В то далекое воскресное утро моя мать Евдокия Николаевна проснулась особенно рано. Собиралась отвести на базар на продажу полугодовалую телочку. Раньше планировали вырастить из неё замену уже достаточно возрастной корове. Но лето выдалось засушливое, травостои буквально выгорели. Сколько мы с братом Сашкой ни старались, кормов на зиму заготовить в достатке не удалось.
Осмотрев скудные запасы сена, мать с горечью констатировала:
--До весны не хватит. Не прокормить нам и корову и телку до первой травы. Придется со Звездочкой расстаться.
Это решение повергло нас, мальчишек, в уныние. Звездочку мы сильно любили за необыкновенно ласковый и веселый нрав. А назвали так за четко вычерченную природой небольшую белую звезду на широком коричневом лбу. Возвращаясь с пастбища, она всегда тянулась к нашим детским рукам, ожидая лакомства и нежных поглаживаний. Большие глаза её при этом отсвечивали игривым теплым блеском.
Особенно любил Звездочку я. Может, потому, что был младшим в семье, и мне чаще других приходилось ухаживать за ней: поить, кормить, чистить и выпасать. И вот теперь пришло время расстаться. Мать торопилась успеть до базара накормить и напоить домашний скот, птиц, да и нам, ребятишкам, приготовить нехитрый завтрак. Мы с Сашкой помогали, чем могли, старались отвлечься от неминуемого мгновения прощания со Звездочкой.
Но этот момент все равно настал. Я уже готов был разреветься, прощаясь со Звездочкой, но в последний момент мать решила взять меня с собой, объяснив это тем, что неизвестно сколько времени придется торчать на базаре, а с теленком никуда не отлучиться. А какой же это поход в районный центр, если не пройтись по торговым рядам, не прицениться к тому многообразию товаров, которыми изобиловали базары в те давние, пятидесятые годы!
Страну еще не подкосили бездумные хрущевские реформы. Базары шумели по выходным дням раздольным многоголосьем людей и животных, скрипом телег, зазывными возгласами владельцев товаров, залихватской музыкой продавцов гармоник. На базар со своей продукцией, выращенной на приусадебных участках и личном подворье, съезжались крестьяне с окрестных деревень, собирались городские ремесленники и мастеровые люди, а нередко и просто любители шумных компаний, побалагурить в пивнушке за бокалом пенистого жигулевского и сто гаммами московской.
Я любил бродить по торговым рядам. Чего тут бывало только не увидишь и не услышишь! В те послевоенные годы ещё в полную силу работали частные производства: артели, мастерские и мелкие предприятия самых разных направлений - от пищепрома до металлообработки, от ювелирных изделий до гончарного производства. Целые торговые ряды были отданы их товарам: мебели, посуде, лопатам, вилам, валенкам, галошам, одежде, упряжи для лошадей и другим.
Рядом поскромнее были представлены поделки художественных промыслов и артели инвалидов. Зато их можно было рассматривать бесконечно. Многие были выполнены с большим художественным вкусом. Особенно что касается детских игрушек и женских украшений: брошек, брелоков, пуговиц, ремешков и разных колечек с камушками. А вот красочные рисованные ковры и экзотические картины чаще вызывали ироничную улыбку бесхитростными темами и примитивным исполнением.
Особенно широко была представлена продукция колхозов и совхозов. Оживленная торговля шла овощной продукцией, коровами, свиньями, овцами, птицами, телятами. Нам с матерью удалось найти место в первых рядах торговцев скотом. Но это не принесло нам удачи. За весь долгий торговый день нашей Звездочкой поинтересовались всего два человека. Одного потенциального покупателя не устроила цена, другого - возраст теленка.
Домой мы возвращались уставшими и голодными. Но у меня, в отличие от матери, настроение было хорошее: Звездочка оставалась с нами! Я старался не показывать своей радости маме, чтобы не огорчать её. И похоже, что в хорошем расположении духа была и Звездочка. Удивительно было наблюдать, с каким игривым настроением шла она домой. За все четыре километра пути ни разу не пришлось её подгонять или понукать, чтобы шла быстрее. А во двор и вовсе забежала впереди нас и сама отправилась в своё стойло.
Но радоваться и мне и Звездочке пришлось недолго. Уже на следующий день мать, давая мне наказ посытнее накормить её, заметила, что в этом случае телочка будет поспокойнее, когда они с братом будут лишать её жизни.
--Мясом будем продавать. Это даже выгодней. Кое что и нам достанется,- отчужденно проговорила мать, поглаживая доверчиво прильнувшую к её руке мордочку телушки.
Все оборвалось у меня внутри, и казалось, что жизнь на какое-то время вокруг замерла. Только нестерпимый звон стоял в ушах.
Когда я отошел немного от душевного потрясения, вызванного решением матери, понял, что иного выхода из создавшегося положения с кормами, у нас нет. Мы и так жили трудно. Отец не вернулся с войны, и мать старалась из последних сил, чтобы прокормить и одеть нас. Я медленно поплелся готовить пойло для своей любимицы. Но Звездочка, которая раньше всегда торопилась дотянуться до теплой пищи, на этот раз даже не сделала попытки склониться к ведру. Я погладил её по шее и спросил:
--Ну что же ты не ешь? Я очень старался, чтобы тебе понравилось.
Звездочка подняла голову и, тихонько промычав, потянулась мордочкой ко мне, стараясь лизнуть руку. И в этот момент я увидел, что у нее из больших круглых глаз текут крупные слезы, одна слезинка за другой.
Этого вынести я не смог. Бросил все и, убежав в дальний угол огорода, долго плакал, зажимая уши, чтобы не слышать жалобное мычание любимого животного. Звёздочка понимала, что её ждет.
Давно это было, но помнится в мельчайших подробностях. А все потому, что мне тогда впервые по-настоящему открылось, что животные понимают и чувствуют намного глубже, чем люди о них думают. И душа у них не менее богатая и чувствительная, чем у некоторых людей. А иногда, пожалуй, и побогаче.