Аннотация: Ироническая проза, основанная на жизненном опыте и любви к истории
AСЫ
Это с Сигурдом
На деревьях моря
Ветер попутный
И нам и смерти
Волны встают
Выше бортов
Ныряют ладьи
Кто нас окликнул?
Эдда
Леха - бывший мент, а ныне сотрудник частного охранного предприятия "Герострат" - шел домой после смены. Голова его сильно гудела от изрядно принятой накануне водки далеко не лучшего качества, но приемлемой для любителей цены, щека еще ощущала тепло вонючей казенной подушки, в обнимку с которой изрядно пьяный Леха провел ночь, а укоризненный голос, родившийся где-то в районе пупка, противно ныл и обзывался свиньей и скотиной. Еще вчера человек был "в завязке", но напарник Витек, которого Леха на французский манер называл "Виктóра", в который раз сбил мужика с панталыку.
По понятиям Виктóры "херовина" заключалась отнюдь не в каждодневном и злостном употреблении горькой, а как раз наоборот - когда Леха, искренне переживая за пропитые семейные деньги и мучимый совестью, периодически пытался "завязать". Осуждающе глядя на приятеля, Леха с мукой на лице лез в портмоне и, вздохнув, вынимал оттуда первый кровный полтинник.
-Ето, пойдешь?
"Виктóру" не надо было долго уговаривать. Через 20 минут он уже вынимал из рукава заветный "Голубой топаз". К концу ненапряженного рабочего дня драгоценное топазовое ожерелье обычно блестело несколькими пустыми бутылками, а когда в прокуренную охранную комнатушку спускался завхоз Алексеич с пластиковой бутылью левого самогона, ожерелье начинало искриться всеми цветами радуги. Становилось тепло и славно, хотелось разговаривать разговоры, а стол с недоеденной колбасой и пульт пожарной сигнализации разом проваливались куда-то вниз...
...Голова раскалывалась, передвигать налитыми свинцом ногами было невыносимо тяжко, и даже гладенькая шпунька "Дирола" не могла заглушить смрада собственного дыхания. Леха достал бумажник и грустно посмотрел инсайд. Еще вчера там лежали деньги - четыре новеньких купюры, выданные женой на икру и крабовые палочки ко дню рождения дочки. Палочек, однако, не будет, - печально подумал Леха и почесал затылок, - икры, похоже, тоже. Внутри подаренного ко дню милиции супругой портмоне зияла холодная космическая пустота.
Леха тяжело спустился в метро, и, доехав до нужной станции, облегченно вышел на воздух. В кармане куртки что-то весело звякнуло. Ключи - подумал Леха, но, сунув руку, к радостному удивлению вытащил три пятирублевые монеты. Купив в палатке бутылку продвинутого "Клинского", и, смачно выплюнув пробку, человек с аппетитом заглотнул спасительное содержимое.
Идти домой почему-то совсем не хотелось, и, дойдя до подъезда, мужик с тоской обернулся назад. Ему повезло - внутри дворика, огороженного коробками серых однотипных домов, за длинным деревянным столом "забивали козла" несколько знакомых алкоголиков.
-Здоров, Васильич! - Приветствовали мужики подошедшего к "козлодрому" Леху.
-Будешь? - подмигнул ему красным заплывшим веком бывший комитетчик-топтун, а ныне горький хроник Васька из 112-ой и достал из-под стола полупустую "Имбирную". Старик Филиппыч из 56-ой подал новоприбывшему чистый пластиковый стаканчик:
-Давай!
Леха послушно осушил емкость и аппетитно занюхал лежавшей на газете пахучей долькой лука, - на истомленной угрызениями совести и утренним сушняком душе стало несколько легче.
-Кто пойдет? - вопросительно взглянул на мужиков дед Филиппыч.
-Я, ето, пустой, - смиренно признался Леха.
-Ладно, - порылся в кармане отставной полковник из 23-ей и козырем припечатал по дощатому столу мятой коричневой "катей", - ты пустой, тебе и идти!
Магазин "Продукты" имел место на углу через дорогу, и, войдя в гостеприимно распахнутую дверь, Леха направился к хорошо знакомому винному отделу. Взяв две бутылки "Истока", он радостно вышел на улицу, - жизнь начинала обретать смысл и складываться в определенные реальные очертания.
...Не дойдя до "козлодрома", он услышал громкие крики мужиков.
-Горбатый развалил все! Страну, б... развалил! - махал длинными руками Валерка-казак. В казачество он назначил себя сам, и после литра выпитой частенько охаживал нагайкой свою толстую и некрасивую любушку.
-Ладно тебе, - примирительно хлопал по плечу Валерки добрый мужик Николай, прозванный "Второй" за поразительное сходство с последним государем. Был он когда-то школьным учителем, а ныне тихо собирал стеклотару.
-Ельцин тоже, ето, виноват! - Поставил водку на стол Леха, радуясь в душе, что можно свалить свое говно хоть на кого-нибудь еще.
-Из-за евреев все! - сплюнул в сторону правильный безработный Толик. - Березовские да Гусинские! А ящик вообще смотреть нельзя - одни Познеры да Шустеры...
-Ну, что? Стаканы где?
-Обождите, ребята, дома, слышь, огурчики есть соленые - обождите разливать, сейчас принесу, - осененный внезапным порывом замахал руками Филиппыч.
-Лучком закусим, - заржал Толян, - наливай!
