Что такое - "реинкарнация"? Почему души перерождаются и почему они должны проходить круг за кругом новые жизни? Что значит "карма"? В чем она заключается для каждой души? И правда ли то, что каждая душа ищет свою половину? А если души уже однажды встретились в одной жизни, но не смогли быть вместе? Будут ли они искать встречи в следующих своих воплощениях и, что если, не помня обо всех предыдущих жизнях, у души останется память о самой последней? Я никогда не интересовалась этими вопросами, просто жила как все.
Казалось, что у меня уже все было и это "все" было как у всех, те же радости и те же разочарования. Обычная жизнь, обычного земного человека. Даже смерть и та была банальной. Но!Яполучила шанс на еще одну жизнь, правда в теле инфантильного дистрофика с комплексом заболеваний, ко всему этому следует добавить то, что я владею неограниченной магической мощью, но не умею пользоваться ей. Мне необходимо пройти свою дорогу в этом мире, но я не знаю как это сделать, а еще, мне необходимо найтитого, кто владеет моей душой. Меня пытаются использовать и манипулировать мной практически все - эльфы, драконы, люди. Предсказанием этого мира мне уготована рольжертвы-спасительницы, но я-то не хочу умирать! И если бы не озерная нимфа, кот-ипостасный, прадед-фавн, дядюшка-эльф, маг и ... много чего еще,то это, пожалуй, будет моя история.
***
Пролог.
Солнце уже лизало уходящими лучами цепи гор. Высоко в горах, на отвесной скале расположился храм повелителя душ и судеб бога Вахоба. Высокие, белые своды его были устремлены, как и горы вокруг, в небо. За стенами происходила не свойственная данному месту суета. Везде слышались громкие голоса, шум и топот ног.
У подножья алтаря в большой зале с высокими потолками и плотно закрытыми дверями, друг напротив друга стояли двое, держась за руки - молодая, темнокожая жрица и высокий, хорошо сложенный мужчина в форме охраны храма. Двое, стоящие в этом зале, были преступниками - верховная жрица бога Вахоба - бога дающего и забирающего души людей и простой охранник из ее свиты - они совершили страшное преступление - они полюбили друг друга. Полюбили горячо, неистово, отчаянно. Верховная жрица, посвятившая свое тело и свою душу великому богу, оказалась клятвопреступницей.
Они знали, что за это отдадут свои жизни, но любовь была сильнее. И хотя до сегодняшнего вечера они ни разу не прикоснулись друг к другу даже кончиками пальцев, про их любовь узнали, узнали и требовали одного возмездия - смерти.
- Я наложила на двери заклятия, но они не спасут нас надолго, они все равно ворвутся сюда - глядя прямо в глаза любимому, сказала жрица, - нас будут долго мучить, прежде чем мы умрем.
- Я буду биться до последней капли крови, и не позволю им даже прикоснуться к тебе - срывающимся голосом прошептал охранник.
- Ты ничего не сможешь изменить, - жрица вымученно улыбнулась.
- Что же нам делать?
- Прямо сейчас я могу совершить обряд, который соединит наши души, мы с тобой умрем одновременно, но наши души обязательно воплотятся в следующей жизни и встретятся еще раз.
- Мы сможем вспомнить друг друга?
- Мы обязательно найдем друг друга, соединенные во время обряда, души будут искать друг друга, до тех пор, пока не найдут. И тогда наша любовь воскреснет.
- Я люблю тебя, я верю тебе, я - согласен.
Жрица зажгла огонь обрядового светильника, взяла лежавший рядом жертвенный нож. Они поднялись на ступени алтаря продолжая глядеть друг другу в глаза, она спиной к дверям, он напротив. Молодая женщина начала читать заклинание, огонь запылал ярче, выбрасывая высокие, золотые сполохи к куполу залы. Жрица, продолжая читать, подняла жертвенный нож, у которого лезвия были с обеих сторон, за ручку посредине, и начала медленно приближаться к любимому, таким образом, что оба лезвия оказались напротив их сердец. В этот момент двери залы слетели с петель. Раздался пронзительный вопль - "Вот они!". Жрица еле успела произнести последнее слово, когда раздался свист пущенной стрелы и ее глаза болезненно расширились, она начала оседать. Поняв, что любимую убили, мужчина рывком обнял ее, таким образом, насадив и себя и ее на жертвенный нож. Еще несколько мгновений они стояли, потом медленно повалились на алтарь и их тела неспешно поглотил молочный туман - бог Вахова принял их жертву.
И все же душа жрица отлетела в мир иной на несколько мгновений раньше.
1.
Заканчивался последний зимний месяц снеговертень. Неслышными хлопьями лениво сыпал снег. Морозный воздух искрился тысячами мелких хрустальных снежинок, которые, падая на землю, уютно скрипели под ногами. Уже смеркалось, когда к невысокому, добротному дому, стоящему на окраине города Вельвольска, подъехали, шурша по снегу полозьями, купеческие сани. Из саней вышел плотный мужчина средних лет, одетый в теплую, широкую шубу и пушистую меховую шапку. Он зашел за низкую ограду дома, по аккуратно расчищенной дорожке, подошел крыльцу и, поднявшись по ступеням, постучал во входную дверь, медным кольцом, которое одновременно было и ручкой, и своеобразным звонком, в металлическую пластину под ним. Дверь быстро и бесшумно открылась, видно было, что гостя ждали. Мужчина зашел в дом. Старый слуга проводил его в маленькую комнату, в жарком камине огонь аппетитно лизал плачущие смолой поленья. В комнате почти все пространство занимал внушительных размеров стол, заваленный книгами, свитками, склянками, амулетами и еще какими-то непонятными предметами. Перед столом стоял деревянный стул с резной спинкой и витыми ножками. По стенам были расположены стеллажи, забитые до отказа книгами и стеклянными колбами. За столом, в высоком мягком кресле, сидел сухопарый, лысеющий, пожилой мужчина, лет семидесяти. Умное лицо с высоким лбом было покрыто сеткой морщин. Под густыми, торчащими, седыми бровями прятались цепкие, темные глаза.
- Здравствуй, купец, - произнес, не вставая с кресла, хозяин комнаты, обращаясь к вошедшему, - зачем ты хотел меня видеть?
- Здравствуйте, господин колдун, - негромко и немного смущенно ответил гость - Я пришел к вам, что бы просить вашей помощи.
Это был купец Колуян из городища Руздаль, невысокий, плотный, мужчина, сорока пяти - пятидесяти лет. Открытое лицо с широкими скулами, твердым подбородком и несколько пухлыми губами, волосы цвета зрелого ореха, обрамлявшие невысокий лоб, светло карие глаза и чуть вздернутый нос, выдавали в нем жителя северных окраин Миелонии.
Сидевший за столом старик прикрыл глаза, скрестил лежащие на столе руки.
- Ну что же, рассказывай в чем дело, но учти, я помогаю не каждому, и если бы не письмо моей ученицы Любеи, я бы с тобой разговаривать не стал. Ну раз уж за тебя просили... начинай.
- Даже и не знаю с чего начать, господин колдун, - неуверенно и, запинаясь, проговорил купец,- дочь у меня больна, всех знахарей, ведунов и лекарей объехал, всем показывал ее, но никто помочь не смог. Вот ведунья, Любея, что в этом году по осени приехала в Истровель, и сказала, что надо бы к тебе обратиться. Говорит, если ты не поможешь, значит и никто не поможет.
- Помилуй, купец! - воскликнул колдун, открыв глаза и удивленно приподняв брови - Я не лекарь, болезней не лечу!
- Так и дочь моя больна не так как прочие, - с тоской воскликнул купец, и присел на край стула стоящего напротив стола - Я расскажу все с самого начала, а вы уже сами решите, сможете ли нам помочь, или нет.
- Родом я из городища Руздаль, что на северо-восточной дороге к Северному Лесу стоит. Отец мой был зажиточным купцом, я у него - единственным сыном. Мать моя умерла в моровой год и мы остались с отцом вдвоем. Отец во мне души не чаял. Я долго не женился, отцу помогал, с торговыми караванами ходил, о семье не задумывался.
Когда отец занемог, он позвал меня к себе и сказал, что у него для меня есть сосватанная невеста - Оруна, дочь его старинного друга. Надо, говорит, тебе Колуян жениться, а то помру и внуков своих не увижу.
И все бы ничего, да влюбился я в ту пору в другую. Мы товар закупали разный - ткани, изделия кованные, а еще закупали горшки, плошки и другую посуду, которую делали горшечники из белой глины в селе Истровель, что у самого Северного Леса стоит. Жила в ту пору в том селе старая ведунья, Омала, и была у нее приемная дочь - Ялила. Говорили, что ведунья ее из леса младенцем принесла. Я часто ездил в Истровель, закупал у гончаров посуду, тогда-то мы с Ялилой и познакомились. На вид ей не больше семнадцати лет было. Непохожа она была на наших девушек, тихая такая, кожа белая, сама вся тоненькая, нежная, как весенний цветочек. Волосы у нее были, что лесной ручей и все время цвет у них играет то они черные, как смоляные то, как темный огонь то, как зеленый омут, а глаза такие, что взглянешь в них и голова начинает кружиться. Влюбился я в нее, и она меня полюбила. Зачала она от меня ребенка. Пришел я к отцу и говорю - "Жениться на Оруне не могу, я люблю Ялилу, она от меня ребенка ждет". Что тут началось! Отец криком изошел, - "Нет моего благословления тебе, не позволю тебе на этой темной лесной ведьме жениться, она тебя околдовала. Женишься без моего согласия, прокляну!"
Не смог я пойти против воли родительской, пришел к Ялиле и говорю - "Прости меня, я тебя люблю, но против отцовой воли пойти не могу!". Она мне ничего не сказала, только молча развернулась и ушла. С той поры ни разу со мной не заговорила.
Через месяц сыграли мою свадьбу с Оруной, а еще через три месяца, в самом начале лета, Ялила родила девочку и умерла. Омала сказывала, что когда девочка родилась она как и все новорожденные дети закричала, здоровенькая родилась, а как дали ее Ялиле, та что-то прошептала над ней и сама тот час же умерла, а девочка стала как кукла, точно и неживая. Назвали ее Нияной, она и ест, и пьет, как подросла, стали на улицу выводить, за руку возьмешь - встанет, посадишь - сядет, но больше ни на что не реагирует, глаза у нее пустые. До восьми лет жила она у Омалы, да ведунья совсем старая стала, занемогла, да вскоре и померла. Пока Нияна у ведуньи жила, я им всячески помогал и продуктами и деньгами, а когда ведунья померла, забрал Нияну к себе. Нанял бабку за ней ухаживать. Все пытался ее вылечить и к кому только я не обращался, да толку ни какого, все только руками разводят. В начале лета ей уже пятнадцать лет исполнится, все девушки будут проходить посвящение, а она...
Виноват я перед дочерью, сильно виноват, не могу я жить спокойно, когда она вот такая. И если что-то со мной случиться, она погибнет. Только на тебя, колдун, вся надежда.
- Говоришь, живая и в то же время не живая, - задумчиво барабаня пальцами по столу, сказал колдун,- а еще дети у тебя есть? Ничем не болеют?
- От Оруны у меня трое детишек, две девочки, девяти и шести лет, и сын, трех лет. Все, слава Всеясному, здоровы, ничем не болеют.
- Странные симптомы болезни у твоей старшей дочери. Если эта болезнь связана с нарушением ее разума, то я ничего сделать не смогу..., но ты говоришь, что-то мать прошептала над младенцем и ребенок замер? Интересно... и непонятно. Надо мне девочку эту посмотреть. Хорошо,- решительно произнес колдун, выпрямляясь в кресле - в самом конце весны пришлешь за мной обоз, до лета я постараюсь подготовить все, что смогу. Услуги мои стоят не дешево, знаешь?
- Господин колдун я, конечно, не самый богатый человек в Руздали, - устало сказал купец, - но думаю, что смогу с вами расплатиться.
Распрощавшись, купец ушел, а колдун, если точнее, магистр магических наук, маг Вербер, преподающий дополнительный курс нетрадиционной магии в академии Магии и Ведовства Миеронии, остался сидеть за столом, задумчиво теребя в руках какую-то безделушку. Мысленно перебирая весь разговор, он рассуждал сам с собой, - "Если мать обладала силой темных, то она вполне могла умереть добровольно, одной только силой воли. Но как она могла так поступить с собственным ребенком? Забрала ли она душу у своего ребенка или разум? Если дитя безумно, то сделать уже ничего нельзя. Если мать, умирая забрала с собой его душу то, как девочка вообще жива до сих пор? Прожить пятнадцать лет без души, это какая же энергия жизни у нее должна быть? Да, необходимо почитать трактаты древних, может я что-то, и найду подходящее для этого случая".
