Дачный поселок, в котором жила Маша, располагался недалеко от кладбища, за излучиной реки. Оставив Цаппеля приходить в себя и собираться с мыслями, мы припустили прямо по берегу - так было короче.
Лумумба, чтобы не сверкать во тьме белыми одеждами, накинул свой любимый плащ. И теперь полы его раздувал встречный ветер, делая наставника похожим на громадную голенастую птицу.
- Вань? - Маша, пристроившись рядом, взяла меня за руку.
- Ты чего?
- Так, ничего. Не по себе что-то.
- После Нави всегда так. Скоро пройдет.
- Да я больше о Бабуле. Как думаешь, его правда удастся расколдовать?
Я честно задумался.
- Не знаю. Мы ж сами еще ничего не видели. Будем надеяться...
Зайдя домой, Маша принялась хозяйничать. Поставила чайник, достала вазочку с колотым сахаром, и, пока он закипал, попыталась навести порядок. Вытерла пыль, собрала оставленную с прошлого визита посуду в раковину. Руки у нее немножко дрожали. Но это, я думаю, от волнения. Я и сам переживал: как пройдет встреча с Бабулей? Один Лумумба был спокоен и невозмутим, будто и не разговаривал всего пару часов назад с мертвецами, а сейчас ему предстоял заслуженный отдых, а не новое колдовство.
Чаю попить мы так и не успели. Почувствовали. Выражалось это вот в чем: по спине, от лопаток, пошел жар и стало страшно. Этот-то беспричинный страх явственней всего и указывал на присутствие потустороннего существа.
Когда я был совсем-совсем маленьким, меня возили на лето в деревню. О тех золотых днях я не помню ничего, кроме одного.
Домовой. По словам бабушки он жил за печкой, а по ночам бродил по дому. Первые ночи я просыпался от душного ужаса. Он как влажная простыня облепившая тело, не давал ни вздохнуть, ни позвать на помощь, ни пошевелиться. Бабушка говорила, что так бывает, когда к кровати подходит домовой и смотрит, как ты спишь...
Когда я впервые увидел Тот свет, спытал это самое чувство, и назвал его по-своему: нетерпячка. Потому что не видеть, но при этом чувствовать вторжение Нави в Правь - это всё равно, что усесться голым задом на муравейник и не иметь никакой возможности с оного подняться.
Будто черти пляшут на твоей могиле - говорил на лекциях товарищ Седой. Лумумба же объяснял всё проще и прозаичнее: спазмом коронарных сосудов.
Ощутив Навь, Лумумба хищно зашевелил носом и поднялся. А Маша как раз чай разливала, да так и замерла. Кипяток побежал через край чашки в блюдце, а затем потек на скатерть.
- Это он. - сказала она шепотом. - Зверь. Я его слышу...
Учитель, скользнув к подоконнику, выглянул наружу.
- Вижу. - спокойно сообщил он, а затем оглянулся и внимательно посмотрел на Машу. - Ты чувствуешь в себе силы встретиться с ним еще раз?
- Боюсь, у меня не хватит сил отказаться.
Я всё больше восхищался этой девушкой: любой на её месте, заслышав зов Нави второй раз за ночь, имел право впасть в истерику.
- Тогда иди, голубушка, и ничего не бойся. Мы будем рядом. - напутствовал её Лумумба. Маша удивленно улыбнулась.
- А я и не боюсь. Это же Бабуля. - она встала и направилась к выходу из кухни. - Обещайте мне одну вещь. - попросила, задержавшись у притолоки. - Что бы ни случилось, не убивайте его.
- Не волнуйся. - сказал Лумумба. - Я же обещал.
А мне сказал:
- Не вмешивайся, стажер. Лучше всего, подожди здесь, у дома. Сейчас от тебя мало пользы... - и пошел вслед за ней, а я остался.
Тонкая фигурка Маши удалялась в сторону реки по освещенной луной улице. Лумумба крался за ней, хоронясь в тени заборов. Он прекрасно всё видел, так как всё еще был под кайфом, и мог вмешаться в ход событий в любой момент. Мне же оставалась участь жалкого наблюдателя, так как Нави без Пыльцы я увидеть не мог.
Но я не выдержал. Оставаться на месте было выше человеческих сил, и приказов наставника, соответственно. Путаясь в траве и тихо чертыхаясь, я всё-таки пошел вслед за ними вдоль обочины, уповая на то, что никого не разбужу.
Стояла мертвая тишина. Хуже, чем на кладбище. Там хоть сверчки пели, да совы кричали, а здесь не было ничего. Я не слышал даже собственных шагов.
