Весна выдалась холодной. То ли у нашего императора разыгралась подагра, то ли он просто был не в настроении из-за того, что пираты в верховьях Реки отбились от рук и перестали платить в казну единый социальный налог, но жителям пришлось снова доставать из сундуков тёплые одежды. Черёмуха в моём дворе распустилась с опозданием на неделю, и теперь торопливо разбрасывала свои белые лепестки, торопясь успеть до лета. Ветер ворчливо разносил их по округе, а я раскачивался в плетёном кресле под деревом, куря длинную сигару и дожидаясь, пока тутайчик сварит на огневичке вечерний кофе.
- Я бы на вашем месте, добрый господин, не упрямился, - убеждал он. - Деньги лишними не бывают, а тут такой случай: чердак ведь всё равно пустует. Давайте пустим постоялицу одну, а? Мы там ничего не храним, потолок на чердаке низкий, отдельного выхода нет, ну кому он нужен?
- Нет, - отрезал я.
- Да вы подумайте сами, добрый господин, за такой чердак - полторы тысячи в месяц. Половина вашей зарплаты! На чердак вы и так не ходите, вы её и не увидите. А расходы у нас какие? Одна ваша сигара полтора мешка полбы, между прочим, стоит.
- Нет.
Тутайчик огорчённо затряс своей куцей бородёнкой, неожиданно прикусил язык и...пропал. Как и не было его рядом. Лишь огневичок - маленькая дворовая печка - по-прежнему лизал тонким язычком пламени металлическое дно кофейной чаши. Громко звякнул колокольчик на калитке, послышались лёгкие шаги, и я увидел, что ко мне в гости пожаловала Анфиска. Длинные рыжие волосы её были перетянуты оранжевой лентой, платье пылало всеми оттенками огненного цвета, а босые ноги свободно ступали по дорожке. Потомки саламандр - они такие, свободно по земле ходят, и земля чувствует скрытый огонь в них, побаивается, не ранит.
- Ничего себе ты домик отхватил, - восхитилась Анфиска. - Наверное, ещё и с подвалом? А, может, даже и с подземным ходом? Куда хозяина дел, Горыч? В жизнь не поверю, что на такой домик можно заработать честным муниципальным трудом. Признавайся-признавайся, ничего тебе за это не будет, разве что выйду за тебя замуж и тёмной ночью заставлю переписать дом на себя.
- Кофе будешь? - спросил я. - А то дом, дом... Знаешь же, что я его в наследство получил. И не смотри на меня такими глазищами: у меня двенадцать прививок от безответной любви.
- Между прочим, - заявила Анфиска, усаживаясь рядом, - мой личный рекорд - одиннадцать. Один ростовщик - мизантроп и меланхолик, скупердяй и скряга, отшельник и молчун - имел одиннадцать прививок, но влюбился. А я ведь совершенствуюсь.
И кинула на меня такой взгляд, что я сразу поверил: было бы на одну прививку меньше, ни за что бы не устоял.
- Ладно, боюсь, - улыбнулся я и принялся разливать кофе по маленьким фарфоровым чашечкам размером с напёрсток. Подал один Анфиске, второй взял себе и, поднеся к лицу, вдохнул изумительнейший аромат. Этот кофе, что купцы Восточного халифата закупают у смуглых моряков из-за Тихого моря, пах вчерашним днём и завтрашними надеждами. Изумительное сочетание ностальгии о прошлом и будущего счастья. Краем глаза я заметил, что даже Анфиску проняло: по её лицу блуждала изумлённая и радостная улыбка.
- Где ты достал это чудо, Горыч? - спросила она.
- В подвале, - усмехнулся я.
И это была истинная правда. Тутайчик разыскал сундук с кофейными зёрнами в подвале: прежний хозяин прятал его в одной из потайных ниш.
- Горыч, ты не делай тринадцатую прививку, пожалуйста, - шутливо попросила Анфиска, сделала ещё один большой глоток и зажмурилась от удовольствия. - И после этого ты говоришь, что дом достался в наследство? Да за такое кофе можно было весь квартал Пьяных Горшечников вырезать!
Мы негромко посмеялись этой, в общем-то, не очень смешной шутке, а потом Анфиска отставила в сторону пустой "напёрсток", повернулась и серьёзным голосом сообщила:
- Я к тебе за помощью пришла, Горыч. Знаю, знаю, ты - в отпуске. Но мне нужен именно ты.
- Зачем? - заинтригованно спросил я. - И почему не кто-нибудь другой?
- Потому, что ты родился в носке, который Дед Мороз обронил. Тебе везёт, Горыч, разве ты не замечал? Подожди, не возражай: я - красивая, но не дура, и то, что говорю - вовсе не бредни. Просто тебя решили в это дело не посвящать, чтобы не рисковал попусту. Осторожность, она никогда не помешает.
- Какой носок? - у меня голова пошла кругом. - Во что меня решили не посвящать?
- Ты дружишь со случаем, - совершенно серьёзно заявила Анфиска. - В твоей жизни всегда всё случается вовремя. Захотел подружку бакенщику найти - пожалуйте, она у тебя в доме прячется. Понадобилось отыскать людоеда в лесу, знакомая кикимора тут как тут. У нормальных людей так не бывает, Горыч.
- Дешёвые восточные сказки, - фыркнул я.
- Да нет тут ничего сказочного, - отмахнулась Анфиска, - это редкое, но вполне объяснимое наукой явление. Называется фортунофилия. Представь, что ты - человек-перекрёсток. Есть люди, которым нужно шагать и шагать до ближайшего пересечения вероятностей, а ты всегда возле него. Не смейся, ничего тут, на самом деле, смешного нет. Ведь неприятности тоже пересекаются. Только от тебя зависит, как оно на самом деле случится. От тебя даже сильнее зависит, чем от обычного человека в его обычной жизни. Я понятно объясняю?
- Нет, - помотал я головой.
- Попробую по-другому, - Анфиска задумчиво посмотрела на пустую кофейную чашку и продолжила. - Нам требуется гораздо больше усилий, чтобы достичь результата. Зато мы имеем право на ошибку. А ты - нет. Свои неудачи ты исправить уже не сумеешь. И никто не сумеет, вот так вот... Страшно, да?
- Наверное, страшно, - вздохнул я. - Но это какой-то теоретический страх. Вот когда неприятность случится, тогда я и испугаюсь по-настоящему. В общем, доживём - увидим. Так какая у тебя просьба?
Лицо Анфиски приняло виноватое выражение:
- От меня младенец сбежал.
- Какой ещё младенец? - не понял я.
- Обычный. Из родильного дома. Исполнение первого желания и всё такое... Ты же знаешь, обычно мы с Нюрой делим обязанности: она исполняет первые желания младенцев, а я - их матерей. Но позавчера Нюра отравилась тухлыми яйцами почтовой птицы Фуфу, и я осталась одна на все родильные дома нашей благословенной столицы. Рожают весной в столице, к счастью, мало, но два-три десятка новых граждан Империи в день - это всё-таки выматывает. Плюс врачи, они завсегда работе мешают. Под ногами путаются, с советами лезут: то можно младенцу, то нельзя. Мамаши эти опять же... В общем-то, если халтурить, работа несложная, у новорожденных всегда одно желание: срочно назад, в уютную мамину утробу. Хотя бы на часок. Матери, конечно, орут, кому охота второй раз рожать? Врачи опять же недовольны, не любят они оборотные роды. А что делать? Первое желание ребенка - святое дело. Почти такое же, как последнее желание умирающего.
