Аннотация: Это первая версия Кукловода. Вторая недописана. Навеяно Стивеном Кингом.
Кукловод
Пролог
Она легкокрылой бабочкой впорхнула в полупустой салон троллейбуса, насквозь пронизанный солнечными лучами, словно золотыми копьями. Пылинки, подобно стайкам мелких, беззаботных рыбешек хаотично носились в воздухе. Не снимая ранца, она примостилась у окошка, поджидая кондуктора -- толстую тетку с усиками над верхней губой, которая явно страдала от внезапно нахлынувшей майской духоты. Сунула в ее потную ладонь мелочь, быстро посчитала циферки на полученном билетике... Нет, несчастливый. Вздохнув, отвернулась к окну.
Домой ехать не хотелось. Мать, как обычно, будет зудеть, что она только на проезд в школу и обратно тратит половину ее зарплаты. Потом накормит жареной картошкой на прогорклом масле, и заставит зубрить домашнее задание. Вечером отправит на улицу выгуливать младшего братишку Лешку -- непоседу с визгливым голосом, каких еще поискать.
А вот Лерку из их 3-го "Б" мамуля сама забирает из школы. Привозит и отвозит на иномарке. Лерка хвалилась, что папуля ей недавно подарил ноутбук. А она даже о простенькой приставке "Денди" может только мечтать...
В этот момент она поймала на себе взгляд сидевшего напротив розовощекого мужчины с родимым пятном на лбу, лет тридцати -- тридцати пяти. Тот ехал спиной вперед, держа на коленях обтянутый черной кожей дипломат. На его пухлых губах застыла легкая полуулыбка, а в мутных, серо-голубых глазах, ощупывавших ее с ног до головы, таилось нечто непонятное, и оттого таившее в себе опасность, которую она ощутила каким-то шестым чувством, на уровне подсознания. Ее кожа покрылась мелкими пупырышками, и девочка непроизвольно вздрогнула.
Она снова отвернулась к окну, но собрать воедино разбежавшиеся мысли уже не могла. Тем более что вскоре водитель объявил ее остановку. Домой она шла неторопясь, наслаждаясь кратковременной свободой между школой и зубрежкой уроков. Легкий ветерок игриво колыхал огромный розовый бант, вплетенный утром матерью в копну ее густых волос. Она не любила банты, но еще меньше ей нравилось спорить из-за этого с матерью.
Вот и ее дом -- стандартная панельная 9-этажка с мозаикой на торце в виде голубя с веточкой в клюве и надписью "СССР -- оплот мира во всем мире". На полу подъезда, как обычно, засохшие плевки и окурки. Она нажала на прожженную спичками и сигаретами кнопку вызова лифта. Где-то наверху загудело, и через полминуты двери, ведущие в полусумрачную коробку, с грохотом разошлись в стороны.
Только перешагнув порог, она поняла, что находится в лифте не одна. Кто-то еще, бесшумный, шагнул за ней следом. Краем глаза увидела чей-то палец с аккуратно обработанным ногтем правильной овальной формы, нажимающий на кнопку девятого этажа и, стараясь придать голосу серьезность, сказала:
-- Мне нужно только до шестого.
Однако в ответ промолчали, и она, посмотрев наверх, непроизвольно вздрогнула. Вплотную к ней стоял не кто иной, как тот дяденька из троллейбуса, обладатель черного кожаного дипломата. Улыбнувшись своей попутчице, он снова потянулся к пульту, но на этот раз нажал на кнопку с надписью "Стоп". Лифт судорожно дернулся и остановился. В наступившей тишине она почувствовала, как ее горло моментально пересохло, а сердечко бешено заколотилось...
Между тем незнакомец поставил на пол свой дипломат, и по-прежнему улыбаясь, мягко произнес:
-- А ты хорошенькая. Я буду звать тебя Мальвиной.
Чувствуя надвигающуюся на нее волну темного ужаса, она хотела закричать, но потная ладонь крепко зажала ей рот, прижав затылком к стенке лифта. Вторую руку он запустил ей под юбку, нащупывая пальцами ее даже еще не тронутое легким пушком лоно. В последнем порыве, собрав все силы, она замолотила кулачками по улыбающемуся лицу.
-- Давай, давай, Мальвина, я так люблю, когда девочки делают это...
Неожиданно он высвободил руку из-под юбки, и принялся стаскивать с ее головы бант. Ловко орудуя одной рукой, расправил шелковую ленту, обмотал вокруг худенькой шеи. Душил он ее неторопясь, то затягивая, то слегка ослабляя узел. Она уже предчувствовала финал, надвигавшийся с неотвратимостью Молоха. Душа ее смирилась с уготованной для нее участью, тогда как тело еще боролось, рвалось в бесплодных попытках вернуть тающую жизнь в оболочку из плоти и крови...
Когда изувер снова полез к ней в трусики, на этот раз решительно стягивая их на ее подгибающиеся колени, ей это казалось уже не столь важным по сравнению с застилавшей глаза пеленой. С последним проблеском мысли она подумала о матери, как та будет недовольна, что дочь не выучит уроки.
"Я выучу, мамочка, обязательно выучу..., -- билось ниточкой боли в гаснущем сознании. -- Только позволь мне немного отдохнуть. Я так устала..."
Глава 1
Алексей Клёст открыл глаза, возвращаясь в реальность холодной, мрачной утробы морга. После сеанса, как обычно, его бил озноб, а по лицу стекали крупные капли пота. Стараясь проглотить застрявший в горле ком, убрал ладонь с поседевшей головы девочки, и повернулся к замершему в напряженном ожидании следователю областной прокуратуры Виктору Леонченко:
-- Это мужчина 30-35 лет, с небольшим родимым пятном на лбу, вот здесь, -- он прикоснулся пальцем к левой стороне лба. -- С собой он может носить черный кожаный дипломат... Впрочем, сейчас поедем к криминалистам и там я нарисую его портрет.
-- Я могу убирать тело? -- робко вмешался молодой патологоанатом, закрывая лицо девочки простыней.
-- Да, да, конечно...
Леонченко, пряча протокол осмотра в потертую кожаную папку, кивнул в сторону двери:
-- Кстати, там, в коридоре сидит мать девочки. Мы ее уже допрашивали, может, и тебе стоит с ней поговорить?
Алексей на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой:
-- Все, что она может сказать, не имеет к убийству ее дочери никакого отношения. Идем отсюда, мне здесь не нравится.
-- Да уж, а кому здесь понравится, -- попытался сострить Леонченко.
И все же, увидев в холле сгорбившуюся на лавочке женщину, Клёст не выдержал, и подошел. Выглядела она на все пятьдесят, хотя вряд ли ей было столько на самом деле. Он уже не раз сталкивался с подобными ситуациями и знал, как горе (тем более, когда теряешь очень близкого человека) старит людей. Женщина посмотрела на него безучастным взглядом, в котором даже не было намека на живую мысль.
-- Умирая, Таня боялась, что вы поругаете ее за невыученные уроки... Простите ее.
Поза ее оставалась прежней, но глаза обрели некое выражение, как бывает, когда человек просыпается от глубокого сна.
-- Что... ЧТО вы сказали?
Но он уже уходил, твердым шагом направляясь в сторону двери. Она провожала его взглядом, в котором странным образом переплелись боль и в то же время какая-то непонятная надежда.
