Аннотация: Это короткий рассказ-воспоминание, история жизни одного человека. Война отняла у него любовь и веру, но взамен он получил свет надежды, что дал силы жить.
Это было вчера.
Это случилось вчера.
Нет. Лет сорок прошло, не менее.
Хотя... Все-таки это было вчера - не могу провести раздел между прошлой своей жизнью и теперешней. Тот хаос, те беспорядочные годы слились в один день, страшный и затянувшийся. В этой серости я потерял Любовь и Веру.
Только так было не всегда. Мое детство пришлось на двадцатые - тогда страну еще тревожили отголоски Гражданской Войны. Кто был прав? Белые ли, Красные? Умирающий от голода мальчишка не видел разницы. Я ничего не понимал. Приходилось трудиться от рассвета до заката, чтобы добыть скудную пищу. Я, хилый болезненный мальчишка, иной жизни не представлял. Зато тогда у меня была моя вера, как я думал, до конца.
Бабушка крестила меня тайно, ослушалась воинствующих атеистов - моих родителей. Крестик носить мне, конечно, не разрешали, поэтому она прятала его у себя. Моя бабушка... И через много лет воспоминания будят в душе нежную тоску.
"Толенька, что бы они ни говорили, какой ад бы ни творился - знай, Господь с тобой, Он спасет..." - я видел слезы, скопившиеся в уголках поблекших и добрых глаз, и тщетно она их сдерживала. Те непослушно катились по коричневым морщинистым щекам. А я чувствовал себя смущенным и немножко растерянным. Но искренне, по-детски верил и, глядя на небо, мысленно пытался говорить с Богом.
Я долго не мог привыкнуть к тому, что однажды бабушки не стало.
Я верил в то, что моя вера делала меня сильней, терпеливей, чище. Грела даже студеными муромскими зимами, когда я шлепал в сапогах на босу ногу, единственных, кстати, на всю семью, за водой в соседнее село, а потом, надрывая спину, тащился обратно. Все было нипочем.
"Все было нипочем". Повторяю. Качаю головой.
Когда, как, почему, по своей ли вине или по чьему-то умыслу, но однажды я просто забыл.
Неспокойные, злые тридцатые, вышвырнуть бы вас из памяти, да никак... Пора страха, гонений, уничтожения наших корней. Помнится, мы вздрагивали от любого ночного стука в дверь: а вдруг за нами? Заберут, уведут от семьи, расстреляют или сошлют в лагерь.
В тридцать седьмом репрессировали отца с матерью.
Я снял свой крест.
Думаю, может, заставили забыть те обстоятельства? Хотя кого обманывать, списывая на обстоятельства душевную слабость и трусость? Я по своей воле отвернулся от Бога, потушил огонек веры, отрекся, забыл. Надо было быть, как все.
Как все, учился, работал, женился.
Сейчас вижу унылые порожки училища, серый двор, где яркими пятнами рисуются цветущие деревья, апрельский ветер вздымает с асфальта пыль, рвет лепестки и кружит, кружит их... Мы, почти выпускники, сидим на ступенях: друг Вася, золотой голос курса, больше всего стесняющийся своих веснушек и я - черноволосый баянист. В те годы я был хорош собой, девчонки стайками за мной ходили. А Любовь - она появилась внезапно.
"Познакомься, Толик, это моя двоюродная сестра Люба, поступает в этом году. Любочка - это Анатолий".
Она взбежала, нет, взлетела по лестнице, стуча каблуками, в легком голубом платьице - девушка с невероятно живым взглядом и радостной улыбкой. Все было так быстро! Я вздрогнул и, наверное, покраснел. Протянул руку.
"Приятно познакомиться... Любовь".
Она вспыхнула тонким румянцем, а я заметил лишь дивные сине-серые глаза и брови вразлет - крылья дикой птицы. После это встречи я пропал...
Как сладко и мучительно вспоминать это! Словно заново окунаешься в молодость, ныряешь с головой в прошлое, без остатка, в наш июнь сорок первого, когда, спустя два месяца после знакомства, мы расписались.
Война вошла в мою жизнь тоже внезапно. Как и я, моя Любовь отправилась на фронт. Медсестра, она отважно спасала чужие жизни. Вот только себя уберечь не смогла. Не смог и я.
