Прежде чем решиться напечатать эти путевые заметки-воспоминания, я долго думал как лучше поступить. Оставить текст без изменения, таким, каким он был написан в 1989 году, или подкорректировать под современность? Я еще долго после этой поездки на остров Ратманова жил на Чукотке, застал многие перемены в жизни чукотских поселков и их населения. Перевесило желание передать ту атмосферу, которая была на изломе, по сути, двух эпох: социалистической и перестроечной, решительно ломающей сложившиеся стереотипы жизни. Тем более, что перемены, которые тогда назревали, впоследствии принесли мало чего хорошего населению Чукотки. В том числе и коренному - чукчам и эскимосам.
Многие промышленные поселки обезлюдели, а некоторые и совсем были заброшены. В числе последних древнейшее село Урелики, поселки Комсомольский, Алискерова, Бараниха, Полярный, Ленинградский, Шахтерский, Валькумей, Иультин, Красноармейский, Погындино, Гудым, Отрожный, Апапельгино, и многие другие. В этих некогда процветающих поселках жили и работали геологи, золотодобытчики, шахтеры, оловодобытчики, старатели. Сейчас здесь царит полная разруха в самом чистом ее проявлении. К примеру, в недавнем прошлом в городе Кадыкчан, что на Колыме, жило свыше семи тысяч человек, а сегодня это город-призрак, в нём обитает всего один житель, забытый всеми пожилой человек.
Национальных сел негативные изменения коснулись меньше. Но и хороших не прибавилось. Разве только, что дома стали более яркими; их решили раскрасить разными красками и обшить дешёвым цветным пластиком на манер строений на Аляске, да появилось по несколько ярких щитовых домиков на сваях, построенных турецкими строителями. А могло быть все иначе, во всяком случае о будущем этого необыкновенного прекрасного края мечталось по-другому.
ПРИБЛИЖЕНИЕ К МЕЧТЕ
Наша поездка на остров Ратманова, которая превратилась в настоящее путешествие, заканчивалась буднично. Пограничный сторожевой корабль утром в понедельник бросил якорь на рейде залива Лаврентия. Дальше, до Провидения, нам предстояло лететь на самолете.
Спуск катера занял несколько минут. А еще некоторое время спустя все члены нашей группы журналистов, прощаясь с экипажем корабля, дружно махали руками, желали попутного ветра и семь футов под килем. Все, у кого были фотоаппараты, сделали последние снимки на память.
За неполные сутки, проведенные на корабле, мы сдружились с экипажем, многое узнали друг о друге. От моряков и офицеров узнали о многих ранее недоступных нюансах армейской жизни, планах, проблемах, волнующих их самих и их семьи, рассказали о себе, о целях своей поездки, которую организовало для нас командование Кенигсбергского ордена Красной Звезды пограничного отряда.
Ни о чем подобном раньше и мечтать не приходилось. Если и случались встречи с воинами, то носили они ограниченный характер, не давали возможности как следует познакомиться с их службой, лучше узнать людей, носящих зеленые погоны. И вот впервые большой группе журналистов, представляющей буквально все средства массовой информации Чукотского автономного округа, была предоставлена возможность побывать в нескольких подразделениях пограничного отряда, в прибрежных селах полуострова, совершить морской переход на пограничных кораблях до острова Ратманова и обратно. Посмотреть как живут и охраняют государственную границу морские пограничники и воины самой восточной заставы нашей страны.
* * *
Это была давняя моя мечта побывать на острове Ратманова и на мысе Дежнева, пройти на корабле по Берингову проливу, который разделил два материка - Евразию и Америку. Берингов пролив, образно говоря, открывает восход Солнцу. Здесь берет начало новый день! Еще в ранней юности, после прочтения книг о великих путешественниках и их открытиях, на ум пришло неожиданное открытие для самого себя. Раз с нашей Родины начинается день, начинается отсчет новой даты, то моя страна во все времена будет начинателем нового, а Америка всегда будет олицетворять собой день вчерашний.
От одной этой мысли дух захватывало! Возможно, это сравнение пришло на ум под влиянием тогдашней государственной пропаганды, но от этого оно не было менее ярким. Оно было в русле оптимистических ожиданий развития страны и ее места в мировом сообществе. И когда в далеком 1961 году мне предстояло после учебы в горно-металлургическом техникуме сделать выбор: поехать в полумиллионный город Новокузнецк, в то время гордость отечественной металлургии, куда у меня, кстати, было приглашение от дирекции Абагурской агломерационно-обогатительной фабрики, или выбрать что-то другое, что приближало бы меня к давней мечте, - я выбрал Чукотку.
Этот момент навсегда запечатлелся в моей памяти.
Крепко, очень крепко ошеломил я тогда своим решением не только распределительную комиссию, но и своих сокурсников.
--Ты что, с ума сошел? У тебя такое хорошее направление. Перспективы, жилищные условия, работа по теме диплома... А ты к черту на кулички собрался? Этого прииска даже на карте не видно.
--Видно, видно, - вяло возражал я товарищам и показывал им маленький кружочек на карте, которым был отмечен поселок Красноармейский недалеко от берега Ледовитого океана. Для меня от этого крохотного кружочка пахло морем поры детских грез, захватывающими странствиями, таинственными приключениями. Чудились гигантские глыбы голубоватого льда, наползающего на берег под напором неистовых волн и свирепого ветра, вспенивающего зеленоватую стынь океана.
Необыкновенное ощущение близкой реальности воображаемой картины приводило в неописуемый восторг. Я как-то сразу понял, что поеду только туда. Не смогу не поехать, не посмею отказать себе в этой невинной затаенной юношеской мечте.
И когда члены распределительной комиссии, уязвленные тем, что своим упрямым решением ломаю им все предварительные наметки кого куда направить, дружно, с явным недоумением и даже с некоторым озлоблением, пытались переубедить меня, я только инстинктивно сжимался под их увещевающими, негодующими и осуждающими взглядами и речами. И боялся одного, как бы они не отняли у меня эту зыбкую, но захолонувшую всего меня мечту.