2.
В конце весны за магом Вебером в Вельвольск прибыл обоз из Руздали, от купца Колуяна. Предварительно, они уже оговорили все в письмах и Колуян ждал его в селе Истровель. Дорога заняла пять дней езды в хорошей дорожной коляске до Руздали и еще день до Истровеля.
Вербер специально просил привести дочь Колуяна в Истровель, к своей ученице - ведунье Любаве. Не далеко от села стоял очень древний алтарь с жертвенным камнем и статуей бога Вахобы. Бог Вахоба был одним из древних богов, и в одних трактатах он был - богом жизни, в других богом судеб. Вербер нашел описание одного очень старинного обряда, по которому можно было разбудить или вернуть душу в тело, которое еще не умерло. И посвящен он был именно богу Вахоба. Вот этот обряд маг и собирался провести, чтобы разбудить, как он считал, спящую душу Нияны с помощью Любеи и отца девочки.
К концу шестого дня пути маг прибыл в Истровель. Любея жила на окраине села, недалеко от светлой березовой рощи, за которой протекала река Истрова, берущая начало с Железных гор. Дом ведуньи был небольшой - две комнаты и кухня. В дальней комнате, на невысокой кровати, уложили девочку. Колдун, поручив слуге распаковать багаж, поздоровался с встречавшими его Любеей и Колуяном и прошел в дом в комнату к девочке.
Это был очень худенький, бледный ребенок, на вид ей можно было дать лет десять, но ни как не пятнадцать, расслабленные мышцы лица, апатичный, ничего не выражающий взгляд. Вербер наклонился над ней, пристально вглядываясь в глаза, затем отодвинулся и громко хлопнул в ладони около уха девочки, веки ребенка слегка дрогнули. Затем он положил ей руки на голову, прикрыл свои глаза и некоторое время сидел молча, погруженный вглубь себя, потом встал и медленно вышел в другую комнату. В этой комнате его ждали Любея и Колуян.
- Что вы скажете, господин маг? - спросил Колуян, Любея его все-таки убедила звать Вербера не колдуном, а магом.
- Сколько лет девочке? - спросил Вербер.
- На днях исполнилось пятнадцать лет - ответил отец.
- Она выглядит совсем ребенком. Я должен понаблюдать за ней, но думаю, что у нас есть шанс вернуть ее в обычную жизнь. Вся сложность заключается в том, что мы можем разбудить ее душу, если она в ней спит или призвать к ней другую душу, а вот что именно нас ждет? Какой она может быть - другая душа? Возможно, это будет душа младенца, и Нияна еще долго будет оставаться в, так сказать, младенческом состоянии, ее надо будет учить всему заново. - Вербер посмотрел в глаза Колуяна, - а возможно это будет дикая душа, мы ведь точно не знаем, кем была ее мать, и кем были родители ее матери, тогда нам придется убить девочку, чтобы не выпустить чудовище в этот мир. Ты сможешь пойти на такой риск, Колуян?
Колуян опустил голову, надолго задумавшись, наконец он поднял глаза полные тоски.
- Да, я согласен, я понимаю, что это последний шанс, и это последнее, что я могу сделать для своей дочери, - он встал и поспешно вышел из комнаты.
В комнате остался Вербер и Любея. Любея была ведуньей в Истровеле. Она родилась и выросла в этом селе. Родители еще в раннем детстве Любеи заметили ее магические способности, и старая ведунья Омала занималась с ней вплоть до пятнадцати лет, учила ее основам магических наук. Затем девочка поехала поступать в академию магии и ведовства в Вельвольск и, к своему удивлению, поступила на бесплатное обучение на факультет знахарства и ведовства по специальности ведунья. Любея училась с удовольствием, она отличалась любознательностью и настойчивостью. Посещала все проходившие семинары и дополнительные занятия. По дополнительному курсу нетрадиционной магии занятия вел маг Вербер, он обратил внимание на любопытную и способную девочку и частенько занимался с ней лично. Любея с ним с удовольствием разбирала сложные цепи заклинаний и потоки магических воздействий нечеловеческого происхождения. Отучившись семь лет она вернулась в родное село, осенью прошлого года. Омала уже к этому времени умерла, и постоянной ведуньи в селе не было, возвращение Любеи было встречено с особенной радостью. Ведь ведуны были большой помощью в деревенской жизни, они и целительством занимались, и погоду могли предсказать, и с вредителями на полях и огородах сразиться. Да что и говорить, ведунья в селе просто была не заменима, но поскольку Истровель лежал рядом с границей эльфийского государства да еще и непосредственно прилегал к Северо-Восточному лесу, славившемся своей темной магией, никто другой на место ведуньи в Истровеле не согласился, хотя сельский голова предлагал платить содержание. Так что вернувшейся в Истровель Любее предложили жилье бывшей ведуньи Омалы и ежемесячное денежное содержание.
Оставшись вдвоем в комнате с Любеей Вербер только сейчас внимательно ее рассмотрел. За прошедший год она возмужала, стала взрослее и интереснее как женщина, но присутствия мужчины в ее доме ничего не выдавало. Любея была невысоко роста, крепкая в кости с простым, открытым, широкоскулым лицом, очень внимательными ясными глазами, с длинной косой темно-каштанового цвета. "И куда мужики здесь смотрят, - с удивлением думал маг, - и ладная, и статная, вон коса какая толстая, лицо - просто кровь с молоком, и все равно одна".
- Ну, что ты мне скажешь, ученица? - спросил Вебер, продолжая внимательно смотреть на Любею, - Правильно ли мы с тобой собираемся поступать?
Все вопросы они уже предварительно обсудили в письмах, но лично поговорить еще не успели.
- Я тоже рада вас видеть учитель, - улыбаясь, ответила Любея, - Правильно или нет? А правильно ей пятнадцать лет пролежать как растение? По мне, так лучше смерть, чем такая жизнь. Правильно мы поступаем, правильно.
- Ну что же, тебе виднее, ты с ними больше общалась, хотя я думаю, что ты права. Я обратил внимание, что девочка очень коротко подстрижена, я бы сказал, неприлично коротко, не знаешь почему?
- Знаю, ее мачеха так обстригла, а Колуяну сказала, что за волосами Нияны ухаживать нет никакой возможности, да и волосы у нее стали последний месяц просто клочьями вылезать.
- Стали вылезать? Значит мы вовремя....., м-да, очень вовремя.
Вербер остался у Любеи, она ему постелила в одной комнате с Нияной на большом широком сундуке. Вечером они поужинали, вспомнили ученические годы Любеи и общих знакомых.
Утром Вербер и Любея стали готовить все необходимое для проведения обряда. Основные вещи, жертвенную чашу, свитки с заклинаниями маг привез с собой, а сухие травы для окуривания приготовила ведунья.
Во второй половине дня приготовления были закончены. Пришел Колуян с лошадью запряженной в телегу, на телегу набросали достаточно сена, застелили его одеялами и устроили там Нияну, туда же сложили все необходимое для обряда. Когда солнце стало клониться к закату, небольшой отряд выехал из села. Переехав речку Истрову по мосту, отряд углубился в лес на северо-запад.
Когда на небе начали зажигаться первые звезды они, наконец, добрались до нужного места. Это была небольшая поляна посредине леса. В середине нее возвышался холм, вершина холма представляла собой большие пологие ступени, в центре которой находился плоский круглый камень диаметром в рост человека, на западной стороне камня стояла статуя, изображающая человеческую фигуру с опущенными руками, но поднятыми ладонями, которые были развернуты к небу. И ступени, и камень, и статуя были очень старыми. Ступени скрывались в толще травы и земли и скорее угадывались, но камень и статуя, несмотря на видимую древность, были видны отчетливо и растительностью не тронуты.
Вебер приказал Колуяну раздеть девочку и положить на жертвенный камень, он проколол ей палец и выдавил несколько капель крови на левую ладонь статуи, затем отрезал немного волос с головы Нияны и положил их на правую ладонь статуи. Потом достал жертвенную чашу и выдавил в нее еще немного крови из проколотой руки девочки. Любея зажгла факелы и подожгла привезенные с собой травы пучками разложенные по кругу. Колуян и Любея спустились к подножью холма. Маг начал читать заклинания. Воздух вокруг него сгустился, в нем проскакивали сверкающие искры, статуя стала окутываться дымом и вдруг небо пронизал золотой луч, который одним концом уходил в черную высоту, а другим упирался в грудь лежащей на жертвенном камне детской фигурки.
Девочка закрыла глаза и тут же их открыла, глаза ее удивленно расширились и с губ слетели слова на совершенно не знакомом языке. Потом она повернула голову в сторону мага, заметно испугалась и опять произнесла что-то непонятное, потом глаза ее закрылись и она, видимо, отключилась. Золотой луч медленно угасал, постепенно растворяясь и, в конце вспыхнул яркой звездой в груди у девочки.
Маг, дочитав заклинание и завершив обряд, спустился с холма. Ночь уже перевалила за полночь, было прохладно, слабый ветерок задумчиво перебирал тонкие ветки деревьев, заставляя их перешептываться в темноте, пахло хвоей и ночными цветами. Вербер приказал уложить девочку на телегу. Собрав вещи, отряд отправился в обратный путь.
- Учитель, - нарушила тишину Любея, - у вас получилось?
- Господин маг, моя девочка поправиться?- почти одновременно с ней спросил Колуян.
- Я сделал все, что мог, - устало ответил Вербер, - теперь останется ждать и наблюдать за ней. Я задержусь на несколько дней, но думаю, что до конца лета она должна будет остаться под присмотром Любеи.
- Я не смогу уехать из села, - сказала Любея, задумчиво глядя на девочку, - если нужно будет присмотреть за ней, пусть остается у меня.
- Хорошо, - согласился Колуян, - если это необходимо, пусть останется, я заплачу вам за хлопоты.
Восток начал светлеть, когда они вошли в деревню, Колуян вернулся в тот дом, где он остановился, а Вербер и Любея отправились в дом ведуньи. Девочку опять перенесли на кровать в ту же комнату, где она ночевала предыдущую ночь.
3.
Конец мая, пятница, вечер, на улице уже совсем тепло, под окнами шумят машины, слышны голоса прохожих, а я все сижу на работе. Время восемь часов вечера, все разошлись по домам, и мне бы пора, но так не хочется оставлять недоделанным отчет на понедельник. Да и дома меня все равно никто не ждет. Дети давно выросли и живут своими семьями, муж с марта перебрался жить на дачу. В январе ему исполнилось шестьдесят три года, и он решив больше не работать, вышел на пенсию. Мне сразу заявил: "В городе буду жить только зимой, а весной, как морозы спадут, уеду на дачу". Я, в принципе, не против, на даче воздух свежий, а дел еще столько, что делать не переделать, десять лет строили дачный дом, только три года назад до конца достроили. Мне в начале июня исполниться шестьдесят один год, тоже на пенсию пора, но Вадим, мой муж, говорит, что пока держат на работе, работай, для сарая нужны доски, в гараже нужно сделать пол и т.д. и т.п., а на все это пенсии не хватает. Он у меня работал врачом - невропатологом в городской поликлинике, денег больших не получал. Так что его уход на пенсию не сильно ударил по карману, а моя зарплата составляет две трети семейного бюджета.
Что-то я разнылась, хотя причина, конечно, есть - у нас с мужем сегодня годовщина свадьбы - сорок лет, дата круглая, и не маленькая. Я в течение дня пыталась дозвониться Вадиму, но не смогла, к городскому телефону (мы в прошлом году на дачу провели городскую линию) никто не подходит, а сотовый у него отключен. И он мне сегодня не позвонил, и дети то же.
Я встала из-за стола, собрала бумаги, отключила компьютер. Все, пора домой, больше я ничего путного здесь не сделаю. По дороге зашла в пару магазинов, завтра поеду на дачу, надо все-таки отметить наш юбилей.