Глаза предательски щиплет, крепче сжимаю зубы. Но-но, я пожилой мужчина, стыдно лить слезы, да и столько лет минуло. Но как можно сдержаться, вспоминая холодную зиму сорок третьего, когда Люба погибла подо Ржевом. За одно мгновение ее не стало, снаряд не оставил даже тела, которое я мог бы оплакать. Смириться было невозможно, я рыдал, скреб голыми пальцами снег, я был похож на безумного. Я итак обезумел. Мой фронтовой товарищ, Степа, пытался помочь, утешить, но я ничего не желал слушать. Никто не смог бы понять глубины моего горя, горя человека, потерявшего первую Любовь, часть меня самого, родную, дорогую, милую.
Перед наступлением Степа сказал: "Помолись, Анатолий, помолись, Христос с нами, он спасет... Ну! Покажем им! Дадим им бой! Вперед! За землю русскую! За веру! За Сталина!".
Степану его молитвы не помогли.
Там же я потерял отца и двух братьев. С третьим мы дошли до Гжатска, а в одном из боев Леня умер у меня на руках.
Страшные, нескончаемые месяцы без веры, без любви - время отчаяния. Я не понимал, как остался жив, уцелел средь пуль и бомбежек? Среди этого ада. Тогда мне вспомнились слова бабушки: "Толенька, что бы они ни говорили, какой ад бы ни творился - знай, Господь с тобой, Он спасет...". Почему же Он не спас Любу, братьев, друзей? Они что, были недостойны?
Куда же делать вера, что когда-то давала мне силы? Как случилось, что я потушил ту свечу? Я опустел внутри, но тело мое уцелело. Наперекор всему живой мертвец в солдатской форме цеплялся за жизнь.
Для меня война закончилась в сорок четвертом, тогда мы форсировали Днепр. Я столкнулся с еще зеленым юнцом и, видя напряженные губы, дикий от страха, но полный решимости взгляд, сжал его плечо и сказал: "Не бойся, просто верь...".
"Братцы! Покажем им! За землю русскую!!" - заорали рядом, и я подхватил этот бешеный зов.
Меня тяжело ранили. Я лежал в снегу, таял с ним вместе, становился частью заледенелой тверди - моя кровь прорастала ее. Моя вера... Несмотря на то, что я позабыл ее, она меня не оставила. Мальчиком я думал, что она будет со мной до конца. А вот и конец. Вот оно, озарение. Все эти годы я спал, а сейчас открыл глаза.
Ранение не убило меня. Я прошел все тяготы войны, потерял любимую, заплутал во тьме, но Он вывел меня и спас, помог стерпеть боль утраты.
Я вернулся в опустелый дом. В нем жили только кошка с котятами, да еще тени, которые мерещились мне по ночам. Начинать жизнь сначала было невыносимо трудно, но я решил не сдаваться. Жить определенно стоило! Хотя бы ради того, что ждало меня впереди.
Десять лет спустя я уехал работать в Липецк. То, что я попал именно туда, не могло быть простой случайность. Возможно, меня туда направила рука, что провела меня через годы войны, страх, огонь и ужасы.
Все, что со мной случилось, было не просто так. Особенно то, что сырым осенним вечером я спасался от дождя под крышей павильона. Промокшая незнакомка, тоже желая спрятаться, забежала под крышу и встала рядом. Дождь и ветер навели хаос в ее темных кудряшках, мокрая юбка облепила ноги, и вода с нее стекала прямо в туфли на маленьком каблучке. Она переминалась с ноги на ногу и бережно прижимала к груди широкую сумку. Признаюсь честно, я был ошеломлен. Меня поразили ее хрупкость, легкость, женственность. Почувствовав мой любопытный взгляд, незнакомка повернулась.
"Надежда" - она протянула тонкую руку, и приветливая улыбка осветила очаровательное, хоть и не молодое лицо.
Вскоре я узнал, что ее муж, офицер, погиб в самом начале войны, а она трудилась в тылу на металлургическом заводе и растила маленькую дочь. Надя оказалась внимательной и чуткой собеседницей, а после - замечательной женой. Я и подумать не мог, что у меня будет кто-то после Любы. Но я перерос себя и получил надежду, ровное и тихое пламя, которого мне так не хватало.