В самые тяжелые минуты жизни Бог всегда несёт нас на руках.
Впрочем, эта история не о Боге, а о людях. Хотя...
Десятилетие революции отмечалось в юной советской стране с большим размахом. К юбилею открываются новые дворцы культуры, строятся предприятия, проходят художественные выставки. Маяковский пишет поэму "Хорошо!", Мухина делает скульптуру "Крестьянка", Шолохов начинает публикацию "Тихого Дона". В городах переименовывают улицы и называют недавно построенные фабрики и заводы в честь юбилейной даты. В холодные дни начала ноября страна окрашивается в красный цвет бесчисленных флагов: они - везде. Развеваются над зданиями официальных учреждений, свисают со столбов и фонарей, шествуют вместе с колонами демонстрантов. Кажется, что флагов больше, чем людей. Что это они, а не люди, штурмовали Зимний дворец, захватывали балтийские и черноморские корабли, поднимались в атаку из окопов гражданской. В каком-то смысле так оно и было: воюют знамена, а гибнут люди, и какого бы цвета не были полотнища - флаги всегда врут.
Жизнь в стране постепенно налаживалась. Люди ходили на работу и в магазины, смотрели кино, гуляли в парках и ездили на черноморские курорты. Они верили в светлое завтра, ещё не зная, что завтра - это голод тридцатых и Отечественная сороковых.
Трофим разменял уже седьмой десяток, но до сих пор находился на полулегальном положении. Документов нет, властей приходится сторониться, одно хорошо - он по-прежнему бодр и крепок. Ходит пешком по станицам и хуторам и зарабатывает деньги тем, что кладёт печи да шьёт сапоги. Впрочем, много ли денег заработаешь среди бедноты? И жена, и дети, и уже взрослая Полина давно привыкли жить небогато. Полина к своим двадцати трем годам расцвела, превратившись в красивую молодую женщину. Если бы не уродливая искривлённая нога... Не в деньгах счастье, вот личной жизни, той не было. А ведь так хотелось пожить, как все. Хотя бы немного, хотя бы до полуночи побыть на балу, подобно Золушке из детской сказки.
Незадолго до юбилея революции в организации, где работала Полина, составляли списки передовиков для вручения грамот и подарков. Неожиданно в этот список попала и она. Добрая сказочная фея в лице тучного краснощёкого начальника поставила на списках свою жирную чернильную подпись, и документ отправился наверх, в областное управление. В управлении и планировалось провести праздничное мероприятие, приуроченное к годовщине революции. После официальной части, сообщили поощрённым работникам, состоится торжественный ужин и танцы.
- Джаз приедет, - шептались между собой сослуживцы. - Говорят, из Москвы.
Слухи - слухами, а оркестр действительно пригласили. Не московский, и не джаз, но настоящих музыкантов из большого города. О танцах Полина не думала, какие танцы с её ногой? Но мысль о том, чтобы сшить себе настоящее бальное платье, прочно завладела девушкой. Пусть это будет лучшее платье на празднике! Не из оболочки старого матраса, и не из лоскутов, подобранных в ансамбль, а из хорошего дорогого материала. И пусть придётся снова влезать в долги, а затем шить ночами, чтобы их отработать - разве это большая плата за то, чтобы на пару часов обмануть судьбу и притвориться здоровой и красивой?
Большое кирпичное здание, некогда принадлежавшее богатому купцу, встречало прибывающих передовиков широкой лестницей. До революции по бокам этой лестницы стояли скульптуры львов, но каменные исполины оказались плохими охранниками и канули в лету ещё во времена военного коммунизма. Их место заняли красные флаги, снисходительно наблюдавшие, как по ступеням поднимаются мужчины и женщины, приглашенные на праздник. В просторном холле был устроен гардероб и вывешены зеркала, у каждого из которых прихорашивались юные и не очень женщины, прежде чем пройти в большой актовый зал. Зал, где некогда сбежавший купец устраивал балы. От входа до украшенной советским гербом трибуны на небольшом помосте была постелена ковровая дорожка, справа расставлены столики, а слева отведено место для оркестра и танцев. Большинство людей толпились вдоль дорожки, ожидая официальную речь, вручение грамот и подарков. Полина стояла слева от входа, у самой стены, в длинном до пола платье, так что ее ног совсем не было видно. Немного поодаль, словно не принадлежа ей, прислонился к стене костыль. Знакомый парикмахер сделал Полине модную стрижку, подруга одолжила красивые серьги, и девушка ловила на себе взгляды мужчин. Кто-то проходя мимо улыбался и, мимолетно заигрывая, оставлял ей комплимент. А её платье, если и не оказалось лучшим, то уж точно было не хуже самых красивых платьев на этом празднике.