Точку в затянувшемся разговоре попытался поставить директор техникума Борис Александрович Горновой. Он поднялся в президиуме во весь свой без малого двухметровый рост, как скала, неожиданно вынырнувшая из тумана перед самым носом судна, и неуверенно проговорил:
--Мы тут решили предварительно...Спланировали, так сказать, кого куда направить. И тем более мы получили на тебя запрос из Новокузнецка. Сам там что-то намодернизировал, усовершенствовал, люди радуются. А теперь, когда мы предоставляем тебе возможность заняться своими изысканиями с применением газовых горелок для обжига агломерата всерьез, ты, дорогой, в кусты? Правильно я говорю? - обратился он к членам комиссии. И когда те дружно закивали головами в ответ, уже громовым голосом, не терпящим возражений, продолжил:
-Поработаешь в Новокузнецке годик-другой, доведешь идею с газовой подпиткой горнов до материального, так сказать, воплощения. Поступишь к этому времени в институт. Ты ведь, кажется, собирался учиться дальше? Так вот, в городе один из сильнейших в стране вузов по нашему профилю. Выучишься и перед тобой все двери открыты.
-Может, даже к нам вернешься, в техникум, преподавать,- продолжил он после небольшой паузы.- Вон Дмитрий Маркович, твой наставник, давно себе замену присматривает. Как смотришь на это? Согласен? - Борис Александрович с высоты своего роста победоносно посмотрел на всех, убежденный в том, что на этот раз ему, именно ему, а не кому-нибудь другому удалось исправить этот маленький инцидент, даже скорее недоразумение. Он медленно опустился в мягкое кресло, с удовольствием вслушиваясь в одобрительные возгласы членов комиссии.
Эх, если бы я тогда знал, как сложится впоследствии моя жизнь, может, и прислушался бы к доводам умудренного житейским опытом директора! Но в тот момент переубедить меня было невозможно. И члены комиссии сдались. А директор на прощанье и руку подал.
--Да, брат, поправку ты внес в наши планы существенную. Но зато там, в далеком Заполярье, думаю, помянут нас добрым словом. Смотри, как говорится, взялся за гуж - не говори, что не дюж. Решил ехать на Чукотку - поезжай. Только не урони престиж нашего учебного заведения. - И ласково, как ребенка, потрепал меня по щеке.
* * *
Прошли годы, много с тех пор воды утекло. Но Север меня так и не отпустил. Уезжал, пытался освоиться на "материке", но каждый раз возвращался. Иногда и сам не мог объяснить себе причину этого. Может быть потому, что за долгие годы, проведенные на Крайнем Севере, мне так и не удалось осуществить свою юношескую мечту? Да и романтический настрой несколько по угас, когда я, уже будучи на прииске "Красноармейский", со всей очевидностью понял, что это еще далеко не самый край родной страны.
Что где-то там, на Востоке, через добрую тысячу километров есть мыс Дежнева, а еще дальше, там, где сходятся океаны - Северный Ледовитый и Тихий - находится остров Ратманова. Там восходит солнце над нашей страной, там находится международная линия перемены дат, начинается новый день Земли! Побывать здесь стало для меня новой навязчивой идеей. Но все как-то не складывалось, судьба вносила свои коррективы в жизненные планы. И только сейчас, в эти августовские дни, наконец, у меня получилось то, к чему я так долго стремился.
Посещение острова Ратманова породило какое-то особое настроение. Как будто через душу и сердце пролег невидимый, но от этого не менее значимый рубеж. И, похоже, такое настроение было не у одного меня. Многие члены нашей журналистской группы еще долго не уходили с палубы, когда корабль, набирая ход, все дальше увозил нас от острова, этого сравнительно небольшого клочка суши - всего-то 8.7 км с севера на юг и 4.7 километра с востока на запад, вполголоса обмениваясь впечатлениями об увиденном, о необъятном морском просторе по обе стороны острова, который, по сути, разделил два могучих океана - Северный Ледовитый (Чукотское море) и Тихий (Берингово море). И только по мере того, как остров постепенно удалялся, а вскоре и вовсе исчез из вида, журналистская братия оживилась, задумчивость, какое-то внутреннее напряжение, сменились шумными репликами, шутками. И когда замполит корабля В.Ворошилов предложил организовать неформальную встречу с командой, все обрадованно согласились.
* * *
В столовой было буквально не протолкнуться. На встречу пришли все члены команды кто был свободен от вахты, хотя по радио объявили, что явка исключительно по желанию. Это позже дало повод Ворошилову самокритично пошутить:
--Если наши внутренние мероприятия сравнивать с ужином, а встречу с вами - с десертом, то десерт, прямо скажу, оказался намного притягательней и аппетитней ужина.
Мне приходилось бывать участником многих интересных мероприятий, проводимых журналистами и партийными работниками, но на этот раз все, кажется, превзошли себя. Выступившие от нашей группы заведующий идеологическим отделом окружного комитета КПСС М.Вылков, журналисты Н.Попова, Л.Зуб, В.Глушко, Е.Гончаров и другие рассказали морякам о Чукотке, границы которой они охраняют, ее богатствах, флоре и фауне, преобразованиях, происходящих в экономике и общественной жизни в этот сложный и неоднозначный перестроечный период в жизни страны. О всех явлениях говорили живым, образным языком, как это умеют делать только журналисты. Особенно не жалели красок, когда речь вели о своих районах. Каждый стремился найти аргументы по убедительнее, факты поинтереснее. Думаю, рассказы их были интересными еще и потому, что сами рассказчики были искренними, чувствовалось неравнодушие их к этому суровому, прекрасному краю, глубокая компетентность в делах.
Да и разве могло быть иначе. Почти каждый из выступавших - ветеран Севера, Чукотке посвятил многие и, пожалуй, лучшие свои годы. Не понаслышке знают этот край, его проблемы и достижения. А потому и говорили как о предмете, хорошо усвоенном.
Редактор районной газеты "Полярная звезда" В.В.Глушко, например, более тридцати лет на Чукотке. Работал ответственным секретарем в этой газете, потом редактором в Провиденском и Чукотском районах. В начале восьмидесятых годов снова вернулся в "Полярную звезду", но уже в качестве редактора. Одно время уехал на "материк", но не смог старый газетчик без Севера, без любимой работы, попросился назад, в Певек.