- Подожди, - перебил я Анфиску. - Что значит, сбежал? Ребенка похитили?
- Да нет. Сам он, никто его не похищал.
- Младенец не мог сбежать! Он даже ходить...да что ходить, он даже ползать не умеет!
- Обычно - да. Но этот меня обвёл вокруг пальца, как полную идиотку.
И она радостно захихикала.
- Горыч, это ведь приключение, - в ответ на мой удивлённый взгляд заявила Анфиска. - Ты понимаешь: при-клю-че-ние! Я за этим и шла в наш злосчастный МУП. Но это у вас, мужиков, каждый день происходит что-то из ряда вон, а у нас с Нюрой - сплошная рутина... Так что, по рукам? Ты мне помогаешь с этим делом, а я... я так уж и быть, не буду выходить за тебя замуж по расчету. А ещё рыбой накормлю. Особой! Такая у нас в столице в речке не водится, между прочим!
- Ловлю на слове, - согласился я. - Рассказывай по порядку, как там с младенцем вышло, а я тебе ещё кофе налью.
С младенцем вышло очень необычно. Родильный дом, что на улице Доброго Совета, всегда был заведением респектабельным. Здесь рожали наиболее зажиточные гражданки столицы: жёны придворных Императора и служащих Департамента, дочери знатных гномов и троллей, почтенные городские кикиморы и богатые русалки... На крыше здания, в огромном деревянном гнезде откладывали свои яйца драконихи, и целая бригада врачей при помощи новейшей медицинской аппаратуры следила за состоянием яиц от кладки и до вылупления маленьких дракончиков. Заведовала родильным домом Старая Мелиса, троюродная сестра императора, профессор медицины и автор четырёхтомного труда "Реанимация и интенсивная терапия в акушерстве негуманоидных разумных существ".
Неделю назад одну из палат заняла женщина по имени Стефания Бата. Бата - старейший купеческий род, далёкие предки Стефании торговали ещё в допотопные времена. Почти все осевшие ныне в собраниях коллекционеров артефакты именно они когда-то завезли в Империю. И всё же, несмотря на знатность, многих удивило, что роженицу обслуживает сама Старая Мелиса. В палату входила только она, и даже мужу Стефании (молодому талантливому учёному, входящему в Военный Императорский Совет и имеющему звание бригадного генерала) было отказано в посещении. Сутки назад Стефания родила. Вообще-то рабочий день у Анфиски с девяти до шести, как у всех нормальных людей, и родившиеся после малыши получают свою порцию выполненных желаний на следующее утро. Однако в этот раз Старая Мелиса лично попросила Анфиску задержаться. Для Анфиски это был уже пятнадцатый ребенок, она сильно устала, особенно после маленького русалыша, который долгое время ни в какую не шёл на телепатический контакт, но отказать Старой Мелисе? И Анфиска осталась. Сначала пыталась уснуть на диванчике в комнате отдыха, затем принялась перебирать стопку журналов, пытаясь отыскать что-нибудь для чтения. Журналы оказались для кикимор - без слов, с однообразными карандашными зарисовками из деревенской жизни. Время тянулось медленно, одно развлечение: в коридоре, где висело двое часов, кукушки шумно спорили о том, кто точнее. Расхождение у них вызывала целая минута, и, в конце концов, они так разошлись, что устроили драку. Успокоились кукушки лишь с приходом Мелисы, но ещё долго злобно поглядывали друг на друга, и громко, демонстративно выкрикивали время с разницей в минуту.
- Пойдемте, Анфиса, - голос у сестры Императора был тихим, почти домашним. - Спасибо, что задержались, она только что родила.
Мелиса едва доставала до плеча высокой и стройной Анфиске, но шаг у старушки был лёгким, воздушным, и когда она стремительно полетала по коридорам, то была похожа на птицу. У дверей в палату профессор остановилась и внимательно посмотрела на свою спутницу.
- Это необычный случай, - сказала она, - поэтому прошу вас ничему не удивляться. И держать язык под замком, конечно. Не стоит связываться с Бата, милая, они сейчас в фаворе у моего брата.
Удивляться, однако, было чему. Вместо беспомощного, слабого, ничего не понимающего младенца, завёрнутого по старой традиции в девичью мамину юбку и уложенного в подвешенную люльку, Анфиска увидела крепкого малыша, который вполне осмысленно и даже как-то по-взрослому наблюдал за ней. Больше того, он же первым и установил контакт - настолько чёткий, что не каждому взрослому это под силу. Первое желание и вовсе было чудным.
- Он хочет лежать на открытом окне, - растерянно произнесла Анфиска, - и дышать свежим воздухом.
Мелиса на мгновение задумалась, а затем кивнула:
- Ему ветер не повредит, - как-то даже обрадовано произнесла она. Видно было, что хозяйка родильного дома опасалась совсем другого. Анфиска взяла на руки новорожденного, оказавшегося весьма и весьма тяжёлым, обождала, пока откроют окно и застелят подоконник и аккуратно положила ребёнка на толстую мамину юбку. Но едва она отошла на пару шагов, как младенец... ловко перевернулся на бок, уселся на подоконник и выпрыгнул на улицу! Это было настолько фантастично и нереально, что три женщины просто застыли на месте. Затем раздался отчаянный крик Стефании, и профессор, придя в себя, бросилась к окну, и сама Анфиска уже выскакивала из комнаты на улицу. Она ещё успела заметить в свете вечернего фонаря, как сбежавший младенец нырнул в высокий забор из постриженных кустарников - в том дивном полудиком парке, что находится за родильным домом, она даже бросилась за ним, но всё было тщетно. Больше младенца никто не видел.
- Представляю, какой переполох сейчас стоит в конторе, - сочувственно произнёс я. - Всё-таки семья Блата. Наверное, уже и Департамент подключили.
- Не представляешь, Горыч, - Анфиска задумчиво повертела в руках ещё один выпитый "напёрсток" кофе. - Потому что никакого ажиотажа нет. Во-о-бще.
Последние слова она произнесла нараспев, словно поставила в конце предложения восклицательный знак.
- А что есть? - не понял я.
- А есть, Горыч, самое странное дело, какое я только помню за время своей работы. Ты слышал про Закон о вымышленных событиях? Нет? А никто о нём не слышал... Принят он был во времена пятого императора династии Уль по прозвищу Лео Косноязычный. По этому закону любое произошедшее событие можно объявить вымышленным. Старый император считал, что мир - иллюзия, и все события происходят в наших головах. А потому, если произошедшее нас не устраивает, мы смело можем его просто-напросто вычеркнуть из своей памяти. Изящно, да?
- Боюсь, правление его было недолгим, - усмехнулся я. - И свергли его с престола, и было ему на это наплевать, ибо отменил он в своей голове и сам переворот, и людей, его совершивших.
- И снова ты ошибаешься! - весело заявила Анфиска. - Правил он долго, до самой своей смерти в весьма преклонном возрасте. Говорят, он даже издал указ, объявив свою будущую смерть вымышленной в соответствии с этим самым Законом. Указ был скреплен драконьим огнём, обладал большой силой, и когда наследники решили его не обнародовать, а по-тихому сплавить в архив, то сильно за это поплатились: первые двое умерли, не просидев на троне и года, а третий (и последний в династии Уль) и вовсе был свергнут.
