Дневник разбитых судеб
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Немного грустно. Но так жизненно. Дает почву размышлениям:)
|
Часть 1
Глава 1 Загадка жизни.
Скамейка одета в мягкий сумрак умирающего дня. Река под ногами, которая отражает мириады звезд. Каждая из них одинока по-своему. У каждой своя личная неповторимая жизнь, прекращающаяся последней предсмертной вспышкой...
Так умирают и люди. Не заметно как будто их и не существовало на этой Земле. Последний раз вздохнешь, нервно стукнет сердце и покой, сон, который продлиться вечность.
Но некоторые люди отдают свое сокровище, жизнь, за человека, которого они не знали, никогда не видели. Так было и в моем случае.
Роддом огласился криком новорожденной. И она заплакала не от того, что ее шлепнули по попе. Да, так делали всегда. Но мне кажется это не справедливо наказывать ребенка за желание жить. Смех - вот с чем должен приходить ребенок в жизнь.
Но я плакала не от досады и незаслуженного наказания, а от того, что чувствовала своим маленьким, трепещущим, словно пташка, сердечком какую-то неземную, раздирающую надвое боль. Позже узнала, что моя мама отдала жизнь за мой первый вздох, за то, что я могла радоваться и наслаждаться жизнью, солнечным светом.
Меня отец взял на руки и пробормотал: " Зоя". Так завещала моя мама. Отцу было всего лишь 19 лет от роду, он был на 15 лет моложе моей матери. Но это не помешало их союзу, они любили всем сердцем друг друга.
Меня жизнь обманула с первой секунды существования: не было мамы, и никогда я не смогу понять смысл сокровенного для многих ребят слова. Мой отец кормил меня из бутылочки. Это был второй обман. Эту смесь, больше похожую на тофу или слишком жирные сливки без всякого запаха и с неестественным вкусом, называли материнским молоком. Но это была не правда, от ее не пахло природными духами женщины, не согревалось теплом, текущим по венам, не насыщалось живительным кислородом из легких матери.
Вот сидит мой девятнадцатилетний отец со мной на руках и с ордером на опекунство. Он ненавидел меня за то, что я отняла у него единственное сокровище, любовь всей его жизни. Отец давно уговаривал маму сделать аборт. Беременность протекала сложно, и роды обещали быть с летальным исходом. Все думали, что умру я. Но судьба распорядилась по-другому. Она знала, что мама так хотела сохранить жизнь этому неизвестному на тот момент убийце.
Отец считал, что это аморально с его стороны изменять жене. Он стал монахом в мирской жизни, отказался от физического удовлетворения. Пытался обуздать свой молодой пылкий организм.
Я пошла в школу. Мои слезы не высыхали на щеках. Каждый день одноклассников встречали то бабушки, то мамы. А у меня никого не было кроме отца, который в это время пытался достать деньги. Я рано повзрослела и уже пять лет пыталась заменить ему жену: готовила, стирала и убирала.
В школе меня считали белой вороной, сумасшедшей. Они знали, что никто за меня не заступится, не пойдет к директору. Я была козлом отпущения. Не думала, что дети могут быть настолько злыми. У них была, почти у всех, полноценная семья, братья, сестры. А они жестоки и циничны, словно старики, прожившие мучительную жизнь. Все знали, что я никому не нужная сирота. Да, именно, отец не давал мне надлежащего ухода. После исполнения трех лет, он решил, что может оставить меня на распоряжение самой себя. " Теперь ты славная свободная пташка", - говаривал каждый вечер мой отец после пару литров водки. Такими вечерами в нашей квартире стоял смрадный запах дешевых сигар и еще более дешевой паленой водки. Ему казалось, что это может заглушить его несносную тягу к женщинам. Он желал их, имел всех на улице в своем воображении. Он был слишком молод, чтобы не удовлетворить свои физические потребности.
