возможно - ответил молодой рыцарь, глядя, как Глава Ордена набирает скорость, - но выполню свой воинский долг, братья по оружию ждут!
  
  - Чего ждут? - не поняла девушка, со страхом глядя на приближающегося дракона.
  
  - Знамя Великой Победы. - Сказал паренек, вылавливая из прибоя обломок копья рыцарей.
  
  - А разве Знамя не принадлежит Колдовскому Ордену? - искренне изумилась девушка.
  
  - Нет! Они лгут! - ответил паренек, доставая из-за пазухи грязный, прожжённый в нескольких местах красный стяг. Он не впечатлил Иванку, она подумала, что мосаль бредит. А он прикрепил его к тому, что когда-то было наконечником с пятиугольной звездой, боевым оружием командующего когортами, и поднял над собой. Порыв утреннего бриза развернул полотнище, заставив его хлопнуть на ветру, и первый луч солнца, пробившегося сквозь черные клубы дыма от дворца Вича, осветил Знамя Победы. В этом моменте было столько величия, что Иванка сразу поверила. А вместо огня из пасти Зеленого Дракона вырвался страшный рев, вся его колдовская сущность потряслась, и он шлепнулся на ближайшую скалу.
  
  - Сам Бессмертный Бог вручил нам это Знамя, навечно! Знай, Иванка, у нашего Бога нет мертвых, у Него все живы. И на утренней поверке части, когда несут Знамя Победы, в строй встают все солдаты, не посрамившие присягу! Смотри! - сказал молодой рыцарь и пошел сквозь пламя так, как должен идти знаменосец Небесного Царя. И Иванка услышала голос с неба:
  
  - И введу в вас дух, мои воины, и воскреснете, и каждый увидит, что Я - Господь Бог.
  
   И девушка действительно увидела, как тела Черно-оранжевых рыцарей восстанавливаются. Как они оживают. Как один за другим в полном вооружении выстраиваются на берегу, чтобы отдать воинскую честь Знамени Великой Победы.
  
   Да, они действительно поднялись, могучие богатыри, ее любимые славные герои! Сам Бессмертный Бог простер над ними руку и услышал их молитву!
  
   Солнце дало еще лучи, и в свете зарождающего дня, на глазах у небывалого скопления врагов, когорты вновь начали занимать боевой порядок. Счастливая Иванка теперь уже точно знала, что нет такой силы или магии, которое может их одолеть. Она плюнула в сторону издающего злобные вопли Зеленого дракона и побежала догонять знаменосца..
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Северная Империя, 676 год со дня основания города Серпухов. На его центральной улице расположено предприятие по изготовлению амулетов и тотемов. В рабочем зале, на невысоких лесах, стоит Иванка, главный скульптор заведения, и гладит почтового голубя с красивым именем Смартфон. Он доставил ей два письма.
  
   Первое от дяди, он сердечно благодарит племянницу за деньги, присланные на лекарства. Иванка перечитывает весточку с родины, пытаясь уловить настроение людей в родном Лове. По намекам родственника девушка понимает, что существует цензура, и он не может написать ей о своей жизни. Иванка вздыхает, и разворачивает дорогую бумагу второго письма. Почерк сразу выдает руку владельца крупной библиотеки. Девушка недавно предложила ему купить свою рукопись, и он пишет ей:
  
   " Твой литературный язык привлекает к произведению. Ты используешь словарный запас, позволяющий решать любую художественную задачу. Не скатываешься до безнравственности, тяготеешь к добру и сердечной чистоте, что вызывает уважение. Но персонажи предсказуемы, и, по сути, плагиат. Ты не думаешь над реальной историей. Пленишься своей фантазией, копирующей иностранные мифы, и постепенно теряешь смысл. Предскажу, повествование скоро выдохнется из-за попытки соригинальничать и отличиться от заимствованного образца. Ты начнешь страдать, мучится, изводить себя и окружающих, затем прекратишь труд, или резко закончишь его с криком: " а пропади оно пропадом!". Через полгода сожжешь неудавшуюся рукопись, и не будешь писать много лет. Время для развития таланта уйдет, ты состаришься на нелюбимой работе и в заботе о детях. А если вздумаешь вновь взяться за перо, болезни и общее рассеяние немолодого уже ума не дадут вдохновения, случающегося в молодости. Я пишу, намереваясь уберечь тебя от моих ошибок. А ты противишься, не желаешь работать так, как это необходимо нам, читателям! И таким образом отказываешься, как и я когда-то, от своего выдающегося призвания!"
  
   Иванка прервала чтение: появилась хозяйка мастерской, супруга правителя города Павлова, знатная городская дама Зинаида, и ее фрейлина, художница Лариса. Шурша роскошными платьями и побрякивая драгоценностями на вычурной прическе, женщины стали рассматривать тотем, над которым работала Иванка.
  
  - Вот о чем я говорила, моя госпожа! Эти заказчики меня с ума сводят, постоянно задание изменяют! - затараторила Лариса, для наглядности держа эскиз изделия перед собой.
  
  - Погоди, дай прийти в себя! - сказала знатная дама и раскрыла пышный гишпанский веер. Ее лицо, покрытое бисеринками пота, вызывало предположение, что Павлова страдает от стоящей в Серпухове летней жары. Испив воды из принесенного с собой хрустального сосуда редкой работы, Зинаида обернулась и закричала:
  
  - Граф Юрий Афанасьевич, где ты там?
  
  
   Иванка напряглась. Она много слышала о Фетисове, драконе из местных, и давно хотела его увидеть. Ее желание осуществилось, когда мужчина прошел полутьму возле входа, и оказался в прямоугольнике солнечных лучей, падающих из узкого окна-бойницы. При ярком освещении красавец граф очень взволновал девушку. Она как завороженная смотрела на роскошный камзол графа, его тщательно уложенные в косичку жгуче - черные волосы и томные глаза с поволокой, словно страдающие из-за отсутствия подруги жизни.
  
   Горделивую стать их сиятельства подчеркивали понурые спутники: за Фетисовым плелся холуй, покрытый татуировками так, что его кожа выглядела синей, как у рыбы из морских глубин, и паренек Миша, боль Иванки, бывший когда-то рыцарем, а теперь пошедший в услужение магу.
  
   Между знатной дамой и драконом завязался интересный разговор.
  
  - Так в чем проблема, Зинаида? - вальяжно спросил Юрий Афанасьевич, с характерным для всадника цоканьем шпор похаживая по каменному полу.
  
  - Не проблема, а дилемма! - хихикнула знатная дама, часто обмахиваясь перьями - лавочники с Морстонского базара заказали тотем, на фасаде которого они будут изображены в своих "бедных лавочках", а на обратной стороне в богатых домах и при деньгах. Заказчиков беспокоит вопрос, где на столбе поместить герб государства?
  
  - Имеют против него что-нибудь? - с ехидцей спросил граф, в воздухе изображая пальцами написание доноса.
  
  - Да нет же! - испугавшись, взмахнула веером Зинаида, - ты не ехидничай, лучше вникни в их мучения! У гербового орла ведь две головы, и получается, что он одновременно видит обе стороны жизни наших страдальцев. Лавочники боятся, что орел заметит несуразицу на их тотеме!
  
  - А-а... теперь, и до меня дошло! - определенно получая удовольствие от разговора, расхохотался граф.
  
  - Я рада! - буркнула Зинаида, - будешь дальше смеяться, или дельный совет дашь?
  
  
  - Разочаровываешь, Зинаида Петровна! У орла, кроме четырех глаз, еще две лапки с острыми длинными когтями! Он же их за взяткой протягивает! Неужели и тебе нужно объяснять, как "замазать" орлу глаза, чтобы он смотрел, да не видел? - сказал Фетисов, и, посмеиваясь, покачал головой с деланной укоризной.
  
  - Ну, извини! Я что-то...- не закончив фразу, Зинаида Петровна облилась потом, и решила переменить тему разговора, - ладно, забудь! Впрочем, раз ты все равно пришел, тогда посоветуй мне, где слово Бог на этом тотеме разместить? Заказчики настаивают, что над горельефом Меркурия, однако я сомневаюсь...
  
  - Божок Меркурий был покровителем не только торговли, но всевозможных воров! - не выдержала и вмешалась в разговор девушка, тем самым обнаружив свое присутствие.
  
  - Иванка, это ты там прячешься? Ступай сюда! - раздраженно позвала Зинаида Петровна, перекрестив тотем после раздавшегося сверху голоса.
  
  - Я просила называть меня Инной! - крикнула в ответ девушка, схватила брезентовый чехол с инструментами и принялась спускаться. В движении ее подводила левая рука, поврежденная в уже далеких событиях.
  
   Фетисов заметил, что девушка неловка. Несколько вычурно, но все равно галантно, он подал руку, чтобы помочь Инне спрыгнуть с лесов. Она смутилась, окончательно потеряла равновесие, и, успев с укоризной глянуть на отвернувшегося Мишу, вынужденно приняла помощь возрастного ловеласа.
  
   Тактильный контакт с драконом обычно был неприятен. Но в случае с Фетисовым все получилось по-другому: коснувшись руки графа, девушка неожиданно почувствовала, что у нее есть возможность полностью подчинить этого мужчину своей воле. Инна опешила и украдкой заглянула в глаза колдуна, в царящую в них тьму, надеясь понять, что между ними сейчас происходит. Однако ничего не заметила, и как всегда от нервного напряжения, покрылась пунцовыми пятнами. Наверное, подумала она, опытный граф такими приемами заманивает в свою паутину девушек. Ей следует поберечься!
  
   Острая глазом Зинаида Петровна заметила что-то необычное в поведении в Инны, и сказала, непонятно, с укоризной или одобрением:
  
  - Ай-ай, ваше сиятельство, я вижу, вы своего не упустите!
  
   Не отвечая знатной даме, Юрий Афанасьевич выразительным взглядом прошелся по стыдливо опущенному, непропорциональному лицу Инны, ее жидким, неопределенного цвета волосам, маленькому росточку и плоской фигуре в поношенном платье с прилипшей деревянной стружкой. Зинаиду Петровну потешила ирония графа.
  
  - Опять воображаешь! - попыталась она своим противным голосом привести в чувство подчиненную, - вот прикажу холопам графа выпороть тебя на площади!
  
  - И зачем же дело встало? - дерзко спросила Инна, с вызовом вскинув подбородок вверх. В городке найти замену такому скульптору, как она, было практически невозможно.
  
   Далее произошла словесная перепалка, которая закончилась тем, что девушку послали делать зарисовки, необходимые ей для дальнейшей работы.
  
   " Считаю, что хорошая книга у беллетриста получается, когда он пишет о своей жизни. Как правило, за всю его карьеру такая вещь бывает самой удачной. При всем уважении к твоему желанию написать фантазийный роман, посмею указать, что для этого нужно иметь мастерство. А на его наработку уходит много лет за письменным столом. Поэтому, пока ты не создашь короткое произведение, где контролируешь каждый эпизод, и знаешь заранее, чем все закончится, у тебя ничего не будет получаться. Без должного опыта, как только соберешься заканчивать повествование, иначе говоря, подводить здание романа под крышу, окажется, что его стены, или главы, трещат и рассыпаются. Писать следует с фундамента, или основной идеи, которая будет держать всю сюжетную конструкцию! А в твоем опусе от первой до последней страницы ничего нет, кроме витиеватых фраз! Тогда как ты хочешь удерживать внимание читателя? Обманом, вместо наполненного свежими идеями шедевра, предлагая ему замысловатый текст, не имеющий логики? Ведь у тебя описаны лишь странные выдумки, которые подпитываются мечтами твоего упрямого "я". Писать такое, говоря откровенно, незачем!.."
  
   Инна погладила почтового голубя, вздохнула, и уселась возле фонтана, находящегося на крытой торговой улице Морстона. Девушка привыкла, что тут ее за невзрачностью не замечают, и даже находила в этом удобство. Она могла спокойно наполнять свой альбом рисунками, не опасаясь любопытных взглядов.
  
   Глядя на разряженных, полных горожан, и их перекормленных детишек, важно шествующих от лавки к лавке, она по вдохновению принялась рисовать птичий двор. Вот пошла гоголем семья уток, сопровождаемая по воздуху надувными шариками в виде розовых облачков. Вот другая семья, где папаша - индюк, подгоняемый мамой-индюшкой, и "болбоча" от мозгового напряжения, бежит к лоткам со сладостями для маленьких индюшат....
  
   От сильного нажима сломался карандаш, и для его заточки Инна достала из кармана декоративный кинжальчик, подарок дяди на её 25-летие. Да, по Ловским меркам она уже старая дева, и с такой внешностью! Девушка опять вздохнула, и стала думать о переписке с владельцем библиотеки. Создать правильное литературное произведение! Да если убрать из ее жизни воображаемую реальность, которая так не нравится издателю, то тогда следует признать, что она заурядный и чересчур правильный в поступках человек. В жизни и работе создан безупречный порядок, друзей нет, сильные эмоции не беспокоят. Где в реальности она возьмет сюжет для работы над книгой? И каким пресным и невыразительным должен быть язык, достоверно описывающий ее жизнь, не имеющую каких - либо выдающихся событий!
  
   Как же ей не хватает ее героев, доблестных воинов, которые имеют невероятную силу, исключительную волю, и нерушимую веру в Бессмертного Бога! Ради этих отважных рыцарей она рисковала на мадане до такой степени, что получила уродующее ее ранение, и из-за определенной известности не смогла вернуться в родной Лов. И вынужденно уехала в Серпухов, вслед за спасенны от верной смерти пареньком Мишей!
  
   Но при встрече в городке он делает вид, что они не знакомы. А она бегает за ним, даже не отдавая себе отчет, зачем? Вместо благодарности терпит от Миши пренебрежительное отношение, обидное прозвище "дурнушка", и влачит в одиночестве тоскливые, медленно сменяющиеся дни, похожие, как две капли воды.
  
   Инна подняла альбом, упавший с колен на мраморный пол, и собралась смахнуть нечаянную слезу, как вдруг увидела рыцаря. Впервые за тот год, что она живет в этой стране. Почти потеряв надежду, что рыцари существуют здесь на самом деле, а не в ее мечтательных грезах.
  
   Рыцарь помогал Прекрасной даме подняться по приставным ступенькам на сцену, где в вечернее время выступали местные музыканты. Он был немолодым атлетическим мужчиной, чуть выше среднего роста, рыжеволосым, с задорными веснушками на носу, располагающим к общению. Прекрасная дама превосходила его ростом, и, хотя имела вполне заурядное лицо и некрупную конституцию тела, производила приятное впечатление из-за врожденного изящества движений и выразительного взгляда умных глаз.
  
   Не смотря на разницу в возрасте, вместе они смотрелись идеально. Однако Инна выделила их не потому, что на мужчине были оригинальные доспехи с поблескивающими искусственными камнями, а женщина хорошо смотрелась в кружевном платье ручной работы, выгодно подчеркивающем ее длинные каштановые волосы.
  
   В Морстоне в эту минуту имелось много людей, которые выглядели не хуже пары, да и в доверху набитых магазинах можно было приобрести одежду в любом стиле. Наряжаться шикарно в Серпухове считалось нормой.
  
   Рыжий рыцарь и Прекрасная дама отличались от окружающих не обликом: внутри них истосковавшаяся девушка видела светлую энергию Господа. Инна в восторженном настроении вскочила, чтобы подойти к сцене ближе. Однако неожиданно заметила, что неподалеку, за поддерживающей свод колонной, прячется Миша. Определенно шпионит за Прекрасной дамой! По какой причине? Вряд ли по личной инициативе, наверное, послал Фетисов. А ему, зачем эта дама сдалась? Она старше Инны, а возраст пассий графа, по слухам, не превышает восемнадцати лет.
  
   Желая выяснить правду, Инна тайно понаблюдала за Мишей. Не придя ни к какому выводу, девушка решительно подошла к нему и громко поздоровалась. Паренек побледнел, ссутулился, и шепотом спросил, с чего это дурнушка преследует его сегодня сильнее, чем обычно. Инна усмехнулась, основательно наполнила воздухом легкие, и, не скупясь на выражения, устроила сногсшибательный разбор жалкой внешности Миши.
  
   Речь привлекла внимание истинных ценителей, завсегдатаев Монсторского базара. Инна отвесила легкий поклон случайным слушателям и с улыбкой подумала, что ее виртуозное владение народной лексикой является заслугой дяди. Он наверняка в эту минуту, торгуя картошкой в родном Лове, вспомнил о племяннице.
  
   Перепалка с Мишей и беготня между колоннами, где паренек прятался в искусственном плюще, заняла некоторое время. К сожалению, интересующая их пара успела разойтись. Дама исчезла из виду, а рыцарь брякнулся на высокую табуретку в ближайшей корчме, чтобы пропустить стаканчик популярной в Серпухове "Лезгинки".
   Поскольку Миша, в свою очередь, тоже улизнул в неизвестном направлении, Инне ничего не осталось, кроме как рисовать рыцаря, который в отсутствии Прекрасной дамы выглядел непримечательным наездником, и читать очередное письмо от библиотекаря:
  
   "Ты задаешь вопрос, что такое обычная проза? Разумеется, та, где все понятно без дополнительных разъяснений. Пиши о городе, в котором живешь. Улицах, по которым каждый день ходишь. Друзьях, с которыми встречаешься. О работе, учебе, планах, надеждах. Мыслях, появляющихся у тебя в той или иной ситуации, как правило, это интересно. О том, как ты чувствуешь время своего поколения и ощущаешь проживаемую тобой жизнь. Изобрази своим пером происходящее не где-то там, в воображаемых галактиках, а здесь и сейчас. Но сумей и подняться над ежеминутной суетой! Гони прочь скуку, любое произведение должно быть остросюжетным, но пойми, не обстоятельствами, а мыслями и переживаниями героев! Отрази на бумаге, как в зеркале, горение наших душ и сверкание глаз для следующих поколений! Разве не для того рождаются писатели, чтобы стать ловцами своего времени? Ярким словом, силою своего таланта, поймай ускользающий век, а затем писательским умением, гениальной строкой, уложи его на бумагу! Тем самым ты составишь наши портреты для вечности, и будешь по праву называться выдающимся мастером литературы!".
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   Свечи в окнах пристройки к Серпуховскому базару потухли, и Инна почувствовала себя неудобно в коротко стриженых кустах городского сквера. Здесь в темноте вечера можно было повредить ноги о знаменитые "Павловские бордюры". Безобразные конструкции из камня, на которые мэр без счета тратил бюджетные деньги, поддерживая принадлежащий ему карьер.
  
   Девушка переместилась в проулок, и спряталась за обшарпанной тумбой фонаря уличного освещения. Она надеялась дождаться зашедшего в здание Фетисова с подручными и выяснить, что за странные дела творит эта троица в городе.
  
   Внезапно стекло на запасном выходе разбилось, и осколки со звоном разлетелись по пустырю. Через образовавшийся проем наружу вылетело копье красного цвета, а за ним выскочила Прекрасная дама. Она в панике выбрала неверное направление: наверное, вспомнила о бордюрах, и побежала по пустырю, в противоположную от Инны сторону.
  
   Фетисов вышиб остатки двери ногой и покинул здание, вызывая страх черным цветом шлема и доспехов. Догнать убегавшую даму было проще простого, но так разве получишь удовольствие? Чтобы показать ученикам себя в расцвете колдовской силы, маг движениями рук вывел из лунного света мистических тварей горгулий. Они тут же отправились за Прекрасной дамой, слизывая с камешков кровь из ее пораненных ступней.
  
   Сердце у Инны сжалось, и она уже решила вмешаться в происходящее, пусть даже и криком, как неожиданно ощутила под ногами легкое дрожание почвы. Эту вибрацию, этот стук копыт о землю мчащейся во весь опор лошади рыцаря, невозможно было перепутать с чем-либо на свете. Сомнений нет, они пара! Настоящий рыцарь, где бы он ни был, всегда поймет, что его любовь в беде, и, ведомый сердцем, полным отваги, придет на помощь возлюбленной.
   Инна с восторгом смотрела, как рыцарь величаво проносится мимо оторопевшего дракона, а страшные горгульи превращаются в жалких шавок, от которых Рыжий легко спасает Прекрасную, посадив на лошадь впереди себя.
  
   Однако колдун, пользуясь тем, что с огороженного пустыря есть только один путь на свободу, и он его занимает, начинает опять ворожить, желая создать препятствие. Счет идет на секунды. В этот критический момент, к ликованию девушки, доспехи храброго рыцаря вспыхивают искрящимся светом, и он, пришпорив красивого белого скакуна, совершает на нем красивый трюк, который позволяет паре вырываться из ловушки. Вытирая текущие по щекам слезы счастья, Инна долго провожает взглядом, как лошадь уносит рыцаря и даму вдаль Серпуховских улочек.
  
   " Любой персонаж, описываемый предмет, сюжетный ход - все это должно пройти через фильтр твоего разума. Постоянно задавай себе вопрос: "а что интересно читателю?" Выписывать длинные эпизоды можно было во времена моей молодости, и то, меня не хотели публиковать за нудность. А ты, дитя современности? Кто будет вчитываться в твои провинциальные этюды, ожидая объяснений, что к чему? Да вокруг каждого из нас работают информационные вулканы, гарантирующие насыщение сознания за секунду! А у тебя опять получается многословный трактат неизвестно о чем, но не развлекательное произведение! Вспомни, за что мы любим стиль фэнтези! Нас привлекает кипение страстей, острейшие сюжеты, ужасные обряды, красноречие при описании костюмов, лиц, причудливых пейзажей. А что мы имеем у тебя? Главная героиня произведения хаотично перемещается и разглядывает, что происходит вокруг нее. Сама подумай, о чем ты пишешь? О всякой ерунде, мелочевке, о событиях ночи в далеком от нас Киве! Однако в наш век от писателя фэнтези требуется гораздо больше..."
  
   Инна читала письмо, сидя возле сцены, расположенной в центре палаточного городка на берегу Оки. Проводимый байкерами фольклорный фестиваль давал возможность Серпуховским артистам, а также тем, кто считал себя таковым, выступить с номером. Только концерт не производил впечатления, девушка постоянно зевала. Ей уже давно было пора в общежитие, где она жила в комнате с такими же, как и она, "дурнушками", и, выпив чуток молока, лечь спать.
  
   Поле стычки на пустыре Инна потеряла всех ее участников из виду, и спустя час бесплодного поиска ноги сами принесли ее сюда, на красивый песчаный пляж рядом с железнодорожным мостом. Ночь была чудесной, хотелось насладиться ей сполна. Круглая луна висела так низко, будто хотела осветить городок как можно лучше, а река, отражая звезды и костры на берегу, создавала феерическую картину, похожую на персидский ковер. Воздух, в городских условиях обычно тяжелый, был невероятно приятным, даже можно сказать, вкусным. В общем, стояла одна из тех ночей, ради которых в Серпухов приезжают туристы.
  
   Инна наконец поднялась, чтобы уйти, но тут на сцену вышли трое паяцев. Загримированной внешностью они могли обмануть кого угодно, но только не девушку. Она сразу узнала колдуна с учениками, и села обратно. Что им здесь нужно? Инна не слыхала, чтобы граф имел склонность к цирковой карьере. Загадка прояснилась, как только маг начал показывать фокусы черной магии, сопровождая их выпускаемым из рта драконьим огнем. Народ рукоплескал, принимая чародея за обыкновенного иллюзиониста.
  
   А вот девушка насторожилась, и против воли стала с тревогой осматриваться. В ее памяти возникли картины событий на мадане. На секунду ей показалось, что она слышит звуки биения деревянных палок о пустые бочки и приближающуюся печатную поступь Безумных. Сердце сжалось от тоски и явных аналогий, однако тут на сцену поднялся ее герой, Рыжий рыцарь, одетый в бравую тельняшку. Девушка с облегчением улыбнулась: Бессмертный Бог посылает воинов для борьбы со злом!
  
   Инна поскорее открыла альбом. Ей захотелось невозможного: нанести на бумагу сверхъестественную подоплеку происходящего, темную основу дракона и светлую энергию рыцаря, противостояние, начавшееся еще до возникновения человечества.
  
   Маг вновь растерялся от появления противника, но все-таки решил не отказываться от своего эксперимента: ему хотелось соединить искусство певицы и колдовские заклинания, чтобы завладеть душами людей. Опытный импровизатор, Фетисов решил, что в случае успеха натравит на рыцаря толпу. Подручные колдуна вывели из-за кулис, на середину сцены, исполнительницу хитов Виолу. Она не имела внутри себя какой-либо энергии, была Заурядной дамой. "Ошибочка у вас, ваше сиятельство! Просчитались вы! Виола, при всем желании, вам не поможет, слаба личностью!" - подумала Инна.
  
   Дракон сорвал с певицы мятый плащ и усилием темной воли попытался заставить ее петь. Несчастная открыла рот, однако губы у нее дрожали, а из глаз текли слезы. Виолу было невыносимо жаль, в таком состоянии она не могла спеть даже одной ноты.
   Однако народ настойчиво требовал развлечений. Учитывая большое количество подвыпивших парней, которыми собирался манипулировать Фетисов, нужно было что-то срочно предпринять, как-то разрядить ситуацию. Словно услышав мысли Инны, из первого ряда неожиданно поднялась Прекрасная дама. Сожалея, что не увидела ее раньше, Инна тоже вскочила. Что теперь будет?
  
   А Прекрасная дама удивительным прыжком, будто ей известна тайна земного тяготения, поднялась в воздух и приземлилась на подмостках, рядом с Заурядной дамой. Обняла ее и принялась говорить что-то на ухо. От Прекрасной дамы исходил удивительный свет, и волнение в народе, вызванное чародейством Фетисова, сразу стихло. Заметив это, дракон заскрежетал зубами. Огонь стал вырываться у него не только изо рта, но и ноздрей, от чего жабо клоуна почернело. Когда казалось, что вот-вот, и колдовское пламя испепелит дам на сцене, вмешался рыцарь. Он кулаком ударил графу промеж глаз. Тот сразу потерял благородную стать, скрючился, и упал на подмостки.
  
   Ученики колдуна бросились на рыцаря. Но он так толкнул их, что они улетели за кулисы. Где по знаку обозленного дракона запалили фейерверки, лежащие возле приставной лестницы. Начался пожар, загорелись палатки, возникла паника. Все, без исключения, бросились врассыпную.
  
   Инна бежала по случайно выбранной дорожке, когда в зарослях плакучей ивы увидела поляну с тремя вороными скакунами. Это были лошади графа, и девушка, почувствовав любопытство, приблизилась к ним. Возможно, иногда в этих животных и было что-то таинственное, но сейчас они выглядели безобидно. Тихо стояли под неторопливо горящим факелом, и, моргая длинными ресницами, разглядывали девушку.
  
   Инне понравилось шаманские фигурки из драгоценных камней на одной из сбруй. Как скульптор и ценитель прекрасного, она не смогла устоять, и коснулась пальцами языческого божка из рубина. В этот момент кусты раздвинулись, и на поляне появились те, кого ей меньше всего хотелось видеть.
  
   Граф шел, на ходу срывая с себя маскарадный костюм и матерясь так, что девушка неохотно, но признала: в этом умении ей до него далеко. За Фетисовым следовал Миша, ведя за руку плохо различимую в темноте женщину, по движениям которой можно было предположить, что она слепа и не в себе.
  
   Едва девушка собралась незаметно исчезнуть, как ее попытался схватить подкравшийся холуй. Инне с трудом, но удалось вывернуться. Она отпрыгнула на безопасное расстояние и стала отчаянно размахивать своим кинжальчиком, пытаясь показать, что ее так просто не возьмёшь. Девушка не желала узнать, правда ли, что граф похищает девственниц для выдуманного им права на первую ночь.
  
  - Оставь Инну! - неожиданно произнес Миша, пожалуй, впервые вступившись за девушку с момента их знакомства. Холуй не обратил внимания на слова паренька, и наверняка продолжил бы насильственные действия, но ему помешал Юрий Афанасьевич. Потирая пострадавшую в драке переносицу, колдун поднял с земли упавший альбом Инны, и с интересом стал разглядывать рисунки девушки. Они настолько поразили его, что граф, весь переменившись, направился к Инне.
  
