Мареева Софья Александровна : другие произведения.

Рождение врача

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой любимый дедушка был и остается для меня примером человечности, стойкости и самоотверженности. Он был врачом, как и я. Он работал в нелегкое для нашей страны время, в его практике было много интересных случаев. И я решила записать некоторые его воспоминания в литературной обработке.

   Август 1950 года, Молотовская область, село Перемское. В основу рассказов положены реальные события.

Рождение врача.

  
   Дождь хлынул вечером и унялся к рассвету. Солнце не показывалось уже несколько дней, или Радий попросту не замечал его, проводя дни и ночи в освещаемой мертвым электричеством больнице. Перемское заливало неделю. Ровно столько, сколько Радий успел проработать.
   "Хочу видеть тебя в белом халате, хирургом. Работа чистая и спокойная" - вспоминал он письмо матери.
   "Знала бы ты, как ошибаешься. Не чистота здесь, а кровь и грязь, тоска, высверливающая душу до боли тупой и жуткой. Как бормашина нашего пьяницы стоматолога. А что до спокойствия... Как сохранять его, когда на глазах умирают?"
   За мутным стеклом, по ту сторону расплывшейся от грязи дороги, серела надтреснутая стена одинокой избы.
   Пальцы, стискивающие подоконник, замерзли напрочь. Радий достал из кармана папиросы и закурил - привычка студенческих лет. Ему, разочаровавшемуся в своих знаниях, хотелось все бросить и уйти из медицины. Бросить работу и глухую перемскую больничку, где из врачей лишь он да стоматолог.
   "Ничему не научился, дурень... Хорош врач, потерял пациента в первую же рабочую ночь".
   После окончания института Минздрав хотел отправить его, как сына "врага народа", в Хабаровский край или на Алтай, думали, раз дальше едет - тише будет. Но Радий вырвал себе Молотовскую область. Все же ближе.
   Задребезжал телефон, а Радию показалось, что звонок голосит не в приемной, а в его голове.
   Врач поспешно снял трубку.
   - Радий Григорьевич? - на другом конце взволнованный женский голос. - У нас роженица. Головка в малом тазу, воды отошли, родовой деятельности нет. Дорогу развезло - сами видите, надо оказать помощь на дому.
   - Что ж, надо, значит, надо. Куда ехать? - и, выслушав фельдшера, Радий засобирался.
   Волнение схватило накрепко - роды патологические, опыта никакого, в наличии акушерский набор полувековой давности. Вот тебе и экзамен на звание врача.
   - Все сложила? - спросил он Аннушку, молодую акушерку, чей стаж работы едва превышал его собственный. - Учебник не забыла?
   - Нет-нет, все на месте, Радий Григорьевич, - Аннушка, больше похожая на маленькую девочку, перепроверила сумку со спокойной улыбкой. Да и верно, что волноваться, если рядом врач. Он все знает и может.
   - Ехать далеко придется, - предупредил Радий, стараясь, чтобы голос не выдал неуверенности.
   Снаружи на старой телеге ждал возница.
   "Не завязнуть бы по пути..." - тревожно подумал Радий, вдыхая влажный, подернутый серой дымкой воздух.
   - Мне кажется, я никогда не привыкну к вашей погоде. Август на дворе, а такая холодина! - обратился он к правящему телегой мужику.
   - Так привыкайте или же...- тот усмехнулся в бороду и стегнул лошадь. - У нас никто долго не держится, до вас три врача сменилось. Вы тоже не продержитесь. Вы молодой, из города приехали, а тут местечко такое... неприглядное.
   "Да что они все думают, что я развлекаться приехал, а не работать?".
   - Ну, это еще поглядим...- сквозь зубы пробурчал молодой доктор и посмотрел на Аннушку. Сестра обхватившую медицинскую сумку, точно спасательный круг.
   - Волнуешься?
   - А то, как же! Вдруг до ночи не успеем?
   - Успеем, куда мы денемся! - заверил ее доктор, хотя сам опасался того же, что и Аннушка.
   Погода портилась с каждой минутой: заморосил дождь, ветер крепчал, пробирая до мурашек, дорога и вовсе превратилась в грязное месиво, а по берегу Косьвы тайга без края и конца. Раскинулась на сотни километров, необхоженная.
   Вот и молния за речкой сверкнула.
   Косьва, бурная, но мертвая, ленточкой терялась за лесом. Когда Радий прибыл в эти края и увидал ее с холма, то подумал - будет рыбалка! И купаться летом можно. Запах промышленной клоаки остудил восторг - коксохимзавод и тепловая электростанция сбрасывали отходы прямо в воду.