И вот однажды у нас в доме появилась новая соседка Алиса. Да, она показала настоящую страну чудес моему отцу. Он забыл, что давал себе обет. Эта сучка приходила к нам по вечерам в коротеньком, полупрозрачном пеньюаре за солью, сахаром или мукой. Но ей нужно было только одно: затрахать моего папочку, получить незабываемую ночь секса вдвоем. Он поддался на ее соблазн. Отдался как подзаборный пес, как изголодавшееся животное. Ночи тянуться стали длиннее и длиннее. В моей квартире было пусто и одиноко. А за стенкой, я знала, был притон страсти и разврата.
У меня не было друзей. Девчонки не могли позволить марать честь дружбой с одной из такой, какой являлась я. Моя одежда была старой маминой. Вытянутые кофты и подогнутые брюки, потому что не подходили по размеру - вот мой злосчастный гардероб. Отца уже давно выгнали с работы за пьяные выходки и вульгарные слова. Место теперь ему было отведено на складе, грузчиком. Но этого хватало только на скромное питание, батареи бутылок и миллионы сигар. А теперь, похоже, лишены и этого. Деньги уходили на удовлетворение потребностей любовницы: цветы, конфеты, шампанское, дорогое белье.
Глава 2 Неожиданности.
Я шла по коридору, слезы застилали глаза. Еще один год я смогла выжить, перестрадать, пережить. У отца становиться все больше и больше любовниц. Нет, если точнее выразиться, сексуальных партнеров с жаркой пошлой фантазией. Пятый класс, а я уже совсем взрослая, уже ни капельки не пахнет приторно сладким детством, состоящим из шоколадок и коняшек.
И вот я натыкаюсь в школьном коридоре на человека, зажмуриваю глаза, знаю, сейчас посыплется поток матерных слов.
- Девушка, где 25 кабинет? - спросил незнакомый голос.
- Вы новенький? - все еще не открывая глаза, глупо спросила я.
- Да.
- Тогда 4 этаж. Может проводить?
- Да, но если откроешь глаза. А то мне придется тебя нести на руках, чтобы не упала.
Я открыла глаза, взглянула и увидела парня. Крик, ужас, незащищенные встревоженные слезы по щекам. Я боюсь противоположного пола. Мужчины - это машина для секса и нет для них ничего святого. Мой отец пару раз пытался меня изнасиловать. Жуткие невозможные воспоминания. Лежу в кровати, читаю учебник. Входит отец, кидается на меня. Я ору, кричу, кусаюсь. Сколько после этого разорванной одежды, поющих синяков и боли в мышцах от перенапряжения. Сколько кровавых простыней после того как я умудряюсь схватить вазу со стола. Она со звоном разбивается о голову моего сексуального маньяка. Никто не может меня спасти, унести от ада подальше.
- Извини, - изумленно бормочет новенький, - Извини, если напугал. Вылезай, не дури.
Я сижу в углу, забившись между шкафом, вынесенном из класса биологии и осужденным на смерть на городской свалке и батарей.
- Не подходи! - ору я, - Уходи! Уйди!
- Ты мне предложила проводить, пытаясь сгладить неприятную ситуацию, парень.
- Уйди! - визжу уже не своим голосом я.
- Глеб, отстань от полоумной. Что тебе надо? Она дикарка, не обращай внимания, - сказала группа девчат.
Я знаю их - Аня, Саша и Алена. Самые красивые и привлекательные девчонки 10 класса "В". Они думают, что знают всей парней этой школы и даже района. Многие парни приносили слухи, что они здоровски целуются и непринужденно ведут себя в постели.
- Так нельзя! Ей же больно! - страдальчески ответил на оскорбления меня Глеб.
Первый раз за меня заступился парень. Наверно, хочет заинтересовать, а потом соблазнить самым низким и жутким образом.
- Ладно, если хочешь пропустить географию, продолжай. Но она от туда не вылезет, полоумная, одно слово, - ехидно подметили девчонки.
Вот мы остались наедине с Глебом. Я забилась еще дальше, больно ударившись коленкой и содрав кожу с локтя.