Отгремела официальная праздничная речь, передовиков стали вызывать для вручения грамот, и они под аплодисменты поднимались на сцену, приковывая к себе любопытные взгляды остальных. Плотная толпа сгрудилась у дорожки и между столиков: церемония эта была новой, непривычной, торжественной. Полина со страхом ожидала, что сказка вот-вот закончится. Не могла она сейчас взять костыль и пойти с ним по ковровой дорожке до сцены, когда все взгляды прикованы только к ней. Превратиться из принцессы обратно в лягушку - это было выше ее сил. И когда прозвучала её фамилия, скорее инстинктивно, чем обдуманно, Полина оставила костыль у стены и зашагала к сцене без него. Она почти не хромала! По крайней мере, ей это казалось, и вокруг люди хлопали в ладони, и длинное платье плыло, почти касаясь пола. Оставалось половина пути, когда непослушный протез, привязанный ремнями к колену, подвернулся, запутался в ковровой дорожке, и, не устояв на ногах, Полина рухнула на пол. Платье задралось, из-под него показалась ненавистная деревяшка, и ремни, и изуродованная нога... Сказка оборвалась резко и неожиданно. Кто-то из стоявших рядом засмеялся, и этот смех подхватили другие, и кто-то ехидно пошутил, а Полина всё лежала на красной ковровой дорожке посреди смеющейся толпы и плакала.
Стадный инстинкт сильнее большинства из нас. Мы идем на поводу у первого - засмеявшегося или бросившегося на помощь - и уже потом стыдимся или гордимся собой. Большинство, но не все. Какой-то человек, там за краем толпы, вскочил на столик, перепрыгнул на другой, пробираясь между стоящими людьми, спрыгнул на пол, расталкивая остальных, подхватил Полину на руки и понес на сцену. А потом так и держал на руках, пока ей вручали грамоту и подарок. И эти же люди, которые только что смеялись и отпускали обидные шутки, устроили овацию: они хлопали в ладони, не жалея рук.
На вид ему было около сорока, высокий и стройный мужчина в хорошем костюме. Он улыбнулся ей и бережно опустил на пол. А затем провел обратно со сцены и пригласил за свой столик. Они сидели весь вечер вдвоем, слушали играющий оркестр, смотрели, как танцуют пары и рассказывали друг другу о себе. Так познакомились моя бабушка Полина и мой дедушка Иван.
Через некоторое время Иван отвез Полину в город, к знакомому врачу. Тот осмотрел искривленную ногу и сказал, что можно попробовать обойтись без протеза. Но это очень рискованно, а главное очень-очень больно. Нужно еще раз сломать ногу и срастить ее заново. Полина согласилась, не раздумывая. Нога её действительно срослась заново и стала прямой, хотя, конечно, уже не сгибалась. Зато можно было обойтись без протеза и костыля, и ходить с палочкой.
В середине тридцатых, когда по стране шли обыски и аресты, у Полины заболела дочь. Ребенка срочно нужно было вести в город, но в комитете партии сказали - нельзя. И так выздоровеет, а работать некому. Полина устроила скандал, ей ответили: уедешь - исключим. В те времена сажали за гораздо меньшие проступки, а то и вовсе безо всякой вины. Но всё же она поехала. Для нормального человека ребёнок важнее, чем партия. В деревне собрали партком и Полину исключили. Она провела в городе несколько недель, а когда вернулась, не застала никого. Вся партийная ячейка - строго по списку членов партии - была репрессирована. Её, исключенной, в списках уже не было. Она упрямо, раз за разом, подавала заявление о восстановлении. Последнее - за несколько месяцев до войны. А затем пришли немцы, захватили архивы и тоже строго по списку арестовали и расстреляли всех коммунистов и кандидатов в партию. Тех, конечно, кто остался в оккупации. В заявлении бабушки стояло ее исконное имя - Апполинария и девичья фамилия Перепелица. Те самые, под которыми она когда-то в эту партию вступала. Но теперь ее звали Полина, и фамилия у нее была по мужу - Карасева. Немцы не искали Полину Карасеву. А она, после войны, больше ни разу не пыталась восстановиться. Вместо этого она ходила в церковь.
Есть такая притча.
В самые тяжелые минуты жизни Бог всегда несет нас на руках.
Впрочем, я рассказал вам не о Боге, а о своей бабушке. Хотя...