   Через реку предстояла переправа на утлой лодчонке, качавшейся от любого всплеска, и робкая Аннушка, вцепившись в борта, глядела на Радия в упор глазами круглыми как плошки, и на лице ее было написано:
   "Куда вы меня везете? Куда везете?"
   На другом берегу поджидали два всадника на тяжеловозах породы орден. Продолжать дорогу предстояло верхом.
   - Вот так лошадки, они ж в полслона! - невольно воскликнул доктор.
   Ордены, действительно, выглядели довольно внушительно.
   - Ой-ой-ой, - вздохнула Аннушка, с опаской оглядывая лошадей.
   Радий уселся позади всадника, и, только они собрались трогаться, как истошный крик девушки зазвенел в воздухе.
   - Снимите меня! Я боюсь! - Акушерка задергалась в седле, норовя спрыгнуть на землю. Растерявшийся возница держал ее за плечи, опасаясь, что девушка вывалится из седла.
   - Аня! - строго окликнул ее доктор.
   - Я пешком пойду!
   - Анна! успокойся!
   Но та как оглохла. Зажмурилась и молотила кулаками всадника, лягала ордена пятками.
   - Я лучше пешком!!!
   - Успокойся, говорю! задерживаешь! Ты в грязи утонешь! - всегда сдержанный Радий начал терять терпение. У него роженица, может, умирает, а эта девчонка истерить надумала.
   Но Аннушка оказалась столь же упряма, сколь и труслива. Она соскользнула прямо в грязь и, увязая по щиколотки, пошлепала за ними. Радий то и дело оборачивался, боясь, что та отстанет.
   Подъехали к деревне уже в сумерках. Под копыта ордена юлой бросилась лохматая рыжая собачонка и залилась хриплым лаем.
   "Ну, прямо как в басне про слона и моську" - подумал Радий.
   Жилых дворов здесь осталось мало, многие просто забросили, и они поросли бурьяном, крыши осиротивших изб провалились, стены выгнили. Сколько их таких, маленьких деревушек, похожих на затерянные среди бескрайней тайги островки, кусочков жизни.
   - Доктора привезли! - закричал кто-то.
   Радия, которого после седла ноги плохо слушались, завели в избу. На столе керосинка, внутри толпа любопытных, а роженица, казалось, заснула.
   - Что здесь делают посторонние? Все лишние вон, пусть останется только мать. - Тоном, не допускающим возражений, приказал врач. - Готовьте горячую воду и чистое белье. А ее, - Радий кивнул на перемазанную Аннушку, больше похожую на огородное пугало, чем на акушерку, - в баню!
   Роженица не спала. Только Радий подошел, она открыла покрасневшие глаза - а в них такое, что заставило прогнать все сомнения и укрепиться. Мольба, с которой глядела измученная женщина, вновь пробудила веру Радия в себя, как во врача.
   Осмотр показал, что состояние роженицы удовлетворительное, пульс хорошего наполнения, ритмичный, головка ребенка опустилась в малый таз и никакой родовой деятельности. Сил тужиться у женщины уже не осталось. Но сердцебиение ребенка прослушивалось, и это обнадеживало.
   Аннушка вернулась быстро. Радий сел поперек кровати, а она, малюсенькая, в волочащемся по полу чужом платье, прижала к груди учебник и зачитала "О методе наложения акушерских щипцов".
   - "Левая рука вводится в правую половину малого таза, охватывая головку...правой рукой берется ложка акушерских щипцов и вводится в правую половину по левой руке, пока щипцы не охватят головку...".
   Доктор делал точь-в-точь, как читала Аннушка. На лбу выступил пот, от неудобной позы ломило спину, но сознание оставалось холодным. Радий работал осторожно и выверено.
   Раз. Два. Три...
   - Я нашел ее, - дрогнувшим от напряжения голосом сообщил он акушерке, когда рука нащупала крохотную головку.
   - "Вторая ложка в левую руку правая рука вводится в левую половину малого таза и по ней водится левая ложка ...".
   В голове молодого врача билась единственная мысль - только бы сомкнулись ложки! Иначе начинай сначала. Осторожно Радий стал соединять рукоятки.
   "Лишь бы сомкнулись, лишь бы сомкнулись, лишь бы..." - и тут раздался щелчок замка.
   Он легонько потянул - не поддается. Потянул сильней - вроде шевелится. Стиснув зубы, приложил сил, но так, чтобы не переборщить - пошла! Очень медленно Радий извлек ребенка, и крик новорожденного огласил избу.
   - Девочка, - он держал крохотное существо, которому помог появиться на свет, и руки всего на миг дрогнули.
   Радий перевязал пуповину и, давая младенца Аннушке, скользнул взглядом по ее лицу, да так и замер. Этот разговор глазами оттиснулся в памяти на всю жизнь.
   - Мать, а девочку назовите Аннушкой, - попросил он родильницу.
  
