А вы знаете, что счастье - это когда грязи не по колено? А всего лишь по щиколотку.
Я - знаю.
Нет, на мотоцикле меня провезли пятнадцать километров. Потом мотоциклу посчастливилось увязнуть в луже, мужики взялись его вытягивать, а я помахала рукой и бодро поскакала дальше.
- Во даёт, девка! - только и услышала за спиной.
Ну что тут ещё скажешь? Лесовозная дорога с каждой сотней шагов становится всё глуше, зарастает, вот-вот превратится в обычную тропу. До ближайшей деревни - пара десятков километров. Это в одну сторону. В остальные - лучше и не задумываться, глухомань непроглядная, ни одной человеческой души. Туда я и иду. Одна.
Тайга обступает со всех сторон, но пропускает, хоть и настороженно смотрит - кто, мол, такая?.. Да это же я, Вера! Не помнишь, что ли, мать? Резиновые сапоги уверенно месят размокшую дорогу, рюкзак привычно оттягивает плечи. До лагеря, где на этот раз обосновались археологи, ещё неблизкий путь пешком, ну да не привыкать!
- Добрые духи, помогите в дороге, - говорю я и кладу у обочины большой кусок домашнего пирога.
Сегодня установилась хорошая погода после недельных ливней, солнышко греет, ласкается через густую листву. Ноздри щекочет приятный запах. Немного прохожу - и, точно! - голубичник раскинулся по обе стороны от дороги. От такого соблазна не удержаться. Сбрасываю рюкзак и залезаю в упругие пахучие кусты, начинаю набивать рот ягодой в самом соку - пальцы становятся фиолетовыми, терпкая кислинка чуть жжёт губы. Голубика - одна к одной - синяя с тёмными вмятинами, сочная, холёная, припечённая солнцем, в обрамлении мелких листиков. Кто знает что-то вкуснее - вызываю на спор! Наевшись, как довольный медведь, выбираюсь на дорогу, достаю бутылку воды. Ну что ж, ещё немного отдохнуть - и дальше!
Жарко. Волосы слиплись от пота, рубашка и свитер облепили тело. А не раздеться - и так не успеваешь отмахиваться от злющих летающих и кусачих тварей. Прикрываю глаза, подставляю лицо тёплому осеннему солнцу, которое уже чуть скатывается вниз.
Хрусь!
Так и подскакиваю. После определённого опыта блужданий по лесам начинаешь отличать обыденные звуки вроде треска деревьев и шмыганья лис от...
Хрусь! Хрясь!
Быстро вскидываю рюкзак и устремляюсь вперёд. Вообще-то в осеннюю пору медведь не опасен - он сытый, довольный, да и незачем ему связываться с человеком, у которого может оказаться стреляющая палка. Жаль, что у меня такой нет с собой.
Да, пойти в тайгу без ружья - иногда непростительная оплошность. Но всё-таки зверь обычно обходит нас стороной, главное - побольше шуметь. За неимением иных способов, начинаю орать дурным голосом бодро-матерный "Сектор газа".
Картина маслом.
Дорога испещрена следами - особенно на свежей грязи прекрасно видно, хоть диссертацию пиши. Вот ровненькие овалы - два рядом, два в линию - заяц проскакал, вот цепочка лисьих следов, а вот мощная пятерня размером в полторы моих ладони, совсем свежая - не иначе, хозяин здешних мест гуляет.
Бр-р-р! Стараюсь думать о том, что меня уже ждут ребята, с горячим чаем и свежими рассказами. Связаться с ними и попросить, чтобы встретили, возможности нет - здесь сотовые абсолютно не ловят. Тайга шумит, переговаривается, деревья роняют веточки мне под ноги, за мшистыми выворотнями так и норовят померещиться лесные чудища, из невысокой травы выглядывают грибные стайки - белые, подберёзовики, ну и разноцветные мухоморы, куда ж без них! - после щедрых дождей отрастили шляпки не меньше моей ступни.
Хрясь!
Валежник уверенно трещит в мою сторону.
Чёрт побери! Обрываю песню невразумительным писком, и тут же её подхватывает гортанный глухой рёв.
Медведь!