Добравшись до реки, я спрятался за небольшой холмик, поросший камышом и, раздвинув твердые гладкие стебли, стал наблюдать. Волны накатывали на берег совершенно бесшумно, как в немом кино, и резкий, ацетиленовый свет луны высвечивал каждую песчинку на пляже. Маша стояла по колено в воде и разговаривала с кем-то невидимым. Она то протягивала ему руки, то прижимала их к груди, о чем-то умоляя. Ветер раздувал её волосы, закрывая прядями лицо, но она даже не пыталась их убрать.
Потом я понял, что она плачет - по тому, как содрогались её плечи. Чувствовалось, что её тянет на глубину, будто невидимой веревкой, и Маша поддается - шажок за шажком. Потом её рвануло особенно сильно, она упала, скрывшись под водой, и я вскочил. Черт с ними, со всеми обещаниями, вместе взятыми. Если эта тварь утащит её под воду...
- Спокойно, падаван. - Лумумба, незаметно подобравшись сзади, упал сверху, прижимая меня к земле.
Как только учитель меня коснулся, Завеса поднялась и я увидел Зверя. Он стоял в воде, и волны образовывали вокруг его длинных стройных ног серебряные круги. Его обнаженный торс светился и мускулы рельефно перекатывались под гладкой кожей. Бледные, как лунный мед, волосы буйно струились по плечам, а узкие глаза над высокими скулами пламенели синими всполохами. Губы улыбались. Он держал Машу на руках - голова её бессильно свешивалась, волосы плавали в воде. Глаза девушки были закрыты, а рот приоткрыт. Я никак не мог понять, дышит она или нет...
- Бвана, сделайте что-нибудь. - срываясь на визг, зашептал я. - Сделайте, или я за себя не ручаюсь. Он же её сейчас утащит!
- Тихо, стажер. Не думай о нем хуже, чем он того заслуживает.
- Да при чем здесь хуже или лучше? Это же Зверь. Он же её околдовал, и сейчас утащит в своё логово...
- Не утащит. Ты же видишь, он пытается сохранить антропоморфную внешность - а значит, он всё еще пытается остаться собой.
В поведении наставника, к сожалению, было куда меньше уверенности, чем в его словах. Он подобрался, готовый в любой момент прыгнуть. На мгновение у меня захватило дух. Если они сцепятся... Если в схватке сойдутся Зверь и Тигр - это будет самым захватывающим зрелищем, которое мне доводилось видеть. Возможно, что последним в жизни...
Зверь повернулся от берега и пошел в глубину, всё так же держа Машу на руках. Я рванулся.
- Отпустите! Я должен её спасти! - видимо, забывшись, я заорал слишком громко, потому что Зверь остановился.
Выпустив Машу, будто забыв о ней, он пошел к берегу, на ходу изменяясь. Лицо его вытянулось, став мордой с огромными челюстями и глубоко запавшими, светящимися глазами. Ноги и руки стали лапами, спина покрылась шерстью. Смотреть на превращение было жутко. На какой-то миг показалось, что его вывернуло наизнанку, явив миру кишки и кровеносные сосуды.
Остановившись возле нас, он втянул носом воздух и прорычал:
- Человечьим духом пахнет. - в гробовой тишине голос Зверя звучал, как гром.
Учитель, ткнув меня носом в песок и навалившись сверху всей тяжестью, забормотал скороговоркой:
- Уйди от костей моих, уйди от мяса моего, уйди от волос моих...
Зверь зарычал, а потом заскулил, будто щенок.
- Уйди от мыслей моих, уйди от дыхания моего, уйди от сердца моего... - еще громче продолжил наставник.
- Забудь мой запах, забудь, что видел меня, забудь, что слышал меня...
Я почувствовал его дыхание на затылке. Волосы зашевелились, и мне тоже захотелось заскулить. Под кожу будто набился песок, так же, как во рту и в груди. Лёгкие нестерпимо жгло - всё это время Лумумба не давал мне дышать.
- Забудь мою жизнь, забудь мою смерть, уйди туда, откуда пришел!
И он отступил. Песок зашуршал под тяжелыми лапами, раздался плеск, другой, и - всё. А потом вернулись остальные звуки.
Я услышал, как натужно дышит прямо над ухом наставник, как накатывают волны на песок, как шелестит трава... А потом я чихнул. Мы с наставником подскочили, и вновь ударились оземь, плашмя, всем телом, а звук покатился по реке, отражаясь от высоких берегов, будя спящую в камышах птицу.
Лумумба вскочил, я, отплевываясь от песка, за ним. Маши нигде не было. Бешено вертя головой, я ощупывал взглядом небольшие, поросшие травой дюны, надеясь заметить тоненькую фигурку, потом что-то увидел - просто какую-то тень на воде, и побежал.
Она качалась на волнах вниз лицом, и волосы веером плыли по поверхности. С воплем я бросился к Маше, поднял её, потащил на берег, перевернул... Она не дышала. Обливаясь слезами, не в силах сдержать икоту, я стал бить её по белым щекам. Голова бессильно моталась из стороны в сторону, но глаза оставались закрыты. Ругая себя, Лумумбу, Зверя, магию, я положил её на песок и склонился, чтобы вдохнуть ей в лёгкие воздух...
