Последние слёзы ушедшего дня
     Сверкают в глазах обнажённых берёз;
     Рубиновым смехом чуть слышно звеня,
     Рябиново-алый зарделся мороз.

     А может быть стыд от неискренних слов,
     Что северный ветер разбрасывал зря;
     А может, печаль белоснежных стволов,
     Скупыми лучами пронзила  заря.

     Над выцветшим миром, пустой небосвод
     Мерцает, как конский зрачок сквозь бельмо;
     И будто до срока состарился год,
     И сморщилось время промозглою тьмой.

     И листья как лица, ударили в грязь
     Отборных проклятий продрогшей луны.
     Глухие просёлки, безбожно кривясь,
     Лежат по оврагам, мертвецки пьяны. 

     Нахальная полночь им плюнет в лицо
     Незрелыми зёрнами снежной крупы.
     Пустынных полей годовое кольцо,
     Замкнёт старый хутор в плену у судьбы.

     От ветра порвался небесный шатёр,
     И звёзды рискуют в прореху упасть.
     Заслышав болотных огней разговор,
     Все пугала ночью пускаются в пляс.

     А рыжие души насмешливых ив
     Плывут сквозь сады, не касаясь земли.
     Их песни коварны, их нрав шаловлив -
     А в косы бруснику и хмель заплели.

     Трепещут сердца желтоглазых дриад,
     Что кружат в объятиях стражей долин -
     Их тени в полуночном танце летят
     Под музыку старых скрипучих осин.