Быстро оцениваю ближайшее дерево на предмет взобраться. Я уже пару раз сталкивалась с бурыми товарищами, но всё заканчивалось сиганием последних прочь. А этот, похоже, не испугался человеческого запаха. Или это медведица да с медвежатами... тогда - пиши пропало!
И тут, под оглушительный треск, из кустов появляется коричневая морда, покрытая жёстким волосом, поблёскивает мелкими глазками. Нос сморщен, губа вздёрнута, скалятся желтоватые клыки, а шерсть вокруг блестит от слюны.
Пока я это фиксирую, руки уже сами цепляются за выступающие капы, подтягивают оцепеневшее от страха тело, хватаются за первые ветки. Я оказалась на высоте в два своих роста в тот момент, когда бурая туша уже обхаживала корневище. Ещё выше! Тут ему полпрыжка!
Только подумала, как медведь поднялся на задние лапы, проехался когтями по стволу, оставил мощные задиры. Дерево так и покачнулось. А я взбираюсь вверх, где-то на краю сознания вертится: бурые медведи лазят по деревьям? Или только гималайские?
Медведь снова оглашает тайгу рёвом, и я вдруг замечаю у него на боку колтун свалявшейся шерсти, сквозь который просвечивает кожа с внушительной коростой запёкшейся крови.
Подранок!
Теперь всё ясно. Нерадивый охотник упустил мишку, оставил раненым на произвол судьбы, а сейчас ему крышу и рвёт. Такой на человека бросится без раздумий, мы - добыча лёгкая.
Что же делать-то, мамочки? Он в покое не оставит, зверь уже сумасшедший! До лагеря ещё как до Луны, не докричишься. Надеяться, что ребята потеряют меня и кто-нибудь выйдет навстречу? Я обещала приехать сегодня. Вот завтра и потеряют! Я прижимаюсь к стволу всем телом.
Шур-р-р! Всколыхнулись кусты, посыпалась листва, рёв, полный боли и ярости, заложил уши. По дереву прошла дрожь - это громадная туша рухнула на корни, привалилась к стволу. И я увидела, что точно из глаза медведя, над оскаленной разинутой пастью торчит яркое оперение.
Перевожу взгляд на дорогу. Человек в холщовой куртке и штанах, с заплетёнными в длинную косу чёрными волосами направляется к поверженному великану. В руке у него лук. На боку кожаный колчан, из него торчат разноцветные хвостовики. Неспешно и осторожно подходит к медведю, который дёргается в предсмертных судорогах. Смертельно раненому зверю иногда хватает сил, чтобы ещё несколько километров изматывать охотника, убегая прочь. Но это не тот случай. Медведь затихает, мой спаситель извлекает стрелу, отирает древко и наконечник пучком травы. Интересно, он вообще меня заметил? Решительно спускаюсь по веткам, спрыгиваю на землю.
Часть 2
Лучник даже головы в мою сторону не повернул, вытащил из поясных ножен (кожаных, с бахромой и вышивкой!) охотничий нож, снял куртку и принялся свежевать тушу.
Я присаживаюсь рядом на корточки, наблюдаю, как ловко и искусно охотник делает разрезы на шкуре, отделяет голову. И вдруг, ни с того ни с сего, с лёгкой хрипотцой:
- В пятидесяти шагах на север ручей, в его русле яшма есть. Сходи принеси.
Он по-прежнему на меня не смотрит, сосредоточен на работе, чёрные брови чуть хмурятся.
Бормотание ручья слышно уже отсюда, без труда нахожу его, равно как и красно-коричневые желваки под журчащим прозрачным покрывалом. Выбираю несколько штук и возвращаюсь к охотнику. Больше часа уходит на свежевание, но я не тороплюсь уходить - любопытство не отпускает.
- Испугалась?
- Почти не успела, - говорю я.
Лукавлю, конечно. Попробуй тут не испугайся!
Охотник свежует голову и выкалывает налитый кровью глаз.
- Яшму дай.
Я протягиваю желваки. Он ударяет один о другой так, что выходят ровненькие острые сколы. Осматривает придирчиво, раскалывает ещё раз, затем отбирает два отщепа средних размеров и бережно вкладывает в пустые глазницы.