Домой я пришла, когда уже начало темнеть. Разгрузила сумки, разогрела ужин и решила еще раз позвонить мужу. Телефон у нас стоит в коридоре на столике, куда складывается всякая мелочь. Набрав номер, я автоматически стала перекладывать вещи лежащие перед собой. В тот момент, когда прошел звонок, со стола слетела бумажка с записанным на ней телефоном, я нагнулась что бы ее поднять и немного замешкалась, вдруг в трубке, после небольшого молчания, послышался голос мужа - "Але, але, Лида? Это ты, Лидуша, але? Лидушеньнка, это ты?" Я положила трубку.
Все как-то обесцветилось, к горлу подступил комок, а сердце болезненно сжалось. Меня зовут Полина Александровна, моего мужа Вадим Николаевич. У нас двое детей, двойняшки - дочь Верочка, и сын Андрей. У Верочки муж Костя и дочка Анечка, у Андрея жена Алла и двое дочерей Наденька и Настенька. Никого из родных и близких наших друзей Лидой не зовут. Вот так, дождалась, "Лидуша, Лидушенька!". Меня он последние десять лет только Полиной зовет и никогда Полиночкой, или Полюшкой, или другими ласковыми именами. И все же, кто это такая - Лидуша? Впрочем, недалеко от нашего дачного поселка лежит довольно большое село. Там есть свой медпункт с терапевтом и медсестрой. Вадима даже пригласили туда на консультации один раз в неделю приходить. Терапевтом в этом медпункте работает одинокая пятидесятипятилетняя женщина и зовут ее Лидия Максимовна. Я как-то видела ее - невысокая, энергичная, сумевшая сохранить неплохую фигуру и приятный цвет лица.
Я встала и подошла к настенному зеркалу в коридоре. Жизнь моя, куда же ты ушла? Пролетела как один день - учеба, работа, семья, дети, стирки, уборки, готовка, ремонты, дача, внуки. Все слилось в одну длинную ленту. А любовь, она у меня была? Или нет? В памяти сразу стали всплывать прожитые годы. Школа, техникум, потом заочный институт. С Вадимом мы познакомились на втором курсе моего обучения в институте, на вечеринке у друзей. Как-то так оказалось, что все мои подруги уже с кем-то встречались, кто-то выходил замуж, а у меня все не складывались отношения с молодыми людьми. А тут, приятный парень, студент медицинского института. Мы стали с ним встречаться, я сейчас уже даже не помню, признавался ли он мне в любви, наверное нет, мне кажется, такое не забывается. В те времена существовало, так называемое, распределение молодых специалистов после института и Вадиму, в перспективе, грозило попасть, в какую нибудь, богом забытую, сельскую больницу. В городе он мог остаться только в том случае если у него были бы нужные связи или, если бы он был женат, причем у его жены должна была быть городская прописка и постоянное место работы. Нужных связей у Вадима и его родителей не было. Никаких бурных чувств ни с его, ни с моей стороны не проявлялось, но так как мы встречались уже больше двух лет, то в данной ситуации, решение пожениться было вполне логичным. Через полтора года у нас родились двойняшки Верочка и Андрей.
Я еще раз критически оглядела себя в зеркале, да-а, что и говорить, мои годы видно сразу. В общем-то, я и в молодости стройной красавицей не была, а после рождения детей стала быстро набирать вес, ведь кормить надо было сразу двоих. Потом тоже некогда было заниматься собой. Короче, к шестидесяти годам я имею пятьдесят восьмой размер одежды, больное сердце и постоянно отекающие ноги. Хотя стараюсь следить за собой, регулярно хожу в парикмахерскую, крашу волосы, делаю стрижку и маникюр но.... Возраст мне не обмануть, вон какие морщины около глаз. И все равно обидно. Обидно, что на сорокалетие свадьбы муж не только не вспомнил, не позвонил мне, а еще и ждал звонка, но не от меня. Ах, если бы у меня был еще один шанс, если бы можно было вновь стать молодой девушкой, а еще лучше совсем девчонкой, что бы жизнь началась заново и что бы все-все было совсем по-другому! Что бы я могла покорять сердца мужчин, что бы ухаживали за мной, как минимум, принцы. Молодость-молодость, отчаянные поступки, категоричные суждения, свое мнение обо всем на свете, и конечно же, самая безрассудная и самая настоящая любовь! Но что мечтать о несбыточном, к чему самой себе фантазировать сказки для взрослых, жизнь прошла мимо и я чувствую себя старой, разбитой калошей. Совершенно расстроившись, я легла спать.
Всю ночь на улице шел дождь. Наутро я встала с больной головой, оделась, наскоро поела, проглотила кучу таблеток, подхватила собранные с вечера сумки и поспешила на стоянку автомобилей, где стояла моя припаркованная машина. За руль я села с мыслью о том, что в понедельник вместо отчета отнесу начальнику заявление об увольнении и выйду на пенсию, а то останусь я на старости лет одна в пустой квартире. Я проехала уже больше половины пути, когда из-за поворота неожиданно выскочил грузовик, я из всех сил нажала на тормоза, раздался резкий удар и я провалилась в темноту.
В себя я приходила постепенно, голова просто разламывалась, дышать было тяжело и больно, в ушах стоял какой-то шум, ни рук, ни ног я не чувствовала, веки были неподъемными. Не открывая глаз, расслышала голоса, они показались мне знакомыми, я их узнала, это были мои внучки.
- А моей маме доктор сказал, что если бабушка и выживет, то ходить уже никогда не будет, и тогда дедушке придется постоянно за ней ухаживать, - приглушенным голосом, почти шепотом сказала одна из внучек, кажется это Аня.
- А наша мама сказала, что дедушка, наверное, теперь точно сойдется с Лидией Максимовной, и за бабушкой будут наш папа и твоя мама ухаживать - это сказала Надя, старшая дочь Андрея.
- Это что же, она даже в туалет ходить не сможет, это она в кровати в туалет будет ходить, да? Фу, противно! - а вот это уже Настя, она всегда была очень брезгливая.
- Папа сказал, что можно нанять сиделку и платить ей постоянно, а можно дежурить всем по очереди, или продать бабушкину квартиру и устроить бабушку в дом инвалидов, это ему дедушка предложил, - это опять Аня.
- Да? Тогда, девочки, надо срочно поделить бабушкины золотые вещи и прочие ценности, а то дедушка еще этой Лидии что-нибудь передарит, - по-моему, это опять Надя.
- Ань, сколько сейчас времени?
- Скоро девять часов, уже поздно, сейчас должен папа приехать, забрать нас, он обещал.
- Тогда пошли, спустимся вниз, а то мы его не увидим.
И они потихоньку вышли из палаты, я слышала, как за ними захлопнулась дверь. Все, что я услышала, молотками давило в виски. Сколько я так пролежала - не знаю, мне показалось - очень долго, никто ко мне не подходил, и я никого больше не слышала, тогда я постаралась открыть глаза, веки были как будто каменные. С трудом немного их подняла и постаралась осмотреться. От меня, куда-то вбок, шли какие-то провода и трубки, рядом стояли непонятные, сложные аппараты, я поняла, что нахожусь в реанимации и раз сюда пропустили родственников, то положение, видимо, очень серьезное. У меня болело буквально все, что только я чувствовала, но больнее всего мне было от услышанного. Я останусь инвалидом, беспомощной развалиной, которая будет в тягость всем и детям, и внукам, мой муж бросит меня и сдаст в интернат. Отчаяние забилось в груди как испуганный воробей. За что? Господи! За что ты так наказываешь меня? Господи, прими мою душу, я не хочу ТАК жить! Сильная боль проколола сердце и наступила полная темнота.
На экране системы слежения за состоянием больного вместо пульсирующей кривой появилась прямая линия, раздался громкий сигнал. Полина Александровна умерла.
4.
Сильная боль проколола сердце и наступила полная темнота. Не стало ничего, ни звуков, ни воздуха, ни боли, ни тела. И вдруг со всех сторон полился золотой свет. Он обволакивал меня мягкой, нежной пеленой. У меня появилось чувство умиротворенности и покоя, я постаралась оглядеться вокруг себя и увидела где то внизу, подо мной, больничную койку, на которой лежала, по всей видимости, раньше я, а теперь там находилось мое тело. Такая упитанная, забинтованная мумия с торчащими во все стороны проводами и трубками. Вокруг суетились люди в белых халатах. Ах, как мне хотелось им крикнуть - не надо, не старайтесь, я не вернусь, я не хочу возвращаться! Сейчас я свободна и счастлива, мне хорошо! Но они меня не слышали. Я не чувствовала себя, а ощущала лишь свет и чувство полета. На меня накатил такой восторг, такое безграничное счастье! Как вдруг, кто-то грубо выдернул меня из этого состояния, и я поняла, что с бешеной скоростью лечу куда-то вниз.
Мое падение закончилось внезапно, я словно на мгновение отключилась, а потом очнулась. Придя в себя я услышала какие-то звуки, непонятное бормотание, потом поняла, что лежу совершенно раздетая на чем-то очень твердом и холодном и лежать мне неудобно. Подул довольно свежий ветерок, какой бывает только на улице. Меня охватил ужас, если это не больница то, что это - кладбище? Я осторожно открыла глаза, надо мной было черное звездное небо, я слышала шум деревьев, как в лесу, было прохладно. Справа от меня стояла какая-то статуя, а слева - пожилой мужчина, с большими залысинами на голове, седые и достаточно длинные, до плеч, волосы зачесаны назад, одет он во что-то светлое и широкое. И он все время что-то бубнил, я прислушалась, но не поняла, ни слова. У меня из груди куда-то вверх в черноту неба уходил золотой луч того света, что только что окружал меня со всех сторон.
В голову полезли разные мысли - я, наверное, не умерла, а в морг меня все-таки отправили и теперь меня выкрали какие ни будь сатанисты, или пришельцы, или для опытов, или ..., в общем, ничего более умного я не придумала, поэтому спросила у бубнящего мужика: " Где я?". Его эта фраза видимо удивила, так как глазами он начал как-то очень сильно на меня косить, тогда я спросила еще: "А вы вообще-то кто? И что я тут делаю?" Но тут голова у меня закружилась и я снова отключилась.
В сознание я приходила медленно, как после сна. В голове шумело, во рту был противный привкус и все время подташнивало. Я открыла глаза, надо мной был деревянный потолок, я лежала на кровати, одетая в длинную рубаху, в комнате с бревенчатыми стенами. За стеной были слышны голоса мужской и женский, слов я не понимала. И тут на меня накатила волна каких-то образов, воспоминаний, совершенно не моих. Голова закружилась и разболелась с такой силой, что я невольно застонала и прижала руки к вискам. Голоса за стеной затихли и через минуту ко мне подошли двое, тот же мужчина, который стоял около меня в лесу и молодая женщина лет двадцати пяти. Откуда-то из глубин чужой памяти всплыло, что меня зовут Нияна, что пожилой мужчина - это маг, а молодая женщина - ведунья и они меня лечат. Вместе с пониманием этого на меня накатил очередной приступ тошноты и тут же начало рвать. Я склонилась на край кровати. Когда я выпрямилась, оба моих "лекаря" вроде как очнулись, ведунья побежала куда-то из комнаты, а маг присел и стал рассматривать, чем меня вырвало. Потом он резко встал и то же вышел из комнаты. Мне было очень плохо, желудок резало, руки и ноги дрожали, лоб покрылся холодной испариной. Спустя некоторое время маг и ведунья опять пришли в комнату. Женщина несла с собой деревянное ведро и тряпку, а маг принес глиняную кружку с какой-то жидкостью, пока ведунья замывала пол, он дал мне выпить эту жидкость. Ни сопротивляться, ни выяснять, что же со мной происходит, даже как следует удивиться и испугаться, у меня не было сил. Мои лекари переговаривались между собой вполголоса и я понимала их.
- Любея, я уверен, что это - вирнес, - сказал маг, придерживая мою голову и заставляя меня пить жидкость из кружки, это был какой-то травяной отвар.
- Да, действительно - это вирнес - ответила ведунья, - значит, ее уже как несколько месяцев пытаются отравить. Колуян сказал, что у нее уже целый месяц выпадают волосы.
- Тогда дома ее будут не рады видеть - задумчиво сказал маг, - ты сможешь вывести у нее из крови эту отраву?
- Смогу, но последствия отравления все равно будут сказываться довольно долго.
- Надо будет поставить отца в известность. А теперь давай спать, Нияна, - обратился маг уже ко мне.
Глаза у меня стали слипаться, в голове все закружилось и, я провалилась в сон.