- Ай! - заявила протест против гадкой батареи, пытавшейся исцарапать мою руку.
- Осторожно! - предупредил Глеб, - Ты можешь пораниться.
- А не все ли равно. Лучше оцарапаться, чем потом ты меня затрахаешь в подворотне...
Изумленные глаза остановили мой поток слов.
- Ты что на самом деле полоумная? - осведомился он.
Я как идиотка разрыдалась во весь голос. Прозвенел звонок. Но он не спешил уходить. Смотрел на меня ласковыми и добрыми глазами, словно убеждая в своей пушистости и безвредности. Я почувствовала, как он протянул руки и нежно обнял кусающееся существо.
- Я не трону, - заверил он меня, - Дурашка, я не трону.
У него по щекам катились крупные теплые соленые слезы.
- Тебе больно? - спросила я, успокаивая слезы, - Я тебе кожу прокусила?
- Нет, тише, - он взял меня на руки и отнес на воздух в тень близлежащих деревьев.
В моей жизни появилась искорка надежды, мимолетная вспышка счастья. Но я знала, что судьба опять жестоко немилосердно обманет меня.
- Ты урок пропустишь...
- Тише, успокойся, - мурлыкал Глеб.
Его голос действовал на меня как колыбельная, вводя меня в глубокий сказочный транс. Я заснула без кошмаров, впервые за 3 года. Мне снился ангел, парк, река и могила моей матери. Словно мне было опять лет пять.
Я открыла глаза в незнакомой комнате в неизвестной кровати. Крик ужаса вновь прорвал тишину. Я услышала стук падающего стула, причитания и резкий хлопок двери.
- Я с тобой, все хорошо.
- Глеб! Зачем? За...
- Тише. Все хорошо. Поспи еще. Скоро люди приедут по делам несовершеннолетних.
- Откуда ты знаешь? Что ты со мной сделал?! Я хочу умереть! - орала я.
Крупные, словно жемчужины, слезы потекли по щекам Глеба.
- Я ничего не знаю. Они приедут по заявлению моего отца. Ты уже четверо суток продрыхла, сестренка.
- Какая я тебе...
- Тише, - он нежно гладил меня по голове, - Все в далеком прошлом.
Но Глебу и его отцу не дали орден на опекунство. Я осталась у отца. Он безбожно разлучил с единственным другом и перевел в другую школу.
- За что! - крикнула я и захлопнула дверь в свою комнату.
Я не знала, ищет ли меня Глеб или нет. Но это было бесполезно. Он не знал ни адреса, ни фамилии. В новой школе я сама выбрала статус белой вороны.
Глава 3 Спасите меня!
Девятый класс, уже лето. Экзамены не дают спокойно спать. Отец совсем обезумел от своей сексуальной жизни. Ночами под звуки оргазма и томных вздохов я пыталась зубрить новый предмет. Такими ночами я обычно спала на улице или в подъезде. Но сейчас необходима подготовка. Даже тяжелый рок, включенный на полную мощь, и дождь за окном не ослабляли звуков сексуальной жизни за стеной. Я не нуждалась ни в порнофильмах, ни в журналах. Все, и даже в лучшем виде, было у меня под рукой, наглядное пособие взрослой развратной жизни.
Утром я шла, пошатываясь, словно наркоман, переборщивший с дозой. Мои глаза застилали слезы. Теперь моя судьба определилась. Из тумана вырисовались четкие образы. Когда-нибудь и меня просто ради удовлетворения животной страсти молодой человек или даже мой отец затащит в постель. Словно с куклой, забавной игрушкой сексуальных фантазий, развлекутся и потом бросят словно вещь, у которой истек срок годности.