- Надо же, - уважительно произнёс я. - Никогда не думал, что ты сильна в истории. А история действительно забавная. И даже в чём-то поучительная. Но причём тут сбежавший младенец?
- Не ты первый, не ты последний, - усмехнулась Анфиска. - Если у меня в роду были саламандры, это не значит, что я думаю только о мужиках. Я, Горыч, честно говоря, о них вообще не так уж часто думаю. Только когда влюбляюсь... А всё остальное так, игра на публику.
- И часто ты влюбляешься? - спросил я вслух, а про себя подумал, что сегодня - настоящий день сюрпризов. Вот и гостья моя, с которой бок о бок мы проработали уже больше года, открылась с совершенно иной стороны.
- Пару раз было, - уклончиво ответила Анфиска. - Только они гадами оказывались. Ты ведь таким не будешь, да, Горыч?
И, увидев, как вытянулось от удивления мое лицо, рассмеялась:
- Ну, прости, не удержалась я. Маска, она, знаешь, как к лицу прилипает? Ну так вот... сбежавший младенец... Оказалось, что закон этот, о вымышленных событиях, до сих пор не отменен, представляешь? И вся история с новорождённым беглецом официально объявлена вымышленной. С ознакомлением всех свидетелей - то есть меня, Мелисы и Стефании - и взятии подписки о неразглашении. Как тебе это нравится?
- А папаша? Который бригадный генерал, приближённый ко двору и так далее...
- Ему объявлено о смерти ребенка. Как и всем остальным.
Мы немного помолчали. Со старой черемухи в моём дворе облетал мягкий цветочный снег, рядом с садовым диваном, на котором мы сидели бок о бок с Анфисой, остывал огневичок, а над пустыми кофейными напёрстками кружилась любопытная пчела, словно принюхиваясь к их содержимому. Наверное, ей тоже пригрезился вчерашний мёд и завтрашние цветы. Солнце медленно падало за квартал Пьяных Горшечников, и где-то по тёмным переулкам Затонувшего города на другом берегу Альтаны уже кралась ночь.
- Даже не представляю с чего начать, - вздохнул я. - Расспрашивать местных жителей, не видели ли они пробегающего младенца? Мы будем выглядеть идиотами.
- Полными, - согласилась Анфиска. - Ты знаешь, я, может быть, и забыла бы об этом случае. Ну, не совсем забыла, а спрятала подальше в своей голове...у меня там столько укромных уголков, куда я годами не заглядываю... только сегодня меня перехватила на улице Стефания. Она полдня следила за нашей конторой, ждала, пока я появлюсь. Она хочет отыскать своего ребенка. В общем, она меня уговорила, а я была рада уговориться. И я знаю, с чего начать. Ты давно на Альтанском море был?
- А что? - насторожился я.
- Я собираюсь в Затонувший город.
- Но зачем?!
- Стефания говорит, что ответ, возможно, в семейных архивах семьи Бата. А он - на дне моря. Ей ведь тоже родственнички ничего не объяснили. Но фраза там, фраза здесь... В общем, у нас есть деньги Стефании, Горыч, ты - в отпуске, я договорилась с Нюрой, и мы свободны, как воды Альтанского моря.
Последний Вольный город Империи. Когда-то его охранял Чёрный дракон, и даже Император вынужден был мириться с тем, что город ему неподвластен. Дым из горнов и печей, где плавили металл, окутывал узкие улочки, глубокие шахты уходили к центру земли, и закопчённое солнце едва проглядывало сквозь вечную пелену облаков над городом. Здесь царили безумные нравы вечной погони за золотом, и процветало рабство, и даже своих покойников жители лишали крова, ибо земля в городе была дороже совести. Неприкаянные покойники бродили по улицам, прося милостыню и собирая деньги на свой собственный упокой. По ночам они прятались на крышах домов, и в земляных погребах, в огромных заводских трубах, а стража отлавливала их и отвозила в шахты, заставляя и после смерти бесплатно трудиться на неблагодарных потомков. В конце концов постоянные набеги голодных банд из города настолько надоели императору Хрулю, четвертому из династии Уль, что он решил создать искусственное море и затопить город вместе с драконом. Всем, кто покинет город, были обещаны права граждан Империи, но в сильно урезанном варианте. Поэтому желающих оказалось не так уж и много, да никто особо и не верил, что Императору Хрулю удастся его грандиозный замысел. Он прославился своими нелепыми идеями, ни одна из которых так и не была воплощена в жизнь. Ни одна, кроме затопления Вольного города...
Чёрный дракон был уже стар, когда волны Альтаны упёрлись в высокую плотину, построенную императором, и великая река разлилась на двести миль, затапливая огромную территорию южнее имперской столицы. Море, настоящее море в двести миль длинной образовалось на месте бывшей тайги, покинутых деревень и Вольного города. Ничто больше не напоминало о нём, и через полвека только старики вспоминали о некогда беспокойном соседе. Затонувший город считался вымершим, пока однажды не стали появляться на побережье странные существа. Их прозвали морскими людьми: оказалось, что часть жителей выжила, укрывшись в шахтах, и приспособилась к жизни под водой. Морские люди не жаловали Империю, редко выходили на поверхность и ещё реже пускали чужаков к себе, но всё же вели торговые дела со столицей, ибо им нужен был металл, соль и иные товары.
Водным ковром, нанятым Анфиской, управлял пожилой сплавщик из карликовносов. Небольшого роста, кряжистый, с большими ступнями и ладонями, он напоминал дерево, вырванное с корнями из земли. Нос у него был всё же, поменьше, чем у нашей Нюры. И это к лучшему, так как хозяин ковра оказался простужен, а нет заболевания противней для этого народца, чем насморк. Впрочем, как говорится, у каждого худа добро на изнанке: сплавщик молчал и не задавал глупых вопросов. Мимо проплывали берега столицы - города Саб, города-сада, солнечных лучей и вечной славы Императоров пяти династий: так он именовался в официальных документах. Сосновые и берёзовые леса спускались к самой воде, на залитых лунным светом пляжах играли в волейбол и купались в реке гномы, обожающие ночную прохладу, а дальше, над городом вспыхивали фейерверки на радость детишкам драконов, выпущенным мамашами полетать на ночь. Непослушные дракошки из мальчишеского озорства лезли в самую гущу огней, соревнуясь, кто дольше продержится, не опалив хвосты, крылья и морды, за что им по утру сильно влетало дома. Ещё были мосты. По ним гуляли влюблённые парочки и просто прохожие, и бросали в воду ночные тюльпаны, загадывая желания. Цветы эти продавали тут же, на мосту, пожилые дамы с корзинками. Один из тюльпанов, брошенный в Альтану, неожиданно упал прямо к нашим ногам. Наверху раздался разочарованный вздох, и, кажется, девушка обиделась на своего ухажера за такую небрежность, а мы с Анфиской тихо рассмеялись.
- Загадай, чтобы у них всё было хорошо, - предложил я, подавая ей цветок.
Наши руки соприкоснулись, тюльпан раскрылся, и оттуда выпорхнула бабочка со светящимися рубиновыми крыльями. Это должно было случиться позже, когда цветок коснётся воды, если бы случилось вообще. Может быть, только один из тысячи тюльпанов держит в плену бабочку исполнения желаний. По крайней мере, так гласит легенда. От изумления мы застыли, не отпуская цветок и руки друг друга, а маленькая летунья не спешила исчезать, танцуя свой огненный танец между нашими лицами.
- Да поцелуйтесь вы, что ли, - раздался за спиной простуженный голос хозяина ковра. - В первый раз такое чудо вижу.