Ему задавали, пожалуй, больше всех вопросов. Спрашивали об истории развития золотодобычи на полуострове, об увлечениях, музыкальных пристрастиях. Один вопрос заставил старого журналиста на какое-то время задуматься. Это был вопрос о его отношении к музыкальным кумирам молодого поколения. В числе перечисленных имен популярных музыкантов был руководитель группы "Машина времени" Андрей Макаревич.
--Лучшим ответом на ваш вопрос, я думаю, будет библейская истина:" Не сотвори себе кумира". То, что мы слышим и видим по радио, телевидению про людей, чьи имена на слуху, не всегда соответствует действительности. И уж тем более не соответствует их нравственному внутреннему содержанию, - сказал Глушко, обращаясь к моряку, задавшему этот вопрос, и рассказал одну давнюю историю из журналистской практики.
--Однажды в редакцию газеты "Полярная звезда" забежал вихрастый кучерявый молодой человек. Он попросил разместить рекламный материал об ансамбле "Машина времени". Газета была уже сверстана, и я сказал об этом посетителю. Предложил дать рекламу в следующий номер. Не буду описывать, какие разгорелись страсти, скажу лишь, что в конце концов я согласился разместить рекламу в ближайшем номере. Посетитель протянул уже готовую газетную вырезку с материалом об ансамбле, не преминув при этом горделиво сказать: "Это сделает честь вашей газете."
Небольшая заметка об ансамбле была АПНовской. Но в нее были внесены серьезные поправки от руки. Вычеркнуты некоторые фамилии членов ансамбля и дана более яркая характеристика руководителю ансамбля.
- Почему вычеркнуты эти фамилии?- спросил я. "Они менее значимы для ансамбля, чем здесь написано",- ответил вихрастый паренек.
Владислав Глушко с огорчением посетовал, что поддался на уговоры и напечатал этот материал без проверки. Да, говорил он, был такой ансамбль, и, как показало время, ансамбль был неплохой, но в то время он в основном исполнял песни не Макаревича, как утверждал в редакции он сам, а другого автора, фамилия которого была вычеркнута в рекламном материале. А про еще одного автора, чьи песни тоже исполнял ансамбль, поклонники узнали только много лет спустя, когда успехи ансамбля ассоциировались исключительно с фамилией Макаревича.
--После концерта,- вспоминал старый редактор,- ко мне подошли двое ребят из ансамбля и спросили, почему их фамилий не оказалось в статье. Мне было стыдно за свой промах, но я так и не сказал, кто виновник купюр в рекламной статье. О чем жалею до сих пор. Слава, которую ребята заслужили, досталась одному, который оказался шустрее и хитрее других. Я подозреваю, что такую авантюру Макаревич проделывал и в других регионах страны, пока успех ансамбля не стали связывать исключительно с его именем. Не правда ли, этот мелкий случай о многом говорит? И я уверен, это не единственный минус в образе этого "кумира" молодого поколения.
* * *
Вся жизнь, по сути, прошла на Чукотке и у заместителя председателя окружного комитета по телевидению и радиовещанию у Надежды Поповой, у редактора Билибинской районной газеты "Золотая Чукотка" Евгения Гончарова, заведующего сектором печати окружного комитета партии Петра Маркова. Последний буквально исколесил вдоль и поперек Чукотку будучи радиорепортером окружного и областного радиовещания. Жизнь журналистская хоть и хлопотная, нестабильная, но и сейчас вспоминается ему всеми своими лучшими сторонами.
Собственно, если брать по большому счету, Петр Федорович в душе остался непоседой-журналистом, сохранил непосредственность и легкость в общении с людьми, чувство юмора и умение пошутить, и оценить это в других. Постоянно поддерживает самую тесную связь с редакционными коллективами, а при случае с большой охотой покидает свой окружкомовский кабинет и едет в командировку. И где бы ни был, каким бы делом ни был занят, обязательно заглянет в районку, встретится с коллективом, вникнет в его нужды, заботы, разделит радость успеха.
Редактор Беринговской районной газеты "Ленинский путь" Любовь Зуб по-женски эмоциональна, иронична, когда рассказ заходит о возглавляемом ею редакционном коллективе. В основном он женский, и понес недавно ощутимые потери: сразу три сотрудницы ушли в декретный отпуск. Масштабы же промышленного и сельского хозяйства района огромны, требуют большой отдачи и мастерства газетчиков, чтобы вовремя откликнуться на новое в работе, чтобы заметить упущения, рассказать о передовых методах и работниках.
Одна угледобыча чего стоит! Беринговское угольное месторождение - пожалуй, самое крупное на Северо-Востоке страны. Снабжает углем не только всю Чукотку, но и Камчатку. А потому ничего не было удивительного в том, что Любовь Михайловна пригласила ребят после окончания службы приехать работать в их район, а если у кого есть желание и способности, то прийти поработать в редакцию, попробовать вкус журналистского хлеба.
Приглашали в свои районы моряков, обрисовав перспективы в трудоустройстве, и другие выступающие. И надо сказать, что многие воины заинтересовались этими предложениями. Подробно расспрашивали об условиях жизни и работы.
Основательную разрядку в эту деловую атмосферу внес редактор Чукотского издательства "Районная газета" Владимир Кликунов. Тоже далеко не новичок на Севере. Семь лет возглавлял редакционный коллектив окружной газеты "Советская Чукотка", работал собкором областной газеты "Магаданская правда", редактором отдела окружного радиовещания. Никогда не унывает, умеет пошутить, любит поэзию, пишет стихи сам. Последние из написанных он и прочитал на встрече, в том числе и шутливое, посвященное единственной среди нас женщине-редактору Любе Зуб. Но особенно морякам понравились те стихи, которые Кликунов написал под впечатлением плавания на кораблях и посещения острова Ратманова. Сужу по дружным аплодисментам, которых на его долю досталось больше, чем кому-либо. Очень жалею, что не записал их тогда.
Встреча с журналистами явно понравилась морякам. Потому, как и после официального окончания ее ребята не торопились расходиться, взяв в "плен" газетчиков. Островками сгруппировавшись вокруг них в разных уголках столовой, еще долго дискутировали о политической жизни в стране, о тех переменах, которые происходят в армии и на флоте, и которые, как многие считали, очень нужны.
И вот минуты прощания с экипажем. Катер быстро мчит нас к берегу.
ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ 27 ЛЕТ
И все же, пожалуй, рано мы настроились на быстрое, будничное окончание нашего путешествия. Сопровождающий группу в поездке подполковник Е.Комардин сообщил еще на причале, что до прилета самолета, на котором нам держать путь домой, есть несколько часов. Причина задержки - неустойчивая погода в Лаврентия. В этом мы уже убедились и сами. То светило яркое солнце, то в считанные минуты село вместе со взлетной полосой "ныряло" в густой мокрый туман. Ощущение такое, что будто вместе с туманом с моря накатывался огромный водяной вал. И когда он схлынет, и схлынет ли - неизвестно.
Такое ощущение еще и от того, что Лаврентия, зажатое между морем и сопками, было похоже на огромное, неуклюжее, терпящее бедствие судно, которое плывет без руля и ветрил, и его вот-вот захлестнет стихия. Особенно оно усиливалось, когда над взлетной полосой аэродрома, расположившейся чуть ли не в самом центре села, и от того еще больше похожей на палубу судна, рваные клочья тумана буквально проносились со скоростью курьерского поезда, прежде чем поглотить дома, заполнить улицы и переулки села.
Мне уже приходилось бывать в Лаврентия. Было это двадцать семь лет назад, в 1962 году. Тогда я сам был пограничником, учился в школе сержантского состава. В Лаврентия служили мои армейские товарищи, с которыми познакомился и подружился на учебном пункте: Иван Гаврилов, Василий Кривчун, Эдуард Жуковский. Здесь родились и жили мои новые друзья - чукчи Иван Никулин и Николай Макотрик. Последний из них еще на учебке выгодно выделялся среди своих сверстников и политической, и физической подготовленностью. А в стрельбе немногие в нашей роте могли потягаться с ним. И вполне закономерно то, что он был замечен командованием пограничного отряда, и вскоре избран секретарем комитета комсомола.
Потому, когда у меня появилась возможность оказией побывать в Лаврентия, навестить товарищей, я не колебался ни минуты, согласился сразу же, хотя знал, что придется прежде изрядно попотеть на погрузке разнообразных грузов в самолет. Самый ценный груз - различные медицинские препараты в ампулах - мы с рядовым Виктором Сидоровым держали на коленях. До армии он окончил медицинское училище, и вызвался служить в Лаврентия, как только там возникла потребность в медицинском работнике.
* * *
Пробыли мы в Лаврентия недолго. Никого из товарищей, к великому огорчению я не встретил тогда. Одни были в наряде на отдаленных участках границы, других перевели служить в Уэлен и другие северные заставы. Зато какой неожиданной и приятной была встреча с Иваном Гавриловым и Василием Кривчуном два с половиной года спустя на прииске "Красноармейский".
Для меня приезд после службы в армии на прииск был закономерным. Я несколько месяцев до призыва успел поработать здесь после окончания горно-металлургического техникума. Здесь меня ждала моя трудовая книжка, хлопотная работа обогатителя участка. А вот Гаврилов и Кривчун попали на прииск, как они сами подшучивали над собой, "по недоразумению слабого ума". Дело в том, что у них, по сути, не было никакой специальности, чтобы чувствовать себя полезными здесь. И до встречи со мной болтались в разнорабочих, что, естественно, не приносило ни морального удовлетворения, ни достойных денег.
--Делай то, не знаю что - вот и вся наша работа и соответственно заработок, - посетовал Василий после того, как восторженные страсти первых минут встречи схлынули. - Вот наскребу деньги на дорогу и, пожалуй, рвану домой, на Украину.
Не лучше было настроение и у Ивана Гаврилова.
Я к этому времени работал на вновь создаваемом участке "Майна" - километрах в 18-20 от поселка Красноармейский. Месторождение касситерита обещало быть перспективным, и руководство прииска надеялось, что уже ближайшим летом участок даст львиную долю государственного плана по олово добыче. На вскрышные работы были брошены все самые лучшие силы, имеющиеся в наличии. Но квалифицированных рабочих катастрофически не хватало.
Все упиралось в жилье. Два двухэтажных домика, слепленных наспех среди голой бескрайней тундры, погоды не делали. С жильем, правда, хоть далеко и не лучший, но выход был найден. Привезли несколько балков - нечто вроде домиков на полозьях, установили две огромные утепленные палатки, которые, впрочем, даже не самый свирепый ветер продувал насквозь. Мне какое-то время пришлось пожить в такой палатке. Кровать оказалась крайней, в самом дальнем углу. Тепло от единственной печки-буржуйки сюда практически не доходило. Даже с наступлением легких морозцев я просыпался утром весь припорошенным инеем. Хорошо, что вскоре привезли еще один балок и я поселился в нем вместе с хватким бригадиром промывочных приборов Лешкой Лопатиным и умелым электриком Саней Морозовым.
* * *
Квалифицированных кадров, понимали, ждать неоткуда: кто из уважающих себя специалистов, имеющих хорошую работу и благоустроенное жилье на центральном участке прииска, пойдет жить в такие условия? Тем более, что деньги платили те же, что и тем, кто жил в гораздо более комфортных условиях - с центральным отоплением и горячей водой. Людям, которые добровольно соглашались переехать работать на Майну, можно было безошибочно ставить диагноз: не от мира сего! Правда, многие из них предпочитали называть себя, хоть и с известной долей самоиронии - романтиками.
Так вот, перед этими самыми романтиками была поставлена задача готовить кадры самим. В кратчайшие сроки были организованы курсы взрывников, бурильщиков, бульдозеристов. В свободное от работы время занимался с теми, кто в добычный сезон собирался работать на промывочных приборах, и я. Учил как настраивать и отлаживать технологический процесс промывки и обогащения металла, регулировать отсадочные машины, концентрационные столы, устанавливать оптимальный режим работы скрубберов, как технологически правильно отрабатывать полигоны.
Желая хоть чем помочь ребятам, предложил Гаврилову и Кривчуну перебираться к нам на участок. Перспектива получить специальность за три-четыре месяца им показалась заманчивой и они согласились. А через год оба были, без преувеличения сказать, одними из лучших бульдозеристами участка, ничуть не уступали в мастерстве тем, кто еще несколько месяцев назад учил их.