   Позабыв о том, насколько он смешон в костюме паяца, с синяком и расплывшемся гриме, их сиятельство, стараясь выглядеть привлекательным, оттолкнул ученика и протянул девушке принадлежащую ей вещь. Недоверчиво глядя в кажущиеся приятными глаза Юрия Афанасьевича, девушка забрала альбом. Однако когда он попытался приблизиться еще, она опять принялась угрожать своим оружием.
  
   Видимо, на мужчин такая решимость произвела нужное впечатление. Они отступили, и граф, обольстительно улыбаясь, неожиданно спросил:
  
  - Инна, а не хочешь ли ты прийти на мой бал? Возможно, станешь королевой праздника. Мне будет приятно видеть тебя в числе гостей!
  
  - Я подумаю! - вместо категоричного отказа, нежданно ответила девушка. Ее пульс зачастил при мысли о том, что ей, возможно, улыбнулась удача. В скучной жизни, которую она ведет, появятся яркие эпизоды, годные для написания настоящего остросюжетного романа. Он наверняка понравится ее издателю и принесет ей всемирную славу!
  
   Инна схватила факел, и, неопределенно кивнув головой, побежала по дорожке обратно, к месту проведения фестиваля. Там пожар уже погасили, и слышались голоса людей, веселящихся, как ни в чем не бывало.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
  
   "Маленькая девочка, направляясь на ристалище, где ревела толпа и летали крылатые змии, встретила старца.
  
  - Куда ты идешь, дитя? - спросил он.
  
  - Разве не понятно? - произнесла она, размахивая картонным мечом, - сражаться! И не маленькая я, а давно уже большая!
  
   - Дорогая девочка, - сказал ей старец, - на таком турнире твой талант погибнет! Профессиональные гладиаторы (закончившие литературное училище беллетристы), змии (команда мастеров сюжета с тренированным воображением) и раздразненная яркими зрелищами публика (читатели, редакторы, критики) даже не заметят, как ты канешь в небытие! Предлагаю построить маленькую сцену (простое и понятное произведение), зазвать на представление с десяток доброжелательных зрителей (не "звездных", но хороших авторов) и выступить перед ними. Если все пройдет удачно, у тебя будет броневая защита (подкрепленная отзывами уверенность в себе, а не ложное самомнение), подлинный меч (заточенный в словесном труде ум), а также крепкий щит (сформировавшийся стиль). Вот тогда ты, возможно...
  
  - Нет! - отказалась самоуверенная девочка, - не желаю думать о традиционной прозе! Я хочу в волшебный мир, а ты препятствуешь мне! Дай дорогу новому, уйди, твое время давно вышло!
  
   Ну что сказать на это пожилому литератору? Наверное, объяснить, что в мире существуют две писательские традиции. Европейцы исследуют инстинктивную и чувственную природу человека. Славяне - работу ума и духовную деятельность. Я не берусь утверждать, какое из этих направлений писательского искусства лучше. Скажу одно: когда в творчестве нет ни того, ни другого, а лишь химеры, то они разрушают жизнь человека, коим, прежде всего, является писатель. У него начинаются сны наяву. А это, большая беда!"
  
   Инна дочитала письмо и вышла из автобуса Серпухов-Обнинск на заброшенной остановке возле неприветливой деревни. Девушке не приходилось бывать в подобной глуши, она нервничала и надеялась, что голубь Смартфон укажет ей путь.
  
   Идти пришлось по узкой тропинке, через поле с редким кустарником. В вечерней прохладе из реки Протва, русло которой угадывалась по оставленному отдыхающими мусору, выскочили облачка, похожие на барашков. Движимые воздухом, они направились к Инне, нежно коснулись ее колена, разрешили себя погладить, и умчались куда-то вдаль.
  
   Улыбка исчезла с лица Инны, когда она увидела, что вслед за ласковыми созданиями появились туманные спруты. Выбрасывая далеко вперед белые щупальца, они поползли по округе, оставляя на траве крупные капли росы, и вскоре овладели тропинкой настолько, что полностью укрыли ее от взгляда. А потом возвысились над головой Инны и обволокли туманом так, словно захотели лишить девушку дыхания, и, обессилившую, утянуть туда, откуда выползли сами.
  
  - Как тебя зовут? - послышался голос, похожий на гудок плывущего по реке парохода.
  
  - Инна, - что есть сил, крикнула девушка, чувствуя страх. Эхо от ее ответа заставило туман завибрировать, и он нехотя освободил путь. Инна тотчас побежала.
  
   Очень быстро она очутилась в сумрачном лесу с деревьями - Великанами. Как по команде, деревья сбросили листву на тропинку, спрятав ее от взгляда, а фосфоресцирующий в темноте пень, леший с немигающими глазами, спросил:
  
  - Куда ты идешь, Инна?
  
  - Я иду на бал к графу! - закричала девушка в надежде, что ее, как и прежде, пропустят. Но вместо этого сеть из вьющихся растений открепилась от деревьев и упала на Инну, лишив ее возможности пошевелиться.
  
  - Почему ты идешь к графу? - громко просвистел ветер в кровле Великанов, давая понять, что в случае неправильного ответа девушка здесь сгинет.
  
  - Он меня пригласил! - едва слышно прошептала Инна побелевшими от ужаса губами.
  
   Шум ветра усилился. Самый огромный из Великанов опустил ветку, подцепил сеть, и поднял девушку над лесом. Зрачки размером с тарелку впились в Инну и пронзили до самого потаенного уголка души, желая определить, правду ли она говорит. Видимо, девушка убедила предводителя Великанов. Он встряхнул сеть, и Инна стала крутиться, высвобождаясь в полете, пока чудом не приземлилась за лесом, опять той же тропинке, теперь пролегающей по пшеничной ниве.
  
   Ночь уже наступила, на небе появилась луна. Она смотрела на Инну с недоумением, словно пыталась понять, по какой причине девушка отважилась на столь рискованное путешествие. Инна перевела дух, помахала ночной царице рукой, извиняясь за безрассудность, и все-таки решила идти дальше. Ведь позади ее ждали страхи, а их повторения она не хотела ни в коем разе.
  
   Но внезапно по полю закрутились воздушные вихри, которые стали ломать и укладывать стебли злаков в ведьмины круги. Инна вновь встревожилась, заметив, что началась сухая гроза. Она ветром швырнула девушке в лицо пригоршню песка и блеснула молнией при безоблачном небе.
  
  - Зачем ты идешь на бал? - грозно спросил гром, сотрясая землю.
  
  - Интересно, что там будет! - прокричала Инна ответ.
  
   Только он не понравился грозе. Вихри подступили ближе, а электрические разряды так пробороздили небо, что ослепили девушку сквозь закрытые веки. Инна задрожала от ужасающей силы грома: она почувствовала, как разбушевавшаяся стихия уничтожает все вокруг нее, и что нетронутым остается лишь тот клочок земли, на котором она стоит.
  
  - Мне нравится граф, я мечтаю стать его королевой! - не выдержав давления, призналась девушка.
  
   Сразу наступила тишина. Инна чуть обождала, осторожно открыла глаза, и за успокоившимся хлебным полем увидела конечную точку своего путешествия: так называемый конфессиональный летний лагерь, состоящий из освещенных навесов.
  
   Зайдя под один из них, девушка попала на сеанс изгнания бесов, проводимый служителем неизвестной веры, который с акцентом читал Библию. Люди вокруг него издавали какие-то "животные" звуки. Заметив Инну, экзорцист подошел, возложил св. книгу на ее макушку, и произнес тарабарщину, забавно перемешивая русские и иностранные слова. Девушка хихикнула, ей стало щекотно: свисающая с запястья проповедника кисточка от молитвенных четок касалась ее носа.
  
   Желание смеяться пропало, когда Инна случайно глянула под соседний навес. Там мужчина с черной волнистой бородой, с виду конченый психопат, угрожал молодым женщинам ножом, при этом крича. Женщины старались подражать его воплям, но получалось у них плохо. За это бородач наказывал их мелкими порезами.
  
   Ощутив тошноту, Инна перевела взгляд, и увидела одетых в деловые костюмы людей, которые кланялись красиво упакованным коробочкам разных размеров. Они совершали воображаемый акт купли-продажи, и их лица наполнялись счастьем. Обладатель наибольшего количества коробочек удостаивался восхвалений и бурных аплодисментов от других владельцев товара.
  
   " Господи, куда я попала?" - подумала девушка. Она не бывала на балах, но что-то ей подсказывало, что настоящий бал должен выглядеть совсем не так.
  
   Чтобы не сердить проповедника, (тот всерьез заинтересовался, почему девушка не ведет себя так, как остальные его подопечные), Инна спела детскую песенку на родном языке и похлопала в такт ладошами.
  
  - Аллилуйя! - возгласил обрадовавшийся проповедник - еще одно чадо присоединилось к нам! Дух Пятидесятницы сошел на нее! Скажи еще! - попросил он. Инна в ответ усмехнулась. Ей захотелось произнести что-нибудь, от чего у "пастора" испортится настроение. Она вспомнила "забойные" словечки из своего репертуара, но произвести их помешал прилетевший с другого берега реки низкий вибрирующий звук. Судя по его мощи, он был издан трубой, похожей на ту, что произвела в древнем Иерихоне землетрясение. В лагере все живое пришло в неистовство, а у Инны волосы на голове встали дыбом.
  
   Тут же на песчаный пляж между лагерем и рекой, до этого пребывающий во тьме, рухнула молния, которая запалила облитые бензином поленья. В свете костра Инна увидела плотно стоящие тотемы, узнала свои работы, и со стыдом осознала, в чем виновата перед Богом.
  
   Таинственный призрак в черном плаще, в центре ярко пылающей пентаграммы, сотворил заклинания. Огонь разом погас, оставив после себя курящиеся головешки, а на месте страшной тени объявился красавец граф, одетый в белоснежный фрак. Лицо их сиятельства улыбкой призывало приступить к главной части праздника.
  
   И тогда, в особой ведовской тишине, позволяющей слушать воображаемую музыку, стартовал бал, на который Инну звали. Его участники группами стали покидать свои площадки и направляться к тотемам, чтобы принять участие в танцах. Однако не обычных, привычных для Инны, а плясках со страшными идолами, определенно оживающими в этот полуночный час.
  
   Гость бала проходил босыми ногами по тлеющим углям, и вступал в астральную связь с духами тотема. Таких счастливых лиц и наполненного радостью пляса, девушка еще не видела. Она и предположить не могла, что возможно такое блаженство. Ликующий бородач кружился с полуголыми моделями, позабыв о ноже и своих сторонницах в черных платках, а представители торговой секты перемешались с пятидесятниками.
  
   Некоторые "счастливчики" падали без сознания, с ушедшими за переносицу зрачками и пеной у рта, как первобытные шаманы. Видимо, по достижении нирваны их душа окончательно перемещалась в ирреальность, и с телом случался коллапс. Как это ни удивительно, им завидовали.
  
   Безразличная к мистическим обморокам, девушка сильно скучала, и уже стала считать, что напрасно пришла сюда, как вновь прозвучала труба.
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   Инна уже без любопытства осмотрелась, желая разобраться, с какой целью подан сигнал. Она увидела, что хозяин праздника, который до этого, сверхъестественно быстро перемещаясь, общался с гостями (за исключением разве что "дурнушки" и еще парочки таких же невзрачных личностей, как она), направился к берегу реки. Гости стали кричать:
  
  - Испытание! Испытание! Кто хочет стать королевой?
  
   Несколько девушек из числа "звезд" бала, покинув беснующихся в пентаграмме людей, направились к их сиятельству. Всё выглядело так, будто им нужно переплыть неширокую Протву. При слабом течении в реке, это казалось легкой задачей.
   " Неужели так просто?" - подумала Инна, глядя, как прелестница в шикарном купальном костюме, судя по ужимкам, уже мнящая себя коронованной особой, подошла и обняла графа, стоящего у самой кромки воды.
   Но Фетисов грубо оттолкнул ее, и стал делать выставленными на обозрение пальцами повторяющийся жест, желая добиться от публики поддержки. Сразу же участники праздника, дружно хлопая, принялись громко просить: "чудо! чудо! чудо!".
  
   Получив всеобщее внимание, колдун потребовал тишину поднятием руки. Инна необъяснимым образом, наверное, единственная среди окружающих, ощутила то напряжение, которое граф испытывает, пытаясь вызвать необычайное явление. Хотя казалось, что фантастичнее, чем уже происходящий бал-шабаш нечистой силы, быть ничего не может.
  
   Однако вот, дивитесь! Чародей произнес заклинание, сверкнула молния, и в разгар лета случились заморозки. В воздухе закружились редкие снежинки, с сердечной болью напомнив девушке о мадане, и едва заметная лунная дорожка на темном глянце реки, по которой пробежал электрический разряд, замерзла. Маг облачился в черный плащ с капюшоном и пошел по ней, наслаждаясь восхищенными взглядами почитателей магии. На складках одежды их сиятельства, вызывая восторг у зрителей, вспыхнули шаровые молнии. На фоне звездного неба волшебник смотрелся, как звездочет, совершающий в просторах галактики обход знаков зодиака.
  
   Претендентки на корону направились за графом, но они не понимали, как следует ступать по ледяной дорожке, и от этого соскальзывали в реку. До этого момента Инна не предполагала, что у нее будет шанс. Теперь же она почувствовала волнение: ей захотелось попробовать свои силы. Инна вспомнила, как в Киве побежала за знаменосцем, и в душевном порыве преодолела огонь. Представив себя пушинкой, Инна помчалась к воде. Вперёд её толкало желание доказать, что она достойна высокого звания королевы бала.
   Интуиция подсказала Инне, каким образом следует идти по дорожке. Но все равно послышался треск, сообщающий о разрушении льда под ногами. Не желая согласится с очевидной неудачей, Инна вообразила, что у нее есть крылья, и она не идет, а летит за мечтой, летит, чтобы превратится из замарашки в принцессу.
  
   На противоположном берегу реки граф уже развернулся лицом к зрителям, и, оказавшись опять в белом, приготовился встречать свою королеву. Конечно, если таковая нашлась на балу.
  
  - Так и думал, что это будешь ты! - сказал он, уже привычно подавая руку запыхавшейся Инне. Она сошла с поверхности воды и встала рядом с ним. Граф, непонятно почему, опять вздрогнул. Это была не неприязнь, Инна определила бы ее, но что тогда? Загадка, ответа на которую, судя по замешательству, мелькнувшему в глазах, граф и сам не знал.
  
  - Думали? Почему тогда на балу не подошли? - покрывшись красными пятнами от того, что она вот так, на равных, разговаривает с их сиятельством, спросила девушка.
  
  - Я боялся ложно обнадежить тебя, и обмануться в ожиданиях самому! - с улыбкой, имеющей несколько смыслов и потому не поддающейся толкованию, ответил граф. Он сиял кожей, как ангел света, на него невозможно было смотреть. Инна опустила глаза. Ненавидя себя за то, что ее нерешительность никак не соответствует столь торжественному моменту, она спросила, а, вернее, пролепетала:
  
  - И что, предчувствия не подвели вас? Теперь я королева бала?
  
  - Пока нет. Есть еще испытание! - сказал колдун и решительно повел девушку, не слушая возражений, во тьму ночи, определяя направление по известным лишь ему признакам.
  
   Через некоторое время они подошли к подножью высокого холма. Только не стали на него подниматься, а направились куда-то в густом кустарнике с цепляющимися, будто не желающими пропускать, колючками. Характерное журчание сообщило о близком ручье, а студеный воздух подсказал, что путь пролегает в пещере или глубоком ущелье. Девушке с каждым шагом все сильнее хотелось обратно, в лагерь, где тепло и человеческое общество. Она собралась спросить, долго ли будет их таинственное путешествие, но тут граф деликатно закрыл ей глаза плащом, и после этого они прошли еще немного.
   Перед тем, как их сиятельство позволил Инне смотреть, девушка услышала лязг железной двери, и едва не упала, споткнувшись о высокий порог. Инна решила высказать свое возмущение, однако осталась безмолвной: ее взгляд растерянно заскользил по карстовому провалу. Они находились на его дне, возле питаемого водопадами мелкого озера со скалой, покрытой колдовской вязью. На верху скалы стояли два гроба, из которых наружу были выпущены кисти рук в фиолетовых перчатках.
  
   Все детали хорошо просматривались в свете канделябров и лампадок, висящих по всей скале на цепочках, над табличками с женскими именами и куклами.
  
  - Это что, склеп? - спросила Инна, стараясь говорить громче шума падающей воды.
  
  - Нет! - ответил граф, и девушка заметила на его лице благоговение, - это темный храм! Здесь ты дашь клятву верности Силе, и пройдешь последнее испытание!
  
  - Я боюсь, нельзя ли обойтись без всего этого? - недовольно поинтересовалась девушка, - и что, мне придется подойти к покойным?
  
  - Им упокоения не было, нет, и не будет! Ты зря их так назвала! Души колдунов прокляты при жизни, и после смерти не могут оставить тела! - высокопарно произнес чародей. Было непонятно, сожалеет он, или хвастает посмертной участью.
   Инну покоробил тон графа:
  
  - А кто они, коли в гробах? - спросила она с вызовом.
  
  - Перед тобой вечные мощи высших жрецов Силы! - громогласно сказал колдун.
  
  - Больше похоже на вымысел! - произнесла Инна, и показала рукой на погребения в средней части скалы, - а там кто?
  
  - Их королевы. Если станешь моей, мы тоже будем навсегда вместе!- сказал граф и обворожительно улыбнулся девушке. Инна нервно поежилась от такой перспективы, издала неопределенный звук, и пристально посмотрела на графа, пытаясь понять, насколько все серьезно. Но их сиятельство неожиданно погрузился в прострацию.
  
   Увидев, что мысли собеседника далеко, девушка отошла к озеру. Ей захотелось умыться, чтобы прохладой воды убрать с лица красные пятна, раздражающие ее зудом. Она зачерпнула пригоршнями чистую, как утренняя роса, воду, и поднесла к лицу. Но внезапно заметила, что падающие с ее рук капельки превращаются в льдинки, а на ладонях вместо жидкости лежит прозрачный кристалл с такими острыми гранями, что о них можно легко порезаться.
  Испуганная девушка бросила кристалл в озеро. Инна с ужасом подумала, что находится в плену галлюцинаций, и не сможет отсюда уйти, пока дракон не закончит свои испытания. Инна пожалела, что поддалась своим любовным иллюзиям. Неужели ей никогда не повезет с мужчинами?
  
   Расстроенная девушка прошла по торчащим из водоема валунам до ступенек в скале, но возле них остановилась в затруднении: а дозволено ли ей, идти дальше? Она оглянулась, желая уяснить, почему граф не сопровождает ее. Заметив взгляд Инны, маг опомнился, и, зашептав заклинания, направился к ней. Ожидая его, девушка осмотрелась, и обратила внимание на гранитную табличку, выделяющуюся совсем не страшной куклой.
  Повинуясь внезапному порыву, Инна протянула руку, взяла из рук куклы холщовый мешочек, и заглянула в него. В нем оказалась пожелтевшая фотография изможденной женщины с младенцем, неудобно лежащим на ее сухих руках. На шее младенца виднелся простенький деревянный крестик, находящийся тут же, на дне мешочка. Инна перевернула фото и прочитала с обратной стороны корявую надпись карандашом: "Юрочка после крещения с моим крестиком". Ошеломлённая девушка открыла рот, что бы сообщить о своем открытии подошедшему Юрию Афанасьевичу. Но он не стал слушать девушку и увлек за собой, вверх.
  
   Колдун поставил Инну между смердящими гробами и приступил к ворожбе. Водопады сразу испустили сверкающий молниями туман, закрывший воздушные корни на стенах провала. А каменное дно озера покрылось трещинами и медленно опало в мрачную, с адским пламенем в глубине, пропасть, над которой скала осталась висеть благодаря ледяной линзе.
  
   Расставшись с образом доброго волшебника, граф перевоплотился в дракона и стал извергать огонь, которым поджег магические знаки на скале. А над головой Инны вспыхнула гигантская шаровая молния, подобие звезды, и даже в пропасть проник ее свет. Инна увидела, что возле нее белым-бело, и даже она сияет, как яркий полдень.
   Девушке захотелось радостно петь от невесть откуда взявшегося чувства счастья, однако оно разом исчезло и заменилось горечью, когда послышался знакомый трубный звук, издаваемый предметами, ею ошибочно принятыми за канделябры. Это была ужасная, ни с чем несравнимая вибрация, похожая на завывание шамана, камлающего возле племенного тотема.
  
   Мозг девушки, терзаемый магией, не мог долго выдерживать такого воздействия, она почувствовала угрозу паралича личности. В отчаянии Инна вспомнила дядю, и часто повторяемые им слова бессмертного Бога: " и всякий, кто призовет имя Господне, спасется".
  
   - Кого ты видишь, Иванка? - вдруг послышался вопрос, заданный голосом недавно любезного ей графа. Глазами, мутными от дикой головной боли, она огляделась по сторонам, пытаясь догадаться, о чем он спрашивает. Инна заметила, что туман под ее взглядом рассеивается, и она видит незнакомых ей людей, их прошлое, настоящее, будущее, прозревает на племена и народы. Против воли губы девушки разжались, и она сказала колдуну все желаемое им.
  
  - А теперь что ты видишь, Иванка? - вновь спросил дракон, только вкрадчиво, как бы намереваясь узнать ответ, но одновременно и удостовериться в том, что она перестала сопротивляться ему, и считает его волю своей. Однако этим вопросом и интонацией он себя выдал. Инна поняла, что дракон сам не имеет возможности увидеть то, что видит она. Без королевы он слеп, она нужна ему гораздо больше, чем можно было бы представить.
  
   Конечно, Инна всегда была влюбчивой до беспамятства, но осталась девицей, поскольку врожденное целомудрие, в конце концов, брало свое. Романтическая пелена, окружающая ее очередного избранника, неизменно падала, показывая ситуацию такой, какая она на деле. Так случилось и сейчас: девушка вполне осознала, в какую страшную историю попала, и нашла силы, чтобы произнести имя Христово. От чего сразу ощутила в сердце светлую энергию Бога. И неожиданно для дракона сказала ему то, что он совсем не ожидал услышать:
  
  - Я вижу, что мы стоим на темном престоле, а ты совершаешь службу сатане. И если в основании Христианских престолов лежат кости св. мучеников, добровольно отдавших жизни за веру, то в основании этого престола находятся останки женщин, замученных такими же властолюбцами, как и ты! Хочешь заставить меня жить с тобой рабской, несчастной, короткой жизнью, по истечении которой я стану твоим жертвоприношением аду, и коварно называешь это любовью! Я поражена такой подлостью! И возмущена, видя, насколько ты презираешь женское достоинство, и мнишь себя выше других людей!
  
  - Ну, хорошо, хорошо! - сказал дракон, отступив. По его реакции Инна поняла, что поразила крепостью характера, и тем самым приобрела еще большую ценность в его глазах, - тогда расскажи мне, если ты такая умная, что это, настоящая любовь? Сама-то, знаешь? - спросил он.
  
  - Ты, чернокнижник, испытавший все земные и неземные наслаждения, колдун самой высокой степени посвящения, имеющий доступ к любой мистической прелести, не представляешь, что такое обычная человеческая любовь? Ха-ха! Тогда слушай! Любовь - это как тонкий аромат букета свадебных цветов, от которого невесту переполняет счастье. Как теплый солнечный закат, дарящий красоту тому, кто хорошо прожил день, и радуется, что будет жить завтра. Как морской прибой в штиль, когда волна мягко ложится на песок пляжа к твоим ногам, и ты чувствуешь ласку океана, колыбели жизни.
  
  - Ты описала не любовь! - захохотал дракон, паря в воздухе без всякой опоры вокруг Инны, - а ее родную сестру, нежность. Ты понятия не имеешь, о чем рассказываешь! Ты такая же невежа, как и я! А меня попрекаешь!
  
  - Вы не хотите услышать, что такое любовь, ваше сиятельство! Вы желаете знать наверняка! Так знайте же, что нет на земле сильнее чувства, чем любовь матери к своему ребенку! - произнесла девушка, и показала окутанному молниями магу фотографию из мешочка. Дракон, все еще хохоча, захотел вырвать из рук девушки кусок бумаги и превратить в пепел, но его пальцы, коснувшись травмированной руки Инны, замерли, когда он увидел изображение. Инна внезапно ощутила, что по высшему изволению дух женщины с фотографии находится рядом, и, вдохновленная им, ласково, как может говорить только мать, произнесла на языке уроженцев Лова:
  
  - Любимый мой, опомнись! - после чего одела на шею дракона материнский крестик.
  
   Лицо колдуна перестало светиться, горящие мистическим огнем зрачки потухли, черные как воронье крыло волосы побила седина, а моложавое лицо избороздили морщины. Граф превратился в человека своего возраста, на глазах которого стояли слезы.
  
   Дьявольские видения, колдовской антураж, магический свет - на мгновение все исчезло, за исключением скалы, озера, и прочих естественных вещей. А затем вернулось, и Инна стала свидетелем ужасного изменения водяной и воздушной стихий, закончившегося тем, что умершие драконы поднялись из гробов, и, вызывая совершеннейший ужас своим видом, пошли к ним.
  
   Девушка в панике закричала, и граф, желая защитить, обнял ее. Инна в страхе прижалась к его груди, и неожиданно услышала, как у колдуна очень тихо, но все-таки бьется сердце, еще сохранившее место для настоящего чувства. И она вдруг поняла, что их встреча была предопределена свыше.
  
   ЧАСТЬ 5 "БЛИЗНЕЦЫ".
   ГЛАВА 1.
  
   Мы - это я, Этапщиков Анатолий Иванович, и мой брат - близнец, Евгений Иванович, родились в далеком 1971 году, городе Баку, семье военнослужащего. К сожалению, в законном браке наши родители жили недружно. Поэтому, когда отцу предложили перевестись в Серпухов, они решили разъехаться без оформления развода, получить который в те года офицеру, члену партии, было практически невозможно. Нажитое имущество супруги поделили по договоренности, а детей в возрасте 10 лет, т.е. меня с братом, подбрасыванием монеты. Так я оказался с матерью в Краснодарском крае, откуда она была родом, а Женька, соответственно, в Подмосковье, с отцом.
  
   Глава семьи разделение с женой перенес плохо, страдал от запоев, приведших его к ранней смерти. Но прежде чем она случилась, отец успел пристроить сыновей, согласно юношеским мечтам, курсантами в Серпуховское ракетное училище.
  
   Следует сказать, что Женя перенял склонность отца к спиртному, и на втором курсе, находясь в увольнительной, стал участником пьяной разборки с "блатными". Брат потом уверял, что на нем нет вины в том конфликте. Он по причине тайной любви, еще со школы, вступился на свадьбе за невесту, которой незваные "гости" делали недвусмысленные намеки.
  
   Как там было на самом деле, доподлинно неизвестно, но в драке несостоявшегося мужа девушки убили ударом ножа исподтишка, и кто-то должен был понести наказание. Судья согласился с мнением прокурора, что бедный курсант, защищаемый бесплатным адвокатом, прекрасно подходит для этой роли.
  
   Срок дали приличный по меркам статьи, за половину его Женьку выпустили на УДО. Он вернулся в Серпухов с желанием отомстить, что и сделал через несколько месяцев в алкогольном угаре. К счастью, обошлось без жертв, только злополучный ресторан, где происходили события, сгорел. Брат сам сдался властям, потребовал признать пожар не преступлением, а актом поздней справедливости. В результате Женьку отправили в тюрьму повторно, и на более длительный срок, закончившийся, как три года.
  
   Теперь обо мне. После училища я носил погоны десять лет, затем вынужденно ушел со службы по причине сокращения войск и болезни, начавшейся у меня, когда на устаревшей ракетной установке произошел разлив токсичного топлива. При устранении аварии я надышался паров и попал в госпиталь, где врачи, помучив лечением, выдали справку "не годен к строевой".
  