Я вошла на экзамен последней. В моих карманах не было шпор в отличие от моих одноклассников. Мое место около заднего окна, которое я нагло присвоила после перехода в эту школу, было занято. Меня усадили на вторую парту, и я почувствовала, что мне не уютно, не привычно. Это был экзамен по математике. Мне достался довольно легкий вариант, и я облегченно вздохнула. Обязательно должна сдать все экзамены, чтобы продолжить учиться. У меня не было ни возможностей, ни времени теперь подготовиться к колледжу. А еще один год в девятом классе был не самый лучший вариант, хоть и он имел право на жизнь.
Я начала читать задачу, но никак не могла сосредоточиться на смысле слов. В мою голову лезли разные пакостные слова: " задача N1: Сколько спермы и от скольких мужчин нужно, чтобы оплодот..."
- Тьфу, ты - незаметно для себя вскрикнула вслух.
- Вам плохо, Зинаида.
- Нет, просто ответ не сошелся с проверкой, - соврала я.
Учительница по этому предмету очень любила меня, часто носила шоколад и баловала конфетами. Она подошла и взглянула на решение.
- Все верно, - хмыкнула, как бы невзначай, учительница.
Мои глаза заискрились счастьем, появился новый, непонятно откуда появившийся тонус к борьбе за хорошую оценку. Безумная ночь куда-то отошла на второй план. Я старательно решала, проверяла и заново решала.
Счастливая я иду домой. Надо убраться, кое-что постирать и готовиться к изложению по литературе. Через два дня новый экзамен.
Я иду в школу приободренная предыдущим экзаменом. У меня пять, отлично. На изложение предоставили отрывок из " Войны и Мира". Что за пакость, эта память?! Вновь предыдущая ночь была под шумные аккомпанементы. Лезли странные вопросы: " Интересно с кем больше понравилось Ростовой..."
- Тьфу, ты, - излюбленное выражение опять вылетает наружу, - Извините, можно выйти.
- Конечно.
Я иду по коридору, пытаясь освежить мысли. Меня останавливает дежурная мама одного из наших одноклассников.
- Ты куда идешь? Может шпору дать?
- Можно сходить к Вере Павловне...
- Сейчас?! На экзамене?
Я поняла, что не смогу хорошо написать изложение со своими встревоженными мыслями и навязчивыми вопросами.
- Нет, только после, - звучит ответ-приказ экзаменатора, который вышел в этот момент покурить.
Я вернулась на место. И попыталась красиво и без пошлостей изложить мысли. Много раз внимательно прочитала черновик, боясь описки в виде нецензурных слов. Сдала я изложение последней. И пошла к Вере Павловне, прежней учительнице по русскому и литературе. Она вела до восьмого класса, а потом передала другому учителю, чтобы тот подготовил нас к экзамену.
- Вера Павловна! - я без стука открыла дверь.
Но там ее не было. Стояли два человека в обнимку друг с другом. Одна Лера из 11 класса и незнакомый мне парень, очень похожий на Глеба. Я стояла в двери как примороженная к полу. Мне надо было бежать, уйти от этой низости. А я, напротив, стояла и с вытаращенными глазами глядела, как его губы изучают ее полунагое тело. Потом развернулась, когда оцепенение первый минут спало, и стрелой вылетела из школы.
Выскочила на улицу, жадно глотая воздух, и полетела опрометью в близлежащий парк. Где около озера я всегда находила успокоение и счастливую нирвану.
- Девушка! Зоя! Нет! - крикнул кто-то знакомый.
Я и не заметила, как добежала до дороги, заполненной машинами. И влетела прямо в кучу гудящих и недовольных водителей этих железных экипажей. Но кто знал мое имя? Я попала между мерсом и фордом. Хорошее самоубийство. Спасибо судьбе. "Аллилуйя!"- пронеслось в моей голове, которая сильно треснулась в этот момент об асфальт. Я слышала сирены скорых, а потом сон, наверно, он будет такой же сладкий, как и у мамы. Скоро увижу, узнаю ее и стану дочкой. "Аллилуйя!"- пронеслась опять в моем измученном сердце.
- Борись! Борись! Зоя, я люблю тебя. Борись! Слышишь, не сдавайся.