На рисунок много времени не ушло. Улыбающееся лицо убийцы все еще стояло перед его глазами. Довольно приличный набросок получился минут за десять.
-- Типчик-то с виду приличный, -- сканируя портрет и размножая его на ксероксе, отметил Валентин Степанович Совцов, слывший легендой приволжской криминалистики.
Это был абсолютно лысый человек худощавого телосложения, никогда не расстававшийся со своими видавшими виды очками, хотя одно из стекол треснуло еще несколько лет назад, когда Совцов в очередной раз напился и элементарно упал физиономией в асфальт. Одно время криминалист пытался кодироваться, но в итоге плюнул на все и снова принялся за старое.
-- Вот такие приличные с виду и становятся серийными убийцами, -- добавил дремавший до этого на стуле Леонченко. -- Вспомните Чикатило, всегда в очочках, при костюме...
-- Хм... Я попросил бы вас при мне не выражаться, товарищ следователь.
Все знали, что Совцов ненавидит, когда при нем упоминали имя Чикатило, потому что ему за глаза дали именно это прозвище, и он об этом прекрасно знал. Криминалист и в самом деле чем-то внешне напоминал знаменитого маньяка. Лысый и в очках, только что избегавший костюмов, и тем более никогда не одевавший галстуков, он не мог похвастаться тем, что женщины падали к его ногам, словно спелые груши. Впрочем, в отличие от знаменитого серийного убийцы, мальчики его совсем не привлекали, как и девушки, не достигшие совершеннолетия. Его всегда возмущало, если приходилось участвовать в расследовании дела об очередном педофиле. В том смысле, что эксперт предлагал таких моральных уродов сразу же кастрировать.
Но в целом характер Валентин Степанович имел добродушный, и если, что бывало крайне редко, он и выходил из себя, то через короткое время снова превращался в немного застенчивого, любящего повозиться с компьютером человека. Единственной его слабостью была 40-градусная злодейка, порой становившаяся причиной недельного запоя. Правда, начальство все же ценило Совцова и прощало ему этот грех. Знали это и сотрудники угро, и частенько, чтобы подмазаться к местному Чикатило с какой-нибудь просьбой, приходили с поллитровкой в кармане.
-- Ладно, Степаныч, мир, -- поднял ладони вверх Леонченко. -- С меня причитается. Ты мне, кстати, распечатай отдельно десятка два портретов этого изверга. Так, на всякий случай.
-- Да на вас бумаги не напасешься, в самом деле! Привозите с собой что ли, а то ишь, взяли моду... Ладно, ладно, не кипятись, Витя, сейчас напечатаю я тебе твоего красавчика, как и просил, аж целых двадцать раз.
Пока ксерокс не торопясь выдавал на-гора портрет убийцы, Алексей вновь и вновь прокручивал в памяти увиденное несколько часов назад в холодном, мрачном морге. Улыбающееся лицо насильника так и стояло перед глазами.
-- Ты мне все-таки объясни, как это у тебя получается? -- вывел его из прострации голос Степаныча.
-- Что получается?
-- Ну, это... Видеть глазами мертвецов.
Как это у него получается... Дар это или кара божья -- он и сам затруднялся определить. Сколько раз он уже вспоминал тот, первый случай, когда
умер отец. Батьку по пьяни порезали собутыльники, прямо за сараем, где они и распивали бутылку купленной у шинкарки жидкости. Что стало причиной ссоры -- никто из бывших дружков покойного так вспомнить и не смог. А повязали их всего через несколько часов, сладко спящих на какой-то зачуханной квартирке, где продолжалось веселье.
Поскольку их семья жила весьма скромно даже по советским меркам, отца хоронили в простом гробу. И вот тогда-то, у свежевырытой могилы, это и случилось с Лешкой впервые.
Склонившись над телом родителя, чтобы согласно придуманной кем-то православной традиции поцеловать его в лоб, он оперся о край домовины, стоявшей на двух шатких табуретах, и вдруг почувствовал, как вместе с гробом скользит куда-то вниз. В следующее мгновение он уже летел в разверстую пасть могилы, перед глазами мелькнула красная обивка гроба, а затем последовал удар спиной о землю. Миг спустя Леха увидел падающее на него тело отца, и интуитивно выставил перед собой руки. Правая ладонь уперлась точно в лоб покойнику, и тут же Лешка увидел словно киноленту, прокрученную задом наперед. Причем не только увидел, но даже почувствовал. Жуткая боль в районе печени, сверкнувший в руке нож, бездумно-пьяные глаза убийцы...
Потом он помнил, как его с причитаниями вытаскивали из ямы. Словно сквозь вату, слышал далекие голоса:
-- Дайте мальчишке нашатыря, он же сознание теряет...
-- Господи, неужели, ему-то каково в двенадцать лет...
После этого мальчишка потерял сознание, и пришел в себя только на третьи сутки, в палате реанимации областной детской больницы. Сидевшая возле его постели мать беззвучно заплакала, когда он открыл глаза. Тут же появилась медсестра, затем материализовался старенький доктор с бородкой клинышком, ставший оттягивать ему зачем-то нижнее веко, щупать пульс и приговаривать: "Так, так, замечательно. Организм молодой, еще бы не справился..."
Вскоре Лешку выписали. Повинуясь какому-то внутреннему табу, он даже матери не стал рассказывать о том, что видел. Единственный, кому он поведал о своем видении, был его самый близкий друг Пашка Яковенко, который поклялся обо всем молчать. Они дружили еще с садика, пошли в один класс, и были с ним не разлей вода.
Забыть увиденное он, конечно же, не смог. Пережитый ужас смерти, которую он примерил на себя, изменил его. В школе стали замечать, что в поведении мальчика появилась рассеянность. От матери тоже не укрылись изменения, но она отнесла это на счет пережитого стресса в связи со смертью отца. И чтобы мальчик развеялся, отвела его в художественную школу, благо сын неплохо рисовал.
Но та история на кладбище не шла у него из головы. Теория требовала доказательства, и вскоре Лешка понял, что действительно обладает неким даром. Причем способен видеть не только глазами умершего, но и живого, правда, только если тот находится в бессознательном состоянии. Однажды вечером мать, уставшая после тяжелого рабочего дня на текстильной фабрике, просто уснула в кресле перед телевизором. Лешка, делавший уроки, посмотрел на нее, и ему стало так жалко мать, что в горле встал ком. Повинуясь непонятному чувству, он встал, подошел к матери, и ласково положил ладонь ей на лоб. И в то же мгновение перед его глазами, словно в ускоренной съемке, пронеслись последние минуты ее бодрствования. Вот тогда он и уверился, что способен на нечто, недоступное простому смертному.
Используя друга с его согласия в качестве подопытного кролика, он пробовал проделать эксперимент с бодрствующим человеком, однако успеха не добился. Из чего сделал вывод, что способен проникать в сознание только к мертвым и спящим.
Окончив художественное училище, Клёст отправился отдавать долг Родине. К 18 годам он вымахал под метр девяносто, и его определили в ВДВ. В отличие от многих своих знакомых (в том числе и Пашки, кое-как переваливающего с курса на курс политеха), отлынивать от армии он не собирался, считая службу в рядах Вооруженных Сил хорошей школой жизни.