Там, на "Майне", спустя два года, мы и расстались с Иваном и Василием. И, как оказалось, навсегда. Я уехал работать в Приморье, чтобы быть ближе к Дальневосточному университету, где к этому времени уже учился на факультете журналистики. Ребята же планировали еще два-три года поработать, чтобы стать на ноги материально.
Еще более неожиданной оказалась встреча с Эдуардом Жуковским: в Провиденской средней школе, в классной аудитории. Оказалось, что наши дети учатся в одном 9 "б" классе. Все последние годы Эдуард жил в Провидения, работал в гидробазе, плавал на гидрографических судах с научными экспедициями в разные точки мирового океана, бывал в многих странах. Сейчас работает на берегу. Как и я, пришел в школу на родительское собрание, где услышал много приятных слов о школьных успехах дочери. К слову, не пришлось краснеть и мне за учебу сына.
Интересной оказалась судьба и у Николая Макотрика. Уже будучи на "материке", я узнал, что он вернулся в родное село и вскоре стал первым секретарем Чукотского райкома партии. А последние годы Николай Романович возглавляет профсоюз работников агропромышленного комплекса округа, живет в Анадыре.
* * *
Тогда, в 1962 году, небольшое село, укутанное февральским снегом, показалось мне расправляющей крылья безмятежной чайкой. И вот новая встреча, спустя такое количество лет! Жадно вглядываюсь в дома, улицы, стараюсь отыскать приметы тех давних лет. Но чем больше знакомлюсь с селом, тем больше горечи накапливается в груди. Нет, не расправила свои крылья чайка. Бесспорно, село которое долгое время было центром двух нынешних районов - Чукотского и Провиденского - выросло за эти годы значительно. Но как мало ума, тепла и душевной щедрости отдали ему те, кто жил и правил здесь.
В какой уголок села сегодня ни загляни, везде оно предстает взору грязным, неухоженным, с серыми обшарпанными преимущественно одноэтажными зданиями, многие из которых больше похожи на бараки. Село тонет в лужах грязи и кучах хлама. Дом культуры, выкрашенный в свое время, видать не от великого понимания эстетики, в темно-коричневую краску, больше походил, если продолжить сравнение села с судном, на обшарпанную дымовую трубу. Несколько пятиэтажных домов, разбросанных по селу на значительных расстояниях, не меняли общего тягостного впечатления. Тем более, что рядом с каждой пятиэтажкой или неподалеку, как правило, располагались котельные, трубы которых нещадно дымили, посыпая все вокруг не сгоревшим углем, сажей и золой.
И только одно здание в селе выгодно отличалось от других. И своей архитектурой, и краской, и благоустройством вокруг. Это трехэтажное здание райкома КПСС. На фоне развалюшных магазинов, жилых домов и производственных зданий других организаций оно возвышалось помпезно и высокомерно. На его фоне особенно отчетливо виделась ничтожность располагавшегося неподалеку районного Дома культуры. Что и говорить, заботиться о себе партийные чинуши научились. Вот так бы умели управлять, множить благосостояние и культуру народа!
К сожалению, примеров этого в Лаврентия мы не увидели и не услышали. И, думается, совсем не случайно, что по вечерам в здании райкома партии, который местные жители почему-то окрестили "пентагоном", нет-нет да и звенят разбиваемые окна. Попытка хоть так протестовать против социальной несправедливости.
В этом здании, правда, с черного хода, мы и нашли временное пристанище. Парадный подъезд ремонтировался, здание снова подкрашивалось, прихорашивалось. Здесь мы попали под опеку в общем-то довольно симпатичных людей, второго секретаря райкома партии Богдана Полейчука и секретаря по идеологии Марии Бех. Чувствовалось, что они умеют работать с гостями, встречать и устраивать их.
Уверенно, в своей стихии чувствовали себя здесь и члены нашей группы - работники окружкома партии заведующий идеологическим отделом Вылков и заведующий сектором печати Марков. По долгу своей работы бывали здесь не один раз. Хорошо знают местных партийных и советских работников района. Они и возложили добровольно на себя заботу о нас. К этому времени сомнение, что местный аэропорт сможет в этот день принять самолет, поселилось в каждом из нас основательно, и они уже хлопотали о ночлеге.
ОАЗИС ВЕЧНОГО ТЕПЛА
В гостинице, увы, как всегда, мест не было. Тогда и возникла идея: раз уж волею судьбы, а точнее непогоды, мы выбились из графика своего путешествия, съездить на Лоринские горячие источники - это истинное чудо северного края, о котором были так много наслышаны. Оставалось самое трудное - найти транспорт. Его не оказалось ни у наших гостеприимных хозяев, ни у других крупных организаций райцентра. На выручку пришли местные кооператоры. За умеренную плату - по четыре рубля с каждого пассажира в оба конца - они предложили к нашим услугам небольшой автобус.
К этому времени непогода разгулялась над селом вовсю. Мокрые тучи буквально легли на село. Но стоило юркому автобусу чуть отъехать от Лаврентия, подняться на невысокий увал, как засияло ослепительное предвечернее солнце. И оно сопровождало нас все двадцать восемь километров дороги до горячих ключей.
--Здесь так часто бывает, - рассказывает знаток этих мест Петр Федорович.- Над Лаврентия сутками висит туман, гуляют тучи, а километрах в двух-трех от моря солнечная, как сейчас, погода. Недаром вертолетную площадку тут, на увале, и разместили. Вдруг в отдаленных селах потребуется срочная врачебная помощь.
Вертолет стоял на площадке готовым к вылету и когда мы здесь проезжали.
Не знаю, насколько трудно и дорого спланировать здесь взлетную полосу и для "аннушек", но, думаю, и это моё мнение разделили все, присутствующие в автобусе, что она давно окупилась бы ритмичной работой аэропорта. А насколько меньше было бы нервотрепки для людей, испорченных отпусков!
* * *
Долина с горячими ключами открывалась издалека. Те, кто ехал сюда в первый раз с любопытством вглядывались в волнующую панораму оазиса вечного тепла. День клонился к закату, и в самой долине уже легла тень, солнечные лучи быстро взбирались вверх по склонам сопок, в ложбинах которых блестел не растаявший с зимы снег. А возможно это его не первое лето, бесстрашно проведенное под воздействием солнечного тепла и термальных источников. И лежать ему тут, постепенно уплотняясь и накапливаясь, еще многие годы.