От выпитого вновь стало хорошо, и перспектива встречи с женой и дочкой уплыла куда-то далеко-далеко. "Здорово все-таки жить!" - вдохнув в легкие теплый июльский воздух, подумал Леха и закурил. Хорошо, когда есть что и есть с кем! Хорошо, что по небу плывут легкие, как пушинки, облака, на деревьях щебечут птицы, а рядом такие же, как ты раздолбаи.
После второго захода домино расстроилось, и общество потянуло на разговор.
-Вот, - затянувшись дымом, набычился отставной полковник. - Вишь, что американцы-то делают - рядом уже, в Средней Азии! Это как, а?
-Все Горбатый, - снова матюкнулся Валерка-казак. - Если бы не он...
-Нет в истории слова "бы".
-Сослагательного наклонения в ней нет, - грустно проговорил Николай "Второй".
-А что такое твоя история? - бросив бычок, возразил начитанный Толян. - Докторские да кандидатские клепают, а на чем? Нашли осколки и пытаются собрать вазу, а у них не ваза, а ночной горшок получается! Читал Фоменко?
-Ну, я еще с ума не сошел, - улыбнулся добрый Николай. - Место ему в Кащенко: Батый у него - "батька", а Цезарь при Иване Грозном жил...
-Да хрен с ним, с Фоменко, - Толик посмотрел на расстригу-учителя. - Ты вот историю преподавал, скажи - у нас до Рюрика что-то было?
-Было!
-А где оно? Нет ни хрена! А почему? Нестор этот долбаный, так же как коммунисты в семнадцатом: все, что до нас - все вычеркиваю!
Леха любил слушать умные разговоры. Нравилась ему и сама сопричастность к эрудированным собеседникам, еще в детстве он запоем глотал книжки про индейцев и майора Пронина, но и потом, просидев четверть века на милицейском пульте РОВД "Ховрино", читать любил, хотя от скуки читал все без разбору.
Незаметно истек второй "Исток", а интересный разговор только-только начал набирать обороты.
-Вот, ты гришь, Никола, нет слова "бы", - сощурился Филиппыч. - А жизня? Там тоже - тоже как в энтой - в истории?
-Вот, если бы сейчас Леха не подрулил, что бы было? Он бы сейчас с женой разбирался! - раскатисто захохотал полковник. - А мы? Мы бы забивали козла, а сейчас пьем, хотя... - он почесал грудь, - ...все равно пили бы...
-Так что? - не понял Леха. - По домам, что ли?
-Да нет, - ласково ответил добрый Николай "Второй". - Дело в том, что ты подошел, потому что так и должно было быть. По причине детерминации, т.е. причинно-следственной зависимости.
-Причина понятна, - заулыбались присутствующие, - а следствие - пить-то больше нечего.
-А значиться, надоть помочь! - Осклабив беззубый рот, расплылся в стариковской улыбке Филиппыч. - Заодно и огурцов принесу.
Вернулся он минут через десять, неся наполовину наполненную канистру и литровую банку с солеными корнишонами.
-Бабка, стал быть, еще осенью делала - пальчики оближете!
-А это что? - с интересом уставились на канистру мужики.
-А энто, - Филиппыч хитро замигал выцветшими васильковыми глазами. - Энто спирт Брынцаловский - "Феррейн". - Он ласково посмотрел на жбан. - Надысь купил за полтинник на станции.
-Ты его сам-то пробовал? - засомневался полковник. - Канистра - здоровая, а цена - подозрительная.
-Да я и сам сначала сумлевался, однако, вчерась принял - вроде как ничего - аж огонь по зебрам пошел...
...Он очнулся первым, но, подняв голову, не увидел ни знакомого двора, ни собственной квартиры, ни даже вонючей комнатушки охранников, где еще намедни провел ночь. Испуганно глядя вокруг, Леха обнаружил, что находится в странном открытом пространстве. Приятели вповалку лежали рядом, и при взгляде на их бледные искаженные мучительными гримасами лица, Леху начала бить мелкая дрожь. Тишину нарушили звуки раскатистого храпа. Леха обернулся, - раскинув руки и лежа навзничь, на земле сладко храпел Валерка-казак.
Зашевелился и полковник: нервно дернув ногой в домашнем тапочке, он вдруг приподнялся и сел. Обалдело уставясь на Леху, отставник почесал голову.
-Я где?
Леха и сам хотел задать себе этот вопрос. Оглядевшись по сторонам, он с удивлением увидел, что сидит на краю нескошенного пшеничного поля. Спелые, наполненные зерном золотые колосья клонились книзу, сильно смахивая на окантовку еще незабытого родного герба. Чуть дальше виднелась широкая бетонная дорога, ведущая куда-то к горизонту. Там - вдали - блестели изумрудные пики подернутых дымкой гор.
Сон, - выдавил Леха и ущипнул себя за руку. Руке стало больно. - Допился, - он укоризненно покачал головой, - горячка, ето, началась, - вслух подумал он.
Озираясь по сторонам, мужики неуверенно поднимались с земли.
-Надо ж, куда занесло, - удивленно качая головой, проговорил Николай "Второй".
Толик сорвал колосок и достал зерно.
-Настоящее!
Позже всех проснулся Казак; дико тараща глаза вокруг, он тут же отошел.
-Вот так во сне и обделываются, - улыбнулся Толик.
-Не сон это, - печально произнес Николай. - Не сон...
-Что будем делать, мужики? - спросил свирепо молчавший до этого экс-чекист Вася. - Сон - не сон, а предпринимать чего-то надо! Пошли по дороге, что ли. - Он сунул руку в карман штанов. - Смотри, сигареты.
