Аннотация: Рассказ о простом психологическом методе, который помогает раскрыть внутреннюю проблему.
Девушка шла по темной мокрой улице, серого осеннего города. Потупив глаза в асфальт, переступая черные лужи, она направлялась в свой собственный, как сама его называла, "угол", среди невзрачных, серых высоток. Она разговаривала с собой, копалась внутри, словно роясь среди груды исписанных черновиков, на одном из которых должны быть ответы на все ее вопросы. - Кто я ? Или лучше сказать - что я? - Хм, до чего ты докатилась, ты настолько не любишь себя, что готова применить к себе "что". Зачем ты безжалостно забиваешь себя постоянно? Ты же знаешь, что внутри тебя живет маленький ребенок, на зеленом коврике, в синем сарафанчике, и розовыми бантами. - Да, что ты? И кто тебе такую ерунду вбил в голову? - Твой психолог. - Ну, конечно, мой психолог, виртуальный психолог. Такая же девушка с такими же проблемами, которая не понимает, как ей в действительности жить с собою, куда двигаться дальше. - Может, тебе стоить опять использовать прием, который она тогда тебе посоветовала? - Поговорить с маленькой девочкой и узнать, что ее беспокоит? Не знаю, может быть. Мысли девушки прервала соседка, которая поздоровалась с ней на лестничной площадке. Ответив ей, девушка пошла дальше, вверх по лестнице. Открыв дверь, она бросила сумку, ключи, включила свет и остановилась возле зеркала. Взглянув на свое отражение, девушка погрустнела и направилась ставить чайник, чтобы заварить зеленого чая. Затем села на диван и посмотрела на большую фотографию в рамке, на которой была изображена она в возрасте нескольких месяцев от рождения. Улыбнувшись, девушка подумала, что стоит наверно испробовать еще раз метод разговора с ребенком. Она прилегла на диван и закрыла глаза, представив темную комнату, освещенную единственным лучем света, который падал на зеленый круглый ковер. На нем сидела маленькая девочка, лет четырех, в синем шерстяном сарафанчике с розовыми бантами. "Привет! Я опять к тебе. Честно говоря, не знаю как правильно с тобой разговаривать, как со взрослой или как с ребенком? Ведь ты - это же я", - обратилась мысленно девушка. Она представила, как ее взрослый голос витает вокруг этой маленькой девочки в этой темной комнате. Девушка прислушивалась к своим внутренним ощущениям и почувствовала нарастающее внутреннее напряжение и даже уловила, как бьется ее сердце. "Ты знаешь, мне плохо. Что во мне не так? Может, ты мне поможешь?" - вновь обратилась она в мыслях. При этом девушка почувствовала давление в переносице, кровь начала пульсировать в висках, веки стали тяжелеть. Это слезы просились наружу. "Помоги мне! Расскажи, что тебя беспокоит?"- спрашивала она себя вновь. Девушка продолжала представлять всю ту же темную комнату, луч света, падающий на зеленый ковер и молчаливую девочку с опущенным взором. Ничего не менялось в этой картинке, и на протяжении этого времени девушка продолжала слушать стук своего сердца и чувствовать, как бегут горячие слезы по ее щекам. И вдруг внутренний голос откликнулся: "Я родилась в жаркую пору года, был полдень. Солнце стояло в зените. Тогда мама услышала впервые мой крик. Конечно же, я себя не помню в это время, только от чего-то мне представляется окно из этого роддома, которое выходит на тихую улицу, на другой стороне которой стоит школа, от туда всегда доносятся веселые крики детей. Там есть жизнь, она радужная, быстрая, задорная. Прошел день, моя мама получила записку, в которой неразборчивым мелким почерком было написано: " Милая, спасибо за дочь" Я с самого детства очень была близка с отцом. Он еще до моего рождения знал, какое у меня будет имя. Наверно, он ждал моего появления. Мне хочется верить, что так и было. Он, как большинство мужчин, все- таки надеялся, что я окажусь мальчиком, но что-то высшее предопределило, что у моих родителей будет девочка. Помню свой двор, помню свой детский сад. Помнится, каждой осенью нас в детском саду фотографировали. Я ужасно не любила фотографироваться, потому что не умела, наверно, позировать перед камерой. Не люблю играть на публику, мне кажется это неискренним, не естественным, даже где-то смешным. В общем, на всех фотографиях вид у меня был - "надутый". Это не нравилось моим родителям, и они уже тогда были не довольны этой чертой моего характера. Пытаясь это исправить, папа часто нацеливал на меня объектив своей фотокамеры и говорил: " Ну, давай, улыбнись, тебя же фотографируют!" Объяснить, что мне не нравится изображать улыбку на лице в нужный момент, в том возрасте, я не могла. Я начала избегать камеры и стесняться. Каждые выходные мы ходили к родственникам, это стало впоследствии нашей с отцом традицией. Мне нравилось бывать рядом с папой и мне всегда казалось, что это человек наделен особыми качествами, какими не обладает ни один из окружающих. Казалось, у него есть ответы, на