  
   Дождь прекратился, оставив после себя дурманный запах измокшей травы. Резкий, горький. Тучи под напором ветра лениво ворочались и уплывали за горизонт, ночное небо казалось на удивление низким. Тишь, покой и зеленая вечность на сотни километров. А у врача на руках живо ощущение горячей плоти и хрупкости жизни.
   - Слава Богу, - шепнул Радий, выходя на порог. - Слава Богу, послед отошел быстро...
   - Справились помаленьку! Бедная женщина, она так измучилась, но девочка родилась здоровая, - довольно произнесла акушерка и задышала на озябшие руки.
   - ...матка хорошо сократилась. А я боялся.
   - Вы боялись? - совершенно искренне удивилась Аннушка. - Вы были так спокойны, Радий Григорьевич. Это я боялась до заиканья.
   - Все равно ты умница.
   Куда девались недавние слабость и отчаяние? Осталось лишь пьянящее счастье и умиротворение. Он выдержал свой первый настоящий экзамен, с которым пришло осознание того, что в этот день родилась не только маленькая девчушка, но и он сам, как врач.
   Радий был готов ко всем неудачам. А сейчас дышалось так легко, что верилось - будут победы над болезнью. Над смертью.
   - Радий Григорьевич, можно я обратно на лошади поеду? - спросила молодая акушерка, для которой поездка на ордене после пережитого больше не казалась такой уж страшной.

***

   Работалось тяжело, Радий был единственным врачом на три района. Но характер не позволял ему опускать руки. Нередко приходилось ходить на вызовы в сопровождении лесничего через тайгу. А какая там красота! Все зеленое-зеленое, на каждой кочке куст черники высотой в пояс, и весь усыпан ягодами. Но работа не ждала, и молодой врач пробирался через болота, черпая сапогами ледяную воду. Зато на обратном пути мог останавливаться и, собирая целые горсти ягод, свободно лакомиться черникой. В тайге ее никто не собирал.
   Иногда он ездил на тепловозе по местной железнодорожной ветке или на лошади в другие фельдшерские пункты. Был у него мерин Жорка, меланхоличный, старый, но верный.
   Чтобы не случалось, Радий пытался быть спокойным и рассудительным как в работе, так и в общении. Эта черта выручала его. Однажды Радий остановился близ картофельного поля, привязал Жорку и хотел отдохнуть, как к нему, сбросив мешок ворованной картошки, подошел парень с ножом. Наверно, амнистированный с лесозаготовок.
   - Видал, что я нес?
   Этот убил бы, и рука не дрогнула.
   - Хоть все поле унеси. Мне до этого дела нет, - отвечал Радий, сел на кочку и закурил. - Будешь?
   Парень удивленно и недоверчиво поглядел на папиросу, затем на врача.
   - Буду.
   Во время краткой и единственной их встречи доктор узнал лишь то, что этот человек и его семья голодают. С ним Радий расстался по-дружески. А что до картошки - пускай. Бог ему судья, а не он. Радий отлично помнил, как во время голода, будучи еще ребенком, он шел по улице и боялся повернуть голову в сторону, чтобы не грохнуться в обморок. И тут неподалеку остановился грузовик, рабочие начали таскать какие-то мешки. Острый взгляд голодного мальчишки зацепился за одну-единственную картошину, выкатившуюся из мешка. Она лежала на дороге, крупная и аппетитная. Казалось, ее никто не замечал. Радий подкрался, схватил картошку и припустил, гонимый страхом преследования. Откуда только силы взялись? Дома мать сварила добычу Радия и разделила на всех.
  