-Пшеницу пожжешь, подыми спичку-то, анчибел ты энтакий, - вспомнив голодные 30-е, вдруг цыкнул на полковника бывший кулак и троцкист Филиппыч, - ишь, разбросался!
Полковник с досадой подобрал обгоревший хвостик.
-Ну, пошли, что ли?
Выйдя на дорогу, они двинулись вперед, и, пройдя около получаса, увидели приближающуюся точку. Скоро точка приобрела очертания запряженной двумя быками повозки. Правил быками средних лет человек в коротких кожаных штанах и тирольской, со свиным хвостиком, шляпе. Ноги возницы в толстых белых гольфах с кисточками были обуты в черные лаковые полуботинки.
-Эй, братан! - рупором сложил ладони Валера-казак. - Эта дорога куда ведет?
Встречный внимательно, и как показалось, с удивлением посмотрел на мужиков. У него был орлиный нос, выдающийся вперед подбородок и холодные голубые глаза. Над верхней губой незнакомца топорщилась щеточка темных Чарли Чаплинских усов.
-Кого-то он мне напоминает, - почесал затылок полковник.
-Куда дорога-то ведет? - повторил вопрос Василий. - Гражданин, Вы глухой что ли?
Человек в шляпе "с хвостиком", окинув честную компанию потеплевшим взглядом, молча тронул быков. Проехав самую малость, он обернулся и, улыбнувшись, показал рукой в сторону. Недалеко от обочины стоял дорожный знак, на котором крупными готическими буквами было выведено - "ASGARD - 5 km".
...Дорога кончилась неожиданно, и глазам открылась плоская равнина, усеянная большими камнями, покрытыми зеленоватым лишайником. Далеко, где-то у самого подножия горной гряды, серебрилась узкая полоска реки. Небо было синим и девственно-чистым, а в теплом застывшем воздухе лишь угадывались редкие дуновения ветра.
-Куды идем-то? - Не то спросил, не то посетовал Филиппыч. - Ноги гудят, и в грудях пересохло.
-Пива тебе, дед, тут не приготовили, - мстительно буркнул облаянный Филиппычем полковник и посмотрел на часы. - Стоят, - досадливо поморщился он, - эй, у кого часы ходят?
-И у меня встали, - недоуменно произнес Толик. - Что это, а? Где мы вообще-то? Что за Асгард такой, на который тот, с усами, показал?
-Разберемся, - тихо проговорил Николай.
Подойдя к речке, они увидели брошенный через нее навесной мост. За мостом скалистый берег отлого поднимался, а на самой его кромке возвышалось то, что мужики приняли за горную цепь - опоясанные гигантской беломраморной стеной остроконечные пики башен. Стена с башнями искрились под лучами солнца, и от них шло удивительное свечение похожее на северное сияние.
По мостику, навстречу им торопливой походкой и, сильно прихрамывая на правую ногу, ковылял худенький человек маленького роста. Набриалиненные, аккуратно зачесанные назад волосы открывали огромный, чуть скошенный лоб. Умные черные глаза его тепло улыбались. Поправив галстук, и, одернув лацканы мешковатого двубортного пиджака, колченогий приветливо помахал мужикам рукой. Через минуту он был рядом.
-Слушай, ето, где мы? - Нетерпеливо спросил Леха, пытавшийся вспомнить, в каком фильме видел это лицо. Сознание подбрасывало какие-то смутные образы, но так ничего и не вспомнив, Леха повторил вопрос:
-Где мы, ето, - а?
Незнакомец обворожительно улыбнулся и жестом пригласил следовать за собой.
-Немые они, что ли? - Поинтересовался у полковника Толик.- Странно все как-то, не находишь, Андреич?
-И этот на кого-то похож, - задумчиво почесал переносицу полковник.
Незнакомец вдруг остановился и обернулся.
-Простите, не представился, - произнес он на чужом языке, который, впрочем, был странно понятен - после 45-го, - амнезия, знаете ли, - доктор Геббельс...
... Мужики, недоуменно тараща глаза то на продолговатый затылок Геббельса, то друг на дружку, робко потянулись вслед.
-Может, ето, замочить его?! - Вопросительно взглянул на полковника Леха.
-Нельзя, - тяжело вздохнул полковник, - война давно кончилась, да и не может этого быть - врет он все, - похож просто.
Остановившись у круто поднимающихся вверх вырубленных в скале ступенек, Геббельс виновато потупился.
-Приношу извинения за сервис, проблема, видите ли, - паромщик запил, а транспортницы бастуют. Хотят равных прав с героями. Ну не смешно ли, ей богу? Еще раз, господа, извините - сюда, пожалуйста.
Первым на лестницу отважно ступил полковник, следом гуськом потянулись остальные. Заключительным поднялся Филиппыч. Геббельс почтительно поддержал старика за локоть, а затем и сам неловко поставил хромую ногу на ступеньку.
-Тысячу извинений, camaraden.
Очутившись перед огромными воротами, медные створки которых были изрезаны непонятными угловатыми письменами, гости, тяжело дыша, остановились. Геббельс, поднявшийся последним, оттянул массивное металлическое кольцо и с силой ударил им по воротам. Ху-м-м-м - колоколом ответила медь, и ворота, издавая немыслимый скрежет, медленно растворились. Стражники - два голых по пояс гиганта с огненно-рыжими гривами нечесаных волос - подняли ладони в приветствии, а потом снова застыли со скрещенными на груди могучими руками.
-Добро пожаловать в Асгард! - Торжественно произнес Геббельс.
