Она ушла... Демонстративно хлопнула дверью. Да так сильно, что прибитая с незапамятных лет подкова, чуть не покинула место привычного обитания в верхней части двери. Так ведь и убить можно. Пал смертью храбрых под подковой, автоматически улыбнулось подсознание, но поддержки не нашло... Она всегда шумела по мелочам, виртуозно находя поводы для ссор там, где даже теоретически их не было, заводясь с полоборота, точно породистая ауди, и горе было всем не спрятавшимся в этой квартире. Гибель Содома и Гоморры выглядела невинной детской шалостью, по сравнению с торнадо от этого рукотворного бедствия, от которого тряслись стены, а сметливые соседи предпочитали пережидать это природное явление на улице, внезапно поддавшись порыву необходимости выгула детей и всех домашних животных, включая хомячков и черепах. Кто сказал, что женщина страдает в пылу ссоры? Нет, нет, и ещё раз нет! Для неё это был сеанс психотерапии, минуты катарсиса, апофеоз справедливого негодования.... Он просто наслаждался в эти минуты красотою её лица, её отточенными, импульсивными жестами, полными грации и , чего греха таить, театральных эффектов. Ему даже было в какой-то степени жаль, что всем этим эмоциональным богатством наслаждался только он. Остальные быстро разбегались якобы по своим делам, оставляя их один на один. Он видел эти , метающие молнии, глаза, зрачок в зрачок, угрожающе расширенные, и полные праведного гнева. А эти стальные руки, впившиеся в него, изящно тонкие, перевитые серпантином мышц. Что и говорить, фитнесс-центры и бег по утрам , делали своё дело, не то что он. Взгляд из окошка, когда мимо проходят все сезоны, когда холод февраля сменяет жар июля, когда сумасшедший запах свежей, только что распустившейся листвы дразняше прошмыгивает через безвольно повисшую фрамугу, а трели птиц сводят с ума. Его удел - жизнь в этих проклятых четырёх железобетонных стенах, еда, телевизор и ожидание , ожидание её. Ожидание того заветного звука проворачивающегося в личинке ключа и открывающейся двери, и её запахи, смешанные с запахами улицы, волнующе-манящие и одновременно загадочные. Это, каждый раз, было, как возвращение богини, и даже, если они расставались в ссоре, что бывало не так уж и редко, он не мог противиться этому и всегда выходил в коридор, пристально вглядываясь в неё, ловя её глаза, словно пытаясь понять по её взгляду, как она. За эти годы они , каким-то неуловимым образом научились чувствовать друг друга с одного взгляда и он сразу понимал, остаться ему или уйти. Он любил её... Да он любил её, хотя часто не показывал это, демонстративно отворачиваясь, словно не реагируя на ласковые слова. Но по спине пробегали мурашки от её ласковых слов, их хотелось броситься в её объятия , чтобы его целовали, обнимали и ласкали... А ещё он любил спать с ней. Прижавшись спина к спине, ощущать всем телом родное тепло и , прислушиваясь к её размеренному дыханию, усиленно делать вид, что тоже спит. При этом он с упоением наблюдал сквозь прищуреные глаза за отражением в большом овальном зеркале у кровати. Эти часы отдыха и покоя были для него самыми лучшими. Они были одно, одни вдвоём, только они и эта бесконечное белое поле атласных простыней с сугробом взбитого одеяла. Она лежала рядом, такая беззащитно-красивая и одинокая, а он был рыцарем , охраняющим её сон... Это всё было сегодня ночью, а с утра опять скандал, опять обвинения, крики... и звук хлопнувшей двери... и тишина, разделившая их вновь...Как несправедив этот мир... Как далеки они друг от друга, в этом маленьком мирке затхлых квартир, обречённо страдающие от собственной вспыльчивости и чужого непонимания, что это всё совсем не со зла... А кто сможет понять тебя, твою душу, отбывающую срок в этих четырёх стенах, когда ты толком и сказать не можешь... И он опять уселся поссать возле дверей... А как ещё ты можешь выразить свой протест, если ты кот... Чем больше слов - тем ширше лужа... И не надо слов, не надо на него кричать...))