   С армией я не расстался, нашел работу на оборонном заводе, специалистом по тестированию ракетного оружия. После незапланированного взрыва на полигоне я вновь оказался во власти медицины. Перенес операцию, период длительного восстановления, и после него узнал, что меня ждут в Серпухове, для наследования имущества скончавшегося Этапщикова Евгения Ивановича.
  
   Для братьев - близнецов, мы нечасто обменивались весточками. Скорее, просто чувствовали существование друг друга на белом свете. Перед самым взрывом я ощутил "нечто" в отношении себя, но никак ни брата. Дата его смерти совпадала с несчастным случаем, случившемся со мной, и от навязчивой мысли, что должен был погибнуть я, а почему-то умер он, мне становилось не по себе. Отложив дальнейшее лечение, я направился в Серпухов, желая узнать, что произошло.
  
   Городской нотариус после оглашения короткого завещания не отказался проводить клиента до кладбища. Там его любезность пришлась кстати: у меня произошел сердечный приступ. Нотариус помог прийти в себя, а затем подвез к дому сталинской постройки, где жил Женя.
  
   И вот, комната брата в коммунальной квартире. Я сижу возле окна, выходящего на шумное Московское шоссе, за маленьким письменным столом, на шатком стуле, и разглядываю обстановку. Две гантели, самодельный шкаф, односпальная солдатская кровать. На стене висят иконы и фото маленькой девочки. К моему удивлению, чисто и аккуратно, на алкогольные срывы жильца нет даже намека.
  
   Дверь после стука открывается, и высокий парень богатырского сложения, Марчук Игорь, проживающий с матерью в двух соседних комнатах, говорит мне:
  - Анатолий Иванович, мама зовет ужинать. Вы с дороги устали, наверняка хочется подкрепиться!
  
   После краткого раздумья я соглашаюсь. Трудно придумать лучшего способа узнать что-нибудь о жизни брата.
  
   Марчук Анна, полная женщина моего возраста в кокетливом халате, ждет нас за обеденным столом, на ободранной кухне. Наливает борща в бездонные тарелки и завязывает неторопливый разговор, часто прерываемый звонками ее телефона.
  
  - Расскажите о себе, - просит она, после того как мы обсуждаем погоду, и задает вопрос, который выдает ее интерес, - Евгений Иванович говорил, вы с женой не живете?
  
  - Ну, не совсем так. Я постоянно в командировках по Закавказью, она тоже не домоседка, - неопределенно говорю я, отдавая должное стряпне хозяйки.
  
  - Почему жена с вами не приехала? - интересуется Анна, обождав, когда я откашляюсь в платочек. Определенно намекает, что при таком здоровье я не могу путешествовать без спутницы.
  
  - Я ей не предлагал. Она сотрудничает с фирмой, содержащей гостиницы по всему черноморскому побережью. В постоянных разъездах, сезон начался! - Объясняю я.
  
  - Но вы ведь женились не по любви, а по договоренности? На девушке, в убийстве жениха которой, обвинили вашего брата? - настаивает на подробностях Анна.
  
  - Мама, ты переходишь границы!- укоризненно говорит ей Игорь, и добавляет в свой борщ мелко наструганной соломки из сыра и колбасы. Я поступаю также. Получается вкусно, особенно, если по примеру Марчуков, налить сверху сметаны.
  
  - Все нормально, отвечу, - говорю я, вкусная еда располагает к откровенному общению, - дело в том, что от показаний Алевтины многое зависело, к тому же мы считали себя виноватыми перед ней. Городок у вас маленький, кто бы взял ее замуж с "историей"? А Женька шел на посадку, из него муж, взамен погибшего, был никакой.
  
  - А вы почему считали себя виноватым?- удивляется Игорь.
  
  - В тот день по дурости схлопотал наряд вне очереди. Если бы я отправился в увольнительную с Женей, ничего плохого не случилось. - Объясняю я.
  
  - Вина лично ваша, притянута за уши! - говорит Анна, подавая сыну мороженное, чтобы он ел его с кремовым тортом.
  " А разве можно так?"- думаю я, глядя на них, и через секунду, получив свою порцию сладкого, убеждаюсь, что не только можно, но и нужно.
  
  - Вероятно, теперь этот поступок выглядит глупым, а в молодости наше решение, мне жениться на Алевтине, казалось правильным! - сонно говорю я, изнемогая от съеденного, и мне становится страшно за свой желудок при виде того, с каким энтузиазмом Марчуки ставят на стол вазочки с вареньем и конфетами " ко второй чашечке чая".
  
  - А вы не думали, почему Женя так плохо поддерживал отношения с вами? Не от того ли, что он не мог видеть Алевтину вашей женой? - спрашивает Анна.
  
   Этот вопрос уже достаточно бестактен. Я сожалею, что беседа приняла такое направление, и намереваюсь закончить застолье, чтобы удалиться в комнату Жени. Однако тут Анна отвечает на телефонный звонок и спорит с кем-то о накладных на товар. Я решаю из вежливости дождаться окончания ее разговора.
  
  - Мама работает в ювелирном магазине директором, - извиняющимся тоном говорит Игорь,- она должна быть в курсе происходящего на работе, иначе будут неприятности от руководства сети.
  
  - Ничего, понимаю, - говорю я, отодвигаясь от стола, чтобы было удобнее встать.
  
  - А у вас какие планы на эти дни? Что будете делать? - быстро спрашивает Игорь, видя, что я вот-вот уйду.
  
  - Договорюсь с похоронным агентством о памятнике, схожу в церковь, закажу панихиду. Если не будет других дел, уеду домой, мне в госпиталь надо! - отвечаю я, приподнимаясь.
  
   Анна заканчивает говорить по телефону, и смотрит на сына странным взглядом, словно хочет предостеречь его от чего-то. Однако Игорь показывает матери мимикой, что он способен принимать самостоятельные решения, и неожиданно спрашивает у меня:
  
  - И что, вот так уедете, и не будете выяснять обстоятельства смерти вашего брата?
   От его резкого тона я плюхаюсь обратно на стул и растеряно говорю:
  
  - Нотариус прочитал медицинское заключение с причиной смерти. Разрыв аневризмы сосудов головного мозга.
  
  - Это официальная версия, я ее знаю. Только я имею другое представление о смерти Евгения Ивановича. В тот день я взял отгул, мы собирались делать ремонт на кухне. С утра я долго ожидал, когда Евгений Иванович пойдет со мной в строительный магазин, что через дорогу, напротив нашего дома. А он тянул, говорил, что ожидает важного телефонного разговора, и хочет поговорить в спокойной обстановке, а не на ходу и прилюдно. Время шло, к нему не звонили. Я настаивал, и он, наконец, нехотя согласился. Едва мы вошли в магазин, Евгений Иванович получил смс-ку, и, как ошпаренный, выскочил на улицу. Я решил без него купить обои, но тут продавщица, выглянув в окно, сказала, что на пешеходном переходе сбили человека. Я выбежал наружу и увидел, что Евгений Иванович лежит на "зебре", а черный мерседес сворачивает на улицу Пушкина с такой скоростью, будто скрывается с места преступления.
  
  - Я знаю, где настигла Женю смерть. Но она не всегда приходит к нам, когда мы готовы к встрече с ней. Порой застает в неожиданных местах, иногда рядом проезжают мерседесы. - Говорю я осторожно, чтобы молодой человек не рассердился, и в горячке не обвинил меня в безразличном отношении к кончине родного брата.
  
  - С вашими словами я согласен,- пребывая в душевном волнении, кивает головой Игорь, - но у Евгения Ивановича одежда была запачкана, а из дома он выходил чистеньким и опрятным. Затем, его телефон! Так и не нашелся, а я искал очень тщательно.
  
  - Телефон мог прохожий подобрать, мало ли! - задумчиво говорю я.
  
  - Мог! - соглашается Игорь, - а ноутбук, который всегда стоял у него в комнате на столе, куда делся? Он за ним не расставался. Исключено, чтобы Евгений Иванович его одолжил или подарил. К тому же, хочу отметить, он всегда держал при себе пухлый блокнот. И в тот день я видел, как он брал его с собой. А на пешеходном переходе в карманах у Евгения Ивановича ничего не было, я в поисках телефона их проверил. Потому-то считаю, что блокнот, и телефон с ноутбуком, похитили.
  
  - В вашем эмоциональном изложении ситуация действительно выглядит подозрительной, однако, обратите внимание, - говорю я, доставая из сумки на поясном ремне блокнот, - этот похож на тот, что вы искали у моего брата?
  
  - Да! - растерянно говорит Игорь, - такой же зеленый, но у него был больше.
  
  - А говорил ли вам Женя о том, что мы с детства страдаем графоманией? - спрашиваю я, открывая блокнот и показывая страницы, исписанные моим корявым почерком. - Не думаю, что кто-нибудь захотел добыть путем преступления его произведения. Их полно в интернете на сайтах самиздата! Поверьте, важный звонок, который Женя ожидал, не что иное, как очередная безумная надежда попасть в печатное издание. Обычно в результате отказа, в отчаянии, свойственном бездарностям, я разбиваю свой ноутбук, и вместе со смартфоном и блокнотом выбрасываю в первую попавшуюся урну с клятвой, что больше никогда и ни за что! Женя поступал точно также! Так что вы насчет кражи, как мне кажется, ошибаетесь
  !
  - А почему тогда после звонка Евгений Иванович не вернулся в магазин, а направился домой? Неужели вы считаете, что он про меня забыл? Я думаю, что ваш брат поспешил на встречу с владельцем "мерседеса", тот его сбил, а телефон и блокнот по какой-то причине забрал с собой! - запальчиво утверждает Игорь.
  
  - Брат мог почувствовать приближающуюся смерть, ему стало плохо, он мог направиться домой, чтобы прилечь! Разве человеку в последние минуты жизни есть дело до магазинов или приличий? Но не успел дойти до дома, упал на дороге, прямо под колеса проезжающей машины! - говорю я не очень уверенно, теория Игоря тоже выглядит правдоподобной.
  
   В образовавшейся после моих слов тишине Игорь брякает ложкой, помешивая сахар в стакане с чаем, а Анна, раз за разом, удаляет полотенцем капельки пота, проступающие на ее тройном подбородке. Наконец, ослабив пояс на халате, и от этого задышав свободнее, она говорит с некоторым смущением:
  
  - Вы ничего не знаете о жизни вашего брата! Так я вам сообщу, что Евгений Иванович должен был сделать мне предложение. Конечно, в нашем возрасте это смешно, у нас не было отношений, и мы их не планировали. Так, хотели встретить старость вместе. Эту квартиру отремонтировать, построить на берегу Оки дачу, у меня прекрасный участок земли имеется! Рыбалка, огород, ну, каждому свое! Какой-то период мы уже жили, как семья. Ужинали втроем, он нашим холодильником пользовался, стиральной машиной, а в благодарность, каждый вечер, читал нам свежие стихи. Так чудесно было, вы не представляете! А затем у него, как я поняла, возникли неприятности. Евгений Иванович изменился, стал дерганным, скрытным, раздражительным. В особенности его характер испортился, когда он устроился работать в городское рекламное агентство. Мне до сих пор непонятно, зачем, ведь у него был свой бизнес, который он вел вместе со своим лучшим другом.
  
  - Бизнес? - удивляюсь я, - это какой? И где он деньги взял, его открыть?
  
  - Да как же! - восклицает Анна, - а отцовскую квартиру Евгений Иванович, зачем продал? И эту махонькую комнатку купил? На вырученные деньги и вложился!
  
  - Я думал, пьет, жить не на что, вот и ... - покраснев, говорю я.
  
  - Да, он какое-то время пил после тюрьмы, но вскоре перестал. Для него очень много значила девочка, что на фотографии в его комнате. С первого дня, как я узнала Евгения Ивановича, я заметила, что он преображается, светится изнутри, когда его взгляд падает на ее изображение.
  
  - Да, и я заметил фото на стене. - Смущенно говорю я.
  
  - По ночам он часто молился, называл св. угодников по именам, просил у них за некую Татьяну. Мне в соседней комнате было слышно. - Считает нужным сообщить Игорь.
  
  - От месяца к месяцу душевное напряжение в нем нарастало. - Опять вступает в разговор Анна, - Евгений Иванович стал говорить, что сведет с кем-то счеты, выведет на чистую воду. Уверял, что в городе происходят ужасные вещи, требующие его вмешательства. Упоминал мэра города Павлова, главу района Фетисова. Обещал кого-то вырвать из их грязных лап!
  
  - Похоже, брат так и не изжил в себе безумную тягу к справедливости. Это, кроме графомании, второе влечение, которое мучает нас с рождения! - рассеяно говорю я, - однако убедили, мне не следует торопиться с отъездом. Скажу честно, меня заинтересовала информация не о маниакально-депрессивном психозе Жени, это уже было с ним не раз, а о девочке. Если у него есть дочь, тогда ей должно быть, если считать от того года, когда он мелькнул на свободе... около восемнадцати! А на фотографии ребенок лет пяти! Не сходится!
  
  - Мы же не знаем, в каком году был сделан тот снимок! - говорит Анна, - вот если вы найдете ноутбук, который, я уверенна, он не выбросил, то мы узнаем гораздо больше!
  
  - И как мне искать ноутбук и неизвестную девочку? Я не представляю! С нотариусом завтра посоветоваться? - сам у себя спрашиваю я, кашляя в платочек.
  
  - Ага, как же! Посоветоваться с нотариусом! - злобно щурясь, но не в мой адрес, а вспомнив о чем-то, говорит Игорь, - сообщаю вам, черный мерседес, о котором я упоминал, принадлежит Павлову, нашему бывшему мэру и местному олигарху. У нас в городке все повязаны! Желаете препятствия, тогда городской нотариус - лучший собеседник, глупее идеи я не слышал!
  
  - Если вы тут всех знаете, что ж сами ничего не выясняли?- запальчиво интересуюсь я, с трудом подавляя приступ нервного тика.
  
  - У вас есть дети? - спрашивает меня Анна.
  
  - Да. Сын.
  
  - Вы за него переживаете? - спрашивает она.
  
  - Разумеется. Он у меня выполняет долг перед родиной в таких местах, что оттуда даже позвонить нельзя. Я часто не сплю ночами, думаю о нем.
  
  - Тогда зачем задаете нам глупые вопросы? Я не разрешила сыну! Будет Игорек совать нос с чужие дела, быстренько останется без работы, у нас любопытных не любят. К тому же мы вашему брату никто, не то, что вы, вам этим и заниматься, раз приехали! - говорит Анна.
  
  - Да как заниматься? - недоумеваю я.
  
  - Ну, вы и рохля, прямо как ваш брат, честное слово! Тот тоже сам ни до чего додуматься не мог! Да вы поживите хотя бы несколько дней его заботами, оформитесь на его работу, сходите в храм, где Евгений Иванович был пономарем, и со своим дружком по выходным дням грехи замаливал. Я уверенна, скоро вы поймете, какие проблемы не давали покоя брату! - недовольная моими колебаниями, с возмущением произносит Анна.
  
   Я задумываюсь. С одной стороны, у меня в Сочи дел срочных никаких нет, с другой - предложение пожить в Серпухове жизнью Жени, уж совсем авантюрное. Анна, заметив, как по моему лицу пробегают тени сомнений, приходит к выводу, что мне необходимо дать время подумать. Она устраивает тайм-аут: достает из холодильника коньяк " Лезгинка", ставит его на стол, и, ободряюще похлопав по моей руке своей пухлой, как булавочная подушка, ладонью, говорит:
  
  - Выпейте по рюмашке с Игорьком, за упокой души Евгения Ивановича, по русскому обычаю! А я немножко поработаю, не отвлекайте меня!
  
   Пока Игорь разливает коньяк, я смотрю, как Анна, вытащив из кармана пятитысячную купюру, совершает ею странные движения и бормочет: " скидки 80 процентов! Кто покупает? Больше? 85 процентов? Берете?". Я неожиданно думаю, что они тут, похоже, не в своем уме, и я напрасно их слушаю. Игорь догадывается о моих мыслях, и, густо покраснев, говорит извиняющимся тоном:
  
  - Обязательный торговый обряд со "счастливой денежкой", которая "заряжена на выручку" лучшими столичными экстрасенсами.
  
  - Да... интересные у вас тут обычаи! - говорю я перед тем, как поднять с Игорем рюмку "за помин раба Божия Евгения".
   ГЛАВА 2
  
   Ранним утром, даже не подумав, какой будет эффект, я надеваю выходную одежду Жени и направляюсь в городской собор. Нищие перед входом, увидев меня, с испугом крестятся, но, здороваясь, приветливо говорят:
  
  - Давно вас не было видно, Евгений! Да благословит вас Господь!
  
  - И вам милости Божией! - отвечаю я, думая объясниться с ними позже. Уже за спиной слышу, как пьяная нищенка громко говорит подруге:
  
  - Нет, надо же, а! Видела, кто ходит спозаранку?
  
   Ее слова дают мне возможность понять, как я выгляжу в глазах постоянных прихожан. Поэтому я не удивляюсь тому, что чопорная пожилая женщина за стойкой церковной лавки, как только я здороваюсь с ней, вместо ответного приветствия накладывает на себя крестное знамение со словами:
  
  - Нет, точно Господь сегодня меня призовет! Ночью покойница матушка снилась, воды испить просила. Теперь, еще явление!
  
  - Я близнец Жени, его брат, Анатолий Иванович! - я решаю, что пора представиться.
  
  - Тамара, - сообщает свое имя женщина, и недовольно бурчит, - по мне, хоть близнец, хоть тень отца Гамлета! Настоятель в храм входит, а ты стоишь к нему задом! Оборотись, кто б ты ни был, прими благословление у отца Мефодия! Вдругорядь со мною лясы точить будешь!
  
   Под воздействием ее приказного тона я выполняю то, о чем она просит, и с максимально возможной скоростью. От этого голова кружится, и я едва не падаю. Настоятель, крупный высокий мужчина с кустистыми бровями и бородой, терпко пахнущей ладаном, поддерживает меня своей широкой ладонью, и, убедившись, что я встал ровно, рассматривает мое лицо. Наверное, нищие ему уже что-то наговорили.
  
  - Я ж тебя сам отпевал! - наконец говорит он, то ли так мрачно шутя, то ли на самом деле находясь в недоумении. Я опять называюсь, и слышу от него, - Анатолий Иванович, говоришь? Х-м... и зачем ты к нам пожаловал, Анатолий Иванович?
  
  - Помогать на службе, хотелось бы... - мямлю я, переминаясь с ноги на ногу под его колючим взглядом.
  
  - Помогать, говоришь? - задумчиво произносит настоятель, гулким басом заполняя притвор, - ну, хорошо, иди в алтарь! Посмотрим, из какого теста ты слеплен!
  
   Смущенный приемом, я захожу в алтарь, кладу положенные при входе поклоны, и растерянно озираюсь: что мне делать дальше? Словно прочитав мои мысли, о. Мефодий показывает пальцем, и я направляюсь в место для прислужников алтаря. Там стоит штатный алтарник, худенький мужчина лет пятидесяти. Чтобы он не упал в обморок, я сообщаю ему, кого он видит перед собой.
   Переведя дух, алтарник сказывается Сергеем Алексеевичем. Далее мы общаемся, как это умеют лишь служивые люди с большим жизненным опытом: тихим шепотом, при почти сомкнутых губах. Так я узнаю, как зовут других священнослужителей в алтаре. Это о. Андрей, священник лет под сорок, о. Наум, его друг и одногодок, о. Онисий, батюшка ближе к шестидесяти, и стоящий отдельно от всех дьякон о. Димитриан, молодой человек меньше тридцати. Из всех перечисленных только о. Андрей меня не видит, он занят проскомидией. Поэтому, увидев, как я подаю дьякону разожжённое кадило, о. Андрей теряется. Настоятель решает пояснить ему появление нового человека в алтаре, и отрывисто произносит:
  
  - Все в порядке, я благословил! - чем еще сильнее запутывает бедного о. Андрея, который, судя его глазам, понимает так, что о. Мефодий благословил умершего Евгения Ивановича воскреснуть.
  
   Под сильнейшим впечатлением от чуда о. Андрей мешает дьякону кадить, от чего на ковровое покрытие, которым устлан алтарь, выпадает горящий уголек с дымящимся ладаном. О. Андрей наступает на него и ходит, оставляя на ковре черные следы, но не знает об этом. Увидев, что происходит, о. Мефодий горлом издает звук, похожий на стон, и властным голосом приказывает прекратить беспорядок.
  
   Виновника происшествия находят быстро: им оказываюсь я. Меня ставят на корточки и заставляют чистить испачканный ковер, что я с показным энтузиазмом и делаю, когда "северная" дверь открывается, и в алтарь заходит благообразный мужчина в подряснике. С необъятной талии мужчины свисает пояс, который застревает в позолоченном декоре двери и с жутким треском отрывает его от основы.
  
  - Ну, все! Теперь начнется! - говорит о. Наум, взявшись за голову. Я понимаю, что он имеет в виду, когда о. Мефодий резким тоном просит всех покинуть алтарь "на пять минут". Настоятель хочет наедине поговорить с мужчиной в подряснике.
  
   Священнослужители выстраиваются на солее, а я направляюсь к хору (который с любопытством разглядывает меня), где знакомлюсь с его регентом, молодой симпатичной женщиной, которую зовут Маргарита. Я передаю ей распоряжение о. Мефодия о замедленном чтении утренних молитв. Конечно, о том, что это необходимо настоятелю, чтобы устроить кое-кому разнос в алтаре, я умалчиваю. Впрочем, Маргарита об этом и сама догадывается.
  
  - Апостол вы будете читать? - неожиданно спрашивает у меня стоящий рядом с Маргаритой рыжеволосый, атлетически сложенный мужчина, которого певчие называют Василием Михайловичем.
  
  - Это вряд ли, да у меня и не получится хорошо. Так, как брат, я церковнославянский не знаю. - Отвечаю я.
  
  - Тогда, пожалуйста, узнайте у настоятеля, кто будет читать, и сообщите нам. - Говорит Василий Михайлович, добродушно улыбаясь.
  
  - Хорошо! - отвечаю я, и иду в алтарь, куда уже вернулись все священнослужители.
  
   В алтаре ситуация такая: о. Мефодий тяжело дышит, священники красны лицами, Сергей Алексеевич стоит по стойке "смирно". С ними резко контрастирует полный мужчина. К моему изумлению, он со спокойным лицом стоит у ризницы, держа в руках Апостол. "Ага! Понятно, кто будет читать послания!" - думаю я. Мне становится интересно, как толстяк избежал настоятельской кары, и я собираюсь спросить об этом у Сергея Алексеевича, но тут о. Мефодий, грозно шевеля густыми бровями, спрашивает меня:
  - Ты почему пришел в алтарь с пустыми руками? Выйди - ка, и зайди, как положено пономарю!
  
   Я выскакиваю обратно в храм, где растерянно осматриваюсь. Что означает это замечание настоятеля, про пустые руки? Мне на глаза попадается канун с бутылками кагора. Но, к сожалению, входя в алтарь, я гремлю ими так, как это бывает в пункте приема стеклотары.
  
  - Что ты покойного Евгения Ивановича близнец, мы от тебя уже слышали неоднократно. Но почему ты умолчал, чадо, что, в отличие от него, ты идиот? - спрашивает меня о. Мефодий, огорченно вздыхает, и, отвернувшись, произносит начальный возглас литургии.
  
   Сергей Алексеевич, схватив за локоть, оттаскивает меня в угол алтаря и шепчет:
  
  - Зачем ты принес кагор, да еще столько? Верующие скажут, что батюшки на службе пьют! В причастную чашу от силы нужно триста граммов вина, и его на проскомидии уже налили!
  
  - Да я, чего-то... как-то... - невразумительно лепечу я.
  
  - Ладно, беги в лавку за записками, некогда болтать! - Сергей отсылает меня туда, куда я на самом деле должен был сходить.
  
   Подойдя к Тамаре, я вижу, что она окружена родителями с новорожденным, которых Тамара записывает на крещение.
  
  - Нет точно, Господь меня сегодня приберет! - при этом привычно повторяет она, - такое количество младенцев у нас в храме, я не припомню!
  Я требую записки от нее записки, наверное, в излишне резкой форме. От этого Тамара недовольно кривится, и многозначительно смотрит на меня.
  Когда возвращаюсь в алтарь, Сергей Алексеевич протягивает мне стихарь со словами:
  
  - Надевай, настоятель благословил. А то носишься по храму, как поросенок по базару, никакой в тебе торжественности! Со свечей ходил когда-нибудь?
  
  - Ходил, в детстве. А что? - спрашиваю я, облачаясь.
  
  - Зажигай, пойдешь! - говорит Сергей и вручает мне свечу.
  
  - А сам-то, чего? - измученный суетой, раздраженно спрашиваю я.
  
  - Ногу вчера повредил, - определенно ёрничая, говорит Сергей, - будь снисходителен ко мне, калеке!
  
   Едва я направляюсь со свечой к двери, за мной тут же идут все священнослужители. К ним пристраивается и мужчина в подряснике.
  
  - Ты куда это? - спрашивает его о. Мефодий, останавливаясь, хотя почти вся процессия уже вышла на солею.
  
  - С вами! - искренне изумившись его вопросу, говорит мужчина.
  
  - Оставайся там, куда я тебя поставил! - сердито произносит настоятель. Мужчина с безразличным выражением лица отходит обратно к ризнице. Однако из-за заминки я начинаю нервничать, несмотря на то, что повода вроде бы нет. Поэтому, входя в алтарь по окончании малого входа, я неожиданно для себя спотыкаюсь на ровном участке пола и сильно обливаюсь парафином от свечи, что несу.
  
  - Тысячу поклонов тебя заставить класть, мало!- с горечью говорит о. Мефодий, разглядывая желтые пятна стеарина на моем стихаре.
  
  - После службы сведу! - обещаю я.
  
  - Нет, сейчас! - говорит настоятель и смотрит на Сергея Алексеевича. Тот сразу включает утюг и достает бумажные салфетки.
  
   Пока алтарник помогает мне очиститься, наступает время чтения Апостола. Мужчина в подряснике, держа святую книгу над головой, подходит к настоятелю, но вместо того, чтобы благословится, вдруг заявляет:
  
  - А я не умею читать Апостол. Я церковнославянский не знаю!
  
   Плавность службы нарушается, возникает непредвиденная пауза. Все присутствующие в алтаре, и я в том числе, страшась гнева о. Мефодия, опускают глаза.
  
  - Пошел вон отсюда! И чтобы я тебя больше никогда не видел! Доколе я благочинный, ты рекомендацию на дьякона не получишь, и священнослужителем не станешь! - взрывается криком настоятель так, что в храме, до этого гудящем людскими голосами, устанавливается тишина.
  
  - А вот это, мы еще посмотрим! - дерзко отвечает мужчина и уходит, нарочно громко топая.
  
  - О. Мефодию теперь придется туго! - шепчет мне Сергей Алексеевич, - этого человека благословил рукополагаться сам митрополит!
  
   Я собираюсь спросить, зачем митрополиту понадобился этот странный толстяк, однако тут настоятель говорит Сергею Алексеевичу:
  
  - Иди, читай!
  
  - Я очки дома забыл! - с такой искренностью признается Сергей Алексеевич, что ему хочется верить, - простите, батюшка, не могу!
  
  - Вы что, специально издеваетесь надо мной, что ли? - раздраженно спрашивает настоятель, и интересуется у меня, - а ты, умеешь? Брат читал!
  
  - Да, приходилось... - туманно говорю я, не желая отказывать о. Мефодию.
  
  - Тогда иди, читай! - пока я не придумал, как увильнуть, благословляет настоятель.
  
   О. Димитриан берет с мраморного подоконника оставленный мужчиной Апостол, и торжественно вручает мне. Дьякон широко улыбается и поигрывает бровями, предвкушая ожидающей меня конфуз. " Толстяк отказался, а я, нюня, не смог! Ой, что сейчас будет!" - думаю я, направляясь к двери, которую Сергей Алексеевич, пряча взгляд, с нарочитой любезностью отворяет для меня.
  