Свободной рукой я притянул Анфиску к себе, и она не сопротивлялась. Так мы и целовались, крепко сжимая в руках тюльпан, словно боясь, что, отпустив его, сразу обретём рассудок. А потом сидели, обнявшись, и смотрели на ночные огни города и тёмную воду Альтаны. До самой плотины мы не сказали друг другу ни слова.
Миновав шлюзы, водный ковёр поднялся в искусственное море. Оно было тихим, почти ручным, как уснувший сытый зверь, слишком большой, чтобы проснуться от легкого прикосновения к его спине. Но чем дальше мы отплывали от города, тем реже встречались прогулочные суда, пока не исчезли вовсе, оставив нас наедине со спящим морем и жёлтой луной. Наш путь лежал к одному из островов. Он выплыл нам навстречу милях в пяти от плотины - тёмный, заросший щетиной древних допотопных деревьев, с узкой песчаной полоской причала и высокой кирпичной башней, поднимавшейся из воды у самого берега. Эта башня - единственное, что осталось от Вольного города. Когда-то рядом с ней стояла вторая, а между ними были тяжёлые кованные металлические ворота, но время беспощадно не только к плоти, но и к камню. Лет двадцать назад вторая башня рухнула в море, похоронив под своими обломками один из входов в подводное царство.
- Жуткое место, - прокашлявшись, произнёс хозяин ковра. - Так говорите, барышня, вас не ждать?
- Нет, - коротко ответила Анфиска, выскальзывая из моих объятий.
Ковёр медленно причалил к кирпичной стене - в том самом месте, где вылизанные волнами ступени лестницы убегали под щербатую арку к верхним этажам здания. Опустив в воду ноги, на ступенях сидело странное существо, смахивающее на переросший гигантский гриб. Обёрнутое в кусок тёмной ткани тело было рыхлым, словно им питались неизвестные грызуны, надкусывая то здесь, то там, а потом так и оставили нерадивому хозяину. Короткая толстая шея едва удерживала огромную круглую голову - такую же рыхлую и "надкусанную", а поверх головы была нахлобучена шляпа-треуголка. Из-под шляпы торчали редкие желтоватые волосы, завитые сзади в тощую длинную косичку. В руках существо держало толстую палку, опущенную на манер удочки противоположным концом в воду. Я ожидал долгих объяснений и, может быть, даже споров - таможня всё же, граница двух государств. Разговор, однако, оказался кратким. Собственно, короче он не мог быть, даже если бы Анфиска и её собеседник поставили себе цель установить мировой рекорд по лаконичности.
- Сколько? - деловито спросила моя спутница.
- Две, - ответило существо в треуголке.
После чего из большой сумки Анфиска достала две больших бутылки с тёмной жидкостью, запечатанные сургучными печатями с эмблемой императорского винокуренного завода и передала их таможеннику. Тот аккуратно принял плату, обвязал по очереди бутылки за горлышко тугой леской, крепившейся к "удочке" и столь же аккуратно опустил в воду. Затем кивнул в сторону лестницы: проходите, мол, не задерживайтесь.
Поднявшись на полсотни ступенек по лестнице (верхних из них вода никогда не достигала), мы попали в широкую и длинную галерею с прозрачными стенами, ведущую вниз - на самое дно моря. Камни, из которых она была сложена, резко отличались от древних камней башни.
- Через этот ход они появились из-под моря, - негромко сказала Анфиска. - Многие из строителей считали рассказы стариков о надводном мире сказкой. Представь, что кто-то решил построить высокую башню, чтобы дотянуться до края неба и заглянуть: а есть ли что-нибудь там? Говорят, на правителя города трижды покушались за то, что он обложил горожан непосильными налогами... Тот ещё был, кстати, тиран. Но у него была мечта - увидеть солнце. У тебя есть мечта, Горыч?
- Наверное, есть, - ответил я. - Только она не одна, не такая безумная и, к тому же я пока не тиран. Анфиска, я...
- Не надо, Горыч, - неожиданно резко оборвала меня спутница. - Там, наверху...Это была магия цветка и ничего более. Не надо пытаться это повторить, у нас не получится.
- Послушай, Анфиска...
- Не буду я тебя слушать! Это были не мы, понимаешь? Идеальные чувства, полная взаимность, уважение, понимание, растворение друг в друге... Такого больше никогда не будет. Все ищут этот дурацкий цветок, все стремятся выпить этот миг до донышка, а ты видел когда-нибудь их потом? В реальной жизни? А я видела.... Они всю оставшуюся жизнь будут пытаться повторить это - мучиться, ругаться, упрекать друг друга за то, что не получается, расходиться и вновь сходиться. И ничегошеньки у них не получится. Не хочу. Не хочу я этого, Горыч.
- Но...
- Бедняга, - она остановилась и ласково провела рукой по моей щеке. - Все твои прививки полетели в драконью яму, да? Привыкай, милый. Вот так мы и живём в этом мире: любовь, как грабитель, может выскочить из любой подворотни. Выскочить, пырнуть в сердце отравленным ножом, а потом обшарить карманы и забрать кошелёк с душевным покоем. Нет уж, лучше отрезать кусок сердца и выбросить: поболит да зарубцуется.
Дальше мы шли по гулкому пустому помещению галереи молча. За толстыми стёклами виднелись руины древнего Вольного города, такие же мрачные, как настроение на душе. Время не щадит ничего: ни зданий, ни чувств. На покрытых илом и водорослями улицах когда-то тоже гуляли влюбленные, целовались и ссорились, и иногда расставались навсегда, оставаясь рядом. Наконец, галерея увела нас ниже морского дна, разрушенный город исчез, и мы зашагали под чугунными фонарями, свисавшими из стен высоко под потолком. Они равнодушно дарили свой тусклый свет до самых ворот Подводного города - массивных и тёмных, у которых сидела стража, лениво играя в кости. Коробка сигар - стража даже не взглянула в нашу сторону - и мы уже за воротами, в городе, над которым никогда не вставало солнце. Странный, причудливый, невероятный и опасный - вот первое что приходит в голову, когда попадаешь на его улицы. Здесь нет освещения, а сочный лимонный свет излучают огромные живые шары, неторопливо катающиеся мимо прохожих. Собственно и улиц здесь тоже нет: вместо них - широкие подземные ходы, в стенах которых - сотни низких маленьких дверей и совсем крошечных окон. Там, в этих каменных норах, обитает основное население Вольного города - беднота, нищета, голь перекатная... Стараясь не сворачивать в узкие переулки, откуда, по словам Анфиски, запросто можно не выбраться живым, мы двинулись к центру города - туда, где живёт публика побогаче и поспокойней. Нашей целью был городской архив, обозначенный на карте странным знаком двух скрещенных мечей. Горожане беззастенчиво рассматривали нас, отпуская солёные шуточки.
- Раса мутантов, - полушёпотом пояснила мне Анфиса. - Они не были созданы, как гномы, драконы или люди. Когда-то они были обычными животными, но затем постепенно превратились в разумных существ. Они называют это эволюцией.
И через несколько шагов также тихо добавила:
- Будь осторожен, Горыч. Иногда ими руководят звериные инстинкты, а не разум.