Над горячими источниками поднимался легкий пар. Вдоль дороги расположилось несколько жилых домиков и гостиница, а чуть подальше, в сторону Лорино - стояли домики пионерского лагеря. Оказалось, что день нашего приезда был последним днем отдыха ребят. И они самозабвенно веселились: то ли радовались предстоящему отъезду, то ли наслаждались последними часами пребывания в лагере.
Рядом с водоемом для купания обосновалась теплица совхоза имени Ленина, состоящая из нескольких блоков. За многие годы здесь выращены десятки тонн огурцов, помидоров, лука и различной другой зелени. Что и говорить, весомая добавка к столу северян!
Подумалось: а что мешает руководителям нашего Провиденского района организовать производство овощей на Синявинских и Чаплинских термальных горячих источниках, которыми так щедро одарила природа земли совхоза "Заря коммунизма"? Тепло, основная статья расходов на производстве овощей в теплицах, здесь совершенно бесплатное - температура воды в источниках колеблется от 35 до 96 градусов, продуктивная земля рядом, желающие поработать в таких райских уголках всегда найдутся. Только изначально надо выделить маленькую толику строительных материалов, поступающих в район, помочь строителям, и дело, уверен, пойдет.
Каких еще указаний свыше ждут районные руководители, хозяйственники? Неужели житейская сметка не подсказывает, что на даровом тепле можно создать целый сад-огород, оранжереи для самых разных цветов, и даже для выращивания диковинных растений и получить на этом огромную прибыль? Вместо этого, очевидного полезного шага, каждое ведомство строит свои теплички в поселке, рядом со своими конторами, и радуется полученным по баснословной себестоимости десяткам килограммам овощей. А могли бы получать тонны, десятки тонн дешевой и крайне нужной в северных условиях продукции. В полной мере могли бы обеспечивать витаминной зеленью не только население своего и других районов Чукотки, но и снабжать в достатке воинов- пограничников.
* * *
В последнее время в связи с интенсивным развитием международных связей, с Аляской прежде всего, многие руководители предприятий Провидения сетуют, что им связывают руки, не дают развернуться, а то они непременно нашли бы чем торговать и как торговать с фирмами Аляски, до которой буквально рукой подать - всего 86 километров. Пытаются создать нечто вроде ассоциации промышленников. А мне кажется, подчас, что не препоны из инструкций, писаных и не писаных, мешают делу, а собственная деловая импотентность. И чем больше разглагольствований на этот счет, тем большее убеждение в этой правоте приходит.
Разве можно всерьез говорить о налаживании выгодных отношений с зарубежными фирмами, если десятилетиями не можем подобрать неисчислимое богатство, которое дарит природа в виде горячих источников? Лагерь отдыха для собственных детей, хотя бы такой, как на Лоринских ключах, и тот не смогли построить, не хватило ума. А что уж говорить о международных проектах? Даже тех, на воплощение которых не надо никаких затрат. Зато уже на стадии предварительных договоренностей на первое место у руководителей района и округа всегда выходит личная выгода, ожидание щедрых подношений и откатов за льготные условия для зарубежных фирм. Что-что, а расторговывать богатство страны мы научились...
Вспомнились восторженные рассказы о Чукотке моих коллег-журналистов на корабле. Подумалось: край-то этот и в самом деле прекрасный, щедрый, богатый, вот только люди, приезжающие сюда и живущие здесь, далеко не всегда, к сожалению, по своим духовным, а возможно, и профессиональным качествам оказываются на высоте, в большинстве своем стараются ни дать, ни приумножить богатство этого края, а только взять в свой карман, сделать карьеру.
Не буду идеализировать и руководство совхоза имени Ленина. Сделав когда-то первый шаг по освоению горячих источников, на второй у него усилий уже не хватило, хотя выгода видна всем. Не получило дальнейшего развития тепличное хозяйство, не обустраивается бассейн для купания. Как была поставлена тут несколько лет назад временная дощатая постройка с тесными раздевалками, так и стоит. Была неподалеку птицеферма, которая давала баснословную прибыль, и та сгорела.
И все же по достоинству оценить источники можно только искупавшись в их целебной воде. Ощущение ни с чем не сравнимое, и описывать его занятие бесполезное. Никакие слова не в силах передать тот восторг и чувство обновления, которое испытывает твое тело всего лишь после 10-15 минутного пребывания в воде. До чего многие из нас устали за эти дни длительных морских переходов и не прочь были выкроить время и подольше поспать, уже в пять часов утра были на ногах и вновь торопились в бассейн. Спешили испытать это чудо обновления еще раз. Не испугал и проливной холодный дождь, который настиг нас здесь к полуночи, и не думал, судя по низко плывущим тучам, прекращаться в ближайшие часы.
ДЫХАНИЕ ПЕГТЫМЕЛЬСКИХ ПРИЗРАКОВ
На ожидание летной погоды ушло два дня. Но погода не только не улучшилась, но еще больше ухудшилась. Тучи накрыли Лаврентия и окрестности настолько густо, что не верилось: будет ли когда солнце вообще? Нудный холодный дождь временами потоками проливался на землю, подгоняемый жесткими порывами ветра. А когда ветер стихал, монотонно продолжал моросить почти не переставая. Такая погода не редкость для Чукотки в поздние августовские дни. Более того, на моей памяти немало случаев, когда в эту пору уже выпадал снег, кардинально меняя планы. Особенно запомнился один. Я в то время работал на участке "Майна" прииска "Красноармейский".
На прииск приехала группа ведущих работников Чаун-Чукотского горнопромышленного управления. Поводом стало не самое рядовое событие. Дело в том, что в ходе промывки олово содержащей породы на участке "Майна" я неожиданно заметил, что на деках концентрационных столов, кроме полоски касситерита, отделявшегося от пустой породы, по самому ее верхнему краю прокладывал еле заметный след ручеек тончайшего белесого песка. Золото?! Прежде чем поделиться с кем-нибудь этой новостью, я многократно проверил свою догадку.
