- А нас пустят? - спросила Машка, когда мы подошли к высокому, с наглухо закрытыми воротами, терему.
- Скажешь, что ты - племянница. Приехала проведать тетушку.
- Так мне и поверят.
- А ты прикинься бедной родственницей, - посоветовал я. - Ну типа, Крошечка-Хаврошечка...
- Может сработать, - кивнул Лумумба.
- Ладно... - Машка критически оглядела свою курточку. - Базиль, у вас не найдется старенького платочка? А лучше - двух.
- Как не найтись... - учитель запустил пальцы в жилетный карман. - Годится?
Одним платочком - ветхим, с размухренными концами, - она повязала голову, спрятав волосы и плотно обмотав шею. Из второго соорудила узелок, напихав в него какой-то ерунды из рюкзачка. Затем, прижав узелок к груди худыми бледными лапками, посмотрела на нас несчастными, полными слез глазами и пролепетала:
- Пропустите, дяденьки, с тетушкой проститься. Одна она у меня, сиротинушки... - и шмыгнула носом.
- Гениально! - похвалил учитель. - Сейчас, сейчас... - скинул свой любимый плащ, вывернул его наизнанку, швами наружу, и снова надел.
Изнутри кожа василиска была покрыта налезающими одна на другую заплатами, жженными проплешинами и бесчисленными карманами. Из некоторых торчали непонятные предметы. В других, плотно застегнутых на пуговицы, что-то шебуршало и пыталось выбраться. Из одного даже показался глаз на стебельке, но Лумумба прихлопнул его ладонью, и глаз спрятался.
Затем, зачерпнув под забором горсть белесой пыли, наставник стал втирать её в щеки, в бакенбарды, в руки... Машка уже тащила откуда-то сучковатую палку. Взяв её, бвана совершенно преобразился. Плечи сгорбились, колени ослабли, ноги скрючились колесом, в руках появилась неуверенная дрожь, а глаза закатились, явив миру одни белки.
- Подайте на пропитание слепому страннику Василию... - загундосил Лумумба, выбивая палкой частую дробь по мостовой.
Я невольно улыбнулся.
- И я! И я горазд!
Минутку подумав, я расслабился. Убрал из глаз малейший проблеск мыслей. Приподняв брови, сделал взгляд наивным и чистым, как весенняя лужица. Потом выправил из штанов рубаху, скосолапил ступни, а указательный палец засунул в рот, пустив из уголка слюну.
Рядом с нами остановилась толстая, в белом переднике, тетка. Подмышкой у нее была зажата корзина, в которой негромко гоготал откормленный гусь.
- Откуда идете, калики перехожие?
- С Урала, - тоненьким детским голоском пропищала Машка. - Слышали, в Мангазее молочные реки текут, между кисельных берегов. Вот, пришли своими глазами убедиться. А тятенька наощупь осознает, - она, склонив голову в платочке, трогательно прижалась к Лумумбе. - Тятенька от злого колдуна пострадал. Зрения лишился и кожа вся, как есть, почернела... А братца моего ребеночком с печки уронили. С тех пор ум у него напрочь отшибло, на одних базовых рефлексах существует.
Икнув, я подпустил слюны и возвестил басом, смачно обсасывая палец:
- Жрать. Срать, спать, драть...
- Тихо, тихо, Иванушка, - Маша погладила меня по плечу. - Вот пойдем сейчас на площадь, я куплеты буду петь, а тятенька Илиаду на память почитает. Денежку заработаем - купим тебе пирожок. А пока, братик, камешек поглодай. Авось, голод и утихнет...
Тетка всхлипнула и утерев слезу могучим кулаком, полезла в недра обширных юбок. Затем протянула Машке монетку.
- Спасибо, добрая женщина. - поклонился в пояс бвана, забыв, что недавно ослеп. - Воздастся тебе доброта по заслугам...
Утирая слёзы, тётка потопала дальше. Гусь, высунув голову из-за её плеча, смотрел на нас с укоризной.