   На сельском участке требовалось начинать с азов, настолько все оказалось запущено. Чтобы все уметь и знать, он делал сам все процедуры, и скоро освоил различные виды инъекций и внутривенные вливания на уровне квалифицированной медсестры. В беспомощное положение Радия ставило то, что он был единственным врачом на все разделы медицины. Сомневаясь в диагнозе или лечении, он бежал домой - а жил он здесь же, в одном здании с амбулаторией - и в спешке листал книги. Устав от такой беготни, врач перенес их к себе в кабинет, наплевав на то, что все будут считать его дураком.
   "Ничего, зато буду уверен в правильности диагноза".
   Однако все обернулось наоборот, и по селу пошел разговор, мол, наш доктор ученый, по книгам принимает!
   "Порядок. Не только за умного принимают, но и авторитет зарабатываю!".
   Вскоре все поняли, что Радий приехал сюда работать, а не искать причины для бегства с участка, и начали относиться с большим уважением. Врачебные успехи омрачались неудачами: то ребенок от дифтерии умер, то мужчина от перитонита. Каждая потеря грузом ложилась на сердце.
  
   В декабре пятидесятого года, в день выборов в Верховный Совет СССР, в слепящую метель, поступил больной с перфоративной язвой желудка. Налицо были признаки перитонита. В амбулатории должную хирургическую помощь оказать было невозможно, путь лежал только в райцентр. Их лошади слабы, по такой метели не дойдут, и машинам ходу нет - дороги замело.
   "Что делать? - мучался Радий, - умрет ведь...".
   Вспомнив, что в колхозах содержатся "фондовые" лошади, предназначенные для армии, доктор отправился прямиком к председателю колхоза с просьбой дать хорошую лошадь. Но был сражен ответом и тем, с каким безразличием он был дан! Видите ли, все хорошие лошади развозят бумажки с фамилией единственного кандидата, дабы не лишить большой радости голосования тех, кто немощен и не может добраться сам до избирательного участка. Кляня всех и вся, Радий помчался к представителю райкома. На горячую просьбу выделить лошадь тот дал твёрдый ответ:
   - У нас важная политическая кампания, и мы не можем срывать ее.
   Радий глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
   - Вы понимаете, что умрет коммунист, неоднократно награжденный на фронте, отец пятерых детей?
   - Это вы поймите, что у нас кампания. Мы не имеем права, - и уткнулся в документы, намекая, что врачу неплохо бы убраться.
   Радий склонился над столом. Ох, как явно он ощутил толстую стену между ними.
   - А у меня человек умирает! - рявкнул Радий.
   - Не имею права, - председатель нехотя оторвался от бумаг и, понизив голос, закончил, - да поймите вы, наконец, у меня тоже есть дети.
   Радий удалился ни с чем.
   Делать нечего, запрягли старого верного Жорку, положили на сани матрас, на него стонущего больного, исхудавшего и поэтому легкого. Укрыли всем, чем можно: одеялом, матрасом, сеном. Радий захватил буханку хлеба для Жорки, ампулу морфия и шприц для больного. Путь в метели предстоял около полусотни километров.
   Четверть пути мерин шел потихоньку, не останавливаясь. Затем все тише, с более частыми и длительными перерывами. Радий мысленно просил Жорку идти быстрей. Больному становилось все хуже, а метель крепчала.
   "Не дай Бог никому такой работы. Если бы у нас была своя операционная..." - с сожалением думал молодой доктор.
   В темноте добрались до селения Фоминка, где тоже был избирательный участок. Выборы единственного кандидата блока беспартийных и коммунистов уже закончились, но внутри горел свет. Врач зашел, готовый, что откажут и здесь. Не единожды он сталкивался с равнодушием в глазах власть имущих.
   За столом, покрытым красной скатертью, восседала избирательная комиссия и представитель райкома партии. На столе - бутылки с водкой. Радий, не смущаясь неприязненных взглядов, торопливо изложил ситуацию и попросил помощи.
   - У нас нет лошадей, - мотнул головой раскрасневшийся представитель райкома.
   - Но есть же фондовые лошади.
   - Сейчас никого не найдешь.
   Попросив у Господа терпения, врач принялся убеждать и просить. Но в ответ отказ.
   - Я сейчас принесу больного сюда, положу на ваш красный стол, пусть перед вами умирает! - обозлившись, выкрикнул он.
   Подействовало. Представитель райкома партии мигом побледнел, созвонился с райкомом, все доложил. Обещали прислать вездеход, бывший в районе на дежурстве.
   Машина приехала на удивление быстро. Перегрузил Радий больного, оставил Жорку, и добрался до районной больницы. Он почувствовал облегчение, когда пришел хирург, и больного положили на операционный стол. Но покинуть его живым коммунисту и отцу семейства так и не удалось. Слишком долго пациент пребывал без экстренной помощи. Его организм не выдержал схватку с перитонитом.
   Еще одна ночь без сна, наедине со своей совестью. И вроде Радий понимал, что сделал все возможное, старался, радел за этого человека. Но утешения такие мысли не давали.
   "Хватит хоронить больных, - со злостью подумал Радий, и твердо решил, - Надо организовывать хирургическую помощь у себя".
   И он убедил районное медицинское начальство в необходимости создания операционной в сельской участковой больнице.
  
