В известной басне Крылова о трудолюбивом муравье и стрекозе-попрыгунье мне ещё со школы не нравились оба персонажа. Не нравились ни легкомысленность стрекозы, ни угрюмый трудоголизм муравья. Муравей мне напоминал тех рабочих девятнадцатого века, о тяжёлой доле которых рассказывалось в советских учебниках истории. Шестнадцатичасовой рабочий день и ни минуты отдыха. Да ещё смущало это хоть и справедливое, но грубое и высокомерное отсутствие всякого сочувствия: "Так поди-ка попляши!" Слышалось мне в нём презрение к иной жизни вообще: мол, работать надо, брёвна таскать, пищу на зиму заготавливать, а онЕ тут пляшут, понимаешь ли. И виделась картинка, настоящий финал, почему-то недописанный Крыловым: на белом холодном снегу лежит замерзшая насмерть прекрасная стрекоза, а в это время муравей в тесной заставленной всяким хламом каморке равнодушно уплетает толстый кусок колбасы.
Вот такое школьное восприятие басни. Слишком уж одномерным мне казался тогда муравей. Да и сейчас кажется. Вот если бы он днём брёвна таскал, а по вечерам отплясывал вместе со Стрекозой...