- Не перегнуть бы, - обеспокоился учитель, когда на нас стали задерживать взгляды и другие прохожие.
- Фигня. - Машка цинично подкинула подаренный теткой грошик. - На Руси убогих любят.
Вид домашней птицы пробудил во мне смутную тревогу, которая наконец-то вылилась в конкретные опасения.
- А где Гамаюн?
Только что она крутилась рядом, выпрашивая у Лумумбы петушка на палочке, а сейчас - ни слуху ни духу.
- Я её с поручением услал, - пояснил наставник, шаркающей походкой направляясь к воротам. - Острог - место защищенное. С магическим существом туда лучше не соваться...
Машка оказалась права. Растроганные её щенячьим взглядом дружинники без звука пропустили нас в крепость.
Проблемы начались чуток попозже. Когда выяснилось, что пресловутая Машкина родственница - сама Великая Княгиня, запертая до суда в отдельных палатах на самом верху башни. Заминка грозила перерасти в нудное разбирательство, и здесь Машкин длинный язык мог сыграть совершенно противоположную роль...
Переглянувшись с Лумумбой, мы уже собирались ретироваться, чтобы изобрести другой способ увидеться с княгиней, когда из той башни, где держали Ольгу, вышла группа военных. Все в черной отглаженной форме, брониках и при оружии. Заметив нас, один остановился. У меня сердце ушло в пятки: сейчас нас погонят поганой метлой, и накроется расследование медным тазиком...
Дружинник был молодой, лет тридцати, высокий, чернобровый и чернобородый, с волевой складкой рта и цепким прищуром. Постояв мгновение, он бросил своим несколько слов, а сам пошел через двор. Машка зыркнула на меня вопросительно, я чуть заметно пожал плечами. В конце концов, чего мы боимся? Ну, достанем мы с бваной, в крайнем случае, удостоверения. Работать, конечно, придется в этом случае официально: посылать запрос о разрешении действовать на территории другого государства, то, сё... И здесь как повезет: захотят нам помочь - разрешение будет уже завтра, а не захотят - бюрократическая машина затянет с выдачей настолько, что Ольгу раньше казнят...
Я покосился на Лумумбу, но тот стоял спокойно, по пыльному усталому лицу ничего не читалось.
Дружинник подошел и внимательно оглядел нашу троицу, сложив губы трубочкой. Мы с Машкой постарались выглядеть как можно более невинно. Насмотревшись вдоволь, коротко спросил дежурного:
- Кто такие?
Тот ответил. Дружинник задумчиво покачался с носка на пятку, с каким-то ироничным доброжелательством глядя на Лумумбу, коротко насвистел бодрый мотивчик, и приказал:
- Пропустить.
Затем развернулся и исчез за воротами. Мы даже вякнуть не успели.
Хорошо, что барахло оставили в неприметном тупичке, сложив под камушек: на входе в острожный терем стояла самая настоящая пропускная рама. И если б Лумумба не настоял, чтобы Маха оставила снаружи всё, до последнего ножичка - грош цена нашим личинам.
Рядом с рамой, без всякого намордника или там поводка, стояла собака. Одна, без какого-либо хозяина. Некрупная, пепельной масти, с длинной мордой и умными, совершенно не собачьими глазами. Вообще-то, собак я люблю. И никакого вреда от них, окромя пользы, не вижу. Но здесь я реально перетрухал. Потому что у псины этой был такой взгляд, что становилось совершенно ясно: если что не так, она откусит сразу и всё. Даже захотелось прикрыться руками, на всякий случай, но я сдержался.
Когда мы благополучно миновали раму, псина обнюхала меня и Машку, позволив моей напарнице почесать себя за ушами, но задержалась возле бваны. На Пыльцу обучена, понял я. Слышал о таком: ищеек с хорошим нюхом натаскивают на корицу, а потом заставляют выслеживать Запыленных... Лумумба не долго думая достал из жилетного кармашка громадную мозговую кость и протянул собаке. Та, обнюхав и аккуратно взяв подношение зубами, милостиво моргнула и отошла.
