Маракуева Ирина Владимировна : другие произведения.

Империя касания 1.Безумная в цветах

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Империя касания - магическое содружество представителей разных космических рас, ищёт пути сохранения разума во Вселенной. Представители Земли оказываются необходимыми для решения вопроса и попадают в Империю.

  Империя касания
  
  Книга 1. Безумная в цветах
  
  
   Надевая оковы на других, становишься тираном. Это не
   продуктивно...
   Пиши, Гортензия: может, это поможет тебе избежать
   ошибок. Тебе ошибаться не след.
  
   Грета
  
  В продолжение эпиграфа
  
  Дорогие ведьмы и маги! Какова наша цель? Хотим ли мы дотянуться до звёзд, стоя на лестнице достижений предшественников, строя хищный длинный палец разума, как тó принято в моей родной земной науке - или вся литература (то есть написанное не ради предъявления счёта) в нашей Империи должна быть похожа на длань из коротеньких пальчиков личных побед?.. Вернее, на ежа, если брать три измерения... на Азбуку... Вот тогда цель - это самолюбование. Да не любуйтесь мной! Просто почитайте - и ладно. А если вспомните при этом моих знаменитых предшественниц и скажете: "Они думали лучше", это им не повредит. Пиар, всё же.
  
   Гортензия
  
  
  
  1. Записки Гортензии Коу
  
  
  Вот, завела новую дорогую авторучку. Писать. Не то, чтобы в первый раз - но в новом ключе. В зелёной моей юности писала сценарии школьных спектаклей - то был единственный путь приникнуть бочком к коллективному жаркому телу. Упаси бог прижаться грудью - всосут. А так я, шизанутая и парящая в небесах, охвачена и не стою костью в горле.
  А "ключ" тот новый - се старый мой комплекс, рождённый в бою с подругой Сусанной, критиканшей тогда и ныне. Ныне она за это даже деньги берёт - театральный критик. Сусанна сказала тогда: "Кому интересно, что будет сильно потом? Пиши про сейчас и к телу". Имелось в виду, что дамские диалоги должны содержать привлекательные слова наподобие "топа с лямкой", "фенечек", часто употреблять "жизнерадостно", несколько раз "бойчики", "мобил" и "чат". Ввиду выноса на сцену опускались обычные в быту вспомогательные вставки унылой матерщины, но слова в спектакле произносились с паузами, заполняемыми благодарными слушателями. Иногда - хором. Так писала Сусанна. Конечно, мои романтические феерии блекли рядом с её талантливыми современными произведениями.
  Ручку я купила писать про сейчас и к телу. Своему. Не совсем дневник, но почти. То есть, излагать буду в свободное время на высоте маниакального пика, а в депрессивном минимуме - жить и запоминать.
  Первая страница - представление: кто там скребёт пером по ночам, да ещё о себе, да ещё, скорее всего, одной себе? Школа давно позади, коллективное тело рассосалось в великом Мейнстриме. Другого тела у меня нет и, следовательно, некому всё это потреблять.
  Вот это я, Гортензия Коу. Посмеёмся вместе. С детства мечтала удушить ту сестру, что осчастливила меня имечком. Фамилия стандартная - сдали ребёнка в час Быка, а фамилии по месяцу и году уже исчерпались.
  В школе за Гортензию получила кличку "Метёлка". Зато потом, в моих поисках места произрастания, я пожинала урожай комплиментов типа "Цветок прелестный".
  С именем покончено. Профессия - ветеринар. Почему? - Да с моей фамилией самое оно. И коровы с собаками к родне ластятся.
  Место жительства... выбирала долго. Выросши в среднем звене - в Альфе, сбежала поначалу в великий наш Мейнстрим, да как почуяла себя блохой на его могучем теле, так и выбежала. Снова по средним городам - училась в Дельте, первая практика в Бете. У меня там даже подруги были. К телу... Меня зациклило. Тело - такое слово, что от него трудно отделаться. Я тогда пыталась обрести новый коллектив: с детства в общей спальне - одиночество условное и ущербное. Но надоели мне бретельки и галифе - не на теле надоели, на языке, и я пустилась в одинокое странствие по периферии. Ткнула пальцем в карту, попала в Волчий Яр, села в машину и поехала...
  Место жительства - Волчий Яр. Ни одного волка. Куча собак, толпа коров и быков разных биологических видов - от скотов до человека. Благодать. Три улицы, дома редко-редко, орёшь соседям "Здрась!" в полную силу, они тужатся, отвечают "И верно, припозднилась!". Весь диалог. Про бретельки не вставить - не долетят.
  Домик маленький, на первом этаже гостиная и кухня, на втором две спальни. Во флигеле лечебница и гостиница для зверья. Сейчас там один попугай, старая фокстерьерша и толпа канареек. Кошек не беру. Не люблю.
  Внешний вид. Мой, разумеется, не дома. Уже описан "цветком прелестным". Почти правда, что плохо для заработков: жёны фермеров меня не любят. Вот как приеду я на своей жёлтой "Варде", как вылезу с голыми коленками, в плиссированных шёлковых шортах за бешеные деньги, как войду в сафьяновых сапогах в их грязный коровник, а потом такой же и выйду - так ненавидят. Вот их мужья своих быков ко мне в город и гонят. В Волчий, то есть, Яр. Уже протоптана тропа - окружная дорога, чтобы в пути не трогать горожан за их слабое место - чистые улицы.
  Моё время... Быки те чаще бывают здоровыми. Нормальные бугаи. Как и хозяева, что мнутся, лепечут, что скотина захворала и "скучает", радостно вспыхивают, когда спрашиваешь: "Как жизнь?", и отвечают: "Обрыдло всё. А ты ничего. Будешь на дискотеке?". Я-то буду. Только тебя не пустят домашние дела. Экологически чистый сыр не вовремя запотеет или бетонную площадку при выгребе поведёт трещинами от вчерашнего буйства стихий...
  Раньше ведь были не фермы - заводы по производству молока с чавкающими доильными аппаратами. Теперь - комиссия может нагрянуть: а нет ли у тебя аппарата? Не дерёшь ли ты лишние деньги с мнительных горожан за фабричное молоко?
  Молоко должно быть доено руками, а навоз вынесен вилами - никакого конвейера, иначе коровий гормон стресса набросится на горожан, что и так шарахаются от каждой подворотни с разбитыми фонарями. Им, горожанам, своего стресса хватает.
  И вот мой Волчий Яр - зажиточен, а разорены бывшие заводы среднего звена, что ныне - пустые бетонные коробки, в стойлах которых так удобно вечерком словить кайф или девочку, или обоих. От стресса. В провалы крыш даже звёзды видны - романтика.
  Стресс я видела на последнем курсе, когда помогала профессору вести переподготовку бывших выпускников.
  - Да как же я сепсис одолею без фабричных антибиотиков? - рычал из заднего ряда широкоскулый эскулап с бородой лопатой.
  - Почему без антисептиков? - жизнерадостно отвечал профессор. - Лишайники есть. Уснею можете выписать с Севера. Но предупреждаю! Только от лицензированных сборщиков! С биркой, иначе клиент останется без справки о чистоте.
  - Мне теперь Ибн-Сину цитировать, и "Садик"? - ехидничал бородатый.
  - Не помешает, - кивал профессор. - В вас сейчас преобладает желчь. Лучше возьмите у меня списочек компаний, заводы закрыты все.
  - И Алльгемайне? - охала аудитория.
  - Угу. Вчера объявила о банкротстве.
  Мне-то что? Я Ибн-Сину наизусть знаю, даже учить не пришлось - будто сама писала. А вот этих старичков жалко. Бородатый в сердце запал... У меня такое сердце - если кто в него западёт, значит, встречу. Разумеется, встретила. Он мне практику в Волчьем Яре подарил - не продал! На покой ушёл, в сборщики уснеи на Север подался. Я ему с лицензией помогла.
  Трудно жить женщине с ребёнком в эпоху перемен. Без ребёнка тоже... не трудно, но зыбко и неприятно. И смешно. На этом пике массового психоза наши дивы стали румяниться свёклой, а если желали естественных красок, то тёрлись бодягой и закономерно покрывались прыщами. Фермерши предпочитали пиво и здоровый загар, зато с возрастом рисковали обрести синие носы наподобие Деда Мороза... ну да то ещё когда будет!
  Потерявшие работу сотрудники химических и фармацевтических заводов и фирм открывали экологически чистые закусочные или бродили по дорогам страны с диким взором. Малые города их не пускали, они оседали на вокзалах и в подворотнях крупных городов и применяли свои знания в пиротехнике. Взрывы вонючих петард перемежались с терактами, либо плавно перетекали одни в другие, и выпивший чаю из ромашки благостный гражданин лишался жизни просто потому, что шёл мимо. Здесь ирония: малышня петардами развлекалась и спускала агрессию, взрослые согласно новой мании изгоняли петардами злых духов - и прикрывали творившиеся под гром "изгнания" убийства и ограбления, от которых и пытались себя оградить. Город напоминал модную игрушку - латексный шарик, в котором металась зубастая акула и бросалась на вас, прогибая латекс и клацая зубищами. Здорово ужжжасно! Здорово - или ужасно? Соединение несовместимого - вот приметы моего времени. Забавно, что для поддержания мягкости латекса вкупе с прозрачностью (соединение несовместимого) шарик наполняли такой вонючей гадостью, что после игры с ним жгло лицо. Здорово ужжасно.
  Несуразица росла... где-то там. Здесь, в Волчьем Яре, было тихо. Основные трассы далеко, и в автобус неприятных странников не сажают: нет мест. Для них мест нет...
  
  Так. Введение переходит в повествование. А я и не надеялась - думала, буду брюзжать на этих страницах, ибо не случится ничего, достойного бумаги.
  Но случилось. Одним странным летним днём, что начался под ясным небом, возбудился до устрашающей жары и завершился сильным ледяным монотонным дождём. Никаких гроз - просто пала тьма и потекло. Несчастный Джозеф увёз свою покусанную псину под плащом, а сам стучал зубами в своей тонкой рубашонке уже к тому времени, как подогнал машину... Герой-животновод. Однако его героизм понятен - шила я его пса не меньше часа, и всё это время за стеной выла фокстерьерша: соболезновала.
  Собаки звереют. Меняется мир. Абсолютно непредсказуема погода, в особенности летом: в один день умещается тройная смена одежд от шёлка на голое тело до пуховика с вязаной шапочкой. Мокрую жижу земли после очередного ливня выдувает до грубых загнутых корок за час, за два корки превращаются в мохнатую пыль. Растительность, тем не менее, процветает, а вот мои пациенты звереют. Кабы не были зверьми, не так страшно. А когда бугай после суточного стояния в стойле с устремлённым в одну точку взором начинает разносить это стойло с единственной целью - убить всех и вся в округе, тогда страшно. Первых таких стреляли. Да только всех не застрелишь - порода вымрет, вот и трусят заранее эти потенциально кровожадные монстры ко мне на приём: поговорить. Ну о чём с ними поговорит тот же Джозеф? - "Обрыдло!" - и всё. А я - новости расскажу, за морду подержу, пофыркаю, и коровья депрессия перейдёт в светлый взор, а грёзы о размножении вытеснят мечты о мировом господстве.
  Но собак всех не уговоришь. Их много, и их свадьбы сбиваются игрой климата. Одна течная сука - и два-три кобеля изорваны в клочья. Мелочь не считается. Фокся Бела, что сейчас у меня, чуть не последняя из мелочи, из калитки пятый год ни лапой.
  Кошки вообще мутируют, кровожадность приобретают от рождения и высасывают мать почти до смерти, а та, в свою очередь, грызётся с соседской кошкой на манер собак. Вместо "Мяу" - вой и вопль "Мря!". Самые сердобольные хозяева стали их выгонять, иначе можно дома лишиться. Подопечные любимцы всё дерут, крадут драгоценности как сороки и царапаются.
  Кошачьи бои ныне такие, что рядом не пройдёшь - могут в раже и тебя растерзать. Интересно, а кого теперь показывают дрессировщики в цирках?
  Вот в таких думах я заваривала чай и смотрела на мерзкие ледяные струи. Как видите, ничего личного. А есть ли оно, личное? Телом заняться, кудряшки мокрые расчесать, морду шиповником намазать?
  Бела, та самая фокся, извылась и напросилась в гости. Душа у неё болит из-за покусанного кобеля. Из-за стекла двери болит. Если бы ту дверь открыли, она бы устроила такую истерику - как же! Опасный представитель вида на её территории!
  Теперь Бела сидит в моём кресле с победным видом и знает, что в такую мокрятину я обратно во флигель не пойду, а значит, спать ей тоже достанется в кресле. Компания. Половину моей яичницы сожрёт, а ночью будет карабкаться по лестнице в надежде залезть в мою постель. Кишка у неё тонка - свалится, ушибётся и будет в обиде на весь мир. Было уже. Мадам Тереза часто отбывает в гости, а Белу в машине укачивает. Не поймёшь, где зверь прописан, у меня или у хозяйки...
  Нет! Себя чесать не хочу. Лучше Белу. Хоть заулыбается.
  Дверь задребезжала от стука. Бела обиженно взвыла, а я, как была, взъерошенная и с собачьей щёткой в руках, бросилась открывать, машинально просчитывая, у кого могло случиться такое, что он и звонка не заметил.
  А в дверях стоял Юстас. И вот уже глупая Бела виляла своим обрубком хвоста и визжала, а я пыталась одной рукой забрать его рюкзак, вцепившись другой в собачью щётку.
  - Моя борода не нуждается, - улыбнулся он, отбирая щётку. - Ты лучше тряпки неси. И полотенце.
  Он полуобнял меня, как когда-то, отстранённо смотря в огонь. Но когда-то это было обычаем, и я тыкала его кулаком в живот, а сейчас...
  А сейчас я вжалась в него всем телом, упёрлась лбом в подмышку и заревела. Потому что, несмотря на мои двадцать семь, я фригидна и девственна, как голубица. Дерево - обнимай не обнимай... и вдруг обнаружила, что ущербна. Так, прижавшись, цела. Так - тепло и сладко до дрожи. Как я оторвусь?
  - Ты уверена, что промокнёшь меня лучше полотенца? - фыркнул он. - Неси зелёное полосатое, если оно ещё живо. Я грязный.
  Миг ушёл. Я оторвалась - и ничего, осталась жива. Била дрожь, и фонтаном разливалось тепло где-то в животе. Я - хуже полотенца. Непреложная истина. Следует исполнить пожелание бывшего хозяина этого дома. Бывшей ассистентке принести боссу его старое полотенце. Где-то оно под Белой. Несу-несу. Малость псиной попахивает, но он же бывший ветеринар...
  - Мыться надо чаще! - объявил он Беле, вытерев лицо. - Старым бабкам, как и дедкам, положено активно следить за собой.
  Бела - Бела! - сползла с сиденья моего... о боже! - его кресла и примостилась рядом в углу... Юстас! Ты ловелас. Зачем ты пришёл? Отбирать обратно мою практику? И ведь отдам без слова, борода моя лопатой. Отдам и уйду... никуда. Тепло сменилось льдом... - нет! - деревом.
  - Ты всё кукуешь одна? - спросил он, высунув голову из ванной. - У меня все вещи грязные. Может, какой халат мужичий у тебя запасён?
  - Обойдёшься моим, - рыкнула я и пошла доставать своё недавнее приобретение - атласное кимоно необъятных размеров. Ну люблю я большие вещи! Полы подберёшь и бродишь павой перед зеркалом. А практичность? - А! Удобно полами пол подметать.
  Большие вещи? - У Юстаса вся грудь голая и едва прикрыты колени. В разошедшемся вырезе - рыжая с сединой шерсть на груди. Никогда не терпела волосатых мужиков, а потому осторожно, издали, протянула ему чай. Пахнуло моим собственным жасминовым ароматом, он почему-то сразу сросся с Юстасом, и я почувствовала себя котлетой на сковородке - пеклась и сочилась жиром, то есть совершенно неприличной и не свойственной мне страстью... - Сейчас я себе крылья подрежу.
  - Я одна, потому что неутешно ждала тебя, - промурлыкала я, пытаясь отключить обоняние. Шерсть эта рыжая... - Бери меня замуж, будем вместе бугаёв успокаивать. Я тут на досуге даже готовить научилась - чем тебе не пара?
  Он привстал. А то развалился в кресле как орангутан. Даже обезьяне следует реагировать, когда сватают.
  - Тебя заразили! - охнул он. - Тереза испортила мою девочку! Тебе нужен юный герой, а не стареющий сборщик уснеи. Га! Я дипломирован. Я отмечен наградами и облечён властью раздавать участки. Я - участковый, ясно? А ты кто? Ветеринаришка. Ты мне не пара. И вообще, холостым прожил жизнь и уже прицелился одиночкой помереть, а ты тут втираешься. Не пойдёт.
  Так уже легче. Можно спустить на тормозах разогнавшееся обнаглевшее тело, понизить дряблость ног до одеревенения. Я всплеснула руками. С чашкой. Кимоно всё жасмином провоняло - не жаль.
  - Ах! А я-то уже условия заготовила!
  Ага. Зацепило. Любопытный. Даже чай не стал с себя вытирать.
  - Это какие же?
  Кажется, наша игра задела нежные чувства Белы: терьерша зарычала из угла.
  - Полная эпиляция, и чтобы с гарантией, за мой счёт. Надо же так зарасти мехом! Медведь-шатун, а не участковый!
  И когда он открыл рот для ответа, вновь задребезжала дверь. Вечер, похоже, крепчал, вкупе с ветром.
  Теперь в струях дождя обнаружилась старуха в прозрачном дождевике с огромным капюшоном. Из-под дождевика выползла костлявая ручка, патетически указала на меня, и пронзительный голос прощебетал:
  - Ты! Сколько можно скрываться?
  Я даже отступила. От удивления и, в какой-то мере, из вежливости: на её конечность лился ниагарский водопад с крыши. Всё не доходят руки сделать навес над крыльцом и желоба. Дом требует бесконечной заботы.
  - От кого скрываться? - с любопытством спросила я. Как-то не приучена пугаться грозных старух. У нас в Яре все такие, включая Терезу. - И кто вы?
  - Добрый вечер, - мягким покровительственным баритоном напомнил ей о приличиях Юстас. Ей - или мне?
  - Добрый-добрый, - пробурчала старуха, вошла и стащила дождевик. Опять будут лужи. Я было потянулась за тряпками, но бабка величественно воздела шуршащую массу и сложила в чехольчик. Ни капли! Новые достижения мейнстримских производителей? Не похоже. Нынче не в моде киноварь, это прошлое десятилетие, а тогда таких точно не делали.
  Бела рычала из угла, с негодованием смотря, как бабуля умащивалась в моём... Юстасовом кресле.
  - Замолчи, Петти! - приказала старуха и поманила Белу пальцем. - Сюда поди. Разъелась. Стыдно.
  И склочная терьерша поползла к ней на брюхе. Вокруг нас с бедной собакой начали собираться лидеры. Скоро затюкают. Вот, Юстас решил выйти из тени.
  - И всё же, что вас к нам привело? - всё так же обольстительно мягко спросил он. К нам? Точно, собрался лишить меня практики. Ну, Юстас!
  - К вам? - старуха чихнула в платок, вышитый розочками.
  Бешеные деньги! Ручная работа! И - чихать?
  - Вы-то мне зачем? Я вот к этой девочке. Вы мне даже мешаете: толпу не люблю.
  Так его. Ещё не хозяин, хотя будет. Ну, бабка! Платье в пол! Бархатное, зелёное, с серебряным шитьём всё теми же розочками, манжеты кремового кружева! Ей не было жарко? Огонь в камине плясал как ненормальный.
  Юстас взбесился. Он даже забыл о приличиях.
  - И такие карнавальные одежды для неё одной? - ядовито высказался он.
  - Я от Вас не скрывалась! - поспешила я замять неловкость, но бабуля в моей помощи не нуждалась. Она просто отвернулась от обиженного Юстаса, превратившегося в шар рыжей шерсти, слегка укрытый дракончиками моего кимоно, перед тем смерив это кимоно вместе с его голыми ногами выразительным взглядом. Конечно, в своём доме люди ходят как хотят, но не пытаются же беседовать, а тем более оскорблять леди, забредшую на огонёк. Нормальные люди в этом случае бегут наверх и надевают смокинг...
  А потом она сказала мне, смирив свои пронзительные трели до птичьего щебета:
  - Конечно, ты не скрывалась. Я просто досадовала на себя, что так долго не могла тебя обнаружить.
  - Зачем? - полюбопытствовала я, забыв про Юстаса и пытаясь разглядеть выражение лица собеседницы: Бела уже сидела вонючим задом на её бархатных коленях и загораживала обзор.
  - А? - рассеянно ответила дама. - Ты мне нужна. Если этот джентльмен удалится переодеться, я смогу объяснить подробнее.
  Юстас задышал и с грохотом прошествовал наверх, в спальню. Надеюсь, не мою. Когда я, проводив его взглядом, обернулась, то забыла о Юстасе окончательно: старушка теперь сидела в тёплом клетчатом халате, а на её коленях была отнюдь не Бела - залихватски причёсанная юная белозубая сука-цвергшнауцер.
  - Теперь Петти не такая громоздкая и больше похожа на себя, - с сомнением произнесла пришелица. - Однако склочность убрать не удалось.
  Послушайте, это много для одного дня. Юстас и моё некстати случившееся половое созревание - ещё куда ни шло, а вот бабуля - откуда-то извне. Лишняя. Да, и кого, спрашивается, я теперь отдам Терезе?
  - Всё глупости! - отмахнулась старушка. - Мы всегда кому-то что-то должны, даже умереть спокойно не дадут. Разумное количество долгов разрешается самостоятельно списывать, если те долги мешают началу нового этапа.
  Я подняла бровь.
  - Разве я - не новый этап? - рассердилась она. - Тебе пора собираться. Петти берём с собой.
  Вообще говоря, я бы предпочла Юстаса... Да и с какой стати я должна куда-то бежать?.. - А с такой. Обрыдло мне с вами, милый Джозеф и компания, а бородатые сборщики уснеи замуж не берут. Почему бы и не собраться?
  - А вы кто? - всё же спросила я для порядка. - И куда мы отправляемся?
  - Я Грета, - представилась бабуля и принялась тискать цверга. Благодарная Петти извернулась и тяпнула её за палец. Да. Характер тот же. Только пахнет псина теперь... О боже! Моим жасмином!
  Тьфу. Гретой, между прочим, звали мою любимую попугаиху - Принцессу Уэльса. Та целыми днями прыгала с жёрдочки на жёрдочку и вопила "Грета" и "Карота", а понимала исключительно немецкий.
  - И? - вопросила я, представив себе эту Грету прыгающей на жёрдочке и с длиннющим розовым хвостом.
  - Что и? - Грета сосала палец и вертела ухо Петти, та клонилась долу и жалобно выкатывала глазки. - Запомнила? - Старушка отшвырнула собаку в угол. - Ещё один раз - и будешь шарпейкой. Или чихуайкой. Либо я тебя за щеки таскать буду, либо носить в коробочке, чтоб не потерялась. Ясно?
  Петти взвыла.
  - Ещё раз! - потребовала Грета.
  Петти замолчала и тихо улеглась.
  - Молодец. Мозги сохранила. А глупости свои - забудь!
  - А тебе что ещё надо? - повернулась она ко мне. - Кто я, Грета? - Это как посмотреть. Хочешь - феей меня назови, хочешь - ведьмой. А мне срочно нужна ученица. Ты. Вот и собирайся.
  Легко сказать - собирайся. Нужно на кого-то оставить попугая жако и стаю канареек, абсолютно забыть о нервных быках и перевязках пса Джозефа, проверить и оплатить счета... передать дела.
  Леди хмуро выслушала.
  - Так? Не забудь, я сказала - срочно. Действуй оперативно. Где я буду спать?
  Учитывая мою извечную подозрительность, я уложила её в своей спальне. Пропажа пары лифчиков погоды не сделает. Я могла удалиться в свой кабинет во флигель, там вполне можно ночевать и там содержатся документы, деньги и всё самое ценное (для меня, разумеется). Содержатся они под бдительным оком удивительно нервного жако, что орёт при любом появлении чужих и требует у них хлебобулочных изделий (иногда печенья, иногда булочку, а однажды выговорил " пах!-лава!" - мёду захотел старичок)... Я отказалась от идеи ночевать во флигеле и осталась спать в гостиной. Так тише и безопаснее. Ну не полезет же старая дама из окна второго этажа по связанным простыням? Обрушится. Простыни у меня старые. Стыдно, но факт. По мере доходов сначала обновляется видимая миру часть, а кто увидит простыни одинокой фригидной девицы?
  Чай мой Грета осмотрела с негодованием и предпочла лечь на голодный желудок. Из спальни Юстаса не доносилось ни звука, а в ванной уже досыхали его покровы. Обносился босс. Взял бы замуж, я бы его приодела, а так... Ну что же, хозяин барин.
  Невзирая на новые обстоятельства и продавленную софу, я немедленно рухнула в сон - свой сон: на каждый шорох просыпаюсь, словно жако пенсионного возраста. Бела-Петти залезла в кресло и даже не храпела. Тишина стояла до утра.
  А утром меня ждал шок. То есть, сначала всё было в порядке. Бела стянула с меня плед и принялась по своей мерзкой привычке облизывать мои босые ноги - оттого и не беру её в спальню. Так что проснулась я от липкой щекотки. Почему это Бела - у меня?
  Проснулась, вспомнила, прислушалась. Огляделась. В доме полная тишина. Рассвет. Собака издевается. Можно ещё поспать, отослав противную Белу...
  Белу?! А где Петти?
  Я проснулась совсем и потянула вялое тело в ванную. Юстас, видимо, вставал: его вещей в ванной комнате не было. Вставал, а я не слышала?
  Дверь в его спальню была приоткрыта, и я не удержалась заглянуть одним глазком: а как он спит, этот рыжий зануда? Спальня была пуста. Ничто не говорило о том, что в ней кто-то спал... включая пыль на прикроватном столике. Ну не убирала я с полгода! Он что, обиделся и сидел на полу?
  А потом встал и ушёл мимо меня и Белы, не прозвенев моей эоловой арфой у входной двери? Он просто исчез, улетучился как дым. Старая леди постаралась, Грета с розовым хвостом на жёрдочке. Ну, я это так не спущу! Плевать мне, что ещё только рассвет, я ей такое устрою!
  Моя спальня была пуста. На кровати валялась моя ночная рубашка, которую я вчера кинула в стирку вместе со своим постельным бельём, а постелила свежее... Свежее не тронуто, лежит себе в шкафу.
  Так. Я практически не пью, тем более дома, одна. Я не принимаю лекарств. Однако всё вчерашнее - глюки. Допускаю, что многие несчастные фармакологи, лишённые работы, малость тронулись умом и зачем-то побрели по дорогам страны. Кто знает, какие глюки погнали их в путь? Но я-то не несчастна! И в городке пока никто не собирал котомки. Кроме меня - я уже недалека от саквояжа, и в путь с глупой улыбкой на лице: я - ученица чародейки. Ага. Сейчас. А вот мы себе по шее!
  Я умылась, съела очередную порцию яиц, дочесала фоксю и повела её гулять к ограде. Дальше не пойдёт: проверено годами. У ограды на её отходах колосится крапива, приходится косить, чтобы собачка не обожгла брюхо, а то будет стонать и подставлять красное, покрытое коростой пузо.
  Потом я решила начать новую жизнь и отправилась бегать трусцой по всем нашим трём улицам. Вот радости-то нашим старухам! Будет о чем поговорить.
  Встретила почтальона и забрала свою почту. Ну да! Вчера автобус был вечером, значит, сегодня его нет, а завтра прибудет с утра - к моей пробежке. Теперь я буду жить так: встречать почтальона, либо автобус, либо никого не встречать и бегать до упаду. Дурь следует выводить с потом.
  Потом мылась в ванной и дрожала от запаха жасмина. Может, это я доигралась со своей просроченной девственностью? Гинеколог на меня орал и грозил опухолью. Мол, вдвое моложе рожают, а ты всё целка! Заболеешь - не ной, что не говорил. Ну говорил. Ему положено. Он на всех девиц один в городе бык... Теоретически он прав. Но зачем мне что-то терять, когда не хочется?
  Наконец, села разбирать почту. Путаное послание от профессора: жалуется на нехватку кадров, рекомендует давать быкам боярышник - мол, он сам тоже пьёт. Письмо последнее: уезжает в годовой отпуск "на природу, в леса". А как же нехватка кадров? Профессор из Дельты ни разу не выезжал, кроме как на окрестные фермы. А теперь - "там чище", вот что пишет этот обрюзгший болван, повторяя глупый клич наших обывателей - клич, с которого началась вся эта неразбериха. "Там" чище, потому что тебя там нет. Залезешь "туда" - будет так же грязно, как в Дельте. Ты же даже простыни покупаешь одноразовые - вернее, поручаешь покупку своим ассистенткам - и спускаешь их ежедневно в биотуалет с модной культурой генетически модифицированной сенной палочки, что ест по простыне в час! Кто же тебе "в лесах" стирать будет?
  Он боится. Чего-то боится, но пытается это скрыть. Что могло испугать этого манихея?
  За письмом последовали истеричные рекламы трав с особым упором на действенность при психозе. Теперь все травы обязательно лечат психоз - хоть иди и жуй газон. Поймала себя на мысли, что внимательно читаю состав сборов и прикидываю: а ну как и впрямь какая трава станет средством против юстасомании и гретособлазна?
  И, наконец, письмо от Терезы. Вывод: я в городке не одна пакуюсь. И - ну всё, мой бизнес горит синим пламенем! Терезины взносы составляли значительную часть моей копилки. И вот теперь она нашла свою ЛЮБОВЬ. Именно так написано: аршинными буквами, что искорёжены рукой страдающей паркинсонизмом невесты. Бог в помощь, но ОН не выносит животных. У него АСТМА, а потому она прислала чек на усыпление Белы. А птичек советует распродать, чтобы окупить затраты... Чудо! Медовый месяц они проведут "в лесах", там чище. Дом она пытается продать, но что-то пока не удаётся... Точно. У нас всё больше поля. Вот лесной шалаш из пары веток пошёл бы на ура.
  Я щёлкнула Белу по носу - и та не укусила! Только преданно смотрела мне в глаза.
  - Зачем поперёд смерти лезть? - спросила я. - Мы с тобой ещё получим счастливую старость. Яиц в холодильнике, мясных обрезков в морозилке и галет нам хватит до конца жизни. Ты не против - стать моей?
  Она была не против - и опять лизалась, подлый зверь.
  Значит, птичек надо пристроить? Продаёт Тереза, а я лучше посплю на старых простынях. Вот и дело нашлось: писать старым знакомым - птицеводам. Ну! Кому нужна стая громко орущих канареек? Самовывоз. Денег не берём.
  Жако Гектора не отдам. Сегодня же перевезу к себе - пусть тешит меня бравыми криками. Будем жить втроём и лечить бедных психов - быков. Может, решимся потерять девственность, чтобы успокоиться и дожить до обещанной Беле старости. Сегодня решимся, завтра сходим к гинекологу и признаем его правоту.
  Ну вот. Дожили до часов приёма: быки пошли. Тут не до размышлений - знай разговаривай.
  А день был опять знойный. Красный день. Ветер вопил и тряс дом.
  