-Зиг! - рявнкули привратники.
Пройдя под широким полукруглым сводом, украшенным орнаментом в зверином стиле, гости, щурясь от неимоверного света, вступили внутрь.
...Этот фантасмагорический странный город напоминал сказку: причудливой формы, похожие на кристаллы неимоверных размеров здания блестели холодным ледяным блеском, крыши их устремлялись ввысь, и казалось, достигали облаков. Широкие, выложенные блестящими нефритовыми, цвета изумруда плитами мостовые были усыпаны ярко-красными туберозами. Цветы гирляндами обвивали уходящие вверх четырехгранные колонны базилик, цветы лежали под ногами, издавая тяжело-сладкий запах морга. Атлетически сложенные мужчины и прекрасные дамы в разнообразных сказочных нарядах медленно, как в замедленном кино, двигались по улицам; румяные, похожие на купидонов, дети плыли веселыми стайками, заливаясь счастливым серебристым смехом.
Гостей со всех сторон обступила толпа.
-Слава героям! Слава! - выбрасывая вперед правую руку, восторженно кричали люди. Откуда-то сверху полетели венки, рядом запели, и мощное эхо вторило торжественной мелодии незнакомого, но почему-то волнующего гимна:
Die Fahne hoh! Die Reihen diht gechlossen...
S.A. Marshiert mit Ruhig Festern Shritt
Kameraden, die Rot front und Reaction erschossen
Marshier`n im Geist in unsern Reihen mit!
Ликующие горожане образовали живой коридор, и по этому коридору, сплошь усыпанному цветами, полностью утратив чувство реальности, двигались охранник Леха, отставной полковник Андреич, правильный безработный Толян, экс майор госбезопасности Вася, добрый мужик Николай "Второй" и отмотавший двадцать лет соловков, бывший кулак, троцкист и японский шпион старик Филиппыч.
3
...Из-за широкого окна высотной гостиницы "Бергхофф" раскинулся захватывающий вид на окрестности. Внизу змейкой блестела река, охватывая город и уходя вдаль. Слева синели горы, а над ними медленно садилось огромное кроваво-красное солнце.
-Да спектакль это все! - горячился полковник. - Кино они снимают, а мы рты раззявили! Вот и попали в съемку.
-Как попали-то? - лежа с ногами на резной деревянной кровати, застланной мягкой медвежьей шкурой, возразил правильный Толян.
-Как, ето, мы со двора - да в кино, а? Пить надо меньше! - Вдруг зло рубанул Леха. - Все ты, Филиппыч, - "Ферейн", "Ферейн"! Ну, и где мы теперь?
-А солнце-то на юге садится, - недоуменно вытянул лицо Николай.
-Да ну? - ехидно гыкнул Василий и покрутил пальцем у виска. - Один уже приехал...
-Угу, - вежливо указал Николай на стрелку компаса, вделанную в ремешок часов. - Что скажешь?
Вася тупо поглядел сначала на стрелку, потом через окно-экран.
-Н-н-н-да... - озадаченно протянул он.
-А может сон все-таки? - с обреченной надеждой спросил Леха, и ему вдруг стало невыносимо грустно. Вдруг отчетливо и до боли в груди показалось, что он уже никогда больше не увидит семью, и на глаза его навернулись скупые мужские слезы. Сконфузившись, Леха вытер очи висящим на спинке кровати пушистым полотенцем. В отчаянии бросив его на пол, он зло выпрямился - что, ето, делать-то, а?
...Дверь неслышно отворилась, и в зал вошла светловолосая и полногрудая девушка в коротком кожаном переднике. Цвета льна волосы ее были заплетены в две толстые косы, уложенные на голове в виде венца. Нагнувшись и приоткрыв гостям стройные ноги, она вкатила блестящую тележку. На ней - внушительное блюдо с жареными вальдшнепами, толсто нарезанные ломти белого кабаньего мяса, вазочки с грибами и черникой, а в центре - по соседству с огромным караваем свежего пшеничного хлеба - оправленный в бронзу каповый туесок, закрытый красивой серебряной крышечкой. Рядом с ним стояло пять оловянных кубков.
Белокурая расторопно переставила снедь на массивный, стоявший в центре комнаты деревянный стол...
-Bitte шён, - улыбнулась она, и, сделав книксен, удалилась.
-Сон - не сон, - усмехнулся полковник, - а кушать хочется всегда! - и, вспомнив "застойные" обеды на генеральских дачах, произнес: "Присаживайтесь, товарищи!"
Он первым подошел к столу и отодвинул массивный деревянный стул.
Усевшись за стол, мужики с аппетитом навалились на еду.
-А в бадье что? - с надеждой поинтересовался казак, и, по-конски прянув ушами, налил в кубки тягучую янтарную жидкость. - Ну, бум!
Мужики осушили емкости и крякнули от удовольствия. Напиток был хорош.
-Медовуха, что ль? - Восторженно посмотрел на общество Толян.
-Она самая, - чмокнул языком Вася. - Навались, советский народ!
Насытившись и почти до основания прикончив туесок, мужики с удивлением почувствовали, что их сознание осталось ясным, а мысли выстраивались в красивые и причудливые цепочки. Ушла тревога, а все невероятное происходящее стало казаться удивительным и захватывающим приключением, о котором мечталось еще в далеких пионерских грезах. И все было бы хорошо, но ноги - ноги совершенно не слушались хозяев.