Тоненький ручеек бело-золотистого песка действительно оказался золотом. Такая же картина была характерна и для некоторых других промприборов. Пришлось изрядно поломать голову, прежде чем удалось разделить эти два потока - золота и касситерита, и собирать их в разные емкости. Золотого песка было немного, а хлопот с ним более чем предостаточно. Надо было решать - продолжать отбивать его от касситеритного потока или, как и раньше, собирать в одни емкости, которые отправлялись на завод в Новосибирск. Там золото извлекалось из общей массы уже давно отлаженным технологическим процессом. Но только в этом случае и все лавры доставались заводу, в том числе и дополнительная прибыль, а прииск оставался ни с чем.
Комиссия, перепроверив содержание драгоценного металла в породе, решила, что овчинка не стоит выделки - содержание золота в породе оказалось крайне малым. Учитывая же, что промывочный сезон уже подходил к концу, все члены комиссии с легким сердцем согласились отложить вопрос о золоте до следующего сезона. А поскольку все это действо происходило накануне профессионального праздника Дня шахтера, гости охотно отправились за праздничный стол. Там я и услышал о новости, которая захватила меня, пожалуй, не меньше, чем в свое время желание попасть на остров Ратманова.
* * *
Геолог Чукотского районного геологоразведочного управления Ф.Э Стружков за застольем посетовал, что одна из поисковых геологоразведочных партий, которую возглавляет в общем-то дотошный, опытный техник-геолог Н.М. Саморуков, фактически отклонилась от задания. Вместо того, чтобы полнее сосредоточиться на изучении минералогического состава пород вдоль реки Пегтымель, Саморуков увлекся изучением случайно обнаруженных наскальных рисунков. Их оказалось великое множество. О чем неугомонный геолог поспешил сообщить в Лабораторию археологической истории и этнографии Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института СО АН СССР.
--Пришлось поправить увлекающегося товарища, - сказал сухо Стружков. Но тут же почти по-мальчишески посетовал: - Эх, бросить бы все, да самому махнуть в урочище Пегтымеля, посмотреть наскальные рисунки. Интересно, сколько им лет: сто, двести, а может быть тысяча? И о чем они рассказывают? В любом случае, сомнений нет, что эти петроглифы - редчайший памятник наскального творчества. А на Чукотке, пожалуй, единственный.
Перед отъездом комиссия, еще раз проанализировав содержание золотых вкраплений в пробах, взятых с полигонов всех семи промприборов, окончательно решила: в этом промывочном сезоне с золотом не связываться, уж очень неперспективным вырисовывалось это дело. Тем более, что за ночь выпал первый, довольно обильный снег. Но на всякий случай руководству участка все же было дано указание в зимний период расширенным шурфованием полигонов проверить возможность наличия золотого песка на более глубоких, "падающих" горизонтах, а уже намытое золото отвезти на прииск "Комсомольский" и сдать с соблюдением всех формальностей в золотокассу. Посоветовали для этой цели отрядить на прииск меня, как виновника всего этого переполоха, с надежным и умелым бульдозеристом.
* * *
Вот тут у меня и родилась шальная мысль. Пользуясь случаем, добраться до Пегтымеля и попробовать отыскать петроглифы. Я тут же поделился ей с Евгением Курышкиным, человеком увлекающимся и и в то же время крайне рассудительным. В недавнем прошлом он служил военным летчиком в ГДР, но попал под хрущевское сокращение в армии. Помыкавшись на "материке" в поисках достойной работы, он четыре года назад приехал на Чукотку. Освоил специальность бульдозериста, хорошо зарабатывал, но по-прежнему страстно мечтал вернуться в авиацию. И, забегая вперед, скажу, что это ему в конце концов удалось. Устроился сначала диспетчером в аэропорт "Апапельгино" в Певеке, а потом и летать стал. Но это случилось несколько позже описываемых событий. А пока он, ни секунды не колеблясь, поддержал мою , в сущности, бредовую идею.
Бредовой она была уже потому, что на одном тракторе С-100, чтобы достичь цели, мы должны были преодолеть по тундре и по взгорьям уже заснеженных сопок не менее двухсот километров только в одну сторону. Тем не менее, Евгений, не медля, принялся готовить свой новенький бульдозер к дальней дороге. Отцепил отвал, прорезервировал с механиком все узлы, заправился топливом под завязку, а к фаркопу прикрепил дополнительно полную бочку и пару двадцатилитровых канистр солярки. Также тщательно приладил к трактору рюкзаки с небольшой палаткой, с солидным запасом пищи, сменной одеждой. Запасные две пары унтов и походную спиртовку с запасом спичек и горючего закинул в кабину. Я, в свою очередь, смотался в поселок Красноармейский, и у приискового и.о. главного геолога Володи Корнева выпросил расширенную и детализированную карту региона.
* * *
До Комсомольского мы добрались без приключений. Дорога, хоть и была неровная, с опасными участками, но накатанная. За рычагами трактора сидели по очереди. Сдав под роспись золотой песок и передохнув в общежитии золотодобытчиков, мы стали готовиться к очередному, самому ответственному броску. Курышкин в очередной раз проделал ревизию всех узлов трактора, пополнил запасы горючего, у местных механизаторов в ЦРГО (цех по ремонту горного оборудования) выпросил на всякий случай мелкие запасные части для наиболее уязвимых узлов трактора, в столярной мастерской позаимствовал несколько десятков деревянных вешек. А я тем временем попытался выяснить у местного геолога , каким маршрутом лучше всего идти, чтобы попасть к реке Пегтымель примерно в километре ниже устья ручья Кайкууль. Именно об этом месте говорил геолог, когда сообщал об открытии наскальных рисунков. Там, если судить по карте, начиналась горная возвышенность Кейныней. Она подступала к правому берегу Пегтымеля Кейкуульскими обрывами, которые тянутся вдоль реки на несколько километров. Там мы и намеривались отыскать уникальную находку геолога Николая Саморукова.
Об открытии геологом петроглифов никто из руководства прииска "Комсомольский" ничего не знал. И в этом не было ничего необычного. В те годы все были охвачены "золотой лихорадкой". И не только. Открытия золота, олова, угля, киновари, урана, вольфрама следовали одно за другим. Геологи работали самоотверженно, поисковые партии уходили на сезон в самые отдаленные и недоступные уголки Чукотки. Искали и находили. Это были весомые и зримые добавки в богатство страны.
