Аннотация: Сборник стихов Анны Мамаенко "С ЧЕРНОГО ХОДА" предназначен для людей нестандартно мыслящих,способных за каждым явлением увидеть смысловой коридор со множеством дверей,ведущих в иные,непознанные измерения...
С ЧЕРНОГО ХОДА
1.
Бесследно кануть в поздний шорох.
Так осыпается листва
под мост железный и дорожный,
ложась в разбитую бутылку,
чтоб навсегда зеленой стать...
Так, налегке, в косматый час,
когда срастаются деревья,
и всё становится землею,
уходит календарный лист.
Так звездами кишит вода,
вливаясь в черные глазницы -
и видят битая бутылка
и железнодорожный мост,
как наверху грохочет поезд.
Но вывернутый наизнанку
звук всех ночных, идущих, скорых -
лишь тихий плач пустых качелей
по отходящему теплу.
В мешке тумана сложен мир.
Лишь горький запах вяжет руки
тем, кто в самих себя врастает,
кто вышел по зеленым стеклам
на лестницу горящих шпал.
2.
Когда подступают синие сны деревьев
вплотную к детским кроваткам, и чертят путь -
реки теней на потолке изменяют русла.
Ты утекаешь,
набросив на плечи залатанную печаль,
наполнившись пустотой,
на ощупь шероховатой.
Улицы принимают твои шаги
за шум дождя,
и начинают пахнуть
погребом, и блуждающими огоньками.
Там, где Город обернут собственной тенью,
и палые звезды шевелит
идущий на цыпочках ветер -
кострами переселенцев унизан путь.
Они танцуют в огне и падают навзничь,
ступенями пламенной лестницы становясь.
С каждой ступенью ты все меньше и меньше.
Пар над тобой колышется и растет.
Ты исчезаешь.
Туча идет на Город.
Как виноградная ягода на просвет -
каждая капля скрывает в себе младенца.
2004.
КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
Древесная память кругами расходится,
навстречу растет молодая земля,
а темная свита галдит, хороводится,
и хочет казнить своего короля.
Как призраки смотрят сутулые вороны
и темная память хранится в руке,
когда отступаешь светло и надорвано,
с красным молчанием на языке.
Ветви смыкаются за уходящим.
Сожженным указом чернеют поля.
Рассвет заверяет ямой и пашней,
сургучной печатью - плоть короля.
И видит последний, оставшийся в памяти,
как верно дорога свивается в кнут,
как бледною тенью смеркаются заводи,
и те, кто проснулся, уже не уснут...
2009.
* * *
Вывески зябнут на стылом косматом ветру.
Осыпаются буквы, растворяясь в расплаве азбуки.
Значит - новые лозунги прорастут и созреют к утру,
и утрут нам слезы, те, кто идет привязывать.
Загрохочут трамваи по маршрутам, которых нет,
по булыжным затылкам, исчерченным сетью трещин,
если каменным горлом Города хлынет свет,
заливая всё, не щадя ни детей, ни женщин...
В антрацитовых кущах подвальной сырой тоски,
где зародыши светлых идей подлежат изъятию,
я сижу и кормлю пустоту языком с руки,
веря в то, что она исправится обязательно...
Остаюсь в темноте по ладони сверять маршрут,
высекать "добрый вечер" из кромешной угольной глыбы.
Привожу в себя тех, кто ищет окольный путь,
но они во мне находят свою погибель...
И всё ближе выход, но времени больше нет.
Лишь закатное солнце раздроблено в черной витрине,
где в конце тоннеля брезжит неверный свет
и пришедший с миром виснет на пуповине.
Остается сидеть на ступенях, ведущих вниз,
между светом и тьмой, между молотом и наковальней,
и тихонько с собою самим говорить "за жизнь"...
Ничего нет светлее.
И нет ничего печальней.
2009.
ВЫБОР
Книга открыта на двадцать седьмой странице.
Наглухо дом закрыт на десятой квартире.
Те, кто успел умереть, не сумев родиться,
уходят под стук молотков "раз...два...три...четыре..."
Дождем перечеркнуты наши тихие гости.
Азбука в стороны разлетается насекомо.
Мы, как и прежде, зеленые...Только от злости,
а не от юности, которая - в горле комой.
Словно с монетой во рту мы храним молчанье,
каторжно веруя в наступленье свободы...
А за спиною топчется новый начальник,
превращающий наше вино в сточную воду.
В позе рака-отшельника мудрено сохранять осанку...
Но всегда есть выбор - остаться стерильно чистым.
Глядишь, вчерашний строитель воздушных замков
стал бригадиром воздушных бульдозеристов.
А может и правда - пора становиться взрослым.
С бронированным взглядом заказывать гроб на вырост.
Только на коньяке и погонах исследовать звезды
и на все купола креститься - авось не выдаст...
Так беги, не оглядываясь, пока не подкрался опыт,
рук не свинтил и умения зреть не отнял,
ладонями впитывать влажный кирпичный шепот,
неприкаянной тенью взламывая подворотни.
Пусть проходят мимо звездные караваны
и живые слова отразятся во тьме озёрной,
когда полетишь над миром, кристально пьяный,
на сверхзвуковой, цепляясь за все заборы.
А когда патруль станет шарить за пазухой имя -
не найдет ничего, кроме глины в ладонях скитальца -
в этой влажной спросонок мгле поплывут над ними
облака, похожие на отпечатки пальцев.
2009.
НА ГОРОДСКОЙ ОКРАИНЕ
Н. В. Ивановой - Бершадской
Словно узники перед побегом
звёзды перестукиваются по ночам...
Сквозь кромешные лабиринты
в нетерпении вздрагивающих ветвей
Город покидает своё настоящее,
в тщетной попытке себя зачать,
и осыпается чешуйками краски,
обнажая тёплую суть дверей...
В каждом дереве прячутся боги,
которым произойти не дано.
В каждом камне живёт огонь.
В каждом из нас - умирает небо...
А я всё чаще и пристальней вглядываюсь
в поток, проносящийся надо мной,
и вижу всё меньше и меньше тех,
кто даже рядом со мною не был.
А небо смотрит глазами птиц
и видит нас, как в начале, маленькими,
когда на верёвках сушились ветра
и была Дорогой каждая улица.
А ещё оно видит окраину, где
в мастерской, заказами вечно заваленной,
портниха умелая пришивает к земле
нитью корней костяные пуговицы.
2007.
ОПЛЕТЕННАЯ БУТЫЛЬ
Небо чертит в беспамятстве след на промокшей траве,
но недолго мерцать суждено высыхающим каплям.
Словно давний паук, отыскавший себя в янтаре,
времена застывают, когда наступает "внезапно"...
В оплетенной бутыли записка уходит ко дну.
Высыхают слова. Но семян шелестение в тыкве
выплетает из ветра и заклинает весну.
И костер в голове разгорается с первой попытки.
Дождевая вода высыхает на дне пиалы.
На ладони степи спит скелет ископаемой рыбы.
Можно брать и лепить свою жизнь из податливой мглы,
но в дороге своей незнакомые видеть изгибы.
Ветер в конские гривы деревьев вплетает росу.
Тень ложится на стекла завитками потерянных амфор.