В этот момент позади нас раздался грохот, и испуганно обернувшись, мы увидели, как из переулка выворачивает нечто странное и ужасное. Понадобилась, наверное, минута, чтобы я догадался о назначении этого уродливого сооружения: это было местное средство передвижения. Жалкая подделка под ковёр-самоход, грубо сбитая из дерева, и за неимением внутренней самодвижущейся силы поставленная на круглые "ножки". Её тянуло за собой крупное крупное рогатое животное, и кругляки под сооружением крутились, облегчая движение и одновременно грохоча о камни мостовой. На "ковре" восседал гигантского роста возница со зверским лицом, заросшим до самых глаз густой бородой. Увидев нас, он издал громкий возглас - не то угрожающий, не то, наоборот, радостный, стегнул животное по крупу толстой верёвкой, привязанной к палке и, подъехав, резко остановил повозку.
- Эй, наземные, - пророкотал он густым басом, - по делу али как? Беру недорого, работаю честно.
- Мы сами доберёмся, уважаемый, - вежливо ответила Анфиска.
- Это смотря куда направляетесь, барышня, - хозяин повозки не собирался сдаваться. - Ежели кошелька не жаль да головы своей, то запросто сами до могил доберётесь. У нас взгляд влево, взгляд вправо - пропал. Оболтус совсем город до ручки довёл... В ранешние времена, при деде его, каждый своим делом занимался. Рыбак - рыбачил, строитель - улицы прорубал, вор - воровал. А ныне? На что прожить честному человеку, коли работы нет? Вот молодые подросли, в банды и сбились.
- Центральные улицы, насколько я знаю, пока ещё под охраной, - голос Анфисы был холоден. Ох, не верила она этому бородачу, ни на понюшку табака не верила. Мне же этот верзила на смешной и дурацкой повозке понравился. Он чем-то напомнил мне бакенщика - такого же большого, угловатого и внешне неповоротливого. Интересно, как у него там сложилось, в землях людоедов? Мне отчего-то казалось, что вполне благополучно.
- А вы и город знаете, барышня? - насмешливо спросил возница. Сидя на своей повозке, он был выше нас на пару голов. При необходимости мы запросто могли спрятаться за его широкой спиной. - Или вы на ту вон бумажку смотрите с нарисованными улочками?
- А что не так с нашей картой? - заинтересовался я.
- Да всё! Есть у нас такой, Пегим Абрашкой кличут. Для него карты и рисуют, чтоб путников с толку сбить. Пегий с воров и бандитов по пятёрке за карту берёт, а ему знай заказывают, чтобы ходы как надо перепутал. Каждый к себе ведь заманить норовит. Ну, так что, наземцы? Едем али как?
- Нет! - решительно выпалила Анфиса.
- Да! - одновременно с ней заявил я.
И уставились друг на друга. В детстве это называлось "игрой в глазелки": кто кого переглядит, не моргнув. Не знаю, как моя спутница, а я был чемпионом своей улицы, а, может быть, и целого района. Думаю, хозяин повозки, с интересом наблюдавший за этой сценой, решил, что мы выясняем кто из нас главнее. А мы... мы выясняли совсем иные вопросы. "Я тебе уже всё сказала", - говорили мне глаза Анфисы. "Плевать, - отвечали мои, - я всё равно не сдамся".
- Как скажешь, - Анфиска первой отвела глаза. - Но ты ещё об этом пожалеешь, Горыч.
И я знал, что говорит она вовсе не о поездке на этой неуклюжей пародии на ковёр-самоход.
Возница оказался прав: карты нагло и беззастенчиво врали. Без него мы наверняка свернули бы в один из тёмных переулков и заплутали там, возможно, навсегда. Может быть, наши трупы и выловили бы сетями рыбаки, но скорее всего, просто обглодали большие толстые рыбы-поддонги, что живут на дне моря и, как свиньи, питаются всем, что попадается на пути. Рыбы эти - одни из самых странных обитателей моря. Три раза в год они зарываются в дно, в землю, роют там норы и откладывают в земле яйца. Яйца поддонгов - деликатес, один из немногих продуктов, что поставляется в Империю из Затопленного города.
Минут через тридцать, безо всяких приключений наша повозка добралась до площади, где располагался городской архив. Возница получил деньги, лениво пересчитал их, остался доволен и заявил, что будет ожидать нас обратно. С трудом отворив тяжёлую дверь, мы попали в пустынный коридор и вскоре оказались в небольшом помещении, где скучал долговязый худой подросток лет четырнадцати, играя сам с собой в какую-то игру. Одет он был кожаные штаны, едва закрывающие колени и старую мятую куртку с изображением чёрного дракона. Соломенные волосы, длинные и немытые, он собрал в хвост, перевязав кусочком ткани, а на ноги забыл одеть обувь. На нас подросток не обратил никакого внимания.
- Доброго дня, ќќ- поздоровалась Анфиска. - Нам нужен архивариус.
- Архив закрыт, - не отрываясь от своей игры, буркнул мальчишка хрипловатым ломающимся голосом.
- А когда откроется? - поинтересовался я.
- Никогда.
- А ну-ка встань, поганец, - неожиданно вспылила Анфиска, - оторви свою задницу от пола и встань. Встать, я сказала!
- Вот ещё... - начал было мальчишка, но не удержался, бросил искоса взгляд на мою спутницу. Этого был достаточно. Разве может неопытный подросток из полузаброшенной подводной страны устоять против взгляда разозлённой саламандры? И без того длинное лицо его вытянулось ещё больше, а на щеках выступил предательский румянец. Мальчишка вскочил и вытянулся перед нами, как солдат перед двумя генералами.
- Закрыт...архив, - промямлил он. - Три месяца уже как опечалили... эээ... опечатали.
- Что случилось? - строго спросила Анфиска.
- Свипыри пришли... Слышали про таких?
Анфиска отрицательно покачала головой, а я кивнул. Я о них читал.
- Кто такие свипыри? - задала она вопрос нам обоим.
- Это такие существа...ну как вам объяснить-то? - вздохнул мальчишка. - Они появляются на сломе эпох, во. Если какое государство загибается, тут же объявляются свипыри, у нас их архивными крысами прозвали. Они архивы уничтожают.
- Зачем? - не поняла Анфиска.
- Не знаю...
- Не совсем уничтожают, - пояснил я. - Всё, что было плохого в истории, свипыри оставляют в архиве. А все документы о светлом, хорошем, о достижениях и победах, уничтожают либо вымарывают.
- Но зачем?!
- Да кто их знает...- пожал я плечами. - Вера у них такая, наверное. Или убеждения. Или, может, кто-то нанимает их, чтобы страну окончательно добить. Если у народа ничего светлого позади, ему и воевать не за что. Приходи и бери его голыми руками. Вообще-то свипыри - общее название, а на самом деле их очень много разновидностей: гвазеры воюют с защитниками архивов, зырги решают, что нужно уничтожить, а что оставить, глиморги выискивают истории о предательствах и из предателей делают новых героев, водвари подтасовывают документы, уэдры сочиняют новые учебники для школ, злондоны вбивают населению в голову, что предки его - никчёмные и жалкие рабы, мордусты и нахропы разбираются с несогласными из народа... А есть ещё водыри, мырги, харпонты, мермеи, воньлонги... Всех, знаешь ли, я даже не пытался запомнить, когда книжку о них читал.
- У нас в архивах двенадцать человек пропало, как свипыри объявились, - сообщил подросток.
- А ты не привираешь о них, случаем? - внимательно глядя на него спросил я. - И нам бы всё же с архивариусом поговорить.