Проснулась я утром. В окно светило солнце, заливая небольшую комнатку светом. Голова не болела, тошноты то же не было. Я осторожно огляделась вокруг. Кровать, на которой я лежала, стояла в торце узкой комнаты. На длинной стене, напротив изголовья кровати, было окно с коротенькими занавесками, под окном стоял стол накрытый скатертью из того же материала, что и занавески, на столе - небольшое зеркало.
Я подняла руку и поднесла ее к лицу. Свою руку я не узнала. Узкая кисть, с длинными худыми пальцами. А ногти! Боже мой, какие ногти! Ногтевые пластины занимают почти всю первую фалангу пальцев. Ногти, цвета белого перламутра, срезаны очень коротко, насколько это вообще возможно и очень грубо, какими-то зазубринами. Но это не мои ногти и это не мои руки! У меня всегда были полные руки с толстыми пальцами и не очень красивыми ногтями, они были короткие, треугольные никак не желали отрастать и все время ломались, поэтому я регулярно делала наращивание ногтей в салоне, правда весьма скромной длинны. Поэтому сейчас вид моих рук меня очень удивил. Я откинула одеяло, которым была укрыта осторожно села и спустила ноги с кровати, посмотрела вниз, голова закружилась. Это что? Это мои ноги? Нет, я не отрицаю, что всегда хотела похудеть, но не да такой же степени! Это не ноги, это какие-то палки с узкими ступнями и длинными пальцами. Так, где-то тут было зеркало. Я аккуратно слезла с кровати и пошатываясь подошла к столу, он оказался почему-то очень высоким, гораздо выше моего пояса. Взяв с него зеркало, стала себя разглядывать. Какой ужас! Бледное, худое лицо с узкими скулами, безвольно расслабленное. Нос прямой, но с едва заметной горбинкой. Уши без мочек, верхняя часть уха не скругленная, а вытянутая острым треугольником. Опухшие глаза выглядели как две слезящиеся щелки. Бровей и ресниц нет вообще. Губы правильной формы, но бескровные с синеватым оттенком. Землистого цвета тонкая кожа, волосы неопределенного орехово-пепельного цвета не подстрижены, а как-то выгрызены короткими клочьями. Тощая шея, выпирающие ключицы, ручки, как тонкие плети. Я задрала рубаху. Так - я девочка, у которой еще даже не началось половое созревание. Одернув рубаху я открыла рот и опять посмотрела в зеркало, зубы вроде все ровные, осторожно провела по ним языком - два передних сильно качались.
Что же со мной произошло? Почему я так выгляжу? Где я? Вопросы теснились в моей голове. Мне было страшно и любопытно одновременно. Не так давно я вроде бы хотела стать молоденькой девушкой, что бы начать все заново? Опасайтесь желаний своих, ибо они могут исполниться. Вот я стала, непонятно правда как, девочкой, и что же теперь?
И опять на меня нахлынули воспоминания, которых у меня не могло быть! Меня везут в телеге по вечернему лесу, поляна со статуей, меня кладут на какой-то круглый плоский камень, маг начинает читать что-то непонятное, в меня ударяет луч золотого света. Воспоминания лишены любой эмоциональной окраски, просто набор фактов. И все же это воспоминания девочки - Нияны, я в теле этого ребенка. Немного успокоившись, я сознательно стала вспоминать, что же со мной произошло. Опять как в черно-белом кино в памяти всплыли недавние события, маг говорит, что он может разбудить мою (или ее?) душу, и если это будет что-то страшное, то меня (или ее?) готовы убить. Да-а, дела! Значит, все-таки я умерла в той, своей предыдущей жизни, а этот маг, что-то там такое наколдовал и, теперь я оказалась в теле девочки, которую кто-то хочет отравить. Причем я помню всю свою прошлую, шестидесятилетнюю жизнь Полины Александровны и помню всю небольшую жизнь Нияны. Память Нияны уникальна, любое произнесенное при ней и увиденное ею записано как на видеодиск. Нияна помнила, что жила здесь в этой комнате с пожилой женщиной, которую звали Омала, что потом ее забрал к себе человек, который к ней приходил и называл себя ее отцом и его звали Колуян, что ведунью зовут Любея, а мага зовут Вербер и еще очень много чего.
Я подошла к кровати и села. Как-то, ради интереса, я взяла почитать у одной своей внучки книжку, которая ей понравилась, написанную в стиле фэнтези. Там героиня переносилась из одного мира в другой и сразу же становилась тако-ой! Красавица из красавиц и умная, и ловкая, и вообще вся такая - растакая. А я, что же, получила второй шанс на жизнь в теле инфантильного дистрофика с комплексом заболеваний, которого вдобавок кто-то хочет убить. Какая-то не веселая перспектива. Кстати, куда я перенеслась, что это за мир? Здесь есть маги, ведуны, а кто еще? Необходимо было все разузнать, но сделать это так, что бы никто не смог заподозрить, что в теле Нияны кроме нее нахожусь еще и я, а то, не дай бог, подумают, что я и есть эта самая "дикая душа", прибьют еще.
5.
Немного придя в себя, я решила, что надо все-таки выйти из комнаты и осмотреться. Встала и потихонечку, придерживаясь за стенку одной рукой, вышла из своей комнаты. Вторая комната была несколько больше моей спальни. Почти квадратная с двумя окошками, в нее выступала, видимо, печь большим, беленым прямоугольником. Все также придерживаясь рукой за стену я вышла из этой комнаты и оказалась в кухне, которая была вытянута во всю ширину дома с окнами по торцам, справа от двери была та самая печь, что я увидела в комнате, под окном прямоугольный стол, рядом стояли две лавки и стеллаж с посудой. Над столом по всей кухне были протянуты веревки, на которых пучками сохли разные травы. Приятно пахло какой-то едой и травяным ароматом. За кухонным столом сидели Любея и Вербер. Они, увидев меня, выглядели весьма удивленными.
- С добрым утром, - я смущенно поздоровалась, не зная, что делать дальше.
Вербер в ответ на приветствие кивнул головой, внимательно наблюдая за мной.
- Хочу, еще хочу пить, и хочу в туалет,- все еще немного смущаясь, ответила я, решив сразу обозначить круг моих насущных проблем.
- Ну, пошли, я провожу,- Любея улыбнулась.
- У меня нечего обуть, - я посмотрела на свои босые ноги.
Любея озадаченно приподняла брови, потом вышла из кухни и принесла что-то напоминающее сандалии.
- Обувайся, - Любея положила сандалии передо мной на пол.
Я неуклюже всунула свои непослушные ноги в них, они были мне здорово велики. Шаркая по полу, я потихонечку побрела за Любеей, голова немного кружилась, ведунья, видя мое состояние поддерживала меня за плечи. Мы вышли в широкие сени, затем на крыльцо. Перед домом был небольшой уютный дворик, окруженный цветущими кустами, с летней кухней и небольшим сараем, по двору гуляли куры, а в стороне белая коза меланхолично объедала какой-то цветок, таща за собой обрывок веревки.
- У, зараза, - вскрикнула Любея, увидев козу. Она отвела меня к небольшому деревянному домику, стоявшему в стороне от дома, а сама побежала оттаскивать козу от цветка. Чуть позже, она все так же поддерживая меня за плечи, отвела обратно на кухню и поставила передо мной тарелку с кашей и кружку молока. Я с удовольствием налегла на еду. Вербер и Любея с интересом наблюдали, как я поглощаю завтрак. В конце концов, мне стало неудобно от столь пристального внимания.
- Что ни будь не так? - удивленно спросила я.
- Да нет, все в порядке, - ответил Вербер, разглядывая меня как иллюстрацию в книге, - Как ты себя чувствуешь, Нияна?
- Нормально, только голова кружится, - успокаиваясь, ответила я.
- Может тебе хочется еще чего ни будь поесть, например мяса? - слишком безразличным голосом спросил маг.
- Нет, спасибо, я сыта, - вежливо отказалась я.
- Нияна, ты совсем не поела хлеба, - то же как то чересчур спокойно сказала Любея, - может, съешь кусочек? И она подвинула ко мне тарелку с хлебом, которая стояла отдельно на краю стола. Чувствуя какой-то подвох, я не нашла все же причин, что бы отказаться, взяла с тарелки кусок хлеба и стала его старательно жевать, привкус был довольно странный, солоновато горький. Но я не подала вида и старательно съела весь кусок. Вербер с Любеей переглянулись и облегченно заулыбались.
- Расскажите мне про меня, - решила сразу озадачить их я. Проводят на мне какие-то эксперименты, подсовывают хлеб чем-то приправленный, а сами такие белые и пушистые. Вот теперь отдувайтесь, рассказывайте все, что про меня знаете. Теперь уже я внимательно изучала их.
Вербер опять очень пристально посмотрел мне в глаза, как будто пытался влезть ко мне в голову и посмотреть на меня изнутри.
- А что ты про себя помнишь? - игнорируя мой вопрос, продолжая меня рассматривать, спросил он.
- Меня называют Нияной, раньше я жила в этом доме со старой женщиной, ее звали Омала, потом меня забрал в другое место и в другой дом мужчина, который называл себя моим отцом, его зовут Колуян. Я помню что он был здесь когда меня сюда привезли. В том месте, где я жила были еще другие люди. Но никто не называл себя моей матерью. Где моя мать? - я рассказала им все, что посчитала нужным.
- Хм, я думаю, что на этот вопрос тебе должен ответить твой отец, - несколько смутившись, ответил Вербер, - он должен вскоре подойти.
- Нияна, тебя больше не тошнит? - поинтересовалась Любея.
- Нет, не тошнит, но от вашего хлеба во рту неприятный привкус, - я решила немного съязвить.
Любея несколько смутилась, но ничего не ответила. В этот момент на крыльце раздался шум и в дом вошел Колуян.
- Нияна, девочка моя! - он обрадовано шагнул ко мне, раскинув руки.
- Здравствуй, отец, - довольно спокойно ответила я. В принципе я его понимала, он сделал все для того чтобы его дочь выздоровела и это был настоящий подвиг. Но я не могла к нему испытывать какие либо более теплые чувства, чем благодарность. Ведь Нияна ничего не чувствовала, а Полина Александровна была довольно старой женщиной, для того чтобы испытывать к Колуяну дочернюю любовь.
- Колуян, Нияна спросила у нас, где ее мать, - сказал Вербер, - расскажи ей.
- Твою мать звали Ялила, и она умерла после того как родила тебя,- опустив руки, расстроено ответил Колуян.
- А где Омала, я помню ее, - опять спросила я.
- Омала умерла семь лет назад, она была очень старая - опять ответил Колуян.
- Я хочу сказать тебе большое спасибо, отец, за то, что ты не бросил меня и сделал все, чтобы я смогла жить, - искренне сказала я и посмотрела ему в глаза, поблагодарив от всей, точнее от всех своих душ.
Вербер встал и вышел на улицу, через минуту он вернулся.
- Нияна, посиди, пожалуйста, на крыльце, нам надо поговорить с твоим отцом.
Я послушно встала и, шаркая сандалиями, вышла на крыльцо. Мне очень хотелось подслушать, но почему-то я была уверена, что ничего не услышу, и что со двора я не выйду. Недаром Вербер - маг. Я, усевшись на ступени крыльца, стала осматривать окрестности. Вокруг дома росли какие-то деревья и кустарники, справа от дома расположился небольшой огород. Дом, и все приусадебное хозяйство было огорожено невысоким забором, скорее широким штакетником. По двору с важным видом опять прогуливалась белая коза, теперь у нее уже даже обрывка веревки не было. Она объедала очередной цветущий куст. Видимо дом ведуньи стоял на окраине. Перед домом проходила дорога, не слишком наезженная, за дорогой и прямо за забором дома был небольшой луг, а за ним начиналась прозрачная березовая роща. Никакие мысли мне не приходили, голова стала тяжелой, я прислонилась к деревянному столбу, поддерживающему крышу крыльца и, закрыла глаза.
6.
Вербер предложил Колуяну присесть, Любея прикрыла дверь на кухню.