  Не знаю почему, но я всё же решила подчистить свои долги и разобраться с бумагами, поэтому просидела в кабинете за компьютером до вечера. Запустила в сеть предложение взять канареек и попыталась понять, что происходит в мире. А в мире ничего не происходило: то, что давал компьютер бегущей строкой, не содержало ничего значительного. Будто и нет у нас проблем, будто нет психов, нет вечно меняющихся условий - "всё спокойно в доме"... человеческом. Посмотрела расписание автобусов и ахнула: вот тут изменения разительные. Если бы я сейчас задумала добраться до Дельты, то вместо суток пути потратила бы дней десять. Словно нарочно, графики были рассогласованы, а число рейсов упало на порядок. Зачем?
  Заохал Гектор, требуя темноты, и я поняла, что засиделась. Не зашла в магазин, придётся питаться шпротами - яйца уже в горло не полезут. Взяла клетку, запечатала в плед и отправилась домой.
  Там как раз домывался Юстас, бросив у порога рюкзак и плащ. Сквозь визг ветра, дребезжание стёкол и стуки с крыши пробивалось монотонное бурчание: "Ты поймёшь, что он бескрайний, я тебе его дарю". В общем, мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним...
  Его вещи были вполне материальны, их устроилась сторожить счастливая Бела. И как всё это понимать? У Белы тоже глюки?.. На чём он приехал? Автобус теперь ходит - сами знаете как. Не то, что в его времена.
  Я стояла на пороге с клеткой в руках и обдумывала, стоит ли мне уйти во флигель ночевать: там Юстас пока не объявлялся. И тут меня похлопали по плечу. Я подпрыгнула и чуть не уронила Гектора; он горестно застонал и захлопал крыльями.
  - Не могли бы вы войти поскорее? Меня сдует, - пожаловался знакомый чирикающий голос. - Это ведь дом Гортензии Коу?
  - А вы - Грета, - устало сказала я, поняв, что теперь не отвертеться.
  - Генриетта, - поправил голос. - Так не войдёте ли вы?
  Ну, я и вошла, открыв дорогу своему глюку.
  Глюк на сей раз носил полное имя и был упакован в дешёвенький тряпичный плащик с пелеринкой. Голова Генриетты была тщательно укутана в шёлковый платочек с розами. Хоть это неизменно.
  - Вы и есть Гортензия, - всплеснула руками щуплая старуха. - Ну да, ну да.
  - А вы хотите сделать вид, что не пропали вчера из моей спальни вместе с Юстасом?
  - Да? - поразилась Генриетта, снимая плащик и оставшись в длинной шёлковой сиреневой рубахе с розами и в неприлично малиновых леггинсах. - Неужели я могла быть столь развратной? Возможно, я была вчера. Наверное, потерпела неудачу, раз снова здесь.
  - Потерпели. Вы - глюк, и шастать по лесам я отказываюсь.
  - По лесам? - Генриетта бочком-бочком продвигалась к креслу. - Что за несуразица! Я не приспособлена к лесам. Я люблю удобства. Кстати... гм... не могу ли я... знаете, с дороги, да и возраст...
  - Туалет направо, - догадалась я. Может, там её и застанет унесение ветром. Вчера же исчезла.
  Бела прошествовала мимо меня, шумно обнюхала клетку и подошла к Генриетте. Пристально уставилась ей в глаза. Хвост вытянут, никаких приветствий.
  - Да, конечно, - согласилась с ней Генриетта. - Ты меня проводишь. А как же.
  И они потянулись рядком в туалетную комнату. Я подошла к закрытой двери.
  - Это надо дёрнуть? - спрашивала гостья. - Нажать? А! Не смотри на меня. Это неприлично. Понимаю, радость моя. Я спешу, только она медлит. У меня в резерве ещё только два хода. Может, перейдёшь сейчас? Гром? Он авантюрист! Вы что, хотите обезглавить Совет? Ах, Петти! Я так устала! Пойдём. Времени мало.
  Грохот на лестнице ускорил моё отступление от дверей туалета. Юстас уронил клетку, и Гектор жутко орал и хрипел. Не до Юстаса. Я кинулась разматывать плед и вынимать вопящую лысую птицу, что в панике тотчас полезла на меня и пробороздила на моей ноге длинные царапины. Кровь лилась ручьями. Спасённый Гектор вцепился когтями в моё плечо, захрипел, поник и заскользил на пол в обмороке. Второй раз в жизни. В прошлый раз я предложила ему самку. Не понял, возмутился и отключился от пошлой жизни в нирвану.
  Подхватила я беднягу у самого пола.
  - Ты живой? - воззвала я к синей безжизненной тушке с редкими пеньками перьев по телу, с мохнатой серой головкой и великолепным алым хвостом. - Лысый! Не пугай меня!
  - Ты живой? - вслед за мной прошелестела старушка. - Я выражаю тебе своё порицание!
  Гавкала Бела и носился, роняя вещи, Юстас. Наконец, упал передо мной на колени. Думала, предложение руки без сердца, а он пластырь на ноги лепит, зелёнкой красит!
  Я уже прослушала сердцебиение нервного попугая и успокоилась. Теперь для него главное - тишина. Надо унести в спальню, а мои ноги обхватил сексуальный глюк и не пускает
  - Отстань! - дёрнулась я. - Птицу надо унести.
  - Я пришёл, - как-то беспомощно сказал он. - Вот так.
  - Громко, это верно. На оленях утром ранним. Что тебе в участковых не сидится? Пришёл бы один раз, так заладил приходить что ни вечер. Скоро жасмин кончится. Главное, помоется, вещички постирает - и улетает! Я тебе что - хозяйка прачечной?
  - Так вы тоже улетаете? Вы - Юстас? - заинтересовалась Генриетта, сморщилась и закричала цыплячьей тушке в моих руках:
  - Как ты посмел сместить график! Гром! Кончай притворяться, авантюрист.
  - Сама такая, - серьёзно проскрипел попугай, восстав из пепла и умащиваясь на моей руке. И несолидно завершил:
  - Печенья дай. Печенья хочу.
  - Куда я улетаю? - спросил Юстас, щёлкнув попугая по носу. - Неужели ты и впрямь притворялся, Гек?
  - Гортензия! - завопил попугай его голосом. - Я пришёл! Мы поедем, мы помчимся...
  - На оленях утром ранним, - хором подпели мы с Юстасом. Ежели я безумна, что может помешать мне веселиться?
  - У тебя глюки? - спросил меня рыжий глюк. - Я только появился после четырёх лет разлуки, тащился пешком по грунтовке всем ветрам назло, морду обветрил, чуть ногу не сломал об попугая, а ты вспоминаешь давно забытое прошлое... Я, может, жениться на тебе решил.
  - Ну да, ну да, - хорошая присказка Греты-Генриетты здесь в самый раз. - Я - дипломированный ветеринар, а ты кто? Участковый! Ты мне не пара. Мне нужен юный герой, а не гражданин, мечтающий о своей заброшенной одинокой могиле.
  - Брэк! - протянул Гектор и затрещал крыльями. - Этот - в первый раз.
  - А тот кто был? - поразилась я.
  - Тот был он из другой вероятности, - пояснила противная старуха. - Ты со мной не ушла, и он, видимо, исчерпался.
  - Кто тот? - попытался выяснить Юстас. - У тебя что, много меня?
  - Куда как много. Тот меня замуж не брал и вонял жасмином... как, впрочем, и ты. Ненавижу жасмин! Буду мыться лавандой. А ты выдрал шерсть на груди?
  Юстас обиделся.
  - А что я чесать в раздумье буду? И откуда твои знания моей анатомии?
  - Потому что вчера ты эту шерсть мне уже демонстрировал.
  - Ты шизанулась. У тебя точно глюки. Пей боярышник, - велел он.
  А я устала. Села и стала молчать. Пусть без меня говорят. Я - устала. Я бы спать пошла, но везде разные сущности ведут беседы. Унесло бы их, что ли. Всё равно банки шпрот на всех не хватит.
  Вечер всё больше походил на бред безумца - в данном случае безумицы меня. Генриетта вцепилась в Юстаса и допрашивала его о северной жизни. Мои шпроты не пригодились: Юстас извлёк из рюкзака банку браконьерской красной икры, а когда обнаружилось отсутствие в моём доме хлеба, бабуля удалилась в туалет и вернулась оттуда с блюдом оладий. Горячих! Из каких канализационных отходов выпекались эти оладьи, страшно представить, но Юстас и Бела оценили кулинарию бешеной старухи.
  Юстас на этот раз не так обносился и из ванной вылез в розовой рубахе и джинсах. Ну боже мой, кто бы сказал этому мужчине, что рыжий в розовом похож на поросёнка! Запасливый - значит, Наф-Наф. Я сидела-сидела - и захрюкала. Гектор, что отказался отправляться в спальню, с энтузиазмом меня поддержал. Те двое, наконец, оторвались друг от друга и уставились на меня.
  - Что с нашей девочкой? - поинтересовалась старуха.
  - Утомление, - предположил Юстас. - Вы надолго? Уже разобрались, где кто спит? Ей нужно лечь.
  Будто я бревно бессловесное. Возьмут и отнесут.
  - Ненадолго она! - выкрикнула я. - И ты - тоже. Вы исчезнете, стоит мне уснуть. Поэтому мне плевать, где собираетесь спать вы, а я иду в свою спальню.
  И ушла. Но не уснула. Генриетта так приворожила нынешнего Юстаса, что он даже не поинтересовался, а знакома ли мне эта старая ведьма. Он счёл её чуть не родственницей и развлекал как мог.
  А как он мог? Домик мой дребезжал уже не столько от ветра, сколько от трио-пения Летки-Йенки с комментариями Белы и соответствующих телодвижений всей четвёрки. Жаль, я ушла. Картина, видимо, та ещё. Дама в штанишках и качок в розовой рубашечке, обоюдно дрыгающие ножками, за ними Бела и сверху поёт-заливается попугай... "Как тебе не стыдно спать!".
  - Не стыдно! - свесилась я с перил. - У меня канарейки не устроены. Так что прогулка в леса сегодня отменяется, несмотря на моё безумие.
  - Жаль, - сказала Генриетта и старательно подпрыгнула. - Но даже из неудач следует извлекать пользу.
  Юстас и головы не поднял - топтался и бубнил мотив. Прощай, музыкальный мой! Женись на северянке и плоди косоглазеньких - с ними и попляшешь.
  Я злобно накрылась подушкой и моментально уплыла в сон.
  
  Толчком разбудила мысль - а от этого Юстаса меня не бросило в жар! Этот Юстас таков, каким был его прообраз - мой бывший босс. Никаких поползновений и много слегка скабрезной болтовни...
  В доме была тишина. Научная сторона моей натуры потребовала проверки помещений. Всё как в прошлый раз - ни следа, ни посуды. Зато подло зияет пустой пастью банка из-под шпрот... У меня забурчало в животе. Не ела я их! Ничего я не ела, кроме ложки виртуальной икры. После шпрот я чувствую вкус сутками, даже пот мне противен - кажется, вся пропахла рыбой. А сейчас я не пахла!
  Проснулась Бела и потащилась за мной в спальню. Гектор спал тёмным комком на дне клетки: видимо, бился. Трусёныш! Старый и пугливый. Его нельзя трогать до утра. Белу взяла с собой - так спокойнее. Потом - не спала. Глюки не глюки, а шпроты - доказательство вещественное. Если всё же залетают ко мне по вечерам виртуальные граждане, они материальны. Но тогда... в первый же вечер я потеряла того Юстаса, что действительно был мне нужен. Ну как я могла сразу поверить во всю эту белиберду? Феи с розочками, цвергшнауцеры и прочее - этого было мало! К тому же не пристроены канарейки. А! Что было - ушло. Но терять девственность пока повременим. Причина не в ней.
  Позже заснула и проспала до полудня - благо день был неприёмный, и экстренных случаев... не случилось. Потом собрала вещи - так, на всякий случай, - просмотрела электронную почту и обнаружила, что одним махом решила проблему: в относительной близости нашёлся безработный ветеринар, любящий канареек. Это хорошо, выгадывает время. Вызвала его срочно, а пока наняла девушку для ухода за птицами, написала руководящие указания, оставила энную сумму и доверенность... в общем, жгла мосты.
  В порядке продолжения эксперимента купила на ужин только консервные банки: зелёную фасоль и компот из персиков. А также неизменные шпроты. Булочки в упаковке по штуке. Всё - в количестве, достаточном для троих. Сколько потом останется - оценим. Клозетные оладьи мне теперь не подсунут.
  На закате бодрым от недосыпания шагом, с пакетом подмышкой, я прибыла на место встреч.
  На крыльце лежал дорогой безобразный букет в целлофане, а вокруг него свернулся калачиком рыжий господин в полосатом костюме и галстуке. Этот Юстас храпел, даже немного подвывал, и скрёб штиблетами хрупкие деревянные столбики крыльца. Ждёт кого? Дождался.
  Я пнула его ногой по почкам.
  - Бомжам не подаю! - рявкнула я не своим голосом. Даже благоухание его роз не перекрывало сивушных испарений. Было... Два раза за четыре совместно проведённых года, но было. Он не пьёт, а если пьёт - напивается как свинья. Но чтобы в галстуке? В костюме, да ещё полосатом? Тот, главный Юстас, буде за неимением покровов попал в этот костюм, прятался бы в кустах, пока не добудет всего лишь фигового листка на замену.
  Моё нежное прикосновение достигло цели: храпеть перестал.
  - Холодает! Он простудится! Нужно срочно внести его в дом! - распорядилась вездесущая Грета-Генриетта. В маленькой шляпке с розами и деловом тёмно-сером костюме. В туфлях на шпильках! Где она потеряла прошлые добротные туфли и позапрошлые шёлковые пинетки?
  - Ну что же ты? - командовала она. - Вперёд!
  Я молча отперла дверь, бросила пакет и повела к ограде перевозбуждённую Белу. Полосатый пусть ползёт сам. В ванную. Постирает, поколобродит и уберётся с ночными ветрами. И мадам с собой захватит...
  Она его внесла! Этого жирного, кудлатого, обрюзгшего детину! Внесла и усадила в моё кресло!
  - Превратите его в цверга, - предложила я. - Это моё кресло. А он пусть визжит в углу.
  Мадам всучила потенциальному цвергу букет, он уцепился за него и обрёл разум. Он допился до той стадии, когда смертельно бледнеет лицо, глаза уставляются тяжёлым чёрным взором в одну точку, а речь приобретает некоторую картавость и пафосный надрыв. Чтобы обнаружить меня, он вертел шеей, промахивался, возвращал голову в исходное положение... наконец, прицелился взглядом и так ударил эмоциями сквозь эти заплывшие глаза, что я едва справилась с сердцебиением: Вий!
  - Дорогая... - возвысил он голос в конце слова и озадаченно замолк. А! Он забыл, как меня зовут. Рядовой случай.
  - Дорогая, - повторил он уже спокойно, в виде обращения. - Я принёс тебе этот букет... - Он попытался оглянуться, но неожиданно нашёл букет в своих объятиях и обрадовался. - В память о прошлых днях... любви.
  Это он хватил. Ругались что ни день, и ни о какой любви речи не было.
  - Теперь... - Он вновь подбавил петушиных нот. - Я обрёл положение, достойное тебя, мой цветок, моя Хри... моя Гортензия.
  Сам звал Метёлкой в порыве злости, вот и перепутал с хризантемой, а Гортензию вспомнил... через Метёлку. Скрип его мозгов разносился в ошеломлённой тишине: даже Бела не пыхтела, а уж Гектор был ошарашен пуще меня и разглядывал претендента исподлобья, опустив клюв долу.
  Мадам одобрительно кивала и качалась на каблучках. Сейчас ляпнется! Нет. Добавила помахивание ручкой: дирижирует.
  - Разве это дом? - тем временем голосил Юстас. - Это халупа. Я теперь Управляющий природными ресурсами Севера и могу себе позволить всё, что ты пожелаешь! Хочешь - старинный замок, хочешь - новый дворец! Хочешь - личный зоопарк. Тебе не придётся мучиться с помётом и кровью, я одену тебя...
  Я завертела задом. Посмотри на меня, идиот! Я и без тебя в шелках. Приоделась на прощанье, которого теперь не будет.
  - В... бархат! - с некоторым усилием сменил он направление мысли.
  - Мне нужна бриллиантовая монограмма на заднице, чтобы ограничивать оригинальный вырез твоего бархата, жезл с изумрудами, - продолжала я менять течение его вязкой мысли, - лошадей и карету, открытый счёт, бассейн розового мрамора с лепестками и кровать из пня секвойи. На месте. Там, где она росла. Хочу быть Пенелопой.
  Он задумался.
  - Наверное, смогу, - предположил он. Грета кивнула, а Бела посмотрела на меня с укоризной.
  - Ты понял? Пенелопой - это значит, что ты, предоставив мне всё это, сдыхаешься на четверть века, а я буду пировать с женихами и попутно рыдать о тебе!
  Этого он понять не смог.
  - Тогда зачем?
  Но мадам кивнула, и он покорно пробормотал:
  - Хорошо.
  - Отлично! - сказала я, подбирая с пола продукты. - Весь этот набор я перечислила для того, чтобы сказать тебе: если ты это можешь, то катись отсюда вон немедленно! Со своим дирижёром!
  Я размахнулась пакетом, он порвался, и покатились банки. Когда я подняла глаза, закончив наблюдать за их тяжёлыми прыжками, рядом никого не было. То есть был довольный Гектор, уже пробующий первые ноты "Мы поедем", и не менее довольная астматически хрипящая Бела. И букет роз в целлофане в трёхлитровой банке под окном.
  Пахнут. Красивые. Целлофан ободрать и достать единственную вазу, в которую они поместятся. Ну, Гортензия, сегодня поедим до отвала и выспимся. Этого чебурека вместе с рогаликом мы сегодня сделали. А завтра у нас уже отпуск, все Коу отодвинуты на расстояние потери родства. Гуляй, Гортензия!
  
  Солнце залезло на мою кровать и разбудило. На прикроватном столике ждал завтрак: банка с остатками персиков и ожерелье булочек.
  "Любишь ли ты себя, о Альфредо?" - пропела я, восхищённо разглядывая это приношение самой себе. Как это я раньше не догадалась?
  - А то неужто-ж нет! - проскрипел Гектор из-под накидки. - Булку давай. Булку хочу.
  Бела тоже хотела булку. Ожерелье, лишённое двух булок, потеряло представительность, от него осталось подобие детской железной дороги. Чур, я поеду в первой булке! - Первая булка загудела и повезла носом банку персиков. Нос смялся, и булка стала похожа на мопса.
  - Ав! - сказали мы с булкой Беле, та не поняла и завиляла хвостом: мол, что, ей и вторую булку дадут?
  - Обойдёшься. Лопнешь. Это моё, - твёрдо сказала я.
  Пахли розы. В луче солнца видно, что, одинаковые в электрическом свете вчера, они подобраны в целом наборе оттенков: от карминных до почти чёрных. Розы красные, страссстные... красивые. Кабы не полосатый окосевший источник этого великолепия.
  Я представила себя героиней сериалов и томно поплыла к зеркалу наводить красоту. Напялила кимоно с драконами и снова мерзко задрожала. Чёртов жасмин! Я теперь буду неутешно оплакивать свою утраченную возможность безответно любить нормального Юстаса. Из ночи в ночь ко мне будут приходить всё более уродливые и глупые копии... Стоп! Что там бабка лепетала в туалете? У неё оставалось две попытки? Одна уже потерпела фиаско, осталась последняя. И потом я буду жить себе и жить, завтракать в постели и - после отпуска - утешать быков с новообретённым подручным - любителем канареек. Прыщавым тридцатилетним юнцом. Он, может, чего захочет, и придётся его воспитывать и обуздывать. Жизнь войдёт в привычное русло...
  Я забралась в постель, облегчённо вздохнула и заснула в слезах.
  Спала весь день на калорийном завтраке, но проснулась голодная как волк и опять опоздала в магазин.
  Природа затихла. Свирепо пиликали кузнечики, навёрстывая пропущенные из-за ветра спевки. А потому я с некоторой остаточной дрожью погрузила своё тело в Юстасово кимоно, решив вышибать клин клином, и понесла клетку с Гектором вниз, на вечерние посиделки. Бела съезжала сзади на заду. Ей хорошо! У неё мясные обрезки и галеты, а у меня только полбанки шпрот, хоть ешь Гекторовы семечки. Вечно юные булки как-то не возбуждали здорового аппетита, представляясь наполнителем для таблеток - то ли тальк, то ли крахмал, то ли мел. Если хочется есть, но не вкусно - это депрессия. В первый день отпуска? Гортензия, ты потеряла устойчивость. Тебе хочется глюков и чистых лесов. Бери котомку и устремляйся.
  Дубасят в дверь. Что будет сегодня? Может, меня изнасилуют, а потом заставят плясать на столе? Я поддёрнула полы и пошла открывать, привычно отпрыгнув с пути новых поступлений, иначе начнёт вытеснять Грета.
  Поступил Юстас. Кто же ещё? В драных джинсах и с диким выражением лица.
  - Драконы! - нахмурился он. - Да что же это со мной, я тебя спрашиваю?
  Всегда приятно объяснить кому-нибудь, что с ним. Вот что с собой - понять гораздо сложнее. Однако приветствие этого Юстаса весьма интригующе.
  - А что с тобой? - невинно спросила я, накручивая покрепче свои шелка, дабы не смущать визитёра. - Ты входи, располагайся. Стирать будешь?
  - Зачем? - сердито спросил он. - Я же три дня тому стирал. Убей бог, не могу вспомнить, как. Лёг спать грязным, проснулся чистым и... - он принюхался, - весь провонял жасмином. Твоим!!! А шмотки все постиранные, будто я во сне енотом-полоскуном работал.
  Дерево! Дерево! Постучи по себе, Гортензия! Ужели вернулся первый? Постучала по себе - не помогло. Я отдалась судьбе и прижалась к нему.
  - Вот! Во сне ты так же делала! - обвинил меня он. - И хотела за меня замуж - едва отбился.
  - Доволен? - выдохнула я, оторвавшись от него, как рябина от дуба. Под ложечкой даже что-то чмокнуло. - Доволен, что отбился?
  Он поёжился.
  - Ты так не делай. Ум мой от того мятётся, и завыть хочется.
  - "Мы поедем, мы помчимся"?
  - Так. Два дня уж тебя в тундру увожу.
  - На оленях утром ранним! - залился его голосом Гектор. - И отчаянно ворвёмся прямо в новую зарю!
  Юстас повернулся к клетке.
  - Гек! И ты мне тоже снился!
  - А полосатый костюм с галстуком тебе, случаем, не снился? - подозрительно спросила я.
  - Не хохми. А вот розы красные в жутком количестве... куда ни плюнь - розы. Отродясь столько снов не смотрел, да ещё с дамским уклоном.
  - Это мой знак, - продребезжала наша общая напасть. - Мой знак - розы.
  - Фонтаны били золотыя, и розы красныя цвели! - залился Гектор, растопырив крылья и приплясывая. Ну даёт! Преклонных лет прекрасная дама! Хотя и он не мальчик, можно понять.
  - Грета, - напряжённо заметил Юстас, разглядывая фиолетовую манекенщицу. - Во сне вы были в зелёном.
  - Успокаивать следует только в начале, - назидательно сказала бабка, закрывая за собой дверь, - на поздних этапах нужно подавлять. Правило использования цветов гласит...
  - Печенья хочу! Печенья давай! - прервал её Гектор. - Тапки надень-ка!
  - Замолчи, кошмарная птица! - рассердилась ведьма. - Как можно работать с ученицей в присутствии параллельного ревизора со склонностью ёрничать?
  Гектор закашлял и сурово сказал её голосом:
  - Ячейка сплошная. Пора переходить. Назидать будешь потом.
  - Это он о чём? - растерянно спросил Юстас.
  - Да вот мы тут в леса собрались. Я уже вещички приготовила. Сейчас и отправимся, - пояснила я. Быть мне ученицей ведьмы где-то под кустом, зато здесь останется нормальный Юстас. И то плата.
  - А меня? - возбудился он, щекоча Белу. - Меня не берёте?
  - Обрыдло? - сочувственно спросила я. Надежды спасти Юстаса не осталось.
  - Да ещё как... - ухмыльнулся он. - Грета, вы меня возьмёте?
  - Учеником? - Нет! Охранником? - Пожалуй, - согласилась бабуля.
  - И всё околичностями. Нет прямо сказать, - пробормотал Гектор.
  - Гром! Разобью ячейку! - топнула ногой Грета. - Вылезай из клетки. Снимайте ошейник с Белы. И саквояжик твой зря, моя ученица!
  
  2. Ячейка
  
  - Твоя Луна в Скорпионе скоро меня доконает! - простонала Грета, стряхивая что-то с рук, словно капли воды. Вроде это не она, это Юстас питает страсть к стирке?
  Дело в том, что я восстала. Вдруг упёрлась как Джозефов бугай - сама не объясню, что на меня нашло. Встала столбом - и ни туда ни сюда: ноги не идут. Трушу, что ли? Пришлось срочно находить обоснование. Именно оно затронуло что-то ещё сохранившее чувствительность в глыбе Греты.
  Авантюрист-юнец, скрывавшийся в дублёной рыжей шкуре старой обезьяны Юстаса, уже чуть не приплясывал там, куда моя нога решительно отказывалась ступить. Там же щенком вертелась Бела, и туда без малейших комментариев, даже как-то расслабленно и полузакрыв глаза, въехал на плече Греты ревизор Гектор. Или попугай Гром?
  Начало всего этого тоже было впечатляющим. Грета построила нас гуськом, причём мне досталось место в арьергарде. Следовательно, либо Юстас охранял не меня, либо опасность впереди. Если не меня, значит я - его, потому что за его могучим торсом ничего не было видно, и я озиралась по сторонам, в слабом свете уходящего дня выискивая гангстеров и чудовищ за кустами крапивы моего заднего двора. А те, что впереди, ступали по Белиным кучкам, потому что вот уже ограда, и сейчас Бела откажется двигаться дальше. Я было приготовилась спасать их подошвы, но тут видимость расчистилась, все рассредоточились, и перед моими глазами явились два усыпанных крошечными розочками матёрых кустища. Зашедший за них отряд пребывал уже на окружной дороге, а я, разумеется, стала столбом. Что сделала Грета с моей оградой, крапивой и кучками? Эти кусты испечены из них, как те туалетные оладьи?
  Справа красный, слева белый.
  - Не пойду! - твёрдо сказала я, защищая честь своих струсивших ног. - А ну как из-за этих кустов полезут Йорки с Ланкастерами - и прямо на меня? Или, может, Кай с Гердой там целуются, а я не вовремя? Давайте лучше я через ограду перелезу. Что я, крапивы не видела?
  И вот тут Грета помянула мою Луну. В Скорпионе.
  - Что не так с моей Луной? - продолжала я отвлекать коллег от объективного факта - ноги не шли.
  - Излишняя критичность, - гаркнула Грета, и с её птичьим голосом вышло какое-то кукареканье. - А как Близнец ты... прости за простоту... треплива. В сумме это не даёт возможности...
  - Подавлять цветом? - невинно спросила я.
  - Обучать и руководить, - отмахнулась она, всё ещё отряхивая свои вполне сухие ручки.
  - Ячейка сплошная. Пора переходить, - пробудился пернатый ящер и вытянул голую шею. - Хочешь разбить?
  Да не хочу я. Я - не могу! Надо что-то делать. Я плюнула на непослушные ноги и ухватилась за кусты руками... Чёрт! Жжётся!
  Перед моим искривлённым лицом красовалась родная бетонная ограда, нога покоилась в кучке, и в объятиях пребывал гигантский цветущий куст крапивы. Собеседники канули за светлой памяти розовыми кустами и за пределами моих ленных владений.
  Эксперимент. Скажем "Ууу!", подпрыгнем и заглянем за ограду.
  Никого. И тишина. Где мои дорогие кузнечики? Ну пиликните, поддержите безумную ветеринаршу!
  Эксперимент не закончен. Опыт следует ставить красиво и округло, как говорил незабвенный профессор, оглаживая стельную корову.
  Я подтянулась и перевалилась через ограду, ожидая крапивно-пустырниковых объятий с той, чужой стороны - но там не было не только крапивы, там не было дороги. Там был день и была лесная поляна, а мои спутники ухмылялись мне как идиоты. Самой саркастичной была улыбка Гектора. Что может делать синий полуфабрикат из попугая? Трещать без умолку и мерзко ухмыляться.
  - Цыц, птица вредная! - простонала я, собирая с травы свои кости. - Ваша учёба, Грета, состоит из розог всегда?
  - Это не моя учёба, - открестилась Грета. - Это Луна в Скорпионе!.. А главное, - сценическим шёпотом сообщила она попугаю, - эмбрион водителя шевельнулся!
  И этот полупернатый псих прикрыл свои старческие глаза в экстазе.
  Я принялась оглядываться в поисках шевелящегося шофёра малых размеров, но обнаружила только Юстаса в абсолютно непотребных галифе красного цвета и жилетке, расшитой бисером, на голое тело. Вся шерсть наружу! Хотя, кажется, либо я привыкла, либо он в этом своём пришествии изрядно облысел, и даже пламенно-рыжие его цвета сменились на рыжевато-каштановый.
  - Где твоя борода лопатой? - требовательно спросила я. - Чем я буду укрываться в холодные зимние ночи, когда ты, наконец, возьмёшь меня замуж?
  - Смотаешь с себя часть рулона, - снисходительно пропустил он мимо ушей мои матримониальные происки и принялся с удовольствием ощупывать свои голые бицепсы. Гусак!
  Какой рулон? Ах, вот почему я с таким трудом встала на ноги! Где мой шёлк, спрашивается, где нежные цвета, ласкающие мой изысканный вкус? Я была похоронена в погонном километре киноварно-красного хлопка, отороченного фиолетовыми рюшами. Этот портной не стал искать моей талии и прочих пикантных подробностей - он их уничтожил. В месте, где женщины носят такое, мужчинам, естественно, остаётся любоваться своими голыми бицепсами. Голым у дам остаётся только лицо и... боже мой! - череп!!! Меня обрили. А я думала, танцы на столе - самое страшное, что меня ждёт.
  Никогда! Никогда не соглашайтесь стать ученицей ведьмы, равно феи. Вместо карет из тыквы подадут на стол туалетные оладьи, а вместо хрустальных башмачков обуют в деревянные башмаки с бульдожьими мордами. И никуда вы не убежите от своего принца, который не то что плясать с вами не сможет по объективной причине - из-за боязни лишиться ступней - но и лишнего взгляда не бросит в страхе увидеть своё отражение в вашей лысине! Ну как я женю на себе этого волосатого Охранника, пребывая в таком непотребном виде?
  - За что? - тоскливо спросила я. - Разве мало мне было крапивных объятий?
  И тут - разглядела одеяние Греты. Она как раз поправляла северный конец своего радужного покрывала. Моё - лучше! Оно хотя бы двух цветов. Её же состояло из огромных клякс в самых кричащих сочетаниях. Это перевело мою печаль в несколько истеричное веселье.
  - А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк! - захохотала я, размахивая собственной северной оконечностью, и шлёпнулась на траву. Ну, позеленеет часть туалета. Зато обозначит хотя бы одну немаловажную деталь моего строения. Кокон с зелёной задницей - уже не совсем кокон.
  - Ну-ну, - ободряюще похлопала меня по забинтованному плечу наставница. - Не всё так плохо. Всего лишь небольшая маскировка. Ты же не хочешь, чтобы тебя украли, едва покажешься на Станции?
  Меня ещё не крали. Возможно, это романтично, но как-то отдаёт страдательным залогом. Лучше самой кого-нибудь украсть. Это ближе к телу.
  - И как это ткацкое изделие способно меня охранить? - заинтересовалась я. - Вроде бы бицепсы у Юстаса должны впечатлять? Или он получил у вас синекуру?
  - Юстаса обязательно перекупят, - подмигнула мне мадам. - Ему придётся красть тебя с ними.
  Господи, с кем? И зачем?
  - Что я за великая ценность? - удивилась я. - Нет спросить. Может, сама украдусь.
  - Ты просто молодая девушка. Девственна, о чём говорят твои рюши, и высокородная рабыня, что явствует из формы твоего бритого черепа. Теперь тебя красть нельзя: ты принадлежишь Господину Небес. А я - его жрица.
  - А если поймают на подлоге?
  - Пфф! Я и есть его жрица. Меня знают.
  Великолепно. Меня повлекут в гарем Господина Небес. Буду там мыться в хрустальном бассейне с розовыми лепестками и ожидать знаков внимания. Что изменилось? Розы вместо жасмина и Господин Небес вместо гинеколога? Не стоит мена той подлой крапивы, а тем более истязания глаз сочетаниями красок небесно-просторных одежд.
  Юстас тем временем покончил с бицепсами и перешёл к икрам.
  - Если ты прекратишь заниматься рукоблудием и прислушаешься к речи этой женщины, то поймёшь, что меня продали в рабство в гарем султана! - пихнула его я.
  - Пустое! - назидательно ответил он. - Чем тебе не по нраву Господин Небес? И красть не будут.
  - Оставьте, - замотал головой Гектор. - Станция уплывает. Разговоры потом.
  - Правильный ты наш, - проворковала Грета, почёсывая его шейку, - рациональный. Жесткими лапами по нежным покровам эмбриона.
  И тогда зарычала Бела, вцепилась в мой кокон и с энергией мастифа поволокла меня по поляне.
  - Пописай здесь! - пыталась я урезонить озверевшую терьершу. - На цветочки! Ну, зачем тебе ограда?
  Ограда? - Точно. Она, родимая. С крапивой. А из-за ограды ухмыляется совершенно омерзительная рожа чужого мужчины.
  - А здравствуй, мадама Грета! Комнаты я приготовила.
  Оглянулась. За спиной отряд... на моей окружной дороге. Что делает это новое лицо за моей оградой?!
  Решив незамедлительно начать пробежку ради борьбы с безумием, я шлёпнулась в своём коконе и, разумеется, откатилась в крапиву. Что ты за зверь, Бела! Неужели, чтобы пописать, нужно обязательно обжечься? У тебя Луна ну точно в Скорпионе!
  - Что делает этот плоскомордый за моей оградой? - завизжала я, пытаясь утихомирить боль в лице и ладонях. Встать и не пыталась - везде крапива. Юстас подошёл враскоряку и поднял меня на ноги.
  - Не распускайся! - приказал он.
  - Недавно рабыня? - участливо спросил всё тот же ублюдок из-за забора. - Мадама привела рабыня и иностранцу? Придётся расчистить флигеля.
  Я тебе, скотина безмозглая! Уже и флигель врастил в моё безумие. Там офис, а не гостиница!
  А мадама (Прелестно! Теперь это одно из её имён!) расплылась до ушей.
  - Да-да, Грегуар. Перебирайся во флигель с женой, а домика нам хватит на всех. И неплохо было бы...
  - Лоханю и завтрака! - подхватил Грегуар. - Прошу!
  Он помахал над головой чем-то типа метёлки, ограда пошла зелёными блёстками и растворилась. Мой задний двор стал симпатичным маленьким парком с дорожками, обсаженными крохотными кустиками роз в цветах величиной с мелкую монетку. Двор обременяли пара малых и одна большая беседка. Последняя стояла как раз там, где у меня возвышалась многолетняя забытая куча конского навоза.
  Грегуар коснулся уха рукой и поспешно отбыл, мы же вновь двинулись чередой по узким дорожкам парка к тому, во что превратился мой домик - к чему-то в стиле колониальных бунгало с пальмовыми листьями на крыше. Я не стерпела, оглянулась, и ограда на моих глазах вернулась на место - но кованой решёткой, увитой бугенвиллеей. В просветы решётки виднелись снежные пики гор. Ну да. Мечты старой девы об отпуске. Фрейд.
  - Грегарина? - вопросительная интонация Греты звучала как запевка соловья.
  - Да, мадама.
  Вот на ней, на этой Грегарине (мне до нынешнего момента был известен лишь паразит с таким именем) - нормальное платье. То есть, по сравнению с моим складом текстильного комбината. А именно - серая бесформенная рубаха до пят, но из муара! Будто бедняжка впопыхах сорвала занавески в клозете. Поверх этого скромного одеяния красовалась медная цепь, пригодная для подвешивания люстры на пару сотен парафиновых свечей. Цепь била хозяйку по коленям при ходьбе, но явно была предметом гордости: женщина перебирала большими пальцами звенья.
  - У вас снова неспокойно? - спросила Грета. - Когда грабили?
  - Тот сезон, - ответил появившийся за спиной жены Грегуар.
  - Что охрана?
  - Всегда как. Наводчика. Был бы мой воля, я бы их не нанимала. Но клиенты...
  - Именно, - кивнула мадама Грета. - Без охраны ты растеряешь клиентов. И потом, безобразник, я тебя знаю. Рад был сменить девочку. Где грабил?
  Грегуар помрачнел.
  - Купила. Самой всё некогда.
  - Ай-яй-яй! Да ты совершенно измотан! Чтобы лишить себя такого удовольствия...
  Он пожал плечами.
  - Вы же не велела ввязывать себя. Я слушала.
  - Господин оценит твою службу. Ещё раз повторяю: не ввязывайся.
  Грегуар тоскливо вздохнул и повёл нас к дому. Вскоре я сидела у бамбуковой стенки своего обиталища и прислушивалась к шорохам и скрипам. Что уж там делали мои спутники, не знаю. Распаковывать вроде нечего - багажа не имеется. Разматывать одеяние тоже рановато: на омовение позовут. А я думала, что мне внесут эту самую "лоханю" и станут поливать черпаком. Ещё, предположим, ошпарят либо потрут спинку. - Нет. Ждали сигнала.
  Грета за стеной шепталась с Гектором. Вот он шептать не умеет: громогласно заявил моим голосом:
  - Двадцать третья стадия пройдена.
  Одобрительно затявкала Бела. Она - меня - бросила! Ради Греты.
  - Ты узколобый, - возвысила голос Грета, но опомнилась и снова зашептала.
  Из бусин дверного проёма вынырнула мокрая обезьяна в набедренной повязке. Сердце ёкнуло.
  - Свободно. Можешь идти, - сказал Юстас и встал в позу этих лоснящихся культуристов с нарциссовым комплексом.
  - А я восстановил форму, - похвалился он, и шевелящиеся анаконды его мышц приковали мой взор. Жуть какая. Сейчас кожу прорвут - и выпрыгнут.
  - Без стука? - возмутилась я.
  - Чем же по бусам стучать? Всё равно догола тебя разматывать дольше, чем я моюсь. Иди, говорю! Очередь волнуется, кабестан в боевой готовности.
  Я задрала нос и поплыла к бусам двери, однако далеко так не ушла: наряд требовал надзора и моментально ставил на место зарвавшихся рабынь. Согнув шею и крепко держа разлетавшиеся концы одежд, я двинулась... куда?
  Продёрнув тело сквозь бусины, я подняла голову, надеясь обнаружить кого-нибудь из представителей кишечных паразитов - Грегуара или его очередную жену...
  Да, кстати, Грета сообщила мне, что женщина по совершеннолетии лишается имени - поточный переход от одного вора к другому не даёт возможности хозяевам изучать их имена, так что зовут их по мужу. Я бы, скажем, не прочь была стать Юстасиной - но ведь украли бы и сделали ещё какой-нибудь "иной", да и Охранники не женятся и соблюдают целибат - а то никто не наймёт. Вот и остаётся им любоваться своими лоснящимися ляжками, и главной их любовью, как и у всех работников по найму, становятся деньги. Большинство же населения Станции предпочитает жить вольной жизнью и красть натуру - ну там замок чей-нибудь, оставшийся со времён феодального угнетения, или еду и женщин, которых на всех сильно не хватает.
  Вот на этом интересном месте мы как раз дошли до комнат и Грета жестом загнала меня в чёртовы бусины, за которыми был матрас - и всё. Якобы окно - заделано бумагой: свет есть, видимости нет. Рабыне - не полагается.
  И Грегуара рабыне тоже не полагается. Нет его. Возвращаться и пытать Юстаса не хотелось: в этой станционной ипостаси он меня отпугивал. Так недолго и любовь потерять, а что тогда останется бедной Гортензии в её давящем одиночестве?
  Нынешний Юстас не вытирался зелёными полосатыми полотенцами либо потому, что здесь таких не существует, либо согласно велениям своего обожаемого тела. А потому я имела великолепный клубочек в Лукоморье: мокрые следы на дощатом, но полированном и натёртом чем-то типа воска полу. Следы были видны лишь под острым углом, и я согнулась в три погибели, вообразив себя мистером Моркоу... ну, чтобы не воображать согбенной рабыней. Жаль, сигары нет в зубах.
  Право-лево, право-лево, поворот... я разогнулась и охнула.
  Это моя ванная! И коридор - мой! И двери человеческие, а не дурацкие бусины. И я безумна, как бугай в охоте. Я стояла, качаясь и вытирая слёзы, хлынувшие ручьём.
  - Девка? - послышался робкий голос. Грегарина! Сущности множатся. Грегарина забралась в мою ванную комнату? Не буду мыться никогда. Буду гулять под дождём. Голой. Моя территория, что хочу - ворочу. Мне что, мало философствующей четвёрки?
  - Мадама! - раскричался призрак. - Девка плохо! Мадама!
  Топот деревянных колодок сотряс коридор. Я - не смотрела. Я зажмурилась и рыдала в три ручья.
  - Уберите новых из моей ванной! - выла я и дёргала хвосты своей обмотки. - Я хочу жить как все. Я не хочу напоминать высоковольтный кабель, я не хочу бродить среди кишечных паразитов и роз, я хочу запереть свой дом и выгнать вас всех! И никогда больше не отпирать! Я не девка, я ветеринар!
  Грета обняла меня сушёными ручками. Я вопила и брыкалась, под ногами путалась тявкающая Бела и каркал полупернатый. Занавесил свет испуганный Юстас в бисерном нагруднике и бигудях, и я отключилась. Просто всё вдруг завертелось - и стало темно.
  (Я думала, это только для нервных доисторических дам - обморок. Ан нет. Я тоже такая. Вот увижу мышку, вскочу на стол, завизжу, и моя тонкая фигурка изломается, упадёт, и я буду лежать на столе вся такая бледная, а мышь будет плясать на моей вздымающейся груди...).
  