   Дождавшись, когда я займу положенное для чтеца место, дьякон красиво и четко подает возглас. Мне уже нужно приступать к чтению, но я чувствую, что из-за паники, вызванной отсутствием необходимых знаний, голова опять кружиться.
  
   В этот напряжённый момент ко мне подходят Маргарита и Василий Михайлович. Они помогают мне открыть нужную страницу, и шепотом подсказывают текст, который я громко повторяю. Для меня является неожиданностью то, как хорошо звучит мой голос под сводами огромного, с 5-ю престолами, собора.
  
   Под руководством моих помощников я благополучно справляюсь с задачей, что поставил мне настоятель, и, возвращаясь в алтарь, ожидаю, что меня, если не похвалят, то, по крайней мере, наградят добрым словом. Прекрасное настроение портится, как только я вижу, что священники, глядя на меня, подавляют в смех, а дьякон, по молодости еще не научившийся себя сдерживать, откровенно хихикает.
  
  - Может быть, ты мне после службы объяснишь, что это за такое, апостольское послание Павла, писанное к факирам?- с горечью спрашивает меня настоятель. Расстроено покачав головой, он берет с престола Евангелие, и, возложив на правое плечо, отправляется на солею.
  
  - Чего опять не так, какие еще факиры? - спрашиваю я, отойдя в сторону, у Сергея Алексеевича.
  
  - Тебе виднее, ты же к ним послание читал. - Отвечает, ехидно улыбаясь, алтарник.
  
  - Да?!.. - обескураженный, шепчу я, и пытаюсь оправдаться, - наверное, вам тут послышалось. О. Наум ходил по солее, звенел бубенчиками на кадиле!
  
  - Ничего нам не послышалось! - отмахивается от меня Сергей Алексеевич, - ладно, забудь пока, чтение Евангелия уже заканчивается, беги за оставшимися записками. И не забудь панихидный листок прихватить! Конечно, сегодня не положено панихиды, праздник, но Тамара все равно листок пишет, она на своей "волне". Ей, ничего не докажешь!
  
   Верующих в храме набралось уже порядком, и мне приходится пробираться к церковной лавке сквозь приличную толпу. Тамара, издалека заметив меня, берет записки наизготовку, но не отдает, а, показывая рукой, говорит:
  
  - Вон, на тумбочке, казачьи шашки возьми, и отнеси их на освящение!
  
  - Шашки, да в алтарь? Ты чего, Тамара? Знаешь, что настоятель со мною за это сделает?
  
  - Не бойся, с ним договорились! Казаки должны были шашки спозаранку принести, но опоздали. Да кто же с ними ссориться из-за такой мелочи будет? Ты на себя такой грех возьмешь? - с ехидцей интересуется Тамара, глазами показывая на решительных мужчин в казачьей форме.
  
   Я тяжко вздыхаю, и с трудом поднимаю тяжелые шашки. Тамара всовывает мне между пальцами записки, под мышку впихивает панихидный листок, а между губами вставляет уголок полиэтиленового пакетика с золотыми крестиками, которые свисают ниже моего подбородка.
  
  - Вот так, хорошо! - говорит она, любуясь тем, как я выгляжу.
  
   В алтаре я не выдерживаю нагрузки, и со страшным грохотом роняю несколько шашек на пол. Под их весом одна из мраморных плиток трескается. Настоятель долго смотрит на меня и громко спрашивает голосом, полным страдания:
  
  - Почему ты выглядишь, как клоун в цирке? И ответь, зачем, зачем ты храм божий рушишь?
  
   В храме вновь устанавливается тишина. И я готов поклясться, что слышу в ней ядовитый смех Тамары, которая из церковной лавки ведет подрывную деятельность против пономарей.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
  
   Я стою, переминаясь с ноги на ногу. Мне стыдно, как никогда в жизни, и я не могу придумать слов, чтобы оправдаться. Сергей Алексеевич, желая разрядить ситуацию, освобождает меня от ноши, толкает в "наш угол" и становится так, чтобы вся мощь гневного настоятельского взгляда падала на него. В результате заслуженное изгнание так и не происходит: вероятно, потому, что начинается литургия верных, и настоятель занят.
  
  - Возьми кадило, иди, подай о. Димитриану! - спустя некоторое время говорит Сергей Алексеевич, обтирая мои руки влажной салфеткой, - старайся, простят!
  
  - А зачем ты мне руки обтер? - удивленно спрашиваю я.
  
  - Так благоговейнее! - уверяет Сергей.
  
   Я пожимаю плечами и подаю кадило дьякону. Неожиданно настоятель спрашивает:
  
  - Ну - ка, напомни, когда тебя рукоположили?
  
  - Меня? - диву даюсь я, - батюшка, что вы!
  
  - Тогда почему ты так стоишь у престола, как священнослужитель?
  
   Я отпрыгиваю к стене и вжимаюсь в нее, думая стать незаметным.
  
  - Перестань баловать! - грозит настоятель пальцем, - отстранись, не ты платил за эту роспись, не тебе на ней и лежать!
  
   Я отстраняюсь, и превращаюсь в малозаметное существо, не смеющее дышать.
  
  - Вот так, уже лучше! - одобряет мой вид о. Мефодий.
  
   По возвращении в "наш угол" я случайно наступаю на подол стихаря, от чего нижняя пуговица с треском отрывается и куда-то улетает.
  
  - Ты чего нам новую вещь портишь? Этому стихарю всего тридцать лет! И за эти года, с него даже нитки не упало! - Возмущается Сергей Алексеевич.
  
  - Ага, скажешь тоже, новая вещь тридцатилетнего возраста! Да со стихаря пыль стряхнуть страшно, швы разойдутся! - недовольно бурчу я.
  
  - Для храмовой утвари, не срок! У нас есть стихарь, которому более ста лет. Так никто не верит, пока на изнанке печать с царским гербом не увидит. - Говорит Сергей Алексеевич.
  
  - Поносить дозволишь? - рассеяно спрашиваю я, взглядом разыскивая пуговицу.
  
  - Нет, я его достаю только на Пасху. В нем особый дух есть, в нем люди, очень сильные верой, хаживали. Таким, как мы, до них далеко! - говорит Сергей Алексеевич, и вручает мне красивый латунный кувшин с большим подносом.
  
  - Это еще зачем? - озадаченный, спрашиваю я.
  
  - Иди, батюшки должны перед причастием руки омыть! - отвечает Сергей, подавая мне еще и полотенца, - синее для настоятеля, красные батюшкам. И не перепутай!
  
   Я не слышал о такой практике, иду неуверенно, но как оказывается, что все верно: о. Мефодий сам торопит меня, подзывая жестом. Я подхожу и лью из кувшина ему на руки. После того как вода стекает с его пальцев, он забирает у меня полотенце. Глядя на настоятеля, я вижу, что он о чем-то задумался, и поворачиваюсь к стоящему справа о. Андрею. Тот с готовностью подставляет руки под струю воды. В этот момент мне на затылок падает полотенце, метко брошенное настоятелем, и я слышу его голос:
  
  - Я благословлял тебя идти дальше?
  
   Зрачки о. Андрея вздрагивают, и он испуганно смотрит на о. Мефодия. А мне становится совсем нехорошо. Я начинаю отчаянно жалеть, что согласился пожить Женькой жизнью. Такой цепочки злоключений за одно утро, со мною еще никогда не случалось. А ведь до конца службы еще очень и очень далеко!
  
   После причащения священнослужители чинно подходят к специальному столу, на котором нашими стараниями уже приготовлены просфоры и корцы (небольшие чаши для питья, используемые в храмах) с запивкой, состоящей из кагора, сильно разбавленного кипятком. Настоятель испивает первым, священнослужители следуют за ним, соблюдая возрастную очередность. О. Мефодий, подумав, наливает в пустой корец вина, и подзывает меня, держа сосуд и просфору на ладони.
  
  - Потребишь? - спрашивает он.
  
  - Нет, батюшка, я не буду! - резко, обиженным голосом, отвечаю я, и внезапно чувствую, что Сергей Алексеевич легонько толкает меня в спину. Я соображаю, что он хочет таким способом донести важность момента, и замечаю, что священники наблюдают за происходящим более пристально, чем следовало бы.
   Похоже, предлагая чарку, о. Мефодий хочет сообщить мне и остальным, что принимает меня в свой круг. Вроде как некий ритуал приема в закрытое сообщество.
  Поскольку я пока ничего не узнал о жизни брата в Серпухове, то решаю принять оказанную мне честь. "Раз не гонят, уже хорошо, а там посмотрим!" - думаю я, и выпиваю до дна сладкое, густое, отличного качества вино, после которого настроение улучшается.
  
  - Ты хоть понимаешь, что теперь нам должен? - спрашивает настоятель, - за замену мраморной плитки, и за то нервное истощение, что мы получили в результате твоей бурной и бестолковой деятельности?
  
  - А это много денег? - от спиртного натощак, заплетающимся языком спрашиваю я.
  
  - Навскидку непросто сказать! Но учти, что, пока должок не отработаешь, мы тебя отпустить не можем! - отвечает настоятель.
  
  - Женя тоже долг отрабатывал? - мягко, стараясь не выглядеть дерзким, спрашиваю я.
  
  - Евгений Иванович, царствие ему небесное, (все в алтаре крестятся) был таким же, как и ты, человеком - катастрофой, но, в отличие от тебя, долги у него были совсем другого свойства. Хотя, по большому счету, и ты должен не нам! - хитро отвечает о. Мефодий.
  
   Священнослужители от созерцания моей персоны переключаются на разговор о внутренних делах церкви, в частности, о карьерных неприятностях, выпавших на долю известного дьякона, профессора богословия, борца за нравственный климат в мужских монастырях.
  
   Мне не удается их послушать: Сергей Алексеевич, взяв меня за плечо, оттаскивает к книжному шкафу, где нагружает кропилом и брошюрой с акафистом Богородице.
  
  - Что за акафист? Я о таком, никогда не слышал! - интересуюсь я у Сергея.
  
  - О. Мефодий написал, - говорит алтарник, - его дипломная работа в духовной академии.
  
  - Вот как? А разве акафисты Богородице уже не все писаны? - Удивляюсь я.
  
  - Мы поклоняемся не самой иконе, а чуду милосердия к роду человеческому. Поскольку чудеса происходят, то всегда есть повод, чтобы прославить Пречистую Матерь! - Отвечает Сергей Алексеевич.
   Я киваю головой в знак того, что он меня убедил, и спрашиваю, глядя на золотые крестики, которые лежат на престоле:
  
  - Не знаешь, чего столько желающих креститься набежало?
  
  - Да пришла Зинаида Павлова с двойней внуков. Семья Павловых является в Серпухове градообразующими олигархами, и, несмотря на то, что у нас в праздник обычно не крестят, мы ей отказать не можем. И как в Серпухове водится, роженицы из богатых семей города сразу захотели крестить своих новорожденных вместе с Павловскими внуками. Вот и получилось, что сегодня пожаловало все наше "высшее общество".
  
  - Что-то часто стали рождаться близнецы, я постоянно об этом слышу! - Зевнув, говорю я.
  
  - Побочный эффект искусственного зачатия. - Объясняет Сергей Алексеевич.
  
  - Разве православная церковь одобряет такое, крещением? Что говорят богословы?
  
  - Человек, если родился, к нашим спорам не имеет отношения. Хотя, например я, категорически против. Если бы дали власть, запретил крестить таких в младенчестве, только когда вырастут. Однако, ты меня заболтал! Лучше иди в храм, организовывай праздничный молебен! - говорит Сергей Алексеевич.
  
  - Да как же? Ведь я не знаю, что для этого необходимо! - пытаюсь отказаться я.
  
  - Тебя встретят и помогут, не сомневайся! - говорит алтарник, и буквально выталкивает меня в храм.
  
   Я спускаюсь с солеи и беспомощно озираюсь. Собор набит людьми битком, яблоку упасть негде. Хор поет тропари, младенцы в притворе истошно кричат, прихожане переговариваются и не обращают на меня внимания. Я пытаюсь сообразить, что должен предпринять в такой обстановке, когда ко мне подходит мужчина лет пятидесяти, типично славянской внешности, и представляется:
  
  - Костя Халин.
  
  - Анатолий Этапщиков. - Называюсь я.
  
  - Мне о вас Женя рассказывал. Говорил, если с ним что-то случится, вы приедете. Я его лучший друг и деловой партнер! - сообщает мне Халин.
  
  - Что ж, будем знакомы! Я слышал о вас, от Марчуков!
  
   - Серпухов город маленький, все друг друга знают, ничего удивительного. - Кивает головой Халин. - Но лучше бы мы познакомились при других обстоятельствах. Впрочем, об этом позже. А сейчас, как я понимаю, молебен?
  
  - Да, но я не представляю, что нужно делать! - говорю я.
  
  - Не переживайте, это просто! - произносит Халин, и выразительно смотрит на постоянных прихожан. Те ставят в центре храма столик, а на него выкладывают все, что нужно для молебна. Серьезный вид православных активистов так действует на присутствующих, что в храме становится тише. Это приводит к тому, что еще продолжающийся в алтаре разговор священников, забывших выключить микрофон, становится слышен. Священнослужители все еще спорят о громких отставках в синоде и о влиянии патриарха на события. Народ начинает их внимательно слушать.
   А я замечаю в соборе людей, которые держаться обособленно от остальных. Заметив мои взгляды, Костя находит нужным пояснить мне:
  
  - Там клан Павловых, на данный момент возглавляемый Зинаидой Павловой. В него входят некоторые депутаты и местные предприниматели. Клан медленно теряет власть после того, как губернатор вынудил Павлова покинуть пост мэра города. Сейчас они ищут, кто спасет их от обнищания. С другой стороны собора стоит "со своими" новый городской голова, присланный к нам правительством области. Между этими полюсами дрейфует мелким отрядом, пока еще сохраняющий должность и пытающийся избежать политической плахи, глава районной администрации Фетисов.
  
  - А что за пьяный мужик по храму ходит, от одних, к другим? Граждане его избегают, как прокаженного? - Спрашиваю я.
  
  - Это сам Павлов. Наверное, пришел напомнить о себе и поискать удачи. Вдруг кому-нибудь пригодится. Его рано списывать со счетов, он изворотливый! - Отвечает Костя.
  
   В этот момент бывший мэр подходит к хору. Я с изумлением замечаю, как Василий Михайлович, наверное, самый доброжелательный человек на свете, преображается, становится жестким, и решительно преграждает путь Павлову. Тот, несмотря на то, что выше ростом, тушуется, прячет глаза, и с видом побитой собаки идет дальше, издалека сопровождаемый презрительным взглядом своей жены.
  Я собираюсь спросить у Кости подоплеку, но тут дверь из алтаря открывается, и выходит Сергей Алексеевич. Он направляется к нам, имея цель проверить готовность к молебну. Но, не сойдя с солеи, слышит трансляцию на храм спора священников, и с округлившимися глазами убегает обратно алтарь.
  
   Через некоторое время завеса на царских вратах отверзается, врата распахиваются, и священнослужители выходят для причащения прихожан. Перед тем, как совершать таинство, смущенный настоятель считает своим долгом сказать:
  
  - Братья и сестры! Вы случайно стали слушателями нашего ... скажем так, диспута о положении дел в современной церкви. Поскольку вашим ушам были доступны лишь неразборчивые фразы, прошу вас не цитировать нас и не распространять в обществе высказывания, которые, как вам кажется, вы слышали. А от себя лично и от лица всех клириков нашего благочиния скажу, что наш патриарх является наилучшим молитвенником о земле Российской, и человеком, который с честью несет на плечах тяжкую ношу патриаршего служения!
  
   После трогательной речи настоятеля прихожане крестятся. А о. Мефодий, подозвав меня, тихо говорит:
  - Сбегай на ворота, проверь, открыты ли? И скажи сторожу, чтобы не позволял никому перегораживать проезд, Каганович должен приехать!
  
   Сторож, как и предчувствовал о. Мефодий, по случаю праздника уже "принял" с нищими. Лицо у него красно, глаза навыкате, и из осмысленных действий он способен только "брать под козырек" несуществующей фуражки.
   Мне приходится самому открыть ворота, и сразу на территорию храма въезжает кортеж, состоящий из настолько дорогих машин, что их обычно можно увидеть только на обложке глянцевых журналов. Пока приехавшие гости выходят из лимузинов, я бегу обратно, доложить об их прибытии. Минуя свечную лавку, возле которой полно народу, я слышу голос Тамары:
  
  - Нет, точно Господь...
  
  - Да некогда тебе помирать, Тамара! - кричу я, бешено вращая глазами - Готовься, Каганович приехал, встречать надо!
  
  - Ой, батюшки светы, - язвительно произносит она в мой адрес - у меня новое начальство объявилось!
  
   Я останавливаюсь у молельного столика, рядом с настоятелем, который приготовился читать акафист.
  
  - Ну? - тихо спрашивает он.
  
  - Каганович заехал! - прерывисто дыша, невнятно отвечаю я. Но о. Мефодий уже и так все понимает: в притворе происходит движение, которое можно объяснить лишь тем, что в собор входит некто значительный, имеющий свиту и охрану.
  
  - Неси просфоры сюда!- говорит настоятель Сергею Алексеевичу. Однако тот на первом шаге хватается за колено, и о. Мефодий смотрит на меня.
  
   Я вбегаю в алтарь, где о. Димитриан, потребляет оставшиеся дары, и спрашиваю:
  
  - Где просфоры настоятеля?
  
   Дьякон показывает на металлическую тарелочку, находящуюся на краю жертвенника. Я протягиваю руку, чтобы взять ее, и тут же получаю удар-хлопок по пальцам, нанесенный о. Димитрианом. Мирянам нельзя ничего касаться на жертвеннике и престоле, таковы правила, дьякон должен сам подать мне. Но у меня почему-то возникает предположение, что он знает, зачем требует просфоры о. Мефодий, и хочет ему воспрепятствовать. Я терпеливо жду, когда о. Димитриан опустошит причастную чашу, вытрет губы платом, и тогда, подчеркнуто медленно, отдаст просфоры. Тяжко вздохнув, я возвращаюсь, заранее дрожа при мысли о том, что со мною сделает настоятель. Впрочем, о. Мефодий безразлично реагирует на мою задержку, он словно знает, что я в ней не виноват.
  
   Молебен заканчивается, о. Онисий кропит св. водой верующих. О. Андрей и о. Наум, боясь сделать что-нибудь не так, стоят неподвижно и смотрят, как губернатор и Каганович троекратно лобзаются с вежливо улыбающимся о. Мефодием.
  
  - Неси просфоры обратно в алтарь, и корцы со св. водой тоже возьми! - говорит Сергей Алексеевич, подавая мне, - гости туда пойдут. И скажи дьякону, пусть выметается из алтаря, а то, схлопочет! Чего он там застрял?
  
   Я бегу в алтарь, и передаю слова Сергея Алексеевича. Но дьякон продолжает стоять у жертвенника, как ни в чем не бывало. Я кладу просфоры и св. воду на столик для записок и разворачиваюсь, чтобы уйти. Тут южная дверь открывается, и в алтаре появляется о. Мефодий с губернатором и Кагановичем. У них идет разговор о том, почему Серпуховской район и Серпухов, разные территориальные образования, объединены в одно благочиние.
  
   Я тихонько направляюсь к северной двери, желая через нее незаметно исчезнуть: боюсь своим присутствием вызвать неудовольствие у высокочтимых гостей. А вот о. Димитриан совершает, на мой взгляд, ужасный поступок: он, стараясь выглядеть более приветливым, чем о. Мефодий, лезет к Кагановичу целоваться.
  
  - Ты кто? - изумленно спрашивает олигарх, доставая из кармана платочек, чтобы вытереть после поцелуев лицо.
  
  - Дьякон! - кратко представляется о. Димитриан, и бросается целовать губернатора.
   Тот, умело отстранившись, спрашивает о. Мефодия:
  
  - Что происходит?
  
  - Проявление любви, что ж тут поделаешь! - говорит настоятель, пожимая плечами.
  
  - Ну, хорошо, хватит, ступай! - говорит губернатор, похлопав дьякона по плечу.
  О. Димитриан, криво улыбаясь в лицо настоятелю, выходит через южную дверь. Я отворяю северную дверь, и тоже покидаю алтарь.
  
  - Что в алтаре случилось? - спрашивает у меня Сергей Алексеевич, наверное, заметив что-то необычное в поведении дьякона, присоединившегося на солее к священникам.
  Поскольку о. Онисий произносит проповедь на тему праздника, и все слушают ее, мне кажется неудобным в такой момент затевать разговор. Поэтому я кратко отвечаю:
  
  - А, пустое!
  
  - Хорошо, не хочешь рассказывать, тогда иди, налаживай крестный ход, настоятель тебя благословил! - явно наслаждаясь тем, как у меня вытянулось лицо от такого задания, говорит Сергей.
  
  - Устал, мочи нет! - откровенно говорю я.
  
  - Ничего, помолись, Бог укрепит. А Костя поможет! - произносит Сергей Алексеевич, затем добавляет, - и, чтобы все было благоговейно. А то, смотри у меня! - и грозит мне пальцем.
  
  - Хорошо, хорошо! - понурившись, отвечаю я, и иду искать Костю.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
  
   Икону Христа в тяжелом серебряном окладе принимает Василий Михайлович, небольшой образ св. Николая достается Маргарите Ивановне, а молодая девушка из хора, опекаемая регентом и ее спутником, робко вызывается нести изображение Пресвятой Богородицы.
  
   В общем-то, организовывать больше нечего. В городе все давно знакомы и сами знают, кто за кем пойдет, и что понесет. Единственный вопрос, который у меня остался нерешенным - кому вручить свечной фонарь? Атаман казаков, колоритный мужчина с серьгой в ухе, когда я к нему подхожу, говорит, туманно улыбаясь, что он не сможет оправдать столь высокое доверие.
   Я попадаю впросак, и спрашиваю у Кости, кому вручить фонарь.
  
  - Только не мне! - говорит он, показывая, что у него уже есть чаша со святой водой.
  
  - А кому тогда? - интересуюсь я, испытывая раздражение от того, что, похоже, есть местный нюанс, связанный с ношением фонаря, который мне неизвестен, и вместо того, чтобы объяснить, новые знакомые ставят меня затруднительное положение.
  
   Неожиданно Костя меняется в лице, словно хочет о чем-то предупредить. Я понимаю его так, что он заметил подходящую кандидатуру, и оборачиваюсь. Однако против ожидания я вижу бывшего мэра Павлова. Конечно, это не тот человек, который может идти во главе процессии.
   Но у меня возникает желание посмотреть ему в глаза. Если, как меня уверяли Марчуки, он причастен к смерти брата, я непременно это пойму. Скрыть участие в убийстве не под силу даже опытному лицедею. Старательно копируя Женю, я спрашиваю у Павлова:
  
  - Желаете ли нести фонарь на крестном ходе? Большая честь!
  
   Не отводящий глаз от хористки с иконой Богородицы, Павлов реагирует на предложение очень странно. Услышав мой голос, он нервно скользит по мне взглядом, после чего, не издав ни звука, разворачивается и уходит, как я понимаю, прочь из собора. Я остаюсь в недоумении относительно мотива его поступка, хотя считаю себя неплохим физиономистом.
  
   Поскольку я так и не нашел, кому отдать фонарь, то обращаюсь к человеку, с которым Павлов перебросился парой фраз перед тем, как я подошел:
  
  - А вы, не желаете?
  Свита Фетисова, за исключением невзрачной девушки в последнем ряду, смотрит на меня так, будто я предложил что-то неприличное. Но как раз мнение советников не интересует главу района. Он склоняет голову так, словно не хочет, чтобы кто-то заметил это движение, и смотрит боковым зрением на невзрачную девушку, ища ее одобрения. Она стеснительно улыбается ему уголками губ, и он тотчас берет у меня фонарь.
  
   Я оборачиваюсь, и вижу неодобрительный взгляд Кости. Хочу шепотом спросить у него, в чем дело, но тут дверь алтаря открывается, и из алтаря выходят о. Мефодий с гостями.
  
   Настоятель остается на солее, а губернатор и Каганович направляются к выходу. Заодно с ними, тянется и большая часть народа. Хор по знаку настоятеля, чтобы как-то скрасить возникшую неловкость, связанную с тем, что люди покидают храм без благословления священника, поет праздничные тропари. Губернатор и новый градоначальник, предположив, что их чествуют на прощанье, машут руками, словно после митинга прощаются с избирателями.
  
   Храм становится полупустым, что вызывает, с одной стороны, грусть, а с другой - сам не знаю, почему, облегчение. У настоятеля, как мне кажется, тоже камень с души свалился. Однако это не мешает ему раздраженно спросить:
  
  - Кто Фетисову фонарь дал?
  
  - Я, батюшка! А что? - спрашиваю я, опять почувствовав себя виноватым.
  
  - Да ты хоть знаешь, кто он? - крайне недовольный, говорит о. Мефодий, благо, за еще продолжающимся пением хора, его, кроме меня, никому не слышно, - это же у нас главный колдун и погубитель человеческих душ! Запретить ему ходить в храм я не могу, а вот участвовать в церковных мероприятиях, ни в коем разе не дозволяю! Иди, отними у него фонарь, скажи, что ошибся, сам пойдешь!
  
   Фетисов, судя по выражению его лица, знал, что так и будет. Когда я подхожу к нему, он без каких-либо слов с моей стороны, протягивает мне фонарь. Однако я замечаю странную вещь: в глубине души он сожалеет, и в нем, по, казалось бы, такому пустячному поводу, вспыхивает внутренняя борьба. Еще больше меня удивляет, что глава района опять, стараясь не афишировать, смотрит на "невзрачную" девушку.
  
   Впрочем, через секунду Фетисов перестает меня волновать: начинается крестный ход. Я на ходу открываю задвижку фонаре, чтобы зажечь его зажигалкой, но внезапно рядом со мной, напугав меня, возникает алтарник. Вздрогнув, я интересуюсь у него:
  
  - Сергей Алексеевич, ты как та потусторонняя сила, о которой в храме непринято вспоминать. Каким образом ты перемещаешься?
  
  - За всеми глаз да глаз нужен, вот и приходится чудеса показывать! - отвечает он, и спрашивает, - ты почему зажигалку в руке держишь?
  
   - А зажигалка чем тебе не угодила? - со вздохом спрашиваю я.
  
  - Ею не благоговейно фонарь зажигать! - погрозив пальцем, говорит он, и подает с подсвечника горящую свечу, - наќ-ка, зажги ею, так будет лучше!
  
   По исполнении я закрываю фонарь и собираюсь вернуть свечу Сергею Алексеевичу, но обнаруживаю, что он исчез, а вместо него позади меня идет настоятель. Растерявшись, я гашу свечу и засовываю ее в тот карман Женькиных брюк, где и так уже много стеарина.
  
  - Ты чем там занимаешься? - недовольно шепчет мне в спину о. Мефодий, - тебе на пятки наступают, поспешай!
  
   Выйдя из собора первым, я имею возможность по достоинству оценить солнечный день, и необыкновенно красивый вид с соборной горы на Серпухов. Кроме того, на свежем воздухе мне становится значительно легче. Находясь в храме, я постоянно думал о том, что необходимо молится об упокоении брата, но не мог себя заставить: мучили спазмы и дыхание перехватывало. А теперь понял, почему - не могу привыкнуть к мысли, что больше не увижу Женю.
   Неожиданно я думаю, что исполнение мною пономарских обязанностей дает то, что люди на меня смотрят так же, как и на брата, и он продолжает жить, но уже в моем служении церкви. Ведь не зря верующие говорят: у Бога не мертвых, у него все живы.
  
   - Да когда же ты проснешься, - слышу я стон настоятеля в свой адрес, - иди уже! - я озираюсь, понимаю, что опять задерживаю всех, и двигаюсь вперед.
  