Проведя полгода в учебке, Алексей попал в горячую точку. Под Гудермесом принял свой первый бой. В этой мясорубке он потерял своего друга, Серегу Прыгунова, который, как и он, призывался из Приволжска.
Они познакомились на призывном, и как-то сразу сдружились. Серега оказался разговорчивым малым, то и дело травил байки, якобы случившиеся с ним самим, хотя в это верилось с трудом. Сам он был родом из села, в Приволжске закончил техникум железнодорожного транспорта, и в будущем мечтал стать машинистом, зарабатывать много денег. У него было две сестры и брат, все младше него. Отец работал в котельной, мать -- дояркой, так что семья, мягко говоря, не каталась, как сыр в масле. Вот он и мечтал зарабатывать столько, чтобы ни он, ни его родные ни в чем не нуждались.
В тот день рубка была жуткая, чехи вовсю палили из минометов и гранатометов. Вместе с другом он прятался в развалинах двухэтажного дома без крыши, когда туда угодила мина. Прыгунову оторвало ногу, и как Клёст ни бился, так и не смог остановить поток крови. Его и самого немного посекло осколками, но его раны на фоне того, что случилось с Сергеем, казались легкими царапинами.
Минут через двадцать Сергей умер. За несколько мгновений до того, как покинуть этот грешный мир, он схватил липкую от крови ладонь товарища и, едва шевеля посиневшими губами, прохрипел:
-- Леха, мне совсем не страшно умирать... Ты видишь ангелов? Вон они, спускаются сюда.
Клёст непроизвольно поднял голову, но увидел только легкие перистые облачка, плывущие высоко в прозрачной глубине. В этот момент он почувствовал, как хватка Сергея ослабла, и скосил взгляд вниз.
Тот лежал, глядя широко открытыми глазами в чужое небо. Алексей подумал, что надо бы закрыть товарищу глаза, так часто делали в фильмах про войну. Он протянул руку и, едва коснувшись лица Сергея, провалился в чужие воспоминания...
Глава 2
Примерно через полгода после демобилизации Алексей раскрыл первое в своей жизни убийство. Он тогда заночевал у знакомой в студенческом общежитии. До этой ночи Клёст с ней встречался всего месяц, и после того не больше. В ту ночь они немного выпили, так что воспоминания о сексе у него остались мутные, словно все было в каком-то тумане.
Как бы там ни было, наутро в соседней комнате обнаружили зверски избитую и задушенную девушку. Когда карета "скорой помощи" приехала на место, несчастная уже не дышала.
Что случилось ночью в комнате -- неизвестно. Накануне здесь гуляла компания, но последние из гостей покинули хозяйку за полночь. А утром подруга нашла бездыханное тело задушенной девушки.
Капитан из РОВД, не теряя времени даром, расспрашивал соседей убитой по общежитию. Однако никто ничего не видел и не слышал, поэтому, как догадался Алексей, шансы найти убийцу по горячим следам равнялись практически нулю.
"Скорая" уехала восвояси, вместо нее прибыла "труповозка". Тело предстояло везти в морг, проводить судебно-медицинскую экспертизу. Толпа любопытных к тому времени почти рассосалась, и только Алексей в числе немногих зевак еще торчал во дворе общежития. И когда на крыльце появились носилки, неожиданно для самого себя рванулся вперед:
-- Можно, я посмотрю...
Присутствующие разом повернули головы к нему.
-- Что посмотрите? -- не понял капитан.
-- Девушку посмотрю, если вы не против.
-- Ты ее знал, что ли?
-- Как вам сказать... Но думаю, что смогу быть вам полезным.
Капитан озадаченно почесал затылок, сдвинув фуражку на лоб, перевел взгляд с Алексея на убитую и обратно, после чего изрек:
-- Гляди, мне не жалко.
Несмотря на скептицизм, написанный на лице представителя органов внутренних дел, конечный результат оказался ошеломляющим. Образ убийцы, его перекошенный ненавистью рот, настолько четко вырисовались в сознании Клеста, что тот даже покрылся липкой испариной.
Преступником оказался бывший хахаль девушки, которого она отвергла, и чего он так и не смог ей простить. Заявился тот к ней сразу после ухода теплой компании. Попытка примирения, новая ссора, и подвыпивший парень душит бывшую любовницу ее же колготками.
Убийца раскололся сразу, на первом же допросе. А через пару дней Клесту пришла повестка в милицию, с просьбой явиться к майору Крутову к 9 часа утра. Наверное, все по тому же убийству, подумал Алексей, хотя ничего нового он добавить не мог. Если только... если только следователя не заинтересовал способ, каким он определил, кто преступник. Впрочем, утро вечера мудренее. Размышляя таким образом, он лег спать, а утром отправился в УВД.
Майор при появлении визитера вышел из-за стола, одернул мундир и, что совсем уж смутило Алексея, протянул ему руку:
-- Крутов Владимир Виленович. Отца называли в честь Владимира Ильича Ленина, отсюда и такое отчество необычное.
Затем кивком указал на пачку болгарских сигарет "Ораl", лежавших на обычном письменном столе.
-- Курите?
-- Спасибо, у меня свои.
Он достал из кармана пачку "Примы", выудил из нее сигарету и закурил от услужливо поднесенного майором огонька.
Между тем его собеседник, словно, наконец, собравшись с духом, решительно сказал:
-- Алексей Викторович, мне рассказали, как вы дотронулись до трупа Светиковой, и после этого выдали внешность ее убийцы. Я, чего греха таить, подумал было, что вы как-то причастны к этому делу, ну не может человек вот так, сразу. Но тогда тут терялся весь смысл, какой интерес вам был ввязываться в эту историю... Короче, как вам это удалось? Только честно, без шуточек.
Клёст немного опешил. Он не ожидал такого вопроса в лоб, и теперь мялся, не зная, что ответить майору.
--Ну, Алексей, смелее. Просто расскажите и все...
Ой, да черт с ним, с этим его даром! Ну и расскажу, подумал он, так что в этом такого?! Чай, не убудет меня.
Клёст и рассказал. О своих предыдущих откровениях с отцом и матерью, о том, что знает об этом только один человек, Пашка Яковенко... Майор слушал внимательно, не перебивая, будучи опытным психологом, он давал собеседнику выговориться. Выслушав, задумчиво помолчал пару минут, глядя в хмурившееся за окном небо. Затем загасил в пепельнице бычок (гость сделал то же самое), и откинулся на спинку стула:
-- Да, если все то, что вы мне рассказали, правда...
Алексей усмехнулся, поскольку и не надеялся, что майор ему поверит. А не поверил -- оно и к лучшему, ни к чему ему лишние проблемы.
-- Ладно, я помозгую на досуге над вашим рассказом, -- вынес вердикт Крутов. -- А вы отправляйтесь домой, и о нашем разговоре постарайтесь никому не рассказывать.
Майор выписал пропуск, с которым визитер и покинул его пропахший табаком кабинет.
Звонок с просьбой явиться в управление раздался уже на следующий день. Алексея встретил тот же майор, сразу перешедший на "ты":
-- Короче, Клёст, я поговорил с начальником УВД нашего родного Приволжска насчет твоих способностей. Он к этому делу относится с некоторой долей скепсиса, но если мы будем использовать тебя как нештатного сотрудника, без лишней афиши, то обещал препон не чинить, а напротив, даже согласился помогать по мере сил. Если, повторяю, ты будешь помалкивать о том, кому помогаешь. И если действительно результат будет налицо. Ну, как, по рукам?