  В этой темноте я очнулась. На моих ногах хрипела Бела, тяжко вздыхал и нервно чирикал Гектор.
  Кровать не моя. Подушка слишком высокая. Моя - как блин. Тело берегу. Шею свою лебединую.
  Я пошевелилась и стряхнула Белу. И тогда медленно замигала и зажглась сверкающая пузатая банка. Фитиль разгорелся и осветил кровать с балдахином и резными витыми столбиками. В окне тьма, а в моих ногах - щуплая старуха в кружевном пеньюаре. Грета. Её я, к сожалению, не стряхнула.
  - Посмотри в окно, - мягко сказала она. - Что ты там видишь?
  - Тьму. - Что толку делать вид, что старухи нет? Она есть и задаёт вопросы.
  - На самом деле там светятся горы - лиловым, алым, зелёным. В этих горах живут люди - как Грегуар и Грегарина. Они не показались тебе необычными?
  - Вполне обычны. Ну, кроме этих "Мадама" и описания себя в женском роде.
   - Вот видишь, Гром. Двадцать третья неполная, - неожиданно забыла обо мне моя фея. - А ты звал дальше...
   - Я объясню тебе тот минимум, что могу, - вновь повернулась она ко мне. - Многого не могу - это повредит твоему обучению.
  Ну да. Крапива не вызреет, или случайно выкупят из рабства...
  - Они не люди в твоём понимании. Они сильно отличаются даже по структуре составляющей их материи, как и их мир от того, который ты знаешь, - здесь другие физические законы. Сплошная ячейка позволяет нам встроиться в него и не погибнуть. Что касается людей, то, если бы они были в истории твоей родины, - она резко вздохнула, а Бела зарычала. Грета вновь отряхнула свои пальцы, как тогда, среди роз, и продолжила, слегка задыхаясь, - ты бы сочла их ящерами. Не динозаврами, а их разумными потомками. Теперь - об их речи. Ты не должна была её понимать! Юстас не понимал, пока я не провела подстройку, включая поведенческие особенности Охранников. Не пугайся - это лишь здесь он такой... конкретный. А ты - поняла Грегуара сразу! С искажениями, но поняла. Значит, я правильно выбрала ученицу.
  Заворчал Гром, тявкнула Бела, но Грета шикнула на них:
  - Здесь веду я!
  И оппоненты затихли.
  - И, значит, - Грета посмотрела мне в глаза и покивала головкой, - твой потенциал велик и включается запрет на подстройку. - (Это слава богу. Могу представить себя - лебезящую и страстно ожидающую Господина Небес).
  - Запрет внёс коррективы. Нам придётся пробыть здесь до того момента, когда ты увидишь этот мир, пройдёшь полную адаптацию... Ах да! Сейчас ты его не видишь. То, что ты видишь - это игры твоего мозга, который замещает неизвестные ему образы на привычные аналоги. Честное слово, мы НЕ в твоём доме, и купальня совершенно отлична от твоей ванной.
  Так. Теперь ещё глазам своим не верь. Равно и мозгам. Что остаётся? Тело. Хорошо. Глаза нынче обитают на самом важном месте в мозгу. Может, что-то древнее больше подойдёт? Ощупать и обнюхать? Грегуара?! Он тогда меня украдёт. Грегарину! Ага. Неявно. Случайно... Что ещё бормочет Грета?
  - Они скорее тени, призраки, чем реальность как обычно её понимают. Тебе нужны подстройки всех систем, а я могу лишь одно: позволить тебе воспринять их пищу, иначе ты можешь погибнуть. Так. Теперь дай мне голову. Я возьму её в руки.
  - Не дам! - твёрдо сказала я. - Без подстроек, сами сказали. Буду есть сама - а там как бог пошлёт.
  Гектор сказал "уи!", Грета кивнула, а Бела упала на бок.
  - А дайте-ка мне вашу голову, Грета! - приказала я. Мои умственные конструкции должны меня слушаться.
  Она улыбнулась и наклонила голову. И что? Головка с натуральными кудряшками. Ощупали. Теперь обнюхаем. Жасмин! Ой!
  - Ты думала, сера? - хихикнула мадама.
  - Нет. Розы.
  - Розы - это я. Запах ячейки, благодаря твоей ванной, жасмин. Можешь всех обнюхать, путь верный. Двадцать третья не за горами, а, Гром?
  Он замахал крыльями с запахом жасмина. Всегда вонял мочой. Очаровашка. Раз двадцать третья не за горами, пора позавтракать. Тело разверзло зубастую пасть где-то в области желудка. Я даже взглянула на солнечное сплетение - но пасть скрывалась под пеньюаром... моим кимоно с драконами. Один из них, что на пузе, воровато сосал лапу, а слюни того, что на плече, падали ему на жабо и прожигали дырки... Мои мозги опять шалят. Я зажмурилась и представила себя неглиже. Лучше бы я этого не делала. Нельзя переодеваться в присутствии мужчин. Гектор зашипел и сладострастно застонал. Ублюдок африканский! Я не открыла глаз - просто одела себя в глухую фланелевую рубаху с воротничком и манжетами на длинных рукавах. В скромный голубой цветочек.
  - Так лучше. Приличнее, - прощебетала Грета. - Но красть - будут! Не забудь переодеться к выходу. Каких блюд взалкал твой дракон?
  Не докажешь. Если моё волшебство - глюк и Грета - тоже глюк, мой непротиворечивый мозг их согласует.
  - Разве у меня есть выбор? - невинно спросила я. - Без подстроек их пища может меня погубить. Так что пусть несут чего-нибудь. Какую-нибудь их национальную кюфту-шурпу с шакер-чуреками. А что, время завтрака?
  - Если ты хочешь завтракать, то да, - пояснила Грета. - время у них тоже иное. Мы притягиваем нужные моменты. Вон и рассвет.
  Я машинально бросила взгляд на окно, занавешенное теперь малиновыми гардинами, нахмурилась и решила колдовать - то бишь, мешать моему консервативному мозгу навешивать ярлыки и закрывать обзор. Я - понюхала - рассвет!
  В нос ударил сложный аромат машинного масла и муравьиного альдегида с примесью мяты и совсем чуть-чуть - гвоздики: маринад для паровозов.
  Держа запах в себе, мысленно потянула руки туда, за занавески, и пощупала рассвет. Руки проваливались и скользили по каким-то желатиновым нитям, упирались в утолщения, и те вырывались из рук, мелко вибрируя. Итак, глазки мои, снимайте занавески. Смотреть будем на этот паровоз, закусывающий пищащими маринованными огурчиками. То, что мы увидим, называется рассвет.
  Ну, во-первых, он девственник. Потому что фиолетовый. Во-вторых, либо раб, либо жрец, потому что тоже запелёнут и исходит полосами. Он выглядывает из-за горы неистового бирюзового цвета, и там, где встречаются их контуры, бирюза бледнеет и стекает в тень, а гора темнеет до черноты. Хороший закон: днём все кошки серы, ночью все дамы красавицы.
  Ну что? Увидела и ощутила что-то: оно не то, чтобы моё. Чужое что-то увидела. Значит, задача питания слегка упростилась: как в китайском ресторане, нужно ко всем блюдам заказывать стакан водки. Для детоксикации организма.
  - Не понимаю, - задумчиво сказала я. - Если ячейка адаптируется, она трансформирует мозг, и мозг трактует чужую реальность в знакомых терминах. Зачем мне возвращать восприятие из моего родного мира? Там-то все эти ленты и полосы ничего не значат. Почему не опереться на трансформированный мозг?
  - Потому что мозг не только анализирует, он желает, - басом возмутился Гектор. - Ты на меня теперь взгляни. На Белу. Пока ты желаешь попугая и собаки, их и увидишь...
  Попугай и попугай. Жасмином разит. Лысый. И всё же... Я зажмурилась и протянула руки к лысой шее... размером с Юстасово бедро и шершавой как наждак. Двигаемся к голове. Сейчас клюнет! Шея не кончалась. Пришлось отступить на несколько шагов, и я добралась до треугольника челюстей с острыми коническими зубами. Не клюёт. То есть не жуёт. Выше - горячие лепестки ноздрей. Где-то там Гектор чихнул... пустое. Глаза? Веки морщинистые, ресницы сказочных принцев на пол-лица... морды. Лоб крутой, с высоким гребнем от носа до затылка. Поехали по спинной стороне: гребень всё выше, тяжёлые мышцы плеч и крылья: тонкая кожа, крепкие кости с желваками суставов и суставчиков. Крылья горячие и дрожат. Спина ровная и наждачная... Хвост круглый в сечении, с воланами рулевых крылышек. На полёт работает весь позвоночник! Два плечевых пояса! Куча хвостовых поясов! С ума сойти.
  - Лапу дай! - привычно сказала я ветеринарным голосом. Вот она, лапа. Три пальчика вперёд, один назад. Тот, маленький, всего-то размером со скалку. Когти... ну, как у Гектора.
  - Ты весь лысый! - констатировала я. - Зачем притворялся, что пернатый? Не стыдно дракону прыгать на жёрдочке?
  - Зато ты меня целовала! Когда я в обморок упал, - напыжился... Гром. Ревизор и авантюрист. Где мой старый полупернатый? Хотелось плакать.
  - Не сходится. Ты места не занимаешь, - прищурилась я. - Там, где должен быть твой хвост, сейчас обретается Бела.
  Грета восседала на моей кровати с довольным видом счастливой бабушки в милом детском окружении. Чему никогда не бывать. Эта картина так же нереальна, как Гром.
  - Гром здесь чужак, - сказала она. - Он свёрнут. Ты увидела сквозь здешний образ. Стадия двадцатая. Теперь двадцать третью отладим. Скачешь, как блоха на верёвочке.
  - А где мой Гектор?
  - Тут я, - скрипуче высказался попугай. - Меня они зачем-то сюда притащили.
  - Это не Гектор. Это переговорное устройство. Так я не хочу.
  - Слился он, - пояснила Грета, - попугай умирал, и ты это знала. Честно умирал, от старости. Но он ведь чудный парень! Послужил Грому как место свёртки - потом сам свернулся в Громе. Теперь чеши шейку дракону. Представляю, как наш Ревизор запоёт "Мы поедем, мы помчимся" на Совете - с него теперь станется. В грусти может и на бревно забраться, вместо жёрдочки... Свёртка живёт в тебе и постоянно реагирует - не спит. Теперь Гектору дан драконий век, а Гром ведь молод. Но они будут путаться. Не услышишь ты нынче ни чистого Гектора, ни зануды Грома. Они - в паре.
  - Интересно. И мы здесь тоже в свёртке?
  - Да. Но здесь мы ещё и в ячейке, замотаны в защитное поле.
  Меня озарило:
  - Значит, Генриетта, это...?
  - Одна из моих дочерних свёрток, очень давняя, - кивнула Грета. - Обман энергетического уровня. Только он включит на меня иммунную систему - а я уже другая. Потом, пару раз обманув, можно снова вернуться в своей свёртке. Это - когда ячейка не собрана.
  - Как вирус?
  - Чем плоха аналогия? Вирусы - основа эволюции.
  Залаяла Бела, отчаянно и жалобно. Ну да! Её забыли. Она-то тоже... Петти.
  - Ну, иди ко мне! - предложила я. - Теперь тебя смотреть будем.
  Она прыгнула на мои колени, и я было протянула руки её ощупывать, когда в лицо мне ткнулась тугая, мокрая от слёз щёчка и плечи обхватили детские крепкие ручки. Дитя? Мои пальцы нежно ощупали личико. Нет! Если и дитя, то не человеческое. Слишком велики глаза, слишком высоко поставлены ушки, покрытые нежной шерстью, слишком мягки и воздушны кудряшки. Но тельце детское - амурчик с древнего фонтана.
  Я сумела преодолеть профессиональную чёрствость и поцеловала свою собаку. Плачет же! Что-то тревожно заныло в душе - словно имя Петти жило там всегда.
  - Кто ты, Петти? - спросила я Белу. - Я тебя знаю?
  - Восемнадцатая фаза! - гаркнул Гром. - Петти, не журись. На следующей Станции и поговорить сможешь.
  Бела вертела обрубком хвоста и нежно смотрела на меня. Грета погладила её по голове.
  - Подгорная раса. Они легко свёртываются и плохо возвращаются, часто застревают в местах посещения. У вас даже легенды о них есть.
  - Малый народец! - догадалась я. - Гном?
  - Не обижай её. Это слово у них - ругательство. Тирúны. Петти - тирина.
  - Почему она плачет?
  Грета задумалась и поморщилась. Врать готовится.
  - Вопрос из будущего, - пояснила она свои явные сомнения. - Рано тебе. Пока скажу, что и Петти, и Гром в этой экспедиции сильно рисковали: век собак недолог, да и век попугая подходил к концу. Если бы умерли Бела или Гектор - унесли бы с собой двух самых юных членов Совета.
  - Так выбрали бы у нас других зверушек.
  - Нет. Носитель редок и должен соответствовать много чему, в том числе и количеству прожитых оборотов... лет. Я имею в виду особые условия твоей родины, кое-где значительно свободнее. Ваш уровень сильно напряжён.
  Да что же она всё ручки потирает?
  - Так Бетти плакала от облегчения, что она жива?
  - Частично, - сухо ответила Грета. - Не пора ли завтракать?
  Значит, Петти шестнадцать, и она уже член Совета? Рано созревают тирины. А юному Грому лет шестьдесят-семьдесят... Да, Совет у них оригинальный.
  - Пора, - решительно сказала я. - Где будем поглощать чужеродную материю? И, Грета... с дороги... да и возраст... где тут у нас клозет? Я смогу отличить его от кухни?
  
  Завтракали в большой беседке. Там уже топтался розовый лоснящийся Юстас с профессионально уложенной шевелюрой. Бигуди, слава богу, снял, а не покрыл цветастым платочком с лозунгом "Здесь все свои".
  - Сегодня твои мышцы выглядят великолепно, - воодушевила я его. Он скромно потупился и опустил голову, надеясь на комплимент шевелюре - но фиг вам! На умственную бедность не подаём: мужик, всё-таки, хоть наше общество нынче смахивает на матриархат и можно за свой счёт наряжать и украшать любимого вместо ёлки. Гм... Жилет он сменил на колет, галифе - на килт, и в этих их деревянных башмаках походил на полного идиота. Подстроили его основательно. Где там, в тиши этого мозга, Юстас - неведомо. Так и хочется постучать его по лбу - может, родной голос ответит "Отстань!"?
  Не расслабляться. Не отвлекаться. Чета доверенных лиц Господина Небес внесла блюда. Моё - под крышкой. Может, и открыто, но мозги мои не готовы и смастерили крышку. Серебряную.
  Так. Под бдительным оком Греты я только что ставила индивидуальную защиту, так называется этот рулон. Его и наматывать не нужно - нужно увидеть на себе, как ту мою байковую ночную рубашку. Во всём великолепии увидеть - с рюшами и в божественной цветовой гамме. То же касается лысой головы (забыла сказать - в спальне волосы обрела) и башмаков. Ни боже мой изменить фасон и сорт дерева! Дерево, оказывается, чёрное. Особо ценное...
  Везёт нашим зверям - какими были, такими и остались. Никаких бантов, ошейников и уздечек.
  Ладно, к телу. Мне что, запелёнывать пищу в текстиль? Как же я её съем? Грета советовать отказалась - мол, сама так сама. А что сама? - А ничего.
  - Это какое блюдо? - спросила я Грегарину.
  - Девка? - обернулась она ко мне.
  Ну девка. Имею, тем не менее, право знать.
  - Его едят для улучшения пищеварения, или для получения энергии, или для радости?
  Брови Грегарины поднялись. Она вгляделась в меня и растерянно ответила:
  - Первое и второе. Принести для радости?
  - А как же! - бодро сказала я. Теперь выбор не весьма велик. Чего я хочу - харчо или гуляша? Гуляш лучше детоксицирует. Итак, начнём кухарить. Хорошо, что я изучила поваренную книгу в надежде однажды накормить Юстаса...
  Из-под моей серебряной крышки поплыли ароматы... перцу добавить. Гуляй, Гортензия! Я уничтожила крышку богатырской силой своей мысли и обнаружила отсутствие столовых приборов. Покосилась на Грету: та ела ложечкой что-то студенистое и жёлтое. Китовый жир? Юстас глодал жареную курицу, не обнаруживая желания что-нибудь отрезать. Ясно, как ели Бела и Гром. Показателем качества служили хруст и чавканье. А я? Где моё столовое серебро? Где моя ложка с монограммой? Крышку, жаль, утратила. Из неё бы... Зачем из неё, когда она из меня?
  Ложка вышла увесистой, старинной, с завитушками и монограммой ГК, обрамляющей цветок эдельвейса. Это ещё что?
  Гром поднял голову от лапы с зажатым в ней початком.
  - Пятая! - хрипло сказал он. - Петти, кричи ура!
  И Бела с полным ртом... пастью сказала "Хурра!".
  - Эдельвейс? - спросила Грета у Грома. - Мне не видно.
  А подите вы! Гуляш стынет. Ещё греть придётся... Я погрузила ложку в гуляш и заменила тарелку на серебряную. Детоксицировать так детоксицировать! - Из гуляша вырос пук зелёного лука, и Юстас утробно заворчал. Обойдётся. Пусть сам колдует. Я - ем - сама!
  Жениться на себе, что ли? Я - приличный повар. Для мужей. Сама питаюсь шпротами... Идиотка! Из гуляша всплыла названная рыба, испоганив мой восторг.
  Грета хихикнула. Так меня! Дисциплина мысли: я - ем - гуляш!
  Бела преданно смотрела на меня из-под стола. Ей - нельзя. У неё больные почки. Потерпит.
  Отвалившись от стола, обнаружила розетку под крышкой. Крышка прозрачная, в розетке какой-то розовый газ клубится.
  - Девка? Для радости, - сообщила мне шёпотом Грегарина. Словно мальчика на час предлагает. Я величественно кивнула и решила завершить обед чаем. Розетка трансформировалась в пузатую чашку с розочкой... Обрыдли розы. С фиалками... Поднимался пар, прозрачная жидкость нежного коричневого оттенка уже просилась в мои детоксицированные, набитые перцем кишки. Я поднесла чашку ко рту, и в нос шибануло миазмами кипящего рома.
  Грета прыснула.
  - Слова надо подбирать чётче. Радость - понятие, им неизвестное. Радуются только напившись. Надо было просить "для завершения". Из этой массы чаю не сделать. Хочешь желе?
  Не хочу я желе! Хочу чаю! Я озверела, выдувая спирт из жижи, но получила столовую ложку воды и выпила свой чай. Ну, мало. Зато своё.
  Браво, - сказал Гром, закусывая красной смородиной.
   Печенья хочу.
  
  3. Эскапада
  
  Шли дни. Мои кулинарные экзерсисы становились всё изысканнее, особенно когда мне удалось донести до Грегарины, что лучше составлять обед из трёх блюд. Кажется, я внесла что-то новое в представление Станции о питании: они тоже начали готовить супы. Видимость этих их супов мало отличалась от содержимого моей первой розетки "для радости", но Грегуар, похоже, прославился и развернул ресторанную деятельность. Теперь ему не было смысла менять жену и он тщательно охранял свою повариху. Вроде и она была довольна, звеньев в её цепи прибавилось, и цепь теперь доставала до щиколоток, резко ограничив её двигательную активность. Теперь Грегарина передвигалась плавно, мелко семеня ногами и слегка покачиваясь, что привело к соответствующему изменению психики: медленности речи, полуопущенным глазам и некоторой томности. Она даже стала растягивать слова... Интересно, а меня мой кулёк тоже изменил? Себя бы рассмотреть...
  Грета вознамерилась держать нас здесь до победного конца - то есть, до момента, когда я смогу увидеть истинный облик обитателей Станции. Пока я в этом преуспела мало, слишком трудно давалось мне поддержание индивидуальной защиты. Выходило либо разглядывание окружающего, либо сохранение одежды и лысого черепа.
  Чего я не понимала, так это зачем все эти наряды, когда и ежу ясно, что я не ящер? Неужели страсть к воровству в этом мире так велика? Допустим, Юстас, даже в бигудях, стал бы красть игуану только потому, что она самка?
  - Ты в ячейке, - объяснила Грета. - Ячейка подстраивает внешний вид. Твоё дело - одеяние, то есть социальный статус, а телом ты вполне очаровательный ящер. Только вот саму себя, равно и других членов ячейки, ты видишь изнутри - то есть прежнюю их форму.
  - А кем здесь выступают Петти и Гром?
  - Здесь есть священные животные, обязанные сопровождать жрицу, что-то типа лемура и змея. Своих я в этот раз не взяла, их заменили Петти и Гром.
  - Если их закат полосатый и слизистый, каковы же лемуры?
  Грета погрозила мне сухим пальчиком.
  - Не придуривайся! Подсказывать не буду. Плата слишком высока!
  Я это зачем рассказываю? - Затем, что моя рассеянность породила течение событий. Поскольку ни Грегуар, ни Грегарина никак не представлялись мне ящерами, Грета решилась вывести меня в свет. Выйти за пределы гостиницы мы и не пытались - просто покинули дом через парадную дверь, а там, как оказалось, имелся многоэтажный корпус для не столь важных персон. Мы отправились в ресторан Грегарины.
  Что-то сработало: то ли вечернее время, то ли торжественность процессии, то ли страх, но уже за дверью дома я окунулась в клубы рыжего тумана. Там, где мы шли, он, вроде, был прозрачнее, и сквозь него просвечивали яркие огни гор. Та гора, что я видела тогда на рассвете, светилась теперь в инфрасинем, но туман окрашивала расположенная сбоку, похожая на строчок рубиновая махина, на отрогах которой стоял наш домик: кое-где из-под ног блистали алые лучи.
  Я обернулась посмотреть на дом. Да! Конечно. Это мой дом. Кабы я жила в многослойном сером натёке на теле сияющей горы, кабы этот натёк ещё и завихрялся, и его куски периодически сносило ветром к синему горному соседу... потом выяснилось, что у них так поставлено сообщение. Грегуар, видать, передовой хозяин и регулярно рассылает рекламу: "Супца в розетка по умеренны цен!".
  Туман был сухим, но если протянуть руку к уплотнениям пообочь, врежешься во что-то мокрое и чавкающее. Надеясь, что во дворе гостиницы нет диких зверей, я щупала все встречающиеся фигуры, и они обдавали меня одуряющими запахами - то кремня, то уже знакомым машинным маслом, то сероводородом. Последнее, наверно, что-то экзотическое, вроде пальм... тотчас по моей голове мазнул шершавый лист, и я оказалась на песчаной дорожке. Сверху колыхалась финиковая пальма, а бока дорожки были очерчены стриженым самшитом. За самшитовой оградкой цвели бегонии и одуряюще пахли левкои. В листве светились алые фонарики!
  Ну вот. Мои скорпионьи мозги в своём репертуаре: только пробилась - и опять! Я расслабилась и вспомнила чудесный сероводород. Заломило виски, зато удалось вернуться в туманную жижу.
  - Перестань дёргать кусты! - прошипел сзади Юстас. - Это неприлично!
  Ну да. Ни волосы на бигуди не закручиваю, ни иду парадным шагом... Деревенщина.
  Впереди раздались приветствия, и сквозь туман, путаясь в цепи, пробилась Грегарина. Не ящер - человек. Вот так. Тщишься, пыжишься, а ящеров всё нет, хоть полночь минула... захотелось домой, под балдахин. Однако ячейка двинулась к кормушке. Этот их ресторан - ещё один серый натёк на красном хрустале горы. Грегарина с Гретой пошли в лобовую атаку на серую пемзу натёка и канули в ней. Бела выжидающе смотрела на меня. Что же! Возможно, мои упрямые мозги и стоит размазать по стенке. Я отступила на шаг, врезалась в замыкающего Юстаса, и он, блюдя свою невинность, швырнул меня в камень дверей.
  Эти двери не пропускали - они тебя обсасывали. И облизывали. Наверное, так у них выглядит личный досмотр. Однако, чувство, что ты - сахарный петушок на палочке, не способствует высокой самооценке.
  Сорвавшись с языка дверей, я уткнулась носом в бисерный жилет. Бисер светился, как родившие его горы, а под ним чуть поблёскивала бесформенная туша Охранника. Сконцентрировав взгляд, удавалось разглядеть немного - то пару сияющих искусственных зубов, то отсвет глаза. Ящером эта студенистость и не пахла. Она им была, а пахла - псиной.
  Вот тут я увлеклась. Ящер же! Двадцать третья на мази! И забыла про защиту.
  Грета так и не сказала мне, во что превратился мой кокон. Думаю, в кимоно с драконами. Ну не догола же я обнажила душу перед аборигенами? Или догола?.. Волосы точно выросли. И мой свежеобретённый ящер, а также ещё не обнаруженные мной в тумане посетители нашли САМКУ!
  Юстас сгрёб меня в охапку и задом отступил в дверь. Та страстно навела на нас глянец и выкинула наружу.
  Сделанного не вернёшь. Ячейка поспешно двинулась обратно. До смерти не забуду тот бег в мешках по туманной трассе. Могли бы и в нормальном одеянии пробежаться, но Грета...
  Бежали, размахивая концами коконов. Юстас периодически пихал в зад ту или иную замотанную фигуру - охранял, значит...
  
  - Я не смогли защищати девка, - оправдывался Грегуар. - Она красивый. Я бою себя за Грегарина. Вам следует отбыть себя. Ваш хата, мадама, не годится. Мерингроса вас знающи. Охраннику перекупят и порушати.
  - Так они - воры? - с ужасом спросила Грета. И тогда я начала хохотать. Так, хохочущую, и повели меня на задний двор к ограде. Моей, родимой. С крапивой и кучками. Дальше, как обычно, розы. Надо же! Они - воры?! Да в этом мире все - воры. Грета что, не адекватна?
  Я прошла между кустами, твёрдо уверенная, что теперь, когда я разглядела ящеров, этот мир воров уходит от меня навсегда. Но именно теперь он меня заинтересовал. И - мне не хотелось терять Грегарину! Что-то в ней и её супруге меня притягивало.
  Шаг за кусты - и нога провалилась в сугроб, а лицом я уткнулась в пятящийся филей дракона. Хвост он, слава богу, забросил вбок. Из-под его передних лап доносились тихие стоны: юный член Совета придавил пожилую коллегу. Грета! Тебя можно придавить?
  Я было рванулась спасать свою фею, когда сзади охнул Юстас. Этот-то о чём? Потерял форму в одночасье? Кудри от холода развились? Обойдётся. Грета важнее.
  Но она уже стояла на затоптанном снегу, похлопывая по варежке мою собаку. То есть, бывшую мою собаку: в вязаных штанишках и шапочке с узорами, в малиновой искусственной шубке явилась этому новому миру Петти. Светлые бездонные глаза, платиновые кудряшки и румяные щёчки. "Моё! - потребовал ошалевший мозг, - Это моё! Дай!". Я чуть не выдернула тирину из объятий Греты, едва удержалась. У старых дев такое бывает: игра гормонов. Привыкай, Гортензия. С Белой тебе было как-то спокойнее.
  - Почему ты выбросила нас в Резерв? - пробасил Гром, отряхнув простым упражнением голоса снег с деревьев и превратившись в длинношеего снеговика. - Я растерялся. Почему не восемнадцатая? Прости, Грета, отвык от размеров. Полетел за тобой... - Он фыркнул. - Собирался сесть на плечо.
  Грета захохотала.
  - Я предложу Совету сделать рядом с моим креслом насест - ради твоей забывчивости.
  Гром смутился. Грета в своём репертуаре: загоняет всех неизвестно куда и обвиняет в непонимании.
  - В истинном зрении этот снег, видимо, трава? - спросила я. - А эти ёлки - чьи-нибудь гостиницы? - Я почесала Грому подключичную ямку. Он заурчал. Хороший мальчик, хоть и член Совета. Создам с ним ядро сопротивления.
  - Это снег и ели, - хрипло проговорил за моей спиной Юстас. - Это снег и ели, Гортензия. Ещё сто шагов - и будет моё зимовье. Туда нельзя, Грета. Там смерть.
  Грета покачала головой.
  - Это почти твоё зимовье, Юстас. Это - наш Резерв. Он всегда был внутри твоего зимовья - в ведении Грома. Могла ли я оставить тебя без присмотра?
  Здравствуйте. Вроде Юстас был примазавшимся, а теперь оказывается, что он - персона. Вот, кивнул.
  - Нравится бередить?
  - Кого мы готовим, Юстас? - взвилась старуха. - Твой опыт - не только твой. Ты стал щупом этого мира - так ведь и выбрал роль сам! Сам полез спасать Совет! Теперь что, претендуешь и на роль Прекрасной Дамы? И так урвал себе две высших должности. Какой-то ползучий экспроприатор!
  Ещё! Скоро окажется, что Грета тут не начальство, а просто на побегушках у коварного Юстаса... Юстас - урвал?! Никогда! Даже в бисерном нагруднике не продался!
   - Вы всегда вводите в курс дела околичностями? - бодро спросила я, отвлекая воинственную даму. Ей придётся отвечать, а не ругать подельников. - Если это - ваш обычный путь, то учиться мне - не переучиться. Вот что, например, сейчас делать мне? Чтобы что-то не бередить - надо знать, что. Чтобы учиться - надо знать, зачем. Пока я умею только быть лысой сверху и напоминать шпульку снизу. Ещё я умею готовить из цветного газа то, что раньше делала из продуктов, и знаю, на что похоже чёрное дерево. Всё!!! Вы кричите "Хурра!" неизвестно на что. Я бы тоже радовалась, кабы знала.
  - И вообще, - (Эта мысль озарила меня только что!) - зачем вы все толчётесь на своих Станциях и в Резерве, который смахивает на мою родную тайгу? Что вам здесь понадобилось? Если оставить в покое мою бедную голову и перестать обвинять её в сумасшествии, то вы - пришельцы, что и демонстрируете мне регулярно. Причём как тут, у нас, так и у ящеров и, верно, на всех ваших Станциях вы - пришельцы! И маскируетесь под аборигенов. Зачем это вам?
  Они уставились на меня все четверо. Все - с разным выражением, если выражение лица тирины и морды дракона имеет хоть какое-то сродство с известной мне мимикой. Юстас... ах, Юстас! Угораздило влюбиться в единственное в мире чужеродное существо условно мужского пола! В игуану... Юстас смотрел на меня с такой грустью, что я как-то завяла. Грета морщилась, видимо решая, как меня оболванить. Петти жалостно поджала губки и собиралась зареветь, а Гром улыбался. Точно. Он - самый близкий мне че... то есть зверь. Звери вообще понятнее гуманоидов. Не зря я стала ветеринаром.
  - Империя Касания, - наконец, решилась Грета. - Так мы называемся. Мы живём ради поиска ответа на единственный вопрос - как предотвратить гибель цивилизаций. Это наш вопрос веры. Наша религия, если хочешь: уверенность в том, что разум не должен уходить из Вселенной. Мы не вмешиваемся - мы ищем пути спасения. Станции - это цивилизации на грани гибели. Их история различна, но конец всегда один: разум во Вселенной вымирает. И мы надеемся найти обходной путь. Ради этого рисковали Гром и Петти, крайне рисковал Юстас, и пожертвовала собой Великая Ведьма... Мы - многоуровневый мир, соединивший представителей многих рас с их воззрениями и опытом. Ты можешь стать нашим единственным человеком. Если захочешь. Если откажешься - вернёшься домой и забудешь всё как странный сон. Сочтёшь то, что останется в памяти, помрачением ума. Решай.
  