   Крестный ход сопровождается беспрерывным потоком настоятельской речи:
  
  - Кто ж так ходит? Ну, кто же так ходит? Казаки, вы что, в армии не служили? А-а, служили? Тогда почему ходите, как цыплята за курицей на заднем дворе? Где чинность, где торжественность? Хор, почему не поем? Дыхание не хватает? Хватает? Тогда поем! Крылов, Тихая, как вы несете иконы? На моих похоронах будете ходить с такими лицами! Татьяна Яр, ты икону Богородицы несешь, и в праздник! Слышишь, в праздник! От чего носом землю роешь? Так, Костя, ты где? Почему с кропилом слева от меня? Какой рукой, Костя, по-твоему, я верующих кропить должен? О. Андрей, читай Евангелие! Да кто ж так читает? Дьякон, держи ровно святую книгу, у священника перед глазами буквы прыгают! А что тогда прыгает? Очки? Надо же! А ну-ка, пусть о. Наум читает! Отец Наум, ах, отец Наум! Почему у тебя крест на груди завернулся к нам обратной стороной? Нет, почему? Все приходится делать самому! Нет, ну, абсолютно все! Хорошо, прочитал, теперь так: этих покропил, деток покропил, хор покропил, идем дальше. Нет, это не фонарщик, это наказание нам на грехи! Позор, такого еще ни на одном крестном ходе не было! Ни на одном! Как он идет! Анатолий, внимай моему слову! Вот левая шеренга казаков, вот правая, ты должен идти точно посередине! Просто, как на Луну слетать! Нет, Анатолий, скажи мне, что у тебя с ногами? Да, с твоими, твоими...
   Несмотря на то, что о. Мефодий ничего приятного не говорит, настроение у него, как и у всех прихожан, приподнятое. Я вижу повсюду улыбки.
  
   После того, как крестный ход заканчивается, и мы приходим в алтарь, настоятель, уже без шуточного тона, распекает дьякона:
  
  - Нет, о. Димитриан, скажи мне, зачем ты полез целоваться к Кагановичу?
  
  - Как же! - с "наивными" глазами объясняется дьякон, - хотел показать, что в соборе служат доброжелательные клирики.
  
  - Ты не это хотел показать. Ты намеревался меня позлить! - возмущенно произносит настоятель.
  
  - Да нет, что вы! Я стремился совершить правильный поступок! - настаивает о. Димитриан.
  
  - Я тебя прошу, отец дьякон, запомни: больше к тем, кто приходит ко мне, ты не подходишь! Вот, станешь священником, заведешь благодетелей, тогда с ними обнимайся и целуйся, сколько пожелаешь! - говорит настоятель, резко взмахнув рукой.
  
  - Так для этого сначала нужно, как вы правильно заметили, о. Мефодий, стать священником! А я, сколько лет в дьяконах хожу! - с вызовом говорит о. Димитриан.
  
  - Все, достал ты меня! - побагровев, произносит настоятель, - я устал от тебя это слушать! Думаю, тебе за дерзость следует вымыть окна в алтаре.
  
  - Хорошо, - легко соглашается о. Димитриан, определенно считая, что добился того, чего хотел, а теперь можно и пострадать.
  
  - Так, где остальные бездельники? - раздраженный разговором с дьяконом, настоятель отворачивается от него, поворачивается к нам, и говорит - о. Андрей, ты вместе с нашим новоявленным "факиром" чистишь обожжённый ковер! И не так, как на литургии, когда сверху щеткой помахали, и все! Чтоб теперь ковер был у меня, будто вчера из магазина принесли!
  
   О. Андрей, как обычно, теряется не от сложности задания, а от настоятельского бушевания. А о. Мефодий, уже позабыв о нем, говорит о. Науму:
  
  - А ты, обалдуй, чего микрофон не выключил? На весь город опозорил! Теперь наверняка до митрополита дойдет, о чем мы тут беседовали. Вот, искупай - бери салфетки, и чисти престол снизу и доверху!
  
  - Хорошо, батюшка! - без энтузиазма произносим мы.
  
  - А чтобы вы и взаправду работали, я пока оставлю здесь о. Онисия. - Говорит настоятель, и, зашнуровывая поручни, оправляется в притвор, читать над мамочками молитву очищения после родов.
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
  
   О. Димитриан стоит на широком мраморном подоконнике и моет окна, используя дурно пахнущее средство. Хорошо еще, что рамы открыты настежь, и на отсутствие воздуха жаловаться не приходится. О. Наум переложил все предметы с престола на жертвенник, и занимается полировкой латунных поверхностей дарохранительницы. О. Андрей и я двигаемся на четвереньках по ковру, вооруженные тазиками с мыльной водой, и квадратно - гнездовым способом обрабатываем черные точки на ковре. О. Онисий в облачении белого цвета сидит на скамейке, и, потирая сухонькими ручками острые, страдающие от подагры колена, и говорит, вроде нам, и, в тоже время, ни к кому из нас не обращаясь:
  
  - Подумаешь, убираться заставили! Да в прежнее время за такие высказывания, какие вы себе позволяете, пожизненно в глухой монастырь ссылали! Зарубите себе на носу, патриарх - это все, что у нас есть! Убери его - и начнет сыпаться, не соберешь! Вон, что в соседнем государстве делается! Самочинно объявили о создании собственной православной церкви, хотят своего патриарха. А почему до сих пор ничего не добились? Потому что настоящие православные верующие стоят за единство церкви! Патриархов не бывает плохих или хороших, как не бывает плохих или хороших веков для жизни. Не нам выбирать, когда рождаться и умирать, и кого Бог поставит над нами. Но мы можем обозначить свой жизненный путь, выбрать гордыню или смирение. Хочу вам рассказать старую притчу: в древнем монастыре так получилось, что братья проголосовали за наместника, молодого монаха. Он возгордился, и ночью, ворочаясь без сна, стал приписывать себе самые необыкновенные достоинства. Но под утро к нему явился ангел, и сказал: "особенно не обольщайся, ты не блещешь добродетелями! Вышло так, что братья в этом монастыре сильно грешат пред Богом, и Он указал им на тебя, как на того, кто будет закрывать глаза на их прегрешения. Но ты человек властный, и наказание братьям будет заключаться в том, что вместо послаблений, они много от тебя пострадают". Суть из того, что я рассказал, дорогие мои слушатели, извлекайте сами!
  
  - О. Онисий, настоятель зовет вас на помощь! - говорит Сергей Алексеевич, приоткрыв дверь в алтарь, и тут же, по своему обыкновению, исчезает, растворившись в воздухе.
  
  - Да-да, конечно! - произносит священник, и, с трудом поднявшись по причине боли в ногах, уходит.
  
  - И зачем ты открыл этот ящик Пандоры? - с укоризной о. Андрей говорит о. Науму.
  
  - Можно подумать, я один тут все делаю некстати! - восклицает о. Наум,- а сам то, чего горящий уголь топтал?
  
  - Меня бес попутал! - прямодушно говорит о. Андрей.
  
  - Ага, как же, бес! - подает голос дьякон, перелезая с подоконника на подоконник, - рассказываю по такому случаю анекдот: как-то архимандрит монастыря, обходя в пост кельи, застукала монаха, готовящего яйцо на церковной свече. В ответ на попреки архимандрита, монах, как и о. Андрей, заявил: "бес попутал". Тут же из дымохода раздался обиженный голос: "чуть что, так сразу бес, бес! А я сам в первый раз вижу, чтобы церковную свечу использовали для приготовления пищи". Архимандрит с монахом, так в обморок и упали!
  
  - Ну, хорошо, признаю, я раззява! - говорит о. Андрей. Он опускает голову, и с противным скрежетом водит щеткой по грязному участку ковра.
  
  - Да никто не виноват, - вступаю я в разговор, - выпадение уголька, это та неловкость, которая может произойти с каждым! Мне кажется, что настоятель намеренно ведет себя так, чтобы мы постоянно чувствовали за собой вину.
  
  - Знаешь, Анатолий Иванович, раз у нас тут притча за притчей, расскажу тебе еще одну. - Говорит о. Андрей, поднимая от мыльной пены глаза, - недавно в крупном городе удалось восстановить монастырь за короткий срок. Освящать пригласили митрополита. Он после службы решил прогуляться по территории, оценить фонтаны, ну, и прочие красоты. Случайно заметил на самом видном месте забытую строителями грязную табличку "туалет". Так всей братии влетело, а наместнику монастыря, который рассчитывал на высокую награду, объявили выговор!
  
  - И какой мы должны сделать вывод из этой истории? - не понимая, к чему это он, спрашивая я.
  
  - В православии тот считается спасающемся, кто смиряется перед любыми обстоятельствами, и постоянно чувствует себя виноватым. Даже тогда, когда заслужил поощрения. - Поясняет о. Наум ход мысли о. Андрея.
  
  - Верно! - восклицает о. Андрей, - весь человеческий род прегрешил пред Богом, начиная с Адама, и Господь хочет, чтобы мы признавали это, но не на словах, а на деле. Он подал нам пример такого смирения, позволил распять себя без всякой вины. А что касается меня, так я виноват, и очень виноват! Мне поделом достается!
  
  - Да в чем же? Скажите, сделайте милость! - восклицаю я.
  
  - Он своего митрополита обманул! - отвечает о. Наум, опережая о. Андрея.
  
  - Обманул!- горько вздыхает о. Андрей, и, заметив мой недоумевающий взгляд, объясняет,- я служил в Љ... епархии, в глухом районе, без жилья. А жена у меня из Серпухова, и, когда она получила в наследство квартиру, мы сразу захотели перебраться. Я знал, что митрополит против моего перевода, он ожидал оживления того района после строительства дороги, и говорил об этом моему знакомому, секретарю епархии. Я пошел на хитрость: когда митрополит уехал лечиться, подошел к викарному епископу. Сказал ему, что согласовал вопрос с митрополитом, и викарий подписал мое прошение. Что ж, я добился своего, но история стала известна о. Мефодию. И теперь, он мне житья не дает. Я бы рад обратно, в свою епархию, да поезд этот уже ушел!
  
  - Ушел! - как эхо, подтверждает о. Наум слова о. Андрея.
  
  - Но я-то, ладно, у меня всегда всё не так, а ты зачем ты, ни с того, ни с сего, на рожон полез? - о. Андрей спрашивает у о. Наума.
  
  - Да достало, нет сил, молчать! - со вздохом произносит о. Наум.
  - О чем это вы? - спрашиваю я, мне такие разговоры в алтарях в новинку, поэтому интересны.
  
  - Об архаизмах в русской церкви, конечно! - отвечает О. Наум, - Перешли же мы в храмах на электрический свет, для чего же сохраняем свечи? Я смотрел сюжет о христианстве в Японии, так у них там верующий платит, и на подсвечнике зажигается светодиод. Роспись в японском храме, спустя много лет, выглядит, как в день открытия! А у нас полы в жирной грязи, и стены закопчены, будто мы живем в средние века! Появилась даже такая профессия - мойщик храма изнутри. А толку-то? Собор в том году помыли, а в этом, хоть опять мой! И про кадила что хочу сказать: сколько алтарей видел, все они усыпаны пеплом! Научный прогресс мы не отвергаем, новые открытия даже благословляем. Так почему же самим нельзя использовать аккумуляторные кадила с электрической спиралью?
  
  - Про эти твои идеи все давно знают, и рекомендуют помалкивать! - говорит о. Андрей, - ты еще богослужебный язык вспомни!
  
  - И вспомню! - принимается горячиться о. Наум, - это невозможно, церковнославянский, на котором ведется служба, коверкают, кому не лень! Только сегодняшние "факиры" Евгения Ивановича, чего стоят!
  
  - Да не было никаких факиров! Это бубенцы на кадиле звенели, вот и послышалось! - возмущаюсь я, прополаскивая грязную тряпку в тазике.
  
  - Послышалось, не послышалось! Без разницы! Все равно в храме никто не понял, кроме нас, что Евгений Иванович лажанулся. А в другие дни я сам, читая незнакомый акафист, не справляюсь с артикуляцией. Такое говорю, что вспоминать стыдно. Да в благочинии, если честно, церковнославянский, кроме настоятеля, никто толком не знает! Особливо батюшки, которые не учились в семинарии. Они вообще, блуждают в темном языковом лесу! Но это, предположим, не главная беда. Главная беда - это то, что язык службы не понимают прихожане! Если у меня человек спрашивает, как ему приготовится к причастию, то я ему говорю, что необходимо прочитать положенные каноны. И обычно слышу: прочитать - то я прочитаю, но кто мне объяснит смысл прочитанного? Уже в самой подготовке к причастию заключается некое несоответствие того, что мы проповедуем, с тем, что есть на самом деле. Понятно, что при возникновении церкви в Руси не было языка, который мог бы лечь в основу богослужения. Но сейчас-то он есть!
  
  - Э-э, батюшки, боюсь, ваши мысли верующие не оценят! - говорю я, отжимая воду из своего орудия труда.
  
  - Да где они, верующие? - спрашивает риторически о. Андрей, - похоже, ушли от нас на пляжи Оки! Надо понимать, что тех, кто сегодня ходит в храм, привели такие священнослужители 20 века, как Иоанн Крестьянкин, или Николай Гурьянов. А что наше поколение? Мы просто почиваем на их лаврах! Мученики сталинских лагерей сделали все, чтобы церковь жила. Но мы, нынешнее священство, оказались ли достойны их подвига? По событиям, которые происходят на исконно русских землях, видно, что нет.
  
  - А события тут причем? - перестав чистить стекла, удивленно спрашивает о. Димитриан.
  
  - Потому что часть русских собираются отказаться от родного языка, - отвечает дьякону о. Наум, - а поскольку мы постоянно говорим о так называемом "русском мире", то единственный способ доказать, что он действительно существует и самодостаточен - это сделать русский язык, богослужебным языком. Тогда люди, говорящие на русском, реально почувствуют, что он действительно особенный, наш язык, на котором можно и нужно общаться с Богом! А у нашего духовенства все силы расходуются на споры о том, что благоговейно, а что нет. Посмотри, сколько книг уже написано на эту тему! А на телевидении? Каждый день иерархи нашей церкви часами толкуют о мельчайших нюансах православной жизни, и складывается такое впечатление, что мы, признавая Новый Завет, на деле живем по Ветхому!
  
  - Этак вы Русь ввергнете в раскол посильнее, чем был при патриархе Никоне! - выражаю я свое мнение батюшкам.
  
  - Почему? - удивляется о. Наум, - вина в том расколе лежит не на реформах, которые тогда проводились, их нужно было провести, а целиком на Никоне. Он делал их не для блага церкви, а в политических целях, для укрепления личной власти.
  
  - Да у нас, как ни берутся что-нибудь преобразовать, в результате, только хуже получается! - говорю я.
  
  - А хуже, чем происходящее с Русью сейчас, представить трудно! - говорит о. Андрей, - идет гражданская война, русский народ делиться надвое, и на отделяющейся половине русских земель гибнет православная вера и русский язык. А наш патриарх в это время с папой целуется! Да разве раскол при Никоне может сравниться с такой бедой?
  
  - Вы еще скажите, что в этой трагедии наш патриарх виноват так же, как Никон в том расколе! - не выдержав напряжения, с которым мы обсуждаем такие важные вопросы, я оставляю мытье ковра, и сажусь на скамейку, справа от горнего места.
  
  - А кто же еще? - о. Андрей, бросив свою тряпку с тазик, усаживается рядом со мной, и говорит - зачем тогда его выбирали? В России патриарх больше, чем высшее должностное лицо. На него уповают, возлагают надежды, молятся! Нынешний патриарх очень хотел стать патриархом, поместный собор был организован так, что у его соперника, очень авторитетного митрополита, не было шансов. Мирян, которые могли бы за того митрополита проголосовать, было очень мало, а ведь они и есть, по большому счету, церковь, без них мы всего лишь жалкая кучка маргиналов!
  
  - Не жалуете вы нашего патриарха, мои дорогие батюшки, вот и причина ваших речей! - говорю я.
  
   О. Наум отходит от жертвенника, подсаживается к нам, и, глядя мне в глаза, произносит:
  
  - Это неправда! Мы, русские православные священнослужители, способны жаловать, как показывает история, даже прокуроров во главе церкви. Вопрос не в нас. А в нашем, русском народе! А он правящего патриарха, в отличие от его предшественника, не признает! Для ясности я выражусь так: если хочешь быть патриархом, так будь им! А он им стал, но им не является!
  
  - Вы осуждаете первосвятителя, каяться придется! - говорит о. Димитриан, присоединяясь к нам на скамейке.
  
  - Ничего подобного! - отрицая обвинение, машет рукой о. Андрей, - Осуждение, это когда говоришь о человеке, как о личности. А мы предугадываем суд истории, то, что о правлении нашего патриарха будут писать потомки. Для них мы составляем суждение современников, таким, каким мы видим патриарха среди нас. А видим мы, что он не справляется со своими обязанностями.
  
  - Но патриарх не может уйти в отставку! Что ему делать, даже если он и понимает свою недостаточность? - высказывается дьякон в защиту патриарха.
  
  - А почему не может? - деланно удивляется о. Наум, - папа Римский, значит, может, а патриарх Московский не может? Русскую нацию создала и удержала от исчезновения в веках русская церковь. Нам нужен патриарх, который будет объединять нас, и сможет вымолить у Бога чудо единения русских! А мы имеем патриарха, за которым приходится постоянно тушить пожары скандалов. Патриарха, который до сих пор не созвал собор и дал оценку страшного бедствия на русской земле. Патриарха, за которого стыдно смотреть в глаза прихожанам!
  
  - И что же мы можем изменить? Ни-че-го! - грустно говорит о. Димитриан, проводя взглядом по алтарю, в котором, как мне кажется, грязи стало больше, чем до нашей "уборки".
  
  - Мы, не можем! - соглашается о. Наум, - но тут есть человек, который может!
  
  - Кто? - искренне удивляется дьякон.
  
  - Он! - говорят батюшки и показывают пальцами на меня.
  
  - С чего вы взяли? - от волнения у меня начинается нервный тик.
  
  - Бог дает людям разные дарования. Одни пророки, другие молитвенники, третьи постники. Ты, Анатолий Иванович, как мы знаем, русский писатель. Вспомни, что Господь за время земной жизни, сам не написал ни строчки! Это сделали за него апостолы, которые, помимо всего прочего, и были первыми христианскими писателями. На примере учеников Христос показал, насколько высоко это призвание. Практически, равноапостольное!
  
  - Да не смешите меня, глупости! - отмахиваюсь я от них, - меня никто не читает, да и, если честно, я писать не умею!
  
  - А ты не пиши от себя, как все, кто сейчас пишет! - говорит о. Наум, пророчески сверкая глазами, - ты, как псалмопевец Давид, записывай слова за Господом!
  
  - Работай для вечности, - и о. Андрей на моих глазах преображается, я вижу рядом с собой не товарища - полотера, а священника в духе, - пиши не для своей славы! Запомни, вся слава Богу, себе ничего! Стремись, как Моисей поднялся на гору Хорив, подняться в своем творчестве ко Христу, и донести до нас пламенные глаголы Его! И на этом пути Бог умножит твой талант стократно, сделает тебя звездой и поводырем русского народа!
  
   Мне становится страшно, кажется, что святые на иконах с укоризной смотрят на меня, упрекая, что я напрасно прожил большую часть жизни.
  
   Наша тихая задумчивость прерывается от того, что Сергей Алексеевич, появившись из полутьмы в дальнем углу, говорит нам:
  
  - Оставляйте ваши занятия, и быстро в трапезную, о. Мефодий зовет!
  
  - Нет, это надо же, а! - говорит о. Наум, глядя, как Сергей Алексеевич покидает алтарь через дверь, - кто-нибудь видел, как он входил? Мистика какая-то с этим алтарником, честное слово!
  
  - Теперь настоятелю нашепчет, о чем мы тут говорили. Достанется почем зря!- хмуро произносит о. Андрей.
  
  - А мне уже все равно,- говорит о. Димитриан, - у меня матушка скоро рожать должна, а у нас ни квартиры, ни денег. Пилит так, что жизнь не мила!
  
   Проходя мимо свечного ящика, я замечаю, что Тамара украдкой ворожит крупной денежкой, как это делала Марчук Анна. Удивившись, я говорю:
  
  - Тамара, ты не по - православному поступаешь!
  
  - Это Серпуховская традиция, вера тут ни при чем! - говорит она, не считая нужным прекращать свои действия.
  
  - Оставь ее! - говорит о. Наум, - она старая, ее уже поздно переубеждать!
  
   Трапезная собора находится в отдельно стоящем доме, в который мы входим по очереди, чинно крестясь. О. Мефодий сидит во главе накрытого, но пока еще не тронутого стола, вместе о. Онисием.
  
  - Садитесь, садитесь, я уже за вас помолился! - говорит настоятель, заметив, что мы собираемся прочитать молитву перед вкушением пищи. Священнослужители усаживаются произвольным порядком, а место мне, рядом с собой, указывает настоятель. Когда он благословляет, мы приступаем к трапезе. Похвалив кухарку, о. Мефодий неожиданно делает комплимент батюшкам и дьякону по одному из удачных моментов на сегодняшней службе. Наливает коньяку себе, о. Онисию, и, показывая своё расположение, мне. Передает бутылку дальше, батюшкам и дьякону.
  
   О. Мефодий сейчас выглядит душой компании, а не грозным руководителем, о котором я составил довольно противоречивое мнение. Я обращаю внимание, что подошедший хор с Маргаритой во главе, а также Василий Михайлович, Костя, и еще парочка "верных", усаживаясь, непринужденно шутят, обращаясь к настоятелю, и он ласково улыбается им в ответ. От непринужденной атмосферы, царящей здесь, и обилия еды, я размякаю. О. Мефодий между прочим заставляет меня кратко рассказать биографию, и интересуется, какие планы на будущее.
  
  - Я их сам не знаю. Нахожусь в тяжелой жизненной ситуации, брат умер, сын, единственное, что связывало меня с женой, ушел служить, далеко и надолго. Я подавлен, мучаюсь от депрессии. - В ответ говорю я.
  
  - Ничего, ничего, это поправимо! - Говорит о. Мефодий,- причастись, тебе легче станет. Ты давно на исповеди был?
  
  - Давненько уже! - говорю я, пытаясь вспомнить.
  
  - Только не надо, как твой брат, писать все, что с тобою происходит, на бумаге, и заставлять меня читать! Это было невыносимо! - вспомнив, слегка хмурится настоятель.
  
  - Да, это действительно невыносимо, брат писал устаревшим стилем гекзаметр! А я совсем другое дело, я пишу, соблюдая амфибрахий. А что, вы действительно читали? - вдруг радуюсь я, - Нас никто никогда не читал, это же, здорово!
  
  - Мама дорогая, вот я попал! - произносит настоятель, хватаясь за голову, а затем нехотя говорит мне, - ну, кроме меня, был еще читатель! Твой брат писал роман о нас, и главы отправлял к митрополиту, на благословление. Судя по некоторым признакам, мое начальство зачитывало его произведение до дыр!
  
  - Мама дорогая! - точь-в-точь повторяя слова и интонацию настоятеля, покраснев, говорю я.
  
   После трапезы священнослужители остаются в храме, а остальных, и меня в том числе, о. Мефодий отправляет по домам. Я договариваюсь с Костей о встрече на другой день, и отбываю в коммуналку брата, намереваясь хорошенько отдохнуть после такого напряженного утра.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ.
  
   Я нахожу Константина Сергеевича перед павильоном на улице Ворошилова. Это центральная часть города, народу здесь достаточно, но у Кости покупателей нет.
  
  - Что, не идет торговля? - спрашиваю я, усаживаясь на скамейку рядом с ним.
  
  - А, ассортимент специфический, день на день не приходится! - зевнув, отвечает он.
  
   Я заглядываю вовнутрь, вижу товары для активного отдыха, немного антиквариата и военных сувениров. Определенно, магазинчик обслуживает туристов.
  
  - Будешь? - Костя достает из открытого окна бутылку "Лезгинки", а на закуску пакетик семечек.
  
  - Давай! - соглашаюсь я, и мы пьем за знакомство.
  
  - Заметил, здесь " Лезгинку" уважают! - говорю я, чувствуя, что первая порция огненной жидкости тяжело проникает в организм.
  
  - Городские олигархи держат подпольный цех, и продают по сносной цене, - объясняет Костя, - как по мне, так нормальное пойло! Хотя имеет вкус технического спирта и жженого сахара, пока никто не отравился, и голова с утра не сильно болит!
  
  - С "левым" алкоголем следует быть осторожней! - говорю я, соглашаясь с предложением Кости выпить по второй.
  
  - Да, ты прав! - с философской грустинкой говорит Костя, когда мы опрокидываем рюмки.
  
   Он достает из кармана летней куртки тощий конверт с деньгами и вручает мне.
  
  - Это зачем? - удивляюсь я.
  
  - Женькина доля от выручки магазина. Ты наследник, кому еще отдавать? Извини, что мало. Обстоятельства! - Костя насыпает семечек в ладонь, и лузгает их, аккуратно сплевывая шелуху в урну.
  
  - Вот так новости! - восклицаю я, - и чего с этими деньгами делать?
  
  - Не знаю! - говорит Костя, - наверное, тоже, что и раньше. Ты не за ними приехал? Разве брат не посылал тебе переводы?
  
  - Нет! - категорически отрицаю я.
  
  - Х-м, - задумчиво чешет затылок Костя, - любопытно, кому тогда?
  
  - И я бы не отказался знать, - говорю я, и спрашиваю, - значит, часть магазина принадлежала Жене, а теперь мне? Он для этого отцовскую квартиру продал?
  
  - Да! Выйдя из колонии, мы зарегистрировали общество "Татьяна". Название Женя предложил, не спрашивай, не знаю, кто такая. Я с 90-х владел участком земли, но не было денег на строительство. Женя придумал, как их найти. Мы все спланировали еще в колонии.
  
  - А тебя за что "закрыли"? - спрашиваю я.
  
  - В молодости я занимался браконьерством в заповеднике, и зарабатывал черной археологией. Серпуховским ментам отстегивал, не трогали. Однажды у меня на Оке сеть по течению унесло, и я на лодке отправился искать. Плыву, смотрю по сторонам, и вижу, что на берегу лежит окровавленный мужик в камуфляже. Я пристал, бегом к нему. Он оказался без сознания. До Серпухова идти по реке было далеко, и я решил переправиться на противоположный берег, где стояла моя машина. Однако возле нее ждал Тульский ОМОН, там была его юрисдикция. Мужик к тому времени скончался, и в моей лодке оказался труп. Следователь нашел мою землянку с оружием Великой Отечественной, и оформил убийство по неосторожности ... - вспоминая, Костя огорченно вздыхает.
  
  - Да... история... - говорю я, и спрашиваю, - а ты так и не узнал, что за мужик умер у тебя на руках?
  
  - До сих пор веду свое расследование, в котором Евгений Иванович, кстати, очень помогал. Определенного не нашли ничего, однако Женя сумел придать некоторым фактам ход: он инкогнито посылал материалы к Маргарите Тихой, она же у нас журналистка. В результате мы взбудоражили настоящих преступников настолько, что недавно в полицию кто-то из них подбросил карабин тех лет, измазанный человеческой кровью. Я добиваюсь, чтобы материалы моего дела вновь подняли, и сделали современную ДНК-экспертизу. Посмотрим, может быть, что-нибудь удастся выяснить. На реабилитацию я не надеюсь, просто хочу выяснить правду!
  
  - Женя не мог пострадать из-за вашего расследования? Его соседи по квартире, Марчуки, всерьез уверены, что бывший мэр Павлов...
  
  - Нет, нет! - восклицает Костя, - едва я узнал о смерти Жени, я тоже так подумал. Но это не так!
  
  - Почему ты уверен? - спрашиваю я, внимательно глядя в глаза Косте.
  
  - Понимаешь, - Костя мнется, потом решается сказать, - у меня жена хирургом в городской больнице, она присутствовала на вскрытии, хотя не и положено. Причина, по которой скончался Женя, царствие ему небесное, отображена в медицинском заключении правильно.
  
  - А то, что на одежде брата были черные следы от колеса? - интересуюсь я.
  