-Читал я об эффекте древних напитков, - улыбнулся Николай. - Ноги тяжелеют, а голова чистая. Мед это, други, - он почему-то перешел на древнерусский. - Бо есмь мед.
-А телка ничего, - сыто мурлыкнул активный поклонник женской красоты Толян, - такая полненькая, а жопа...
-Ты, ето, - веди себя прилично. В гостях никак... - окрысился на приятеля Леха.
...Солнце провалилось за окаем, а в просторной комнате гостиницы незаметно сгустились сумерки. Полковник, с трудом поднявшись от стола, медленно подошел к окну. Задрав голову, он немо и с изумлением смотрел вверх.
-Красота-то какая, - восхищенно прошептал он, - глядите...
Еле передвигая ногами, мужики послушно столпились рядом. На безбрежном черном небе золотом искрилась звездная россыпь. Стекла широкого, как экран окна неожиданно разошлись в стороны, и в комнату хлынул теплый ночной воздух, наполняя ее дурманом чего-то густого и пьянящего. Легкий ночной ветерок ласкал волосы и нежно, словно ладонь любимой, гладил загрубелые лица стоящих у окна пятерых мужчин. Подавленные тайной и величием бездонного неба, мужики оглушенно молчали. Наконец они вернулись к столу.
-Ну, что - еще чуть-чуть и отдыхать, - зевнул Толик, - а то я пока на небеса любовался, просох совсем.
Чокнувшись, они осушили еще по полкубка.
-Ну, кто где ляжет? - Растянув усталое тело на мягкой медвежьей шкуре, Леха, голова которого вдруг пошла кругом, достал сигарету. Выпустив в потолок клуб синего дыма, он прикрыл глаза.
Конечно это сон, - подумал Леха. - Завтра расскажу своим, если не забуду. - Он еще несколько раз затянулся, интеллигентно задавил тлеющий красным глазком бычок о ножку кровати и блаженно погрузился в нирвану ...
4
Их разбудил вежливый, но настойчивый стук в дверь.
-Доброе утро, друзья.
Улыбающийся и свежевыбритый Геббельс стоял в дверном проеме. Сегодня на нем был коричневый пиджак и черные партийные брюки.
-Как спалось? - Приветливо поинтересовался Геббельс. - Надеюсь, герои простят меня за маленькую проволочку. Видите ли, обычно это бывает у нас в первый же день встречи, но Книбболо вчера уехал в Новый Байройт на фестиваль Вагнеровской музыки, а он у нас главный распорядитель и большой любитель таких мероприятий. Однако партайгеноссе уже в городе, и у нас все готово. Сейчас подадут завтрак, а затем - милости просим на праздник. Уверяю, комарады, вы останетесь довольны. Подобного не видел ни один смертный. Ну, а затем, - Геббельс лучисто улыбнулся, - затем - пир, как в этих случаях и полагается. Великий пир богов и героев и, пожалуйста, без официоза - зовите меня просто Йозеф...
После услужливо поданного вчерашней девицей обильного завтрака, состоящего из копченых колбасок с отличным баварским пивом, гости в сопровождении Геббельса вышли из номера. Спустившись вниз в прозрачном скоростном лифте, змеевиком обвивавшем небоскреб гостиницы, они очутились на улице.
Широкий хайвей был до отказа наполнен народом, и горожане снова встретили гостей ревом восторга. В героев вновь полетели туберозы, а тысячи глоток взорвались мощным торжественным хоралом.
Пройдя по просторной, как магистраль, и наполненной рукоплещущими горожанами улице, они вышли на огромную, напоминающую аэродром, площадь. С обеих сторон ее полукругом возвышались невероятных размеров, заполняемые шумной оживленной публикой трибуны, сложенные из циклопических блоков красного мрамора. На бельведере, венчавшем гигантскую триумфальную арку, широко расставив ноги, стоял человек в коричневой рубашке, перетянутой портупеей, и офицерских бриджах, заправленных в желтые кожаные краги. На левую сторону его лба спускался уголок темной челки, подбородок медально торчал вперед, а под породистым орлиным носом воинственно дыбилась щеточка усов. Вскинув руку с рдевшей на ней нарукавной повязкой, он сделал гостям пригласительный жест.
-Мессир Книбболо просит вас в гостевую ложу, - учтиво пояснил Геббельс. - Вон туда, пожалуйста, - проговорил он, легонько подталкивая гостей вперед.
Полковник ткнул Леху в бок.
-Этот, на балконе... Вчера на дороге, помнишь? В телеге ехал немой, который ... шляпа еще на нем была. Усы его, и шнобель... Но где, где я его видел?
Между тем стоящий на бельведере мужчина, оказывая знаки предельного уважения, по широкой, ведущей вниз лестнице, стремительно сбежал к гостям.
-Рад, рад вас видеть, - тепло произнес он, и голубые глаза его увлажнились. Он по очереди обнял каждого. - Книбболо. А для вас, - обратился он к полковнику, - просто Адольф...
Полковник ошалело отстранился, но учитель Николай, ткнув товарища в бок, укоризненно прошептал ему в ухо:
-Слушай, Андреич, неудобно, мы ведь в 39-ом с ними обнимались и даже шампанское пили.
А может и вправду лучше было бы обниматься, - неожиданно поймал себя на крамольной мысли полковник, ощутив исходящий от фюрера запах дорогого мужского одеколона. Последним притянув к груди Толяна, Гитлер проводил гостей на почетные места. Сверху хорошо были видны уже заполненные народом трибуны. Мужчины в доспехах, тогах и камзолах; женщины в разнообразных нарядах всех времен и народов оживленно и радостно переговаривались между собой, наполняя воздух ощущением счастья и праздника. То здесь, то там раскачивали флагами, кто-то весело махал треуголкой, а вдали, на противоположном конце площади, где раскинулись крылья величественной базилики, грозно застыли выстроенные для парада воинские колонны.