  4. Цели и средства
  
  У них какой-то культ Великой Ведьмы. Это она сказала, то - решила. Теперь выясняется, что она решила: мой мир - ключ к загадке, а посему следует заняться им вплотную. И зафрахтовать меня!
  Да. Вы поняли, что я не пожелала вернуться к родным бугаям. Почему-то мне веселее болтаться по Станциям в ожидании некоего моего созревания - не то, чтобы полового, но касательного к нему. Касание - почти половая функция, так сказала Грета. Понятно, почему выбор пал на меня: моя фригидность накопила мощный половой потенциал, что теперь пригодится в Касании... Чем это кончится в смысле моего отношения к Юстасу - не знаю. Здесь и теперь он старый и усталый, и мои потаённые страсти медленно никнут, не находя в нём посадочной площадки. Я старею рядом с ним. Стоит ли? Наверное, следует изгнать его из головы... вернее, живота. Он - другой вид! Что за извращение - любить старую усталую обезьяну? Я стараюсь к нему не прислоняться - тогда в моём животе ёкает лишь в ответ на его тоскливый взгляд... Луна ты моя в Скорпионе! Ну и выбор...
  Ещё ёкает на малышку Петти. Как-то нашла её брошенную шубку, взяла повесить - а там, на подкладке справа - серебряный эдельвейс. Что я должна узнать о тебе, Петти? Какую такую Пятую стадию вы мне готовите?.. Петти то прыгает, то вдруг сникает и становится похожей на Юстаса или Белу в минуты моего застолья. Какая-то звериная тоска. Причём если у Юстаса она всемирная, то тоска Петти адресована мне. Может, какого любезного ей гнома я спасу, как говорит предсказание Великой Ведьмы... кому же ещё предсказывать? Это имя будит во мне зверя. Почему-то выть хочется. Выть - как они. Возможно в нём, имени этом, и есть корень зла? Корень тоски Юстаса и Петти? Избыть!
  ... "Пожертвовала собой" - это, случаем, не умерла?
  - Она умерла? - со всей возможной для обстоятельств мягкостью спросила я.
  - Для нас - нет. Для себя - да, - буркнула Грета, а Петти зарыдала. Так не пойдёт! Религиозный экстаз и Гортензия? - Не бывает!
  - Живее всех живых, - ядовито пропела я. - И вы стравливаете своё экстатическое обожание, сиречь тоску, в её блистающий обелиск! Да в уме ли вы? Пока кто-то жив - благоговейте, коли иначе не можете. А после - отдайте дань, но хоть не рыдайте! Это же богопротивно! Вы что, вши на саване Великой Ведьмы? Вы сами уже и подумать не хотите. Она говорила! Да мне важнее, что говорите ВЫ - здесь и сейчас, а не кто-то где-то когда-то! Хватит травить меня этим именем!
  - Не хочу учиться, хочу жениться, - заметила Грета.
  - Права, - мигнул мне душка ящер. - Тебе пора брить усы.
  Усы? А! Сами с усами... Мудрое чешуйчатое.
  
  Последующие дни протекали бы мирно, кабы не сосущее ожидание чего-то, и завершились маленькой сценкой с большим "за кадром".
  Я всё цеплялась к Ведьме, изыскивая наиболее уязвимые стороны их дурацкого обожания, как вдруг на мой очередной укус Юстас залился красным так, как умеют только рыжие - стал похож на помидор с недозрелой маковкой - и завопил:
  - Не смей больше трепать память моей жены!
  Из меня выбили воздух. Резиновой тряпочкой я опустилась на свой стульчик возле печки и погрузилась в процесс топки, ибо в мозгу не осталось ничего стоящего. Это сейчас я могу задать себе вопрос: "Ну как тебе любовь, Гортензия? Где твои красные розы и золотые фонтаны? Твои корявые лапы коснулись памяти... жены вечного холостяка Юстаса и обнажили суть проблемы: ты никто, Гортензия. Так, плевок на ЕЁ портрете".
  А тогда было пусто в теле - будто даже замолчало сердце. Давящая пустота. И едва этот вакуум достиг пика, родилась Вселенная. Я взлетела к звёздам своей Вселенной и поняла, что вот теперь я выросла и обрела свой мир. Ни Юстаса, ни даже Грету с иными животными... то есть, членами Совета, а себя самоё - свои звёзды и туманности, свой путь вопреки, свой образ. Странный образ: белая хламида и венок из эдельвейсов...
  Тихо охнула Петти, часто задышал Юстас, а я поднялась со своего стульчика, одёрнула мантию и жёстко спросила Грету:
  - Чего мы ждём? Что мы потеряли в этой пустоши?
  - Не чёрная! - невразумительно изрёк Гром и стал сосать лапу. - Колет-то! Как когда-то... Ну ладно лиловая, а то белая! Это куда ж нас понесёт?
  - Совет отменяется, - отрезала Грета. - Ждём мы Юстаса: он не готов к погружению.
  - Ой ли? - вытирая лоб, пробормотал Юстас. - Я вот уже озверел.
  - Ячейка сквозит, - возразил Гром. - Зверь ты пока мягкий такой, вроде белки.
  В том же неудобопонятном ключе они поговорили ещё с четверть часа и разошлись по кроватям, если считать кроватью помост в стойле Грома. На меня больше никто внимания не обращал - ну, кроме Петти, что разглядывала меня собачьими преданными глазами.
  В пустой гостиной я закончила труды с этой монстрозной печью и тоже пошла спать. Вот только не шёл сон. Гнев - тот шёл. Какой-то размытый, ненаправленный, истошный гнев... Надо было проветриться. Погулять. Пробежку, что ли, по нетронутым снегам?
  Хотела переодеться, да передумала. Почему здесь нельзя делать того же, что у ящеров? Зачем это я одеваюсь и переодеваюсь как заведённая, когда могу... Я вернула хламиду, утеплив её горностаем. Мех - на голое тело?! А приятно. Не избыта ещё во мне обезьяна - и волосатый Юстас, и этот гладкий мех о том свидетельствуют. Унты с бисером и меховыми солнышками. Венец... ну его. Ушанку над мантией? - Нелепо. А! Боярскую шапку. Палку в руку - ну, раз шапка! Не мелочимся! Жезл чёрного дерева с перламутровыми розами... Нет. Не выходят розы - опять эдельвейсы вылезли. Крючок сверху, как у волхвов... Ага! И была в руке у ней скрюченная палка, и летела вслед за ней скрюченная галка... Галку отставить. Гром уже спит.
  Когда хочется завыть, надобно либо накупить себе всего нелепого, либо поиграть, что я и делала в полном объёме. Потопала унтами, величественно воздела посох и удалилась в ночь.
  Ночь была славной - избавила меня от необходимости возвращаться за фонарём. Луна - как белое солнце наших серых дней.
  Бегать не буду - по болоту босиком прыгала как жаба... - не романтично. Я походила вокруг Резерва, проверяя, не следит ли кто за мной. Не было такого. Значимость свою я опять преувеличила. Тогда нырнула в эксперимент "Что, если?", как говорил мой незабвенный профессор.
  Итак, я сижу в "Резерве". Где-то там - истинное зимовье. Загорись я желанием собирать уснею, в чём бы я была сейчас там? - А в дублёнке с капюшоном, шерстяной шали и утеплённых лыжных штанах. В свитере и ушанке, как на фермы езжу в мороз.
  Мантия послушно трансформировалась, и зимовье встало передо мной серой тенью - ни огонька. Избушка-избушка, повернись ко всем задом, а ко мне передом! Юстас со всеми своими икрами и бицепсами этой избушки боялся. А я? А мне надо было лезть на рожон, испытывая Судьбу: "Вот, дрянь, ты подсунула мне дурацкую любовь, окунула в дерьмо, а теперь что предложишь? Может, твоя кошёлка уже пуста, и мне пора прощаться? Давай, дорогая, выворачивай ассортимент".
  Я злобно пихнула незапертую дверь. Тьма кромешная. Затхлый запах застоявшейся с помётом воды, словно гнилая поилка. Звук... пришёл только за мной - шуршала снежная крупа, толкала меня в спину, и посвистывал ветер. В доме тишина. "Там - смерть"... Хоть и зла я до чёртиков, но в каком облике эта смерть? Безумец с топором, медведь-шатун, чума-холера? Адреналин бил в поддых. Выключатель должен был находиться за дверью справа, как и в копии Греты, что изменила лишь внутренние помещения с учётом размеров Грома. Щелчок. Темно. Ясно, генератор молчит. А чего ты ждала, Гортензия? Чтобы этот, с топором, возился с генератором? Если бы был день, можно было бы что-нибудь рассмотреть, а так... фонарик нужен, на каске, как у шахтёров.
  Твори, ученица, авось что выйдет, сказала я себе - и принялась творить.
  Вышло совсем не то: ушанка моя снова превратилась в венок из эдельвейсов, дублёнка разлетелась горностаевой мантией, а цветы венка загорелись голубыми противотуманными фарами. Под мантию радостно впорхнули стаи снежной крупы и нежно прижались к моему голому телу... Бедная Снежная Королева! Хотя, может, под её мантией скрывались тёплые байковые панталоны?.. Мысли были совсем не о том. Боялись всё же мозги - не хотели думать про смерть, хотели про тело.
  Ну-с, оставим тело с его горестями. Что нам покажут эти противотуманные букеты?
  А ничего они не показали. Только пузырилась под их лучами толстая полупрозрачная плёнка, языком заползшая в прихожую и на пути заледеневшая. Лёд теперь плавился, шипел, и сохла плёнка, как медуза на горячем камне. Если это и была смерть, то теперь её как бы не стало. Мои цветочки расправились с ней довольно безжалостно. Вот, была жизнь - примитивная донельзя, а потому всесокрушающая - и не стало её. Вряд ли подобное действие одобрили бы наши экологи, требующие хранить любую жизнь. Я бы... тоже сначала подумала, да думать мне тогда не дали. Забавно. Мой продукт управлял моими действиями. Быть или не быть плёнке - решали эдельвейсы. Выходит, начав упражняться в магии, я встроилась в некую могучую систему, которая принялась меня контролировать. Поднадзорная Гортензия Коу: здесь убрать, там подстричь, здесь пообтесать.
  Назад хода не было. Но я, например, могла не входить дальше, и эта жизнь сохранилась бы там, в глубине помещения. Пусть себе спит во льду, пока я покумекаю, откуда она и что в ней опасного.
  А для того мне нужно было вернуться назад во времени. Положим, дорога могла занять у Юстаса месяц, учитывая современное состояние транспорта, но месяц назад он здесь был? Что здесь было месяц назад? Ещё не было зимы. Скажем, осень. И была бы я здесь в дождевике изумрудно-переливчатом, от кутюр, и в прозрачных фиолетовых сапогах, а под дождевиком в старом свитере и джинсах. Так. Волосы следовало упаковать в косынку. "Магия, ты меня поняла?" - спросила я с надеждой.
  Поняла, благодетельница. В этом всём я теперь стояла под дождём у входа в зимовье. В окнах - снова темно. Спят - или?..
  Повторный удар ногой по двери и бросок к выключателю. И снова не было света, и я снова - в мантии и венце; но синие лучи венца шарили по пустой передней. Пустой! Надо было идти дальше. Пахло пылью, и едва-едва пробивался запах стоялой воды.
  Секции коридора с полупрозрачными дверями. Как и в Резерве, коридор окружал жилой блок по периметру. Узкие окна с тройными рамами дали бы мне слева свет луны - но венец не спрашивал, он истошно полыхал синим, и невостребованная луна исчезла в тёмных проёмах окон. Первые две комнаты справа - сушильни. Одна для одежды, другая для уснеи. Всё равно надо было проверить.
  Горячими, бьющими прибоем крови пальцами я запахнула покрепче мантию. Зачем? - Да от страха! И ворвалась в первую сушильню, как спецназовец в кино. И точно так же попала в объятия противника, завопила что-то несуразное; дралась, как кошка, царапалась своими короткими ветеринарными ногтями, вырывалась из объятий пустого мехового комбинезона - и поняла, что дальше так не пойдёт. Умру от страха или истеричного хохота, так и не удовлетворив своего любопытства и желания независимости. Я ведь, в конце концов, не детектив, и не намерена была подозревать Юстаса во лжи. Вот пусть он сам расскажет свою суровую мужскую историю, а я, как нормальная баба, буду охать и всплёскивать руками без всяких там адреналиновых атак. В кресле у печки. Как Катарина у Шекспира: "Пока мы нежимся в постели".
  Я лихорадочно выскочила из зимовья. Поменяла наряд на зимний - и магия тотчас поставила меня под луной у дома. Я открыла дверь, желая немедленно, сейчас же, извлечь шерсть Юстаса из одеяла и призвать к ответу... но я открыла дверь не Резерва, а зимовья: нет запаха жасмина, опять вонища. Промашка.
  - Вот видишь, Гром, - прочирикали из темноты прихожей, - мы едва успели. А ты говорил.
  - Преклоняюсь, - пробасил подлый ящер. - Всё-таки Особый Надзор - это квалификация.
  - Что успели? - выдохнула я свой гнев. - Сокрыть следы?
  - Обезопасить, - попытался успокоить меня Гром. - Ты же здешняя, тебе опасно.
  - Что мне опасно?
  - Сенная палочка штамма Z, - сказал за моей спиной Юстас.
  Это называется "Не следят".
  - Я что, простыня? - фыркнула я, с ужасом вспомнив толстую плёнку. - И потом, в отличие от тебя, я не стираю в чужих домах!
  А он уже отвернулся от меня, спросил Грету:
  - От них ничего не осталось?
  - Осталась сантиметровая плёнка по всей станции. Хорошо, до леса не добралась. Ты молодец, загерметизировал. Почему не сжёг?
  Что?! Незапертая дверь - это загерметизировал?!
  Юстас пожал плечами:
  - А если с дымом проскочит - и по ветру?
  - Резонно.
  Тут вмешался удивлённый Гром:
  - Разве они интересуются чем-либо кроме людей?
  - Они мутируют! - отрезала Грета. - Как принялись за людей, так могут и на живую древесину переключиться.
  Кто из этих, разговорчивых, знал о моём прыжке во времени? Похоже, этот момент они упустили, как и предыдущий мой визит сюда, ещё до стерилизации, - и то, что нет нынче для Гортензии запертых замков... У нас с эдельвейсами теперь есть тайна. Это не повредит - не всё же им меня контролировать. Хорошо, что я так удивилась, что не успела сменить наряд и мои противотуманки не вгрызлись в надзирающих. Жалко было бы. Особенно Грома.
  - Пошли домой! - дерзко сказала я. - Там сядем в кресла у горячего моими стараниями мартена, и вы мне всё расскажете. Особенно Юстас. Грязными лапами я больше никого не хватаю, обещаю. Надеюсь, этого достаточно, чтобы меня посвятить?
  - А пошли, - согласился Гром, и мы возникли прямо у печи. Я обнаружила на себе своё кимоно с драконами и закрученный венцом платочек на волосах. Позже его изучила: белый шёлк, тиснёный серебряными эдельвейсами.
  А пока я готовилась потрошить волосатую обезьяну. Уж было открыла рот, встретила его взгляд - и застыла.
  Господи, ну сколько боли может поместиться в человеке? Даже если он - нелюдь? Если всё это выпотрошить, в моём мире не останется света. Схлопнется мир, несущий такую боль... Пусть говорит сам. Что скажет - то примем, а клещами тянуть нельзя. Это как водородную бомбу анатомировать. Увольте. Я и смотреть на него не буду, лучше чайник вскипячу и обслужу свою разномастную ячейку.
  Ушки мои, естественно, повёрнуты назад. Драконы в стойке: тот, что на плече, только что не сваливается и лупает глазами.
  Юстас говорил до утра. Прерывался на чай, иногда просто молчал - но, по требованию Греты, информацию излагал во всех подробностях. У меня страниц не хватит, так что изложу всё это вкратце.
  Юстас строил зимовье по своему проекту и на свои деньги. Ему достало ума понять, что уснеи на весь мир не хватит, и он строил потайную фармакологическую лабораторию, где синтезировали искусственную уснею - набор действующих веществ в агаровой основе, имитирующей форму лишайника. Лаборатория помещалась под зимовьем и была строго законспирирована. Но и ревизоры приезжали свои, посвящённые в проблему. Не все же идиоты в этом мире.
  А в последний раз приехал идиот. Заподозрил неладное, устроился жить на неделю и начал вести учёт товара - распоследних букетиков уснеи в этих лесах. Химики под видом сборщиков старались как могли, но никак не выходило набрать столько, сколько обычно сдавали на продажу. Ревизор хищно ждал, объясняя, что в лесу чище и он хочет отдохнуть от города. Пока все сотрудники были заняты обманом ревизора, некому было приглядеть за ним в быту. А он нарушил основное правило леса: привёз утилизатор и одноразовые простыни и тайно активировал бактерий. В комнате, вне специальной камеры, ублюдок! Чистоплюем был, знать...
  Дни спустя ревизор стал заговариваться, бегать по зимовью и требовать свежего воздуха, а там собрал вещички и канул в лесу. Автомобиль бросил: он ядовитый!
  Нашли туриста неделю спустя под буреломом - абсолютно голого и совершенно мёртвого. Похоронили, известили Управление и собрали его оставшиеся вещи. Тут-то и обнаружилась кассета с сенной палочкой, по которой безумец, вероятно, лупил топором: культура просочилась сквозь разбитые щели и растворила часть пола в его комнате.
  Химики волновались за лес. Тогда ещё была не ясна связь палочки с безумием, так что убирали и стерилизовали полы в халатах, заляпанных реактивами из лаборатории. Несмотря на стерилизацию, что-то выжило и мутировало, уже существовавшая инвазивность палочки резко возросла, и зимовье начало умирать.
  Юстас винил во всём себя. Ну и дурак. Он не микробиолог, и не он выводил этот жуткий штамм с кошмарно примитивной целью - заменить клозет.
  Штамм стал новым. Какой такой Z? Раз биохимия иная - и имечко ему иное. Скажем, "Devol" - убирающий объём. Универсальный утилизатор. Сначала лезет в нервную систему, вызывает навязчивые идеи чистого воздуха, спустя сутки ведёт к безумию и страху, быстрой смерти, а спустя месяц съедает труп подчистую. Этому я свидетель.
  Юстас там был. Его - не тронули.
  - Почему тебя не тронули? - спросила я его тогда.
  - Я иной, - съёжился он. - Я не смог сдержать охрану. Хотел - но не смог.
  - Хотел? - возмутилась Грета. - Что доказала бы твоя смерть?
  - Сняла бы вину.
  - За десятерых? А как же Империя? Принцесса? Тебе не на пользу этот облик. Мы, конечно, всё тут простерилизовали, но твоя охрана...
  - Моя, а не Ведьмы, - ответил Юстас. - Моя не стерилизует. Это вы - служители Ведьмы. Я - статья особая. Здесь моя охрана не агрессивна.
  - Это я-то служитель Ведьмы? - рыкнул Гром. - Ты ослаб! Ты сам всё это натворил, чтобы сравняться с массами! Как можно! Немедленно верни облик!
  Я сделала глубокий вдох: истинный облик любимой обезьяны может и убить ненароком...
  Юстас повесил голову - я впервые видела эту позу, так часто фигурирующую в сказках: затылок виден. Отрадно. Лысины у моей пассии нет. Пока. В данном облике.
  Грета вскочила с кресла, ткнула пальцем в грудь Юстаса и грозно пропищала:
  - Нет! Неужели!! Ты тоже возрождался?! Ради... этой недоросли?
  В голос зарыдала Петти. Похоже, появилась надежда на то, что Юстас ещё некоторое время потешит меня иллюзиями. Я слегка расслабилась. Юстас дёрнул щекой, положил руку мне на плечо и - не ответил Грете. Снова сердце моё закатилось в живот. Это что же? Выходит, я у него ныне опора? Затюкали молодца.
  
  5. Изменение
  
  Как-то сразу Гром и Грета увели разговор от опасной темы, невзирая на хныканье Петти, и словно забыли о предшествующей сцене. Теперь встал вопрос о дальнейших действиях.
  - Пора покидать Резерв, - объявила Грета. - Здесь процесс не остановить. Начальная мутация, приведшая к этому экологически направленному безумию, уже расползлась по всем материкам. Наша стерилизация зимовья человечество не спасёт. Не такие редкие тут у тебя реактивы, чтобы они не встретились с больным человеком ещё где-нибудь и не породили сходную мутацию. Это дело времени. Я не стервятник - любоваться агонией высшей жизни. Надежды спасти многоклеточных у меня нет. "Девол" съест всё.
  - А если вернуться во времени и предотвратить саму идею использования сенной палочки? - заикнулась было я.
  - Невозможно, - рыкнул Гром. - А если бы было возможно...
  - Тогда бы пришлось предотвращать саму идею генной инженерии, - неожиданно обнаружила способность думать моя бывшая собака. - Когда уже возник аппарат, его обязательно применят в утилитарных целях. Сначала военных, а потом - гражданских.
  Простыми словами, хищность разума нарастает в эволюции и он поедает сам себя. Мысли от натугу скушали друг другу... Как саблезубые тигры: зубы больше - охота лучше... и так далее, пока не перестал закрываться рот. А там - обычная схема: "Вот и стал таракан победителем, и полей и лесов повелителем".
  Это всё промелькнуло вначале - пока я не поняла, что именно ждёт мою Землю. А когда поняла - меня словно оглушили. Я ходила и разглагольствовала в желе, сходном с обитателем приснопамятной Станции. Там, где-то в тумане, Девол пожирал ядовитую Терезу, невезучего Джозефа, везучую Сусанну и моих озверелых быков. Я теряла и теряла их всех по одному - то профессора, то канареек и нового ассистента, то злобных старух Волчьего Яра и почтальона, фермерских жён с пивным румянцем и душку-гинеколога. Всех, что обрыдли мне так недавно, а теперь казались абсолютно неотъемлемой моей частью, но её отнимали и отнимали...
  Драконы моего кимоно свернулись эмбрионами.
  Я ушла от всех и легла. Сил не было. Им этого не понять - даже Юстасу, что хотел уйти вместе со своими химиками, а подразумевал - со всем миром Земли... Кажется, я даже не закрыла глаза - так и смотрела в потолок, что стал вдруг подземным коридором, и мы бежали с Юстасом и Петти в поисках выхода, бежали в отвратительном сером свете мимо чёрных ниш. Я видела белый свет и вела их к выходу. Я лезла по железной винтовой лестнице к прямоугольнику света, к открытому люку. А когда я вылезла - некуда было идти. Серые люди кружили цепочкой вокруг люка. Они все смотрели вдаль и шли один за другим - всё новые и новые бесстрастные лица. Мы не были им нужны, они и не замечали нас. Но чтобы уйти, надо было пройти сквозь...
  Сквозь что? Они вымещали пространство. Вероятно, мы бы и не ощутили ничего, пройдя сквозь их тела, а может быть, встроились бы в цепочку, даже не заметив своей метаморфозы. Люк за спиной, толпа перед лицом. Страх за спиной, ужас впереди, и метр между ними - не шевельнуться.
  Ты жива, Гортензия. Ты избежала унизительной и нелепой смерти - но перед тобой царство теней твоей расы. Только шаг - и бессмысленная смерть заберёт тебя из воя одиночества.
  Ах, Юстас! Твоя десятка на мои миллиарды... Или моя десятка добавлена к миллиардам твоих, что теснили тебя раньше? Зачем бы вы иначе искали пути сохранения рас? Здесь вы баньши - всё, что можете, это плакать. И ваша Великая Ведьма надеялась на меня - не на человечество. На единицу, случайно выдернутую из большой выборки, несущую в себе как бы всё о людях... Тени бредут в никуда. Кругом, кругом. Вроде, им это несущественно. Но в круге - я! У меня нет выхода, пока они так бредут. Великой Ведьме нужно было человечество, которому она не дала ничего, кроме ожидания агонии? Ну так получи, старая карга! Будет тебе человечество, а заодно и коровки с собачками, и ёлки с берёзами. Безродная Коу - ничто без своей планеты.
  Тельце моё не сдюжит. Мозг - сварится. Но моя Вселенная ещё и не такое вместит.
  Медленно-медленно я развернула свой мир на пути безразличных призраков и всосала их в себя.
  
  ***
  
  - Девка! - Меня трясли за плечи. - Девка! Ты живой?
  Я лежала в своей постели на Станции, дорогая Грегарина истово лупила меня по мягким частям тела. На моём лбу беспомощно и жалобно позвякивал венец из эдельвейсов, тявкала и сипела Бела, а в ногах кровати стоял и томно поправлял кудри искренне тупой Охранник Юстас.
  - Мадама и Змея потерялась, - безразлично бормотал он. - Девка один, можно продавать. За Лемуру можно выручить...
  - Шиш с маслом! - взревела я, вскочив. - Это я тебя продам, если возьмут такого идиота!
  - Рррячейка! - поддержала Бела. - Рршыы!
  - Сплошная, - гордо перевела я. - Никому ни от кого не избавиться. А жаль.
  Моё беспамятство что-то глубоко во мне повредило: я не помнила ничего, произошедшего после возврата в Резерв с помощью Грома. Вот вернулись, мигнуло - и я очутилась на Станции. Однако ячейка сплошная, что теперь казалось мне очевидным фактом.
  - Мерингроса ушёл, - сказала мне Грегарина, - но как...
  В комнату вбежал Грегуар и замер. Вместо него всё сообщил топот ног по коридору.
  Ну, эдельвейсы! Вы как?
  Потом я сообразила, что Мерингросы не угрожали моей жизни, и контакт с эдельвейсами у меня ещё не был отлажен, а тогда с ужасом обнаружила, что эдельвейсы моего венца - просто украшение на волосах вожделенной самки, и спустя минуту уже билась в лапах мерцающего ящера. Грегарину поглотили объятия другого, чьи искусственные зубы сияли зелёным из полутёмного угла. Юстас хладнокровно скрутил несчастную Белу.
  - Мой! - пояснил он. - Сколько?
  Грегуар отчаянно бился с тремя ящерами и кричал о собственности Господина Небес, но силы были неравны, и он вскоре затих под ногами зеленозубого.
  Ах, так? Ну несите! Я повисла на своём ящере якобы в обмороке. Умница Грегарина тотчас охнула и последовала моему примеру. К моему глубокому удивлению, что-то вроде мысли мелькнуло в глазах Юстаса. Он поправил тючок с Белой, взял подмышку окровавленного Грегуара и пристроился сбоку от моего новообретённого супруга.
  Весёлые вопли неслись от ресторана: Мерингросы не мелочились. Жёны хорошо, но и собственность тоже неплохо - бедный Грегуар ныне терял всё. Забавно, что я досталась не главному: именно зеленозубый командовал захватом. То ли повариха Грегарина дороже поддельной рабыни, то ли Грегарина красивее меня. Интересно.
  Мой ящер любовно похлопывал меня по попе, и только тайная надежда на то, что появившаяся идея сработает, заставляла меня терпеть этот разнузданный хандлинг. Хотелось кусаться.
  Ящеры были уже у выхода. Естественно, заднего: зачем подельникам любоваться их добычей? Ещё позавидуют. Моё время приближалось. Я сменила восприятие среды: теперь ящеры шли к крапивным кустам у бетонной ограды. Юстас тащился плечо в плечо с моим нынешним супругом, и тот злобно косился на наглого Охранника. Ещё шаг...
  - Падай! - шепнула я Юстасу. Какой же он дурак? Упал! Прямо на Белу. Крапива превратилась в розы, точь-в-точь как у Греты. Я сконцентрировалась, собрала в ячейку всех, похожих на людей и собаку. Юстас тем временем уже прополз между розами и я сумела перелить ячейку на него.
  Бедные Мерингросы! Каково им? Ну а мы стояли в крапиве моего земного двора, сияли эдельвейсы венка, и в объятиях Юстаса шевелился Грегуар. Хлопала в ладоши Грегарина... Расплывались их тела, и удивительно безобразное полупрозрачное существо ползло к такому же. Зубы, вроде, не сияли, хоть и стоял поздний вечер. Наверное, это всё же Грегарина. Не могла же я прихватить Мерингросов? Вот и закончен урок Станции: даже мои любимцы явились мне ящерами. Где? - Да у меня дома! Скорпионья Луна смеётся.
  Тут Бела укусила Юстаса за запястье и удовлетворённо засипела.
  - Обидно! - сказала я. - Как его звали? Побыла замужем всего ничего и даже не знаю своего нового имени.
  Грегарина доползла до мужа и захлюпала: видимо, Грегуар ранен тяжело. Это резко усложняло дело. Когда тебя несёт замуж ящер, как-то трудно учесть все нюансы, и лишь теперь я сообразила, что ящеры, вообще-то, живут совсем в другом мире и их охраняет только ячейка, а в моём доме ныне проживает ассистент, который может не понять своего шефа, если дом заполонят говорящие мерцающие животные.
  - Проверь дом, Юстас! - попросила я. - Может быть, этот юнец ведёт развратный образ жизни и не ночует дома?
  Юстас поднял брови и скрестил руки. Вот тогда я, наконец, повернулась к дому.
  Не было его! Бетонная ограда длилась и длилась, огораживая что-то от чего-то: в сумерках не видно. В видимой части до горизонта тянулся изрядно вытоптанный луг. Господи! Я промахнулась!
  - Думай, Веничек, - сказал Юстас. - Ищи, где напартачила.
  - Но он умрёт! - взвизгнула Грегарина. - Здесь, на Черном Склоне, он умрёт.
  На Чёрном Склоне? Ах да! Она видела у нас так, как я на Станции: замещала образы. Обстоятельства вынуждали меня не думать, а прыгать, согласно главному убеждению приматов.
  - Пошли заново, - потребовала я. - Некогда.
  Куда? - Да к Мадаме. Раненый ящер - не моя компетенция.
  Розовые кусты воздвиглись сами, будто подстерегали оказию. Будто изгоняли нас отсюда, с этого непонятного полигона. Ну и хорошо. Надо было идти.
  Снег и ели. Снег и ели. Хмурый Юстас тащил Грегуара. По голове мазали мягкие плети... Уснея?! Здесь, у Резерва, где её не сыщешь днём с огнём?
  Юстас остановился.
  - Хватит, - сказал он. - Ели те же, стоят так же, а Резерва нет. И уснея - куда ни плюнь. Мы в иной реальности. С таким иногда работала Адель, но не я. Мне Резерв доступен только через истинную реальность.
  Истинную? А что это такое? Эта уснея что, не реальна? Да Юстас страдает эгоцентризмом! Здесь его истина - не истина для уснеи. Кто такая Адель?..
  Я встряхнула головой. Мысли мечутся. К делу.
  - Занимайся ящерами, - велела я и погрузилась в себя. Итак, розовые кусты теперь не помощники. Я протянула руку ко лбу - поправить венок, и вдруг рухнула в чёрный коридор вихря. Что-то похожее уже было, только коридор тогда был чуть серее и с плоским полом, с такими же нишами. И я тогда бежала в поисках света...
  Я побежала в крутящейся мгле, что уводила и уводила мои ноги вправо, вошла в ритм, занося правую ногу влево для устойчивости, и вдруг вихрь словно заледенел, я выбежала на стену и рухнула на пол. Коридор изменился: теперь бывшие серые ниши усеивали его стены равномерными бородавками. Медленно приближалось слабое пятно света.
  Так вот. И бежать не нужно - само сладится. Маленькая тирина подошла ко мне вместе со светом.
  - Что нужно тебе в Проходе? - пропела она. - Здесь не место юным. Вот я уйду - и станет совсем темно.
  Почему-то я разозлилась, и тотчас мои противотуманки вспомнили свою задачу, застреляли синими лучами, пронизали щуплую фигурку. Я вздрогнула. Но тирине свет не повредил. Она нахмурилась и отодвинула лучи.
  - Ты сама вошла! - сердито сказала она. - Ты создала новый вход! Сумеешь ли вернуться?
  А вот и сумею. Потому что не ёлки мне нужны, и не дом мой бывший, а Грета с Громом: персоны.
  Некогда. Я отвернулась от тирины, собрала ячейку и потянула её в Проход. Грета, Грета! Где ты, наказание господне? Что-то заскучала я без цепей и крапивы.
  Ячейка в Проходе - словно яблоко. Выемка для чашечки и выемка для плодоножки. Я раздула своё яблоко почти до диаметра трубы и покатила его вперёд. Яблоко подпрыгивало на бородавках ниш. Ну же! Ячейка должна быть шаром.
  Раздалось короткое хихиканье сзади, и свет тирины исчез.
  - Эделвайс, эделвайс! О, вас золль эс бедойтен! - завопила я, катя ячейку. Синие лучи венца проложили рельсовую дорогу, и ячейка перестала вращаться, разогналась и ударилась. Приехали.
  Медленно заплыли ямки яблока, высосали из стены Прохода бородавки двух ниш, ячейка задрожала и выскользнула из трубы...
  Ага. Мы расслабленно сидели у моей незабываемой печки, я даже тыкала в неё кочергой, пытаясь разбить головню, а на ковре стонал полупрозрачный Грегуар.
  Одна мысль теперь царила в моей опустевшей голове: что я, покуда экзотично выходила замуж, ещё и печку заново раскочегарила!
  Грета ползала вокруг Грегуара, зато Гром положил голову мне на колени и распутно подмигнул. Нынче я имею великий успех у ящеров.
  Ах ты, Господи! Крошка Петти возбудилась от приключений и снова поливала слезами свой медальон. Надо срочно искать дóбра гномика, чтоб её поцеловать...
  Спать хочется.
  - Юстасина! Помоги! - воззвала ко мне Грегарина, окончательно уничтожив мою высшую нервную деятельность. Я спросонья привстала, уронила голову Грома, и он жалобно взвыл.
  Юстас подмигнул мне и загоготал. Животное!
  - Где я теперь возьму Охранника? - растерянно спросила Грета у Юстаса. - Ты же дисквалифицирован! А Грегуара надо вернуть на Станцию!
  Как где? А Грегарина в ячейке? Отличный кандидат в Охранники, да и красть не станут. Но эту идею я попридержу - вдруг Грета чего нового выдумает...
  Ребята! Надо же! Я уже не Девка. Я честно украдена дисквалифицированным Юстасом. Так-то.
  - Желаю греметь цепями! - нашлась я. - Где мой восхитительно серый свадебный наряд?
  - Поехали, - оборвала меня Грета. - Сначала обычаи выучи. Какая цепь, коли ты девственна? Иди-ка лучше в ячейку. Поможешь мне со сменой пола у Грегарины. Правильно придумала. Могла бы и рассказать.
  "Эдел-вайс, - сказала я себе. - За ним то, что тебе, Грета, не всеведать. За ним - мои прыжки во времени и сквозь реальности". Смена пола, говорите? Икры и бицепсы? Кудри? - Это можно. Имя, говорите? - Гурген. Хорошее имя, она не спутает. И ещё одно: мозги я ей сохраню. Хватит с меня убогого Юстаса.
  