- Любовь приходит и уходит, - продекламировал шепотом бвана, - а кушать хочется всегда...
К светелке княгини вела узкая, с несколькими крутыми поворотами, лестница. На каждой площадке прохаживался дружинник с АК.
- У вас пять минут. - напомнил охранник, отпирая внушительный замок на толстой двери.
Кроме двери, вход перегораживает решетка, которую отпирать никто и не думал. А за решеткой находится обыкновенная комната. Как в дешевой гостинице, например. Светлые голые стены, чисто выметенный пол, маленькое, тоже забранное решеткой, окошко. В дальнем конце - узкая, застеленная лоскутным одеялом кровать, рядом - скромный коврик с лебедем, тумбочка с водой в графине и геранью в горшке.
У противоположной стены притулился рабочий столик с придвинутым к нему жестким стулом. На стуле, к нам спиной, сидит женщина. Видны заплетенные в толстую косу бледные волосы и темное, прямых очертаний, платье. Женщина пишет.
Лумумба, взявшись обеими руками за решетку, глядит молча на её спину. Глядит долго, может, минуту, или две. Просвисти между ними в этот момент пуля, она расплавится: взгляд бваны имеет напряжение киловольт в пятьсот, но женщина только продолжает водить пером по бумаге. В свете из окна рука её кажется прозрачной, даже стеклянной.
Дружинник, который нас привел, наконец понимает, что ничего интересного не будет, вздыхает и топает по ступенькам вниз, пробурчав, что осталось минуты три. И только тогда женщина, будто почувствовав его уход, стремительно встает и в один миг оказывается у решетки. А потом сплетает свои пальцы с пальцами Лумумбы.
- Ты... - говорит она так, будто не верит своим глазам.
- Я, - грустно и обреченно отвечает наставник.
Так они стоят еще секунд тридцать, вглядываясь в лица друг друга. Ни она, ни он, не шевелятся.
Первой всё-таки отводит взгляд Ольга. Отступив, окидывает взглядом нашу кампанию, задержавшись на мне, потом на Маше. Чуть улыбается, кивая на наши наряды.
- Остроумно.
- Рано себя выдавать, - пожимает плечами Лумумба. Он старается говорить как обычно, но голос его подводит. Он становится низким и хрипловатым, будто с похмелья. - Как ты?
- Почти закончила, - она оборачивается на стол, а потом улыбается уже по-настоящему.
- Это то твоё исследование? Всё не сдаешься?
- Оно самое. Ты даже не представляешь, чего я добилась! У тебя волосы распрямятся, когда...
- Послушай, у нас мало времени. Ты должна рассказать всё, что знаешь. Почему все думают, что это ты убила Игоря?
- Поздно... - Ольга досадливо вздыхает. - Всё здесь против меня, буквально всё. Так что не стоит и пытаться.
- Но тогда зачем ты меня позвала? - Лумумба пытается дотянуться до её руки сквозь решетку, но Ольга отступает.
- Вот это! - она тыкает пальцем в тетрадь, лежащую на столе. - Это спасение для всех магов, как ты не понимаешь? Дело всей моей жизни. Ты должен забрать тетрадь, увезти в Москву, показать Седому. Дальше вы и без меня разберетесь...
- Ты с ума сошла? - Лумумба отворачивается, но через мгновение не выдерживает и вновь подступает к решетке. - Через семь дней тебя...
- Не будем об этом говорить, Вася, - в уголках её рта прорезались жесткие складки. - Что сделано, то сделано. Мы с Игорем мечтали... - в глазах сверкнули слезинки, и она отвернулась. Затем вновь подошла к решетке и страстно зашептала: - Знаешь, почему я вышла за него? Игорь умел мечтать! И умел заразить своей верой остальных. Весь этот город... - княгиня оглядела стены крепости так, будто смотрела сквозь них, на дома и улицы. - Этот город возник только благодаря его мечте... Почти совершенный город. Еще немного, и мы бы... - она опустила глаза. - Теперь он мертв, и всё кончено. Мне всё равно, что со мной будет.
- Может, хватит уже мечтать? - жестко спросил Лумумба. - Ты до сих пор не поняла, что жизнь - это не воздушные замки.
- А ты всё такой же приземленный прагматик, - казалось, они продолжают какой-то давний, но неоконченный спор. - И веришь только в то, что можно пощупать.
- Разумеется. И считаю, что убийца, кто бы он ни был, должен быть наказан. И... - тон и взгляд его смягчился, - Очевидно же, что это не ты. Кому-то выгодна твоя смерть, ты это знаешь. Кому?
На лестнице вновь появился охранник. Он выглядел почти виновато, но, громко позвенев ключами, сказал:
- Свидание окончено.
Убрав руки от решетки, Ольга отступила вглубь комнаты.
- Я буду писать до самого конца, - сказала она. - Хвала судьбе, этого мне делать не запрещают. Ты должен обязательно дождаться казни, - она напряженно смотрела на Лумумбу. - И потом обязательно забери бумаги. Это - твоя миссия. Я тебя позвала именно за этим. Не подведи хотя бы на этот раз, - резко отвернувшись, она вновь подошла к столу и раскрыла тетрадь.
- Я тебя вытащу, - крикнул ей в спину Лумумба. - Слышишь, Оля! Не сдавайся. Даже не думай о казни. Я вытащу тебя не смотря ни на что.
Она даже не повернулась. Охранник молча указал дулом автомата на лестницу.
Оттерев лица и приняв свой обычный облик, мы шли по улице. Бвана был тих и задумчив, я тоже молчал: как-то не очень всё складывается... Одна Машка вела себя как обычно. Независимо задрав нос, вертела головой, изучая вывески, разглядывала прохожих, прыгала на одной ножке по камушкам мостовой...
- И почему вы разошлись? - спросила вдруг она, заглянув в лицо Лумумбе.
- Оля считала меня неромантичным, - коротко буркнул бвана. Но потом вздохнул, и пояснил. - Пятнадцать лет назад, сразу после Распыления, мне казалось более важным помочь людям обустроиться в новом мире. Защитить, наладить поступление продуктов. Отыскать брошенных детей, изъять из обращения запасы Пыльцы... А ей... Не только ей, но многим магам, хотелось строить будущее. Своё, магическое будущее. И они с пылом и жаром, отбросив, как им казалось, всё лишнее, принялись его строить.
- И как? Получилось? - спросила Машка.
- Кое-что получилось. Открыть академию, например.
- А вам - агентство борьбы с маганомалиями? Оказались по разные стороны баррикад, значит. - ехидно заметила Машка.
- Это потому что надо защищать людей от всяких горе-мечтателей. - встал я на защиту бваны.
Смахнув пыль с лица и волос, переодевшись, он вроде бы стал тем самым учителем, которого я знал и любил. Но что-то изменилось. То ли волосы серебрились больше обычного, то ли у глаз образовалось несколько новых морщинок...
- Вот вы где! - на плечо, как мешок с песком, плюхнулась ученая птица Гамаюн. Рука привычно заныла, я обреченно поморщился, - Ну, куда без меня успели вляпаться?
- Не твоего ума дело, - показала ей язык Машка. - Будешь много знать - заржавеешь.
- Да не больно-то и хотелось! - птица лязгнула над моим ухом клювом. Звук получился, будто железный гвоздь лопнул. - Утонете - домой не приходите...
- Ты всё сделала, милая? - прервал перепалку Лумумба.
- Как велено было, - Гамаюн перешла на деловой тон. - Комнаты чистые, светлые. Сдает старая ведьма. Бельё хорошее, кормежка по требованию. Жаль только, клопов нет. И тараканов...
- Молодец, - погладил её по хохолку учитель.
- Спасибом сыт не будешь. Мне бы орешков...
- Ой, глядите!
Моя напарница указывала на строгую вывеску, расположенную над одним из домов. Дом по здешним меркам был солидный: добротный каменный цоколь, верхний этаж собран из цельный бревен. Окна, крыльцо, петушок на коньке крыши, украшены затейливой резьбой.
На вывеске крупным шрифтом значилось: Купцы Кулибины, Тульский оружейный завод. И, более мелким шрифтом: Дробовики. Самозарядные ружья. Винтовки. Еще ниже, курсивом: Сабли. Мечи. Боевые ножи.
В витрине, на красивых подставках, были выставлены вещи, с помощью которых люди очень быстро и эффективно уничтожают друг друга. Что характерно, без всякой магии.
- Базиль, давайте зайдем! Ну пожалуйста... - Машка смотрела на всё это железо, как голодный ребенок на витрину с пирожными. - Только одним глазком, честно-честно.
Я уже закатил глаза, собираясь прочитать лекцию о пагубной любви к оружию массового поражения, но бвана меня опередил.
- Отчего же не зайти, если ребенок просит, - пожал он плечами. - Других дел у нас нет, так что можно и прогуляться.
- Ура! - подпрыгивая, как счастливый воздушный шарик, напарница рванула к дверям лавки.
Конечно, на провинциальную барышню ассортимент Тульского оружейного завода производил впечатление чрезвычайное. Видал я, чем они там в своём городе воюют. А здесь... Охотничьи ружья, винтовки, дробовики с инкрустацией по ложу и без оной, пистолеты с магазинами на десять, двадцать, тридцать пуль. Отдельно к ним, как новогодние подарки, коробки с патронами. Дальше - упакованные в лотки, наподобие куриных яиц, гранаты.
В отдельной витрине, за толстым стеклом - мечи. Светлая японская сталь, голубая дамасская, с характерным волнистым узором, и, конечно же, знаменитый русский булат. Машка, увидев эти сокровища, так и застыла. Его макароннейшее святейшество, она бы еще ручки, как для молитвы, сложила...
А потом Машенька увидела его. Черного, масляно поблескивающего, властно попирающего ногами постамент, высунувшего сытый длинный язык заостренных пуль... Внизу поблескивала скромная надпись: KORD.
- Вот бы нам бы такой, когда с Матерью Драконов бились... - благоговейно прошептала Машка, не отрывая от чудища влюбленного взгляда. - Денег заработаю - обязательно такой куплю. Таракану в подарок.
- Так за чем же дело стало? - к нам подошел учитель и тоже посмотрел на пулемет. - Красавец, правда? - Машка только кивнула, сглатывая слюну. - Ну, так и бери! Эй, любезнейший... - и Лумумба щелкнул пальцами приказчику за прилавком.
- Бвана, вы что, с глузду двинулись, от перенесенных страданий? - спросил я уголком рта. - Нафига нам пулемет?
- Тебе же ясно сказали: в подарок, - в глазах учителя загорелся безумный огонек, которого раньше не наблюдалось.
- И правда Базиль, не нужно, - смутилась Маша. - Это же я так, помечтать... Да и дорогущий он, наверное...
- Что деньги? Тлен, - махнул рукой бвана. - Любезнейший, вы принимаете аккредитивы Московского банка?
- Конечно-с. Никаких проблем-с, - склонил аккуратный пробор приказчик.
- А доставить покупку в другой город?
- В течении недели-с. У нас как в аптеке.
- Тогда заверните этого красавца! - наставник барски махнул в сторону пулемета. - Ну, и что там к нему полагается. Боеприпасы, то, сё...
- Не извольте беспокоится. - взяв у Лумумбы карточку и поклонившись, приказчик убежал, а наставник добро улыбнулся Машке:
- И себе что-нибудь присмотри, милая. Я же вижу, тебе хочется...