- А вы с кем разговариваете? Говорю ж, двенадцать человек пропало. Один из них, дядька мой, архивариусом служил. У него самого-то детей нет, вот по-родственному меня и назначили. Платить, правда, не платят, зато льготы разные. И обед бесплатный носят, я ж госслужащий считаюсь.
- А зовут тебя как, госслужащий? - улыбнулась Анфиска.
- Кармошкой кличут, - отозвался юный архивариус. - Только вы, барышня, не смейтесь. Это древнее имя. У нас первого правителя города Кармошем звали. Говорят, он в родстве с самим Чёрным драконом был.
- Слушай, Кармош, - голос Анфисы стал нарочито серьёзным, деловым. - У нас дело, можно сказать, государственной важности, понимаешь?
Кармошка кивнул.
- Одна древняя и родовитая семья Империи попросила кое-что уточнить в семейных архивах. Очень давно, ещё до затопления, их предки жили в Вольном городе. Представляешь, насколько это важно, если привлекли меня и вот этого парня, что стоит рядом? Нам Император поручает только самые ответственные дела.
- Лично, - не удержавшись, вставил я.
Кармошка вытаращил на нас глаза. Император был для него столь же далёким и недосягаемым, как для меня солнце.
- Можешь ли ты помочь Императору? - закончила свой короткий спич Анфиска.
- Ну, я это... - растерялся юный архивариус. - Я всегда... Только свипыри вас не пустят. Они пока архив не пошерстят полностью, никого не пустят... Стойте! Есть один тайный лаз, точно! Тока на нём замок, самый новейший, а ключа у меня нет.
- Ключа не нужно, - ухмыльнулся я. - А вот план архива пригодится.
Возница, что привёз нас в архив, лениво дремал у входа на своей повозке. Крепкие руки его, больше похожие на толстые жерди, которыми в деревне огораживают загон для скота, и во сне не отпускали поводья. По площади, если можно назвать площадью большой прямоугольный "зал" с низко висящими каменными сводами, медленно катались светящиеся шары, изредка врезаясь друг в друга и отскакивая в разные стороны. Шары были живыми, и их перемещения напоминали таинственную, недоступную человеческому пониманию игру. А может, они просто здоровались, как люди здороваются, пожимая руки, или даже целовались - кто их, шаров, знает? За шарами бегало с десяток оборванных мальчишек лет пяти-шести - они что-то громко выкрикивали, играя в войну. Ещё в самом центре, у памятника Чёрному дракону, сидело несколько торговок, унылых, как и весь пейзаж. Редкие прохожие шли мимо них, не останавливаясь и даже не глядя на разложенные у ног товары.
- Эй, приятель! - окликнул я возницу. - Хватит спать, солнце уже взошло.
- У нас говорят "шары зажглись", - отозвался возница, резко выпрямившись на повозке. - Какое здесь солнце, наземец? Им мамаши своих шалопаев пугают: придёт солнце и запечёт на сковородке всех непослушных.
- Разве шары гаснут на ночь? - удивился я. - Здесь же совсем темно будет.
- Им тоже спать надо, - пожал плечами возница. - Споро вы управились, я-то думал до вечера ждать придётся.
- Тут такое дело... В общем, нужен мне, приятель, необычный специалист.
- Это какой? - оживился возница.
- Замочных дел мастер, - ухмыльнулся я.
- Большой, маленький замок? Что закрывать будем?
Я продолжал улыбаться.
- Постой-ка! - догадался возница. - Да небось не закрывать, а открывать. Ключи... хе-хе... потерял, верно я понимаю?
- Абсолютно верно.
- Ну что же... - он легко спрыгнул с повозки и потянулся, разводя локти и разминая плечи. - Пойдём, посмотрим твой замок. А ты, - он обернулся к животному, запряжённому в повозку, - знаешь, что без меня делать, ежели задержусь.
К моему удивлению, животное кивнуло в ответ. У самых дверей я ещё раз обернулся, пытаясь сообразить, не привиделось ли мне это. Зверюга скосила на меня скучающий взгляд и что-то насмешливо промычала.
Ползая на коленях по разложенному на полу гигантскому бумажному листу, Анфиска и Кармош изучали план архива. Тонкая сетка сходящихся, расходящихся и пересекающихся ходов, нанесённая на бумагу, напоминала паутину, а моя спутница и юный архивариус - попавших в неё мух. Они поочередно прилипали то к одной, то к другой группе мелких букв, с трудом освобождались, переползая на новое место, и прилипали снова. Казалось ещё мгновение и с потолка спустится страшный буквенный паук, чтобы впрыснуть своим жертвам яд и оставить их мариноваться на ужин.
- Принёс ключ? - не отрываясь от созерцания паутины, спросила Анфиска.
- Я его привёл.
Анфиска подняла голову, бросила взгляд на возницу и вздохнула:
- Понятно... Опять законы нарушать будешь.
- Вместе нарушать будем, - весело отозвался я. - А у вас как дела? Нашли?
- Вот оно!!! - заорал Кармош с верхнего края бумажного листа. - Вот оно где!
И уже спокойнее добавил:
- Потому что больше негде.
Бумажный лист, по которому ползали Анфиска с Кармошем, оказался необычным не только по размерам. Это была древняя бумага, изготовленная ещё до затопления Вольного города из чешуек чёрного дракона. Отлетевшие чешуйки с риском для жизни собирали подмастерья, мастера настаивали их на девичьих слезах и цветах черёмухи, затем в полнолуние перемалывали в ступе из столетнего дуба, формировали листы и укладывали их под пресс на целую зиму. Драконья бумага была вечной. Она не рвалась и не изнашивалась, а бесчисленные слои её сохраняли всё, что когда-то было написано. Даже в древние времена далеко не каждый владел мастерством чтения, ведь прочитанное тотчас исчезало, уступая место другим записям. Сейчас же умельцев можно было пересчитать по пальцам. И двое из них собрались в одной комнате со мной. Может быть, права Анфиска, сказав, что я притягиваю вероятности? Вот и в тюльпане, брошенном с моста, жила бабочка с рубиновыми крыльями. Едва я вспомнил о цветке и о своём разговоре с девушкой, как всё моё веселье унесло ветром. Что удивительно, Анфиска это почувствовала: вздрогнула и обернулась.
Мы шли тёмным коридором, прорубленным полторы тысячи лет назад в скале, а впереди нас прыгали непоседливые светящиеся шары. В их отсветах на каменных стенах рождались и умирали странные, ни на что не похожие тени - казалось, это древние строители просыпаются от своего вечного сна, чтобы взглянуть, кто тревожит их покой. Наконец, коридор закончился полукруглыми арочными дверями из такого же толстого тёмного металла, как и на входе с площади, только вдвое ниже. Для людей эти двери явно не предназначались. У самого потолка на стенах висели два фонаря. Подпрыгнув, шары на секунду замерли над ними, послышался лёгкий треск и фонари вспыхнули ровным и ярким светом.
- Ну что я говорил? - указывая на дверь, насмешливо заявил Кармошка. - Попробуй-ка, найди замок. Невидимый - раз, блуждающий - два, открывающийся только одним ключом - три.
Возница вытащил из кармашка очки с тёмными стеклами, нацепил их на нос и замер перед дверью, внимательно её осматривая.
- Гиблое дело! - не унимался Кармошка. - Невидимый - раз, блуждающий - два, открывающийся только одним ключом - три. А сунешь отмычку - без руки останешься.