" У отца совсем крышу сорвало, - подумала я, - Но голос почему-то не его. Ха, странно. Кто же он? Глеб...нет, это не может быть. Его нет в моей жизни, и не будет. Мы потеряли друг друга. Судьба-обманщица". Я еле-еле пошевельнулась и тяжело вздохнула, когда одеяло спало с плеча, и холод комнаты пробрался к телу.
- Тише, не двигайся. Лежи, если можешь, смирно. Тише, - прошептала сиделка, погладив разбитую голову.
Это было словно ветерок, легкий бриз, забирающий всю боль. И " тише"... Это мог быть только Глеб. Его любимое изречение. Но я не верю, не надеюсь. Судьба не могла мне его вернуть, слишком кровожадна она. Это сон, бред, галлюцинация. А, может, я в раю? Может, я уже умерла? Вот и, кажется, все, что было хорошее на Земле. " Аллилуйя! Аллилуйя! - опять мысли заполнили мою голову, - А может позвать? Тогда будет легче заснуть. Я так устала". И опять громкий страдальческий выдох наполнил тишину. И вот я что-то почувствовала на руке, словно капли весеннего дождя, слезы. Знакомый плакал. " Да, это Глеб. Я помню его слезы. Они отличаются от остальных. Настолько чистые, светлые. Он плачет не как взрослый мужчина, а как ребенок случайно столкнувшись со сценой избиения невинной дворняжки. Это был его голос. Но как он меня нашел, Глеб? Как мы оказались в один час в одном месте?"
- Глеб, - просвистело что-то внутри моей глотки, и от этого как-то зажгло все внутри.
- Тише. Не надо! Тебе больно будет. Это я, да я. Я с тобой! - ликуя, произнес Глеб, - Врача! Срочно врача!
Через минуту я почувствовала сквознячок, принесший запах хлорки и лекарств.
- Что-то случилось, Глеб Николаевич? - спросил довольно-таки молодой голос.
- Она проснулась.
Я почувствовала, что надо мной склонились.
- Идет на поправку, - сделав осмотр, прокомментировал врач.
Глубокий облегченный вздох и град счастливых слез принес в мое новое рождение свежие нотки.
- Через час, новый осмотр. Может тебе поспать, ты уже не отдыхал несколько суток. Экзамен следующий - завтра.
- Не волнуйся, папа. Она дает своими новыми вздохами мне силы больше, чем многочасовой сон. А к экзамену готовлюсь.
Я услышала шелест листов и почувствовала запах свежей полиграфической краски.
- Ты узнал, что делать с двумя несданными ее экзаменами?
Глеб обратил свой вопрос к отцу.
- Все улажено. Это экзамены по выбору. Сдаст после выздоровления. Она у тебя гений.
- Почему?
- Математику и русский сдала на отлично.
Мое сердце счастливо забилось, все хорошо. Судьба перестала ставить надо мной эксперименты.
- Тише, - прошептал Глеб, - Не двигайся!
- Что...?
- Молчи. С тобой все хорошо. Слегка помятая грудная клетка и сломаны три ребра. А так ты жива! Жива!
И снова поток слез прервал его торжествующую речь.
Через неделю меня перевели в обычную палату. Все эти миллионы трубочек и проводков реанимации исчезли. Оказывается, без сознания я валялась целых две недели. Хлопок двери, и вкусный запах полевых цветов наполнил палату.
Глава 4 Воскресенье.
- Глеб, - ласково позвала я.
- Мое солнышко, - откликнулся он, орудуя у моего столика.
Я слышала, как полетел в мусорную корзину старый букет. Вот полилась вода из крана. Раковина находилась у меня в палате. И я расплакалась. Услышала, как он опустил поспешно вазу, чуть не разбив ее вдребезги. Он промчался к моей кровати, гулко стукнув ногой почему-то. Я не хотела открывать глаза. Уже три недели они не видели света. Я боялась, что праздник рассеется словно туман. Все думали, что у меня повреждено зрение от сильного сотрясения. И я боюсь повредить себе инстинктивно, открывая их. Все напряженно выжидали. Психологии предполагали, что я боюсь увидеть мир вновь. Это была правда.