  Грета одобрительно похлопала меня по руке.
  - Знаешь ли ты, что перенастроила ячейку в конкретной зоне? - прощебетала она. - Смена пола - тяжелейшая задача. Да ещё для одной персоны, выборочно...
  Ха! Знаю ли я? А как я вылезла в Резерв из Прохода? Забавно, что мои "соячейники" ничего такого не испытали. Они вошли во тьму - и вышли в Резерв. Так Юстас сказал. Я, стало быть, рулила в том смерче одна-одинёшенька. С эдельвейсами, о чём не забываю. "Конкретные зоны" тоже были - ямки моего яблока, рецепторы на Грету и Грома. На той основе и перекраивали мы с эдельвейсами гнездо Грегарины для создания Гургена.
  Я было оглянулась на Юстаса - получить подкрепление в виде похвалы и завилять супружеским хвостом, но его нигде не было видно. Домик у Греты - тот, что база на Станции, а не гостиница Грегуара - что твой замок, и задача искать благоверного казалась невыполнимой.
  - А где Юстас? - с наигранной рассеянностью спросила я, наблюдая, как Гурген (в моём зрении щупленький ящер Грегарина) тащит здоровенного ящера Грегуара, словно малого дитятку.
  Грета не услышала. Она раздавала приказы толпе мерцающих монахов или монахинь - тут мои ветеринарные познания не помогали. Все суетились, поднимали мосты, запирали ворота (то есть, гоняли клубы тумана и заращивали пемзой дырки в скале), несли розетки с зелёными и голубыми испарениями и выливали их на глыбу Грегуара. Не до меня.
  От нечего делать я стала рассматривать окружение и чуть не села, разобрав сквозь привычный туман группу в непосредственной близости от Греты. Я-то гордилась Гургеном! Я считала, что переплюнула свою фею, и она меня в этом поддерживала! Теперь я видела, что сотворила Грета с ячейкой, пока я колдовала над Грегариной: Гром и Петти стояли во фрунт рядом с Гретой; сквозь тень хвоста Грома суетливо пробегали монахи и спрашивали у них совета. У Змея с Лемуром? Нет же! Здесь таким появляться заказано: истинные Лемур и Змей сидят здесь где-нибудь за пемзовой дверью и знать не знают о двойниках. Монахи советовались с Охранниками! Грета обошла правило подобия и слепила из наших зверюшек ящеров! Гром самодовольно потрясал мышцами, а Петти прихорашивалась перед крошечным зеркальцем с ручкой, мизинцем!!! приподняв забрало. Естественно, Гром был в необъятных шароварах и егерской шляпе с полосатым пером, а Петти в полном латном прикиде - только что без пики, но с зеркальцем.
  Тогда я, наконец, осмотрела себя. Лучше бы не надо. Снова этот кокон! Опять рабыня Господина Небес с лысым черепом.
  Я толкнула Грету.
  - Меня снова украдут, - мрачно сказала я. - Скажем, Гром. Или Петти. И буду я Громина, и нарожаю много лысых дракончиков, пока Гром не обретёт разум. О Петти не говорю. Это совсем неприлично.
  - Ах да! - всполошилась Грета. - Срочно в камеру! - замахала она Грому и Петти, и они понесли меня как бревно, зажав подмышкой в двух сопротивляющихся местах, где росли мои бедные конечности. Понесли в камеру под бравые крики монахов: "Девка! Девка!".
  Где Юстас? Почему я Девка? Он что, уже в расчёт не идёт?
  Сбоку образовалась Грета и приникла к моему обнажённому уху.
  - Тихо, - сказала она. - Верь мне, так лучше. Не пугай народ. Держи одежду. Грегуар очень плох.
  И я заткнула свой рот, что уже приготовился к бою, и покорно поехала в объятьях моей собаки и моего попугая, ожидая, что двери они будут открывать моей же головой... Двери открывали монахи и радостно шептали: "Девка!".
  Девка устроилась в камере с удобствами. Без окон, зато с тремя дверьми мал мала меньше, под охраной монахов и своих домашних животных, в койке под балдахином и с розетками живительной газообразной пищи. Клозет? Пардон, параша? - Ночной горшок из пемзы с объёмными розами по краю. Не из него ли Грета извлекала те памятные оладьи? Зло брало... но Грегуару совсем плохо. И ещё одно: пемза не фарфор, хотя венец из роз на заду - татуировка изящная....
  И потекли дни. Я исчезла из мира столь основательно, что никто ко мне не заходил. Параша и розетки ставились на половик у предполагаемой двери, напрочь заросшей пемзой, та как-то похрюкивала и в мгновение ока заменяла предметы годными к употреблению. Чужой разум не замутнял мои высокие мысли потоками слов. Я заплетала косички из бахромы балдахина, беседовала с ночной вазой и терпела. В конце концов, это не Тибет - меня не запечатали в каменной нише, а устроили в уютном жилище. Следует переродиться, как того требует момент. Лежать, думать, сохранять видимость девки...
  Иногда гасили свет - значит, ночь. Где Юстас? Как дела у Грегуара? Как дела у Гортензии?
  Ответ был только на последний вопрос: хреновые дела. То ли обманули, то ли забыли, то ли всё - глюки.
  Однажды включился свет - но мои отходы не исчезли и нового не появилось. Момент истины. Теперь будем умирать от голода, сидя на переполненном горшке...
  Немного спустя выключился и свет.
  И тогда я наплевала на состояние здоровья Грегуара - если он ещё жив, то выживет - и вернула облик. Свет? Вот тебе свет, Гортензия: синий свет эдельвейсов. Еда? А не ты ли колдовала из газа? Ужели тут нет более надёжной материи? И горшок опорожним...
  По инерции сделала оладьи. Добавить пришлось всего ничего: пару косичек с моего балдахина. Грета, помните, была в более выигрышном положении: у неё были шпроты.
  Давясь, поела и запила чаем. Кто мне докажет, что всё это не затмение моей скорпионьей Луны? Хватит! Пора уходить. Ячейка обойдётся. Если ей станет одиноко, пусть навестит пустую камеру. Гортензия уходит по месту последнего произрастания: лечить быков.
  Из тихой злобы я вырастила розовые кусты в непосредственной близости от двери - уходить как все люди: через дверь, а не возгоняться подобно демону. Подобрала мантию и шагнула туда, где окажусь в джинсах и свитере, как бы прогуливая Белу-Петти. Нет её. Она гремит поножами и наручами там, за пемзовыми натёками.
  Зря я это. Побочная мысль. Но шаг уже сделан... чтобы успеть заметить сосредоточенное личико тирина и нацеленный в меня трезубец, что через три секунды исторг из всех трёх зубьев потоки сияющих шариков. Венец ответил раньше, чем я вздрогнула, и шарики расцвели алыми цветами в потоке синих лучей. Светлые глаза тирина заняли почти всё лицо, он видимо удивился, но вновь посыпал свои шарики в меня. Я не успела остановить охрану: на сей раз эдельвейсы ударили дальше, тирин испарился почти мгновенно.
  А я, недоумевающая и сожалеющая, с неприятным сосущим чувством в желудке, осталась стоять столбом посреди чистого поля, между двумя рядами окопов, что поливали друг друга пологими очередями шариков.
  Где должна была материализоваться Гортензия, не будучи феей, но лишь ученицей? Естественно, на линии фронта. И со своей не знающей сомнений охраной эта Метёлка могла снести обе воюющие стороны, потому что они стреляли друг в друга сквозь пришелицу.
  - Дай кокон, что ли! Верни в тюрьму, - взмолилась я. - Не наша это война. Спрячь, а не отбивайся.
  - Получи! - словно ответили эдельвейсы и выбросили меня в Проход. Одну. Без ячейки.
  Такое было? Да. Было.
  Теперь смерч не вращался, он окаменел - но в этот жуткий коридор дул ледяной ветер, и уже через минуту я ничего не видела от выступивших и замёрзших слёз. Я шагала босой по трещащему от мороза камню, кутаясь в горностай, и искала объятий одной конкретной земной персоны: моего ассистента Люсьена. Похоже, Земля стала от меня прятаться, и лишь люди могли послужить её маркерами.
  Ветер задрал рукава, мои руки уже были обморожены, кололо кончики пальцев, мозг застыл в апофеозе желания. Ошибок не повторяем: только Люсьен царил в моём замороженном мозгу.
  Что-то ударилось мне в грудь, прижав ледяной мех, кто-то теребил меня и бил по лицу. Я провалилась в озноб.
  Очнулась в своей родной кровати с забинтованными руками, и сквозь щелки измученных глаз разглядела Люсьена. Есть! Попала.
  Улыбнулась, терзая кожу натянутых опухших щёк; он ответил, нагнулся и спросил.
  - Ты кто?
  А! Ну да! Обмороженная, я не весьма похожа на свою фотографию, что ассистент получил при трудоустройстве.
  - Гортензия Коу, - просипела я. - Шеф.
  Он удивился.
  - У меня нет подшефных.
  - Я - твой, - снова попробовала я.
  Он прыснул, а я снова впала в ступор.
  
  Этот Люсьен был хозяином практики. Он не знал ни меня, ни Юстаса, а практику получил после смерти своего отца. Теперь он мило беседовал со мной и ждал, когда можно вызвать психиатров: это было написано на его прилизанной чёлке. Иногда он подумывал о бригаде самообороны, особенно в тот момент, когда я спросила про канареек и Джозефа. Потому что и канарейки были, и Джозеф с быками имелся, и быки сатанели, как и у меня. А меня - не было! Я явилась только что, приползла тёплым вечером вся покрытая льдом и обмороженная на его заднее крыльцо, и теперь претендую на его имущество. На его зелёное полосатое полотенце и продавленную софу! На его друга Джозефа и личную стаю канареек...
  Он уже почти решился начать действовать, когда положение спас мой вечный Джозеф - он заехал вечерком с упаковкой пива. Стоп! "Слёзы мадонны". Это что за марка такая? И что за мода - являться в гости в шароварах с разноцветными коровками по жёлтому фону? Он смахивал на Охранника Станции.
  Джозеф, добрая душа, хоть и не поверил моему рассказу, но пожалел.
  - Смотри, какая девочка, - шёпотом сказал он Люсьену. - Выздоровеет - залюбуешься. Будет с кем на посиделках целоваться.
  Целоваться на посиделках - это как? На колени, что ли, забираться к объекту целования? Что-то новое.
  - Ты погоди горячку пороть, - продолжал шептать Джозеф. - Её одеть в платьице вместо этой арестантской робы...
  Люсьен вздрогнул.
  - Это не арестантская! - зашептал он. - Это роба психиатрички в Эй. Там политические.
  Всё, Гортензия. Как раз в этот "Эй" (Альфу по нашему) тебе и необходимо. Делай ноги.
  Я уже напряглась было, но зазвонил телефон и сбил настройку.
  Телефон звонил в тот вечер без перерывов. Сначала - с фермы Джозефа, после со всех ферм шли сообщения о массовой гибели скота. Не до меня. Они уехали, бросив меня одну в доме, несмотря на опасность "политической" гостьи. Это что такое - политические? Это значит психушка для детей политиков? Чёрт с ними. Это не главное.
  Оставшись одна, я доковыляла несчастными ногами до флигеля, открыла его спрятанным за кирпичом (как у меня) ключом и погрузилась в бумаги.
  Он прав. Он - хозяин. Меня не было. Никогда.
  Их реклама: куча патентованных средств от Алльгемайне. Тут наша старушка жива. Комбикорма нового поколения: "Добавка сенной палочки штамма Z улучшит пищеварение крупного рогатого скота и удвоит продуктивность!".
  Чёрт! Есть ли у него мобильник? Я лихорадочно набрала номер. Есть! Отозвался.
  - Жгите! - орала я в трубку. - Вводите жёсткий карантин, извещайте службы, зовите войска!
  - Истеричка, - хладнокровно ответил он. - Передохли только бесноватые. Как ты узнала номер моего мобильника?
  - Потому что он - мой! - рявкнула я. - Штамм Z мутировал, стал патогенным. Сначала звери бесятся, потом умирают, потом штамм съест труп. Прими меры.
  - С чего бы он? - флегматично протянул Люсьен. Ох, далеко, а то убила бы!
  - Анализы крови брали недавно?
  Он заинтересовался.
  - Ну?
  - В полевой лаборатории?
  - Да.
  - Следы ЭДТА, бихромата калия и красной кровяной соли. Все дела. У нас он мутировал в людях, понял? А у вас нет бзика убегать в леса с кличем "Там чище!"?
  - Сам люблю, - признался он. - Но чтобы ещё кто - не слышал.
  - Тогда действуй, как я сказала, и извести верха.
  - Угу.
  Гудки в трубке. А я расслаблена, словно и нет проблемы - последние силы спустила в этих криках. Упала на кушетку и задремала.
  Спустя час меня забрали в психушку. В Эй. Теперь я не сопротивлялась. Может, дети политиков помогут достучаться до верхов? Может, не все они там чокнутые?
  
  ***
  
  Стройная как кузнечик седовласая дама стояла над постелью беспамятной Гортензии.
  - Да-да, - говорила она врачам. - Вряд ли стоит ждать. У нас есть свои средства воздействия. Грузите её в вертолёт. Сопровождения не надо.
  Главный врач заискивающе бежал за её плечом вслед за каталкой с больной.
  - Мы вывозили её в сад. Там чище, - ворковал он. - Но после этого исчезновения... я не беру на себя смелость... хотели взять анализ крови...
  Дама резко остановилась.
  - Зачем? - спросила она.
  - Ну, мы раз в месяц берём... - засмущался врач.
  - Перед тем не кормили. Ясно, - фыркнула дама. - Разберёмся.
  - Этот её бред иногда таким правдоподобным кажется, что пугает, - рискнул врач. - Её медсестра уволилась. Видимо, решила пожить в лесах, отдохнуть. Там, знаете ли, чище. Персонал так и бежит...
  - Хорошо, - кивнула дама. - Это мы учтём. Для того и существует секретная служба. Неудачно вышло, но надо же ведьме где-то отдохнуть?
  Вертолёт взлетел и исчез над лесом.
  Главный врач пожал плечами.
  - Иногда кажется, что все в этих органах ку-ку, - сказал он охраннику. Тот кивнул и впился зубами в бутерброд.
  - Солонинка? - спросил врач. - Люблю солонинку. Она такая нежная на этих их новых кормах...
  
  ***
  
  - Ты не нашла ничего лучшего, чем отправить меня в психушку, да ещё в иной реальности? - едко спросила я.
  Льщу себя надеждой, что мне удалось напугать Грету своим исчезновением. Во всяком случае, она начала отвечать на вопросы.
  Меня привели в порядок монахи, изгоняя "радость", принудительно вколотую в Эй, своими цветными газами. Грета не препятствовала, значит, лечение выбрано верно. В момент разговора я лежала в пемзовой ямке, погружённая в алый дымок и голая, как Гектор. Монахи казались совершенно равнодушными к моим прелестям. Ну да. Собственность Господина Небес.
  - В момент вероятного нападения Мерингросов ты мне мешала, - обворожительно сказала гадость старая дама. - Психиатрический санаторий великолепно ухаживает за пациентами, и тебе ничто не грозило.
  - Кроме анализа крови с возможностью заполучить Девола.
  - Ну да, ну да. Этого я не учла. Зато защита сработала.
  - А зачем наводить тень на плетень? - продолжала допрашивать я. - Почему я видела себя в твоей тюрьме, а не в светлой жизнерадостной палате психушки?
  Она фыркнула.
  - В тюрьме? Ты в первые дни жила в гостевых покоях со всеми удобствами. Спрашивай свой мозг, что он наконструировал.
  Ага. Совсем здорово. Простое насильственное внесение моего тела в гостевые покои обернуло их в камеру. Как можно жить с такими мозгами?
  - Я думаю, - сказала я, - что зря ты меня из психушки вытащила. Мне там самое место. Я - истинный пациент. А если серьёзно подумать - то и все мы, с тобой во главе.
  Грета покивала.
  - Нестандарт. Это верно. Иногда такие благоденствуют, гораздо чаще мрут. Они стандарту не выгодны.
  Тут цвет газа в моей лохани заменили на канареечно-жёлтый.
  - А если бы меня занесло в другие места? - сурово спросила я. - Где бы ты меня искала?
  Грета сморщилась, отряхнула ручки и ответила ровным голосом.
  - Я бы тебя не нашла.
  - И без эмоций? Неужели я для тебя так невесома?
  Грета похлопала меня по голому плечу с неприличным ярким звуком - словно по заднице. Газ, что ли, резонирует?
  - Если бы не вернулась - то да. Но ты же вернулась!
  Великолепно. Если бы Джозеф с Люсьеном не вызвали врачей, я бы завязла там у них - целоваться на посиделках. Либо, учитывая "радость", с любовью используемую в психушке, шагнула бы прямиком на пустынный луг или линию фронта добрых гномиков... Грета меня потребляет. Берёт к сердцу постольку, поскольку я ей гожусь. Придётся иметь в виду и соответствовать. Куда там крапива! Тут розги, солью вымоченные.
  Гром поддёрнул шаровары и прокаркал:
  - Птичка ты наша! Да как нам без тебя?
  "Как бы не украл!" - заползла суетная мысль, а обида растаяла.
  - Мы тебя искали, - поддержала Петти. - Но мне не хватает обучения, и Мерингросы напали.
  Ах напали всё же?
  - И как вы?
  - Отбились, - махнула рукой Грета. - Так что там об иной реальности?
  Она не увидела разницы?!
  - На месте прежней - пустой луг. А здесь всё сдвинуто.
  - Что сдвинуто? - насупилась Грета. - Они уже бегут в леса. Это - сдвинуто? Если исход один, то всё остальное - игры вероятности. Как с Юстасом в первые дни. Разница в мелочах.
  Мелочь - это моё и Юстасово неприсутствие в составе населения изначально и навсегда?
  Подошедший монах плеснул ядовито-розового, и я уплыла в сон. Сон сном, а мозги крутили событие с адским рвением, тасовали и мелочились.
  В какой-то момент я захохотала, вспомнив образ своего камерного собеседника. Главврач, что принимал мои откровения, в виде ночной вазы с розочками. Узнал бы - век от комплекса неполноценности не избавился.
  А потом я вдруг решилась и ушла в Проход.
  Проход во сне. Всегда бы так: полупрозрачный нефрит тоннеля, бегущие светлые искры; отражения плывут, сталкиваются, сливаются. Где она, тирина, страж Прохода? Свет здесь не помощник. Надо кричать "Ау!".
  Кричи не кричи. Я уже охрипла во сне, если такое бывает, уселась на пол и попыталась вернуться в тело. Отражения заплясали и стиснули меня со всех сторон. Теперь не было Прохода - была комната смеха, вовсе не нуждающаяся во мне. Она сама отражала что-то, кривлялась и изгибала худые или толстые телеса, а потом принялась играть: фигура вытягивалась из своего зеркала, стукала соседку по руке и издевательски пела "Ау!". Так, одно за другим, разными голосами, они сочиняли целые речитативы и всё хлопали и хлопали соседей. Волна бежала, словно падали костяшки домино в замысловатой картине. У меня начинала кружиться голова. Самым отвратительным было то, что все они были мной и все были полны энтузиазма продолжать это коловращение. Зеркала сходились где-то наверху, я словно попала в зеркальную часовню... в кристалл.
  Заломило виски. Я рухнула на колени только для того, чтобы не упасть, - изображения остались стоять. Толстая, кривая, худая, сидящая... и вот этот монстр - он тоже я, потому что я - в каждом зеркале.
  "Помоги себе сам", Гортензия. Выгони из зеркала хоть одно изображение, и волна упрётся в ничто. В зеро. Стань нулём и отразись.
  Я встала и упёрлась лбом в зеркало с тем монстром. Меня тут нет. Здесь пусто, глупое стекло. Здесь нет Гортензии Коу, нет её тела. Она всё видит откуда-то извне и никак не может отражаться в гранях кристалла, понятно? Потому что начавшийся процесс самовозбуждения разнесёт этот несчастный кристалл вдребезги, и не останется ведьмы ни в Империи, ни на Земле - нигде.
  Не может отражаться? - Может! Потому что я оказалась в этом чёртовом зеркале и видела бегущую ко мне волну "Ау!". Вот и меня хлопнули по руке. Я уже было собралась повторить жест - и поймала себя на этом. Боже мой! Элементарное внушение, навязывание ритма, и ты уже готова слиться!
  Я скрестила руки на груди и сказала: "Ша, Гортензия! Тебя здесь нет!". Зеркала затуманились, опустели и исчезли. В каменном жерле взвыл и посыпал острым инеем знакомый ветер. Снова замерзать?
  Я поправила мантию, зажала полы ногами, и сообщила ветру:
  - Я свободна. Нет, и не может быть тюрьмы для ведьмы. Разве что санаторий? Хочешь сдуть - действуй. - И воспарила над полом.
  Вот и ладушки. Ветер затих, потеплело, и пупырчатая труба явила себя во всей своей умопомрачительной протяжённости. Рядом со мной стояла давешняя тирина и освещала собой стены.
  - Что я нарушила? - спросила я её. - Почему мне здесь так трудно, почему меня выталкивает Проход? Для Греты же он всегда одинаков?
  - Нарушила? - Ничуть, - улыбнулась тирина. - Ты пошла на изменение реальности, а Грета использует мои, наличные - вот и вся разница. Разве легки непроторённые другим пути?
  - Я изменила реальность? - удивилась я и вдруг вспомнила всё то, что запечаталось моей памятью: то переселение Земли ради сохранения... людей? Нет. Всей жизни.
  - Ты опустошила реальность, в которой жила. Она угасает, и не дай Бог тебе туда соваться. Там ещё есть люди, что не мыслят себя живыми. Там - опасно. А новую, что ты создала, снова атакует Девол, теперь через домашних животных. Ты изменила реальность, но не исправила положения.
  - Нужно брать глубже? До начала генной инженерии?
  Тирина покачала головой.
  - Прошлого тебе не изменить - не Бог. Ты видела прошлое... одно из них. И никогда не узнаешь, из твоей ли реальности оно было. Впрочем, и то, что я назвала "Изменение реальности" - это не её создание, а твоя способность выхватить из всей их совокупности подходящую и повысить её вероятность. Ограничение то же: ты не Бог. Но ты уводишь за собой в новую реальность всю Империю Касания. Вот это - ответственность.
  - То есть Земли мне не спасти?
  Она улыбнулась.
  - Один шанс всегда есть. Решение целого ради частности... забавная мотивация. Решишь проблему Империи - тогда и подумаешь. Карты в руках у тебя. Да! За Изменение платят. Дорого!
  И я проснулась вся в поту и без малейшего намёка на решение. Однако кое-что узнала - и то хорошо.
  
  
  
  
  
  6. Азбука
  
   - Юстаса нет, - объявила Петти. - Его тут просто не может быть. Он исчерпался у Грегуара, и теперь на Станции Юстаса нет. А тебе что, мало Охранников?
   Даже сквозь наведённую тупость её глаза нехорошо блеснули.
   Возрастающая злость Петти меня озадачивала. Но теперь главное не это. Что значит - нет? Совсем?
   - Нет, - подтвердила Грета. - Знаешь такое: "Если, если, если А, то Б" и так далее? В формуле этого места его не может быть.
   Ну так меняйте место, чёрт побери! Я помыслить себя не могу без этой обезьяны! Мне что, играть с реальностями, чтобы вытянуть его обратно?
  - "А" - сказала Грета, - это твоё созревание, а "Б" - его исчезновение. Процесс необратимый. Юстаса нет в этом месте, потому что ты здесь есть, и не будет нигде, куда бы ты ни переместилась. Прошла смена реальности. Земля уже тоже его не помнит.
  
  Магия! Ты - насилие. Ты забиваешь в свои рамки кувалдой. Я сменила судьбу Земли, походя уничтожив Юстаса. Благодарное человечество отправило меня в психушку, там и чуть позже я повысила квалификацию и стёрла Юстаса из всех доступных мне мест. Кому я заплатила? Тирине?
   Юстаса нет, и не будет. Пустое тело. Пузырёк, что просто схлопнулся. Нет даже места, где мы встретились: там пустой луг и бетонный забор.
  
   Я села посреди двора и отказалась оттуда уходить. Я буду сидеть там до скончания века, и пусть идут к чёрту все их задачи по сохранению разума. Если разум таков, что может убить самое дорогое, пусть вымирает. Я не пойду искать Юстаса в Проход - я им верю. А если я в Проходе приобрету ещё какой-нибудь опыт, глядишь, всех сотру в пыль. И буду парить одна во Вселенной, последовательно поедая Галактики. И когда Бог спросит меня, что я такое, я отвечу ему: "Девол".
  
   Ко мне пришли Грегуар и Грегарина. Почему-то снова в человеческом облике. Пришли и сели рядом. Фиолетовая скала разгоралась - подступала ночь на Станции.
   На рассвете, когда посерела скала, нас скрутили монахи.
  
   Мы стояли над обрывом, трое людей - я, Грегуар и Грегарина.
   - Не бойся, девка, - прошептал Грегуар. - Господина Небес добрая, ты ничего не почувствуешь.
   Совсем не было тумана, горы вставали впереди буграми до горизонта. Позади нас полукругом стояли монахи, пестрел кокон Греты, и переминались с ноги на ногу Охранники. Глаза Петти были бессмысленны, а Гром стоял с повязкой на глазах, что для дракона означает полную потерю разума.
   Грета! Неужели всё, что предшествовало этому дню, затевалось ради жертвоприношения?
   - Не пытайся уйти! - крикнула она. - Тебя опоили. Уйдёшь в безумие.
   Монахи зароптали и придвинулись. Тогда Грета спустила змею и лемура.
   Вот они зачем. Казнить. Они ползут к нам со скоростью улитки, переливаются и исчезают детали огромных тел. Ползут сталкивать нас в пропасть.
   - Прыгай, девка! - кричит Грегарина. - Господина Небес лучше!
   Я тупо смотрю, как они берутся за руки. Прыгают. Лемур уже рядом - и ладно. Уйду, не прощаясь, как Юстас. Ну, обезьяна, где твоя рука?
   Камни ссыпаются в пропасть и я обрушиваюсь вслед за ними. Интересно, вернётся ли прежний мир после моей смерти?
   Я охватываю мыслью Грегуара и Грегарину и лечу в Проход. Юстас! Ау!!!
   Темнота. Юстас! Я к тебе!
  
  ***
  
  - Такая, как мы, всегда приносят в жертву, - говорила Грегарина, ополаскивая меня изумрудным газом в лохани. - Мы слишком долго скрывалась. Мадама помогал. Но мы узнала, что тебя готовят жертве, и не сдержалась. Они увидела второго и сразу взяли нам вместе с тебя.
  - Кого второго? - тупо спросила я, выглядывая розовые лепестки. Моют-то рабыню для Господина Небес! Пора, пора, Гортензия, утратить нездоровую девственность с царственным ящером!
  Из той темноты мы попали в Проход - и как-то сразу сюда, во дворец. Как и обещала Грета, я не достала Юстаса, а вмазалась прямо туда, куда меня пожертвовали. Впрочем, возможно, что впала в безумие и лечу сейчас с горы, проживаю остаток жизни в выдуманном мире.
  - Подселенцу, - неудобопонятно ответила Грегарина. - Мы симбионта. Ящера, но с ещё одна существа внутри. Оно... добрая более. Оно жива по старая закона, что до ревизия. Мы опасна обществе и она нас убивает для Господина Небес... - Она заплакала. - Я правда думал, что убивает, а он оказывает себя забирать в сюда. Если бы я знал ранее... Скрывать себя тяжело.
  Зазвенел гонг, и я лихорадочно вылезла из лохани, мысленно оделась и обрила голову. Понятно, что проблема потери девственности чисто техническая, но сердце упало. Грегарина погладила меня по плечу и убежала.
  Я стояла пень пнём. Могла бы - убежала в Проход, но уже проверила, что вместо него - тьма и возврат. Что делать? Драться? Отказывать - или обретать опыт и цинизм?
  Обретать. Вот она, кровать под балдахином. Вот скоро придёт соискатель. А я закрою глаза и сделаю вид, что он - Юстас.
  
  - Или ты откроешь глаза, или я сейчас же уйду, - сказал Юстас. - Я, конечно, волосатый, но уж не такой, чтобы глаза закрывать. И потом, я ещё в обмундировании и твоя задача - его с меня снять. Тут в одиночку не управишься.
  Это точно. Самоцветы всех гор Станции сияли на этом ящере так, что его прозрачность даже не очень бросалась в глаза. Я начала расстёгивать застёжки, обнажая текучую плоть своего господина. Дико интересно, как я его найду, когда сниму всё?
  - Чёртова Луна в Скорпионе! - выругался он. - Ты что, теперь и тактильно обманываешься? Протри тогда глаза! Конечно, тут нет зелёного полосатого полотенца и Белы, но я тут есть и требую, чтобы ты увидела мою реальную плоть. И сама сними свою лысину, вкупе с обмоткой. Я тебе пеньюар принёс. Кимоно твоё, с драконами. Понюхай, что ли...
  Жасмин. Я задрожала. Эта волосатая царственная особа обняла меня точно так, как...
  - Юстас! - охнула я.
  - Господин Небес, - поправил он, - по кличке Юстас, по имени Жюстин.
  Избави бог. Я этого не произнесу. Это жюльен какой-то. Из дичи.
  - Волосатые всегда имеют кличку, - заявила я и сняла последние одежды со своего Юстаса. - Рабыня к вашим услугам.
  Кимоно как-то не понадобилось. Хватило жасмина.
  В лазурной воде круглого бассейна качались розовые лепестки.
  
  Я проснулась в одиночестве - что-то сказало мне, что уже давно пора. Я проснулась в одиночестве на высокой пуховой подушке, посреди огромной кровати с шуршащим бельём... не смятым, будто и не спала я тут в этом одиночестве, не говоря уж о Юстасе.
  На мне была та самая байковая рубашка в девственный синий цветочек, словно только вынутая из заводской упаковки. Кроме какой-то внутренней неги, ничто не могло сказать мне: это было, Гортензия. Это правда, это не сны обезумевшей самки. Он целовал тебя, и тебе было больно и сладко, и ты металась в этой кровати обнажённая, комкая простыню и сбросив одеяло...
  Нормальный ветеринар занялся бы внутренним обследованием и доказал... но не я. Как не могла себя изучать до этой ночи, так и сейчас не могла. Не хотела. Не стала. Решила, что лучше мучиться безвестностью
  Говорят, последний писк перед смертью - оргазм: тело спасает себя, надеясь воспроизвести себе подобных. Может, я лежала сейчас на камнях - мешок костей и крови, и была полна неги от мысленного соития с Юстасом. Очень романтично. Тьфу. Где мой бассейн с лепестками?
  А вот не было его. Было белое солнце...Ура, Гортензия, мозги смастерили подобие Земли, хоть умрёшь на родине. Были стрельчатые окна в толстых каменных стенах, и кровать твоя, как и ты, стояла в гордом одиночестве посередине покоев размером с баскетбольную площадку. Белые витые колонны подпирали потолок (деревянные колонны, ещё ура!), и распахнуты широкие и высокие резные двери вглубь дворца. Куда пойдём в ночной рубашке? Где во дворцах располагаются клозеты и тазики для омовения?
  Справа просвечивал коридор, туда в рубашонке боязно. Слева - новый зал, и тоже пустой. Вот туда.
  В центре такого же солнечного, но шестиугольного покоя, также как и спальня обшитого каким-то тёмно-красным деревом, бассейн без воды: каменная чаша с центральным постаментом. На нём - щётка горного хрусталя, словно кладка гигантской бабочки... стоп. Не хрусталя. Не стекла. Эти иглы алмазные - таких нет на Земле. Кристаллы углерода - иглами?
  Не знаю зачем, я протянула руку и тронула остриё странного алмаза. Это было что-то, идущее из живота - не разум.
  Капля моей крови испортила красоту камня, он помутнел - окрасился красным, засиял тёмной кровью, и красные блики озарили Проход.
  - Нет смысла тянуть дальше, - сказала мне тирина, выйдя из сполохов огня. - Ты должна справиться. Собирай ячейку и не забудь Азбуку.
  Я стояла перед ней в своей рубашке, и никакие эдельвейсы не покоились на моей всклокоченной голове.
  Всё поплыло вправо, побежали стены смерча, и меня вышвырнуло обратно.
  Ближе - дальше. Ближе - дальше качалась в глазах щётка кристаллов. Которого из них я касалась? Все прозрачны и белы.
  Что ж. Если мы обезумели, Гортензия, поплывём по течению. Задача поставлена: собрать ячейку. Кого в неё включить, а кого выключить? Предавших тебя Грету, Петти, Грома?
  Постучи себя по голове, дева... или уже женщина. Простая логическая цепочка. Если они предали, и ты сейчас бредишь в агонии, то никакой ячейки тебе не собрать. Если ты жива - то разве удачно выполненное сводничество не есть их заслуга?
   Вывод: берём всех, включая Грегуара с Грегариной. Куда - вопрос не к тебе. Твоя мантия прикинулась ночной рубашкой, эдельвейсы куда-то запропастились, и управляет всем этим старушка тирина с нравом хуже Греты - вообще ничего не объясняет... хотя вру. Про реальности кое-что сообщила.
  Теперь Азбука. Что-то, что надо отсюда изъять и упаковать в ячейку. Чёрт! Это могут быть кристаллы, или бассейн, или полная неги одинокая кровать... мелочиться себе дороже. Берём дворец. Целиком.
  Вот на этой оптимистической ноте моих рассуждений эдельвейсы и стиснули мою кудлатую шевелюру, я запахнула кимоно с драконами и ударила в кристаллы запахом жасмина: Юстас напомнил. Эгей, учимся! Зачем кататься туда - сюда по Проходу в поисках бородавок, когда есть жасмин?
  