  - Однако на теле нет ничего! Даже если найти машину, которая задела рукав куртки человека, упавшего перед ней на пешеходном переходе, вряд ли мы что-нибудь предъявим водителю. Нельзя умереть дважды! А Женя умер мгновенно, и в вертикальном положении. Об этом подробно написано в комплексной экспертизе. Другое дело, в последнее время мы оба сильно нервничали, что могло повлиять на исход его болезни. Женя ходил, весь издерганный.
  
  - А он, из-за чего нервничал?
  
  - Я думаю, у Жени причин для плохого настроения было несколько, и он не особенно о них распространялся. Я только одну знаю наверняка: этот магазин, в который мы, как ты понимаешь, всадили все деньги, городская администрация хочет снести.
  
  - Этот? Хороший магазинчик, и на своем месте! Кому он мешает? - изумленно спрашиваю я.
  
   Костя, не в силах далее продолжать разговор без "успокоительного", разливает "Лезгинку" по рюмкам. А в сквере, что возле нас, появляются рабочие, и начинают выдергивать из земли новые бордюры пешеходных дорожек. Костя смотрит на безобразие, вздыхает, и говорит мне:
  
  - А что ты так удивляешься? Обычное дело для российских городов! Не я один страдаю от произвола, вся страна! У нас это началось при замене выборного мера Павлова, против которого многие боролись из-за его взяточничества, на ставленника губернатора, в прошлом мелкого чиновника из Подольска. Он притащил с собой команду, ориентированную не на интересы Серпухова, а на финансовую группу при губернаторе. Они занялись "наведением порядка", а на самом деле начали "отжимать" у местных все, что удастся.
  
  - Так президент вроде бы запретил "кошмарить" бизнес! - удивляюсь я.
  
  - Он не всем запретил! - смеется Костя, - только тому, кому запретил! Старые поверяльщики ушли, появились новые. Например, каждую неделю требуют документы на магазин, начиная с момента регистрации, и по сей день. Говорят, что так положено. Годы идут, законы меняются, что-то не успеваешь переоформить, или не можешь, как в моем случае, когда по причине смерти учредителя, временно нет протокольного кворума. А для чиновников, это самая сладость. Обнаружив зацепку, вместо того, чтобы помочь привести бумаги в порядок, они яростно работают над твоим уничтожением. Знаешь, только в телевизионных передачах идут навстречу предпринимателям, и чиновники участливые! А по факту, в Московской области выдумали сложную систему, с помощью которой медленно, но верно, чиновники завладевают имуществом человека. Знаешь, у меня имеется на этот счет теория, но ее никто всерьез не воспринимает! Хочешь, тебе расскажу?
  
  - Хочу! - соглашаюсь я, вслед за Костей опять употребляя спиртное.
  
  - Так вот: бюрократы стали доминирующим классом на земле. Они полностью подчинили население планеты. Я имею в виду всех чиновников: гражданских, военных, а также любых функционеров, получающих зарплату от государства. Кроме того, бюрократы всех стран объединяются, используя придуманную ими идеологию и религию.
  
  - И какая у них идеология? - интересуюсь я, отсыпая себе семечек из пакета.
  
  - Они выполняю великую миссию - спасают нас от самих себя, а мир от разрушения.
  
  - А религия?- спрашиваю я.
  
  - Самая примитивная, тотемизм. Бюрократы создают внутри государственной системы кланы, чтобы иметь как можно больше денег и власти. Это хорошо видно на примере Серпухова. Было два клана: Фетисова в районе, Павловых в городе. Они платили губернатору дань, но тот вдруг решил уничтожить все вассальные тотемы на подвластной территории, и создать один большой, свой. И таким образом получить все Подмосковье. Не иначе, собрался повыше. Как только посты в нашей городской администрации заняли выходцы из тотема губернатора, начался следующий этап: прореживание предпринимателей, чтобы оставшиеся точно знали, кому нужно "заносить" и клясться в верности. В результате пятьдесят владельцев магазинов, еле сводящих концы с концами, и я в том числе, получили судебное предписание о том, что их постройки незаконны, и подлежит сносу.
  
  - А что, они действительно незаконны?
  
  - Правила устанавливаются городской администрацией. У чиновников Павлова были законны, а губернаторских - нет! - со вздохом произносит Костя, - кто ж уследит за их, как правило, тайным законотворчеством?
  
  - А разве нельзя обжаловать их действия?
  
   - Можно! - кивает головой Костя, - но нужен адвокат, а не каждый может себе позволить! Мы "отбиваемся" на свои, а чиновники совершают "наезды" за государственные средства, практически нескончаемые. Да и судья - он ведь тоже из тотема губернатора! Нам быстро стало понятно, что взывать к их клановой чести и милосердию бесполезно. В результате, погоревав, мы послали к новому мэру парламентёра.
  
  - Взятку надумали дать? - уточняю я.
  
  - Ага, - кивает головой Костя.- А что делать? На мне, например, висит кредит за этот магазин. Если его снесут, чем я банку отдавать буду? Но оказалось, что интерес представляют только наши земельные участки, для последующей перепродажи! Евгений Иванович намеренно устроился на работу в мэрию, где узнал, что "губернаторские" на нашем уничтожении зарабатывают больше, чем на нашем существовании, как налоговых агентов. Ужас! Все закончится так же, как и в братском славянском государстве!
  
  - Странную ты провёл параллель! - говорю я.
  
  - Отнюдь! Там тотемы борются настолько яростно, что уничтожили собственную государственность, и теперь полностью подчиняется Америке. Если хочешь знать, мое мнение таково: государственные образования, как институт, отжили свое! В будущем останется только один - единственный клан, состоящий из чиновников всех национальностей. Это хорошо видно на примере тотема США.
  
  - Да США как раз, никакой не клан, а супердержава!
  
  - Ничего подобного! Если бы Америка была государством, то заботилась о себе подобных. А она сеет хаос, взращивает ложь, пожинает трупы, и в обязательном порядке распространяет секты, эти тотемные щупальца! Сегодняшняя Америка - это не государство, а самое большой в мире тотем, держащаяся на черной магии миллионов ее проповедников и колдунов!
  
  - А мы, что? - спрашиваю я Костю, - мы, государство?
  
  - В какой-то степени. На данный момент мы отличаемся от остальных тем, что у нас есть президент, который сумел подчинить национальных бюрократов, и сформулировал тезисы "русского мира". Что заменило в нашем сознании концепцию о построении коммунизма. К сожалению, "русский мир" ќ- это ненадолго, исчезнет вместе с нынешним президентом. Ведь почему остальные славяне бегут в Евросоюз, отбросив в сторону все доводы о вреде такого пути? Потому что славянскому бюрократу, как и любому другому, тесно в своей стране, он хочет получить гораздо больше власти и денег, сделав карьеру в институтах Евросоюза. Но этот путь ведет лишь к построению огромного, во весь земной шар, тотема, который возглавит Антихрист. Поэтому Россия, держась обособлено, если хочешь знать, отдаляет конец света, пусть даже и являясь, как и все, тотемным государством!
  
  - От твоих речей плакать хочется! Мне кажется, ты все передергиваешь! - говорю я.
  - Да нет, не передергиваю. Во всяком случае, не больше, чем наш патриарх в своих проповедях.
  
  - А патриарх-то тебе, чем не угодил? - едва ли не со стоном спрашиваю я.
  
  - Тем, что настоящей опорой нашего общества должен быть не вымышленный "русский мир", а религиозная нравственность. Нужно произвести религиозную реформу, наверное, самую крупную со дня крещения Руси, и сделать так, чтобы церковь стала опорой нашего государства. Тогда и класс бюрократов не будет доминировать, и олигархи не поднимут головы!
  
  - Да не возможно то, о чем ты говоришь, в нашем веке! - смеюсь я.
  
  - Почему невозможно? - удивляется Костя, - в Иране, нашем теперешнем союзнике, возможно? Там существует религиозная демократия, "персидский мир" отсюда, издалека, чем-то похожий на наш "русский мир". А мы, почему не сможем, как они? А, впрочем, если не сможем, то тогда точно, рано или поздно, у нас будет то же самое, что и у других народов. Наш бюрократический класс, не ограниченный идеологическими установками, как было при коммунистах, ни религиозными догмами, как в Иране, превратит Россию в западную колонию!
  
  - Так что же ты конкретно хочешь от патриарха? - спрашиваю я.
  
  - Что бы он опережал ситуацию, а он даже в хвосте событий не плетется! Необходимо созывать соборы и давать трибуну философам, общественным деятелям, батюшкам из глубинки. Нам нужно осмыслить наш век, и определить пути развития русского общества. А у нас - тишина...
  
  - Наверное, патриарх занимает такую позицию из-за разгрома церкви при коммунистах. Он боится, что, если привлечет к себе внимание, то случаться очередные гонения!
  
  - Ага! - кивает головой Костя, - этот "страх" устраивает патриарха, который, похоже, избирался для того, чтобы всласть натешится правлением над с каждым годом уменьшающейся всея Руси, а не для того, чтобы предстоять за нас пред Богом! Себялюбие его святейшества, видимо, настолько заразно, что передалось некоторым батюшкам, а через них - и нам. История не простит нам той духовной лености и безразличия к судьбе России, что сейчас имеет место в наших душах. Мы духовно спим, хотя небесные колокола давно бьют тревогу, а православный дом со всех сторон горит!
  
   Шум от рабочих неподалеку становится таким сильным, что у меня начинает болеть голова. Я громко спрашиваю, наклонившись к уху собеседника:
  
  - Что происходит? Почему рабочие так остервенело трудятся, будто не работают, а хотят что-то доказать?
  
  - Это потому, что все вручную, и напоказ. Так новый мэр решает сразу две задачи: занимает безработное население, чтобы оно не таскалось по оппозиционным митингам, и осваивает государственные деньги для последующей "распилки" - Объясняет Костя.
  
   Рабочие вдруг быстро собираются и исчезают, оставив городскую улицу в безобразном виде.
  
  - Куда это они? А заканчивать работу кто будет? - возмущаюсь я.
  
  - Видимо, крупный правительственный чиновник, ради которого был этот цирк, уже проехал! Теперь рабочих переместят туда, где должен ехать следующий. - Смеясь, говорит Костя.
  
  - А куда им ездить в вашем провинциальном городе? - удивляюсь я.
  
  - В парк на берегу Оки, комплекс развлечений "Куб". Не слыхал о таком?
  
  - Да вроде нет.
  
  - Еще услышишь. Фетисов и Павлов так старались, строя его, что накликали на себя беду. Теперь губернатор хочет у них парк "отжать". - Говорит Костя.
  
  - Неужели настолько хорош?
  
  - Скорее губернатору понадобились обряды черной магии, которые там практикуются. Но я чего-то устал от нашего разговора, о "Кубе", с другими поговори. У тебя еще вопросы есть? - спрашивает Костя.
  
  - Последний! - говорю я, доставая из кармана фотографию девочки со стены в коммуналке, - ты не знаешь, какое она имеет отношение к Жене?
  
  - Надо же, какая милая! - удивляется Костя, - возможно, проясниться тайна переводов? Нет, Толик, не знаю. Попробуй в городском спортивном центре поспрашивать. Женя туда неожиданно стал ходить, хотя спортом никогда не увлекался! Значит, у него были серьезные причины личного свойства, которые он даже от меня скрывал. Не исключено, из-за этой девочки, хотел ее там видеть!
  
  - Да, я проверю. Спасибо за помощь! - благодарю я.
  
  - Всегда, пожалуйста! - отвечает Костя. Он достает из кармана купюру в пять тысяч, и говорит мне,- ты заходи, если что! А сейчас извини, я ворожить буду. Пустой день, мне только этого не хватало. Попробую прогнать невезение!
  
  - Костя, ты же православный! Неужели торговый обряд будешь совершать?- возмущаюсь я
  .
  - Серпуховская традиция!- отвечает он, размахивая денежкой - ничего не могу с собой поделать! Но заметь, что мы, торгаши, отказались от долларовых купюр при проведении, и теперь за державу не обидно!
  
  - Патриотично! - соглашаюсь я.
   Костя наливает "Лезгинки" на "посошок", мы пьем, и я отправляюсь восвояси.
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
  
   В Серпуховском спортивном центре я решил не называться своим именем, когда девушка за стойкой администратора, едва глянув на меня, протянула ключ от шкафчика и сообщила, что группа под руководством "моего" тренера уже занимается. Я быстро переоделся и присоединился к женскому коллективу во главе с молодым атлетом.
  
  - Давненько вас не было! - говорит мне тренер, делая приглашающий жест рукой по направлению к снарядам, - начинайте, не стесняйтесь!
  
  - Спасибо! - отвечаю я, и, плюхнувшись на первую попавшуюся скамейку, беру в руки самую маленькую гантель. Атлет одобрительно хлопает меня по плечу, и продолжает разговор с девушками, начатый до моего появления:
  
  - Русские арийцы - это особая общность! Мы являемся стволом древней расы, связываем арийские ветви Европы, с корнями в Индии! Знайте, что язык древней Руси - это язык Вед. К примеру, Серпухов находится на реке Нара, что на ведическом означает "человек". И таких названий вокруг города, полным-полно! Кроме того, государственная церковь производит службу на этом языке, что является дополнительным аргументом о благословлении самим Богом русского ведизма! Нам следует вновь услышать зов предков, услышать природу земли нашей!
  
  - Простите! - услышанное так удивляет, что я, не выдержав, вмешиваюсь в разговор, - у меня такое чувство, будто я пришел на проповедь, а не в спортивный зал!
  
  - Вашего тела нет, оно нам снится! - снисходит до объяснений тренер, - пока вам не приснится красивое тело, его у вас не будет! Поэтому религиозный аспект так же важен, как и сами упражнения.
  
  - Вы хотите сказать, что если после разговора с вами я лягу спать, и мне приснятся мышцы, то утром, при пробуждении, они у меня будут?
  
  - Когда вы находитесь в состоянии, которое называете ночным сном, то видите нереальный сон. В нем отсутствует время. - Улыбаясь, будто разговаривает с маленьким ребенком, произносит тренер, - а я рассказываю о сне реальном, где время присутствует со дня рождения человека и до его смерти!
  
  - Мудрено очень, ничего не понял.
  
  - Для понимания, вам нужно почитать Славянские Веды! Они содержат Божественные Откровения, данные людям задолго до возникновения всех других религий! - говорит атлет.
  
  - Насколько я знаю, в письменном варианте Веды появились около 16 века нашей эры! - возмущаюсь я откровенной подтасовкой фактов.
  
  - Веды в устной форме существовали, когда человечество еще сидело у костра, а это, как утверждают ученые, миллионы лет тому назад! - заявляет тренер, наслаждаясь тем, какое впечатление производят его умные речи на девушек.
  
  - И как мы проверим соответствие древних сказаний с той книгой, которую вы мне предлагаете для чтения? Никак!
  
  - Очень просто! - не соглашается собеседник, навешивая блины на тренажер для учениц, - подлинность письменного варианта Вед подтверждают наскальные рисунки, содержащие мантры первых арийцев!
  
  - Да какие наскальные рисунки, современному человеку не более 10 000 тысяч лет! В Библии об этом четко сказано! - говорю я, перемещаясь на другой тренажер.
   Тренер прикрепляет к нему брошенную мною гантель, видимо, чтобы ее тяжестью умерить мой пыл, и говорит:
  
  - Ветхий и Новый заветы я читал, и, разумеется, заметил даты в них. Но они не верны, причем так считает и наука, не только я!
  
  - Почему же? Сидевший возле костров древний человек, о котором вы упомянули, обладал телом и душой. Но благодаря появлению Адама на земле, в этой первобытной твари появилась Премудрость Божия! Таким образом, Бог обратил падение Адамово, во благо. Тогда земной человек, соединившись с человеком небесным, выпрямился, поднял лицо к знаниям, и стал человеком современным, имеющим тело, душу и дух! А принятием крещения, Дух Святой, через который спасается и душа, и тело. Эту историю и рассказывает нам Библия. А совсем не историю человечества от племен неандертальцев! Далекое прошлое нам ненужно, поскольку оно не имеет никакого отношения к божественному плану просветления мира!
  
  - Во многом признаю то, о чем вы говорите, Евгений Иванович! И часто думаю, что, к сожалению, я родителями крещен! И этого никак нельзя изменить! - Неожиданно признается мне тренер. - Я согласен с вами, что Адам изменил баланс метафизических сил на планете, но проблема в том, что мы не признаем вашего Христа, Богом! Вот ведь! Мы считаем, Его приход - это вмешательство в божественное мироздание, в результате чего появилось чуждое естественной природе философское учение! Для нас Бог - это разумная, но неличностная субстанция, "бесконечный сновидец, видящий конечные сны". Нам не нужен в человеке дух, о котором вы говорите. Умствования, безжалостная эксплуатация, кровавые войны, - вот что он нам принес! Мы, арийцы, хотим жить как дети природы, а не рабы Христовы... вот вам, что дало православие? Смирение перед неминуемой смертью и неизбежный суд Божий? А у нас нет смерти, у нас реинкарнация! Поэтому у нас есть будущее на этой земле, в чреде перевоплощений, а у вас его нет! Кто ходит в ваши храмы? Одинокие женщины за 50 лет, очарованные обещанием небесного жениха, и редко, мужчины после 60-ти, в тоске по умершей матери или жене, и находящие ее в культе Богородицы! Где молодёжь, люди среднего возраста? Ответьте мне, кому из молодых хочется иметь дело с вашим священством? Вы целуете им руки, а они, благословив вас, садятся в дорогие машины и едут по особнякам! Кому нужны проповеди вашего патриарха, после которых он катается на персональной яхте или пирует во дворцах? А у арийцев все по справедливости: верховенство достается тому, кто физически крепче, а проповедует тот, кто вступает в связь с умершими предками!
  
   Тренер напрягает мышцы и картинно поднимает руки, под восхищенными взглядами девушек превращаясь в живую статую Аполлона. Утомленный его речью и непривычными физическими нагрузками, я останавливаюсь. Сажусь на отдельную скамейку, обтянутую скользким кожзаменителем, и, откашлявшись, говорю:
  
  - Православные приходят на службу не к батюшкам, а к Богу! Как вам известно, существуют учреждённые Христом таинства, и независимо от того, какой священник их совершает, плохой или хороший, они Богом засчитываются! Кто вам, молодой человек, мешает, коль вы крещены, самому стать священником, и показать нам, простым людям, пример веры и благочестия? В конце концов, с вашим талантом проповедника, вы можете со временем занять место патриарха, и выдающимся жизненным подвигом изменить представление вашего поколения о православии!
  
  - Стать священником? Шутить изволите? - смеется тренер, - проводить дни в храме, где при тусклом свете свечей читать молитвы глухим бабкам, которые будут после службы преследовать меня с медяком "на храм"? Да это же сродни кошмару! Вы хоть представляете, что такое служба Богу у арийцев?
  
  - Не-а, - говорю я, - окажите милость, поведайте!
  
  - О происходящем в " Кубе" знают все. Я расскажу, как служат арийцы Богу на природе! - легко соглашается тренер, - специально для вас извлеку из памяти ту волшебную зимнюю ночь! Итак... участники получают координаты местности на реке Протва, что в переводе с санскрита означает "сильный". Представьте этот вечер: мороз за минус двадцать, бело - ледяное поле, освещаемое красными лучами заходящего солнца. По девственному снегу к точке сбора движутся группы. Среди них всадники, нарушающие тишину топотом копыт. Скрипящие полозьями нарты, ведомые упряжкой ездовых собак. Снегоходы, слепящие ярким светом фар. Лыжники, легкая поступь которых выдает в них людей физически крепких. Все они торопятся к назначенному часу, когда на ровной площадке, без всякого человеческого участия, вспыхнут сложенные из бревен высокие костры. Стоящие между ними люди почувствует такой жар, что пот потечет градом. Участники действа скинут лишнюю одежду, и, облачившись в шкуру почитаемого зверя, выпьют настой из трав и грибов. Звук бубна вызовет желание танцевать и вступить в связь с духами природы. Языки пламени подскажут движения, а шаманы зададут ритм. В полночь всему живому, "свыше" поступит разрешение создавать пары. Свободная девушка сбросит шкуру, и нагой выйдет в центр площадки, где она видна лучше...
  
  - Простите, - перебиваю я атлета, - но в очень известном романе утверждается, что женщина перед началом такого шабаша должна натереться волшебной мазью и полетать на метле!
  
  - В том романе также описывается встреча с дьяволом, существование которого понятно только христианам. У арийцев таких существ нет, и быть не может, поскольку, как я уже вам говорил, мы отказываемся от того, что вы называете духом. Мы поклоняемся природе, а в ней правят НАЧАЛА! Поэтому какие-либо аналогии с ведьмами и праздничной ночью на лысой горе, здесь неуместны! - обижается тренер, и колко смотрит на меня.
  
  - Ну-ну! Вы хоть понимаете, что событие, о котором вы рассказываете, не могло происходить в бездуховном мире первобытных людей, в еще до Адамовы времена? - Говорю я, краснея под осуждающими взглядами девиц, недовольных моими комментариями.
  
  - Рассказывай дальше, перестань уже обращать на него внимание! - говорит одна из них тренеру.
  Он, отмахнувшись от меня, как от мухи, и опять войдя в образ, продолжает:
  
  - Мужчины должны оценить фигуру девушки. Если сочтут достойной, (девицы, тяжко вздохнув, налегают на тренажеры) тогда желающие создать с ней пару, выходят на "кулаки".
  
  - У арийцев пары создаются... - я не успеваю договорить, оратор перебивает меня, и с гордостью сообщает:
  
  - Как в животном мире, на основе поединка между самцами!
  
  - И надолго соединяются? - интересуюсь я.
  
  - Да как получится. На одну ночь, или до конца жизни! Будете осуждать? - спрашивает тренер, вкрадчивой интонацией библейского проповедника намекая на то, что тем самым я нарушу заповеди Христовы.
  
  - Ни в коем разе! - я делаю обеими руками жест смирения, и опять кашляю в платочек. Тренер пожимает плечами и продолжает:
  
  - Хрустит снег под ногами бойцов, сошедшихся в драке. По их мускулистым телам, натертым жиром, течет пот и кровь из ран. Летят в стороны выбитые зубы, вырванные волосы, куски от шкур. И наконец, вот, гордый победитель! Счастливый, он едва стоит после того, как доказал в честном поединке право на женщину. Но прежде чем он окончательно ее получит, ему нужно выразить признательность духу животного, давшему ему силы. Шаманы беснуются, племя ревет от восторга, а победитель берет свою "невесту" за руку и начинает с ней кричать, как кричат дикие звери, чтобы этим невероятным криком показать торжество земной жизни над вселенной смерти, и гармонию природы под управлением арийского Бога!
  
  - А если пара распадается, что происходит с их детьми? - спрашиваю я.
  
  - Мы полностью подчиняемся праву страны, в которой живем! - отвечает тренер,- что положено по закону, то и происходит!
  
  - Ну, хорошо. Закончили кричать новобрачные, а что дальше?
  
  - Ближе к утру начинается та часть служения, которая у вас, христиан, называется "таинством". Шаманы должны зайти в арийский храм, и, вставши на его алтарь, отблагодарить Бога. При этом они на короткий срок сами становятся "богами". Племя покидает место встречи и движется к находящемуся неподалеку холму, чтобы подняться на его вершину. Шаманы отделяются, и исчезают в густом кустарнике, словно подобранные невидимой рукой. Мало кто был в арийском храме, такой чести удостаивались избранные. Рассказывать, что там происходит, можно лишь с чужих слов. Легенды сообщают, что внутри холма проходит пуповина земли, в которой происходят необыкновенные вещи. Нет гравитации, шаманы свободно перемещаются в пространстве. Спускаются во чрево земли, в мир мертвых, или выходят в просторы галактики, где созерцают владык света, поклоняющихся еще большим владыкам. Там нет времени, шаман говорит сам с собою, но живущим в другом теле и другой жизнью, и получает ценный совет. От восторга и неги некоторые шаманы не желают возвращаться в этот мир, и навсегда покидают тела. Впрочем, племя арийцев может только догадываться о том, что происходит в храме, когда на огромном камне, называемым орлиным клювом, ждет рассвета, любуясь северным сиянием. Это зарево молитв шаманов, подтверждение их силы и власти над природой, единения с Богом. Племя переполняет счастье, и морозном воздухе над окружающими лесами летит жизнерадостный смех и гогот, стряхивающий шапки снега с деревьев, чтобы и они поклонились ликующим арийцам. За миг до рассвета веселье достигает апогея, однако вдруг все замирает и устанавливается тишина. Кажется, что день не настанет, пока главный шаман не умилостивит Бога, и тот не даст соответствующее волеизъявление. В этот драматический момент вдруг слышится мощный трубный звук, означающий, что настоящему дню быть, и солнце выскакивает из-за горизонта!
  
  - Простите, - не выдерживаю я, - нужно понимать из вашего рассказа, что солнце встает, потому что прозвучала труба, а не труба звучит перед тем, как восходит солнце?
  
  - Абсолютно верно! - кивает головой тренер, вместе с девицами глядя на меня с отчетливо выраженной неприязнью, - и я вижу, вы уже не занимаетесь спортом, только другим мешаете. Если у вас больше вопросов нет, шли бы вы домой, папаша!
  
  - Нет, есть один! - говорю я, сожалея, что не спросил в самом начале, - вы случайно не знаете что-либо об этой девочке?
  
   Тренер с недовольным видом, но внимательно рассматривает фотографию, что я протянул ему, и с сомнением говорит:
  
  - Она отдаленно похожа на девушку из городской администрации, которая занималась у нас плаванием. Возможно, Татьяна ... фамилию не могу сказать! Поспрашивайте у администратора, вдруг вспомнит. А что?
  
  - Да так, пустое! Спасибо за помощь, доброго здоровья вам, и вашим спортсменкам! - говорю я, и направляюсь к выходу, провожаемый недружелюбными взглядами.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
   Я согласился отвезти о. Димитриана и о. Онисия в епархиальное управление, чтобы они смогли пройти обязательную для священнослужителей переаттестацию. Кроме того, дьякон, имея на руках характеристику, подписанную о. Мефодием, думает сдать экзамен на священника.
   Желая скрасить дорогу, мы ведем беседу, в основном, на церковные темы. Пользуясь тем, что о. Димитриан разговорился, я спрашиваю его:
  
  - Что за чепуха такая, эта ваша переаттестация? Если батюшка о. Онисий ее не пройдет, его из сана извергнут?
  
  - На все воля божия! - смиренно произносит на заднем сидении автомобиля о. Онисий.
  
  - Да нет же! - смеется дьякон, - переаттестация, это способ давления на священнослужителей. Того, кто не прошел, могут лишить настоятельства в храме, перевести во вторые священники.
  
  - Батюшка и так второй священник в соборе! Куда его можно перевести, в его-то возрасте? - удивляюсь я.
  
  - Да запросто! - продолжает смеяться дьякон. У него с утра, после того, как он "дожал" о. Мефодия, хорошее настроение, - второй священник в соборе по материальному положению гораздо выше, чем настоятель деревенского храма. Возьмут, и сошлют о. Онисия в Тмутаракань!
  
  - На все воля божия! - опять говорит о. Онисий.
  
  - Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай! Вы хоть готовились? - интересуюсь я.
  
  - А зачем? - пожимает плечами о. Димитриан, - конечно, программа есть, но митрополит все равно задает вопросы, какие ему нравятся. Не мирское учреждение, где опротестовывают результаты! Как митрополит благословит, так и будет! У нас церковь стала бюрократической машиной, в которой управляющие епархиями - это топ менеджеры с неограниченной властью, подчиняющиеся только патриарху. Расскажу быль: " Как-то в богатом селе молодой батюшка, желая торжественнее встретить епархиального епископа, облачился в фелони всех цветов, что нашлись в его ризнице. Когда епископ подошел к храму, священник стал от волнения заикаться, и вместо обращения "ваше преосвященство" у него раз за разом получалось "ваше пр..." . Епископ слушал- слушал, потом не выдержал и сказал: " я, может быть, пр...", а может, и нет, но вот ты, определенно кочан капусты!" - развернулся и ушел.
  