-- Что-то быстро вы как все за меня решили. Я вообще-то ни в какие такие дела ввязываться не собираюсь...
-- Погоди, брат, не горячись.
Майор поднялся, подошел к Алексею и по-отечески положил руку ему на плечо:
-- Понимаю, сейчас в молодежной среде, если можно так выразиться, не модно сотрудничать с органами правопорядка. Но ведь какое-то чувство долга перед Родиной должно у тебя быть! Представь, сколько пользы может принести твой дар, скольких подонков мы сможем отправить за решетку до того, как они еще кого-нибудь зарежут или забьют насмерть... А если завтра вечером один такой нелюдь встретит в подворотне твою мать и...
-- Моя мать умерла два года назад...
-- Ах, да, прости, я и забыл. Это же указано в твоем личном деле.
-- Что, на меня уже и дело завели?
-- Ну, у нас шустрые ребята работают, -- не без гордости произнес майор. -- Так как на счет моего предложения?
-- Можно мне хотя бы пару дней подумать?
-- Конечно, я же понимаю, что такие вещи с кондачка не решаются. Ступай, и помни; о нашем разговоре никому... Вообще много народу знает о твоих способностях?
Алексей подумал, стоит ли упоминать Пашку Яковенко, и решил, что нечего его впутывать в это дело.
-- Да, чуть не забыл, -- сказал напоследок майор. -- Если все же надумаешь, то сначала пройдешь полное медобследование. Это уж так в нашей системе заведено. Сотрудник прежде всего должен быть здоровым физически, а о душе думает его начальство...
Через несколько дней Алексей Клёст стал нештатным сотрудником уголовного розыска. Медицинский осмотр с применением новейших на тот момент приборов не обнаружил в нем никаких отклонений, могущих вызвать к жизни столь необычный дар. Алексея даже возили в Москву, где его мозг исследовали светила нейрологии. Но и их вердикт был однозначным; никаких аномалий не обнаружено. На всякий случай Клёст съездил в деревню к тетке, Клавдии Петровне Макаровой, расспросил, не было ли у них в роду людей с необычными способностями? О причине своего интереса он предпочел умолчать. Клавдия Петровна припомнила, что его прабабушка славилась в Кочетовке как прорицательница, но таких уникумов и тогда хватало, а сейчас и подавно пруд пруди. Поди разберись, кто действительно обладает даром, а кто просто дурачит народ. Впрочем, Клёст взял себе на заметку историю с прабабушкой.
Уже спустя неделю после возвращения из златоглавой для Алексея нашлось задание, с которым тот справился блестяще. Нарисованный им портрет убийцы подростка оказался настолько точным, что когда того поймали -- сыщики просто ахнули.
Кстати, поначалу вычленить из памяти покойника то, что представляет настоящую ценность, было весьма непросто. Обрывки чужих воспоминаний обычно проносились в его мозгу хаотично, и лишь со временем он научился отсеивать ненужное, отделяя зерна от плевел. Пришлось попотеть и над умением переворачивать слова в обратном порядке, но вскоре он довел свое мастерство до автоматизма.
А еще он выяснил, что есть лимит времени, прошедшего с момента смерти, по истечении которого его дар оказывается бессильным. Однажды, когда его попросили просканировать найденный на окраине Приволжска труп десятидневной давности, он ничего не увидел, о чем честно сообщил следователю. Тот сделал соответствующую запись в протоколе, и в последующие несколько дней эксперты проводили с Клестом опыты в морге на предмет того, какой давности труп он способен просканировать. Выяснилось, что это время измеряется примерно неделей. Примерно потому, что случалось, и на девятый день он видел картину смерти, но это были весьма редкие исключения, подтверждающие правило. Случалось -- впрочем, гораздо реже -- когда и на шестой день он не мог толком воспроизвести подробности убийства. В итоге эксперты сошлись на мнении, что мертвецы недельного срока давности -- это предел для Клеста, и на более древние трупы его больше не вызывали.
Как бы там ни было, за последующие шесть лет с его помощью удалось раскрыть около трех десятков преступлений, которые могли бы кануть в Лету как висяки. И ни разу он не ошибся. И хотя об Алексее знали считанные единицы, вскоре в милицейской среде даже зародилась поговорка: "Нужно найти убийцу? Обращайся к "Сканеру". Именно такое прозвище Алексей получил у сыщиков. Впрочем, те, если им доводилось вдруг становиться свидетелями того, как Клёст работает над телом, могли лишь догадываться, что тот делает на самом деле. А слухи среди ментов ходили один удивительнее другого. Порой, услышав о себе очередную байку, Алексей не знал, смеяться ему или огорчаться.
В последние пару лет его практически постоянным напарником стал следователь областной прокуратуры Виктор Леонченко. Сначала просто так выходило, что Алексея отправляли к нему на помощь, поскольку тот брался за расследование самых сложных и запутанных дел, по большей части убийств. А затем они как-то притерлись друг к другу, начальство это заметило, и дало негласную санкцию на то, чтобы они работали в паре. Характер у Клеста был немного сложноват, с незнакомыми людьми он не всегда сходился. А с Леонченко сразу почему-то почувствовал себя комфортно, в чем вынужден был признаться даже самому себе.
Виктор одно время был женат, даже обзавелся дочкой Лизой, но брак просуществовал чуть больше года. Тем не менее с бывшей женой он отношения поддерживал, а по выходным старался проводить время с семилетней дочкой. Правда, в то же время его видели в обществе то одной, то другой барышни. Неизвестно, питали ли они какие-то планы относительно замужества, однако больше обычно через пару месяцев Леонченко бросал очередную пассию, и отправлялся на поиски новой жертвы. И получал от этого несомненное удовольствие.
Алексей же получал премию. Вознаграждение ему выдавали по итогам каждого года от лица руководства УВД, но прожить на это, понятное дело, было невозможно, и он сочетал халтуру в милиции (как он это сам называл) с халтурой художественной. Обычно он подрабатывал оформителем, не гнушаясь браться за любую работу, а для души в свободное время рисовал картины. Его квартира давно превратилась в мастерскую, пропитанную запахом масляных красок. Для него этот аромат стал едва ли не наркотиком, без которого он, как ему казалось, даже не мог уснуть.
Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, так это название и прижилось.
Тем не менее картин становилось все больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Продажей занимался некто Виктор Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как живописец, он все же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался перепродажей картин. Работал Егоров с несколькими самыми известными художниками Приволжска, работы которых оседали не только в квартирах местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым полотнам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этил делом не ради любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новыми квартирой и машиной.
Как человек Алексею он особо не нравился, слишком уж был мелочным, и к тому же хамоватым. Хотя и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Виктора. Однако деньги за картины он приносил исправно, не кидал, и это немного нивелировало антипатию Клеста к торгашу.
Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже купил себе подержанную "шестерку", хотя, признаться честно, в машинах и не особенно разбирался. Хорошо еще, что пока ничего не ломалось, а то с его "познаниями" в технике пришлось бы гнать "Жигуль" на станцию техобслуживания...