5
Устроившись в просторных, похожих на троны креслах из мореного дуба, мужики смущенно ерзали. Прямо по центру открывалась великолепная панорама на площадь, а внизу и по сторонам колыхалось разноцветное человеческое море. Оглянувшись, Леха увидел, как по широкой полукруглой террасе, уходящей вправо от гостевой ложи, к ним приближалась небольшая группа людей, возглавляемая коротеньким плотным человеком в длинной серой шинели, треугольной шляпе и с внушительным фингалом под левым глазом. Леха как-то сразу и в одночасье вспомнил, где видел это лицо. Рядом с медицинским фондом, охрана населения которого и была поручена Лехе, стоял рекламный щит, на котором красовалась огромная пачка сигарет "Бородинские". На щите и был намалеван этот самый - в треуголке, а внизу лаконичная надпись - "Минздрав предупреждал...". Коротенький с фингалом, немного опередив товарищей, энергичной пружинистой походкой бодро вбежал на балкон.
-Ну, наконец-то, облегченно вздохнул он, - наконец-то. Как я рад, как я рад, господа!
Он протянул руку казаку.
-Мне, я полагаю, представляться не надо?
-Валера, - с достоинством сунул императору пятерню казак, и к полной для себя неожиданности произнес -On fera du chemin cette fois-et. Oh! Guand il s`en mele Lui meme ca chauffe...
... Тем временем подошли остальные: рослый белокурый атлетического сложения юноша в панцире и бронзовых поножах; похожий на Пушкина кучерявый дядька, закутанный в длинную шерстяную хламиду; носатый мужчина в сандалиях и белой с пурпурным подбоем тоге, и приземистый рыжебородый монгол. Чуть наклонив голову влево, белокурый дружески протянул руку Филиппычу.
-Саша, - приветливо улыбнулся он. - Македонский.
-Салоник, что ль? - настороженно шепнул Лехе на ухо чекист. - Будем брать?
-Очень приятно, - засуетился дед, - тоже Александр...Филиппыч.
-О, да мы тезки, клянусь Зевсом, - обрадовался атлет. - И я Филиппыч!
-Ганнибал - сын Гамилькара из Карфагена, - с достоинством поклонился присутствующим похожий на Пушкина кучерявый.
-Кай Юлий Кесарь, можно сокращенно - Ка-Ю-К, - расшаркался носатый.
-Для вас - Чингиз,- приложил руку к сердцу монгол.
К подножию трибуны на ослепительно белом коне подлетел всадник. Уверенная посадка выдавала в нем бывалого кавалериста. Резкое волевое лицо с мощной нижней челюстью было строго и сосредоточено. Сдерживая поводьями танцующего под ним белого иноходца, всадник поднял голову, и, поднеся ладонь к козырьку фуражки, демонстративно незамечая фюрера, проговорил четким командирским голосом:
-Товарищ Бонапарт! Товарищи Цезарь, Ганнибал и Александр Великий, товарищ Темучин! Войска к параду в ознаменование прибытия в Асгард новых героев построены. Командующий гарнизоном и хранитель священного огня - маршал Советского Союза Жуков!
-Ну, что ж, - Наполеон снял с руки перчатку.
-Я думаю, можно начинать.
Жуков, бросив поводья подскочившему ординарцу, пружинисто вбежал по ступенькам в ложу. Встав у края балкона, он вытащил из кобуры ТТ, и, подняв его вверх, нажал курок.
...На противоположном конце площади пропела труба, и тяжелая мерная поступь гулко всколыхнула землю. Колонны развернулись в парадный строй и пошли вперед, а с хоров мощно грянули медью оркестры. Впереди головного каре шествовал гигант в львиной шкуре. Прямой греческий нос его продолжал линию высокого лба, обрамленного колечками золотисто-русых волос. На плече человек держал большую суковатую дубину.
-Геракл. - Наклонившись к гостям, пояснил Геббельс. - А следом, видите, справа и слева от него...
Прямо перед строем мерно печатающих землю воинов шли трое в аттических кирасах.
-Это славный Ахилл, кстати, ваш земляк. - Комментировал Йозеф. - Рядом с ним троянец Гектор, а это - друг Ахилла - знаменитый Патрокл. Помните, у Гомера - "трижды Патрокл на выступ высокой стены прорывался, трижды его от стены отражал Апполон - Дальновержец...". Первое каре - героически павшие при Фермопилах спартанцы, все 300 человек. А тот, в красном плаще, - их царь Леонид.
Под торжественное пение пэана воины прошли перед зрителями, шумно приветствуемые с трибун. Следом, гремя железом, во главе с благородным Эпаминоидом промаршировала фиванская фаланга, за ней, подняв вверх сариссы, грозно ступали македонцы, возглавляемые державшим равнение на трибуны старым Парменионом.
-Как идут, как идут, - порывисто поднялся со своего кресла Александр. - Хайре, ребята! - крикнул он воинам.
-Полмира с ними прошел, - в волнении отвернулся от сидящих царь, губы его дрожали...
-Ну, ну, милок, успокойся, - похлопал его по плечу Филиппыч, - успокойся, тезка.