  - История смешная, но я не понял, какое она имеет отношение к нашему разговору.
  
  - Да прямое! Такая ситуация в настоящее время невозможна, а до революции вполне вероятна. Раньше в церкви существовали параллельно несколько, скажем так, хозяйственных реальностей. Были приходские храмы, где главным считался староста, который по поручению прихода нанимал священника и платил ему зарплату. Отдельной жизнью жили монастыри, крепко стоящие на своей земле и богатеющие трудом, а не взносами благодетелей. Вот если епархия строила храм, то только тот считался епархиальным. Епископ из моего анекдота общался с батюшкой из храма, принадлежащего сельскому приходу. Управляющий епархией был гостем, а не хозяином. Ведь в конце он, обидевшись, развернулся и ушел. А случись такое сейчас, молодой батюшка через секунду бежал бы, сверкая пятками, с указом на руках о назначении в самую бедную деревню округи!
  
  - Да уж, непременно! - теперь смеюсь я.
  
  - Правду вам говорю! - восклицает о.Дмитриан, и продолжает речь, - сейчас вся власть, как духовная, так и хозяйственная, сосредоточенна в руках митрополита. Поэтому он делает со священнослужителями, что хочет. Возьмем меня! Я восемь лет в дьяконах. А с кем я только не служил! Помогал литургисать патриарху Сербскому! У меня и памятная медаль имеется! И что? Кого впечатляют мои заслуги, кто за меня походатайствует перед владыкой? В нашей епархии нет реальной фигуры, которая может помочь мне стать священником. Надеялся на о. Мефодия, но такое впечатление, что он сам ходит по лезвию бритвы.
  
  - Может быть, не стоит пытаться? - спрашиваю я.
  
  - Если у меня был целибат, то я смирился бы. Но у меня жена вот-вот родить должна, а мы живем на съемной квартире, которая обходится в половину зарплаты. Требы я совершать не имею права, соответственно, основной доход священника у меня отсутствует. На что жить с семьей прикажете? - начиная хмуриться, интересуется дьякон.
  
  - Тяжелая ситуация! - соглашаюсь я, и задаю вопрос, - но почему вы думаете, что митрополит имеет на вас "зуб"?
  
  - Я не думаю, точно знаю, - отвечает о. Димитриан, - священнослужители женятся по благословению начальства. Я, когда был семинаристом, запутался в отношениях с женским полом. Взял благословение на бракосочетание с одной девушкой, а женился на другой. Митрополиту потом наврал о своем браке. Однако он узнал правду и обещал, что запомнит. И запомнил!
  
  - Митрополита обманывать нехорошо! - говорю я.
  
  - Так получилось! - вздыхает о. Димитриан. - но на самом деле, я думаю, митрополит подозревает меня в сочувствии к о. Науму и о. Андрею. В некотором смысле, они, церковная "оппозиция". Дружба с ними, и вменяется мне в вину. А не проступок восьмилетней давности!
  
  - Да, молодые батюшки радикально настроены! Обычно такие подчиненные вызывают беспокойство, их идеи мешают руководству спать! - соглашаюсь я.
  
  - Вы как известный ветхозаветный пророк! Он пророчествовал, только не знал, о чем, хотя пророчествовал верно, и от Бога! - вновь смеется дьякон.
  
  - У вас какая- то абракадабра получилась. Может быть, объясните? - спрашиваю я.
  
  - Вы сказали, что мы мешаем спокойно спать митрополиту. Очень правильное определение сложившейся в русской церкви ситуации. Священнослужители, искренне любящие церковь, и желающие ей всяческого процветания, находятся в опале, а карьеристы здравствуют и благоденствуют. И главная проблема, как верно говорит о. Наум, заключается в том, что мы не смогли принять эстафету святости от батюшек, перенесших гонения при коммунистах. Эти батюшки дали церкви ту жизнь, которой она живет сегодня, и фактически "заразили" верой в Бога миллионы русских людей, выросших в бездуховной среде социализма. Наше поколение не вырабатывает духовное, а расточает, держится за счет былых заслуг, выдавая их за свои достижения. По историческим меркам, буквально вчера отошли к Богу легендарные старцы, украшение земли русской, а из какой среды народятся новые? Из нашей? Я в это не верю! В правлении предыдущего патриарха верил, что будут, а при нынешнем предстоятеле, не верю! А ведь без современной, яркой, по-настоящему живущей Духом Святым церкви, государства Российского не будет! Россия жива, пока жива ее душа - православная церковь!
  
  - Браво! - я хлопаю в ладоши, - прекрасная речь, дьякон, поздравляю!
  
  - Как слышу, вы опять за патриарха взялись? - неожиданно вступает в наш разговор о. Онисий, - когда же вы поймете, что сейчас не тот момент, чтобы привлекать к церкви внимание! В братском государстве священнослужители живут, в отличие от нас, под каждодневным прессингом, и постоянно рискуют быть убитыми за причастность к Московскому патриархату! Одно неверное слово патриарха, по любому поводу, может вызвать человеческие жертвы и окончательный уход огромной части православных в раскол с нами! Патриарх не хочет быть человеком, который будет виновен в такой ужасной катастрофе!
  
  - Даже я, человек сугубо мирской и греховный, понимаю, что вы заблуждаетесь! - осторожно, чтобы не обидеть о. Онисия, говорю я, - вы не думаете, что происходящее там - это наказание для церкви? Может быть, Господь не видит плодов от той виноградной лозы, что существует у него сейчас? А если нет плодов, для чего содержать виноградник? Хороший виноградарь будет с ним что-то делать. Через революцию, сталинские лагеря, войну, мы получили старцев и святых, каких у нас давно не было, а что мы получили, пройдя через "тучные годы"?
  
  - Высказанные вами мысли, только подтверждают мои представления о том, что переживает русский народ в настоящее время! - отвечает о. Онисий, - вы правы во многом, и прежде всего, что без духоносных старцев наша церковь существовать не может. Но ведь вы не будете спорить, что для их появления не обязательны войны и смутные времена. По своему усмотрению Господь посылает нам духовные бриллианты, каким был, например, Паисий Величковский! Поймите же, наконец, что патриарх не спит, а ждет знамения от Господа, смиренно молится о том, чтобы Он представил нам достойного пророка! Задача патриарха сейчас - это пронести сквозь смутное время в своих руках церковь, как причастную чашу, стараясь не расплескать то единое и святое, что в ней находится!
  
  - Пока мы ждем пророка, русские люди находятся по обеим сторонам линии фронта, и перед тем, как идти в бой, прикладываются к кресту, который им подают священники нашего патриархата. Таким образом, мы благословляем не освободительную войну, и братоубийственную! Неужели для того, чтобы дать этому оценку, нам необходимо ждать пророка? Для этого достаточно здравого смысла! - говорит дьякон, не соглашаясь с о. Онисием.
  
  - Предположим, мы дадим правильную оценку! - говорит о. Онисий, - но тогда в соседнем государстве приказом сверху за ночь вырежут всех православных батюшек, и подавать крест для целования будет священник церкви, возглавляемой митрополитом-раскольником. Тогда совесть у бойцов государственных вооруженных сил будет спокойна, и ничто им не будет напоминать о том, что они идут убивать единоверцев. Вы, молодежь, хоть представляете, в какую бездну хотите столкнуть своей горячностью русскую церковь?
  
   Наш разговор прерывается: мы подъезжаем к епархиальному управлению, которое находится в большом и оживленном монастыре. Дьякону приходится объяснять мне, где припарковаться.
  
   Миновав входную арку, мы находим дежурного по епархии, гриппующего семинариста с красным носом. Беспрерывно чихая, он показывает нам, как пройти в корпус, где проводится переаттестация. По пути выясняется, что о. Онисий совсем раскис, у него болят колени и повышается давление. Нам с трудом удается затащить батюшку на третий этаж старинного здания, и усадить на скамейку в длинном узком коридоре, наполненным священнослужителями так, что нечем дышать. Дьякон говорит, чтобы я следил за самочувствием о. Онисия, а сам пробирается, здороваясь со знакомыми, к двустворчатой двери, возле которой особенная толчея. За ней экзаменуют подмосковных клириков. Солидные батюшки без стеснения ведут себя, как школяры: подслушивают через замочную скважину и бурно переживают, предавая друг другу задаваемые вопросы.
   Рядом со мной стоят, прислонившись к стене, два семинариста. О. Онисий, по-стариковски добродушно улыбаясь, спрашивает:
  
  - На каком курсе, молодые люди, учитесь?
  
  - Третий закачиваем! - дружно отвечают они, а тот, что выглядит старше, считает нужным пояснить, - на дьякона пришли экзамен сдавать!
  
  - На дьякона - это хорошо! - говорит о. Онисий, - будет у вас духовное звание, зваться будете отцами! - семинаристы рдеют, им такие слова нравятся. А батюшка неожиданно просит,- а вы не сходите за пирожком для старого священника? Я ларек видел, когда мы шли. У меня без еды сахар в крови упал, голова кружится!
  
  - Нам нельзя отлучатся, - извиняющимся тоном говорит семинарист, - вызывают в алфавитном порядке. Если не зайдешь, то всё, неуд, а пересдача не скоро будет!
  
  - А давно начали экзаменацию? Возможно, я опоздал? Я по фамилии, всегда первый ходил!- упавшим голосом произносит о. Онисий.
  
  - Давненько уже! - сообщает семинарист, сожалея о том, что таким известием огорчает о. Онисия. Затем, помявшись, юноша спрашивает у меня, - как вы думаете, мне заходить на комиссию с распущенными волосами, или собранными?
  
  - А какое отношение имеют волосы к возможному принятию сана?- удивляюсь я, глядя на его длинную, ниже лопаток, косичку.
  
  - Имеют! Митрополит прогнал ребят, которые использовали черную резинку для волос. По его мнению, это недостойно мужчины, так ходят женщины. А другим сделал замечание, что с распущенными волосами они выглядят не благоговейно! - говорит семинарист.
  
  - Тогда как же ходить? - недоумеваю я.
  
  - Спрятав ту часть косички, что ниже шеи, под воротник подрясника! - объясняет семинарист, - но в подряснике на территории епархии нам не разрешают, его надевать можно только в семинарии. И теперь, из-за открытых волос, я чувствую себя неловко перед встречей с митрополитом!
  
   Пока я думаю, что посоветовать, мне задает вопрос младший семинарист:
  
  - А у меня, зубы не выглядят коричневатыми?
  
  - Что, зубы тоже надо прятать в подрясник? - не сдержавшись, язвлю я.
  
  - Владыко считает, что коричневые зубы бывают у тех, кто тайно курит! Это великий грех, курящих не рукополагают! - с сожалением говорит семинарист.
  
   Мне кажутся странными мысли семинаристов перед столь важным событием в жизни. Вместо того чтобы переживать, является ли профессиональное служение Богу их призванием, они болтают о мелочах!
  
  - А в Греции православные священники, и даже некоторые монахи, курят! И я их не порицаю! - говорит слушавший нас о. Онисий. По его голосу я понимаю, что ему очень нехорошо, и он сообщает свое мнение, чтобы отвлечься.
  
  - Пожалуй, я схожу за пирожком для батюшки, - говорю я семинаристам, - приглядите за ним, пока вас не вызвали?
  
   Семинаристы согласно кивают головами.
  
   За время моего отсутствия коридор пустеет. Я вижу, что вместо моих собеседников, семинаристов, около о. Онисия стоит наш дьякон, и угощает его печением.
  
  - Пирожки будете? - предлагаю я.
  
  - А, давай! - соглашается о. Димитриан. Он передает пирожок о. Онисию, а другой берет сам.
  
  - Семинаристы где? - интересуюсь я.
  
  - Прошли уже, счастливые, убежали! - говорит о. Димитриан.
  
  - Так быстро? - удивляюсь я.
  
  - Все зависит от того, какой вопрос задаст митрополит. Им задали входные молитвы, любой ребенок из священнической семьи знает! - отвечает дьякон.
  
  - А какой трудный вопрос? - спрашиваю я.
  
  - Ну, хотя бы... чин проскомидии! Комиссия сразу понимает, что митрополит хочет завалить кандидата, и начинается...- отвечает дьякон, нервничая. Забывшись, он собирается сунуть надкусанный пирожок в карман подрясника. Я удерживаю его руку, и интересуюсь:
  
  - Что начинается?
  
  - Только что пытался сдать на дьякона выпускник Богословского университета! - для примера объясняет мне о. Димитриан, - человек фантастической памяти! Он знал абсолютно все! Мало того, показывал феноменальное владение речью: комиссия задавала ему вопрос с подковыркой, он им в таком же духе отвечал. Под конец, устав от соревнования умов, митрополит прямо сказал соискателю, что, кроме выпускников духовной семинарии, он никого рукополагать не будет. Тогда богослов спросил: ему что, идти, сдавать экзамены в семинарию? Это же спустится на ступеньку ниже, и потерять годы! Для чего тогда существует столь известное на всю страну православное учебное заведение, в котором он учился? Кого оно выпускает? А митрополит ему в ответ сказал, что он лично решает, кого зачислят в семинарию, а кого нет, и дерзких не берет. Ему они без надобности, в семинарии главное - не знания, а послушание! Знания портят человека, и это видно епархиальному совету невооруженным взглядом!
  
  - Да уж! - восклицаю я, впечатленный рассказанной историей, и спрашиваю дьякона, - а вам когда идти?
  
  - Уже скоро! - говорит он, жестом поблагодарив меня за то, что я не дал ему запачкаться начинкой пирожка.
  
  - А почему так получилось, что мы опоздали? - спрашиваю я, глядя на болезненного о.Онисия.
  
  - На все воля Божия! - грустно произносит батюшка, заметив мой взгляд.
  
  - Судя по телефонограмме, мы еще рано приехали! - уверяет меня дьякон, - дежурный по епархии, похоже, напутал! Или нарочно сообщил ложное время, чтобы мы не смогли сдать экзамен. А если вспомнить, что тут без благословления митрополита ошибаться не принято, то сразу появляются неприятные мысли!
  
  - А, теория заговоров, - отмахиваюсь я от о. Димитриана, - так, о вольных каменщиках скоро вспомним!
  
   Дьякон хочет продолжить тему, но тут в коридоре громко объявляют его фамилию. Позабыв обо всем, он скорым шагом спешит к заветным дверям. Они распахиваются при его приближении, и на секунду впускают в коридор солнечный свет. Это похоже на небольшое чудо.
  Я присаживаюсь на скамейку рядом с о. Онисием, и завожу неторопливую беседу о пустяках, намереваясь развлечь его. Беседа не длится долго, неожиданно о. Димитриан опять появляется в коридоре, и подходит к нам со словами:
  
  - Вы поезжайте домой, я остаюсь!
  
  - Ты уже сдал? - удивленно спрашиваю я.
  
  - Меня ни о чем не спрашивали, - отвечает он, пряча глаза, - мне без лишних разговоров предложили перейти на темную сторону силы!
  
  - А ты что? - не понимая, шутит он, или говорит правду, спрашиваю я.
  
  - Сказал, надо подумать. Тогда они назначили мне послушание в канцелярии, где я должен заменить заболевшего епархиального дежурного. Это до позднего вечера. Так что, езжайте! - говорит о. Димитриан.
  
  - Да, поедем, поедем домой!- обрадовавшись такому повороту дела, произносит о. Онисий, давно смирившийся с тем, что его сегодня уже не вызовут. Мы помогаем батюшке подняться, и после того как он "расхаживает" ноги, о. Димитриан прощается с нами. Хотя мне очень хочется узнать подробности его разговора с комиссией, я не спрашиваю. Я тут человек посторонний, и происходящее меня не касается.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
  
   Известие о том, что митрополит приедет совершить литургию в соборе, застало благочиние врасплох. Православная община Серпухова сразу пришла в невероятное для городка движение, а я с Сергеем Алексеевичем поехал на оптовую базу за цветами. И теперь:
  
  - Как ты думаешь, такие розы можно вручить митрополиту? - задает вопрос Сергей Алексеевич, стоя рядом с флористом, который разглядывает настенные часы, отсчитывающие его переработку, больше, чем лежащий на столе букет.
  
  - Да что митрополит, невеста, что ли? Он монах, ему любые сойдут! - ворчу я, желая быстрее уйти. Мне по здоровью тяжело в помещении с воздухом, охлажденным до почти нулевой температуры.
  
  - Не нравится мне неожиданный приезд митрополита! - говорит Сергей Алексеевич, отправив флориста за другими розами, - слухи ходят нехорошие!
  
  - Мы знакомы совсем немного, но я уже успел заметить в тебе склонность к пессимизму! Выше голову, дядя Сережа, все будет хорошо! Как принесут розы, берем, и едем обратно в собор!
  
  - Нет, ты не понимаешь, почему я нервничаю! - со вздохом произносит Сергей Алексеевич,- ты слышал, что минувшей зимой в пригороде сгорел рубленый храм?
  
  - Костя недавно упоминал. А что?
  
  - Памятник деревянного зодчества, был на особом учете в епархии. Эксперты установили, что возгорание произошло там, где сын священника имел обыкновение, против всех правил, изготавливать из огарков свечи. Однако священник заявил, что виноват сторож, заходивший погреться и не выключивший плитку, от чего в старой проводке произошло замыкание. Возможно, так и было. Но распространение огня показало, что имелся катализатор процесса, предположительно, пропитавший деревянные полы свечной воск. Если не он, пожарная машина успела бы. Но митрополит называет виновником случившегося о. Мефодия. - Говорит Сергей Алексеевич.
  
  - Да разве настоятель городского собора имеет отношение к пожару в деревенском храме? - спрашиваю я, наблюдая, как Сергей, удовлетворившись принесенными розами, переходит к выбору специальной оберточной бумаги, необходимой для придания букету "шикарного" вида.
  
  - Митрополит как-то рассылал циркуляр, требовал установить в храмах пожарную сигнализацию. В сгоревшем храме ее не было, по причине малого дохода и нерасторопности священника. Теперь же митрополит считает, что благочинный должен был изыскать деньги и выполнить указание. Не могу представить себе, как, в благочинии десятки храмов, и во всех необходимы технические усовершенствования. Так что, как чует мое сердце, в епархии против нас созрела интрига! - говорит Сергей Алексеевич и требует от флориста "раздеть" витринный букет. Только на нем есть "правильная" упаковка. Стеная, флорист соглашается.
   Ожидая, когда создастся нечто, достойное митрополита, я спрашиваю:
  
  - Какая интрига?
  
  - О. Мефодий дистанцируется от политических дрязг. Он, в основном, занимается молитвенной жизнью. Это хорошо для священника, но плохо для благочинного крупного округа. О. Мефодий словно не замечает, что происходит в государстве. Народу внушили мысль, что он не сам зарабатывает на жизнь, а его из милости содержит тот или иной чиновник. В Серпухове уже есть "городские", "районные", сейчас к ним добавились "Подольские". Все эти кланы ходят в собор, но не для того, чтобы молиться Богу. Для них вера - это способ вербовки людей в свои ряды, а благочинный - тотемная должность. Да только о. Мефодий на нее не подходит. Поэтому неожиданное появление митрополита - это плохая новость. Мне думается, что он, фигурально выражаясь, едет "рубить" неугодные гражданским властям головы.
  
  - А ты разделяешь мнение наших клириков, что в происходящем с Русью отчасти виноват патриарх? - спрашиваю я, помогая Сергею Алексеевичу загрузить тяжелый букет в мой автомобиль.
  
  - Молодые батюшки, возможно, в чем-то правы, - уклончиво произносит алтарник, усаживаясь в машину рядом со мной, - но патриарх не так уж плох, как говорят в частных беседах, и пытаются изобразить в соц. сетях. Патриарха Сергия тоже обвиняли во многом, и до сих пор обвиняют. Однако никто не попытался представить, что было бы, если первосвятитель не стал договариваться с коммунистами, а вступил с ними в противодействие. Были ли тогда на Руси верующие, и был ли у нас наш собор? Вот в чем вопрос!
  
  - Христос обещал, что врата ада ее не одолеют церковь. Из этого следует вывод, что не нам переживать за ее сохранность. Скорее, переживать надо за Русь. А сейчас русское общество стремится в духовный ад первобытных племен, люди сознательно опускаются до животного примитивизма. Вот с этим, мы и должны бороться!
  
  - Ну и как ты себе это представляешь? - спрашивает Сергей Алексеевич, выслушав меня без одобрения.
  
  - Как и предложили молодые батюшки! Поместными соборами, участием в них самых широких слоев населения. Нам нужно понять, каким образом развиваться дальше. Если мы не станем особым, русским социумом, состоящим из Божьих людей, то погибнем, как нация! - говорю я, въезжая на территорию собора.
  Далее наш разговор не продолжается: выйдя и машины, мы оказываемся в суете подготовки к встрече митрополита, и, получив указание положить цветы в холодильник, направляемся в здание воскресной школы.
   В одном из классов я вижу Маргариту Ивановну и Татьяну, которые, разложив на партах материал, шьют платья для детского хора. Я останавливаюсь и смотрю на женщин. Маргарита Ивановна, заметив меня, здоровается, а затем обменивается с Татьяной взглядом. Яр краснеет, и Тихая, поджав губы, с недовольным видом закрывает дверь перед моим носом. Я соображаю, что Яр в прошлом заметила интерес к себе со стороны Жени, однако его намерения остались для нее тайной. Если брат считал Татьяну дочерью, но не сказал ей, то, как это сделать мне? Я даже не знаю имя матери Татьяны!
  
   Из задумчивости меня выводит Костя: он зовет меня с собой, в гаражную мастерскую. Поскольку Сергея Алексеевича поблизости не видно, и неизвестно, нужна ли ему моя помощь, я соглашаюсь пойти. Работы оказывается много, и едва мы заканчиваем, нас зовет Василий Михайлович. Он уверяет, что необходимо срочно разобрать леса в боковом алтаре, иначе всем будет " полный капут".
  
   После разборки лесов, по настоянию, как всегда, загадочно появившегося Сергея Алексеевича, мы перемещаемся в главный алтарь. В нем трудятся, пытаясь добиться от церковной латуни "золотого" блеска, молодые батюшки, привычно споря о патриархе, государстве и текущем моменте. Сергей Алексеевич пальцем указывает, что кому-то из нас необходимо подняться по лестнице, и снять икону над царскими вратами.
  
  - Это слишком высоко, у меня голова будет кружиться! - нерешительно говорю я.
  
  - А я тяжелый, лестница не выдержит! - трогая рукой хлипкую конструкцию, произносит Василий Михайлович.
  
  - У меня нога больная. Тогда, кто же рискнет? - спрашивает Сергей Алексеевич.
  
   Костя, взглядом сосчитав ступеньки, говорит:
  
  - Молитесь обо мне, святые отцы! - и, обреченно вздохнув, лезет вверх, откуда вскоре возвращается, с трудом держа тяжелую икону. Она от постоянного каждения в алтаре так покрыта слоем копоти, что лишь здесь, внизу, становится понятно, что это икона Христа - Спасителя.
  
  - А что я про кадильный дым говорил! - восклицаем о. Наум, подойдя к нам, - результат, сами видите! Лет шесть, как повесили, а уже пора на реставрацию!
  
  - Очистим! Быть того не может, чтобы не очистили! - говорит Сергей Алексеевич. Он берет влажную салфетку и бережно, едва дыша, проводит ею по лику. Получается нехорошо: грязь, не уступая позиций, собирается в противные плотные комочки, ухудшающие изображение. Присутствующие в расстройстве крестятся, а Василий Михайлович огорченно спрашивает:
  
  - Что же делать? Обратно в таком виде не повесишь, и без специалистов в порядок не приведешь! Но до рассвета чуть осталось, скоро служба начнется!
  
  - Не хочу вас огорчать, да только икона Спасителя над царскими вратами, висеть должна! - говорит о. Андрей. Будучи рассеянным человеком, он вытирает пот со лба грязной тряпкой, от чего становится похожим на трубочиста. Сергей Алексеевич отрывает от рулона и подает о. Андрею чистую салфетку, а затем говорит задумчиво:
  
  - Есть еще икона Спасителя, в боковом алтаре. Там редко служат литургию, она, как новенькая! Если принести сюда и повесить вместо этой, будет как раз то, что нужно! Комар носу не подточит!
  
  - В том алтаре настоятель уединился, строго - настрого приказал не беспокоить! - испуганным голосом говорит о. Андрей, потом спрашивает, - кого мы туда пошлем? - и тут же сам отвечает, - некого послать!
  
  - Ну, я бы так не утверждал! - говорит Василий Михайлович, глядя на меня.
  
  - А что, это идея! - в свою очередь, произносит Сергей Алексеевич.
  
  - Понимаешь, Анатолий Иванович, надо! Сходи! - озвучивает всеобщую мысль Костя, не скрывая смешливые искорки в глазах.
  
  - А почему именно мне оказывается такая честь? - удивляюсь я.
  
  - Ты у нас, в некотором роде, человек новый! И сам говорил, что ненадолго. Уедешь, настоятель не будет тебе припоминать. Ведь ты не можешь, как мы, знать все установленные им правила. Так что, быстро заходишь в боковой алтарь, там такая икона на горнем месте, и невысоко. Снимаешь ее, вешаешь эту, закопченную, и быстренько сюда. Ступай! - говорит Сергей Алексеевич, и, обольстительно улыбаясь мне, открывает северную дверь алтаря.
  
  - Да, пожалуй, иди! - произносит Костя, осторожно подавая икону.
  
  - Помни, мысленно мы с тобой! - пытается вдохновить Василий Михайлович.
  
  - Ну, отцы и братья, вы даете! - говорю я, замечая, что молодые батюшки крестят меня на дорожку.
  
   В боковой алтарь идти по солее всего десять шагов. Однако от долгих напутствий я вхожу, сильно волнуясь, от чего в полутьме не сразу различаю стоящего у престола настоятеля. Если в храме шум уборки и гомон голосов, то тут относительно тихо, звуки доносятся, будто издалека. Я с бьющимся сердцем направляюсь к горнему месту, но вдруг слышу голос о. Мефодия:
  
  - Анатолий Иванович, подойди ко мне!
  
   Настоятель снимает с престола крест и подает мне для целования, затем берет с престола баночку с изображением св. Николая и помазывает меня.
  
  - Что ты чувствуешь и видишь, Анатолий? - спрашивает священник.
  
  - Я чувствую благодать Бога нашего Иисуса Христа, и печалюсь, что недостоин его милости. Я ощущаю, что страсти в душе утихли, и я ничего не хочу, кроме возношения хвалы Господу. Я осязаю умом вечность, как бесконечное нисхождение жизни от престола Пресвятой Троицы. И я вижу на горнем месте пылающую икону, а на ней Христа во славе своей! - задрожав от страха, отвечаю я.
  
  - Успокойся! - говорит о. Мефодий. Он снимает с престола мощевик и подает так, чтобы я мог приложиться. Я прикладываюсь, после чего священник говорит мне:
  
  - Отнеси икону, что ты принес, обратно, повесьте ее на прежнее место! И никому не рассказывай, что ты видел и чувствовал, чтобы не возгордиться. Бог оказал тебе особую милость. Не по твоим заслугам, а по своему, Божьему благоволению. Ступай!
  
   Мне показалось, что я пробыл в боковом алтаре пять минут, но на деле прошло достаточно времени: в храме заканчивают раскатывать ковровую дорожку, а пожилые женщины под руководством Тамары ставят вдоль нее вазы с цветами.
  
  - Ты чего так долго? Неужели о. Мефодий заставил поклоны класть? - спрашивает Сергей Алексеевич, когда я захожу в центральный алтарь, где в необыкновенной чистоте молодые батюшки делают последние приготовления к литургии.
  
  - Можно подумать, эти настоятельские поклоны, когда-нибудь клали! Опять ты, Сергей Алексеевич, говоришь, чего быть не может! - говорит Костя и помогает мне подняться по лестнице, чтобы я вернул икону Спасителя туда, где она была.
  
  - Как бы там не было, а икона у нас, та же! А это ... - не договорив, осекается Сергей Алексеевич. Я спускаюсь по лестнице, и не сразу понимаю, почему все присутствующие смотрят вверх, разинув рты.
  