Быстрым движением возница выбросил вперёд руку и прижал ладонь к металлу. Затем указательным пальцем другой руки ударил рядом, и... на двери проявился небольшой прямоугольный замок. Совсем тонкий, словно нарисованный на бумаге.
- Невидимый, - передразнил возница, - блуждающий... Съел, шмокодявка? Всю эту хрень Пегий Абрашка изобрёл. Кто секрет знает - в любой дом войдёт. Ну что, наземные, двинулись?
Мы с Анфиской переглянулись.
- Победитель фальшивого замка хочет идти с нами? - спросила девушка.
- От меня вам одна польза будет, барышня, - ответил возница. - Али денег жалко? А что до свипырей, то не из пужливых мы.
- Я тоже с вами! - неожиданно заявил Кармошка и совсем по-детски спросил. - Можно?
Имя у возницы оказалось веским и внушительным, под стать внешности - Казимир. Оказалось, в молодости он семь лет отслужил в гвардии Затопленного города, в самой уважаемой её части - разведке подземелий. Большая часть этих подземелий, неизвестно в какие древние времена возникшая под Вольным городом до сих пор оставалась неисследованной. В прежние времена и при прежних правителях разведкой занимались регулярно, но уже два десятка лет, как работа была заброшена, а гвардия распущена. В неисследованных пространствах подземелий издревле обитали собственные жители - опасные чудовища и беззащитные слепые существа, хитрые и пронырливые мутанты эволюции, ещё не ставшие разумными и полулюди, почти ничем не отличавшиеся от мутантов города. Здесь текли подземные реки и лежали в кромешной темноте глубокие холодные озёра. Много тайн скрывала подземная страна, по своим территориям не уступавшая землям Империи, а, может быть даже, и превосходившая их. Всё это скупо поведал нам Казимир, после того, как с трудом протиснулся в низкие двери и двинулся вместе с нами по узкому тоннелю, построенному прямо в море, в обход скальных пород. Дорогой этой не пользовались очень давно. Древний тоннель то сужался, то расширялся, стены его приближались и отступали от нас вновь - и на мгновение мне показалось, что он - живое существо. Существо, которое дышит, а мы находимся у него внутри. Остановившись, я приложил ладонь к стене, надеясь ощутить тепло. Но нет... Холод стен ответил мне, что воображение моё просто не на шутку разыгралось.
- Что с тобой? - обернувшись, спросила Анфиска.
- Почудилось, что мы внутри какого-то монстра... - глухо ответил я, убирая ладонь со стены. - Знаешь, так реально. Даже в дрожь бросило.
Я догнал Анфиску, и мы зашагали рядом.
- Я тоже почувствовала, - тихо сказала она после паузы.
- Что тоннель дышит?
- Нет. Твой испуг почувствовала. Меня это беспокоит. И злит немного.
- Не понимаю.
- Это уже не первый раз, Горыч, - голос у моей спутницы дрогнул. - С тех пор, как... с того момента на водном ковре, когда... В общем после этого злосчастного цветка я постоянно чувствую твоё настроение. Стоит ему измениться, и ...а, не обращай внимания!
- Постой, как это не обращая внимания?
- Всё, проплыли!
- Анфиска...
Я прикоснулся к её руке и тут же отдёрнул: меня обожгло.
- Саламандры, - назидательно произнесла Анфиска, - единственные из созданных сотворены из огня. Тебя не учили в школе?
- Учили, - обиженно буркнул я, не ожидая такого коварства. - Тоже мне искра Творца. И вообще ты загнула: ещё драконы из огня созданы.
- Двоечник, - усмехнулась моя спутница. - Драконы огнём только дышат. И то потому, что первый дракон по глупости очаг с вечным огнём проглотил. Творца это развеселило, и он оставил ему вечный огонь в дар.
Ответить я не успел. Неожиданно коридор содрогнулся, да так сильно, что я не устоял на ногах. Руки мои разлетелись в разные стороны, пытаясь ухватиться за воздух, но тот, как известно, плохой помощник падающему. Заваливаясь на бок, я успел заметить, как впереди упал Кармошка, как возница, головой почти достававший потолок, развёл руки и упёрся ими в стены тоннеля. А затем я, наконец, долетел до земли, вскрикнул от удара и боли, и тут же на меня свалилась Анфиска.
- Ох, - задохнулся я.
- Вечно всё по-твоему получается, - вставая, проворчала девушка.
И только я хотел спросить, о чём это она, как раздался радостный вопль Кармошки.
- Я вспомнил! - орал он. - Вспомнил!
- Что ты вспомнил, недоросль? - пробасил возница.
- А ты... а ты... - тут же обиделся мальчишка. - Ты переросль! Я вспомнил, почему этот тоннель закрыли. Мне дядя как-то рассказывал. Тот, который архивариусом до меня работал.
- И почему же? - одновременно спросили мы с Анфиской.
- Потому что здесь трясёт! - сообщил Кармошка.
- И почему здесь трясёт? - допытывалась девушка.
- Этого я не знаю, - пожал плечами Кармош.
- Недоросль и есть, - разочарованно констатировал возница. - Вспомнил он...
Выход из тоннеля ничем не отличался от входа. Такая же металлическая дверь и такой же "невидимый" и "блуждающий" замок. У дверей лежал св`рнутый в рулон и до дыр изъеденный молью коврик. Может быть, даже коврик-самоход - такие миниатюрные модели до сих пор разъезжали по некоторым окраинам Империи. Есть даже любители-реставраторы, собирающие подобный хлам и заботливо восстанавливающие их по рисункам в старинных книжках вплоть до самого последнего узора. Пока Кармошка, упросивший возницу уступить ему очки, пытался выловить ускользающий от него замок, я склонился над ковром и развернул его. Нити основных узоров были целы и, пожалуй, если бы я захотел, то смог бы починить его. Неожиданно мне даже захотелось взять эту шерстяную колымагу домой, но представив, что её придётся тащить на плече, я вздохнул и, аккуратно свернув коврик, положил его на место.
- Могу понести, - раздался над моей головой бас Казимира. - Мне оно, что пушинка. Накинете пару монет?
- Пожалуй, не стоит, - ответил я. - Оставим его здесь.
Спустя пару минут Кармошка всё-таки сумел справиться с бегающим замком. Придавил его ладошкой - точь-в-точь как Казимир - и уставился на возницу: что, мол, дальше--то делать? Лицо мальчишки светилось гордостью.
- Жёлтую каплю слева видишь рисованную? - усмехнулся тот. - Тыкай в неё пальцем.
Через мгновение замок стал виден всем. Архивариус убрал от двери руку и выдохнул:
- Ну ваще! - и обернувшись к вознице, спросил. - Научишь ещё чему-нить?
- Дверь открывай, ученик, - хмыкнул тот.
Выкатившись за дверь, шары, сопровождавшие нас, поблекли и стали невидимыми. Здесь было светло, но свет этот казался неживым, неприятным. Как будто воздух смешался с липкой светящейся пастой, загустел и высох, неравномерно размазанный по длинному и широкому каменному коридору. Даже тени перестали понимать наши движения и изломанными силуэтами подрагивали за спиной, то заваливаясь вбок, то скукоживаясь и прижимаясь к ногам. Некоторое время мы привыкали к новым ощущениям, оглядываясь вокруг. Широкий аркообразный тоннель с редкими массивными колоннами посередине уходил в обе стороны. На дверях комнат и ниш, за которыми хранились архивные документы и различные артефакты, висели старинные таблички с надписями. В подземельях оказался даже не архив, а что-то среднее между музеем и общегородским склепом. Сверившись с картой, Кармошка решил идти налево, а мы двинулись вслед за ним. По пути он рассказывал, что архив растянулся на несколько километров и когда-то, в древние времена, богатые и знатные семьи выкупали своих покойных родственников из посмертного рабства и поселяли их здесь.