  ***
  
  Старушка тирина сидела на высоком стульчике в центре круга из сидений всех размеров и форм, на которых умащивались пернатые, волосатые, слизистые, многоногие, чешуйчатые и прозрачные. Здесь же сидел на полу Гром. Стульчик справа от тирины занимала Петти, при ней устроилась в кресле Грета, а за левым стульчиком стоял Юстас, белый до синевы.
  - Я не вижу здесь своего супруга, - громко сказала тирина, - но знаю, что это не проблема Империи. Император найдётся в своё время.
  Я стояла в центре круга, там, куда тирина указала пальчиком, и разглядывала всех членов Совета. Даже ветеринару такое не снилось.
  - Итак, я вернулась, - решительно запищала тирина. - Готовы ли вы принять меня?
  - Готовы! - слаженным хором пропел-прорычал-прочирикал Совет.
  - Династия сменилась! - возгласила тирина, подняв пальчик. - Принцесса Петти теряет титул наследной принцессы, как мне ни жаль... Готовы ли вы принять династию людей?
  Совет зашушукался. Тирина встала.
  - Думайте. Но пост Великой Ведьмы занимаю я, невзирая на ваше мнение. Так было и так будет. Взгляните на мой портрет!
  Я подняла глаза, проследив взгляды Совета. Моя тирина и старый волосатый гном в мантиях и регалиях. На волосах тирины эдельвейсы, а мантия как у меня, но чёрная.
  - Смотрите внимательно! - сказала она с таким нажимом, что я её заподозрила и стала разглядывать. Её, а не портрет. Старушка колдует.
  Она коснулась пальчиком иглы Азбуки (вот она, Азбука, теперь это ясно), и кристалл окрасился голубым, стал фиолетовым, красным... Что-то ударило меня в грудь, закружилась голова, и Гром подхватил меня лапой.
  Тирины не стало, стульчик стоял пустой, а на портрете рядом с гномом оказалась Гортензия Коу в белой мантии и эдельвейсах.
  Стульчик стал креслом.
  Я подчинилась Грому и двинулась к креслу как в тумане. Юстас принял мою руку и усадил.
  - Император возрождался, - зычно объявил он. - Смотрите на портрет.
  Я смотрела, как исчезает его красная кровь в кристалле и ждала. Ждала, что вот сейчас мой Юстас станет тем старым гномом и уйдёт с Петти, потому что сменилась династия. Потому что я, человек, теперь Великая Ведьма, принявшая в себя его жену. И я останусь тут одна. Непонятно, зачем.
  Совет ахнул, и тогда я, недоумевавшая из-за отсутствия превращения, повернулась к портрету.
  Петти заплакала в голос: там больше не было старого гнома, там был Юстас, старая скотина с рыжей шерстью по туловищу, в белой мантии и короне старого гнома.
  Я обхватила свою бедную девочку, прижала к себе, поцеловала ревущие глазёнки.
  - Глупенькая! Ты же наша дочь! Неужели тебе так важен облик? Можешь тоже возродиться, когда чуть-чуть подрастёшь.
  Грета встала с кресла.
  - От имени Службы Регуляций спрашиваю: готовы ли вы принять Белую династию? - почти угрожающе пискнула она.
  - Готовы! - ответил Совет.
  
  И началась совсем другая история: история Великой Ведьмы.
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  1. Бриллианты Азбуки
  
  Вот была Золушка, и набрели на неё сразу две феи и один король, и всё прекрасно, тили-бом. Теперь она - Великая Ведьма, а её любимый в рыжей шерсти и драных джинсах - Император, им бы жить долго и умереть в один день...
  И то, и то реально, особенно второе. Однако по порядку.
  С той коронации, что случилась на портрете и обратила в реальность карьеру провинциальной ветеринарши, тирина канула во мне необратимо. Ни бесед, ни советов, ни даже встроенного опыта мне от неё не досталось - всё приходилось осваивать заново. Соединяли нас эдельвейсы, ибо имя тирины было Адель; "Белая Адель" - ироничный знак для чёрной ведьмы. Сдаётся, она тратила на поддержание этой несовместимости больше половины своей магической силы, а эдельвейсы хищно копили магию и распоряжались ею по своему усмотрению. Возьми Адель хоть чёрные маки - и Империя Касания не претерпела бы этой смены династий. Что подвигло Адель на камуфляж, я безуспешно пыталась выяснить из заметок тирины и её предшественниц; я стала книжным червём, и никакого Касания! Поворот интересный. Иллюстрация того, что и Великие Ведьмы подлежат Судьбе и деяния их пред очами Бога - что муравьиные перебежки: суета!
  Запрет на Касание наложили Службы Особого Надзора и Регуляций устами своего начальства - Греты. Но вот почему - тут можно и посмеяться! Явившаяся ради обновления Империи новая Великая Ведьма обнажила миру свою дамскую суть - а именно, понесла, мгновенно открыв дорогу уже зарождавшемуся династическому кризису. Собственно, с момента переноса в Империю ожидать такого пришлось бы долго: Император постоянно отсутствовал, латая дыры великой Империи...
  А та эскапада над бассейном с розовыми лепестками ничего иного принести не могла. Там всё было слишком: слишком большая любовь, слишком много страсти, слишком опасный путь и великие жертвы мужчины... На такое "слишком" у Природы есть один верный ответ: дитя любви.
  Я почему-то оскорбилась. Вроде как выиграла миллион (то есть необходимого мне Юстаса), а мне его выдали в виде района доходных домов, нуждающегося в жёстком управлении. И стала я не беспечной миллионершей, а затюканной делами бизнес-леди.
  Дитя - это прекрасно... говорил мозг. И он же отвечал, что дитя уже есть - Петти. А с другими можно повременить.
  Я пыталась скрыть своё состояние - ведь всякие там человечьи недомогания неизвестны пёстрой толпе инородцев... да разве от магов скроешься? Даже Грегарина торжественно сообщила мне, что я теперь тоже симбионт!
  Не дольше дня продлился век. Кажется, я начала тосковать по ленивым будням, бешеным быкам и Джозефу. По канарейкам и Терезе! Сдерживая тошноту средь белоснежного полотна дворцовых простыней, вспоминала блаженство здоровья на продавленной софе. Вот поди, угоди Луне в Скорпионе! Она тебе из рая тотчас сделает клозет, и её начнёт тошнить. С первого дня! Таких уникумов поискать. В литературе - встречаются. В "Тысяче и одной ночи". Более - нигде.
  А потом глупый Гром тревожно спросил, готов ли инкубатор и не нужна ли самка для высиживания птенцов (совместил свои детали размножения с теми, что узнал от Гектора) - и вот тут близорукая по девичеству Петти осознала проблему. Случилось это за завтраком, через неделю после знаменательного Совета, когда я ещё только размышляла о подобной возможности и была совершенно не готова к действию. Тем более, что Юстас после Совета срочно убыл в какую-то провинцию, требующую незамедлительных мер по поддержанию порядка. Едва поцеловать успел. Что впоследствии случалось нечасто: не успевал.
  Я смотрела на Петти, не соизволив ответить идиоту Грому, и видела преображение. Эльфийское личико тирины закостенело, яблоками выперли щёки, сузились глаза, расширились зрачки и дыбом встала шёрстка на голове и ушах. Петти словно вздулась, бесформенное детское тельце стекло в каменный булыжник живота, развернулись внутрь ступни и скрючились ручки.
  - Гном! - выругался наш проницательный ящер. - Куда прёшь?
  - Остановись! - истошно закричала Грета. - Назад пути не будет! Ненасильственная смена облика - грех!
  Петти ощерила широкие зубы и процедила:
  - Чтобы зачать меня, ему понадобилось девять сотен оборотов! Он любит эту развратную человечью самку, а мать не любил! Старый грязный гном!
  Она сунула в рот скрюченный палец и свистнула на границе ультразвука. Запели эдельвейсы на моей голове, и я вложила все силы, чтобы воспрепятствовать им погубить мою дочь - толстого, злого, безобразного гнома, что улетал сейчас в дворцовое окно на маленьком чёрном ящере - не столько драконе, сколько огромной летучей мыши.
  - Сколько же у неё обликов? - потрясённо спросила я Грету.
  - Она не оборотник. То есть, не я. У неё один облик. Второй, что ты знала, она потеряла из-за злобности. И, видимо, ради мести. Вот о чём, а не об её облике, тебе следует беспокоиться. Гномы втянут в интриги тиринов Империи, и Юстасу не поздоровится. Пардон. Отвыкла. Императору Жю... ах, ты же против... Императору Юстиниану. Эта раса... я имею в виду гномов - коварна и бесконечно зла.
  Наверное, беременность отнимает мозги.
  - Ты хочешь сказать, что и Юстас... - пробормотала я.
  Грета поражённо посмотрела на меня и захлопнула рот.
  - Он и она были магами. Лучшими. - Гром положил голову мне на колени. - И он возродился человеком! Ты уже знаешь, каков он. Не ищи сокрытое там, где его нет. И прости дурака дракона: не подумал. Обрадовался... и озаботились. Ну, мы. С Гектором. Прости.
  - И он ещё член Совета, - фыркнула Грета. - Паноптикум. А ты, Гортензия, ешь свою кашу. Полезно для яйца.
  Безумно интересно. Оборотники тоже несут яйца, или Грета придуривается?
  - Если ты оборотник, зачем выглядишь человеком? - поинтересовалась я, давясь овсянкой.
  - Чтобы тебе не было одиноко. А вообще я давно приучаю Совет к виду людей по приказу Адели. Вот, привыкла. Если хочешь, могу тириной прикинуться. Или дракончиком.
  - Фф! - взвыл Гром. - Прекрати!
  - Так насчёт яиц - ты их тоже несёшь? - продолжила я свежую тему.
  Гром запустил недоеденную ящерицу в угол столовой, заляпал гобелен с гномиками. И ладно. Плевать мне на гномов: Ревизор разбушевался.
  - Поесть-то дайте! Не нашли более аппетитной темы, чем размножение оборотников! Да после их родов неделю не заснёшь!
  Грета словно не услышала рыка Грома, кротко ответила мне:
  - Мы живородящие.
  - А почему не заснёшь? - настаивала я.
  - Ну... ведь младенца ещё найти нужно... - бросила Грета, посасывая через соломинку апельсиновый сок. - У меня нет детей, если тебе интересно. Я во всём этом не очень разбираюсь. Не то, что Гром.
  Гром завыл.
  - А почему Гром не хочет, чтобы ты - драконом? - Я вцепилась в Грету, презрев всякие приличия.
  Грета захихикала.
  - Ему жениться пора. В прошлый раз у него от меня пульс вдвое учащался.
  Гром снова уронил добытую из угла ящерицу и застонал.
  Будто и не было Петти? А вот не было. Пульс у меня на неё учащался... У меня - или у Адели? Разве это показатель любви? Петти с её таинственностью свернулась в такой махровый бутон, что старые чувства Адели канули в моём нынешнем омерзении...
  Не могу я любить тебя, Петти. Я уже не Адель. Моя любовь не может быть безответной. Жаль Белу. Как ей там, в каменном животе гнома?
  Странно. События, вроде, не связаны внутри меня - но теперь мой собственный, совсем недавно нежеланный потомок... да что там! Несколько клеточек!.. стал драгоценным и любимым.
  Ого!!! Ты сдаёшь позиции, Адель! Это отрадно. Следует отпраздновать... и предотвратить?..
  Я широким жестом сотворила блюдо с кукурузой молочной спелости.
  - Угощайся! - невинно предложила я Грому.
  И что вы думаете? Бросил ящерицу и сгрыз всё вместе с початками, урча и постанывая. Целую тебя, мой Гектор! Так держать и позиций не сдавать ни за что!
  А что предложить Грете? Что-нибудь, что на тарелке ещё поискать нужно? Или поймать - и чтобы пищало! Устриц с лимоном. Наша настоятельница разрешила нам попробовать, а когда накапали сока и они запищали, она грохнулась в обморок. Не могу сказать, чтоб я её не поняла... Потреблять блюдо, по крайней мере, не стала. Не живоглот.
  Грета покачала ладонью. - Не касайся, дорогая. Мне хватит апельсина. А вот тебе уже нельзя работать с магией, а то потомок потеряет способности. Не хочешь же ты, чтобы в потомстве гениев природа отдохнула? Хватит с нас бесталанной Петти. Адель горевала, но ведь сделанного не вернёшь...
  Опять усмешка богов. Великая Адель, чёрная как антрацит, ибо считала себя вправе перестраивать Вселенную, отказалась от правления потому, что бесталанная дочь прерывала династию? Или всё же её решение созревало веками? Это следовало выяснить.
  
  По приказу Службы Особого Надзора меня пленили в замке, ибо наследнику опасно выбираться в город, а тем более навещать отца, застрявшего в Тиристрии. Ко мне была приставлена Грегарина, и снова она первой объявила мне, что я - не симбионт! Почему - а потому, что тó, что во мне - другого пола. Так с симбионтами не бывает.
  "Может, яйцо?" - предположила моя верная подруга, и радостно засуетилась, узнав, что да, яйцо.
  После Гром принёс толстого щенка дракона, собственного племянника, что ещё не летал, а смешно топтался по кругу за своим хвостом.
  - Он должен расти рядом! - объявил Гром. - А то потом не сможет сдержаться в военной игре, и укусит. Мальчику без дракона нельзя.
  Понятно, нельзя. Мальчику. УЗИ ещё не делали, а им уже всё ясно. Уже готовили Императора, будто Юстас близился к пенсии. Но пока щенок по имени Корифей таскался за мной и ловил каких-то юрких то ли мух, то ли мышей. Они тут с хвостами, но летают. При их скоростях разглядеть детали нельзя, а Корифей добычу глотал целиком и не давал на освидетельствование. Магии в дракоше пока не было, а говорил он ужасно картаво, с грассирующим "р". По словам Грома, это свидетельство особой свирепости и мужского начала.
  - Ррядом! - пыхтел Корифей, толкая мою ногу. - Не торропись!
  Это у нас щенков учат. Здесь - учат щенки. Я шла "ррядом", и Корифей поощрял:
  - Хоррошо!
  Это - из утренних дел. Утром я лежала с холодной повязкой на голове, глотала кашу, гуляла с драконами по крепостной стене - в общем, работала самкой. Потом при мне оставался только щенок и спал под столом, а я становилась Великой Ведьмой в модификации библиофила и читала до мушек в глазах. Вечером меня выводили на открытую веранду на крыше башни, и там Грета и Гром обучали меня чему-нибудь, или вводили в курс текущих событий. Иногда это был один из них, пока второй метался по делам Империи или Особого Надзора.
  Юстас так и не появился, а я запретила извещать его о семейных достижениях. Сама хотела! В личном общении. Чтобы изучить все разные слова и эмоции - и понять, а чего же желает этот отсутствующий муж? Наверное, он желает пребывать в разлуке сразу с двумя: женой и сыном. Это как-то богаче по спектру чувств.
  Теперь можно перейти к тому, что я узнала из разрозненных листков бессистемных записей моих предшественниц, явно желавших утаить максимально возможное количество информации во избежание конкуренции - или не придававших своим записям серьёзного значения. Например, чуть не полтома посвятив тяжелейшей задаче перемещения в пространстве на пять метров, Адель ничего не писала о развёртывании новых реальностей или Проходе - лишь вскользь упоминала о самой возможности посреди сугубо личных записок. Там я узнала о Жюстине массу интимных подробностей, совершенно ничего не говорящих для людей: половой процесс тиринов длится годами и в него включается даже такая мелочь, как подарки. Где, когда и что подарено - целая опись на сотне листов. Бедные мужчины-тирины! Что-то подарил не вовремя, не попал в фазу её полового процесса - и начинай сначала. Жюстин, насколько я поняла, начинал раз двадцать.
  Взять на вооружение? - Юстас удавится. Может, потому он и скрывается, что боится попасть не в фазу по старой памяти? Конечно, я развратная самка! Ничего не подарили, а я бросилась в объятия от одного лишь запаха жасмина... Понятно, почему он не беспокоится, и мысли о потомстве у него не возникает: потомство, как ему известно, зачинается после десяти... столетней подготовки, а ему, собственно, куда спешить? Вроде ещё в соку, смена не требуется.
  Соломинку в чужом глазу... Я ведь тоже нормальная самка, и всё здесь написанное тоже вполне личное и никому из смены не нужное: упоминаю, но не учу. Да ладно! Кроме этих записок, будут и другие, где и как, и что, и зачем. Обещаю. А это - как был почти дневник, так и остался. А потому, как самка, о муже.
  Все Императоры, а их было в истории тридцать шесть - это самые сильные маги, способные поддержать целостность территории Империи. Империя - не природное образование, она собрана из целого ряда планет и астероидов с удобными для разношёрстного населения условиями. Дворцовый район населён магами и его условия не важны: маги приспосабливаются. Но население, состоящее из многочисленных потомков, не обладающих свойствами родителей, приспособиться не может. Поэтому Император держит Зоны Перехода и даёт охрану тем, кто навещает чужие территории. Учитывая трех-, а иногда более, мерность карт, задача суровая. Конечно, исполнителей достаточно, но они способны выполнить свои конкретные задачи, лишь опираясь на магическую силу и внутреннюю карту Императора. Тут у меня, естественно, возник вопрос. Если Юстас такой диспетчер-компьютер вкупе со Всемирной Компанией Электричества, то как они обходились без него пятьдесят лет? Он же возрождался человеком и унёс свои способности на Землю? - Нет, - сказала Грета. Унёс не всё. Жюстин, как и Адель, оставались в свёртке в Империи, хотя у обоих был снижен КПД - всё же нам с Юстасом кое-что перепало. Но Юстас полностью впитал в себя Жюстина на Станции, когда я встретила его в роли Господина Небес. Потому и исчез тогда из нашего окружения. Господин Небес есть на каждой станции, и это - Юстас. А поскольку Станций много, как и забот Императора, он появляется там лишь изредка, ради жатвы. Берёт "кровавые" жертвы, эвакуируя из миров одарённых аборигенов. Эта задача - то единственное, что Император выполняет ради Ведьмы. Это - его служение вере. В этой задаче он работает с Гретой и её Службами Особого Надзора и Регуляций.
  Вчерне понятно. Неясны вопросы династии: Императорами были самые разные сущности. Они что, все возрождались в других видах? Нет. Оказывается, и тут Адель внесла свои коррективы. Не было браков между Императором и Великой Ведьмой. До Адели. Ведьмы выбирали мужей по любви и изредка рождали самых сильных магов, тем самым обеспечивая появление следующего Императора и его ближайших помощников. Сами ведьмы рождались случайно в разных расах. Их искали и воспитывали, вот как Грету. И самая сильная сменяла на посту постаревшую и ослабевшую Великую, что оставалась у руля - Советником. Ближайшая по силе к Адели была Грета, а потому Адель не очень её жаловала. Она надеялась передать власть Петти, мечтала, что магический дар дочери разовьётся. То есть, желала продолжения династии и слияния постов Ведьмы и Императора. Для Петти! Бред.
  А дар Петти с возрастом таял. Чаяния матери отбирали у неё остатки магии, ведь Адель обделила её магией ещё под сердцем - не пожелала передать бразды правления Грете и работала в полную силу. Адели пришлось смириться - но дочь, по её мнению, имела право на трон Императора, как рождённая Великой Ведьмой. Скажете, Петти - не сын? Адель не желала этого признавать! Она заставила Жюстина учить Петти, тот, вечно занятый делами, осознал, наконец, всё убожество дочери и приблизил наиболее сильного мага Грома. Вот тогда Адель решилась на возрождение, чтобы в новом теле вернуть пост Великой Ведьмы и воспрепятствовать Грому стать следующим Императором.
  Жюстин ушёл за ней. Он возродился раньше, используя свои магические возможности, в теле врождённого мага Земли. Тем самым - усилился. Адель тоже рассчитывала на усиление, но попала в тело истинной Великой Ведьмы, что должна была сменить её по праву! Усилила. Не себя - меня.
  Следует отдать ей должное - проиграла она с честью. Разве что всё это могла бы объяснить мне сама, да и опытом поделиться...
  Однако теперь во мне живёт потенциальный противник, и лишь моя Луна в Скорпионе, что тренировала меня с детства, позволяет вычленить несуразные мысли и отсеять неверные действия. Здесь Грета права.
  Что ещё отсюда следует? Ну, я люблю Юстаса, а не Жюстина. А может, люблю обоих - мага Земли и старого гнома? Он любит... меня с моей Луной, а значит, Гортензию и, возможно, Адель. Всё это ничуть не лучше безумия, что обрушилось на Землю. В любом случае, Петти он ценит адекватно. И Грома. И Грету.
  - А может, ну его, моё звание? - спросила я Грету. - Тебе карты в руки. Ты же должна была её сменить. Ты всё знаешь и умеешь. Подумаешь, Адель! Забудь и бери власть. Мне хватит Юстаса и вашей дружбы.
  - И хорошо. Пока лишь это тебе под силу, - кивнула Грета. - Я ещё науправляюсь, пока не родишь. Но сила Ведьмы - понятие объективное. Ты сильнее, значит, для Империи ты важнее. А мне хватит моих Служб... и твоей дружбы.
  - А Грому?
  Дракон заворчал.
  - С твоим потомком я ещё потягаюсь, - заявил он. - Если выйдет слабак, будет сидеть на синекуре. И с Юстасом проблема вышла: он теперь молодой больно. И не подсидишь. Никакой у меня карьеры! Ревизор... Кого хочу - прижму! Тебе яйцо в голову ударило. Будто ты меня не знаешь!
  Да. Я - не Адель. Я им поверила. И ещё поняла: я действительно люблю двоих: рыжую обезьяну Юстаса и старого гнома Жюстина.
  
  Грета ежедневно обучала меня медитации ради спасения ребёнка от бесконтрольного включения моей охраны - эдельвейсов. Прелестно! Если плаваешь в пустоте, эдельвейсы не способны охранять. Вот почему Грета и Гром озаботились моей безопасностью. В "пентхаусе" на самой вершине толстой башни пребывали, помимо меня, военный воспитатель Корифей, Грегуар и Грегарина, а снизу и сверху толклись летучие, ползучие и прыгающие солдаты со столь экзотичной внешностью, что я не раз ругалась с Гретой из-за запрета выходить. Запретить изучение солдат мне! Ветеринару!!!
  Грегуар и Грегарина всё так же чудились мне людьми. Лишь иногда, в сумерках, те люди просвечивали сквозь текучую плоть ящеров. Одела я их соответственно своим представлениям об одежде слуг для Императора: в нечто средневековое, расшитое и с рюшами, чем заслужила ещё большую любовь, если такое бывает. Когда Грегуар лентяйничал, он разглядывал мерцающие камни на своей одежде и задумчиво улыбался.
  - Тоскует, - заметила как-то Грегарина. - Страдает без гора, есть всё тут чужого, кроме как друзьи.
  Как они выживали в Дворцовом районе, не будучи магами?
  Грета объяснила, что "привязала" их к себе, потому что ко мне нельзя. Точно так же и щенок был связан с Громом, он ведь тоже ещё не маг. Сильный маг мог связать в подобие ячейки сотни людей.
  
  Моя жизнь текла быстро и спокойно. Медитация попутно решила дурацкую проблему тошноты, и я привыкла пребывать в этом расслабленном состоянии весь период бодрствования, как настоящая ведьма.
  В своих книжных изысканиях я страдала: каково это, узнав некий метод, не опробовать его? Безумно хотелось порезвиться с магией, но...
  Что-то неясное было в записях предшественниц. Выражения типа: "Пояснения к третьему упражнению" или "Последовательный разбор пятнадцатой стадии". Как Хатха-Йога без рисунков. Интуитивно ясно, но подразумеваются гуру и практика, а так мои книжные поиски напоминали заучивание Строевого устава. Безжизненно и бессмысленно. Месяц этой работы совсем вогнал меня в депрессию, но вот Грета пригласила меня на Совет.
  Да! Я вообще забыла об этом органе Империи. Грета отлично справлялась там без меня. Что надеть? Понятно, в Совете я окажусь в мантии и эдельвейсах - Грета либо Гром побеспокоятся - но что превратить в мантию? Я вновь привыкла переодеваться как нормальный человек и есть пищу, приготовленную чужими руками. Надела кимоно, возвращённое Господином Небес и хранившее стойкий запах жасмина... ячейки... Юстаса. Я устала его ждать. Во мне уже назревало тихое бешенство, а тут ещё Корифей метался по комнате как угорелый и тявкал "Порра!" противным приказным тоном.
  Думала, поведут как арестанта в ползуче-подпрыгивающей толпе солдат, но Грета решила иначе: совершила крайне энергоёмкое и бессмысленное "Упражнение 27 по перемещению в пределах изолированного небесного тела" и поставила меня перед Советом в мгновение ока. Удивлённый Корифей пискнул и прижался ко мне. Так тебе, домашний тиран! Сиди и дрожи под моей мантией. И не трись об меня своей наждачной шкурой, а то по злобе на лапу наступлю!
  Я кивнула Совету и уселась в своё кресло, кинув взгляд на соседнее, принадлежащее Юстасу, кресло. Пустое. За ним сидел вполоборота Гром. Таким я его ещё не видела: домиком сложены крылья, опущена долу длинная шея, полузакрыты огромные глаза... заболел?
  - Сегодняшнее внеочередное заседание Совета мы собрали по весьма печальному поводу, - зазвучал напряжённый голос Греты из-за другого моего плеча. - Для нынешней проблемы требуется неординарное решение.
  Пёстрая толпа загудела.
  - Почему Гром регулирует связи? Где Император? - выкрикнул тирин в безобразно обтягивающем истошно розовом трико.
  - Именно об этом я и буду говорить, - ледяным тоном ответила Грета. - Если мне дадут сказать.
  Замолчали. Где Юстас? Что-то неприятное начало пробиваться сквозь патоку моей медитации.
  - Император подвергся нападению и замкнут в глухой охране венца. Гром подхватил связи сразу, с этим проблем нет. Но к Юстиниану невозможно перейти. Осада с Императора снята, но охрана не отключилась. Возможно, Император ранен или без сознания. Надо искать решение.
  - Истощить венец постоянным нападением? - робко предложил мой библиотекарь, а по совместительству член Совета Игнациус. Когда-то я мечтала разглядеть его на портрете или воочию. Повод нашёлся. Лучше бы не надо.
  - В хрониках Третьего Правления так спасли Эрдвина, - дёргая длинными усами, сказал Игнациус. - Конечно...
  - Конечно, Эрдвин был в сознании, - отрезала Грета. - А состояния Юстиниана мы не можем оценить: его защита поглощает свет.
  - Проникновение Великой Ведьмы, - начал генерал Ортанд, почёсывая морду длинным когтем, - с поддержкой извне и отведением энергии...
  - Гортензия беременна! - зарычал Гром, скосив бешеный глаз, а пёсик Корифей вырвался на волю, чуть не лишив меня мантии, и закружился вокруг кресла, хрипя от злости.
  Ортанд сник.
  Мерзкое чувство в моём животе нарастало. Я ушла в медитацию настолько глубоко, что уже не видела окружения. Белое молоко, пустыня ради отпрыска - и в этой пустыне горит клетка охраны Юстаса, его отца.
  Проникновение Великой Ведьмы? Это ещё что? Этого мы не проходили. Думать надо. Вычислять.
  Щетка игл засияла на горизонте моей пустыни. Ты ли это, Адель, или я сама решаю, как спасти отца ценой жизни сына? То есть, не жизни, а способностей? Ну вырастет он как Петти. Джозефом вырастет. И что? Жизнь - она и есть жизнь, и Джозеф любит её точно так же, как Император.
  Снова пало удушье, и пустыня замерла белым платком, не выпуская мою магию. Что эдельвейсы, что медитация - всё в руках этой необразованной Великой Ведьмы начинает жить собственной жизнью и выходит из-под контроля. Но Азбука осталась. Где-то там я отодвинула кресло и пошла к фонтану с Азбукой, а здесь я утонула ногами в белом песке и с натугой двинулась к горизонту. Тело вдруг выросло, горизонт оказался краем белой тарелки с песком, и вот уже через два шага... в мою ногу впились зубы кошмарного щенка, что проложил себе дорогу в этот белый мир и полил его моей кровью.
  Песок от капель крови сворачивался в пыльные белые комки, а крошечная Азбука вспыхнула алым и окрасила всё в цвет моей крови. Сосущая боль в животе вдруг исчезла, вновь раскинулась белая пустыня, и караван верблюдов уже поворачивал ко мне. Первым шёл слон в изукрашенной попоне. Я так и стояла столбом, тупо смотря, как спешиваются всадники.
  - Прими, царица! - сказал смутно знакомый смуглый мужчина, подводя мне слона. Тот встал на колени. - Здесь всё твоё!
  Мужчины и женщины слезали с верблюдов и шли ко мне. Слон гладил хоботом мои руки и щупал пальцы... Так. Мозги опять шалят. Я зажмурилась и потрогала усы предводителя. Щёлкнуло. Да! Теперь верно.
  Все тут. Все тридцать шесть пар. И среди них - Жюстин с Аделью. И верблюдов как не было, только слон не изменился.
  - Азбука обеспечит разрыв Охраны, - сказал мне бывший усатый, а теперь пернатый Эрдвин. - Но без магии живых она лишь информационная ячейка. Нужны магия и объект.
  Объект? Юстас - объект. Что, им не ясно?
  - Тебе не ясно, - нахмурился Жюстин. - Ты не знаешь цели.
  Цели... Императора за номером тридцать семь... Азбучная истина! Я-то тут есть!
  Адель превратилась в сфинкса и неотрывно смотрела мне в глаза.
  - Цель- слон! - завизжала я. - Я омыла его кровью!
  - Нет, - дёрнул головой Эрдвин. - Он в охране.
  Я вцепилась пальцами в тяжёлую попону слона, но он попятился. Неверно!
  Сфинкс Адели уже ухмылялся. Если всё так пойдёт, быть тебе, Гортензия, иглой информационной ячейки. У тебя отберут жизнь, не дав обещанной помощи. Есть ли выбор? Моя магия засыпана белым песком медитации.
  Песок начал собираться в смерчи. Ветер крепчал, трепал слоновьи уши и мою мантию - но не ушедших в ячейку магов. Их одеяния оставались недвижными.
  - Я боевой дрракон! - тявкнул забытый пёсик и бросился на иглу Азбуки, залил её красной кровью. - Мы - маги!
  Из моего живота словно выглянуло солнце, ошпаривая внутренности, и задрожали фигуры, сложились перекрестьями балок и рассыпались.
  Мы оказались внутри Охраны Юстаса. Мы - три живых мага: бесполезная я, боевой дракон Корифей и мой ещё нерождённый сын, убивший песок моей медитации собственной силой.
  А Юстас неподвижно лежал в ажурной паутине охранного поля. Его ранение было лёгким, но при падении он ударился головой о камень, и сознание было затуманено как раз настолько, чтобы потерять возможность управления венцом. Вот отчего перестал слушаться венец и обрёк раненого на магическую нагрузку в тюрьме Охраны.
  Синие тени вокруг глаз - на пол-лица, синие потрескавшиеся губы Юстаса - и торжествующее пылание поля. Мерзкая картина. Итак, все тридцать шесть пар всего-то забросили меня сюда, не сломав Охраны. Ну да. Похоже, венцы аналогичны Азбуке, только с более развитым свойством поедать магию у живых, дабы потом запереть лакомый объект и высосать до смерти. И, значит, сломать венцы - это лишить виртуальной жизни тридцать шесть свёрток Императоров и Великих Ведьм. Им этого не хочется. Им вольготно в двух домах - в Азбуке и в венцах. Не зря меня воротит от противоестественных врождений, перерождений, возрождений, что так любила Адель. Чёрная Адель. Были ли чёрными предки до Адели - не мне судить. Знаю мало. Но теперь они политы её чёрно-голубой кровью, и их "Прими, царица!" звучит в стиле "Дай!". Крови, магии, жизни...
  - Ну, Слонёнок, ты не возражаешь? - спросила я дитя. Медитацию как рукой сняло. Побежали от живота мурашки: мол, мы маги хоть куда.
  - Ого-го! - согласилась я и включила свои эдельвейсы. Через "не хочу" включила, ценой сил нас двоих и примкнувшего родственного ящера, имеющего теперь собственную иглу в Азбуке.
  Была ли в эпохах битва Ведьмы и Императора? Судя по Азбуке, нет. Присутствуем при первой. Рождение новой страницы - и потеря старых. Жаль, но идите вы к Богу, право. Нечего посмертно воду мутить.
  Вы видели сварку? Дым, вонь, искры. Так что ничего нового я не увидела. Дым - вонь - искры. Скукожились и вытекли каплями ртути мои эдельвейсы и его лилии, и не стало ни дурацкого охранного поля, ни венцов. Может, мы теперь даже не правители, потому что не стало и мантий. Остались мы каждый при своём: Юстас при своих выцветших джинсах, я при кимоно.
  - Жасмин? - слабо просипел он и сел. - Жасмин! - взвыл он и сотворил графин с водой. Я добавила стаканы и бадейку иссушённому пустыней Корифею. Вокруг торжественно стояла толпа солдат и заворожённо глядела, как пьют Император и Великая Ведьма.
  - Ваши мантии? - постучала меня по спине Грета. - И вообще, отодвинься. В первый раз вижу, чтобы пили и целовались со стрелой в плече!
  Вздувшийся от воды и гордости Корифей виновато зализывал мою ногу.
  