Промаршировала последняя шеренга македонян, а следом показались знаменосцы в медных шлемах и накинутых на плечи леопардовых шкурах. Гордо вздымали они штандарты, увенчанные блестящими серебряными орлами. Птицы хищно сжимали в когтях золотые шары - символ могущества и величья непобедимого Рима.
Мощной железной поступью шли состарившиеся в боях, иссеченные шрамами и рубцами римские центурионы, а за ними под рев букцин, гулко отбивая шаг подошвами подбитых медными гвоздями солдатских калиг, гремя доспехами, шли XXI-й Стремительный, I-й Германский, XVI-й Галльский, V-й Алауда; тяжело ступали IV-й Скифский, VI-й Железный, XII-й Молниеносный, XV-й Апполонов; гулко печатали плиты I-й Италийский, VIII-й Августов; дрожала земля под XIV-м Марсовым сдвоенным победоносным, X-м Сокрушительным и I-м Клавдием легионами.
Мерно ударяя мечами по щитам, воины держали равнение на гостевую ложу.
-Слава героям! - Орали трибуны.
Троекратное раскатистое "Барра" было им ответом. Прислонив руки к украшенным плюмажами шлемам, под сенью победоносных римских орлов маршировали, печатая шаг, император Траян, консулы Теренций Варрон и Гай Фламиний, шли Сципион Африканский, Юлиан Апостат и Помпей Великий. Приветствуя зрителей поднятием руки, проходили Друз, Агриппа и Германик, Бодро, вышагивал, гремя фалерами, отважный центурион Сцева. А на площадь уже выходили новые дружины и полки, шли готы Алариха, саксы Хорзы и Хенгиста, герои короля Артура...
Вновь проревели трубы, и перед трибунами, отсвечивая доспехами, загорцевали доблестные рыцари Праванса и Штирии, Бургундии и Фландрии. Во главе своих добрых хускарлов шел славный Гаральд Годвинсон, а за ними косым клином двигались викинги Свена Виллобородого, Роберта Гискара и Оттара Вестфольдинга.
-Смотри, - ткнул в бок полковника Николай.
-Где?
-Да вон!
Развернувшись в правильный строй и прикрывшись большими коническими щитами, выходили под червонными стягами доблестные дружины русов. Впереди шел коренастый человек в белой полотняной рубахе, ноги его были обуты в мягкие кожаные сапоги. Голова - выбрита, а на макушке красовался свисающий вниз оселедец:
-Зело рад видити вас, друзи, - повернув к гостям лицо с вислыми усами под тонким ястребиным носом прокричал князь.
-Здрав будь, княже! - в волнении вскочил бывший учитель истории и разрыдался на плече у Лехи.
Прошли полки Святослава, а на площадь уже выезжали на закованных в сталь боевых конях рыцари Фридриха Барбароссы, крестоносцы Ричарда Львиное Сердце, шел отважный Евпатий Коловрат и павшие в том неравном бою Рязанские дружинники. Плотными рядами двигались воины Александра Невского и Дмитрия Донского, гремя железом, шагали латники Кресси, Пуатье, Айзенкура и Грюнвальда.
...Трибуны ревели и неистовствовали, заглушая звуки военных оркестров. Женщины тянули руки к героям, дети бросали в них шелковые ленты, а мужчины топали ногами и издавали воинственные возгласы. Доходя до экстаза, люди на трибунах плакали и рвали на себе одежду, а тяжкая поступь колонн, крики толпы и звуки оркестров слились в один невообразимый рев.
...На площадь стройными рядами выходили гренадеры старого Фрица, следом рысили кирасиры Зейдлица, воинственно топорща усы перед ликующими трибунами, прошли молодцы Потемкина и Суворова, а за ними, оглашая воздух дробным барабанным боем, грозно печатала шаг старая гвардия Бонапарта.
-Солдаты! - рванулся со своего кресла Наполеон. - Вы узнаете своего императора? - Расстегнув ворот шинели, он судорожно вцепился пальцами в холодные мраморные перила.
-Vive I`Empereur! - раскатами грома пронеслось по площади.
-Мой славный Камбронн, - прошептал Бонапарт, встретившись взглядом с глазами рослого офицера в мохнатой медвежьей шапке...
Под звуки полковых оркестров на площадь вступили части Самсонова, Брусилова, следом плотным рядами под имперскими знаменами двигались дивизии Гинденбурга, и отбивал четкий шаг 16-й баварский полк.
Развернув шитые золотом полотнища, на площадь вышли дивизии "Тотенкопф" "Великая Германия" и "Лейбштандарт" следом - в безукоризненном строю гвардейцы Родимцева, бойцы Говорова, Ефремова, Голубева и Лелюшенко, строго держали равнение сибиряки Полосухина, стройными рядами шли герои Вязьмы, Сталинграда, Курска...
-Отец, - вдруг приглушенно вскрикнул полковник. В крайнем ряду печатал шаг молоденький лейтенант-пограничник с двумя кубарями на гимнастерке, так никогда и не увидевший сына. Полковник не мог ошибиться - это улыбающееся молодое лицо с пожелтевшей фотографии над кроватью с детства врезалось ему в память. Как часто, будучи ребенком, он в мыслях разговаривал с отцом, как не хватало маленькому полковнику больших и добрых отцовских рук. И он верил, что когда-нибудь...
Не сбиваясь с шага, лейтенант обернулся. Они встретились глазами, и полковнику показалось, что тот грустно и с сожалением посмотрел на сына...