  

Выговор.

  
   Однажды ночью с лесоучастка поступила молодая девушка. Она лежала, запрокинув голову и полуоткрыв рот, и дрожала. Отечное лицо горело розовым пятном на фоне белой простыни, неподвижные глаза казались налитыми кровью из-за выступившей сети капилляров.
   Радий немедленно приступил к осмотру, давшему неутешительные результаты: грудь, живот и конечности усеивали точечные кровоизлияния и розовые расплывчатые пятна с неровными очертаниями. Врач легонько сдавил кожную складку над ключицей больной и отпустил - тут же появился кровоподтек. Радий знал, о чем говорят симптомы. Пройденное в институте на кафедре инфекционных болезней прочно отложилось в памяти и всплыло сейчас. Это, несомненно, сыпной тиф, а тяжесть состояния девушки говорило, что она находится в coma vigile.
   С тяжелым сердцем Радий перерыл архив и нашел несколько похожих случаев с бредовым диагнозом "Грипп". Но как можно спутать сыпной тиф с гриппом?
   Чтобы избежать вспышки, Радий незамедлительно позвонил в санэпидстанцию.
   - Это сыпной тиф, без сомнений.
   - Ты что, одурел?! - рявкнула телефонная трубка. - В Советском Союзе сыпной тиф ликвидирован!
   - Как хотите считайте, но я отправляю письменное экстренное извещение, - уверенный в своей правоте, заявил врач.
  