- Колуян, прежде всего, я хотел тебе сказать, что у нас, кажется, все получилось, мы призвали в тело твоей дочери душу. Да-да, - предвосхищая вопрос Колуяна, сказал Вербер, - именно призвали. Впрочем, похоже, что эта душа считает себя Нияной, но судя по тому образу жизни, что вела твоя дочь, ее новая душа в своем развитии ее опередила. Может это и к лучшему. Однако, хочу тебя предупредить, Нияна - человек которого ты еще не знаешь, и вам только предстоит узнать друг друга, так что будь готов к неожиданностям. И еще один весьма неприятный момент - Нияну кто-то пытался отравить, причем это делалось довольно методично на протяжении приблизительно полутора - двух месяцев. В виде отравы использовали вирнес, это ядовитая трава, отвар которой убивает очень медленно, причем симптомы отравления похожи на обычные распространенные заболевания и, судя по всему, Нияна уже должна быть мертва, но у девочки поразительная жизненная сила. И то, что должно быть смертельно для обычного человека, для нее проходит просто как несварение желудка, хотя все-таки последствия такого длительного воздействия вирнеса могут сказываться в виде отеков, вылезания волос и прочих неприятностей еще некоторое время. Любея сможет вывести эту отраву у нее из организма, но для этого требуется время. Я предлагаю оставить Нияну здесь до конца месяца золотня, то есть, всего на четыре месяца включая этот.
Произнеся такой длительный монолог, Вербер замолчал. Молчал и Колуян, обдумывая услышанное.
- Зачем кому-то убивать Нияну? - наконец спросил он.
- Тебе виднее, кто ее так не любит и кому она мешает, или кому могло помешать ее выздоровление, - ответил Вербер.
- Два месяца назад к нам приехала тетка моей жены, погостить, - стал неохотно рассказывать Колуян, - в это же время женщина, которая ухаживала за Нияной, куда-то срочно собралась поехать, и тетка предложила некоторое время поухаживать за девочкой. Но чем Нияна могла помешать ей?
- А тетке ли она мешала, Колуян? - задала вопрос Любея, молчавшая все это время.
- Не нам судить, кто кому мешал, ты и сам все это можешь обдумать, - сурово произнес Вербер.
- Колуян, я бы хотела тебя попросить прислать Нияне какую ни будь одежду и обувь, - попросила Любея, - и не только летние вещи, но еще что-то потеплее, вечера и ночи у нас бывают холодные. Я спрошу у матери старое платье моей сестры, но мне кажется, что у твоей дочери должны быть и собственные вещи.
- Да, конечно, я, как приеду в Руздаль, сразу же куплю все необходимое, - задумчиво ответил Колуян.
- Я пробуду здесь еще два дня, а потом мне надо будет вернуться в Вельвольск, - сказал Вербер, - пока Нияна будет здесь, Любея будет посылать мне письменные отчеты, после того, как ты заберешь ее к себе в Руздаль я попрошу тебя понаблюдать за ней и если ты будешь замечать что-то необычное, дай мне, пожалуйста, знать. А через год прошу тебя приехать с Нияной в Вельвольск. Я заметил, когда осматривал девочку до обряда, что у нее был слабый магический фон, практически ничтожный. Но сегодня утром, когда она сама вышла к завтраку, этот фон стал просто колоссальным, хотя все ее силы уходили на то, что бы двигаться и бороться с отравой в ее организме. Ей необходимо научиться контролировать способности. Поэтому хотелось бы осмотреть ее через год, за это ты платить не будешь, но тебе надо будет знать, на что способна твоя дочь. Кстати, про мать ее мы ничего не знаем и вероятнее всего она не человек, и про себя ты, толком, то же ничего не рассказал. - Вербер вопросительно взглянул на купца.
- Про себя? Мой отец Руздальский купец, а мать магиана гномьего племени. Она умерла в моровой год, когда мне было восемь лет, это она спасла нас с отцом от смерти, отдала все свои силы что бы мы выжили, а сама умерла от истощения, - купец рассказывал, не глядя на Вербера.
- Так ты человек только наполовину? - изумился маг, - Почему ты сразу мне об этом не сказал?
- Так вы и не спрашивали, а я не думал, что это важно для лечения дочери, - обиженно ответил Колуян.
- Твой отец женился на гномихе, да еще и магине, так почему же он был против твоего брака с матерью Нияны?
- Отец хотел иметь много внуков, моя мать хоть и была невероятно высока для гномихи, она доставала почти до груди отца, все же смогла родить только меня. И еще отец почему-то был уверен, что Ялила - порождение черных душ.
- Нияна не порождение черных душ, Любея с утра окуривала дом люсиром, черные не переносят этого запаха, а Нияна даже съела целый кусок хлеба испеченного с этой измельченной травой, - вставил Вербер.
- Так значит наша Нияна на одну четверть гном, на одну четверть человек, и наполовину вообще неизвестно кто? - удивленно произнесла Любея, - Сколько же в ней разной крови понамешано! Удивительно, что у нее такой высокий магический фон.
- Уверен, что и душа у нее теперь то же весьма и весьма необычная. - с веселой усмешкой ответил Вербер. - Есть у кого ни будь друг к другу вопросы? Нет, тогда давайте позовем нашу девочку домой, а то она засиделась на улице.
7.
Я почти задремала, солнце поднялось уже высоко, когда меня позвали домой. Все трое смотрели на меня заинтересованно, с каким-то детским любопытством. Мне это не понравилось. Ну чего они так уставились?
- Нияна, может ты чего нибудь хочешь, или может тебя что-то беспокоит, - ласково спросила меня Любея.
Я почувствовала неподдельную заботу, и напряжение стало понемногу меня отпускать.
- У меня качаются два передних зуба, и мне очень не нравятся мои волосы, - стараясь говорить как можно проще, известила я всех о своих проблемах, - может мне вообще сбрить этот кошмар на голове?
Мои "лекари" и отец смотрели на меня с изумлением. Поняв, что ляпнула опять что-то не то, я в смущении уставилась на носы сандалий.
- А вообще-то она права, - произнесла Любея после небольшой паузы, - если сбрить волосы, то голову можно будет лечить мазями, и волосы будут расти сильными и гораздо быстрее.
Колуяна отправили за бритвенными принадлежностями, а Вербер начал осматривать мои зубы.
- Да, похоже, у тебя не менялись еще молочные зубы и, судя по всему, в скором времени они поменяются у тебя все, так как практически все передние - четыре верхних и четыре нижних уже качаются, одни сильнее другие слабее, - подвел итог осмотру маг.
Вскоре вернулся Колуян, меня усадили на стул и начали намазывать голову мыльной пеной, а затем брить весьма острой бритвой. После бритья вид у меня стал еще более жалкий. Любея принесла мне зеркало и то, что я там увидела, расстроило меня окончательно. Ну почему мою душу не призвали в тело какой ни будь красавицы, стройной, с белокурыми волосами до пояса, огромными голубыми или зелеными глазами? Я смотрела на заморыша в зеркале и мне было жалко себя и ее тоже. Ну, хватит нюни распускать, самой себе скомандовала я. Не смотря ни на что я жива, и я буду бороться за эту жизнь.
Последующие два дня меня постоянно измеряли, слушали пульс, осматривали. Любея и Вербер что-то записывали в толстую, амбарного вида тетрадь. Они перекидывались между собой непонятными терминами, о чем-то спорили и что-то друг другу доказывали. Колуян пытался заводить со мной разговоры, но тем для них практически не было.
Через два дня они с Вербером уехали и мы остались с Любеей одни. Она принесла мне платье своей младшей сестры - оно выглядело как длинная, до щиколок, рубаха из плотной ткани светло-серого цвета, с длинными рукавами, на которую надевался через голову темно-серый фартук завязывающийся под мышками на веревочки. Фартук был украшен по подолу вышитой каймой. На голову я надевала светлую косынку, завязывая ее не под подбородком, а сзади.
Жизнь потекла своим чередом, Любея меня делать ничего не заставляла, сама она занималась хозяйством и готовила отвары и мази, к ней приходили односельчане с разными проблемами, а так же, что бы поглазеть на меня, но в основном к ней обращались как к лекарю. Меня она тоже отпаивала отваром, а для головы приготовила какую-то жутко вонючую мазь, которую я намазывала на голову только во дворе, полдня слоняясь по двору в тряпке пропитанной мазью, а потом с удовольствием эту мазь смывала. Через четыре дня Колуян прислал обещанную одежду и обувь. Спустя еще некоторое время я поняла, что уже просто маюсь от безделья. И попросила Любею дать мне хоть какую-то работу. Она не удивилась и попросила сварить кашу. Я с удовольствием взялась за готовку, в моей прошлой жизни я неплохо готовила. Вся трудность была в том, что готовила я на газовой плите, а вот с печью обращаться не умела, пришлось Любее показывать мне как ее разжигать, как ставить горшок, и как ухватом его вынимать, и если учесть мои размеры и размеры ухвата это было непросто. Хорошо, что было лето и готовили мы на летней кухне во дворе, иначе бы я замучилась отмывать в доме полы от пролитого и разбитого. Но, в конце концов, я наловчилась и каша стала выходить у меня намного вкуснее чем у Любеи.
Большой проблемой стали мои ногти. Оказывается никто их у меня не отгрызал и не отстригал, это они были такие зазубренные, потому, что выкрашивались из-за отравы. Теперь они начали отрастать и их неровные края цеплялись буквально за все, доставляя мне массу неприятных моментов. Но чем их мне подпилить? Я обратилась за помощью к Любее, она дала мне вполне приличную пилку для ногтей, плоская металлическая пластинка с частыми мелкими насечками. Но тут оказалась, что мои ногти не стачивались этой пилкой, скорее, наоборот, от моих ногтей на ней оставались следы! Ведунья была очень удивлена, она стала готовить мне специальные мази и отвары, которые несколько смягчали мои ногти, а потом я точильным бруском очень долго их стачивала. На то, чтобы обработать ногти рук и ног у меня ушла целая неделя.
Вскоре у меня выпали оба передних зуба, а затем и два передних нижних, так что я еще стала и шепелявить. Есть что-то твердое я не могла вообще. Прорезывались новые зубы и десна были воспалены, самочувствие ухудшилось, ухудшилось и настроение. Заметив мое состояние, как-то вечером Любея дала мне посмотреть ее книги, она сняла одну и сказала, что это справочник по растениям которые растут в округе. Книга была толстая и тяжелая, витой рукописный текст сопровождали красочные, тщательно прорисованные картинки. Внимательно просмотрев ее от корки до корки, я вдруг поняла, что запомнила ее всю наизусть, не понимая ни одной буквы я могла бы полностью ее переписать. После этого вечера я стала приставать к Любе, что бы она научила меня читать. Любея сказала, что попробует что ни будь придумать. И через день отвела меня в местный храм Всесветлого бога, там меня ждал старый храмовый служитель - отец Мстиславий. Любея рассказала ему, что я та самая Нияна, которая воспитывалась у Омалы, и что меня вылечил маг из Вельвольска. Так же поделилась с ним тем, что я практически ничего не знаю ни про историю нашего мира, ни про историю государства, а еще, что я хочу научиться читать и писать. С этого дня я каждый день ходила к храмовому служителю на учебу.
8.
Читать я научилась невероятно легко. Умея читать и писать ранее, запомнив весь алфавит с одного взгляда, уже через неделю я бегло читала, но вот с письмом возникли проблемы. Слабые пальцы Нияны, неразвитые мышцы кисти доставляли мне много неприятностей. Руки уставали, грифель выползал куда-то вбок и не желал писать то, что надо. Но и с этой проблемой я постепенно справилась. Одновременно я узнавала, в каком мире я нахожусь.
Этот мир назывался Ийерхон. Он имел два континента, один Ийер - самый большой континент, занимающий одну шестую часть мира и второй маленький - Хон, площадью в одну двадцатую часть от площади большого континента, окруженный разбросанными островами. Остальную часть мира занимали моря и океаны. На большом континенте были высокие горные хребты, огромные леса, занимавшие его почти на две трети, полноводные реки пересекали его и были окружены плодородными равнинами. В центре Ийера было несколько пресных морей, а лесах - множество чистейших озер. Болота были редкостью. Маленький континент - Хон, когда-то был практически полностью пустыней и располагался с двух сторон от экватора, и раньше пригодной для жилья оставалось только побережье. На сегодняшний день, весь Хон был пригоден для жилья. Мир был удивительно здоров. Его коренным населением были ийерхи, ипостасные, нимфы, каменные тролли и драконы. Нимфы обитали в лесах, ипостасные на равнинах и на окраинах лесов, каменные тролли в предгорьях и в горах, драконы в горах Ийера и на скалистых побережьях Хона. Население этого мира было не многочисленным, наиболее развитыми, обладающими собственной цивилизацией были ийерхи. Они создавали свои собственные города, преимущественно на побережьях океана и морей. Свои государства создали и драконы. Ипостасные были весьма миролюбивыми, они создавали общины и старались держаться обособленно и от ийерхов и от драконов. Каменные тролли то же жили общинами но более примитивными.