Ушла последняя шеренга, и резко, словно по мановению невидимого капельмейстера, смолкли военные оркестры. Подавленные грандиозным зрелищем мужики оглушенно молчали. Закат быстро угасал, и воздух обволакивали мягкие фиолетовые сумерки. С четырех сторон гигантской площади зажглись треножники-факелы. Уставленные на каменных конических пирамидах, они играли желтыми огненными сполохами, освещая восторженные лица покидающей трибуны публики.
-Сегодня 30 апреля - Вальпургиева ночь, - пояснил Геббельс. - В эту ночь пируют бессмертные герои. - Он торжественно возвысил голос. - Сегодня вы приобщитесь к сакральным тайнам и законно войдете в сонм "юберменшей" - сверх людей. Пойдемте, друзья, вас уже ждут.
Спустившись с тыльной стороны гостевого балкона по широкой мраморной лестнице, мужики оказались в начале ровной, как автобан, бетонной магистрали.
Дорога была пустынна, лишь в бездонном черном небе, давя своей тяжестью и, грозя рухнуть прямо на головы, освещая зловещим мертвенным светом этот причудливый фантасмогоричный мир, холодно и безразлично светила луна.
6
...Шли молча, - казалось, что в торжественной тишине каждое произнесенное слово может нарушить некую страшную и великую тайну. Одухотворенные лица держащих зажженные факелы спутников были неподвижны, даже маленький худенький Геббельс стал как будто выше ростом. Через полчаса они подошли к подножью отвесной горы, на вершине которой загадочным зеленовато-волшебным светом светился старый полуразрушенный замок - на башнях его желтыми огоньками мерцали окна.
...Они двигались по бездонному, словно колодец, пустому и гулкому коридору, стороны которого освещались вделанными в каменные углубления бронзовыми, причудливо играющими языками огня факелами.
Слух уловил отдаленное пение. Голоса становились все громче и громче, и, наконец, переросли в многоголосый мужской хор. Геликонами рокотали низкие и хриплые басы, им вторили баритоны, и красиво дополняли аккорд чистые канто теноров. Впереди сверкнули створки широких дверей. Подойдя, Ганнибал и Цезарь взялись за блестящие медные кольца.
-Ар-эх-ис-ос-ур, - резко и отрывисто проговорили полководцы, и медленно потянули на себя.
...Со скрежетом отворились двери, и взору гостей открылся просторный зал с высоким потолком, свод которого поддерживался деревянными колоннами с массивными переборками. С потолка свисала невероятных размеров люстра в виде колеса, наполняющая полумрак зала мерцающими язычками свечей.
В центре и вдоль стен были расставлены ряды дубовых столов, за которыми ели, пили, пели и обнимались множество пирующих людей. При появлении гостей они, как один, встали, подняв наполненные вином и медом золотые и серебряные чаши.
Мужики увидели говорящего - в дальнем конце зала, на возвышении, освещенном вбитыми в увешанную оружием стену факелами, положив длинные костистые пальцы на подлокотники каменного трона, сидел величественного вида старик со пускающимися до пояса серебряными волосами, стянутыми на высоком мраморном лбу золотой короной. Справа от него стоял прекрасный, похожий на античного бога - юноша, а с левой стороны - рыжеволосый гигант с огромным молотом на плече.
-Подойдите к нему, - властно приказал Геббельс. - Встаньте на колени и преклоните головы - lös lös!
Словно неведомая сила бросила мужиков к подножью трона. Сделав так, как приказал им Йозеф, они склонили головы, ощутив вдруг непонятное, неведомое ранее чувство. Леха стоял на колене, и тело его колотила дрожь. Позеленел Филиппыч, клацал зубами полковник, и тряслись, словно в лихорадке: Казак, экс-комитетчик Василий, правильный Толян и учитель Николай.
-Встаньте! - раскатом грома пророкотал старик, и с плеча его тенью слетел зловещий черный ворон. - Ты - мой славный Бальдур, и ты - мой могучий Тор, и все, кто собрался здесь! Радостно мне, - не перевелись еще герои, нет! Ибо кровь павших в бою лучше зрима богам, чем слезы святых! - Из-под седых кустистых бровей его, как молния, сверкнули пронзительно голубые глаза. - Встаньте! - Обратился он к мужикам. - Зал Восходящего Света приветствует вас! Да будет так! Добро пожаловать ... в... Вальгаллу!
Помещение наполнилось торжественностью, и откуда-то сверху вдруг мощно поплыли трагические, зовущие на подвиг аккорды "Göttendummerung". Бальдур и Тор сошли со своих мест, и, расцеловав гостей по очереди, повели их к накрытому для них столу, следом почтительно двигались провожатые.
Праздничный стол был уставлен традиционным угощением воинов: меды в деревянных бадейках соседствовали с блюдами с медвежьим и оленьим мясом, рядом стояли корчаги с ячменным пивом, вазы с грибами и ягодами. Десять глубоких золотых кубков дополняли простое и мужественное убранство трапезы. Налив гостям, Бальдур и Тор, воздев руки, обернулись к сидящему на троне старцу.
-Слава Одину! Слава героям! - возгласили они хором, и многоголосый рев присутствующих, словно эхо горной лавины, повторил как заклинание:
-Слава Одину! Слава героям!
Своды зала вновь наполнились раскатистым хохотом, пением и звоном кубков, за столом напротив какие-то люди в звериных шкурах, обнявшись за плечи, раскачивались в такт громоподобному рыку, рядом - закованные в броню тевтонцы отбивали такт тяжелыми пивными кружками, а белокурые парни в черной танкистской форме нестройно орали: