Аннотация: Сопротивление обескуражило Айки. Добыче положено брыкаться и пытаться сбежать, но не драться же?
... Мать вернулась поздно и без еды. Айки, самый толстый лисёнок помёта, разочарованно потыкался носом в тёплый материнский бок, но мать недовольно заворчала, отошла в сторону. Она улеглась в нише норы, зализывая рваную рану, тянущуюся от лопатки к боку. Лисята бестолково толклись рядом, ожидая подачки, но у матери ничего не было, поэтому кое-кто из них начал раздражённо тявкать на неё.
Айки не стал изливать своё недовольство таким щенячьим способом, он выбрался из норы и прищурил желтые глаза на солнечный свет. Подождав, пока глаза привыкнут, лисёнок медленно пошёл вперёд. Мать не одобряла экскурсий из норы, но Айки уже давно обследовал окрестности без её ведома. Поэтому сейчас он точно знал, что вон за тем трухлявым пнём будет маленький прозрачный ручей, в котором необыкновенно вкусная и холодная вода. И, если уж не удалось поесть, то можно вволю напиться.
Где-то высоко над головой лисёнка суматошно застрекотала сорока, предупреждая лес об опасности, которую представлял собой неуклюжий толстолапый Айки. Но вода не могла убежать от него, поэтому лисёнок не ускорил шага и не придал сорочьей панике никакого значения. Его увлекла интересная игра - мягкая от близости ручья трава содержала столько привлекательных запахов, что у Айки голова пошла кругом. Как опытный охотник лис, он взял аппетитный след и пробежал по нему некоторое расстояние, пока не сообразил, что внезапно оборвавшийся след принадлежит недосягаемому для него тетереву, который, уж конечно, давно улетел. Не станет же он ждать, пока неповоротливый лисёнок ухватит его за хвост.
В одном месте путаница пахучих следов пересеклась с родным запахом матери, Айки разглядел на траве капли материнской крови. Далее попался след совсем непонятный, прерывистый, словно животное широко шагало. Ну, или прыгало. След этот пах не очень вкусно, но у Айки подвело живот, и выбирать не приходилось. Лисёнок внимательно обследовал траву и уверенно пошёл по прерывистому следу. Судя по интенсивности запаха, он был совсем свежий, и животное не могло уйти далеко.
Оно в самом деле никуда не ушло, и через несколько осторожных шагов Айки обнаружил в траве маленькую зелёную лягушку, от которой исходил тот самый, не очень вкусный запах. Ловить лягушку не слишком интересно, эти твари совсем не умеют бегать. Добыча попыталась спастись беспорядочными длинными прыжками, но даже такой неуклюжий лисёнок, как Айки, способен поймать лягушку. В другое время он поиграл бы с нею, но сейчас очень хотелось есть.
Съеденная лягушка не утихомирила сосущее ощущение в животе, есть захотелось ещё больше. Айки попил из ручья, понаблюдал внимательно за старым пнём, в котором, как он знал, водились мыши, и, принюхиваясь к траве, пошёл дальше.
Удивительный мир окружал лисёнка, удивительно чистый и ясный. Солнечная зелень пересечённой им полянки, тёплый, домашний какой-то сумрак леса, и - трава, хранящая следы многочисленных животных, многих из которых Айки, родившийся в этом году, ещё не видел. Он знал, как пахнут зайцы, которых слегка придушенными приносила мать для того, чтобы дети учились охотиться. Ему был ведом мелкий, незначительный мышиный запах, исходящий от трухлявого пня, возле которого лисёнку иногда удавалось подкараулить зазевавшуюся мышь. Здесь же, в большом лесу, начинавшемся сразу за поляной близ норы, следы были другими, и запахи особенными.
Силой и опасностью пах отчётливо видимый на мягкой от влаги земле раздвоенный след. Такой могло оставить только очень большое животное, которое, конечно, не могло быть добычей для лисёнка. Остро, страхом и торопливостью пахла заячья дорожка. Но зверёк пробежал здесь слишком давно для того, чтобы его преследовать. Мелкая цепочка похожих на мышиные следов бурундука вела к поваленному бурей дереву со сгнившей сердцевиной. Испещрённый дуплами ствол говорил о том, что здесь могла скрываться целая армия бурундуков, но для того, чтобы поймать хоть одного из них, потребуется недюжинное терпение. Голод лишил лисёнка терпения, и стеречь бурундука у дуплистого дерева ему не хотелось. Безрезультатно потыкавшись носом в дупла, Айки потрусил прочь.
По пути он поймал и съел большого и очень жёсткого жука, после которого во рту ещё долго сохранялся противный привкус. Жуки неповоротливы, и, если не успевают улететь, то ловить их очень просто. Но они - на самый крайний случай, уж больно противны.
Исследуя и анализируя запахи, лисёнок едва не проскочил мимо подозрительного шелеста в шиповниковых зарослях. Встрепенулось там что-то крупное, соблазнительно пахнущее добычей. Айки прислушался, попытался ещё раз оценить волнующий запах. Это была птица, крупная птица. Но что могла делать большая птица в шиповниковых кустах? Только прятаться. А прячется тот, кто не может улететь.
Лисёнок припал на живот и пополз в шиповник. Мелкие шипы впивались в шкуру, под лапы то и дело попадались колючие сухие ветки. Но разве такие мелочи могли остановить охотника?
Айки полз долго, с большими перерывами, припадая к земле, прислушиваясь - не улетела ли добыча. А она и не собиралась улетать, потому что было нечем. Большой и толстый птенец тетерева с желтизной у клюва ещё не обзавёлся маховыми перьями на крыльях. Потому, вывалившись из гнезда, и забился в колючие заросли.
Какое-то время детёныши внимательно изучали друг друга. Желтые глаза Айки оценивали потенциальную опасность вкусно пахнущей добычи, тёмные, с золотистым ободком, глаза птенца - проворство врага и шансы на спасение бегством. Потом лисёнок прыгнул. То есть, это он сам так решил, что прыгнул, на самом деле короткие толстые лапы неспособны были послать увесистое тело в достаточно мощный охотничий бросок, и лисёнок просто подкатился к добыче, которая яростно ткнула охотника клювом в голову.
Сопротивление обескуражило Айки. Добыче положено брыкаться и пытаться сбежать, но не драться же?
Вековой инстинкт хищника оказался сильней детских опасений, и лисёнок, сломя голову бросился на добычу. Они барахтались среди колючих ветвей, кусаясь, клюясь, налетая на шипы кустарника. Жёсткие крылья птенца били Айки по глазам, по чувствительному носу, но это больше не пугало лисёнка, а, скорей, приводило в ярость. Азарт охоты захватил всё существо лисёнка, и он более не думал о собственной безопасности.
Наконец полные птичьего пуха челюсти лисёнка изо всех сил сжались на птичьей шее. Добыча дёрнулась, слабея, бессмысленно загребла лапами и стала затихать. Айки ещё долго не решался разжать челюсти, не веря своей охотничьей удаче. И, только убедившись в том, что добыча более не подает признаков жизни, выпустил из пасти птичью шею.
Мать носила добычу домой, им, лисятам. Должен ли Айки сделать то же? Он попытался тащить птенца волоком, но тот оказался слишком тяжёлым. Моментально затекала от напряжения шея, сводило челюсти. Кроме того, под подушечки лап всё время попадали колючки, не замеченные лисёнком ранее, в охотничьем азарте. Тогда Айки улёгся прямо в колючих кустах и плотно поел. Тетерев - не жук, и даже не лягушка. Сытый, набитый вкусным мясом живот лисёнка вызвал сонливость, и, не решаясь бросить остатки добычи, Айки задремал тут же, в шиповниковых зарослях. Но и во сне лапы лисёнка подёргивались, он всё ещё боролся со своей первой добычей...