Все коренное население обладало магией в большей или меньшей степени, вообще весь Ийерхон был пропитан магией. Продолжительность жизни была невероятной, у некоторых представителей этого мира до тысячи лет и все живущие в этом мире имели два облика. Ийерхи обладали боевой трансформацией. Имея человеческую внешность, они могли трансформировать себя в существ, которых здесь называли демонами. Ийерхи покрывались чешуей, трансформации подвергалось все тело, конечности, череп, у них даже отрастали крылья. На нарисованных в храмовых книгах картинках - это были ужасного вида отвратительные чудовища похожие на двуногих динозавров, с выступающими клыками, огромными когтями, кривыми руками и ногами и какими-то драными крыльями, наподобие крыльев летучих мышей, которые погрызла моль. Драконы имели вид драконов, то же довольно страшного вида ящеров с крыльями, если верить храмовым книгам, они жили в виде драконов, но при желании могли принимать облик человека. Ипостасные имели облик человека, но могли принимать облик животных чаще всего кого-то одного, реже двух. Каменные тролли находились на самой нижней ступени развития, они, имея человеческий облик, весьма далекий от совершенства, принимали вид каменных куч и в таком виде могли находиться годами. Нимфы рождались с определенными деревьями, они могли принимать человеческий образ, но сливаясь со своими деревьями, становились единым целым. Среди нимф были женщины и мужчины, мужчин называли фавнами, у водяных нимф мужчину называли просто водяным.
Давным-давно Всесветлый бог (он же просто Всесветлый) открыл проход между мирами и в этот мир пришли эльфы и гномы, спустя большой промежуток времени он опять открыл этот проход и сюда пришли люди. Ещё через некоторое время в Ийерхон пришли люди, которые называли себя Атлантами. Они сами открыли проход в прибрежной полосе Ийера, причем энергия этого перехода была такова, что людей просто выбрасывало из моря на берег. Сначала все, кто это видел, решили, что в глубинах океана то же живут люди, которые таким образом решили выйти на берег. Но потом сами атланты рассказали, что в их мире произошла катастрофа и их государство было обречено на гибель, верховная жрица, она же жена правителя Атлантиды, обладающая невероятной магической силой перебросила в этот мир свой народ, пожертвовав собой.
Не надо думать, что коренное население Ийерхона было очень радо вторжению в их мир такого количества иномирян. Первыми, кто пострадал от такого нашествия, были нимфы. Для них домом был лес. Эльфы тоже предпочитали жить в лесу, они подчиняли лес себе. Создавали растущие дома, просто заставляя деревья расти в нужном темпе и направлении, воздействуя на них своей магией. Но деревья, на которые магически воздействовали эльфы, не могли больше сливаться с нимфами, а нимфы не могли жить без деревьев и умирали. Они пытались противодействовать захватчикам, но светлые и чистые эльфы не захотели услышать темных детей леса.
Все кто пришли в Ийерхон из других миров, считали себя светлыми и чистыми, обладающими светлой магией, а тех кто был в этом мире аборигенами, считали темными, обладающими темной магией, ведь буквально все здесь живущие имели два лика, а это, конечно же, темное дело. Да и все храмовые книги содержали в основном укоризненный тон по отношению к тем, кто уже жил в этом мире. Вот пришли умные и праведные люди, эльфы, гномы и стали всем и каждому вправлять мозги, что только приведший их в этот мир Всесветлый бог и есть то единственно верное учение, которому следует безукоризненно подчиняться, а все, что было до него - это так, неправильное мировосприятие.
Нимфы не найдя понимания у эльфов обратились за помощью к ийерхам, те в свою очередь уже были возмущены одним только фактом вторжения пришельцев на свои земли. Ийерхи поставили эльфам ультиматум - или вы будете жить по законам этого мира, и полностью примите контроль ийерхов, как и другие живущие здесь, или ийерхи объединяться со всеми разумными, коренными обитателями, откроют тот портал, по которому сюда прибыли эльфы и отправят их обратно. Эльфам, понятное дело, не понравилась такая постановка вопроса. Они, объединившись с гномами, стали в военную оборону. И - проиграли. Что бы не быть выкинутыми из Ийерхона они приняли условия ийерхов. Стали договариваться с нимфами, а гномы определили границы с каменными троллями. Позже когда в этом мире появились люди определять границы с ними стали ипостасные.
Атланты пришли в этот мир, когда порядок более или менее определился. Они оказались, на счастье всем обитателям Ийерхона, настроены миролюбиво. Снарядили делегацию к совету, состоящему из глав государств ийерхов, эльфов, гномов людей, драконов и старейшин ипостасных. Попросили разрешения занять материк - Хон. В тех местах, где это не будет мешать драконам. С определенными условиями и оговорками драконы им это разрешили.
Казалось бы, мир был восстановлен, но то тут, то там вспыхивали междоусобные войны, откуда-то появлялись странного вида чудовища. И вот однажды.....
И вот однажды, в середине Ийера, в районе центрального горного хребта образовался гигантский разлом, протяженностью в несколько километров (меры длинны в Ийерхоне практически совпадали с теми, что были знакомы мне), из которого стали выползать вполне организованные отряды, вооруженных незнакомым в этом мире оружием, оно поражало на расстоянии, стреляя не стрелами, а маленькими кусками металла, и оружием, которое поливало все огнем. В книгах которые мне давал храмовый служитель на рисунках были изображены существа очень напоминающие помесь людей и гигантских богомолов с вытянутыми хитиновыми челюстями, с шестью конечностями и глазами как у пауков. Первыми забили тревогу гномы, они отправили гонцов в совет Ийерхона, и совет срочно стал созывать войска у всех народов включая людей и атлантов. И началась колоссальная битва. Как я поняла, в проход между мирами проникли иномиряне, знакомые с огнестрельным оружием и огнеметами, и скорее всего, знакомые с другими видами оружия массового поражения. Началась война новейшей военной технологии и магии. Местным войскам и магам удавалось отбить нападение, блокировать войска, и даже стянуть разлом, но в этот стянутый разлом все лезли и лезли новые отряды, они пробивали магические щиты и убивали тех, кто оборонял магов и самих магов. Как только отбивалась одна атака, спустя некоторое время начиналась новая. Тогда верховная жрица Атланты сама превратилась в сгусток энергии и практически растворила нападавшие войска, затем этот сгусток втянулся в провал, произошел взрыв огромной силы и провал закрылся.
В последние несколько тысяч лет более сильных потрясений в этом мире не происходило. Конечно же бывали междоусобные распри, то там, то тут, появлялись бандитские отряды промышляющие грабежом, так же в горах стали встречать неизвестные виды чудовищ. Так как магической энергии в этом мире было предостаточно, то и представителей нежити то же было в избытке, русалки, вампиры, зомби и прочие твари встречались. Самым серьезными опасностями были черные души, эти души вселялись в умерших людей, или овладевали телами слабых и безвольных людей. Распознать их было очень сложно, а проявляли они себя тем, что при виде свежего мяса впадали, прямо таки в экстаз, и не могли остановиться при виде свежей крови, все их существование было направлено на то что бы напиться свежей крови и наесться свежей плоти, при этом полностью высасывалась душа и жизненные силы того, на кого они нападали, после этого черная душа покидала свое временное пристанище и искала другое, оставляя на дальнейшее растерзание то, в чем она раньше находилась, но со всем этим, живущие в этом мире справлялись.
Со временем в этом мире изменилось и соотношения населений. Когда в Ийерхоне появились люди, они были довольно слабо организованы, жили общинами в селениях, занимались скотоводством и землепашеством. Но если у всех народностей продолжительность жизни варьировалась от четырехсот-пятисот лет у гномов и ипостасных до семисот-тысячи лет у ийерхов, эльфов и драконов, то у людей продолжительность жизни в среднем была сто лет, кроме магов, те могли доживать и до трехсот, а маги и жрецы атланты до пятисот лет. Но преимущество людей было в том, что у них рождалось в среднем от трех до десяти детей, люди быстро размножались. Тогда как у остальных живущих в этом мире в основном появлялось один - два ребенка и очень редко три. Так же люди очень быстро всему учились, перенимали опыт у всех рас. Это они начали активную торговлю на континентах и между ними. Уже через несколько тысяч лет, у них появились различные государства, а их города не уступали городам ийерхов и эльфов. Маги людей обладали достаточно сильными способностями и могли соперничать с магами других рас. Атланты полностью преобразовали континент - Хон, благодаря их стараниям, теперь это цветущий, зеленый континент с очень продвинутой, для этого мира, технологией. После той знаменательной битвы правитель ийерхов подарил атлантам один полуостров Ийера, и основал там город Новэн в память о жрице отдавшей свою жизнь за этот мир.
Государство, в котором я теперь жила называлось Миерония, ее столицей был город Отвальд, вторым по размеру и значению был город Вельвольск, в нем располагалась академия Магии и Ведовства Миеронии. Граничила Миерония на севере с Невериэссом - государством северо-восточных эльфов, на востоке с Игирмоном - государством восточных ийерхов, на юге с Норашенией - государством людей. С запада, она граничила с государством гномов Выжвагом. Граница проходила по хребту Железных гор. Предгорье Железных гор, с Миеронийской стороны, было богато золотыми месторождениями, а так же месторождениями драгоценных камней, что вызывало немалую зависть соседей - гномов. Почему то с другой стороны хребта такие месторождения встречались раз в десять реже. Но на стороне гномов было не мало залежей железной и серебряной руды, чего не было у Миеронийцев. Это делало очень оживленной торговлю с гномами. Миерония была очень плодородной, земля давала неплохие урожаи зерна и овощей, так же в стране процветало скотоводство, селяне разводили коров, свиней, птицу в большом количестве, существовали довольно крупные фермы, за счет этого процветала торговля Миеронии продуктами питания с другими государствами. Неплохую прибыль приносило гончарное ремесло. Глина, которую добывали по берегам реки Истрова, отличалась белизной и эластичностью. Миеронийские гончары изготавливали из нее фарфоровую посуду необыкновенной красоты, виртуозно расписывая ее. У соседей Миерония закупала ткани, пряжу, металлические и серебряные изделия, каменный уголь. Очень ценились козьи сыры и пряжа, морская рыба, тонкие эльфийские ткани, южные вина и вина эльфов, оружие гномов. В данный период никаких войн не было, люди прокладывали торговые пути, осваивали пустующие к юго-западу земли. Те главы, в которых описывались правители и истории их правления я, если честно, читала через страницу, мне было это не очень интересно.
У Мстиславия я узнала, что в Ийерхоне все живущие общаются между собой на так называемом международном языке, который являлся основным и единственным для людей. У эльфов, ийерхов, гномов, драконов и ипостасных еще были свои - древние языки, которые сейчас уже в общении даже у этих народов не использовались, но все-таки изучались. В моей прошлой жизни мне никогда не давались иностранные языки, но всегда было желание их изучить. Мстиславий знал язык гномов, и я попросила его научить меня тому, что знал он.
9.
Одновременно с этим я пыталась узнать хоть что-то о своей матери, тем более что, храмовый служитель отец Мстиславий хорошо знал старую ведунью Омалу, даже был дружен с ней, и меня помнил, в то время, когда я жила у нее. Он рассказал мне такую историю.
Отец Мстиславий окончил храмовое училище в Вельвольске и приехал работать в Истровель по направлению. Молодой служитель никого здесь не знал, предыдущий храмовый служитель умер за полгода до его приезда. И Омала была единственная, кто как-то поддержал на первых порах молодого служителя, ей уже в ту пору было за шестьдесят. И относилась она к нему по матерински, помогла обустроится в доме, знакомила с людьми. Просто была другом. Как-то, лет через пять после приезда в Истровель, в один из осенних вечеров, Омала пригласила Мстиславия к себе. У нее в доме он увидел новорожденную девочку. Омала рассказала ему, что осенью в это время она всегда уходила в свою лесную избушку в северный лес, собирала там нужные ей коренья. Вот и в этот раз она пришла в свое лесное жилище, рассчитывая пробыть там не менее десяти дней. Каково же было ее изумление, когда буквально на следующее утро, на пороге ее лесной избушки, лежал младенец. Это была маленькая прелестная черноволосая девочка, завернутая в дорогие тонкие пеленки, в этих же пеленках она нашла кулон в виде плоской крупной, размером со сливу, слезы и белое матовое кольцо. Ни записок, ни вышитых инициалов на пеленках не было, прождав еще сутки, ведунья была вынуждена уйти из леса в Истровель, так как в лесу ребенка кормить было нечем.