Однажды Клеста пригласили в местное управление ФСБ. Его завели в кабинет к начальнику, которого Алексей видел впервые в жизни. Тот представил гостю полковника из столицы, приехавшего якобы специально, чтобы поговорить с человеком, получившим прозвище "сканер". Получилась весьма "задушевная" беседа. Мило улыбаясь, полковник сказал, что во времена КГБ с ним церемониться не стали бы, а просто увезли бы в столицу, и трудился бы Клёст на благо Родины. А так он предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, соответственно, неплохой оклад. Но Алексей к идее "золотой клетки" отнесся без особого энтузиазма. И напрочь отказался от предложенной негласной охраны, каким бы ценным кадром фээсбэшники его не считали.
-- Понадобится моя помощь -- со всем моим удовольствием. А следить за мной не надо. Не думаю, что ЦРУ и Моссад заинтересуются моей персоной настолько, что посчитают своим долгом выкрасть меня и заставить на себя работать.
Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание полковник сунул ему бумажку со своим московским телефоном. А присутствовавший при беседе начальник Приволжского УФСБ нацарапал на клочке бумаги свой. В свою очередь Алексей дал подписку о неразглашении, поскольку его дар одномоментно определили как секрет государственной важности. И, несмотря на обещание полковника не приставлять к нему охрану, Клёст первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте.
Он не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства. Но истерик по этому поводу благоразумно решил не устраивать, понимая, что переть против такой махины, как ФСБ, просто бесполезно. Со временем он просто перестал обращать на "хвосты" внимание. А потом как-то попробовал вычислить наблюдателя, но бесполезно. В итоге Клёст пришел к выводу, что чекисты уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него время.
В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать три он женился, и как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже в туалете красками несет. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом... Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге арендовать помещение под мастерскую -- комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки XIX века.
О своем даре он жене не рассказывал. Случавшиеся время от времени звонки (в том числе и среди ночи), и следовавшие за этим отлучки объяснял наличием в родне двоюродной бабушки, которой то и дело становилось плохо с сердцем. Вот он якобы и мотался к ней ночами. Естественно, в телефонных разговорах приходилось маскироваться, называя собеседника (обычно это был сам Леонченко) Валентиной Петровной. Леонченко к такому псевдониму долго не мог привыкнуть, тихо матерясь в трубку. Лида верила, или делала вид, что верит.
А меньше чем через год он застукал жену в постели с любовником. Для бывшего десантника разобраться с каким-то длинноволосым мачо не составило особого труда. Впрочем, он особо и не марался, так, влепил пару оплеух. Досталось и неверной супруге. Та орала, что подаст на мужа в суд за рукоприкладство, и Алексей в сердцах сказал, что тогда точно ее грохнет. Грохнуть он ее, конечно, не грохнул бы. Да и просто по шее надавать вряд ли решился бы. Как-то уж противоестественно было поднимать руку на женщину. Когда он застукал ее с любовником -- другое дело, тогда в нем взыграло уязвленное самолюбие.
В результате бракоразводного процесса Клёст благородно разменял доставшуюся ему от родителей 3-комнатную квартиру на две однокомнатных, и одну из них презентовал Лиде, пожелав ей на глаза ему больше не попадаться...
После этого случился длительный запой, из которого его не без труда вывел штатный психотерапевт местного управления ФСБ. И закодировал на всякий случай от употребления спиртных напитков. С тех пор вид вина и водки вызывал у него отвращение. Зато он мог пить пиво в сколь угодно больших количествах, это была своего рода поблажка от психотерапевта.
Сам начальник УВД вызывал Алексея к себе на ковер, по-отечески пожурил, сказав, что у многих из его подчиненных случаются в жизни неприятности, но это еще не повод, чтобы срываться. На что Алексей ответил, мол, он не подчиненный, а внештатный сотрудник. И вообще берет отпуск на месяц, в течение которого просил бы его не тревожить.
Целый месяц он провел у тетки в деревне, наслаждаясь чистым воздухом и ежеутренним парным молочком из-под буренки. С утречка отправлялся на пленер, рисовал сельские пейзажи, возвращался обедать, и вторую половину дня просто гулял по окрестностям, или купался в местной речушке со смешным названием Кутяйка. В общем, психику удалось более-менее привести в норму, и вернувшись, он с удвоенной энергией взялся за раскрытие новых преступлений.
Глава 3
-- Ну, так ты расскажешь, как у тебя получается сканировать мертвых, или это твой профессиональный секрет?
Клёст очнулся, стряхивая с себя груз воспоминаний, и посмотрел на Степаныча так, словно видел того в первый раз. Потом сильно сжал лицо ладонями, надавив пальцами на прикрытые веками яблоки глаз так, что в них запрыгали яркие пятна.
-- Извини, дорогой, но я и сам бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Это происходит само собой, я просто вижу глазами мертвеца то, что видел он сам в последние минуты своей жизни. И честно сказать, каждое такое сканирование изрядно действует на психику. Так что, Степаныч, если ты вдруг надумаешь мне завидовать -- лучше не надо.
-- Да я и не завидую, была охота, -- пробурчал криминалист. Однако что-то подсказывало Алексею, что Степаныч как раз исходил черной завистью. И с удовольствием поменялся бы с ним местами.
Домой он вернулся в половине восьмого вечера. Кастрюля щей, которую он доедал уже несколько дней, вчера неожиданно закончилась. Готовить что-то серьезное было неохота, и Алексей просто пожарил яичницу из четырех яиц, добавив в болтунью еще несколько кружочков докторской колбасы. Колбаса была настоящая (даром что дорогая), и не расплылась по сковороде, а загнулась тонкими аппетитными ломтиками. А когда к яичнице добавились свежие огурчики, помидоры и зеленый лук -- ужин и вовсе показался царским.
Поужинав, он бросил сидящему в аквариуме скорпиону парочку специально купленных в зоомагазине мадагаскарских тараканов. Членистоногое тут же выбралось из песка, где коротало большую часть времени, и накинулось на добычу. Скорпиона привез полтора года назад из Средней Азии Пашка. Он мотался туда по своим делам, вот и приглянулась ему местная диковинка. А дома жена Наталья устроила ему разнос, крича, что скорпионы навлекают беду. Выбрасывать такую экзотику на помойку было жалко, вот он и притащил его Алексею, благо тот к тому времени уже вернулся к холостяцкой жизни. Новый хозяин не только приютил жителя пустынь, но и дал ему имя Курт. В честь Курта Кобейна, который свел счеты с жизнью при помощи охотничьего ружья. Скорпионы ведь тоже могут убить себя собственным жалом. Хотя такое имя больше подошло бы, наверное, каракурту.
Клёст не стал смотреть, как Курт питается парализованными ядом тараканами. Он включил комп, и на экране медленно проявилось лицо длинноволосой девушки. Прообразом для этой своего рода Ananova, которую он называл по-домашнему Клавой (в том числе и по аналогии с клавиатурой) послужила фотография молодой Шарон Стоун, в которую Алексей влюбился после "Основного инстинкта". Программку сделал знакомый программист из отдела "Р", Петя Шапиро, в прошлом хакер и автор какого-то крутого вируса. После того, как менты его взяли за жабры, ему ничего не оставалось делать, как принять предложение сотрудничать с органами правопорядка. С Петром Клёст как-то сконтачился по одному делу, и теперь в случае нужды мог запросто обращаться к нему за помощью. А Клава была просто подарком, старой его разработкой, которой только оставалось приклеить лицо на выбор.