все поставленные мною вопросы. Для меня всегда было важно его мнение. Мне нравилось держать его за руку, но, не смотря на то, что мне было еще не много лет, он считал меня взрослой и старался отучить меня от этой, как ему казалось, пагубной привычки. Однажды, он даже резко заявил, что пора прекратить цепляться за его руку потому, что я уже не маленькая. После этого я перестала протягивать к нему свои руки. Когда мы приходили к бабушке, то она сразу бралась за мое воспитание и мой внешний вид, приговаривая, затягивая мне два тугих хвоста на голове: " Ну, ты же девочка, ты должна быть аккуратной. Вот, посмотри другие девочки какие. Ты должна тоже быть похожа на них" Я понимала это буквально, я - девочка и я не аккуратная, но должна стремиться к аккуратности и я хуже, чем другие девочки. Часто папа оставлял меня у бабушки на все выходные. Она пыталась научить меня многому, однако в силу того, что я была еще не достаточно большой, многие уроки в одно ухо влетали, в другое вылетали. У бабушки жил кот, пушистый черно-белый кот, который выделялся тем, что не любил меня. Он все время бросался мне на спину, я его боялась и для себя сделала наивный детский вывод, что кот - это странное, злое существо, с острыми когтями, и оно мне не нравится. Настал день, когда нужно было идти записываться в школу. Меня завели в темный актовый зал, с темно-бардовыми стенами с блестящей стеклянной крошкой, которая отблескивала в свете ламп. За столом сидела полная учительница, в очках, с добрыми глазами. Она попросила меня сосчитать тюльпаны в представляемой вазе после того, как к общему числу добавят, а потом отнимут еще несколько тюльпанов. Я тогда не справилась с задачей. Выражение лица учительницы изменилось. Помню опущенные уголки ее рта и сдвинутые брови над добрыми глазами. Я очень расстроилась, словно обманула ее ожидания. Тогда, наверно впервые, я ощутила, что такое поражение. Когда мама меня спросила о том, что у меня спрашивала учительница, я рассказала, что не смогла посчитать цветы, на что мама огорчилась и сказала: " Ну, что же ты, не могла простые цветы сосчитать!" И маму тоже я тогда разочаровала. Первого сентября я пошла в свой класс, класс "Б". На первой линейке наш класс стоял после класса "А", я смотрела на этих детей и почему-то думала, что они лучше нас, потому что первой идет буква "А", а потом - буква "Б". В школе я любила урок рисования и ненавидела математику, по последнему предмету я и получила первую в свой жизни двойку. Помню, как я шла на нулевой урок переписывать контрольную, как у меня потели ладони, сидя за партой и думая над задачей, которую я так и не знала, как решить. Единственное, что доставляло мне огромное удовольствие, это когда перед уроком рисования одноклассники просили меня открыть свой альбом и показать свое домашнее задание. Я распахивала альбом и они, склонившись над ним, ахали с изумлением. Я понимала, что рисовала лучше всех в классе. Свои рисунки я приносила показать сначала маме, а потом - отцу. Мама всегда говорила стандартно - красиво, папа брал в руки рисунок и находил сразу массу недостатков, тут же указывая на них. Не получив одобрения, я вновь уходила в свою комнату и продолжала рисовать, стирая ластики и портя бумагу. В третьем классе отец отвел меня в художественную школу. Школа была далеко от дома и я не успевала добраться туда вовремя, постоянно опаздывала, а так как занятия заканчивались поздно и родителям туда водить меня было некогда, художественную школу пришлось оставить. Так я не получила художественного образования. Как-то отец уехал на заработки. Я часто заходила к нему в кабинет, сидела за его столом и играла с его отвертками. Брала карандаши, ручки, иногда искала в шкафу его стола безделушки для своих кукол в виде блестящих болтиков и гаек. А потом он вернулся, в отпуск. Я открыла двери, на пороге стоял мой отец, только с бородой. Я хотела броситься к нему сразу на шею, но так как я успела к тому времени понять, что он не приверженец нежностей, я просто замерла в дверях. Отпуск продлился недолго. Папа опять уехал, а затем вернулся, насовсем, и все было, как и прежде. Вся семья была в сборе, вечерами мы смотрели фильмы, ходили в гости, в выходные дни бывали у родственников. Однажды, отец поручил пришить распоровшийся рукав шведки. Я усердно пыталась выполнить порученное задание, впрочем, как и все его задания, потому что все так же наделась получить его похвалу. Рукав был зашит, отец ушел по делам, но когда вернулся, я заметила что, рукав опять разошелся. Когда дядя, пришедший с отцом, спросил, кто же ему так рубашку зашил, он ответил: "Это дочь зашивала" Я сильно огорчилась, смотря на свою неумелую работу, коря себя за то, что опять не справилась - работа оказалась некачественной. Наступила зима, тридцать первое декабря, целый день мы готовили праздничный ужин, только отца не было дома. И