Теперь медведь получил новое зрение, чтобы без труда найти вход в иной мир и видеть всё, что там происходит, не будет тревожить сон охотника, являться с укорами, что заставил слепую душу бродить по земле.
- Вы из посёлка? - спрашиваю лучника.
Он загадочно улыбается, сворачивая шкуру, руки перепачканы в крови до плеч, на лице тоже кровь.
- Не страшно тебе одной по тайге ходить? Смотри, стемнеет скоро.
И действительно, солнце уже опустилось за верхушки деревьев, а мне ещё идти и идти.
- Нет. Я привыкла. Но, правда, мне давно пора. Друзья заждались.
- К археологам идёшь?
- Да. А вы у них уже были? Они здесь, не слишком далеко.
Он снова усмехается.
- Положим, был. Давай провожу, а то ещё кого-нибудь выманишь. Подожди только, умоюсь.
- А мясо?
Но лучник уже извлекает из поясной сумки холстину, сгружает на неё тушу, прикрывает сверху шкурой и чуть присыпает листьями - скорее символически, нежели, чтобы скрыть. Да и от кого здесь скрывать, запах всё равно не спрячешь. Уходит к ручью и вскоре возвращается, вытирая травой руки. Одежда в застиранных пятнах.
- Может, вам помочь? Мы с ребятами живо перетаскаем куда надо.
- Не нужно.
Нет так нет. Идём по дороге, а у меня на языке вертятся сотни вопросов, но я как-то стесняюсь задавать их молчаливому охотнику. Украдкой поглядываю на него, на лук, на кожаные мягкие сапоги. Он ступает тихо-тихо, я в своих болотниках чувствую себя слонёнком.
Цок-цок! Вихрем по лиственнице перед нами пронеслась чёрная белочка. Побалансировала на ветке, глянула внимательно на нас, и как прыгнет охотнику на плечо! И давай теребить передними лапками косу. Вот это да! Как же она не боится людей? А лучник и бровью не повёл, только машинально погладил зверька по спине.
Так, в молчании, мы доходим до почти незаметного поворота, отмеченного выцветшей красной тряпкой, которая повязана на стволе одного из дубков.
- Ну, мне сюда, - машу рукой в сторону едва-едва видной тропки, сбегающей по склону. Снизу слышен рокот речки, приглушённый последними километрами.
Охотник кивает, тёмные глаза его жутковато поблёскивают в сумерках.
- Удачи.
- Спасибо! - я поворачиваюсь к провожатому спиной и быстро углубляюсь в лес.
Идти здесь тяжеловато, практически без дороги, да ещё и в темноте. Я врубаю фонарик, что болтается на шее, несколько раз совершаю кувырки через низкий цепкий кустарник. Речные переливы всё ближе, вот уже скоро запляшут по деревьям первые отблески лагерного костра, будут слышны голоса. Странно, зная моих друзей, можно уже сейчас предположить, что пора бы расслышать их смех или гитарный бой. Или притихли сегодня, умотались за день?
Не сбиться бы в темноте с дороги. Свечу фонариком - всё правильно, иду чётко. И вдруг бледный луч выхватывает чёрно-серебристые волны. Река! Съезжаю на рюкзаке последние двадцать метров по крутому склону, бегом пробегаю по прямой, ярче, чем наверху выраженной тропинке и замираю.
Небольшая утоптанная площадка на самом берегу носит следы обитания человека, но при этом абсолютно безлюдна. Чёрным конусом высится шалаш из елового лапника, напротив него лёгкий навес из жердей. Под навесом - кострище. Подхожу, освещаю, дотрагиваюсь пальцами - зола холодная, сквозь неё проросли чахлые стебельки. Рядом небрежно лежит бревно для сидения, поросшее мхом. Неподалёку от шалаша куча битого алевролита - это расходный материал, который остаётся после изготовления каменных орудий. В прошлом году здесь была мастерская, и такое впечатление, что с тех пор никто и не дотронулся до камней. Темнота обступает меня со всех сторон, серебряные звёзды посмеиваются с неба, речка беспечно треплется о чём-то с тальником. Не слышно шмыгающих зверьков - сейчас такое время, когда дневные жители улеглись спать, а ночные ещё не вышли на охоту. Безвременье.