  Во дворце забил фонтан. Там, где он должен был быть всегда, но раньше там стояла Азбука. А Азбука рассыпалась алмазной пылью и теперь сияла на дне, отражая брызги. Информации ноль, зато красиво: фонтан сиял под лучами солнца и пускал зайчики. Как-то я посмотрела в лупу на алмазик: нормальный кристалл, земной. Как ему и положено. Больше никаких хищных игл. Правда, Грета уверена, что информация сохранна - она всё толкуем про голограммы, зато информация не живёт теперь своей жизнью. Просто библиотека под слоем воды. Когда-нибудь кто-нибудь прочитает...
  А я вот листала фолианты... "Правило буравчика в экспериментах переноса". Святое дело! Уже бегала в тоннеле, сама знаю.
  Потеряв атрибуты, я утратила власть. Равнỏ и Юстас. Но если он мог сразу выйти на состязание магов и доказать свой ранг, то для меня это решение невозможно. Ассамблея ведьм не могла позволить участвовать в состязаниях беременной. Я бы и сама не рискнула. Одно дело - спасение Юстаса, другое - мания величия. Пусть Слонёнок копит силы, больше я его беспокоить не буду. Корифей и Грета поддерживали меня в этом решении. Я облеклась в кимоно и отдалась медленному течению домашней жизни и скорпионьим мукам повышения квалификации; Великой Ведьмой была Грета. И.о., но это не важно.
  Меня охраняли, за мной ухаживали, меня вводили в курс дел - но ни на шаг не выпускали из башни. Когда шли состязания магов, я слышала рёв и кудахтанье, но ничегошеньки не видела. В утешение Юстас одним жестом собрал для меня в воздухе трёхмерный разноцветный паззл в виде двухметрового дракона. Сказал, что это - одно из испытаний, но дракон был значительно крупнее и со всеми деталями внутреннего строения.
  - Ты хочешь сказать, что можешь лечить? - удивилась я.
  Гром завалился на спину и задрыгал ножищами, чуть не своротив мою любимую лампу.
  - Ты хочешь сказать, что я при тебе не лечил? - возмутился Юстас.
  Ах да. Забылось как-то земное прошлое.
  - А зачем это Императору?
  - Паззл?
  - Нет, паззл - ясно. Это твоя Империя. А лечить?
  Юстас помрачнел. Ответил Гром.
  - Солдаты - слабые маги. А бывают потери.
  Так. Это называется вводить в курс дела. С купюрами. Юстас скроил такую рожу, что тема была закрыта, не то Гром получил бы на орехи. Война? В истории Империи что-то такого не описано. Да и кто рискнёт лезть в гнездо магов?
  - Ну и в чём ты ему уступил? - спросила я Грома.
  Ящер зашипел.
  - Мне досталась самка! Это нечестно.
  - Почему? - удивился Юстас.
  - Ему жениться надо, вот почему, - хихикнула Грета. - Испытывал благоговение и потерял время.
  Эмоции в диспетчерской работе? Ну, Гром! Ты не старше Корифея, о котором мы забыли, и он теперь тужился, строил из рассыпанного паззла голову дракона.
  - Эге! - перевёл на него внимание Гром. - Зубы-то считал? Не акула всё же. На внутренние органы теперь не хватит.
  Корифей засмущался и спрятался под кресло.
  - А кто на тебя тогда напал? - невинно спросила я. - Там, в Тиристрии?
  - Гномы! - буркнул он и ушёл спать. Супруг любящий. Узнал про Слоника - нет цветы подарить. Крякнул: "Ну, задачку получили!". Был бы ты, Слонёнок, не наследный принц, а сын гинеколога, тебе бы обрадовались... Терпи. Сам папу выбирал.
  - Не бери в голову, - посоветовала Грета, прощаясь. - Это его дела. Твоё дело рожать.
  Прелестно. Для того сюда затащили. Хотела было рявкнуть, но белый кисель медитации мой вопль всосал.
  - Последи за Корифеем, - таинственно прошипел Гром. - Не то шишек набьёшь. Ему Юстас развивающие паззлы подарить собрался.
  Ну как в воду смотрел. Любознательный щенок теперь строил их парами - сразу дракона и жабу, а то башню и дворец, и развешивал образцы в свободном пространстве. Как-то не заметила башни, зацепила - и получила собой по голове: в башне у него жила я и все остальные. Теперь и я играла: вытаскивала их по одному... Сказал бы кто на земле, что меня будут охранять такие устрашающие солдаты! Хороший мальчик Корифей. Отлично преподал мне план замка, устройство башни и весь дворцовый квартал. Я даже познакомилась со всеми палатками на рынке - в особенности продовольственными. Там ветчина (из кого-то) и колбаса (из него же)... ох, как мне надоела овсянка!
  Белая пелена перед глазами всё нарастала. Я ходила словно в море и даже удивлялась, что волосы висят у щёк, а не полощутся сзади. Иногда казалось, что и воздух, что я вдыхаю, такой же вязкий и никак не хочет заходить глубже, в лёгкие, словно вдыхаю целлофановый пакет. Слонёнок выместил всё моё внутреннее пространство, и спала я теперь сидя, не то задыхалась. Юстаса опять не было - в третий раз за это время. Я даже привыкла, что мои мужчины - это Гром, дракон мудродышащий, Грегуар, ящер сверхпреданный, и Корифей, щенок почтисвой. Других мужчин я стала забывать. Кимоно стало мне впору, и его не приходилось накручивать на себя, как когда-то. Я редко смотрела в зеркало - только чтобы удостовериться, что я это я. Приближался час Икс, и мне уже ничего не хотелось делать - все силы отнимал Слонёнок. Грегарина была при мне неотлучно.
  Той ночью Грегарина заняла своё любимое место - на коврике у двери. Коврик тот изображал ящеров-монахов, и она с наслаждением попирала их своей призрачной плотью, мстила за то, что принесли в жертву. Чем бы подруга не тешилась...
  Я спала в кресле у окна, в единственном месте, где мне хватало воздуха. Сон был рваный, тяжёлый. Снилось мне, что на моей груди сидит Бела, что ей неудобно и она царапает меня когтями, пытаясь пристроиться
  Вдруг кто-то спугнул собаку, она спрыгнула, и воздух, чудесный воздух холодным ветром ворвался в съёжившиеся лёгкие. Я радостно задышала, боясь проснуться, вернуться к одышке и испарине - но проснулась, дёрнулась и чуть не соскользнула с кресла.
  Надо мной медленно проплывали светящиеся оранжереи соседних миров, а подо мной была тьма уснувшего города, лишь кое-где подсвеченная фонарями. Я летела во тьме, летела, сидя в кресле, и вполне могла обрушиться с него вниз, во тьму кварталов. Верёвки накрест держали кресло, но не меня; четыре мыши-дракона, как та, что однажды унесла Петти, медленно взмахивали крыльями. Упряжь соединяла их с моей неустойчивой корзинкой.
  Ах, Грета! Ты охраняла меня магами и от магии, от простых жителей заперла меня в башне... даже ты, столько времени проводящая на Станции, забыла, что можно вот так - влететь и унести. И никакой магии! И ни один солдат не летел мне вслед, будто ослепли и оглохли... вспыхнуло на верхушке башни. Уже далеко. Не найдут.
  Мыши-драконы рухнули вниз, и кресло ударилось ножками о камень внутреннего двора. Неплохой способ родовспоможения. Мой живот окаменел, словно у Петти, что стояла там и держала друзу из трёх алмазных игл. Гномье личико освещалось их сиянием и становилось оттого ещё отвратительнее: словно безобразная каменная статуя обрела подвижность и начала разговаривать.
  - Привет тебе, мачеха. Дождалась, наконец? Теперь ты - никто, а у меня - атрибут, и я решаю, то ли выставить притязания на пост, то ли этот пост уничтожить. Ах, как хочется уничтожить! - Она помолчала, вертя в руках иглы - осторожно, чтобы не уколоться. Ещё бы! Уколется, зальёт кровью, и не знает, в чью власть попадёт...
  - Ты уже поняла, чьи это иглы? - пришепётывая от страсти, проговорила она.
  Поняла, падчерица. Поняла, что, разрушив Азбуку, не посчитала Буквы - мою, Юстаса и бедняги Корифея. Эти кристаллы получали от нас какое-никакое подкрепление и сохранились, и попали в твои жадные руки. Возможно, это наши жизни. Возможно, наши магические способности. И то и то даёт тебе власть.
  - Наверное, яйца гигиеничнее, - объявила между тем падчерица. - Во всяком случае, не так уродуют. Ты и не была красавицей, а теперь жаба жабой.
  Ах, если бы я была оборотником! Слонёнку удалось бы уйти. Даже включи я магию, а сейчас это совершенно невозможно, не по силам - разве я смогу убить эту дуру? Спасать - могу. Убивать? Живое? - Нет.
  Как мне тогда нужно было время - утешить, объяснить, заверить эту сироту в том, что я ей не враг... но время назад не вернуть.
  - Чего ты хочешь? - хладнокровно спросила я, понимая, что дрогнуть - это ускорить нежелательные последствия. Слонёнок, родной, включай магию только в свою защиту, слышишь?
  Он не слышал. Он бился в животе, терзая мою печень.
  - Дождусь твоего потомства и убью. На твоих глазах. А потом... тебя, тем же способом, что ты убила мою мать.
  Ну да. Куцые мозги вполне могут такое просчитать. Бедный Жюстин! Покойся с миром. Кажется, она забыла про Юстаса.
  - А потом, - лишила меня надежд Петти, - убью этого изменника.
  Жертва - это хорошо. Для тех, кто устал жить. Кому не надо защищать своё дитя и своего любимого мужа. И своих друзей, и свою... чёрт возьми!.. свою Империю. Ты баба, Гортензия, не ведьма ты нынче, баба в натуре, как выражался незабвенный профессор, вот и борись по-бабски.
  - Не хочу ждать! - объявила я. - Хочу скорее с этим разделаться.
  - А зачем? - подозрительно спросила Петти, поглядывая на небо: сама спешит.
  - Прихоть. Могу и подождать до срока, - подогрела её я. - Мне не пора. Ещё пара-тройка оборотов в запасе.
  За это время меня уж точно найдут.
  - Рожай! - велела Петти. - Мне тоже с тобой долго возиться не хочется.
  Угу. Они, значит, рожают по желанию. Однако!
  - Булку с колбасой приготовила? - равнодушно спросила я. - Вторую с ветчиной. Люди перед родами должны это съесть.
  Акушеры всей Земли ахнули где-то далеко. Только бы был верен расчёт: гномы не едят мяса... только бы.
  Петти передёрнулась.
  - Гадость какая!
  Ничего. Получше, чем роды оборотников.
  - Без этого не рожу, - объяснила я. - Это - родовспоможение.
  Петти ушла в тень дворика и что-то прошептала, отперев дальнюю дверь. Затопали ноги. Спесива ты, враг мой, слуг при себе не держишь. И меня ты ни во что не ставишь. В чём, видимо, права - у меня нет сил выбраться из кресла. Так что недвижно ждём. Если считать, что в число моих противников не попали натуральные драконы, способные поделиться запасами своей кладовой, то дом расположен где-то невдалеке от рынка: мясо появилось спустя четверть часа.
  - Режь и клади на булку, - приказала я. - Самим нам не положено. А ночь коротка, по утрам не рожаем: по этическим соображениям.
  Шипя и сдерживая тошноту, Петти сделала бутерброды и дала мне. Её руки тряслись. Я откусила ветчины и протянула огрызок Петти:
  - Бела! Это тебе!
  Бела! Моя Бела! Она вырвалась на поверхность сознания гнома за своей булкой, колбасой и ветчиной со всей энергией, свойственной ей когда-то. Петти с остановившимся взором вцепилась зубами в бутерброд, прижала второй к груди. Забытая Азбука упала рядом.
  Я подхватила кристаллы, выскочила из своего кресла, словно девочка, отперла дверь и скрылась за ней. В дверь опасливо вдвинулась фигура гнома, он с диким криком кинулся к госпоже, рвущей зубами мясо, словно голодная собака; затопали и ввалились ещё три обитателя дома, и Гортензия удалилась в ночь прямо за их спинами. Им не до меня. Они, может, и не знали про меня: Петти хороший конспиратор.
  Я чуяла, что далеко мне не уйти, а потому кинулась к фонарям рынка, задами обошла работающие ларьки и спряталась под вонючий стол дневного мясника: вот сюда гномам путь заказан. Их вырвет.
  Здесь, во тьме и запёкшейся крови, устроились спать те мухи-мыши, чей вкус так нравился Корифею, и теперь они разлетелись по рынку, печально жужжа. Здесь я рожала своего Слонёнка, своего наследного принца. Как животное, откусывала пуповину и заворачивала младенца в оторванную полу своего кимоно. Хоть бы соломы, как корове, постелили - ан нет. Ты, Гортензия, Великая в прошлом Ведьма, владелец заводов, газет, пароходов, решила для родов выбрать мир!
  Магия хлынула в меня, искрясь и сверкая, словно ждала у порога, и я перенеслась в свою башню, полную неутешным народом, с воплем:
  - Уснеи мне, йода, ляписа, марганцовки и ванну!
  Полубезумный Юстас впервые вместе со мной поучаствовал в процессе: он поднёс лампу и увидел дитя - сморщенное, красное и чмокающее.
  - Ну, слон! - одобрил он младенца.
  Не слон. Слонёнок. Элифан. Скажете, не людское имя? А какой он людь? Наша магия отрезала его от человечества: с таким же успехом мог родиться драконом... это будет проблемой. А пока я резвилась. Имя мне нравилось, и тут я никому не уступила!
  
  Конечно, в дом, где я одолела Петти, послали солдат - и, разумеется, там уже никого не было. Петти с соратниками испарилась.
  Вопрос: если Юстас держит свой паззл и все Переходы, есть ли контроль над Переходами из мира в мир? Полиция (впрочем, на Земле это история - вот уже век обходимся силами самообороны), таможня (а это святое: деньги!)? Предположим, я была бы счастлива, если бы кто-то знал, где я нахожусь в данную минуту: не было бы тогда колбасной баталии с Петти, не валялась бы я, рожая в полном молчании, не видела бы теперь своих синяков на физиономии из-за лопнувших от тайных родов сосудов. А там, на далёкой Земле, при таком контроле не пропадали бы люди тысячами, да так постоянно, что их уже никто не искал: нет человека - проблема исчерпана. Вот сбежал безумный ревизор из зимовья - нашли через неделю, труп хладный. И то молодцы, по кустам шарили! Герои. Даже закопали - герои вдвойне. Кстати, его, труп этот, Юстас не герметизировал, как и все иные трупы искателей лесной чистоты...
  А вот качество уснеи проверять - тут из района ревизор за ревизором, то ведь снова деньги...
  Мне ответили: контроль возможен. Не есть, а возможен. Но у контроля есть ограничения: дворцовая зона магов, где царит неразбериха полей... и семьи Императора и Великой Ведьмы. Тем, маги ли они, нет ли, издревле дана свобода от присмотра в виде медальонов, поглощающих поля. С медальонами они - не яркие точки, а тёмные пятна на карте Империи. Их, пятна, вычислять не научились.
  Тогда, при мне, Грета надевала такой медальон на шею Элифана.
  - Зачем ставить малыша под удар? - сказала она на мой отвращающий жест.
  - А если украдут? - завопила я. - Как искать будем?
  - Как люди ищут. По следам.
  Что страшнее - что издали увидят, или что украдут? Это словно ушедшие в прошлое Земли фабричные лекарства: лечили печень - били почки, и наоборот. Я было дала себе слово стеречь дитя денно и нощно - и поняла, что это невозможно: я вновь становилась Великой Ведьмой и получала соответствующие обязанности.
  Азбуку теперь поместят у меня, и её в меру детских сил будет охранять Корифей. Окна заберут решётками. Сижу за решёткой в темнице сырой. Первые впечатления растущего Элифана - мир сквозь решётку. Охраняемый - равно арестант.
  Тут Грета прервала мои тоскливые мысли. Поманила меня к шкафу и открыла дверцы. Миру явился полный набор бутылочек, сосок и детского питания. Так. Магическая пища с детства - нехорошо, а вот искусственная, она что, лучше?
  - Спасибо, Грета, ты очень заботлива, - как можно мягче сказала я. - Но кормить буду сама.
  - А я и не намеревалась, - удивилась Грета.
  - Сама - это из себя, - пояснила я.
  Грета отшатнулась.
  - Изо рта? Что за извращение? Это негигиенично.
  Господи, Грета! Ты же жила в нашем мире!
  - Мы - млекопитающие, - объяснила я ей. - Кормим своим молоком до года.
  - Никогда такого не видала. Видела - вот этим порошком из бутылочек. Туда тёплой воды и...
  - Нет! - решительно оборвала я. - Никакой тёплой воды. Я кормлю сама.
  Грета широко открыла глаза на что-то позади меня. Обретённая осторожность развернула меня прыжком, но я ничего не увидела. Разве что вымытое и запелёнутое красное воплощение дитяти открыло вполне бессмысленные глазёнки - серые, как голубиные яйца.
  - Два! - охнула Грета, указывая на очередную пару паззлов Корифея.
  - Ну! Он всегда строит два.
  Действительно, при Грете Корифей строительством не увлекался, таскался за ней паинькой, откуда ей знать? Он её побаивался.
  - Он?! Корифей строит правого. А левого - твой потомок! Немедленно разорви с ним связь! Это вампиризм! Он сосёт твою магию.
  Слонёнок булькнул, и левый дракон начал медленно изгибать хвост. Корифей запыхтел и повторил манёвр.
  - Щен, ты и вправду строишь правого? - спросила я.
  - Прравый мой. Упррямый! - ответил Корифей и занялся перестройкой паззла.
  - А не сразу двух?
  - О! Нет! Мешаешь. Два нельзя.
  Отлично. Нормальные дети в утробе дрыгают ногами и смотрят сны, Слонёнок готовится быть Императором с младых ногтей и до их появления. Пусть даже магия моя, но талант-то свой! И рулит сам!
  - Я не могу разорвать связь, - пояснила я Грете. - До года связь с младенцем постоянна. Тем более, когда кормишь сама. Пусть развлекается, ему не привыкать - он уже столько драконов и башен построил, что и не упомню. Они давно везде по двое висят... И искать дитя, если украдут, теперь проще: он за собой стройматериал сразу затребует, так что нам знай лети за паззлом.
  - Хохмишь? - грустно сказала Грета. - При наличии посторонней магической связи испытания не проводятся. Твои атрибуты не полны - нет венца, так что быть мне начальством ещё год. Всё с тобой впервые. Ну кто мог подумать, что вы рождаете эмбриона? У нас таких отродясь не было. Родился - и бегом в самостоятельную жизнь. Заходи за кормом, если что.
  Я хмыкнула.
  - Тогда тебе придётся ждать до его шестнадцати лет. До этого наши детки такого в самостоятельной жизни наворотят - не расхлебаешь.
  - А вот это и у нас так. Особенно у драконов. Ты на Грома погляди - это же просто летающий Корифей!
  
  Венец
  
  Проблема Греты разрешилась опять неординарно: несколько моих и потомка магических упражнений привели к появлению моего венца: тонкого сверкающего чёрного ободка. А раз есть атрибуты - есть и Великая Ведьма. Все были счастливы, кроме меня. Почему он чёрный? Я же - белая ведьма? И откуда берутся эти венцы? Едва победив кабалу эдельвейсов, я лезу в чёрную гладкую петлю?..
  Однако буду последовательна в изложении.
   Так уж получилось, что любая серьёзная проблема - будь то Империи или нашей Земли, оказывается связанной с моими семейными заботами. Для сироты от рождения звучит странно. Но если вы берётесь совершить глубокую вылазку в тыл врага, где вас никак не должны заметить, и в самый ответственный момент получаете в руки громко вопящего и жутко тяжёлого младенца, что соскучился по матери и прошёл за ней через Проход; а спустя минуту вас бьёт под колени нелетающий щенок дракона и осведомляется, где это он оказался - то вам следует делать выводы. А в тот конкретный момент - срочно формировать ячейку и уносить ноги. Если выйдет.
   Хорошо, что это событие случилось не на самом важном направлении работ, а в процессе моего самовольного расследования пропажи Азбуки. Я не хотела признаваться, что могу уходить в прошлое независимо от Юстаса, а узнать истину - наоборот, хотела. Вот как-то вечером и удалилась во время, в зал заседаний того дня, когда нам пришлось биться за жизнь Юстаса.
  Парадокса я не боялась. Во-первых, есть ли он, этот парадокс, или земное чтиво прочно осадило его наличие в моём мозгу? Да и состояние моё в тот боевой момент было таким невменяемым, что я не боялась показаться себе, такой, даже под носом. А показалась я в глубине зала, заранее, до начала собрания, что и спасло от парадокса. Если бы эта нахальная пара появилась чуть позже, боюсь, Юстаса мы бы тогда не спасли.
   Когда я, забыв про конспирацию из-за пустого ещё зала, зарычала от злости, Корифей испуганно порскнул к центру зала и затаился под Азбукой, точно в том месте, где находился в прошлый раз. Я кинулась за ним - уговаривать вылезть из-под крутого изгиба борта бассейна... Глупо? - да! Могла втянуть его в ячейку и без погони, но попробуйте мыслить в присутствии двух младенцев! Опасность парадокса смела мой рациональный разум. А пока я наклонялась, лебезя перед дурацким щенком, мой собственный умник ткнул рукой в красивую игрушку, завопил, и кристалл Азбуки хищно запылал багровым. Я охнула, забыла про извлечение Корифея из-под бортика, и инстинктивно вернула время.
   Мы стояли у бассейна. Струи били, как теперь всегда, переливалась вода в лучах луны(она появилась здесь не так давно - ради земной династии), а щётка игл теперь состояла из четырёх кристаллов. Моя глупость и шалость детей привела к смене реальности Империи.
   Я моментально взмокла как мышь. Что ещё, помимо количества игл, изменилось здесь? Помнится, Адель обещала дорогую плату за изменение. В тот раз исчез Юстас, слился с Жюстином. А сейчас?
   На тот момент мне не удалось обнаружить явных изменений - всё было как всегда, разве что Корифей немедленно расхвастался новой иглой, и мне пришлось признаться в своих путешествиях в прошлое.
   Грета всплеснула ручками.
   - Помнишь, я говорила, что Жюстин очень рисковал? Что Адель рисковала крайне? Только маги-Императоры способны разобрать свой паззл до прошлого. Только они могут уйти в ту же реальность, что и сделал Жюстин, чтобы опередить и охранить Адель. А Адель, как она тебе и призналась, могла запросто попасть в одну из группы близких реальностей и никогда не встретить Жюстина. Я шла по её следам и попадала к ней в любом случае, как и Петти, которая легко прыгает в настоящем. Гром шёл за Жюстином. То, что мы все встретились, это огромное везение. Для нас, не для Адели. Она, рискнув, ушла навсегда. Мы с Петти не потерялись только потому, что Адель не сместила реальности, иначе сгинули бы там вместе с ней, либо начали строить нечто новое - без Императора и сильнейшего мага. Мы все крутились, как драже в пластмассовом шарике, пытаясь воплотить идею прошлой Ведьмы. Пойми, Ведьма без Императора ничто. Ей менять нечего: паззла нет.
  Не пойдёт. Я - уже - сменила - реальность - Земли. И Грета в ней была, и никто не потерялся. Сохранилась устойчивая система Империи, просто сменился путь на Землю.
  - Ценой преждевременного слияния Юстаса с Жюстином, - напомнила Грета. - Они вдвоём твои изменения перекодировали, так тебе опять неймётся. Юстас ещё не в полной силе, и занят дисбалансом, гномы совсем озверели...
  И вот тут зазвенело в моей голове, я покачнулась и протянула руку потереть виски, что сдавило как обручем... - Не "как". Обручем. Обсидиановым кольцом. Оно грело и стискивало голову.
  Грета подняла глаза, ущипнула себя за нос и хрипло пропищала:
  - Твоя удача. Какую глупость ни совершишь - всё на пользу оборачивается. Адель верно нашла преемницу! Так принимай дела, Великая Ведьма. Атрибуты при тебе.
  Я приняла дела. То, что я сейчас изложу, заняло не меньше года. Напомню, обруч давил не только на мои виски - он давил на психику. Вопросы: почему чёрный и почему возник - обуревали меня на протяжении суток, лишали сна и покоя. Забыть о себе обруч не давал... Пока я с ним не разобралась.
  Итак, зачем он? А затем, что бешеная магия Ведьмы может привести к таким последствиям, что нужен регулятор - на чело её ложится оружие антимагии: венец.
  Я сама по себе действую как хранилище информации об использовании силы, то есть я - прибор. В сочетании с силой, получаемой, видимо, извне (я - прибор с вилкой в розетке Космоса!), выходит магическое действие. Венец - иной прибор, пользующий уже мою силу и запасающий её в своей структуре. Обесточивая меня, он не позволяет безумствовать и, отводя излишки, копит магическую силу Ведьмы, действует в экстренных случаях как защита.
  Белая магия - это поиск оптимального решения, действие в мозгу, минимальное касание, переустройство лишь в пределах искусственно созданной Империи - магия понимания. Магия действия - чёрная. Какого цвета магия Греты ради поиска и эвакуация магов Вселенной; освоения новых зон; создания наблюдательных постов? - Чёрного цвета наша Грета. И Адель, собиравшая нынешнюю Империю, черна.
  И Гортензия, в поисках счастья для Земли сменившая реальность, прыгающая туда-сюда во времени и ломающая чужие, прошлые достижения - черна.
  Но Адель, сдавшая дела, Грета-наблюдатель и Гортензия в поисках решения - белы как лебеди.
  Сила есть ума не надо. Тогда чёрен.
  Сила есть - мне надо. Тогда чёрен.
  Сила есть - береги до поры, когда ум решит задачу твоего рода - рода Sapiens sp., будь те "разумные" драконами или гусеницами.
  Тогда какой требуется цвет? Белый чист от действия. Серый безлик. Чёрный опасен...
  
  Тогда ты - белый лист, где Господь напишет чёрные буквы будущего силой твоей руки, а энергией твоего чистого сознания эти буквы смогут быть прочитаны.
  
  Тебе дана белая магия, Гортензия. Не Адель надела её на тебя. От тебя ждут того самого разума, ради спасения которого создана Империя. А теперь тебе дана чёрная корона, позволяющая действовать ценой потери разума от боли в стиснутых висках. И ещё тебе дано дитя, что получит те же трудности. Ты Луна, Гортензия, и корона - Скорпион над твоей улыбающейся рожей говорит тебе: поспешай медленно. Собирай пустые ящики и строй пирамиду, чтобы достать свой банан.
  