вот, когда стрелки часов приближались к двенадцати, стало ясно, что этот новый год мы проведем без него. Начало нового года знаменовалось тогда мамиными слезами, падающим за окном снегом, в лучах желтых фонарей и моим непониманием, что же в действительности происходит. Вскоре отец начал собирать вещи, и мама объявила, что отец больше не будет жить с нами. Каждый день, в обеденный перерыв, он приходил и забирал какую-то часть своих вещей. Кабинет его с каждым днем становился еще более пустынным. После я заходила туда и стояла молча, разглядывая то, что осталось. Я злилась на маму потому, что она попросила отца уйти, потому что не представляла себя без него, по-детски думала, что кто же теперь будет делать мужскую работу. Мама часто плакала, обвиняя его. Я, смотря на нее, на ее слезы, тоже плакала. В один из осенних дней мама усадила меня на диван и сказала грустно: "Твой папа жениться на другой тете" Чувства становились двоякими. Мысли были только такие: "Мой папа - хороший. Но почему он ушел, может, мы ему надоели? Может, мы ему не нужны?" Я поняла, что отец не вернется. Жизнь разделилась на две половины: детство, где была семья, и остальная жизнь, в которой не существует больше семьи. В тринадцать лет я воспринимала себя никому не нужной, глупой неудачницей, над которой смеются в школе ребята. Я принимала это все, как нормальный порядок вещей, словно не существовало никакого выхода. Я срослась со своим гонимым, невзрачным образом. На пороге окончания школы, я просто не понимала, на что я способна и кем могу быть. Словно во мне сломалось что-то. Единственным спасением было - закончить школу, поступить в какое-нибудь учебное заведение, занять себя учебой на столько, на сколько это возможно. И мне это удалось. Все мои дни складывались так, что на отдых оставалось только несколько часов сна. Это меня спасало от себя же самой. После завершения учебы я переехала в другой город, в котором теперь жил мой отец. Отец помог мне устроиться, на сколько позволяли его возможности. И вот я оказалась в другом городе, отдельно от родителей. Единственным человеком, как мне тогда казалось, который видит во мне интересную личность, был мой единственный друг, с которым я познакомилась, будучи на родине. Ему нравилась моя профессия, ему нравились мои рассказы о моей работе. Мне он казался развитым, умным человеком, даже чем-то напоминал отца. Обмениваясь впечатлениями и событиями за день, мы могли просто не замечать времени. Тогда я поняла что влюбляюсь. Он заметил это. Может быть моя влюбленность, а может то, что я не смогла сбросить с себя шкуру серой мыши, заставило его сказать правду, обрисовав не радужные перспективы наших отношений. По его мнению, я никогда не смогу заслужить одобрение таких людей как он, никогда не смогу достичь их уровня. В общем, "рожденные ползать, летать не смогут". Странно, почему я считала его другом? Я не знаю, что после этого удерживало меня на этом свете, наверно просто элементарное отсутствие склонности к суициду. Тогда меня больно ударили. Но я встала и пошла дальше...в тот лифт, где от обиды рвало на клочки, после того как побывала в новой семье, и которая дала мне отчетливо понять, что я непрошенная гостья, приведение из их прошлой серой жизни. А вот теперь я здесь и сейчас. Я сижу и плачу на этом зеленном коврике, такая же беззащитная и не понятая. Трудно наверно представить, но ни один из моих родителей не знает обо мне всего. Мама знает обо мне многое до момента моего отъезда, отец - трудно назвать точку отсчета. Почему так получилось? Никто не знает. Я живу одна, предоставлена сама себе, "упиваюсь" по полной программе своей собственной, так долго ожидаемой, свободой. Впереди - абсолютная неизвестность и надежды, на то, что я не повторю ошибок своих родителей, что моя жизнь сложиться по-другому. Одно только знаю, что ничего в жизни не происходит просто так. Все имеет свои причины и следствия. Ни один человек не появляется на пути без цели. Одни появляются для того, чтобы указать на твои недостатки, другие для того, чтобы подтолкнуть тебя к каким-то действиям, третьи для того, чтобы понять, кто ты есть на самом деле. Все в мире уравновешенно. Что-то дается, что-то отнимается. Кто-то рождается, кто-то умирает, за ночью приходит день, за днем - ночь. И каждый новый день, приносит что-то новое и важное для тебя и твоего будущего. Важно лишь быть самой собой, а по единственно правильному пути в жизни можно пойти, лишь оставаясь верной самой себе и своим убеждениям" Внезапно раздался телефонный звонок, девушка вскочила и схватила трубку. - Алло. Ну, наконец-то! С тобой все хорошо? Я тебе звоню, звоню, а ты трубу не берешь! Что случилось? - Привет, со мной все хорошо, не волнуйся, у меня просто сел телефон. Я не позвонила потому, что прилегла и отключилась... - Я переживал за тебя! Не пугай меня так больше. Обещаешь? - Да, обещаю.