   Лик Христа медленно просветляется, пока не становится чистым, будто только что вышел из-под кисти иконописца. Мы приходим в себя, только когда в алтарь входит о. Онисий. Заметив странное выражение на наших лицах, опытный священник понимает, что было знамение. Но как человек смиренный и тактичный, он не считает возможным расспрашивать о тайнах Господа, и произносит свое, обычное:
  
  - На все воля Божия!
  
   Мы дружно крестимся.
  
  - А зачем вы свое облачение принесли? - Спрашивает Сергей Алексеевич у о. Онисия, показывая на вешало со священническими одеяниями. - Я для всех батюшек, уже приготовил!
  
  - У меня новое, аккурат по моему размеру. Хочу выглядеть сегодня хорошо! - говорит о. Онисий, краснея. Мы понимаем, почему: он не прошел переаттестацию, нервничает, и желает предстать перед начальством в выгодном свете.
  
   Через открытые окна в алтарь влетает колокольный звон.
  
  - Митрополит приехал! - взволнованным голосом озвучивает Сергей Алексеевич то, что и так понятно. Мы как можно быстрее направляемся к воротам, чтобы не пропустить начало визита.
  
   Прекрасная летняя ночь уже сменилась таким же великолепным утром, с голубым небом и тихим ветерком. Встревоженные колоколами, над куполами храма летают белые голуби. Недалеко от соборной горы, в прохладе дождевого облачка, на мгновение вспыхивает радуга, вызывая восхищение у толпы горожан, выстроившихся в две шеренги с проходом посередине. Из только что остановившегося автобуса выходят дьякона (среди них семинаристы, недавно говорившие со мной о приличном виде волос и зубов, а также мужчина, которого наш настоятель прогнал из алтаря).
   О. Мефодий дожидается появления митрополита, и вручает ему букет роз. Детский хор воскресной школы под руководством Маргариты Ивановны и Татьяны исполняют церковное песнопение. Митрополит добродушно улыбается, и направляется по ковровой дорожке в храм, благословляя всех желающих. В притворе он останавливается и внимательно изучает мраморную табличку, где написано, что собор воздвигнут из руин благодаря стараниям настоятеля о. Мефодия, ктитора Н.Н. Кагановича, и трудом прихожан. Прочитав, епископ смотрит на свой портрет, висящий выше таблички, рядом с портретом патриарха, и отрывисто произносит:
  
  - Снять! Нескромно! - после чего идет дальше.
  
  - И как нам это понимать? - шепчет Сергей, - что снять? Его портрет, патриарха, мраморную табличку, или все вместе?
  
  - Не знаю! - растерянно шепчу я в ответ.
  
   В центре храма митрополита встречают батюшки, имеющие авторитет в благочинии и известные в епархии. Митрополит становится на орлец, и начинается чин встречи архиерея, предваряющий литургию. Я замечаю среди прочих священников дьякона Димитриана со священническим крестом на груди, и соображаю, что его на днях рукоположили. Я собираюсь сообщить о своем открытии Сергею Алексеевичу, но обнаруживаю, что он отходил, а теперь возвращается к клиру, где стоит "костяк" прихода.
  
  - Ты чего хмурый? - спрашиваю я.
  
  - Нас в алтарь не пустят! - отвечает Сергей Алексеевич, - митрополит распорядился, чтобы там были только те, кто имеет сан.
  
  - Ну, не пустят, так не пустят! - говорю я, - нам и здесь хорошо!
  
  - Ага! - уныло говорит Сергей Алексеевич, - там ризницу перевернут вверх дном, хорошие вещи приватизируют, облачения перепутают, а мне потом, наводи порядок!
  
  - Да ладно тебе, праздник какой! - говорю я, счастливо улыбаясь.
  
   Настроение не портится даже тогда, когда вместо приходского хора становится привезенный митрополитом мужской хор семинарии. Маргарита Ивановна от этого нервничает, и Василий Михайлович успокаивает ее, как может. Когда ей становится легче, она обнимает расстроенную Татьяну Яр за плечи. Я перестаю на них смотреть, и, стараясь не отвлекаться на брюзжание Сергея Алексеевича, сосредотачиваюсь на архиерейской службе. Она вызывает у меня восхищение.
  
  - Кстати, - спрашиваю я через некоторое время у Сергея Алексеевича, разглядев, кто произносит на солее ектеньи, - а почему "толстяк" уверял, что церковнославянский не знает? Я вижу у него в руках служебник, и он им, похоже, пользуется!
  
  - А ты понимаешь, что он говорит? - отвечает вопросом на вопрос Сергей Алексеевич.
  
  - Не-а! Вроде как, знакомые слова есть, но дикция у новоиспеченного дьякона такая, что большей частью приходится гадать.
  
  - Вот-вот! Однако дикция тут не причем, он говорит по памяти. Как запомнил, так и "чешет" языком. Авось, пронесет!
  
  - А что, разве так можно? - удивляюсь я.
  
  - Ежели дьяконом, то, вполне! Христианству много веков, думаешь, все дьякона грамоту знали? Но в священстве такой фокус не пройдет. Если он захочет стать батюшкой, придется учиться.
  
  - Мне кажется, что такое даже в дьяконах недопустимо! - говорю я.
  
  - И настоятель так думает. Только, как сам видишь, в епархии считают иначе! - разводит руками Сергей Алексеевич.
  
   Маргарита Ивановна, приложив палец к губам, показывает нам, что мы своей болтовней мешаем окружающим. Она права, я умолкаю. Хотя мне очень хочется спросить у Сергея Алексеевича, почему батюшки Серпуховского благочиния не принимают в богослужении участия, а неподвижно стоят в алтаре, и с сумрачным видом.
  
   По окончании литургии митрополит выходит на солею и произносит речь, в которой расхваливает город и его жителей. Прихожане не остаются в долгу, и, по моему мнению, справедливо благодарят архиерея за прекрасную службу. Детский хор поет "благослови, Владыко". Растроганный митрополит благословляет деток, а заодно и растроганных горожан, которые потихоньку собираются к выходу, желая скорее на воздух из уже нагревшегося под жарким солнцем храма.
  
   И я думаю, что уже все закончилось, но тут митрополит берет из рук о. Димитриана папку и зачитывает указ, согласно которому Тихая Маргарита Ивановна награждается церковной медалью за многолетнее регентство и успешную работу с подрастающим поколением. Прихожане широко улыбаются и дружно хлопают.
  
   Нам становится еще приятней, когда мы слышим, что о. Мефодий награждается наперстным крестом. В храме восторгаются, глядя, как митрополит троекратно лобзается с настоятелем.
  Едва о. Мефодий, смахнув нечаянную слезу, собирается отойти в сторону, начальство его удерживает, и зачитывает другой указ. В нем сообщается, что о. Мефодий назначается настоятелем очень известного по истории России храма (что вызывает аплодисменты), и поэтому освобождается от должности настоятеля городского собора и благочинного (устанавливается такая тишина, какой, по-моему, здесь никогда не было.)
  
  - Того же храма нет! Есть забор вокруг территории, где он когда-то был! Это не награждение, это каторга! - громко произносит Сергей, ошеломленно глядя на митрополита. То, что архиерей слышал, сомнений нет, как и в том, что он игнорирует всех нас, смотрящих на него с немым вопросом. Наши взгляды перемещаются на о.Мефодия в надежде, что он пояснит что-нибудь, но он смиренно отходит к иконе Пресвятой Богородицы.
  
   Далее митрополит, избегая смотреть нам в глаза, сообщает, что о. Онисий, как не прошедший переаттестацию, переводится в глухую деревню, где, имея больше свободного времени, будет поднимать свой образовательный уровень. О. Андрей остается вторым священником при о. Мефодии, что, соответственно, означает и его ссылку тоже. О. Наум получает повышение и командируется капелланом в Заполярье, где есть воинская часть, состоящая из местных уроженцев. Еще несколько священников, замеченных в хороших отношениях с о. Мефодием, лишаются своих приходов, и, будучи поощрены знаками отличия, переводятся по горизонтали, что означает для них, по сути, наказание.
  
   Затем митрополит, искусственно улыбаясь, сообщает, что новым благочинным и настоятелем городского собора назначается молодой и "очень энергичный" священник.
  
  - Из самого Подольска! - говорит митрополит, с пиететом воздев палец вверх, - а чтобы он не чувствовал себя в Серпухове чужим человеком, и быстрее вошел в курс дел, его помощником будет хорошо знакомый вам о. Димитриан. Который, наконец, сдал экзамен, и мы его рукоположили! Так что, как им, так и вам, Бог в помощь! - оставив на солее вместо себя неизвестного нам безбородого батюшку и о. Димитриана, митрополит направляется к выходу, делая знак своей свите, чтобы она собиралась.
  
   Не знаю, как другие, а я испытываю такое негодование от случившегося, что у меня случается жуткий приступ головной боли.
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
  
   Я узнал, что в здании Серпуховской мэрии есть принадлежащее чете Павловых рекламное агентство. Поскольку Женя был в нем курьером, я решил оформиться вместо него. Кадровик предупредил, что это ненадолго, но временная работа подходила под мои планы. И вот, первый рабочий день. Я сижу на стуле в большой офисной комнате, и читаю свежий номер местной газеты "Ока".
  
   На развороте статья Маргариты Ивановны. Она разбирает перестановки, случившиеся в благочинии, и возмущается тем, что жителей города не спросили, кого они хотят видеть священниками в городских храмах. Маргарита Ивановна сильно печалится о происходящем в современной церкви.
   Далее другой журналист рассказывает о произволе чиновников из мэрии, желающих снести вышку сотовой связи. Газета недоумевает: неужели "Подольские" лишат телефона и интернета жителей микрорайона только потому, что губернаторская команда "положила глаз" на перспективный участок земли?
  
   Я смотрю, кому принадлежит газета. Местным предпринимателям! Молодцы, сопротивляются "Подольским", как только могут. Но надолго ли их хватит? У меня возникает желание позвонить к Косте и спросить, как ситуация со сносом нашего павильона, но тут сидящая за компьютерным столом Лариса Кузнецова, девушка необыкновенной красоты, громко спрашивает:
  
  - Кто-нибудь знает, от чего сеть не работает?
  
   В дальнем углу два технических специалиста, тихо переговариваясь, чинят по гарантии светящуюся конструкцию. Они выясняют причину брака, и никак не показывают, что слышали девушку.
  
  - Я к вам обращаюсь, Виталий, Павел! Вы знаете? - конкретизирует она вопрос.
  
  - Все знать невозможно! - замысловато отвечает Виталий и смотрит в мою сторону. Намекает, что я читаю, а они заняты работой. Тогда Лариса обращается ко мне:
  
  - Анатолий? Ваш брат разбирался в компьютерах!
  
  - Вообще-то я курьер, неужели у вас нет сисадмина? - спрашиваю я.
  
  - Раньше приходил сисадмин администрации, теперь это невозможно. Отношения с мэрией в состоянии войны, нас отсюда выгоняют, набирать персонал бессмысленно, - объясняет Кузнецова и интересуется, - так как?
  
  - Хорошо, попробую! - нехотя соглашаюсь я. Девушка уступает кресло, и через минуту я говорю ей, - нужны пароли администратора!
  
  - Вот они! - Лариса подает мне затертый листок бумаги, - только Александру Баху не проговоритесь!
  
  - А это кто? - спрашиваю я.
  
  - Начальник компьютерного отдела мэрии, и по совместительству, новый комендант "Куба", - отвечает Кузнецова.
  
  - Хорошо, - соглашаюсь я, и, глядя на экран монитора, сообщаю, - это надолго!
  
  - Что ж, - говорит девушка, читая смс-ку, - все равно Зинаида Петровна вызывает! Надеюсь, к моему возвращению разберетесь! - и она уходит.
  
   Я пытаюсь понять, почему "виснет" программа, и поневоле слушаю разговор между Павлом и Виталием.
  
  - Нет, я не утверждаю, что при коммунистах жили лучше! - речь держит Виталий, пожилой мужчина в синей спецовке с беджом "главный инженер", - я считаю, что коммунизм был целью нашего поколения, пусть и эфемерной! А что теперь? Мы не знаем политический строй, при котором живем. Не капитализм, не социализм, черти что!
  
  - Чего гадать, царизм, что и всегда был на Руси! - говорит Павел.
  
  - Напрашивается вывод, что царь у нас будет вечно? - спрашивает друга Виталий.
  
   Тут я вхожу в сеть рекламного агентства и обнаруживаю, что она объединена с сетью мэрии, и в общих данных имеется резервная копия Жениного ноутбука. Брат сделал ее за день до смерти, перед тем, как отослать свой компьютер в ремонт. Мне становится легче: я был прав, у Жени ничего не похищали.
  
  - Да, царизм в Руси будет вечно! - утвердительно произносит Павел, - и согласись, что нами сейчас правит лучший самодержец из всех, что были! Он вернул нам полуостров, и теперь по праву именуется великим!
  
  - С последним, я соглашусь! Однако замечу, что, по большому счету, он должен был присоединить всё соседнее государство, с проживающими там русскими. Но этого не сделал! А что теперь? Мы имеем гражданскую войну, и к радости врагов, русские убивают друг друга! - говорит Виталий.
  
  - Все еще впереди, присоединит! Вспомни о его военной компании на Ближнем Востоке. Как он красиво разыгрывает партию! - говорит Павел.
  
  - Да эта компания нам не нужна, мы туда напрасно влезли. Будет та же история, что и с освобождением Европы от фашизма: сколько европейцев билось с нами плечом к плечу, а теперь говорят, что Гитлера победили американцы. Нет уж, хватит с нас! Необходимо навести порядок в России, а потом помогать другим! - убежденно произносит Виталий.
  
   Я впечатлен его речью, однако не упускаю из виду и свои дела: дочитываю завещание брата, написанное им после того, что огласил мне нотариус. Текст не заверен, и поэтому не имеет силы. А по нему, имущество должно было отойти к Татьяне Яр. Женино отцовство подтверждает скан письма матери Татьяны, сообщающий о рождении дочери, и копии квитанций денежных переводов. Брат, едва у него появлялись деньги, честно их посылал, но, не желая травмировать девушку правдой о себе, оформлял, как помощь от престарелой родственницы.
  
  - А что ты подразумеваешь под наведением порядка? - интересуется Павел у товарища.
  
  - Вспомни лозунги майданов: против низкого уровня жизни, коррупции, лжи чиновников! Разве мы не протестуем против того же? Но наш царь не слышит свой народ, он правит, опираясь на кланы бюрократов! У нас даже взятка потеряла первоначальный смысл, стала не денежным приношением ради получения подзаконной выгоды, а вассальной данью, свидетельствующей о принадлежности к определенному тотему! - запальчиво произносит Виталий.
  
   Не ожидал, что в Серпухове водятся политические философы! Покачав головой, я открываю Женин файл, озаглавленный "роман", и нахожу, что его текст полностью совпадает с только что услышанным. Становится ясно, у кого брат черпал мудрость. Виталий и Павел, вы бы Жене еще строить предложения помогали, а то, читать невозможно!
  
  - Предположим, ты встретил царя, и он разрешил задать вопрос! Что бы ты спросил? - неожиданно интересуется Павел.
  
  - Почему нет устойчивой системы передачи власти? - быстро отвечает Виталий.
  
  - Не понял! Ведь в конституции прописано, как выбирается глава государства! - недоумевает Павел.
  
  - Опыт показывает, что славяне незаконопослушны, и склонны к смуте. А вопрос престолонаследия - основополагающий в монархическом строе, от него зависит существование нации.
  
  - Царь должен отменить выборы, и официально назначить преемника? - продолжает выяснять мнение друга Павел.
  
  - Да! И создать механизм передачи власти такому человеку. Например, институт вице-президента с такими полномочиями, чтобы лично я успокоился: наследный принц, непременно взойдет на трон! - восклицает Виталий
  
  - Но ведь тебе не нравится царизм! - удивляется Дмитрий.
  
  - На первый план я вывожу тот факт, что русские люди не принимают другой модели управления Россией. А то, что нынешний царь не может, или не хочет сделать свое царство, царством справедливости, это другое дело. Может быть, он прав, такое у нас невозможно. Поэтому, пусть уж лучше будет государство, какое есть, чем вообще ни какого. Наша страна всегда держалась, и будет держаться, на харизме царя! Оставшись без него, очень многие посчитают себя высшей властью, и превратят страну в поле битвы. И тогда все, что до сих пор достигла нация, канет в лету! - говорит Виталий настолько убедительно, что я буквально вижу, как это происходит, и огорчаюсь.
  
  - Ну, и как, программа работает? - вдруг я слышу за спиной женский голос, и, обернувшись, вижу подошедшую Ларису.
  
  - Сможете пользоваться компьютером через минуту! - отвечаю я, и отправляю по электронной почте на свой адрес Женин архив, намереваясь продолжить его изучение дома.
  
  - Уже не актуально! Идите со мной, вас Зинаида Петровна зовет! - говорит Лариса.
  
   Кабинет жены Павлова поражает меня своей роскошью, но густо накрашенная женщина в нем, скорее похожа на молодящуюся базарную торговку, чем на босса городского масштаба. Она стоит возле длинного полированного стола и разглядывает лежащие на его поверхности предметы. Лариса легонько кашляет, Зинаида Петровна поднимает взгляд и говорит:
  
  - Сегодня в Кубе особое мероприятие, ожидаются высокопоставленные гости. Мы хотим почтить их обрядами, каких они еще не видели. Лариса в платье из живых цветов изобразит Природу, а вы оденете стихарь и подадите кадило Фетисову. Он обдаст богиню благовониями!
  
   Я даже издалека вижу, что это тот, "столетний" стихарь, сберегаемый Сергеем Алексеевичем для торжественного выхода на пасху. И кадило из собора, как пономарь, я могу узнать его с закрытыми глазами.
  
  - Вы же в курсе, что мы новых сотрудников не принимаем! - говорит Зинаида Петровна, пристально глядя на меня, - не думали, почему вас взяли? Уж не сидеть на стуле! Если согласитесь, получите зарплату вперед, а поцелуете руку Фетисову, как священнику, еще и премию!
  
  - Женя делал для вас такое? - спрашиваю я.
  
  - Нет, не было надобности! Теперь появилась, - говорит Зинаида Петровна и смотрит мне в глаза. Я собираюсь отказаться и подбираю слова, способные обрисовать всю низость ее предложения. Но потом думаю, что просьбу Зинаиды Петровны может выполнить и другой человек, однако в этом случае верующие Серпухова больше никогда не увидит святыню, которую хранило не одно поколение горожан. Разве я могу позволить колдунам осквернить ее? Нужно сделать так, чтобы стихарь оказался там, где горит молитвенный огонь Серпухова, а это сейчас, к сожалению, не собор, а строительные вагончики на окраине.
   Я даю согласие, но о причине моего поступка женщины не догадываются. Они радостно улыбаются, и Зинаида Петровна с облегчением говорит:
  
  - Приветствую ваше решение! Что ж, тогда не медлите, отправляйтесь с Ларисой за цветами, а затем в Куб. Как раз успеете!
  
   Несмотря на поздний час, уже знакомый флорист лебезит. Чувствуется, что Лариса обладает значимой для него репутацией. Она ставит почти невыполнимое условие: что все цветы должны быть в бутонах. Но к моему удивлению, флорист тут же его выполняет. Довольная Лариса милостиво лечит его "наложением рук" от приступа хронической болезни суставов.
   Загрузив цветы в машину, я спрашиваю:
  
   - Вы, помимо прочего, еще и врач?
  
  - Мыслите масштабнее, я экстрасенс! - польщенная моим вопросом, с улыбкой говорит она, и продолжает, - и вы им станете, если будете хорошо выполнять то, о чем просит начальство. В любом случае, это принесет вам больше денег, чем в соборе!
  
  - Я пономарю бесплатно, из веры в Бога! - протестую я.
  
  - Вашего Бога нет! Христианство - опиум пенсионеров! - зевая, говорит Лариса.
  
  - Как нет! - от возмущения я начинаю ёрзать на водительском сидении, - да наш разговор, уже является доказательством существования Бога!
  
  - Есть космос, земля, мир природы, животные! - продолжает зевать Лариса, - а Бога нет!
  
  - А человек кто? - интересуюсь я.
  
  - Человек - лучшее творение природы. Принадлежит к животному миру. - Отвечает она.
  
  - Да, но животные общаются только звуковыми сигналами. А наша речь - это символизм в чистом виде, в природе не существующий! Причём человек не создает языковые понятия, они, как и наше "умное сознание", от Бога! - я пытаюсь объяснить собеседнице христианское виденье мира.
  
  - Ничего не поняла! - вздохнув, говорит девушка, и с демонстративным пренебрежением ко мне, отправляет в рот пластинку жевательной резинки. Я все-таки собираюсь продолжить мысль, но она резким жестом останавливает меня и показывает, куда повернуть на перекрестке.
  
   Выполнив маневр, я впервые вижу Куб, о котором столько разговоров: расположенное в заповеднике высокое здание из железа и стекла с острыми гранями, которое сверкает в ночи, как гигантский драгоценный камень. Лариса получает удовольствие от того, какое впечатление это здание производит на меня. В ее взгляде видно торжество язычника, хвалящегося техническим прогрессом, и ставящего его выше Бога.
  
   Автомобиль едет по открытому путепроводу, и по мере того, как поднимается выше, становится заметны туристы вокруг Куба. Я ловлю себя на мысли, что мне хочется забыть обо всем на свете, покинуть машину и уйти к ним. Люди выглядят счастливыми, от них буквально веет радостью, хотя, какой-то преувеличенной, отчасти гипнотической.
  
  
   К счастью, мое желание не сбывается. Мы огибаем здание и останавливаемся в небольшом дворике, возле таблички "подъезд Љ ...". Лариса выходит из машины, громко хлопнув дверью, и, показывая на зеленую клумбу, из которой торчит деревянный идол, говорит:
  
  - Вот, во что я верю! Я сотворила его своим воображением и профессиональным умением. Вашего Христа нет, есть космическая субстанция. Человеческий мозг использует ее по своему усмотрению, на нами же придуманное зло или добро. Если вы верите, покажите мне свою веру! Но прежде посмотрите, что могу я! - она направляет указательный палец на один из бутонов, что я держу в руках, и тот сразу распускается, - а вы, говорящий мне проповедь, можете подобное? Нет? По-видимому, лишь произносить слова, пустые слова...
  
   Пока я соображаю, что ответить, Лариса уходит внутрь Куба, поручив мне занести цветы на первый этаж, в костюмерную, а самому подняться на смотровую площадку. Мне становится обидно за мою веру. Я смотрю на идола, и у меня такое чувство, что он смеется надо мной. Я молитвенно проклинаю истукана в надежде, что сейчас с ним что-нибудь произойдет. Но ничего не происходит, и я падаю духом. У меня возникает желание вернуться в Сочи, где, конечно, ничуть не лучше, чем здесь, но, по крайней мере, есть море и мой любимый пляж. Можно искупаться в теплой соленой воде и забыть Серпухов, как страшный сон.
  
   И когда мое отчаяние становится совсем невыносимым, налетает порыв ветра, от которого идол начинает раскачиваться, и слышится скрип гнилого дерева. Теперь, когда рядом нет Ларисы, обработанное резчиком бревно выглядит ничтожным, каким и было с самого начала. Мне становится стыдно, что из-за сиюминутного волнения я побеспокоил Бога.
  
   Поднявшись на лифте, я выхожу на крышу Куба, где слышу ни с чем несравнимый шум людской массы, что бушует внизу. Многочисленные прожектора слепят, хорошо видна лишь расположенная выше смотровая площадка. На ней в плаще из светодиодов стоит колдун Фетисов. Заметив мое появление, он вскидывает руки, и при помощи лазерной установки зажигает в небе "северное сияние", а на земле, уж не знаю, каким способом, костры, образующие гигантскую пентаграмму.
  
   Фокус мне кажется забавным, но не более того. Мне хочется рассмеяться, однако тут Фетисов дает мне, и, видимо, кому-то из числа своих сторонников, увидеть, что видит он зрением колдуна: находящегося в Кубе губернатора и его магов, борющихся с ним за первенство, а также ощутить накал истерики в народе от столкновения властителей.
  
   Фетисов проигрывает схватку, что заставляет его призвать на помощь давно умерших магов. Продолжая оставаться в ужасных гробах, они призрачно встают рядом с ним, чтобы оказать помощь в ворожбе. Весьма кстати для их чар на смотровую площадку поднимается Лариса. Стараниями мертвых волшебников над ней вспыхивает белое солнце, настолько яркое, что на него больно смотреть, и девушка превращается в языческую богиню, от которой исходит сияние. Но его оказывается мало. Маги губернатора, отвечая на вызов, зажигают над тотемными идолами по всему Подмосковью столько пылающих звезд, что создается впечатление, будто вся страна под их властью, и пылает дьявольским огнем.
  
   Фетисов от ярости мечется по площадке, просит меня подняться к нему. Сверху швыряет мне в лицо стихарь, желая, чтобы я его надел. А сам разжигает кадило и пытается кадить, намереваясь так сделать свое "солнце" больше и сильнее. Но у него ничего не получатся. Тогда он и кадило бросает мне. Затем, прислушавшись к советам призрачных колдунов, кричит, показывая на Ларису, так громко, что его голос через рупоры, кажется, улетает за горизонт:
  
  - Это революция! Да здравствует революция!
  
   Я замечаю среди людей внизу ангелов смерти, бутоны на платье новоявленной богини революции распускаются, и превращаются в красно-кровавые цветы. Народные массы вокруг Куба, ревя от восторга при виде необыкновенного зрелища на огромных экранах, начинают поддаваться безумию страшного демона, называемого "русским бунтом".
  
   Маги губернатора понимают, что удача может ускользнуть от них, и, в свою очередь, призывают: " Революция! Революция!". Заметно, как они пытаются подчинить себе мистическое очарование Ларисы.
  
  - Так подай же кадило, как положено, слуга! - кричит мне Фетисов, видимо решив, что это именно та малость, которая ему недостает.
  
  - Я не слуга сатане, а пономарь христианского храма. На мне стихарь алтарника, убитого в пасху 17-года. Ты хочешь, чтобы я осквернил святыню? Никогда! Я лучше приму смерть, как ее принял он. Колдун, ты показал мне, что видишь ты, а теперь смотри, что вижу я!
  
   Фетисов высокомерно улыбается, но замирает, когда перед его внутренним взором появляются горожане и батюшки Серпухова, и то, как их чистая молитва за Россию восходит к Богу.
   Видя заминку на его лице, из тени под смотровой площадкой возникает маленькая, нескладная девушка. Та, что я видел с Фетисовым в соборе. Поднявшись по лесенке, она подбегает к колдуну, и, взявши его руку, прикладывает к своему торчащему вперед животику. Я понимаю, что сейчас Фетисов ощущает, как шевелится в утробе его, еще не рожденный, ребенок. Колдун меняется во взгляде. Он свободной рукой находит, к моему изумлению, имеющийся у него на груди крестик, и так сжимает так, что из кулака брызгает кровь. Однако тут призрачные колдуны берут его под руки, и... здесь я вдруг понимаю, что на меня никто не обращает внимания, и это лучший момент, чтобы уйти. Помочь Фетисову перемениться я не могу, а быть на этом сатанинском шабаше, уже нет сил
   По дороге в город думаю, как изменилась моя жизнь после того, как я приехал в Серпухов, и стал жить "Женькиной" жизнью. Мне начинает казаться, что Господь не зря привел меня сюда, и что теперь я отсюда вряд ли уеду. Я всегда считал Женю неудачником, бесполезным человеком, но неожиданно оказалось, что он добился в жизни больше моего: нашел замечательных друзей, которые стали ему семьей.
   Я же всегда был одиноким. Но теперь, когда друзья Жени приняли меня, я не могу подвести ни память о нем, ни их: брат здесь воевал со злом, я просто обязан занять его место. Ведь то, что Россия в опасности, я теперь знаю не понаслышке!
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"