Коридоры разветвлялись и пересекались, уходили вниз и вверх на иные уровни, выплёскивались под ноги прямоугольными залами и снова сужались, иногда заканчиваясь тупиками. В такие моменты Казимир насмешливо фыркал, а Кармошка заливался краской и судорожно искал утерянный путь. Почти сразу нам стали попадаться выпотрошенные ниши и комнаты, осколки памятных камней, изготовленных в честь славных событий и героев прошлого, обрывки бумаг, пожелтевших от времени. В этих местах уже побывали свипыри, да и странный свет, оказавшийся в новинку даже архивариусу, явно был их рук делом. Откуда-то издалека долетали звуки, едва слышимые, но тревожные. Мы свернули раз шесть или семь и опустились на два уровня вниз, когда столкнулись со свипырями. Они вышли из бокового прохода - приземистые и массивные, с одинаковыми квадратными лбами. С морщинистых шей, болтаясь на ходу, свисали тяжёлые кадыки. Из грубой и такой же морщинистой кожи на голове, словно воткнутые в голову иглы, торчали жёсткие волосы. Пятеро держали наизготовку оружие, широкое и короткое, а один нёс на плече нечто вроде маленькой пушки. Наше появление для них оказалось полной неожиданностью. Но уже через мгновение, через один незаконченный вдох, мы оказались под прицелом. Возница вопросительно скосил на меня взгляд, но я чуть заметно покачал головой: не будем усугублять. Свипыри молча рассредоточились, окружая нашу группу.
- Кто такие? - спросил тот, что с пушкой. Он так и не опустил её, по-прежнему держа на плече.
- Личная служба Императора, - ответил я. - Прошу не задерживать нашу группу во избежание конфликта с Империей.
На лице свипыря не отразилось ни единой эмоции. Только кадык, словно куриное яйцо в мягкой кожаной скорлупе, покачивался из стороны в сторону. Свет, неравномерно разлитый вокруг, подчёркивал этот кадык ярким пятном.
- Ждите, - услышали мы короткий приказ.
- Чего мы должны ждать?
Нам этот раз свипырь вопрос проигнорировал. Качнул головой в сторону прохода, из которого только что вышел, и один из его спутников стремительно сорвался с места.
Наступила тишина. Ей теперь не мешал скрип наших шагов и негромкие разговоры на ходу, и на мгновение она овладела и этим коридором, и всем архивом и, казалось, Вселенной вообще. Но тишина - самое беззащитное существо в мире, её может спугнуть любой шорох. Великан-возница достал из кармана носовой платок, шумно высморкался, и, посмотрев на меня, украдкой показал глазами на поперечный тоннель. Продолжение того коридора, по которому пришли свипыри. Я его понял. Тоннель этот, пересекая наш, уходил в темноту. С другой его стороны света не было, и можно было нырнуть в эту кромешную тьму, и попытаться скрыться. Я машинально кивнул, но свипырь опередил меня. Повернувшись к тёмной стороне тоннеля, он направил на него свою пушку, нажал спусковой механизм и из жерла вырвался густой световой поток. Этот поток стремительно выжег тьму, пропитал воздух и остался висеть, освещая тоннель.
Ждать пришлось долго. В конце концов, мы устали стоять и уселись на пол, прислонившись спинами к стене. За те полчаса, пока мы дожидались прихода "человека решающего", мимо нас дважды прошли водвари, неся тяжёлые пачки документов. По сравнению с нашими охранниками, водвари казались хилыми и рахитичными. Они покашливали при ходьбе, сутулились и от них явственно пахло давно немытым потом. Про себя я восхитился экономной логикой тех, кто нанял эту команду. Сменится пара поколений, пройдут каких-нибудь жалких для истории сорок лет, и население Затонувшего города будет знать своё прошлое совсем не таким, каким оно было на самом деле. Куда экономичнее и безопаснее, чем содержать армию и завоёвывать чужие территории силой.
Наконец, из-за угла показался худощавый свипырь с умным и неприятным лицом, одетый в неброский серый костюм и длинный, до самых ботинок, распахнутый тёмный плащ. Мы поднялись, и я шагнул ему навстречу.
- Императору не понравится, - нагло заявил я, - что его служащих задержали на целых полчаса. Немедленно отдайте приказ пропустить нас, и я забуду об этом досадном инциденте.
- Как вы сюда попали? - спросил он, не обратив внимания на мои слова.
- Мы не обязаны перед вами отчитываться, - поддержала меня Анфиска. - И учтите, уважаемый, - глаза девушки полыхнули настоящим огнём. - Император злопамятен. Наше задержание для него - личная обида.
- Как вы сюда попали? - угрожающе повторил свипырь.
Между нами протиснулся Кармошка. Я заметил, как у него дрожат коленки, но своему лицу мальчишка изо всех сил старался придать высокомерное выражение, а голос его прозвучал совсем по-взрослому.
- Как представитель администрации Вольного города, - заговорил он на чугунном языке канцеляризмов, - и исполняющий обязанности председателя Исторической комиссии, а также главный архивариус Городского Архива я разрешил этим людям нахождение на его территории. Требую немедленно прекратить допрос и подчиниться городской власти!
Свипырь задумчиво посмотрел на подростка бесцветными водянистыми глазами. Ничего не говоря, он размахнулся и со всей силы влепил Кармошке затрещину - тот, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону.
- Ты что творишь, падла?! - взревел возница, хватая свипыря за грудки. Безо всяких усилий, Казимир оторвал его от пола и, сделав пару шагов, впечатал в стену. Все фигуры, безмолвно стоявшие вокруг нас, и мы вместе с ними разом пришли в движение. Свипыри рванулись к Казимиру, Анфиска к архивариусу, я развернулся к охраннику, державшему трубу и прыгнул. Семидесяти моих килограмм и тяжёлой трубы хватило, чтобы опрокинуть его на спину. Ударившись головой о пол, мой противник вырубился, и я почти успел выхватить из другой его руки оружие - тёмное, словно вороново крыло. И тут же моя голова взорвалась тысячью молний, а в следующее мгновение мир вокруг померк.
Возвращался он медленно, крадучись. Так вор проникает в чужое жилище - почти бесшумно, чтобы не потревожить спящих хозяев. Чуть скрипнет дверь, нехотя потянется проснувшаяся под ногами половица, забросит с улицы пару случайных фраз ветер. Я открыл глаза - вокруг было темно.
-... никто никогда его не видел, - донёсся до меня голос Кармошки.
- Ты за всех-то не говори, - ответил из темноты Казимир.
"О ком это они?" - подумал я.
- Ты ещё соври, что сам его встречал, - насмешливо заявил мальчишка.
- Встречал, - солидно произнёс Казимир, не принимая насмешки. - И не раз.
- Да ну! - не поверил архивариус. - Брехня!
Моя голова лежала на анфискиных коленках. Почувствовав, что я очнулся, девушка наклонилась и заглянула мне в лицо: в темноте глаза её светились мягким золотистым цветом.
- Ты - самый невозможный тип изо всех, кого я встречала, - тихо проговорила она. - Ты лежишь на моих коленках уже целый час.