Вход в шалаш зияет чёрной дырой, мне очень неуютно на него смотреть - ведь там, в глубине, должен, просто обязан гореть очаг!
Да что же это такое?! Я стою в растерянности и понятия не имею, что делать. Подшутили ребята? Нет, это невозможно, все чётко знают, что в тайге такие шутки плохи. Что же случилось, где они, куда делись?! Мысли вьются гадюками, ладони резко вспотели, дыхание участилось. Чёрт возьми, страшно! Если б ещё день был... а что сейчас, посреди ночи, я могу решить?!
А взгляд сам собой тянется к пасти входа в шалаш, будто я ожидаю увидеть выскакивающего оттуда зверя. Или ещё что похуже. А ну, стоп, прекратить панику! И я резко навожу луч фонарика на вход. Как и следовало ожидать, он высвечивает земляной пол, противоположную стену, россыпь битых костей и мелкую травку.
Фух. Я обхожу табор по кругу, свечу фонариком, кричу:
- Дени-и-и-ис!!!
"...и-и-ис" - отражается эхо от каменистой вершины сопки.
- Стаси-и-и-и-ик!!!
Тот же эффект.
Наоравшись до хрипоты, я усаживаюсь перед шалашом, сосредоточенно тру виски.
Что могло случиться? По всему видно, что в этом году здесь никто не жил. Произошло что-то нехорошее в пути? Нет. Стасик звонил мне, когда бегал в посёлок за продуктами, говорил, что они устроились, и всё в порядке. По какой-то причине ушли отсюда, решили табориться в другом месте? Но мне почему-то не сообщили. Или... Хм, а ведь могли и сообщить, только сейчас, в кромешной тьме, я могу и не заметить их послание. А ведь, скорее всего, так и есть. Я должна была прийти засветло, но помешали приключения в пути. Что делать сейчас? Уж точно не бросаться с фонариком перекапывать лесную подстилку.
Темнота давит на плечи, жуть пробирает не столько от одиночества, сколько от неприятной ситуации. Нет, ночевать одной не годится. А кто сейчас мой лучший друг?..
Часть 3
Ласковый костерок согревает руки, разгоняет ночные тени, зорко стоит на страже. С ним тепло, спокойно и хорошо, он - мой самый верный спутник. С полчаса я скакала по округе, собирая дрова, обломала один невысокий сухостой. Теперь мне обеспечен уютный ночлег. Конечно, утро вечера мудренее, с первыми лучами солнца, с первыми утренними птицами я начну думать, что делать дальше. А если думать об этом сейчас, есть риск накрутить себе в голове целый фильм ужасов, а толку всё равно ноль.
Я кипячу в жестяной кружке воду, зачерпнутую из горной речки, кидаю пакетик чая. Дербаню упаковку печенья и разогреваю на углях две банки тушёнки. Красота. Спать решаю не в шалаше, а под навесом, у костра. Расстилаю на земле пенку, кидаю сверху спальник, придирчиво осматриваю небо - нет, вроде дождя не ожидается. Кидаю две крупные дровины вдоль костра, сверху подкидываю ветки поменьше, закутываюсь в спальник и потихоньку кимарю.
Искры вычерчивают на чёрном небе замысловатую пляску, в добела раскалённых углях смеются и спорят друг с другом изменчивые лица. Я кидаю в огонь печенюшку.
- Ешь, друг.
Тайга наполняется лесными звуками, мне становится по-домашнему уютно здесь, даже мыслей больше не возникает о чём-то плохом. Мало ли, какой форс-мажор мог случиться. А связи никакой нет, не сообщить экстренно. Единственный вариант на крайний случай у ребят - рация, по которой можно связаться только с администрацией посёлка. Если они этого не сделали, значит, никакого крайнего случая нет, и засветло всё станет на места.
Огонь трещит и бубнит о чём-то своём, в ответ ему журчит убедительно речка. Ставшая дружественной, темнота обнимает меня ласковым плащом, кроны поют шелестящую колыбельную. Первое время, ещё с осадком от дневного происшествия, я невольно держу ухо востро - не треснет ли валежник, не покатится ли камень, свёрнутый неуклюжей лапой - но потихоньку настороженность уступает место сну.