  2.Война
  
  С момента рождения Элифана война начала наползать на Империю. Разрозненные стычки гномов с тиринами, в одну из которых я как-то уже попала в попытке бежать из Гретиной тюрьмы на Землю, превратились в навязчивые набеги Тиристрии на Империю, предпринимаемые в самых неожиданных местах.
  Единственной, кто, быть может, выиграл от этой войны, была я: мой муж как-то ненароком обратился в друга по оружию и оттого стал значительно доступнее. Это не значит, что он чаще попадал в мою постель, но лицезреть себя дозволял значительно чаще.
  Земное прошлое сказывалось на его манерах. Благовоспитанный Жюстин, вероятно, затыкал свои виртуальные уши, слушая комментарии Юстаса по ходу боя. Ещё веселее то, что развесистые эпитеты пришлись по вкусу солдатам, и Земля проникла в Империю и заполонила её не столько из-за любви к царственной чете, сколько вследствие существования арго. Ладно громогласные драконы, но моя крохотная ученица Мики чирикала невпопад абсолютно неприличное выражение, встопорщив пёрышки и приплясывая! Это ведь не попугай капитана Флинта развлекается, это ведьма высшего разряда, юная и романтичная, имеющая право голоса в Малом Совете! Самым глупым было то, что детали размножения рас настолько разнились, что для всех других арго смысла не имел, просто присказка, вроде запятой или восклицательного знака. Наблюдая Совет, я теперь представляла школьный зал во время спектакля. Дух Сусанны витал над толпой.
  Устоявшая перед соблазном Грета пожала плечами:
  - Но, дорогая, мы же никогда не жили в гонке! Мы спокойно и размеренно двигались к цели, и ничто нас не отвлекало. Мы не привыкли жить "по факту" - проснулся, пошёл в библиотеку, а тут опять прорыв и надо действовать. Представь, что Игнациус видит, как на тебя падает шкаф. "Уважаемая Великая Ведьма, я хотел бы обратить Ваше внимание..." и прочее в его стиле. А шкаф уже упал.
  - "Берегись!" - предложила я.
  - Нет у нас этих слов. Никто никогда не угрожал, и все привыкли решать проблемы самостоятельно. Игнациус должен был держать шкаф, или отбросить тебя, а где стравить пар при неожиданном действии? Силу-то дозировать не умеем, опыта нет. Вот Юстас и дал им такие... клапаны. Пройдёт война, успокоятся и забудут. Поверь, втуне никто не скажет гадость.
  Оказывается, Юстас и тут молодец! Вот что значит быть Императором.
  А какой пар стравливали мои школьные друзья? - Страх. Страх перед жизнью, перед будущим, что нависало горой, а не простиралось ровной дорогой... - Да. Я не современна. Я лишена страха. Этот дефект не даёт мне возможности понять окружающих. Не так. Я боюсь, но уже после действия. Приплясываю, как Мики, и шиплю. Я ближе к обезьяне, и в своей невинно-животной храбрости я уязвима как никто. Ещё одно обоснование необходимости венца...
  Теперь о войне. В моём семейном преломлении.
  Погружённая в пелёнки и кормление, я бессознательно отстранила мысль о военных действиях: Юстас всё штопал Тиристрию, а с каким успехом - мне не докладывали... до поры. Пора та настала нежданно, и пришлась на момент сугубо домашний: Элифан диким рёвом требовал еды, а в этот момент меня скрутило и увело в Проход. Кто не знает, скажу: все эволюции человеческой матери вокруг дитяти совершаются в состоянии глубокой медитации, потому что спать хочется всегда, везде и, по возможности, навсегда. Оно, то есть дитя, твёрдо уверено, что мать должна быть при нём. Ни есть, ни пить, ни спать оно не даёт до поры достижения им той степени взросления, в которой решает вообще от матери избавиться.
  Так, значит, я в сомнамбулическом состоянии попала в нефритовые стены "Прохода во сне" - того, из которого бывает выход в Азбуку, то есть в смерть бренного тела. Разумеется, меня тут же всосал кристалл.
  Зеркала теперь отражали не меня: в них кривлялись и вытягивали руки, пытались меня нащупать искажённые, покорёженные, нелепо раздутые гномы.
  - Гортензия! - каркал один, и остальные вторили ему хриплым эхом.
  Что-то не то в них. Глаза! Глаза словно покрыты бельмами, засушены и слепы. Шарят лапы, ищут Проход. - Не пойдёт. Это мой кристалл, мой Проход, и чуждым рожам он заказан. Однако и самой мне отражаться тут не след. Ну! Какие будут идеи?
  Я воспарила, вернулась в нефритовые стены и позвала свой ветер. Обруч тотчас сжал мою голову, трансформировал кимоно в горностаевую мантию, и злой ветер Прохода завыл в тоннеле, замораживая стены. Я словно в коконе: это же моё порождение, уже освоено и приручено. Гномьи лапы беспомощно заметались, на глазах обрастая инеем, и втянулись в зеркала. Зеркала? - Вот где место пробоя! Ветры ринулись в кристалл, вырастили снежные цветы на отражающей поверхности, запорошили, а после покрыли толстой узорной коркой растерянные лица гномов.
  Я царственно кивнула и оставила Проход ветрам. Теперь сквозь кристалл не пробиться. Теперь мой рациональный ум заместит моё голое подсознание... за всё ему спасибо, но враг лезет именно оттуда. Как там я писала? Я теперь чистый лист. Внутри того ледяного кристалла буду строить новый, а пока мы уж как-нибудь... в ушанке там, в валенках... если понадобится.
  Повезло. Кабы не медитация, я бы не нашла место пробоя и битва могла перейти на территорию Прохода... а тогда как? Я стала бы агентом врага?
  С этой мыслью я встряхнулась, сбросила сон и оказалась среди суматохи: злой Слонёнок отбивался от Грегарины и истошно орал, Грета о чём то пререкалась с Громом - и посреди моих палат стоял бледный и растерянный супруг!!! У него жена потерялась. Все мысли вылетели из моей головы, и я ринулась в его объятия.
  - Этим местом вы едите! - возмутился Гром. - Неужели Природа могла создать такое извращение - есть и совокупляться через одно отверстие?
  Корифей даже заплясал от восторга: вот, он знает о царственной чете больше дяди!
  - Это называется "целоваться", - профессорским тоном сказала Грета. - Это у них вместо любовной стрелы, помнишь гастропод? Я думаю, так рациональнее. Времени меньше уходит, и нет повреждений на теле.
  Я оторвалась от Юстаса. Где уж там млеть при таких комментариях! Включилась в игру.
  - Я бы предпочла стрелу. Целых четырнадцать часов держишь мужа на привязи, и он не убегает, а млеет. За такое и рану получить не жаль. В прошлый раз Юстас потратил на встречу со мной от силы четырнадцать минут. Целовался-целовался - и сгинул. Ненадёжно.
  Гром вздохнул.
  - Если бы наши дамы так о нас мечтали, я бы...
  - Ты бы, наконец, женился, - кивнула Грета. - Лучше переродись в человека, коли не можешь как все.
  - А как все? - заинтересовалась я.
  - Ну не могу я без разума! - взвыл Гром. - Я думаю всегда. И представить себя объектом в невменяемом виде не хочу!
  Корифей замер в предвкушении новой информации.
  - Утешься, - сказал ему Юстас. - Все серьёзные маги-драконы девственны. По этой вот причине.
   - У них самки уже давно суфражистки, - пояснила Грета. - Они выбирают сами. Накормят поросятами бигусов, самцы вырубятся - и их выбирают. Проснулся - женат. Можешь узнать, как её зовут. Иногда даже пускают взглянуть на яйцо. Некоторые. Так что без оргии с поросятами никакого размножения драконам не светит.
  - А я папу видел! - похвастался Корифей. - Издали.
  Незначительный у него такой папа, как выяснилось позже. Лучший боевой маг. Редкое исключение из правил. Тогда я этого ещё не знала.
  - То есть от магов не бывает детей? - поразилась я. - Как же вы воспроизводитесь?
  - Плохо воспроизводимся. Только через ведьм, - ответил Гром, обняв крылом несчастного Корифея. - Ты, племянник, лучше на них и не смотри. Даже если согласишься, выберет тебя какой-нибудь крокодил, и будешь потом стесняться. Я однажды съел поросёнка бигуса в порядке эксперимента. Заперся и съел.
  - И не выбрали? - с ужасом прошептал Корифей.
  - А кому выбирать было? Вот кровать я сломал, и двери. Только вылез на свет, а поросёнок уже переварился. Стыд только!
  Элифан тем временем нашёл свой бар, присосался и чмокал, кося глазами. А ему-то каково будет? Кто выберет его, коли здесь нет ни единой особи его вида, не говоря о противоположном поле? Мать, отец и девственный малец?
  - А ты не страдай, - поймала мою мысль Грета. - У тебя фора лет двести-триста. Глядишь, изменится картина.
  - Двести - или триста? - Этого я не учла. Здесь время растянуто до неприличия.
  - Триста! - уверенно сказал Гром. - Умный он больно.
  Объект внимания отвалился от груди и блаженно уснул. Юстас с возрастающим напряжением наблюдал за сыном - и теперь повернулся ко мне.
  - Где, спрашивается, твой адреналин? Дитя словно сурок.
  Ага, задели! Грета с Громом непонимающе разглядывали Элифана.
  - Ну спит. И что такого? - Гром был удивлён заботой отца. Ну да, у них такого не бывает. Кроме него самого, что нянчится с Корифеем и Элифаном получше их папаш...
  - У людей реакция на страх химическая, - пояснила я. - Передаётся через молоко. Если я нервничаю, ребёнок после еды страдает животом и вопит.
  Грета осуждающе посмотрела на Юстаса.
  - Ты! Живёшь почти с самкой дракона, а ждёшь от неё волнений? Вижу тяжёлую лапу гнома. Гортензия - не Петти, хотя тебе некогда это разглядеть.
  Так его, Грета! Юстас слегка посинел.
  - Бой был во сне, - утешила я его. - Элифан держал связь, зачем бы ему волноваться? Орал потому, что есть хотел. Твой сын кроме молока имеет информацию ещё и от мозгов. Проблема решена - адреналин снижен, ага? Мои бои - почти половой процесс: вот он есть - и вот уже нет его.
  Я повернулась ко всем присутствующим.
  - А теперь, господа хорошие, извольте полностью ввести меня в курс дела. Сегодня был атакован через мой кристалл Проход. Это гномы добрались до Зала Совета, или там есть маги - великие комбинаторы, коим мы в подмётки не годимся?
  С этих слов началась для меня война, историю которой я изложу вкратце и в локальном преломлении, поскольку она уже есть во всех учебниках.
  В одно из редких появлений Юстас решил ту задачу, что не дали мне решить своенравные младенцы. Ничего нового мы не узнали - он лишь доказал, что Дирта, тирин в розовом трико, представлявший Службу Поставок, и был тем, кто унёс наши кристаллы. Поскольку он исчез, могло быть два объяснения - погиб, защищая, или преступил дозволенное. К сожалению, второе оказалось верным. Ничего радостного, сказал Юстас. Регуляция товарных потоков - очень высокий уровень магии, и такой маг перекинулся к врагу. Стало ясно, что Империя теряет Тиристрию - всё больше тиринов вступало на дорогу гномов и начинало бороться против Империи.
  Юстас прервал связь с Тиристрией, ибо там воцарилась Петти, но теперь его регуляции испытывали жесточайшее давление извне. Два сильных мага - тирина, сохранившие верность Империи, впоследствии собрали своих сторонников в новой провинции Тиране. Её, конечно, пришлось срочно изыскивать и оборудовать.
  Грета потеряла сон и покой. А я пыталась обрести решение в прошлом и настоящем Вселенной, каждую свободную минуту тратила в Библиотеке Игнациуса, где этот недюжинный маг разворачивал для меня картины мира в Аквариуме. Лишь высокие маги могли так непродуктивно тратить силы Игнациуса, но он понимал мою задачу. Не было ли в истории Империи подобных событий? Нет ли во Вселенной места, где могут укрыться противники? Существует ли решение основного вопроса Империи где-нибудь на задворках Вселенной? Странно, что Адель избегала Аквариума и услуг Игнациуса, лишь Грета постоянно пользовалась ими. Адель читала и советовалась с Императором Жюстином. И тут сказалась её мания величия: ничего вовне, лишь муж и обрывки воспоминаний предшественниц. А вдруг?
  С этим "вдруг" мы годами прослеживали историю Станций, и теперь я уже не стала бы задавать Грете глупых вопросов ни об одной из рас, составляющих население Империи. А о тех, что не вошли в состав, я знала даже больше. Иногда Игнациус записывал для меня резюме из того, что исследовал для меня, и я всё всматривалась в мелькающие картины чужой жизни. Но скрытое, тайно существующее где-то в глубинах психики разных рас, внешним взором не усмотришь. Казалось, там, в этих скрытых глубинах, и зарыта собака.
  Однако времени у меня становилось всё меньше: война начинала отбирать силы.
  То, что гномы научились восстанавливать связь с Империей, пользовались Проходами и переносили на территорию Империи обыкновенную войну с малой магической поддержкой, означало, что они обзавелись сильной чёрной Ведьмой. Откуда? Мои девочки из Академии (там было пять тирин) были совершенно лояльны, и даже преданы идее Империи. Мы с Гретой положили массу сил, отслеживая их связи, приставили постоянное наблюдение - бережёного Бог бережёт. - Но нет. Они не имели отношения к военным событиям. Ужасно, что все тирины дворцового квартала были под подозрением. Однако, похоже, были так же невинны, как и ведьмы.
  Шли годы, годы постоянного, изматывающего ожидания очередного нападения. Юстас, Гром, маги тратили силы, гибли солдаты - и маги и простые жители, а все ведьмы, во главе с Великой, стояли на страже Проходов. Были приостановлены работы по изучению и регуляциям новых территорий, Господин Небес почти покинул свою паству. Мы с Юстасом рисковали остаться в памяти поколений как правители осаждённой Империи.
  Нападения были совершенно бессистемными. Дважды им подвергалась Станция ящеров: там была разгромлена резиденция Греты. Бои в Проходе оказались настолько тяжелы, что ведьмы часто сдавали позиции: гномы брали числом. Тактика обороны себя не оправдала. Нужно было наступать и уничтожать противника. А кто он, собственно? Блажная Петти там королева. Это она - источник свирепой вражды. Она хочет получить Империю "по праву крови". Но где она взяла ведьму такой силы? Мага там хватит и одного: этого Дирта в розовых колготках - территория Петти пока мала.
  - Это какой-то странный сон! - простонала Грета после отражения очередной атаки - прямо на дворцовый квартал. - Мне кажется, что я живу в иной реальности. Не может там быть обученной ведьмы!
  Я рухнула в кресло. Ты сказала это, Грета. Ты сказала! Кровь Элифана и четвёртый кристалл Азбуки сменили реальность Империи. В этой новой реальности бесталанная Петти оправдала ожидания Адели. А уж обучили её всему, чему могли!
  - Петти, - грустно сказала я. - Смена реальности - и Петти стала Черной Ведьмой Тиристрии. Несчастная, лишённая прав на престол наследная принцесса сумела примирить своих вечно дерущихся тиринов и гномов и дать им цель: захват власти в Империи. Учитывая её теперешнюю силу, они имеют основания бороться. Ещё никто не доказал, что мы с тобой сильнее их королевы. Мы принимали слова пленных за хвастовство Петти, думали, что ведьма стоит за ней. А ведьма, что поставила нас всех на уши - она сама! Если она преодолеет свою трусость (и если та у неё сохранилась при смене реальности), она может требовать состязания.
  Грета запустила руки в свои кудряшки и превратила свою аккуратную голову в пучок петрушки.
  - Не может! - фыркнула она. - Атрибуты у тебя.
  - Вот за ними они и рвались сюда, - предположила тирина Эль, с расширенными глазами переваривая услышанное. - А ты сама говорила: "Сила есть - мне надо" - чёрное. Сейчас задача белой ведьмы, правильно? Задача не завоеваний, а решения основного вопроса. Зачем тогда состязание? Никакая чёрная не вправе занять твоё место.
  - Великая Ведьма - звание почти пожизненное, - прочирикала ведьма Мики и встопорщила пёрышки. - Она уходит от власти сама. Ты же не бросишь нас в клюв этой жадной и глупой Петти?
  Глупой - это верно. Расчётливость ума не заменяет. Расчётливость - это достижение конкретной цели, близкой к телу. При Петти Империя Касания превратится в Станцию - место умирания содружества рас нашей магической цивилизации.
  История, так пристально изученная нами в Аквариуме, не оставила примеров подковёрной борьбы магов. Не было её раньше, пока Адель не навертела мечту о династии на основу работы Ведьмы и Императора. Как случилось, что Жюстин не понял её целей? Зачем он на ней женился?
  Я ушла к себе и погрузилась в медитацию. Как давно мне не удавалось выкроить на это времени...
  Теперь, когда Слонёнок с Корифеем страховали Юстаса и Грома, я металась из Прохода в Проход, запирая пути в Империю: всем бочкам затычка. Хватит. Пусть Грета с девочками недолго повоюют без меня. Я кое-что должна узнать.
  Вязкий туман медитации медленно расплывался, открывая Азбуку - не ту, куцую, что стояла сейчас посреди фонтана, а полную игл сияющую драгоценность. Ту, что я, Гортензия, сломала в битве за Юстаса. Сломала с гиканьем "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим...". Сохранилась бы она, кабы я не пылала неблагодарной ненавистью за то, что Азбука всего лишь перенесла меня в венец, но не сломала его охраны? Могла ли она, всего лишь информация, матрица бывших мыслителей и борцов, обеспечить мне силовую помощь? Попив лишь каплю моей крови, она отдала её на мой перенос к Юстасу...
  Дерьмо ты, Гортензия. Понюхай себя, может, застесняешься и больше не станешь рубить сплеча. Может, предпочтёшь аромат жасмина?
  Я подошла к Азбуке и остановилась. Приготовилась. Протянула руку и опустила всю ладонь на иглы.
  - Я не права! - сказала я багровым кристаллам. - Нет будущего без прошлого. Вы ушли - и будущее Империи стало далёким прошлым, чтобы заместить потерю. Простите меня!
  Белый песок пустыни. Вот он оживился, потёк, и вокруг меня взмыли пирамиды. При каждой - сфинкс.
  Так? Теперь вы немы? Не я тут виной. Тут виной что-то иное. Допустив ошибку, извинениями не отделаться. Побредём в поход по Луксору - искать применения себе, виноватой.
  Не знаю, сколько времени я брела, утопая в песке, осматривая пирамиды. Никаких мыслей - только ещё шаги на воющих ногах, исколотых и обожжённых песком. Не воспарить - здесь магия бессмысленна. Это не Проход!
  Они были тридцать шестыми, и к ним я пришла напоследок. Жюстин и Адель. Светлый маг и чёрная Ведьма. Любовь и действие.
  Они были слиты - единственные из всей череды пирамид и сфинксов. Слипшиеся валы бурого песка соединили их тела.
  Могу ли я?
  - Вы внесли опасные изменения, - сказала я. - Я ещё ухудшила положение, и нам теперь не справиться. Я прошу прощения за то, что выполню это за вас.
  Лиловые лучи моего венца ударили в песчаную перемычку, разнесли её в пыль и заботливо отполировали изъеденные бока сфинкса и пирамиды.
  - Мы любили друг друга, - проговорил Жюстин. - Адель так хотела решить задачу, что рискнула родить позднее дитя ради слияния способностей Императора и Ведьмы. Надеялась, что такое дитя справится с решением. Не суди нас. Когда стала ясна порочность решения, она пошла на самоуничтожение: знала, что ты сильнее. Это я не знал.
  - Ты повторила мой шаг, - сказала Адель. - И не могла иначе. Что станешь делать ты - со своим сыном? Он не сможет стать Императором - в нём слишком много силы Ведьмы.
  - Подумаю! - только и успела сказать я, увидев напоследок всех предшественников, стоящих полукругом. Очнулась в зале у фонтана.
  Вся Азбука, до последней иглы, сверкала под струями. Дно фонтана оголилось серым камнем, и вода тёмным озером отражала пучок игл: вода не ушла!
  Так, Гортензия. Ты вернула реальность - и узнала ответ. Вернее, поняла, что у Империи есть Охранник: не Ведьма и не Император - их сын Элифан.
  
  Я поторопилась. Собственно, опять пропустила очевидное: изменения реальности начались задолго до возникновения иглы Элифана - они начались в момент повреждения Азбуки при снятии Охраны Юстаса, когда погибли все атрибуты. Именно тогда начал нарастать магический потенциал Петти, принявшей в себя часть силы матери, и дрогнула чаша весов на Тиристрии в пользу гномов. До того Петти опиралась лишь на разрозненные племена гномов, а после усиления сумела получить признание тиринов.
  Время Империи необратимо: она существует в единственном числе, и серьёзное изменение реальности может полностью уничтожить предыдущий вариант. Ну как вернуть всё на круги своя, когда за спиной двадцать лет изменений? Империя инерционна. Одно дело - магия Петти, другое - политика Тиристрии. Результаты этой политики могли быть нивелированы лишь в соизмеримо длительные сроки.
  После восстановления Азбуки Петти стала терять силу - вылазки гномов стали редкими и немногочисленными, они часто зависали в местах нападения, потому что вдруг исчезал Проход - но враждебность Тиристрии к Империи продолжала существовать.
  Юстас раз в месяц на полчаса открывал стандартный Проход, что существовал с момента основания Империи, но с враждебной стороны в него поступали не парламентарии, а письменные угрозы, которые при случае дополнялись головой очередного солдата Империи: гномы теперь щипали их по одному. Тупая кровожадность и неизменность оппонентов начала угнетать. И мы решились на нападение.
  Была ли навеяна стратегия того, что впоследствии назвали "Мясной Войной", моей колбасной битвой с Петти? - Да, отчасти.
  Дело в том, что раньше Тиристрия зависела от имперских поставок мяса (универсальным мясным животным служил здоровенный грызун - бигус, смахивающий на мускулистого короткошёрстого сурка-переростка). Рацион тиринов мало отличался от человеческого. По мере завоевания Тиристрии гномами оставалось всё меньше тиринов: не только идеологическая обработка Петти, направленная на разжигание ненависти, но и недоступность мясного рациона приводила к перерождению тиринов в гномов. То были всё же гномы второго сорта, и они образовали в королевстве Петти маргинальный слой.
  В тот день Юстас погнал в Проход стада бигусов, а мы с Элифаном и Корифеем прошли ячейкой через мой давний Проход, что когда-то забросил меня на поле боя и задал работы моим эдельвейсам. Помнится, они тогда рассердились не на шутку и собрались уничтожать не только огненные шарики оружия тиринов и гномов (вредети, по-тиристрийски), но и самих вояк...
  Сейчас там было пусто, и мы сразу ушли в полёт. Корифей стал уже огромным драконом, и Гром часто жаловался, что робеет при виде племянника.
  Отвлекусь. Что испытывает мать, когда сын склоняется чуть не в три погибели, чтобы её поцеловать, знают на Земле. Не такая уж редкость. А вот что испытывает она же, обнаружив, что сын способен сделать её ячейку невидимой - знаю только я. Я понимаю, что делает Элифан, но повторить не смогу. Он последовательно перекраивает участки неба Тиристрии, где предстоит лететь Корифану. Ячейка по определению маскирует - но под сходные объекты. Слонёнок маскировал ячейку. Мы не стали по видимости гномами, мы стали ничем, прозрачным воздухом. Не зря строил паззлы этот отрок!
  К стационарному Проходу мы успели вовремя, хотя Корифей пыхтел и возмущался, отказываясь признать себя средством передвижения, которым ещё кто-то командует!
  Зачем? Затем, что Петти наверняка блокировала этот Проход, и получить информацию об итогах воздействия или корректировать его через стационарный Проход мы бы не смогли.
  Дирта и Петти стояли невдалеке с очередным посланием Юстасу, когда открылся Проход, и из него с топотом и верещанием вырвались первые бигусы. Они бежали плотной толпой, и когда Дирта оправился от шока и приказал стрелять, бигусы уже почти достигли королевской четы. Что делает стрельба с этими мясными сосисками, я имела удовольствие увидеть: они с визгом порскнули в разные стороны, давя солдат, спасаясь в ближних лесочках, зарываясь в землю и походя засыпая ею временные сооружения королевского лагеря. Солдаты стреляли и гибли под тушами нервных грызунов, кровь лилась ручьями - и гномы начали отступать. Именно мясо и кровь бигусов вызывали рвотную реакцию гномов... но не кровь разумных солдат Империи: ту кровь они проливали с радостью.
  Петти застыла в шоке. Мне так и виделась битва Белы с чёрной ведьмой внутри этого крохотного мозга - но ведьма победила. Она жестом созвала охрану и улетела на своём мерзком мышедраконе так резво, что Корифей едва успел уступить ей дорогу. Потом он оправдывался, что хотел сбить её наземь и разом решить проблему, но не стал. Передумал. Правильный мальчик. Лучше пусть всё идёт своим чередом.
  Солдаты Дирты собрались в отдалении и разбили лагерь с наветренной стороны за холмом. А когда пришли сумерки, из теней выползли голодные тирины: тощие, измученные гномики, утратившие истинный облик от диеты из корней и лишайников. К услугам их аппетита были сотни убитых бигусов.
  Ни Петти, ни Дирта не росли в Тиристрии: они не понимали проблемы.
  Теперь Юстас открывал Проход ежедневно, и попытки Дирты с солдатами прорваться в Империю блокировала огромная толпа голодных тиринов. Бигусы в наших посылках чередовались с вьючными ящерками, нагружёнными ветчиной и копчёностями, хлебом, конфетами и фруктами из всех оранжерей Империи: тиринов возрождали диетой.
  Вот и говори про тело. То, что начала идеология, прикончил голод, и еда сместила идеологию на противную. Как вам это, господа правители?
  Ветчинный искус доконал Петти, и она уединилась в горах в своём конспиративном пещерном дворце. С лишайниками и травой в рационе.
  А тирины прислали парламентариев. Проблема Петти изжила себя, осталась проблема Дирты и его гномов, что вновь воевали с тиринами, будто и не прошло двадцати лет и не случалось единения в вегетарианском королевстве.
  Дирта мешал: он был магом. Он нарушал равновесие этой извечной войны, и его следовало убрать.
  Но магов не убивают, история про то говорит твёрдо. Убийство мага влечёт смену реальности. Война Петти мотала реальность Империи с каждой раной боевых магов. Теперь, когда лишь один сильный маг мешал стабильности, играть его жизнью нельзя. Куда девать ренегата?
  Мы мучились этой проблемой не один день - годы, что ушли на откорм тиринов. И вот сейчас решать её следовало без проволочки, а мы всё ещё не могли нащупать выход.
  Заточение? - Просто и глупо. Дирта - герой гномов, значит их флаг и их ярость - ярость целого народа, которым нельзя жертвовать из-за лояльных тиринов. Если гнев гномов достигнет некоторой теоретически неизвестной величины, Тиристрия раскачает равновесие Империи вплоть до всё той же смены реальности. Юстас не мог гарантировать компенсации - Тиристрия не Земля, она искони в составе Империи.
  И тогда ударил гром. Тот, что с маленькой буквы. Ружьё, что привычно висело за моим плечом, наконец, выстрелило.
  У нас были те вялые посиделки, на которых все что-то едят, вдруг вскакивают с воплем: "Вот оно!", потом хлопают себя по лбу и грустно признаются обнадёженным друзьям: "Не пройдёт!". Тогда остальные столь же грустно съедают что-нибудь ещё. Это всё называется "мозговой штурм". То есть, штурмуешь свой мозг, а он пищит и отказывается служить.
  И пришли два ящера с корзинкой - в ней лежало переливающееся полувидимое яйцо, пришли согласно давно установившемуся ритуалу: я всегда благословляла и нарекала потомство моих дорогих Грегарины и Грегуара. Там уже было шестеро, и седьмой был в радость. Ящеры давно жили в колонии Станции при дворце Господина Небес, куда Петти, к нашей радости, не добралась. Промышляли они тем же ресторанным делом: колония за последнее время выросла.
  - Есть может, подсадите он симбионту? - робко предложила Грегарина, баюкая яйцо. Грета даже подскочила.
  - Милая моя! Симбионтов не подсаживают! Что за нелепое поверье у вас там, во дворце! Сколько раз я могу повторять, что симбионты - ваша заслуга, а не наш эксперимент? Мы просто спасали вас от пустых ящеров, пытались сохранить, а вы нас снова обожествляете!
  - Ну-ка ну-ка, - втёрся мой долговязый сынок. - Это кто такие?
  Опередил. Я за всеми государственными хлопотами и изысканиями в необъятных полях Вселенной так и не расспросила Грегарину. Тьфу. То сама размножаюсь, то пиф-паф-ой ой ой.
  - У нашего младшее симбионту нет, - грустно сказал Грегуар. - Я вам надеялся. Ещё и эту яйцу под вопросе. А мы и с один пустое плачет - какое для вам Петти. Господина говорит, "без башни". Кому ни верит, всё узнавши под собственного опыту - злое опыту, и постоянно на войну всему мире. Грегарина так всех зубей потеряться.
  У ящеров стресс чреват потерей зубов, и Грегарина, действительно, уже напоминает новогоднюю ёлку или своего временного мужа Мерингроса сиянием вставных камней. Алых - других в колонии нет. Я по человечьей инерции думала - из-за плодовитости.
  - Сочувствую, - пробормотала Грета. - Отправьте на планету, пусть там повзрослеет, разберётся, кто ему дорог. Другого выхода нет.
  - Так что там о симбионтах? - поддержала я стушевавшегося Элифана. - Ликвидируйте нашу безграмотность.
  Гром поражённо уставился на меня.
  - Ты хочешь сказать, что не знаешь своего симбионта?
  - Знаю! - решительно ответила я. - Это Юстас. И Элифан.
  Корифей заурчал и затряс крыльями. Хотел, знать, помахать ими, да зал заседаний такого не стерпит. Не те у него габариты: портреты венценосные обрушатся.
  Грета нахмурилась.
  - Неужели я оставила такое белое пятно в твоём образовании? Если коротко - во всех расах Империи живут симбионты - это некие, как у вас говорят, энергоинформационные сущности... скорее, процессы, что поставляют тебе внутреннего собеседника. Так получилось, что они коллективисты, а потому более добры и этичны, нежели наши персоны. А потому отсутствие симбионта чревато жестокостью и негибкостью. Из рас Империи меньше всех симбионтов у ящеров и гномов. Иногда мне кажется, что Петти потеряла своего ещё в детстве - вот тебе и итог.
  - Душа? Это вы называете симбионтом? Разве она не интегральная наша структура?
  - Ой. У вас такая путаница. Дух - тот, что стремится, душа - та, что мятётся. А дома-то кто? Не знаю я, душа это или нет, но у тебя есть симбионт. Тот, в Скорпионе. Теперь он даже материализовался в Венец. Я ещё на Земле пыталась понять. Вы называете бездуховным того, кто безразличен к культуре... вообще не при чём. Так что о названиях меня не спрашивай.
  - И как они приживаются? Находят нас? А у меня он есть? - возбудился Элифан.
  - Ты споришь с собой? - наконец, подал голос неожиданно для всех возникший на этих посиделках Юстас. Он всегда возникал неожиданно, но обычно тотчас же принимался рулить - а тут тише воды ниже травы.
  - Естественно, - удивился Элифан. - Как же иначе выбрать правильное действие?
  - Правильное действие выбирается вне сознательной сферы. Пустые знают решение и всегда правы. Симбионты ругаются и совместно делают выбор.
  - Тогда Корифей тоже мой симбионт, - заявило дитя. - только вовне. Можно слиться - будет трое.
  - Мясо, - высказался Гром, - не сливается. Корифей твой мясной друг.
  Погодите, дорогие. А откуда эти симбионты берутся?
  - Не знаем, - ответила Грета. - Возможно, это - то, что вы (иногда, когда правы) называете "дух"; то, что мы используем как тело действия в магии. Дух, потерявший своё "мясо". То есть, вымершие цивилизации, или отдельные их особи. Они, симбионты, сами не знают. Помнят что-то, не всё. Живут нашей жизнью и нашими проблемами, только мудрее и чище. Они будто старше нас.
  Что же. Посиделки не решили проблемы Дирты, но привнесли в мою голову то, чего не доставало все эти годы: затикали часы, что позже привели меня к решению, превратили в чёрную Ведьму и - верно или неверно - начали менять этот мир.
  Но ещё чуть-чуть о личном - ведь скоро я... тьфу. Скоро я продолжу эти записи - под другим именем, в другом мире. Грете придётся побыть Великой Ведьмой ещё пару сотен лет.
  Так вот, о личном. Описывая войну, я скакнула в повествовании на сорок лет. Какие дневники, когда идёт круглосуточное дежурство в Проходах, рассылаются отряды на Станции, аврально собирается продовольствие, срочно погружаешься в учёбу и историю Империи - и при этом на руках два несмышлёныша, один из которых не может иметь нянек просто потому, что все няньки этого мира принадлежат к другим биологическим видам. Поймёте ли вы - ревёт или агукает младенец осьминога? - Вот и преданная Грегарина опустила руки, то есть свои призрачные лапы, и взмолилась об отставке. Учитывая её грядущее первое яйцо, отставка была принята, и Грегарина вкупе с Грегуаром отбыли в родные пенаты - не на Станцию, а во дворец Господина Небес. И я осталась одна. То есть, с полной энтузиазма ячейкой, что обещала помощь. Например, Громом, что сменял Юстаса по ночам, давая тому отсыпаться. Или Гретой, которая с той же целью заменяла меня. Или Юстасом после дневных боёв, буде он станет спать дома, а не где-нибудь в тиши. К тому же Петти "заботилась" об Элифане, неусыпно насылая отряды гномов и выискивая возможность достать конкурента.
  Трудно сказать, кто растил и воспитывал Элифана. Иногда, по настроению, прилетала Бернадет - сестра Грома и мать Корифея - шлёпала сына и рычала на его воспитанника, то есть нашего принца. Но она была правой рукой главнокомандующего - генерала Ортанда (выдам тайну - отца Корифея) и, следовательно, в няньки не годилась, хоть и подходила по всем параметрам. Бывали дни, когда я тащила обоих недорослей с собой на дежурство...
  В общем, стоило им обрести элементарную самостоятельность, дети слились в собственную ячейку и использовали всех нас в своих целях: как кормильцев и в качестве источников информации. И, когда бы я не выкроила время, чтобы продолжить собственное обучение в библиотеке Игнациуса, я обнаруживала там потомство - либо за книгами, либо на лекциях для ведьм, либо на учебном плацу с Громом или Гретой. Вероятно, какая-то система в их обучении была, но я её не улавливала. Рядом с завоевавшимися взрослыми росли уличные мальчишки и тренировали свою приспособленность к среде.
  Здешнее время зависит от интеллектуального потенциала: чем интенсивнее умственная работа, тем медленнее физически растут дети и старятся взрослые. Если в десятилетнем возрасте Элифан ещё был близок к своим годам по физическому развитию, то к тем военным разборкам, что я описала, он напоминал огромного нескладного восьмиклассника. То же происходило с Корифеем, что лишь размерами мог потягаться с Ортандом, а вот поведение оставалось подростковым, даже по сравнению с вечным младенцем Громом.
  Якобы шестнадцатилетняя Петти (помните, её возраст соответствовал возрасту Белы?), замученная уроками родителей, прожила к моменту нашей встречи все шестьдесят лет. Таким образом, интеллект магов Империи никак не соответствовал социальному взрослению, что и порождало все те глупости, что могли произвести слишком юные правители. Вот потому Великая Ведьма и Император царили практически до смерти и были несменяемыми фигурами.
  Я, достаточно молодая по меркам Земли, поведением соответствовала трёхсот-четырёхсотлетней Великой Ведьме Империи и уступала в опыте лишь Грете, достигшей семисот, и Юстасу, что вернул молодость Жюстину, тысячелетнему старцу. Сам Юстас соответствовал полутысячелетнему возрасту. Всё это, не забудьте, в случае со мной означало смётку либо мудрость, а не знания: Адель, в отличие от Жюстина, меня обделила.
  Но именно поэтому Адель отсрочила время моей встречи с Гретой. Она так сокрыла моё местопребывание, что Грета потратила на поиски больше двадцати лет. Жюстин-Юстас знал "время Х", но не удержался и познакомился со мной заранее, открыв путь для Грома.
  И вот нормальная земная мать Гортензия испытывает тяготы подросткового периода своего чада не десять, а сто-двести лет! Не пойдёт. Дорастёт без меня. Но забавно: когда Гортензия получает подарок от судьбы в виде долголетия, следует заглянуть под упаковку: там сидит паукообразное с клешнями и ядовитым хвостом.
  Скажем, чем завершилось победоносное вторжение в Тиристрию? - Битвой на пластиковых бутылках: детки нашли окаменевшие остатки Гретиного детского питания (тех времён, когда на Земле ещё работали заводы и делали бутылки). Нашли, опорожнили в кормушку бедных бигусов, предназначенных для королевского стола, а после громили зал заседаний и пугали охрану жутким грохотом. Пластиковая бутылка - прибор, в Империи неизвестный, и лишь вмешательство Грома спасло охрану от военных действий.
  Бигусов не спасло: бедняги страдали поносом ещё неделю и были отвергнуты поварами. Зная наших мясных торговцев, думаю, что съели их тотчас после возвращения на ферму...
  Эти мальчишки сыграли свои роли рано и основательно. Кто, как не Корифей, закрыл брешь своим телом, став Императором вместо ушедшего вслед за мной Юстаса? Кто, как не Элифан, выверял малейшие сдвиги в медленном вращении Империи вдоль оси моего Изменения, и купировал негативные последствия? И рядом с ними не я, а Грета и Гром. Я ушла на Землю - ту, что собралась после Изменения, ради поиска ответа - что такое симбионты и как нам с ними жить?
  Вероятно, я не узнаю, нашёл ли Элифан жену, или, как маги-драконы, остался девственником. Не узнаю, преодолеет ли Корифей проклятие брака драконов, и будет ли Императрица, и как будут все они жить без нас, исповедников Земли в Империи. Элифан простил мать и проводил отца, и я теперь буду жить для него лишь в Аквариуме, нашем блюдечке с яблочком, что показывает миры в прошлом и настоящем, считывая их из бездонной памяти Императоров Азбуки. Я даже не буду знать, что у меня есть сын, потому что уйду в Возрождение "без права переписки" - с полным уничтожением памяти, кроме лишь одного - цели. Я, по сути, окажусь костяком той, которой отдам все свои силы - будущей Великой Ведьме родом с новой Земли.
  Она - это я в той вероятности, что я создам собственными руками.
  Я нашла выход для Разума, но Земля не поспевала за инерцией Империи. Тогда я натужилась и создала отдельный выход для Земли - не тот, что EXIT, а тот, что просто ЖИЗНЬ.
  Пока что я ещё великая Ведьма, и потому тороплюсь, завершая свои записки. Я ещё в венце Скорпиона. Вот когда мой лоб вновь украсят эдельвейсы, я помяну Адель и окончательно пойму, что все поколения Азбуки строили мир ради этого момента. И Гортензия ли я, или Адель, или Меринга, или Роумура, или ещё более тридцати имён? Я - АЗБУКА. Половина её. Вторая - мой Юстас. Мы - игольчатая друза великой памяти и великих дел, а потому всегда с Империей - даже если ушли.
  Рулём поворота станет Император Корифей. Именно он примет в себя третьего и сместит реальность Империи, так что мне, Гортензии этой реальности, возврат заказан, как когда-то Адели. Я не могу стать третьей, я всегда первая, я неотделима от тела Земли в любой её вероятности. Нет, то, что Грета называла "дух", у нас называется "душа". Душа - симбионт. Я же стану духом, планом, из которого построю себя другую.
  Каковы будут мои решения - наверняка есть у вас в учебниках. Я предполагаю разделить расы на физическом уровне: чем моложе, глупее, эгоистичнее - тем плотнее. Так будет создан путь для сохранения цивилизаций в виде матрёшки из персон разных рас, живущих в разные времена. Я не рискую: знаю, что если решение неверное, его Господь не попустит. Это ведь не мой личный путь - это миры!
  Наверное, будет создан Проход Цивилизаций - под контролем Грома, Элифана и, разумеется, Корифея.
  А Земля останется за бортом: люди там умирают тысячами, где уж тут разбираться с душой... Я уйду во времена парения человечества. Помните: "Заправлены в планшеты космические карты, и штурман выверяет в последний раз маршрут". Тогда Космос равняли с атмосферой, ракету - с самолётом. И обожглись. Космос так легко не пускал. Дорого, технически трудно... отступились.
  А вид освоил всю территорию, дальше некуда. Простая биология - специализация и упрощение вида в итоге. Потеря ЧЕЛОВЕЧНОСТИ! И начался гедонизм и глупые выверты ума ради пошлых прихотей тела... Я надеюсь повернуть ТОТ миг.
  Может, люди поймут, что в Космосе трудно, полёты дороги - но необходимы, и все силы будут брошены на освоение Космоса, и не возникнет штамм Z, и человечество выживет и продолжит путь. Провижу: Земля даст две волны развития. Из последней мне нужно выхватить Гензу и проводить его в Империю... до порога. А из первой буду я сама, потому что, не будь меня и иже со мной, сработает механизм космического врага, нацеленного на уничтожение разума.
  Читайте записки следующей Ведьмы. Пусть ей хватит времени на подробности. Я, чёрная как смоль Ведьма Гортензия, в вечной спешке ухожу в свой мир, ибо выход для первой волны - в единении разумов РАЗНЫХ видов планеты... а добавить моих матрёшек - что получится? Свёртка? Господи, просвети!\
  
   Гортензия.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"