- Сестренка, не плачь. Я с тобой. Забудь все! Новая жизнь! Новая! - и он нежно обнял меня, прижав к своей широкой груди.
Его теплые руки ловили и смахивали с щек любую скатившуюся слезу. Я вдруг, неожиданно для себя, распахнула глаза и увидела эти теплые, нежные и добрые глаза напротив.
- Глебушка, - пробормотала я.
Изумленные глаза напомнили мне первую встречу.
- Ты смотришь? - поинтересовался он, - Ты видишь?
- Да.
- Врача!
- Не надо, пожалуйста. Я хочу остаться с тобой.
- Просто осмотр, - улыбнулся Глеб и поцеловал мои волосы.
Опять сквозняк, принесший запах больничной жизни.
- Что-то случилось, Глеб Николаевич? - на автомате спросил врач.
- Она видит.
Врач недоверчиво подошел ко мне. Достал фонарик и посветил в мою сторону, я моргнула. Это было неприятно, словно вспышка огня, словно режущее пламя.
- Да, - только он и сказал.
- Вы скоро ее выпишите?
- Ребра зарастут, так сразу же.
- Я не хочу, не хочу, - сквозь слезы начала орать я.
- Тише, - и он крепче прижал к груди, - Ты не вернешься к отцу, если не хочешь. Будешь жить в моем доме, со мной. Слышишь?!
- Спасибо. Что я тебе сделала? За что ты так добр к дворняжке?
- Это кто тут у нас " дворняжка"? - игриво потрепав по голове, спросил он.
И он улыбнулся. В первый раз я вижу все его 32 зуба, открытые широкой дружелюбной улыбкой. Я начала целовать его в щеки. Он немного отстранился.
- Не переборщи, сестренка.
- Почему сестренка? Я хочу...
- Посмотрим, - задумчиво прервал он, - Расскажи о себе.
- Лучше ты! Моя менее интересна.
- Да, ладно?!. Давай посмотрим.
- Ты разговариваешь с убийцей, с жестокой...
Он нежно приложил к моим губам свой палец.
- Не надо. Ты не виновата. Судьба, все решает судьба. И если тебе будет легче, обзовем ее убийцей.
- Дальше отец, отец...отец, - я сказала это с каким-то отвращением и презрением.
- Ясно... А потом отлично сданные экзамены в школе, - подбодрил Глеб.
- Да, я слышала.
- А, похоже, ты была не в такой глубокой коме! - и он лукаво подмигнул.
Я прижала Глеба к себе, боясь потерять единственного человека, который пожалел и пригрел меня.
- Что хочешь?
- В каком смысле?
- Кушать или пить?
- Пить - водку, кушать - еду, - игриво ответила я.
- Водки не обещаю, но воду без градуса принесу.
Я улыбнулась, Глеб тоже мне в ответ. Мое сердце стукнуло от радости, словно впервые в жизни почувствовала прикосновение солнечного света.
- Можно мне газировки?
- Да.
- Можно сладкого?
- Да. Но сначала полноценный обед. Какую кухню предпочитаешь?
- С плиткой...
Он улыбнулся, думая, что это шутка. Я, недоумевая, уставилась на него.
- А ты другую видел? - спросила озадаченно я.
Глеб залился озорным юношеским смехом.
- Я имею ввиду, - задыхаясь от смеха, выдавливал он, - итальянскую, китайскую или на твое усмотрение. Извини, наверно, ты сейчас меня считаешь зажравшимся барином.
- Нет, Глеб, - заверила я его.
- Ладно. Ставим вопрос проще. Какие продукты ты любишь?
- Курица, - и я облизнулась, потому что это была роскошь в нашем доме, - яблоки, шоколад.
- Мне все понятно!
- Что?