-- Привет! -- прожурчала девица, качнув бюстом. -- Надеюсь, у тебя все в порядке? Хочешь посмотреть письма?
-- Сейчас посмотрим, -- пробормотал Алексей, -- только музыку включу.
Он нажал кнопку CD-R, и бокс, помедлив секунду, учтиво выдвинул поддон, на который Клёст поставил пиратский диск с полной дискографией "Led Zeppelin". Роберт Плант запел про лестницу, ведущую в небеса, а Алексей тем временем просмотрел электронную почту. Опять накидали спамов, рекламирующие курсы хатха-йоги, дешевые загрантуры и прочую хрень. Нет, пора обзавестись программой, которая убивает спамы. Шапиро давно уже предлагал подогнать, только у Клеста все как-то руки не доходили.
Что-то душновато, несмотря на открытую форточку. Капли пота стекали за шиворот майки, и продолжали свой бег вниз по спине, тормозя где-то в районе резинок шорт. Эх, накопить бы еще и на кондиционер, подумал он, а лучше на сплит-систему. Но пришлось по старинке воспользоваться вентилятором.
Расправившись с письмами, Клёст шагнул в сторону мольберта, где у него была незаконченная работа под рабочим названием "Лето". Над одиноким, стоящим в поле раскидистым деревом, ветви которого украшали... черепа, парили два ангела. Вместо лиц у них были белые пятна, и Алексей давно уже мучался, так и не находя нужного образа для этих ангелов. Он знал только то, что они не должны быть похожи друг на друга.
Может, сейчас наконец его посетит вдохновение? Он взял кисть, палитру, выдавил на нее краску, но так и застыл, слепо глядя в холст. Из головы не выходила та задушенная в лифте девочка. Ангельское личико, огромные синие глаза, тонкая, ну совсем лебединая шейка... Кто же тот сатана, что посмел надругаться и лишить жизни невинное дитя?!
Тут же он понял, что нужно делать. Отбросив кисть, схватил карандаш, и принялся рисовать лик ангела -- лицо убитой насильником девчушки. Алексей не замечал, как летело время, потом уже накладывая на карандашный рисунок слой краски... Ангел получился настолько похожим на Таню, что ему стало не по себе.
Пока он корпел над холстом, прошло почти полтора часа. Совершенно вымотанный, Клёст отправился в ванную, включил душ и с наслаждением подставил лицо прохладным струям воды. Минут десять он просто стоял, чувствуя, как в его тело возвращается жизнь.
Затем он улегся на старый, скрипящий пружинами диван, также доставшийся ему в наследство от родителей. Наверное, они и его зачали еще на этом диване. А они с Лидой -- бывшей женой -- опять же на нем пытались продолжить род Клестов. Но не судьба. Идти к врачу, выяснять, кто из них двоих не в состоянии иметь детей, Лидка отказалась наотрез. Силком не потащишь, пришлось втихую идти проверяться самому. Анализы показали, что как мужчина он вполне здоров, следовательно, все претензии к супруге. Но он ничего говорить ей не стал, жаль было травмировать психику. Ее психику. Знал бы, что она окажется змеей подколодной...
А может, с другой-то стороны, и хорошо, что детей не сделали. А то потом как ее бросил бы, с ребенком на руках? Нет, помогать материально он стал бы, конечно, алименты бы платил, все как положено... Но все равно между ними осталось бы связующее звено в виде мальчика либо девочки. А он не хотел иметь с этой двуличной стервой ничего общего...
Примерно через месяц для Алексея вновь нашлась работа. Резкая трель телефона подняла его на ноги в половине шестого утра. Спросонья он не сразу сообразил, кто с ним говорит на другом конце провода. Оказалось, Леонченко.
-- Алексей, извини, что в такую рань тебя разбудил... В общем, объяснять долго, и разговор, если честно, не телефонный. Может, подъедешь в одно не очень приличное местечко? Я уже и машину за тобой послал, чтобы ты свой бензин не тратил.
-- Без вопросов, -- с напускной бодростью ответил Алексей, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось послать следака куда подальше и завалиться спать.
-- Ну и ладненько. Я ведь и прокурору области уже звонил, случай тут очень уж... непростой. В общем, машину он свою выделил, "Волгу", специально для этого дела.
В ожидании транспорта Алексей думал хотя бы умыться. А чтобы окончательно пробудить себя, решил поставить что-нибудь бодренькое, какой-нибудь рок-н-ролльчик. Правда, не успел, потому что Клава сообщила:
-- А тебе письмо, милый...
Хотел было отмахнуться, но все же щелкнул на Bat. В ящике лежало всего одно письмо. Адрес отправителя -- kuklovod@mail.ru -- Алексею ни о чем не говорил. Не исключено, что это обычный спам.
Тем не менее, он навел курсор на письмо и щелкнул левой кнопкой мышки. Текст был не очень длинным, Алексей прочитал его за несколько секунд. А затем еще раз прочитал, потому что в первое мгновение не понял смысла послания, гласившего следующее:
"Выход в открытый космос N 6".
К письму была прикреплена фотография, открыв которую, Клёст судорожно сглотнул, чувствуя, как все его существо заполняется холодом. На экране монитора было лицо человека, кажется, мужчины, только назвать это лицом у него не повернулся бы язык. Вместо глаз у покойника были две наполненные засохшей кровью впадины, а изо рта у него торчало нечто, напоминающее недокуренную сигару, только не коричневого, а подозрительного розоватого оттенка.
Алексей с минуту тупо пялился на экран, затем автоматически сохранил письмо и закрыл ящик. Ничего себе посылочка! Если это чья-то шутка, то весьма дебильная. А фото было очень похоже на настоящее, чтобы такое сделать при помощи компьютерных примочек...
Ему не удалось до конца развить свою мысль, потому что снизу раздался настойчивый гудок клаксона, повторившийся через несколько секунд. Отодвинув штору, Алексей увидел белую "Волгу", из окна которой выглядывал водитель. Клёст помахал рукой, и тот чуть заметно кивнул в ответ.
Выключив компьютер, и наскоро ополоснул лицо холодной водой, Клёст оделся, а уже через пару минут плюхнулся на сиденье рядом с угрюмым водителем. Алексей ограничился коротким приветствием, всю дорогу просидев с полуопущенными веками. Спать уже не хотелось. В голове крутился только один вопрос: что могло значить странное письмо, и кто этот бедняга, над которым так "живописно" поработал какой-то извращенец?
-- Приехали, можете выходить.
Так, а теперь нужно от всего отвлечься, работа прежде всего. Машина стояла во дворе четырехэтажного дома красного кирпича, зиявшего темными глазницами окон. Дому, как отметил про себя Алексей, было лет сто, не меньше. Судя по всему, какая-то организация затеяла капитальный ремонт здания. Потолки тут наверняка высокие, комнаты просторные, и вполне вероятно, что после евроремонта стоимость квартир по сравнению с их прежней ценой возрастет в десятки раз. Да, в таких хоромах ему с его относительно скромной зарплатой жить вряд ли придется.