По обычаям этой страны ребенку присваивали имя в храме Всесветлого, поэтому Омала попросила Мстиславия провести обряд присвоения имени, девочке дали имя Ялила. В девочке можно было увидеть черты эльфа, но эльфом она не была, скорее эльфийской полукровкой.
В деревне не любили чужаков. И Ялила испытала эту нелюбовь в полной мере. Несмотря на то, что воспитывала ее местная ведунья, своей она так и не стала. Два раза в год в середине лета и в начале осени, Омала уходила в лесную избушку для сбора трав, Возвращаясь она приносила из леса раз в год по одному драгоценному камню. Ведунья рассказывала, что к порогу лесного жилья просто подбрасывался небольшой узелок с драгоценным камнем. И хотя ведунья, для села, была женщиной обеспеченной, деньги от вырученных камней были большим подспорьем, нужды Омала с Ялилой не испытывали. Ялила росла девочкой очень гордой, с очень болезненным самомнением. Самым больным для нее было ее отставание в физическом развитии от сверстников. По местному обычаю, девочкам достигшим пятнадцати лет в день весеннего и осеннего равноденствия проводили посвящение, как достигшим совершеннолетия, на голову им одевали узенькие, толщиной в пол пальца ободки, так, что бы они пересекали середину лба. С этого момента считалось, что к девушке можно свататься. В шестнадцать лет уже многие девушки были замужем, а некоторые становились матерями. Ялила же в свои пятнадцать лет выглядела как девятилетний ребенок, хотя в умственном развитии ничем не уступала сверстницам. Конечно же ни о каких женихах разговора и быть не могло. Она очень долго верила, что однажды, ее найдут настоящие родители, они придут и заберут ее с собой, а поскольку Омала и не скрывала от нее, откуда берутся драгоценные камни, она полагала, что ее родители весьма знатные персоны. Став постарше она постоянно ходила с Омалой в лес. Но шли годы и ничего не менялось. Ее ровесники почти все обзавелись семьями, нарожали детей, а она все еще выглядела как совсем молоденькая девочка. Омала как-то показала ей кулон и колечко - наследство родителей, на что Ялила ответила ей: "Если я им не нужна, то и мне от них ничего не нужно!" И даже не взяла в руки ни то, ни другое.
Когда Ялиле исполнилось тридцать пять лет, она познакомилась с купцом Колуяном, который приезжал в село за гончарными изделиями. Девушка всячески старалась понравиться купцу, рассчитывая, что он жениться на ней и она сможет, наконец, ухать из Истровеля. Тридцатилетнему купцу понравилась тоненькая, черноволосая Ялила. На вид ей можно было дать лет семнадцать не больше, а об истинном возрасте она купцу не говорила. Но злые языки в узде не удержишь. Отцу Колуяна кто то на ушко нашептал, кто такая, Ялила и сколько ей лет. И когда Колуян сказал отцу, что Ялила ждет ребенка, и он собирается жениться на ней, тот устроил жениху разнос, всерьез пригрозил выгнать его из дома и проклясть, так как считал, что Ялила порождение черных душ. Колуян, который очень любил и почитал своего отца, а по натуре не был бунтарем, решил, что, в конце концов, можно иметь и жену и любовницу. Он откровенно признался во всем любимой. Девушка поняла, что она здорово просчиталась и возненавидела Колуяна и ребенка, которого носила. Что именно она сделала при моем рождении никому так и не стало известным, но после родов она умерла, а меня обрекла на то состояние в котором я пребывала до совершения магом Вербером обряда по перемещению души.
10.
Изучая историю этого мира и свою собственную, обучаясь читать и писать, я потихоньку изучала окрестности Истровеля. Село Истровель было вытянуто вдоль реки Истрова и вдоль дороги, что проходила от пограничной заставы в направлении Вельвольска. Дом Любеи находился на самой восточной окраине села, за окраиной был небольшой лужок, переходящий в светлую рощу. Если идти по роще вперед, то почти сразу же выходишь на берег Истровы, через которую перекинут легкий мостик. По мостику можно было пройти пешком и даже провести за собой корову или лошадь, но проехать верхом, а тем более в телеге было нельзя. Основной, широкий мост был в середине села, на большой дороге.
Я не стремилась общаться с кем-то еще, кроме Любеи и Мстиславия. Да и вообще сделав необходимые домашние дела, позанимавшись в храме, я старалась побыть одна. Все-таки для меня нахождение в этом мире и в этом теле было очень необычным. Да и то, как я попала в этот мир, последний телефонный разговор с мужем, автокатастрофа, разговоры в больнице, еще отдавались болью в памяти. Я чувствовала себя брошенной и обиженной. И я, по большому счету, даже понимала отношение к жизни Ялилы, одного не могла понять, это ее отношение к ребенку. В своей прошлой жизни я просто обожала своих детей, и они до сих пор снились мне маленькими, толстенькими карапузами. Поэтому я не представляла, как можно было матери так поступить, со своей самой большой драгоценностью в жизни, со своим ребенком.
Колуян больше к нам с Любеей не приезжал. Только передавал кое-какие вещи через своего помощника, который нам и рассказал, что обоз Колуяна, который тот отправил без себя, когда привозил мага в Истровель, был ограблен, и теперь Колуян собирает второй обоз с товаром и хочет отправиться с ним в Норашению. Так что вернется он в Руздаль только к золотню.
Вечерами я забрасывала Любею вопросами. Как тут называются месяца, какое времяисчисление, какие тут ходят деньги и прочее, что было мне не ясно. Я выяснила, что год делится на четыре временные части, те же к которым я привыкла - зима, весна, лето, осень. В каждом времени года по три месяц: зима - белынь, стужень, снеговертень, весна - обманник, капельник, травень, лето - цветень, знойвень, красень, осень - золотень, листопадень, муторан. В месяце было ровно тридцать дней. Работали девятинку, девять дней и один десятый день отдыхали. Помимо двенадцати месяцев были еще пять дней после последнего зимнего месяца, они не входили ни в один месяц и праздновались как начало нового года и окончание зимы. Праздновались также дни весеннего и осеннего равноденствия, а также самая длинная ночь в году и самый длинный день. Эти праздники были, так сказать, международные, а остальные праздники праздновались чуть ли не в каждой деревне по-своему. Деньги делились на медные, серебряные и золотые.
Меня очень интересовали необычные способности Любеи. Например, она зажигала печь простым щелчком, а в ее доме не было ни свечей, ни иных светильников. Под потолком в каждом помещении висела плоская тарелка, и Любея входя в помещение, когда необходим был свет, просто щелкала пальцами и с кончиков пальцев слетал шар похожий на светящийся мыльный пузырь и плавно перемещался на тарелку подвешенную под потолком. Он мог находиться там до утра, постепенно тускнея, или Любея гасила его взмахом руки. Я из любопытства попробовала ткнуть пальцем этот пузырь, он зашипел и лопнул, обдав меня теплым воздухом, хотя сам горячим не был. Этим я вызвала недоумение Любеи, оказывается, если просто ткнуть пальцем подобный светильник, то они, как правило, взрывались, не сильно, но чувствительно, и то что меня не отбросило, ее удивило. Она, решив поэкспериментировать, создала несколько таких шаров, я лопнула их все совершенно так же, как и первый. Тогда Любея тоже решила ткнуть пальцем свой светильник, ее отбросило аж к двери. После этого я попросила ее научить меня зажигать такие шары. Любея добросовестно начала мне объяснять, как сосредотачивать энергию на кончиках пальцев, как щелкая пальцами стряхивать ее, но сколько я не щелкала, ничего у меня не получилось, только пальцы разболелись. Поэтому я пользовалась простыми свечами, а огонь высекала кремнем.
Понемногу я стала привыкать к своей внешности, да и сама моя внешность стала понемногу меняться. После того, как я узнала об особенностях матери Нияны, я уже не беспокоилась о несоответствии возраста и внешности. В принципе, меня это вообще не волновало. Я заметно поправилась, спали отеки вокруг глаз, веки еще были несколько припухшие, но глаза уже открывались более, менее нормально. Глаза оказались серо-зеленые с темно-серыми крапинками. Молочные зубы выпадали и довольно быстро вырастали новые, коренные, которые были довольно острыми. Начали потихоньку отрастать волосы. Голова была покрыта очень коротким ежиком волос светло-орехового цвета с зеленоватым отливом. Лицо заметно подтянулось, пропало постоянное апатичное выражение. Я старалась как можно больше двигаться, ходить, что бы привести в норму все мышцы тела.
Любея видя, что я хожу кругами по двору, поручила мне пасти козу Милку, которая откликалась исключительно на "зараза". Что бы приручить к себе строптивое животное я потихонечку стала прикармливать ее хлебом, а еще узнала, что непослушная коза просто обожает, когда ее чешут за ухом. Так что в скором времени, уже не я за козой, а она за мной ходила повсюду.
И вот как-то в начале знойвеня, мы отправились с Милкой прогуляться за реку. Солнце перевалило за полдень, высоко в голубом небе звенели птичьи голоса, было жарко. Мы с козой не спеша пересекли рощу, и вышли к реке. От не широкой спокойной реки тянуло прохладой и свежестью. Перебравшись через узкий, шаткий мостик, который в селе так и прозвали "шатун", понемногу углубились в чащу. Лес вокруг шумел нагретой за день листвой, обдавая пряным лиственным ароматом, в траве стрекотали кузнечики, жужжали жуки и пчелы. Вдруг под большим развесистым кустом я услышала жалобный писк, немного похожий на кваканье. Вся ободравшись, я залезла под куст и нашла там маленького, желторотого птенца. Он был похож на птенца ворона, только клюв у него был изогнут к низу, как у хищных птиц. Тельце птенца было в крови, на спине виднелись следы от чего-то острого, скорее всего от чьих-то когтей. Когда я взяла птенца в руки, тельце его безвольно обвисло, а глаза стали затягиваться пленкой. Я поняла, что он умирает, и мне стало так жалко его, так обидно, что вот это маленькое беззащитное существо сейчас умрет, так захотелось поделиться с ним хоть капелькой своей жизни, что я, совершенно не осознавая, что именно я делаю, тихонечко подула в полураскрытый клювик. И вдруг от меня к нему, вместе с моим дыханием полилось зеленовато-серебристое свечение, как струйка, вливаясь в маленькое тельце. Спустя мгновение, глаза у птенца открылись, а ранки, прямо у меня на глазах, стали затягиваться, он завозился на моих полураскрытых ладонях устраиваясь поудобнее, а устроившись, даже попытался что-то мне пропищать. Я, обалдевшая оттого, что произошло, держа на вытянутых руках спасенную птицу, побежала обратно домой. Милка все это время стоявшая невдалеке и с интересом наблюдавшая за происходящим затрусила со мной рядом.
Прибежав домой я, отыскав Любею, протянула ей птенца. Она в удивлении уставилась на меня, - Что это, Нияна?
- Любея, я нашла его за мостом, недалеко от реки, он погибает! - взволнованно и торопливо заговорила я, - Спаси его, пожалуйста!
Она внимательно оглядела принесенную птицу.
- Насколько я понимаю, этого птенца выхватил из гнезда какой-то хищник, но ранки уже начали заживать, как он мог после такого выжить? - она с удивлением разглядывала мою находку, - Знаешь, девочка, тебе посчастливилось найти настоящего сокора. Сокор - это птица, обитающая в глухих лесах, в руки к человеку никогда живой не дается, говорят что эти птицы - глаза и уши фавнов.