- После выздоровления мы идем в кафе в честь тебя.
- Спасибо, - и я залилась краской.
- А сейчас я выйду, потом вернусь.
Через 10 минут дверь скрипнула, и в ней показалось его лицо.
- Все будет хорошо, - пропел Глеб.
Я потянула руки к нему словно малыш, не видевший родителей много времени. Он подскочил к кровати, нежно прижал к груди и стал напевать колыбельную.
- Поспи, - предложил Глеб.
- Не сейчас.
- Я не уйду.
- Я не этого боюсь. Просто выспалась. У тебя, когда экзамен следующий? Ты готовишься? Не хочешь сам поспать?
- Так...с чего же начать. Спать я не хочу, как и домой учиться, потому что все сдал.
- Молодец! А сколько ты не был дома?
- Уже два дня... Я не могу тебя бросить даже ночью.
- Не надо, не переборщи, - процитировала я.
Он засмеялся, я тоже.
Хлопнула дверь, и повеяло больничными запахами.
- У Вас все хорошо?
- Да. Лучше, чем было и предполагалось.
Врач озадаченно посмотрел на нас обоих и покинул палату. Я хмыкнула и вновь залилась смехом, но что-то кольнуло, словно разрывая грудную клетку.
- Ой!
- Что случилось?! - обеспокоено спросил Глеб.
Я указала на грудь.
- Трудно много дышать, сестренка? - и в его глазах навернулись слезы, - Мне понравилось, что ты смеешься. Но не думал, смех бывает через боль...
- Нет, все нормально. Может, вазу вернешь на законное место?
- Забыл, - он хлопнул себя по лбу.
Я сидела у него на коленях, Глеб напевал колыбельную. Цветы стояли на тумбе, испускали запах свежести и простора луга. Я крепко его обняла за шею и с каждой секундой прижимала к нему крепче и крепче. Глеб поморщился.
- Я тяжелая?
- Не почувствую, просто успеешь до этого удушить, - с улыбкой заметил он.
- Извини, я не заметила.
- Да, ладно. Просто предупредил...
В дверь постучались.
- Да, - отрепортировал Глеб.
В комнату вошел мужчина лет 45 с сумкой через плечо. У него были ясные, чистые глаза, словно у ребенка. В уголках его губ играла лучистая наивная улыбка.
- Познакомься. Это Николай Игоревич, мой папа, - представил Глеб.
Я попыталась встать.
- Тише. Не надо сейчас.
Николай Игоревич подошел и потрепал меня по голове.
- Обед принес, - ласково заметил он, - Теплый еще. Глеб, тебя подменить?
- Нет, справлюсь.
- Тогда, если помощь не нужна, поеду в офис. Встретимся вечером.
- Спасибо за обед. Но не надо утруждать себя, мог курьера прислать.
- Я хотел увидеть мою дочь.
Я покраснела.
- Спасибо Вам за все.
Они одновременно, словно по невидимому жесту, погладили по голове.
- Еще раз спасибо.
И мы опять остались наедине.
- Прости. Можно задать вопрос перед обедом?
- Конечно.
- У тебя мама есть?
Он потупил глаза. Они сразу как-то затуманились, подернулись дымкой слез.
- Извини. Я не хотела.
И я начала гладить его массивную грудь, пытаясь достать до сердца, чтоб успокоить.
- Нет. Не страшно. У меня есть мама. Но она с другим, в другой стране. Она бросила папу.
- Извини.
- Нет, это правильный вопрос. Ты должна знать, сестра. Извини...
- За что?
- И в новой семье у тебя мамы не будет.
- Зато есть ты!
Он улыбнулся, его глаза посветлели и заискрились смехом.
- Ладно, болтовня-болтовней. Но надо есть, - потер Глеб руки, предвкушая пир.
Он достал кроватный столик, поставил его. Заменил одеяло пледом.
- Вдруг запачкаем, - прокомментировал он.
И раскрыл сумку. Я обалдела от запахов, исходящих из нее.