   На лесоучасток, куда приняли человек двести сезонных рабочих и собирались принять еще столько же. А обстановка ужаснейшая, вшивость почти стопроцентная, нет ни бани, ни вошебойки. Нужно было прекращать прием сезонных рабочих, и с этой просьбой Радий обратился к директору леспромхоза по телефону, предчувствуя, что объяснять придется долго и нудно.
   - Не кладите трубку! Вы можете выслушать? Есть угроза вспышки сыпного тифа, надо немедленно прекратить прием сезонных рабочих.
   - Да иди ты... - и поток отборнейшего русского мата.
   Радий процедил:
   - Я туда не пойду. Но если на лесоучастке будет вспышка сыпного тифа - сядем вместе.
   Угроза принесла результаты. Только врач искренне недоумевал, откуда у многих, получивших хоть какую-то власть, столько черствости? Почему так трудно добиться понимания? Но, к счастью, гораздо чаще ему попадались неравнодушные люди с добрым сердцем.
   Прием сезонников был прекращен, их разместили в бараках и всего за сутки выстроили вошебойку и баню. Радий ходил по бараку вдоль коек, больше смахивающих на нары, и проводил осмотр. К счастью, ничего подозрительного выявлено не было. Он остановился возле нар, где лежала молоденькая неопрятная девица, покачивая ножкой, задранной на ножку.
   - А вы что лежите? Больны?
   - Больна, - а взор нагловатый.
   - Что у вас?
   - Триппер. Хошь, подарю? - и засмеялась.
   - Отправляйся-ка ты лучше в больницу.
   За три дня рабочих неоднократно пропустили через вошебойку, отмывали щелочным мылом, мужчин брили наголо. На четвертый день прибыли люди из санэпидстанции, все проверили, записали, похвалили и уехали.
   А заболевшую сыпным тифом девушку спасти не удалось. Поставленный Радием диагноз подтвердили гистологическим исследованием мозга.
   К счастью, других эпизодов больше не случалось.
  