Любея сходила в сарай и принесла мне довольно просторную плоскую корзинку, помогла выстлать ее мягкой соломой и мы устроили в этом импровизированном гнезде моего найденыша. Я попыталась напоить его водой из небольшой плошки, но у меня ничего не получилось. Ведунья мне рассказала, что взрослые птицы кормят своих птенцов, отрыгивая полупереваренную пищу прямо из клюва в клюв, и что такой птенец как у меня, еще самостоятельно питаться не может. Мой молодой сокор сидел нахохлившись в корзинке, разевал клюв и жалобно пищал. Мне ничего не оставалось делать, как попробовать накормить птенца подобно его родителям. Взяв кусок хлеба, я тщательно его пережевала и попыталась языком затолкнуть эту кашу в клюв сокора. Он с удовольствием проглотил угощение, и тут же потребовал добавки. Любея улыбалась, наблюдая за нами, а Милка, похоже, поняла, что у нее появился конкурент на получение вкусного хлеба и моего внимания. Коза наклонила голову и угрожающе начала рыть землю копытом, пришлось срочно уносить гнездо с птенцом в дом.
С этих пор у меня появился еще один подопечный. Птенец издавал звуки напоминающие карканье и я назвала его Карлушей. Карлуша был очень прожорлив требовал есть постоянно, а если я оставляла его в комнате одного, то устраивал настоящие сцены, каркал, пищал и даже пытался вылезти из своего гнезда. Пришлось попросить у Любеи небольшую корзинку с ручкой, и устраивать Карлуше в ней походное гнездо.
Когда я впервые пришла к Мстиславию на занятия с корзинкой, он удивился чрезвычайно, а выслушав историю появления Карлуши, в которой я, разумеется, опустила часть оживления мной птенца, об этом знала только коза Милка, прочитал мне лекцию о том, что сокоры - это птицы темного леса, их настоящие хозяева - фавны и нимфы, и лучше бы я оставила этого птенца там, где нашла, и что все это непременно плохо кончится и так далее, и тому подобное. Я очень спокойно выслушала его поучения, не стала ничего доказывать или оправдываться, а на другой день опять пришла с корзинкой. Мстиславий понял, что убедить меня он не сможет, поэтому старался просто не обращать внимания на птицу. Надо сказать, что Карлуша как будто понимал негативное отношение к нему, поэтому все время пребывания в храме вел себя очень тихо и прилично. Но когда мы выходили, он тут же докладывал громким карканьем, как ему там не понравилось.
Птенец поправлялся быстро, и уже к началу месяца красень, вместо походной корзинки, садился ко мне на плечо, таким образом, мы с ним пасли Милку и обследовали окрестности.
Дни пробегали за днями, и вот уже и лето подошло к концу. Еще не начинала опадать листва, но трава уже не была такой свежей и зеленой, а в воздухе носился запах осени. Мой птенец подрос, и пробовал летать. Я понимала, что птице необходимо вернуться в лес, тем более, что Карлуша уже вполне самостоятельно мог питаться и даже пытался охотиться на цыплят, чем очень огорчал Любею. Однажды я в сопровождении Милки и Карлуши пошла в то место, где мы нашли нашего сокора. Посадив своего подопечного на самую высокую ветку какого-то дерева, какую только смогла достать, и прочитав ему нотацию о том, что ему, ну просто необходимо остаться в лесу, я попыталась оставить его там и уйти. Не тут- то было! Внимательно выслушав, что я ему говорю, мой птенец немного посидел спокойно, а когда понял, что его оставляют в этом страшном месте одного, поднял такой крик, как будто на него напала стая хищников и стремится его разорвать. Сорвавшись с ветки, он в два счета догнал меня, уселся на плечо и всю дорогу до дома жалобно каркал, ворчал и обижался. После этого случая я оставила попытки приучить птицу к лесу, решив - будь, что будет.
11.
Как-то в разговоре с Мстиславием я узнала, что все кто рождался в селе, записывались в храмовую книгу, и в дальнейшем эта запись была чем-то вроде паспорта или свидетельства о рождении, без этой бумаги человека даже могли не пустить в город. Я попросила служителя сделать мне такую бумагу о регистрации, чем опять его удивила. На его, в общем то, вполне резонный, вопрос: "Зачем тебе это?", ответила то же вполне лаконично : "Что бы было." Вспоминая, что в моей прошлой жизни была даже такая поговорка - " Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек." И, в конце концов, такую бумагу мне выдали, в ней говорилось, что я - Нияна родилась тогда-то и являюсь дочерью Колуяна - Руздальского купца, который в свою очередь является сыном Ривана - Руздальского купца и магианы Воллари из рода гномов, и дочерью Ялилы найденной в северо-восточном лесу ведуньей Омалой. Так я узнала, что во мне течет еще и кровь гномов.
Чем больше проходило времени, тем больше я ощущала себя именно Нияной, а не Полиной Александровной. Хотя до сих пор оставалось ощущение, что я просто уехала в отпуск, а он немного затянулся, но вот скоро, кто-то появится и скажет: "Полина Александровна, пора бы и домой". И я никак не могла определиться, хочу я этого или не хочу. С одной стороны здесь все было для меня чужое, даже тело. С другой стороны - в том мире, который я оставила, была ли я сейчас нужна? Тем более, что понятие того, что там я умерла - это не просто какое-то чувство, а твердая уверенность. И все же в той жизни у меня был свой дом, дети, внуки и муж с которым мы прожили сорок лет. Здесь у меня была только одна привязанность - Карлуша, я полюбила этого птенца и чувствовала ответственность за него. Ко мне же, кроме Карлуши и Колуяна, которого кстати сказать я уже не видела более трех месяцев, никто не испытывал никаких чувств кроме любопытства. Любея занималась мной, потому что Колуян ей заплатил, а так же из-за научного интереса. Я видела, как каждые десять дней она пишет письма - отчеты для Вербера в Вельвольск, и даже как-то прочитала оставленное на столе письмо, ничего интересного, только сухие факты: сколько я ем, какие зубы выпали, какие выросли, что я изучала и.т.д. Заодно я запомнила и адрес мага. Отцу Мстиславию я, кажется, уже надоела своими постоянными вопросами, а после того как я пришла в храм с Карлушей, он то и дело читал мне нотации о том, что любую девушку украшает послушание, скромность, а еще благостное восхищение Всесветлым богом. Надоел он мне этими нотациями до невозможности. Тем более, что гномий язык, которые он знал я выучила довольно быстро и к концу золотня не только бегло говорила, но писала и читала на нем. Так что скоро я перестала ходить к нему на занятия, и он, кажется, был этому рад. Я прекрасно понимала, что никто никого никогда просто так не полюбит и не привяжется, для этого нужен какой-то шаг или поступок того, к кому должны быть проявлены такие чувства. А я сама не стремилась идти на сближение.
Меня стали часто преследовать сны, в которых я видела Омалу, она со мной разговаривала, что-то объясняла, говорила, как найти лесной дом, и что мне необходимо отыскать в том доме наследство моей матери - кулон и кольцо, и, что возможно, это мне поможет в дальнейшем. Просыпаясь, я погружалась в прошлую память Нияны, и вспоминала, что эти разговоры старая Омала действительно вела с ней, когда Нияна была в возрасте пяти-шести лет.
В начале листопадня приехал Колуян, он очень осунулся и выглядел уставшим. Видимо поездка в Норашению далась ему не легко, но искренне обрадовался, увидев меня, и все приговаривал, какая я стала красивая, а когда Любея сказала ему, что теперь я умею читать, писать и выучила еще и гномий язык, он изумился.
Сборы были не долгими. Колуян расплатился с Любеей и с Мстиславием, оба остались довольны. Любея подарила мне справочник по лекарственным растениям, не такой большой, как тот, что я увидела первым, немного поменьше, но то же довольно красивый. Отец Мстиславий подарил мне голубоватый полупрозрачный шарик, размером с яблоко. Этот шарик светился в темноте мягким ровным светом, и вполне мог заменить фонарик, и тут я опять удивила своего учителя, как только шарик оказался у меня в руках он засиял в два раза ярче.
Карлуша, почувствовав суету сборов, вообще отказывался слезать у меня с плеча, и до крови расцарапал мне ключицу, пришлось пришивать сверху на плечо платья небольшую коротенькую палочку, что бы птенец цеплялся за нее. Мой подопечный вырос и превратился в красивую птицу, весь абсолютно черный, а внутренняя сторона крыльев и хвоста цвета расплавленного серебра, клюв стал то же серебристый, как будто стальной. Он был очень сообразительным и, мне казалось, что не только он понимает меня, но и я его тоже. Для Карлуши я прихватила его гнездо, сделанное из старой корзины, а так же походное гнездо-корзину с ручкой и поменьше. Колуян при нем стал меня уговаривать, что бы я оставила "дурную" птицу в Истровеле, после его речи "дурная" птица разразилась такими громкими и резкими криками, карканьем, что я чуть-чуть не оглохла. И успокоился мой подопечный только тогда, когда я стала его гладить, уговаривать успокоиться и конечно заверять, что я без такого прекрасного сокора никуда не поеду и его одного ни за что не оставлю. После этой сцены, Колуян больше не делал попыток оставить Карлушу.
Остальные вещи были уложены очень быстро, я попросила у Любеи на память кремень и кресало, которыми пользовалась, что бы разводить огонь. Она сразу же мне их подарила.
Утром, уложив багаж в дорожную коляску, попрощавшись с Любеей и пришедшим проводить меня отцом Мстиславием, мы тронулись в путь.
Любея и Мстиславий вышли за калитку проводить Колуяна с Нияной. Ведунья махала им вслед рукой и думала, что еще никогда не встречала более необычной девочки. От Нияны исходил очень мощный магический фон, но она не смогла даже зажечь светящийся шар. Она поделилась этими мыслями с Мстиславием.
- Да, она очень необычна, - ответил Мстиславий задумчиво, - и похожа на Ялилу. Как бы она не повторила ее судьбу. Хотя Нияна с таким удовольствием учится и так быстро все усваивает, что, надо признаться, ей не помешало бы продолжить образование. С такими способностями она была бы просто незаменима для храмовой общины. На будущий год ей будет уже шестнадцать лет, в этом возрасте уже принимают храмовое послушание, а ей надо научиться смирению.
- Ты что же, старый храмовник, хочешь лишить эту девочку свободной жизни? - недовольно произнесла Любея, - Как будто я не знаю, что это за послушание, вы же своих послушников всего лишаете, всех радостей жизни, да еще зачаровываете их, мол, это и есть их единственная радость. А ведь на самом деле только качаете их энергию да пользуетесь ими как рабами!
- Ну, что ты, Любея! Для тех кто проходит храмовое посвящение, служение Всеясному становится высшим благом! - елейным голосом произнес отец Мстиславий, - Пойду я, пожалуй, мне еще надо Руздальскому храмовому служителю письмо написать.
И он торопливо пошел в село.
"Ну и я поспешу, - подумала Любея, - пожалуй, стоит написать письмо Верберу, уж лучше Нияна будет учиться магии, чем эти храмовики заживо захоронят ее в своей общине. Новая душа Нияны, может и странная, она недоверчива, осторожна, но это добрая душа". И она развернулась и пошла домой.
12.
В Руздаль мы приехали к вечеру. Дом Колуяна был большой и добротный, с несколькими печными трубами на крыше. В просторном дворе стоял сарай-конюшня, летняя кухня, и еще один маленький сарай, видимо для птицы. В доме нас встретила Оруна с детьми. В памяти Нияны она была высокой и какой-то смазанной, а дети, две сестры и брат, вообще остались в памяти головами с любопытными глазами из-за приоткрытой двери. Сейчас я внимательно разглядывала Оруну. Всегда любопытно разглядеть своего врага. Я не сомневалась, что к попытке моего отравления мачеха имеет непосредственное отношение.
Это была дородная женщина ростом с Колуяна, вся состоящая из окружностей, начиная с лица. Круглый выпуклый лоб, обрамленный гладкими, рыжими собранными в пучок на затылке, волосами, над круглыми маленькими, светло-голубыми глазами удивленно приподнятые полукруглые рыжие брови, нос круглой картошкой, круглый, бантиком рот, большие круглые груди, объемные круглые бедра, круглые, как очень толстые сосиски, руки, обтянутые цветастой тканью платья.
Две девочки, мои сводные сестры, старшая лет десяти и младшая лет семи - точные копии мамы. Обе рыжеволосые, голубоглазые, с круглыми носами. Мальчик, лет четырех, походил и на Колуяна и на Оруну. Волосы, как у отца - цвета спелого ореха, глаза, как у матери - голубые, да и все остальные черты лица были от обоих родителей.
Встречающие смотрели на меня в немом изумлении. Видимо, Оруна не думала, что я так изменюсь. Ее и без того круглые глаза, стали круглее некуда, а брови уползли почти на затылок.