Аннотация: Посвящается тем, кто светя другим, сограет сам.
Свет, закрепленный на видеокамере, был нестерпимо-ярким, словно препарировал двух женщин, сидящих за столом в кабинете. - Саш, звуковую дорожку синхроном запишем? - осведомилась журналистка, помогая зацепить микрофон на медицинском халате героини своего репортажа. - Давай, - согласился оператор. У Татьяны сегодня была рядовая съемка, типичная. Представительница четвертой власти, грязнейшая о новостном кресле богини прайм-тайма, с интересом рассматривала свою собеседницу, женская красота которой уже начала увядать: паутинка морщинок, нитки седины на висках. Героиня ее нынешнего сюжета - Нарин Аримян - нейрохирург, впервые сумевшая провести операцию по имплантации вставочных нейронов в продолговатый мозг. Это было не просто рядовое спасение жизни парня, попавшего в аварию, нет. Это был прорыв в медицине: теперь даже те, у кого поврежден спиной мозг, кто, казалось бы, навеки прикован к кровати, получили шанс встать на ноги. Однако, впервые услышав армянское имя, Татьяна почему-то решила: герой ее сюжета - мужчина. Каково же было удивление журналистки, когда она увидела хрупкую женщину. И это она провела со скальпелем восемнадцать часов у операционного стола? Держала в руках кранитом весом в несколько килограмм? Вскрывала череп? - Запись пошла, - оповестил оператор Журналистка отмахнулась от ненужных мыслей и приступила к интервью: - Нарин, скажите, в чем уникальность проведенной вами операции? Хирург улыбнулась и начала рассказ, щедро сдабривая его медицинскими терминами. 'Все как всегда', - подумалось Татьяне. Но вот положенный материал был отснят, шли последние минуты, но журналистке хотелось остроты. Репортаж выходил уж очень пресным. - Скажите, как Вы решились на такую операцию? Шанс, что пациент выживет после нее, по вашим же словам, был ничтожно мал. Это были ваши амбиции? Вы так пытались опробовать свои научные наработки на практике или что? Прежде чем ответить, хирург внимательно посмотрела в глаза журналистке, а потом спросила ее: - Знаете, что самое тяжелое в моей работе? Татьяна растерялась. Она ждала агрессивного ответа, оправданий, крика: 'Вон!', но не вопроса, заданного мягким, усталым голосом. - Нет. - Самое сложное - это смотреть в глаза матери, выходя из операционной и говорить, что ты не смогла спасти ее сына, что ее ребенок лежал перед тобой, а ты проиграла этот извечный бой со смертью. Видеть, как враз седеют виски, каменеет лицо, боль и осколки веры в глазах. - Врач словно погрузилась в воспоминания. Она долго молчала, а оператор и журналистка боялись пошевелиться. Наконец, Нарин продолжила: - Я предпочту отдать десять лет жизни за раз, чем прожить пять минут, глядя глаза в глаза матери, вмиг потерявшей смысл жизни. *** Прошло пять лет. Татьяна заняла вожделенное место, перестала быть 'полевиком'. Готовясь к эфиру она просматривала репортажи, сверяя их с текстом. Ее взгляд зацепился за некролог: 'Ушла из жизни Нарин Аримян...'. Татьяна подняла взгляд на монитор: изображение дряхлой старухи, так похожей на ее давнюю собеседницу. Бред, это просто бред! Той Нарин от силы сорок.... это совпадение. Но что-то после эфира давило на ведущую, не давало спокойно жить. Через неделю Татьяна не выдержала, и, отыскав в адрес центра нейрохирургии, поехала туда. Выяснить ей удалось лишь то, что умершая была действительно когда-то ее респонденткой и состарилась очень быстро. 'Такое бывает, сбой генома: организм, перейдя определенный возрастной рубеж, стремительно стареет', - развели руками бывшие коллеги Аримян. - А Вы не знаете, где ее похоронили? - ведомая журналистским чутьем спросила Татьяна. Хирург, ныне занимавший место покойной Нарин, покопавшись в записной книжке, продиктовал ей адрес. Записав координаты, журналистка села в машину. Она словно не решалась ехать в город вечных снов, а потом решительно бросила в пустоту: 'К черту!' и выжала педаль газа. На кладбище было пустынно и серо. Лишь молодой парень стоял у свежей могилы. Это оказалось оно - последнее пристанище Нарин Аримян. Она молча подошла. Сколько они так стояли вместе, каждый думая о своем? Час? Или пять минут? Есть мгновения, когда время теряет смысл. Парень вдруг нарушил тишину: - Она тоже Вам помогла? - Да, - журналистка запнулась перед ответом. 'А ведь и правда, - подумала она, - те ее слова про мать.... они что-то во мне перевернули', и уверенно добавила: - Помогла. - Мне тоже, - ответил парень, потом выдохнул, словно перед прыжком в прорубь. - Знаете, мне надо с кем-то поделиться, иначе я сойду с ума. Можно с вами? - Конечно. - Нарин... она меня не просто спасла, пересадила эти чертовы нейроны. Она мне отдала часть своей жизни. Не знаю как, но чувствую, понимаете? Я ведь должен был умереть... Никому из родных этого не говорил: мать перепугается, друзья посмеются и в Кащенко предложат позвонить, но вы-то чужая. Я все помню. Помню и свое тело, и себя над ним, помню, как взвешивали мои грехи на чашах, и ее голос тоже помню, как она ручается за меня, платит своей жизнью, за мою. И вот теперь я живой и здоровый, а она... Парень махнул рукой. - Жизнь взаймы.... никогда не думал, что это - ответственность. Телефон в его кармане противно запищал. - Извините, мне пора, я на лекцию опаздываю, - смущенно проговорил он, словно уже корил себя за излишнюю откровенность. - А на какую? - По нейрохирургии *** Спустя несколько лет после этой кладбищенской встречи в эфир вышла телепередача: вечно молодая Татьяна Амир вела ток-шоу, посвященное молодому, талантливому нейрохирургу, сумевшему не только повторить операцию по имплантации нейронов, но и разработавшему методику, ныне активно используемую хирургами по всему земному шару.