***

  
   За работой время летело незаметно. Начали делать операционную, и, вроде, все шло гладко, только начальство было недовольно.
   Радий держал в руках телеграмму, вновь и вновь перечитывая ее, словно содержание от этого могло измениться.
   "Марееву Р.Г. к 10.00 явиться в особый отдел при райисполкоме".
   - Я так и знал, - сообщил он матери, протягивая бумагу.
   Клавдия Семеновна молча прочла и опустилась на табурет.
   - Попал я, - Радий уставился в одну точку, чувствуя, что молодые руки дрябнут.
   "Теперь мне конец".
   Мать ободряюще коснулась его плеча.
   - Не сдавайся раньше времени, Бог его знает, зачем вызывают?
   "Мама! Неужели я не видел звериного лица НКВД?"
   Мать пыталась успокоить его, поддержать. Но что же, кроме одного, может означать данное послание? Власти заинтересуются, откуда в Советском Союзе, где сыпной тиф ликвидирован, ни с того ни с сего зарегистрирован случай? Яснее ясного, что заведующий участком, сын "врага народа", получил бактерии от иностранных агентов. Обвинение слеплено, и - до свиданья!
   - Меня посадят, - разбито молвил он, закуривая папиросу. - И за что? За то, что выполнял свою работу?
   К утру Радий собрал вещмешок со всем необходимым. Ему, пряча глаза, помогала мать. Восемь лет проведшей в лагерях, ей было известно, что нужно взять с собой. Те годы не прошли для Клавдии Семеновны бесследно, легли не только сединой в волосах и морщинами на лице. Интеллигентная и нежная, она вернулась огрубевшей, замкнутой, и почти не рассказывала о проведенных в лагере годах. Впрочем, Радий и не допытывался. По окончании учебы он забрал мать с собой на Урал.
   Доктор оделся потеплей, обул подшитые валенки, попрощался с матерью и ушел. Попрощался, прогоняя мысли о том, что может больше ее не увидеть. Возможно, так было и с отцом в тридцать седьмом. Однажды утром он сказал домочадцам, что уезжает в командировку, а позже выяснилось, что его арестовали. Светлое детство оборвалось стуком в дверь. В квартире утроили обыск, и малолетний Радий со старшим братом Генкой с болью и страхом наблюдали, как люди в форме выбрасывали с полок книги, трясли их за корочки и, если находили какие-то документы, складывали в стопку. Ненужные книги грубо отбрасывали в угол, а ценные уносили. Это больше напоминало грабеж. Перерыли все, унесли самое дорогое для памяти, увели даже любимицу Альму, серебряного пойнтера, и ее трехмесячного щенка. А семье приказали убраться из Калинина в течение сорока восьми часов.
   Мать была раздавлена горем, абсолютно беспомощна, и на плечи двоих мальчишек легла вся ответственность. Радий с Геннадием отнесли оставшиеся книги в магазин, выручили немного денег, заработали на продаже коллекции марок. Этого хватило, чтобы уехать в Кимры к тете.
   Врач хмурил брови, невольно вспоминая, как вся его прежняя жизнь летела под откос. Мальчишкой он не знал, что это еще не самое худшее, что может случиться.
   Поселились они у родной сестры матери, тети Тони. Радий не знал женщины с более удивительной душой. Хирург, страдающая туберкулезом легких, она одна содержала сынишку и родителей пенсионеров. А теперь приняла их троих. Но на новом месте прожила семья недолго.
   Снова стук оборвал кое-как налаженную жизнь. Тем утром в квартиру явились трое и сказали, что забирают их на свидание с отцом. Радость и облегчение сменились тревогой, когда, сидя на заднем сиденье, Радий с матерью и братом выслушивали скабрезные шутки нетрезвых сынов партии. Больше всего на свете ему хотелось оказаться как можно дальше от всей этой грязи. И если бы можно было повернуть время назад, он бы... А что он? Что мальчишка мог сделать?
   К вечеру добрались до Калинина, въехали за железные ворота и вошли в серое приземистое здание. В большом зале на помосте сидел офицер в форме НКВД, мать подошла к нему, и они заговорили. На скамейке у стены Радий изо всех сил напрягал слух, но так ничего не понял. Когда подошла мать, мальчишка замер. Ее лицо заливали слезы, дрожащими руками она притянула сыновей к себе и крепко обняла. Рыдая, целовала мальчиков холодными губами. А потом настала разлука длиною в одиннадцать лет.
   Радий узнал, что отца больше нет. Тогда было лето, а его расстреляли еще осенью, в сентябре. Мать заставляли подписать бумаги, подтверждающие якобы его вину. Она этого не сделала и поплатилась: провела в сталинских лагерях восемь лет, мечтая об одном - умереть.
   Не правда, что с годами боль проходит. Она замирает, сморщивается, забивается в угол, но не покидает. Выжидает, заставляет мстить, ищет брешь и в момент, когда ты наиболее беззащитен, изливается потоком старых воспоминаний, обрастающих новыми деталями.
   А после Радий узнал, что такое беспросветная тоска. Братьев посадили в "черного ворона", в одну из двух клеток, разделенных узким проходом, и повезли в детский приемник-распределитель, этакий ГУЛАГ для малолетних. Запомнился он Радию моральным террором и оплеухами, которыми беспризорники угощали "политических". А по утрам на линейке надо было кричать: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!".
   Весной братьев отправили в детский дом в Воронежской области, в город Коротояк, где Радий окреп и духом, и телом. У него была врожденная диафрагмальная грыжа, он рос болезненным и хлипким ребенком. Помнится, как один из лучших кремлевских врачей предрекал ему жизнь лет до семнадцати. Не желая оправдать его прогноз, а также, устав от постоянных тумаков старших мальчишек, Радий занялся спортом. Каждый день он делал гимнастику, упражнялся с гантелями, не давая себе послабления. Научившись давать отпор самым заядлым драчунам, он смог по-настоящему гордиться собой.
   С тех пор спорт навсегда стал его союзником в борьбе с болезнями. Несколько лет спустя Радий заболел туберкулезом и был настолько слаб, что грохнулся в обморок после укола хлористого кальция. И здесь физкультура выручила его. Было удивительно, но только езда на лыжах по заснеженному лесу вернула его к жизни и помогла справиться с недугом.
   За два года в детском доме Радий только один раз показал слабость - когда забирали брата. Геннадию исполнилось шестнадцать, и его стали устраивать на работу. Целых три дня Радий его не видел, измаялся от дурных мыслей и страха никогда больше не увидеть брата. Но случилось чудо: Генка вернулся. Нигде его, сына "врага народа", не взяли.
   В сороковом году их забрала тетя Тоня. Она по-прежнему содержала родителей и сына, а тяжелая болезнь ее продолжалась. Чтобы заработать на жизнь, Радий с Генкой нанимались колоть дрова и чистить сортиры.
   В войну его, еще школьника, не взяли на фронт, и он работал на заводе в тылу, а по вечерам ходил на вызовы с тетей Тоней, ставшей для него идеалом врача и человека. Никогда он не встречал настолько самоотверженной и доброй женщины.
   Их город располагался в ста километрах от Москвы, поэтому уже в августе сорок первого был введен комендантский час, и в целях противовоздушной обороны гасили свет. На вызовы они в кромешной тьме. И каждый раз, проходя мимо патруля из сил гражданской обороны, на вопрос "Стой, кто идет?" тетя Тоня смертельно усталым и глухим голосом отвечала: "Это я". Больше ничего не требовалось. Ее знал каждый.
   Порой Радий думал, как смог вынести тяготы и испытания, не сломаться, выжить, в конце концов? Он едва не погиб от голода в тридцать третьем, позже туберкулез чуть не свел его в могилу. В военные годы, сплавляя по реке бревна, Радий проколол босую ногу и заработал сепсис. Но каждый раз в трудные моменты помогали неравнодушные люди. Казалось, тогда их было гораздо больше, чем сейчас.
   С самого детства Радий мечтал поступить в институт химического профиля, но родные отговаривали. Тетя-хирург и мама-медсестра были за медицину. Понимая, что профессия химика может нанести вред его легким, он выбрал врачебную стезю. Без труда справившись с экзаменами, Радий поступил в Ивановский Государственный мединститут.
  