-- Привет!
Рукопожатие Леонченко было крепким, а сам он, в отличие от большинства своих разленившихся коллег, чем-то походил на борзую собаку. Такой же поджарый, готовый в любой момент сорваться в любом направлении.
-- Извини еще раз за ранний звонок, -- сказал он на ходу, пока они поднимались по лестнице. -- Меня самого подняли из постели, а я там пребывал с такой фифой... Мы часа в три с ней только любиться закончили, а тут знакомый капитан из РОВД звонит, говорит, дело нашлось для Леши Клеста, а поскольку вы, мол, с ним в паре, то и расхлебывайте вместе.
-- И в чем суть дела?
-- Объясняю в двух словах. Дом, как ты успел заметить, на ремонте. Будет на этом месте элитный жилой дом или банк -- про то мне неведомо, да и к делу, собственно говоря, не относится. Короче, здесь повадились ночевать бомжи, благо охраны почему-то как таковой нет. Хотя, собственно, что здесь воровать... Так вот, бродяги обычно весь день на заработках, а сюда приходят отсыпаться ближе к полуночи. Вот один из них, который вернулся пораньше остальных, и обнаружил кое-что интересное.
Дверь старой квартиры держалась на одной петле. Толкнув ее, следователь вместе с Алексеем миновали длинный коридор, и они оказались в просторной комнате. Из всей мебели в ней был только допотопный диван, сквозь драную обивку которого торчали пружины. Почти точно на середине комнаты лежало накрытое простыней тело. Возле него топтался капитан из РОВД, которому пытался что-то втолковать криминалист. В одной руке он держал целлофановый пакетик, в котором лежало что-то продолговатое, розового цвета.
При появлении Леонченко и Клеста они замолчали, уставившись на вновь прибывших. Алексей догадывался, как на самом деле сотрудники райотделов относятся к прокурорским. Считают их выскочками и карьеристами, которые привыкли только снимать сливки. Даже если этот капитан и прикидывался хорошим товарищем следователя.
Тем временем Леонченко откинул пропитанную кровью простыню, и в первый миг Алексей непроизвольно зажмурился. Это не было чувство дежа-вю, это был тот самый несчастный, фото которого он рассматривал каких-то полчаса назад. В этом не было никаких сомнений. Отличие было только в том, что сейчас рот убитого оказался закрыт, и из него ничего не торчало.
Алексей не выдержал и отвернулся, поблагодарив себя за то, что не успел позавтракать.
-- Что, пробирает?
Виктор подошел и по-отечески похлопал его по спине.
-- Мне тоже поначалу не по себе стало. Это не просто убийство, а убийство с особой жестокостью. Это еще что, извращенец отрезал несчастному член и засунул ему в рот. Бедняга скончался от большой кровопотери. Представляю, как он мучался...
Алексей непроизвольно обернулся в сторону эксперта. Пакетик с непонятным предметом тот уже спрятал в чемоданчик, но Клёст уже понял, что это такое было.
-- Так вот, -- продолжал Леонченко, -- на простые дела, как ты знаешь, мы тебя не вызываем. Ну а здесь просто нонсенс, вся прокуратура и УВД уже, наверное, на ушах стоят. Кстати, я за тобой не только поэтому послал. Видишь надпись?
Следователь подошел к стене, и Алексей увидел то, на что поначалу даже не обратил внимания. На уцелевшем куске штукатурки неровным почерком было начертано одно только слово:
Клёст
От темных букв вниз шли дорожки потеков.
-- Между прочим, написано это, если эксперт не ошибается, не чем иным, как кровушкой, -- сказал Леонченко, оборачиваясь к Алексею.
Тот почувствовал, как по коже вновь побежали угомонившиеся вроде мурашки.
-- Что ты думаешь по этому поводу?
Алексей перевел взгляд на растерзанный труп, затем снова на надпись. Да, это была его фамилия, написанная самой настоящей кровью, и вряд ли писавший имел в виду безобидную птичку.
-- Виктор, сегодня утром я получил одну забавную фотографию... На ней был он, -- Клёст кивнул в сторону покойника, -- точь-в-точь, как сейчас. Только с членом во рту. Думаю, что надпись на стене и фото как-то связаны между собой. Убийца -- а что надпись и письмо его рук работа, я уверен почти на все сто -- сделал все, чтобы я оказался здесь.
У Леонченко был такой вид, будто его огрели обухом по голове.
-- Ты хочешь сказать, что некто прислал тебе фотографию убитого? А...
-- Не знаю, кто, адрес отправителя мне незнаком. Но, судя по всему, снимок делал тот, чьих это рук работа.
Алексей вновь кивнул на обездвиженный труп, а следователь яростно поскреб вчерашнюю щетину. Затем схватил зубами сигарету, и чиркнул зажигалкой.
-- Слушай, фотография у тебя при себе?
-- Смеешься? Она пришла в электронном виде. При желании ее, конечно, можно распечатать, но пока я сохранил ее у себя в компьютере. Хотя, признаться, сначала я подумал, что это чья-то глупая шутка, и хотел ее уничтожить вместе с письмом.
-- С письмом? А что было в письме?
-- Какая-то бредятина... Буквально звучит следующим образом: "Выход в открытый космос N 6", -- процитировал он. -- Что это может значить?
Виктор пожал плечами:
-- Может, это работа рехнувшегося маньяка? Во всяком случае, мне так видится. Ты не забудь принести фото, мы над ним поработаем. А пока, может, просканируешь его?
А ведь и правда, зачем он здесь, по большому счету? Ясное дело, чтобы сканировать лежавшего перед ним бедолагу. Этого же, судя по всему, хотел и автор кровавой надписи на стене, он же отправитель страшного письма с загадочным текстом.
-- Хотя бы известно, кто он?
Леонченко отошел к оконному проему и вновь закурил. Дым безмятежно растворялся в свежем, еще не загаженном выхлопными газами утреннем воздухе. В такое спокойное, прохладное утро не хотелось думать ни о чем плохом.
-- В кармане убитого мы нашли паспорт на имя некоего Рогозина Виталия Сергеевича, 28 лет от роду. Будем надеяться, это действительно паспорт погибшего. Редко кто с собой сейчас паспорт носит, а этот словно специально подготовился... В общем, по базе уже пробили. Он бизнесмен средней руки, живет -- вернее, жил -- с молодой любовницей, и как здесь оказался -- все это еще предстоит выяснить. К нему домой уже поехали, но не думаю, что удастся много узнать... В общем, надежда в первую очередь на тебя.
-- Тем более и надпись, -- он кивнул в сторону стены, -- и твоя фотография задают нам загадки. Может, просканируешь, и выяснится что-то важное...
Да уж, в конце концов, непросто же так он сюда прибыл ни свет, ни заря. Немало покойников он сканировал, попадались экземпляры и похлеще, так что чистоплюйство здесь просто неуместно.
Вздохнув, Алексей собрал волю в кулак, и склонился над трупом, прикоснувшись кончиками пальцев к затылку покойника. Как обычно, сначала его пронзила легкая судорога, спустя мгновение взорвавшаяся в мозгу ослепительной молнией, а затем в сознании возникла смутная тень, которая несколько секунд спустя обрела более четкие очертания...