Открытие же наскальных рисунков не вписывалось в эти поистине героические свершения геологов. Да и письмо Саморукова было зарегистрировано в Магаданском отделении АН СССР почему-то только в ноябре 1965 года. То ли письмо так долго шло, то ли поначалу на него никто не обратил внимания. А к изучению этой уникальной находки ученые приступили и вовсе только полтора года спустя, летом 1967 года. Археологическая экспедиция под руководством член-корреспондента Академии наук СССР Н.Н. Дикова сразу отнесла пегтымельскую находку к достоянию планеты. Предположительный возраст появления рисунков был определен началом первого тысячелетия нашей эры. А более поздние и более тщательные изучения пегтымельского феномена позволили отодвинуть время появления петроглифов еще на одну тысячу лет вглубь истории. Впрочем, споры о возрасте пегтымельских рисунков идут до сих пор. Одно не оспаривается никем, то, что эти петроглифы единственные на планете за Полярным кругом.
* * *
Нет смысла рассказывать о всех перипетиях и приключениях, какие сопровождали нашу поездку от Комсомольского до возвышенности Кейныней. По прошествии времени одно могу сказать, что нас оберегала сама природа. Все последние два дня стояла солнечная, тихая, относительно теплая погода. А ночи были лунными. Заснеженные сопки и распадки отсвечивали яркими, местами голубоватыми бликами. И если впереди появлялось серое пятно тени, мы были настороже. Это могло означать, что впереди нас ждали обрывы, крутые провалы или просто опасные неровности. В таких случаях Курышкин всегда останавливал трактор, выпрыгивал из кабины и неспешно обходил вокруг. Убедившись, что с трактором и поклажами все хорошо, шел вперед и внимательно всматривался в окрестности, сверяясь с картой. Потом брал очередную вешку, привязывал к ней ленту красной материи и надежно крепил ее в нужном месте, делая при этом очередную пометку на карте. Поначалу мне казалось, что мы напрасно теряем время, возясь с вешками. Как же я был не прав! На обратном пути, когда временами неиствовала пурга, вешки были единственным ориентиром, указывающим дорогу домой и предупреждающим об опасных участках.
* * *
Очередной день клонился к вечеру, когда мы, наконец, по пологому склону спустились в широкую долину, которую разрезали многочисленные протоки реки Пегтымей. Проехав немного вдоль берега, мы уткнулись в довольно высокий кустарник. А чуть поодаль возвышались островки ольховых деревьев. Это было несколько неожиданно, так как везде, где мы проезжали, на склонах сопок, да и в распадках, или совсем ничего не росло, или росли низкорослые, карликовые березки и кусты ивы. Здесь, на этом ольховом пятачке, мы и решили заночевать, а утром перебраться на правый берег реки, над которым нависали скалы Кекуульского обрыва. Там мы и надеялись отыскать таинственные рисунки древнего народа.
На следующий день, едва наша маленькая экспедиция переправилась на правый берег реки, все небо над долиной стало заволакивать тяжелыми темными тучами. Мы поняли, что надо торопиться. Поставив трактор недалеко от относительно пологой насыпи, ведущей к почти вертикальным скальным образованиям, мы, разделившись, стали карабкаться вдоль, всматриваясь в плоские поверхности громадных камней. Женька первый догадался протереть плоскую сторону одного их камней. И сразу увидел рисунки. Оказывается, их уже запорошило снежной пылью, смешанной с более ранними дождевыми подтеками. Мы, перебираясь от одного камня к другому, очищали от наслоений лишайника и грязевых наплывов рисунки и, рассматривая их, пытались осмыслить грандиозность открытия геолога Николая Саморукова и свою сопричастность к жизни древнего народа.
Сюжеты наскальной 'живописи', которые открылись нам, были весьма разнообразны. Они представляли собой отдельные фигуры и группы силуэтных изображений: сцены охоты древних людей на китов, моржей и северных оленей, рисунки пасущихся оленей, изображения лучников, жилищ древних людей. Большинство были сравнительно небольшими, с ладонь. Некоторые, особенно композиционные, были размером чуть побольше. А в целом скупые стилизованные рисунки отображали величественную монументальную красоту и самобытный мир и уклад жизни древнего народа.
Особняком стояла группа рисунков, представляющих собой фантастические изображения женщин и мужчин с чудовищными грибами на головах, а иногда и вместо них. О грибных духах мне уже приходилось слышать. Устные рассказы старых чукчей связывали их с шаманством и особым ритуалом приготовления и поедания мухоморов "с целью проникновения в мир верхних и нижних духов". Тем не менее в последнее время появилась версия о том, что стилизованные фигурки с грибами на головах это не что иное, как стремление древних чукчей донести весть об инопланетянах.
Тем временам погода стремительно портилась. Вскоре повалил густой снег. Снежный заряд был настолько мощным, что делал все наши попытки что-либо рассмотреть на скалах еще бессмысленными. Близкое дыхание Северного ледовитого океана, а до него было не более 50-ти километров, дало о себе знать. Под сильным напором северо-восточного ветра и обильного снегопада уровень воды в реке и протоках стал быстро подниматься. И всего лишь через каких-то 15-30 минут все протоки слились в один широкий бурлящий поток воды, приглушенный снежным крошевом. Еще несколько минут и путь назад был бы отрезан нам до наступления глубоких морозов. Наш отъезд был похож на настоящее бегство. Но все обошлось благополучно. Только в одном месте вода поднялась настолько высоко, что на какое-то время захлестнула кабину трактора.
* * *
Возвращались по уже пройденному ранее пути. На этот раз не обошлось и без поломок техники, и потери в непроглядной круговерти метелей ориентации. Но никакие сложности дороги и мелкие, хоть и неприятные, происшествия еще долго не могли отвлечь от впечатлений, оставленных увиденными на скалах рисунками. Они , как призраки, преследовали нас с Курышкиным неотступно буквально каждую минуту. Кто же и с какой целью оставил эти великолепные изображения? Поражало и соседство казалось бы несовместимых сюжетов - морской охоты и охоты на диких оленей. Это могло означать только одно, что и тысячелетие назад уклад жизни чукчей был таким же, как и сейчас - тундровым и морским. Что у них были те же, что и сейчас, представления о смысле и стиле жизни, и поведения в дикой суровой природе Заполярья. Что для них, как и прежде, в мире все едино и взаимосвязано - люди, духи, природа.