   "Что-то в воспоминания ударился. Не к добру" - усмехнулся Радий и перешагнул порог райздравотдела. От него шарахались, как от чумного. Собравшись с мыслями, доктор постучал в черную, обитую железом дверь.
   - Войдите.
   В кабинете за столом сидел цыганистого вида мужчина. Вскинул глаза, осмотрел его с ног до головы.
   - Я Мареев.
   - Садитесь, - бросил чекист и уткнулся в бумаги.
   "Ну...вот и все. Сел".
   Радий опустился на стул как раз напротив чекиста, вещмешок поставил в ногах. Мужчина долго читал свои документы, постукивал по столу тонкими пальцами, перекладывал бумаги с места на место, открывал и закрывал ящики, что-то искал. Лицо у него было худое и угловатое, обтянутое смуглой кожей, кучерявые волосы и усы, а глаза черные и сощуренные, когда он смотрел не на Радия, а сквозь него. Будто не замечал.
   "Что, в молчанку играем?" - со злостью подумал Радий, сжимая кулаки.
   Время шло. Спустя минут сорок чекист швырнул доктору папку.
   - Ознакомьтесь.
   Радий вчитывался в каждое слово, боясь пропустить хоть слово. Прочел несколько раз.
   - Ознакомился.
   - Распишитесь.
   Негнущимися пальцами он накарябал фамилию и вернул папку.
   - Можете идти.
   Радий как на чужих ногах дошел до двери и вдруг обернулся. Как черт дернул!
   - И это все?
   Чекист ухмыльнулся, задержал взгляд на уже готовом вещмешке. Понял смысл вопроса.
   - Все.
   "За допущенную вспышку сыпного тифа заведующему Перемским врачебным участком Добрянского района Молотовской области Марееву Радию Григорьевичу объявить строгий выговор с предупреждением, с занесением в личное дело через особый отдел".
   С неимоверным облегчением Радий вылетел из райздравотдела, готовый прыгать и орать. Мешок, ранее болтавшийся обузой, стал легким и абсолютно ненужным.
   - Выговор... Выговор! - молодой врач не сдержался и, видевшие счастливую улыбку, не могли взять в толк, как можно радоваться выговору?
  
   В день своего рождения старый врач все вспоминал и вспоминал. Неужели это имело место быть? Жизнь как миг - и ему уже восемьдесят семь. Позади люди, события, жизнь и смерть, и много-много воспоминаний. Он выбрал единственно верный путь - медицину, и шагал по нему почти полвека. А что до благодарностей, то их было много: разных уровней и от разных людей. Но ни одной он не радовался так, как тому памятному выговору.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   11
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"