Проснулась я резко, как от толчка. Первым делом, поняла, что замёрзла - крепко уснула, откатилась от костра, который уже достаточно прогорел.
Позёвывая, кутаюсь в куртку, тянусь к предусмотрительно сложенной куче хвороста.
И вдруг меня опережает чья-то рука, берёт кривую ветку и кидает в угли.
Вздрагиваю от неожиданности - по ту сторону костра я вижу бледное лицо, едва различимое в лёгких отсветах.
Охотник внимательно смотрит на меня, губы жёстко сомкнуты, в призрачном освещении кожа сливается с окружающей ночью. Механически нащупываю нож на поясе и заговариваю первая:
- И давно ты здесь?
Улыбка пробегает по его лицу:
- Очень давно. Я был здесь всегда.
Я невольно понижаю голос:
- Всегда?..
"Всегда..." - соглашаются тальниковые ветви, и резким криком поддерживает их ночная птица. Ярко оперённые стрелы выглядывают из колчана, чудными узорами вышиты голенища кожаных сапог.
И тут утробный рёв раздаётся из чащобы. Я взмётываюсь на ноги, но незнакомец делает успокаивающий жест.
- Не бойся. Я хорошо маскируюсь, он так просто нас не найдёт.
- Ты кто такой?! - ещё немного и я скачусь в истерику.
- Я Эдэни, охотничий дух этих лесов, - отвечает ночной гость. - Что ж ты, Вера, владения злого духа не уважила? Это его голубичник. А ты полакомилась, и ничего взамен не оставила. Нехорошо. Вот он и погнал тебя прочь.
- Это был обычный подранок! - с вызовом говорю я.
А сама ёжусь, вспоминая оскаленную морду медведя.
- Обычный, да не совсем. Тело он своё потерял, да только духу это не помеха.
- Где мои друзья? - я выразительно свечу фонариком по заброшенной площадке.
- Здесь, - просто отвечает охотник.
- В смысле?!
- Злой дух запутал тебя в отместку. С того момента, как вы столкнулись, тебе открыт только мир, в котором нет места людям. Ты не видишь людей, а они не видят тебя.
- А ты видишь их?
- Я - да, - взгляд Эдэни скользит мимо меня вглубь пустого тёмного шалаша. - И вон тот рыжий страшно храпит.
- Это Стасик, - машинально говорю я.
Неужели это правда? Я не успеваю додумать, как страшный рёв раздаётся ближе.
- Нужно уходить, - глаза охотника сверкают. - Иначе, он доберётся до всех вас. Идём со мной.
- Погоди, - у меня закрадываются подозрения. - А ты-то с чего мне помогаешь?
Эдэни хитро улыбается и достаёт что-то из-за пазухи. Я вижу в его руке огрызок пирога, который я вчера оставила у дороги.
- С того, что ты никогда не забудешь угостить доброго духа, - он закидывает лакомство в рот и с аппетитом жуёт.
Это правда. Я с детства приучена относиться к природе на равных, видеть живое существо в каждом кустике, почитать и задабривать духов и домовых. Вот и вышло мне это в пользу!
Не раздумывая более, я устремляюсь вслед за охотником через буреломы и выворотни.
Через некоторое время мы оказываемся на длинной галечной косе. Полная луна заливает светом горную реку, мириады звёзд светят с неба.
Эдэни снимает с плеча лук и протягивает мне.
- Держи.
- Зачем? Я стрелять не умею.
- Я убил тело, но дух мне не под силу. Это твой противник, и ты должна побороть его. Если победишь - вернёшься в мир людей, и он оставит тебя в покое.
Сдалась же я этому злому духу!
Осторожно, даже благоговейно беру тяжёлый лук. Верхнее плечо достаёт мне до лба, посередине удобный упор для руки. Пробую справиться с толстой, свитой из множества волокон тетивой, и на пятый-шестой раз убеждаюсь - мне это не под силу. Беспомощно оборачиваюсь к Эдэни. Охотник забирает оружие и, перегнув через колено, играючи натягивает тетиву. Извлекает из колчана гладкую стрелу с крашеным синим оперением и жалообразным наконечником.