...Он подцепил ее на выходе из клуба. Она назвалась Элеонорой, хотя, наверное, на самом деле ее звали просто Ленкой, или как-то еще незамысловато. Невысокая шатенка с красивыми, длинными волосами одиноко маячила у входа и, судя по взглядам, которые она бросала на проходившие мимо парочки, у нее самой не хватало денег на входной билет. Но она пыталась выглядеть независимо, при этом неумело затягиваясь тонкой сигаретой. А ему сейчас ох как хотелось женской ласки, тем более что Вика уже вторую неделю была в бизнес-круизе, якобы осваивала профессию менеджера. Зная кошачью любвеобильность этой сучки, наверняка можно было предположить, что Вика уже нашла себе хахаля.
-- Ну, чего уставился?! Не музей чай...
Виталий усмехнулся, поигрывая ключами от машины, кивнул в сторону припаркованной недалеко от входа "Тойоты":
-- Прокатимся?
Она раздумывала мгновение.
-- Почему бы и нет? Только учти, лапать себя не дам!
Ага, конечно, так он ей и поверил. Зачем тогда вообще садилась? Вот он задирает Элеоноре майку на заднем сиденье "Тойоты", расстегивает ей джинсы... Она для виду покуражилась, конечно, что-то про месячные начала бухтеть. Но вскоре уже весьма охотно стала отвечать на его поцелуи, и сама принялась расстегивать на нем брюки, нащупывая набухший член...
Оттрахать себя в машине все же не дала. Предложила сделать это не здесь, а в ее квартирке.
-- Ладно, показывай, куда ехать, -- сказал он, сдерживая рвущихся коней.
-- Пока прямо, я скажу, где сворачивать.
Они петляли по каким-то закоулкам минут двадцать, пока, наконец, не остановились у ветхого с виду четырехэтажного дома, ни одно из окон которого не горело, что показалось Рогозину более чем подозрительным.
-- Вылезай, это здесь.
-- Странное у тебя место жительства, -- пробормотал он, но все же подчинился.
-- Идем, идем, -- подбодрила его Элеонора, когда он с сомнением принялся разглядывать подозрительного вида коридор. Его пыл медленно угасал.
-- Знаешь, что-то мне не хочется заниматься любовью в таком месте.
-- Теперь, дружок, давать задний ход поздно...
-- Ой!..
Схватившись за ужаленную ягодицу, он увидел в руке своей новой подружки небольшой шприц, наполовину наполненный темной жидкостью. Она ничего не ответила, лишь только как-то странно посмотрела. Виталий хотел вырвать у нее шприц, отвесить этой шлюхе оплеуху... Но понял, что не может двинуть не то что рукой, а даже повернуть голову. Он моментально превратился в самое настоящее бревно, которое принялось медленно оседать на грязный, покрытый кирпичной крошкой пол.
А девушка, несмотря на свою внешнюю хрупкость, словно без видимого усилия взвалила его себе на плечо, и принялась подниматься наверх.
На втором этаже его занесли в какую-то нежилую квартиру, и бесцеремонно, словно какой-то мешок с картошкой, бросили на пол. В следующее мгновение он увидел над собой лицо Элеоноры. Вернее, контур ее лица, освещенный пробивавшейся сквозь оконный проем луной.
-- Ну что, страшно?
Ему и правда было страшно. Если бы он мог кричать, то заорал бы что есть мочи. Но он мог только смотреть в глаза той, что нависала над ним. Самое жуткое было в том, что эти глаза не принадлежали больному, свихнувшемуся существу, а глядели на него совершенно бесстрастно, может быть, лишь с малой толикой интереса, как, наверное, глядел Павлов на своих подопытных собак, вставляя им в глотку или в желудок очередную фистулу.
Ее пальцы скользнули по его груди, оказавшись во внутреннем кармане пиджака, а спустя секунду девушка с интересом рассматривала оказавшийся у не в руках миниатюрный фотоаппарат.
-- Надо же, цифровой. Фотосессии на досуге устраиваешь?
Она включила мини-камеру, навела объектив на застывшее лицо жертвы и нажала кнопку затвора. От разорвавшей темноту вспышки Виталий на несколько секунд ослеп.
-- Эту фоточку я оставлю себе, -- прокомментировала девица. -- А следующую сделаю, когда ты уже отправишься в мир иной, и отправлю ее по одному адресочку.
В следующее мгновение похолодевший от ужаса бизнесмен узрел перед собой блестящее в лунном свете лезвие ножа.
-- Прежде чем я сделаю операцию, мне нужно, чтобы твой дружок был в боевом состоянии, -- сказала Элеонора, кинув взгляд куда-то, ниже пояса мужчины. -- Отсекать этот скукоженный стручок мне не то что неприятно, а просто неудобно -- боюсь промахнуться.
Виталий похолодел от ужаса, а она взяла его фаллос в ладонь и принялась мять, приводя "орудие труда" в боевое состояние. И, как ни странно, спустя какое-то время тот подчинился, набух и отвердел.
-- А сейчас тебе будет немного больно, -- сказала девица, плотоядно усмехнувшись и обнажив жемчужно-белые зубы. -- Но боль принесет тебе освобождение, ты просто этого пока не понимаешь. Впрочем, потом ты и не сможешь этого понять, если только не существует загробной жизни.
С этими словами Элеонора сделала неуловимое движение, и ниже пояса его пронзила такая жуткая боль, что он задохнулся, едва не потеряв сознание. А спустя мгновение, когда ему силой раздвинули челюсти, и засунули между ними что-то еще теплое, влажное и мягкое, несчастный коммерсант пожалел, что не впал в беспамятство.
-- Я тут решил (или решила, как тебе больше нравится) поиграть в одну интересную игру, -- между тем продолжила девушка, склоняясь над полуживым Рогозиным. В лунном свете она выглядела чудо как хорошо, ее волосы отблескивали серебром. Впрочем, теперь ему было не до этих красот, больше всего бедняга хотел легкой и быстрой смерти. -- Эта игра что-то вроде шахмат, только вместо фигур в ней люди. Вот этот типчик, посредством которого я с тобой общаюсь, стал первой жертвой в игре, первой съеденной мною пешкой. Попробуй сделать ответный ход, если тебе это удастся. Наводка будет в тексте письма. Можешь попробовать предотвратить следующий труп, если, конечно, уложишься по времени. Желаю удачи.
А затем ее пальцы опустились на его глаза, вдавливая их внутрь глазниц, и наступила тьма...
Он поднял веки, еще некоторое время невидяще глядел перед собой, затем перевел взгляд на свою ладонь, и принялся лихорадочно тереть ее носовым платком, словно она была вся в крови.
Спустя пятнадцать минут, вдыхая легкими свежий утренний воздух во дворе старого дома, Алексей описывал Леонченко внешность убийцы.
-- Молодая девушка по имени Элеонора, -- задумчиво твердил тот, разминая пальцами сигарету. -- Ты уверен, что не ошибся?
-- Я был бы только рад, если бы ошибался. Но мне кажется, тут дело куда интереснее, чем может показаться на первый взгляд.
-- Ты имеешь в виду монолог убийцы? Она точно говорила от лица мужчины? Слушай, а если это трансвестит? Или... или ты хочешь сказать, это как в "Изгоняющем дьявола", сатана вселился в несчастную девушку?