- Не так надо. - учитель был спокоен и сосредоточен. - У нее в легких вода, а ты пытаешься наполнить их воздухом. - я только хлопал глазами, не понимая, что он имеет в виду. Попытался что-то сказать, но не смог.
- Переверни её, положи ребрами себе на колено, и... похлопай по попке. - и он показал руками, как именно надо хлопать. - Давай, чего ждешь?
Я сделал, как он велел. Если Маша, очнувшись, поймет, что я прикасался к её драгоценной попе... Лучше об этом не думать. Зажмурившись, я отвел руку для очередного хлопка, и тут она, на счастье, закашлялась. Вода полилась из её горла, как из ушата.
Придя в себя, она долго сидела на песке и смотрела на воду. Иногда вздыхала. Иногда - вытирала слёзы. Я сел рядом с Машей и взял её за руку. Так мы встретили рассвет. А потом пошли обратно в город, в нашу гостиницу.
Про Зверя она так ничего и не сказала. А я не спрашивал.
...Около восьми мы наконец-то добрались до своей нынешней резиденции. Перед "Гарцующим пони" было людно. Я удивился: с чего вдруг наша гостиница стала такой популярной?
Рядом со входом было припарковано сразу два автомобиля: черный, с глухими стеклами, "Лексус" и длинный роскошный "Понтиак" цвета "коричневый металлик". Дальше, на углу, как бедный родственник, притулился серенький тарантас со значком управления полиции.
Роскошные тачки, естественно, вызывали нездоровый интерес мальчишек, бродячих собак и прочей публики. Среди присутствующих можно было отметить двух бугаев в косоворотках и смазанных салом сапогах; здесь же отиралась парочка молодчиков в черных, с искрой, пиджаках и лакированных штиблетах. Не иначе, охрана Хозяев роскошных тачек. Рядом с серым тарантасом стояли несколько полицейских, безуспешно делая вид, что они просто вышли погулять.
- Как вы думаете, бвана, отчего спозаранку стольким людям вдруг приспичило прогуляться у нашей гостиницы? - и не подумав приглушить голос, спросил я.
- А это они по наши души пришли. - охотно объяснил наставник. - Вчерашние события сделали нам неплохую рекламу, и народ спешит воспользоваться услугами господ магов.
- А как же полиция?
- Ну, у всех свои нужды. - усмехнулся учитель. - Градоначальник к нам уже обращался, так почему бы его примеру не последовать и полицеймейстеру?
Пока мы пробирались к двери гостиницы, меня пару раз толкнули в спину, а Маше злобно шипели вслед.
- У, нашла себе дружков.
- Да она и сама не лучше.
- Давно пора их всех перевешать. Сколько можно терпеть?
- Ага... А они в тебя файерболом...
- Наркотики сжигать надо, тогда и бестий этих не будет...
Странно. Вчера на нас никто внимания не обращал, а сегодня, прямо с утра, что-то не жалуют.
На заднем плане, задрав ногу на колесо "понтиака", стояла огромная псина и смотрела прямо на меня. Что-то много у них в городе бродячих собак... Или это один и тот же пес? Вроде у того одно ухо было черное и обвислое, а у этого - пятно на глазу... Нет, всё-таки не тот.
- И что же нам делать? - спросил я, распахивая дверь в фойе и пропуская Лумумбу и Машу вперед.
- А ничего не делать. - ответствовал благодушно наставник. - Поднимемся в номер, закажем свежего кофе...
Из плетеного кресла поднялся полицеймейстер собственной персоной. По бокам его, вытянув руки по швам, материализовалась пара дюжих молодцов.
Мы с учителем предугадывали и такой поворот событий. Молва о местонахождении клада наверняка облетела весь город. Неудивительно, что многим пришла охота поучаствовать в поисках. Золото ведь было украдено из государственного банка, и личной собственностью Цаппеля, строго говоря, не являлось. Скорее всего, Штык хочет, чтобы Лумумба раскрыл секрет.
У окна, в другом плетеном кресле, я вдруг увидел господина Дуриняна, виноторговца. Тот безуспешно прикрывался развернутой газетой, но эти тонкие усики и лаковый пробор могли принадлежать только ему.
- Именем закона вы арестованы. - Штык достал наручники. - Вы имеете право хранить молчание...
- Позвольте. - удивился наставник. - сначала хотелось бы услышать, в чем нас обвиняют.
- В убийстве господина фон Цаппеля, градоначальника. - и Штык кивнул своим молодцам.
Мы с Машей застыли, выпучив глаза, да и Лумумба несколько посерел лицом.
- Убийство? - тихо спросил он. - Когда это произошло?
- Вопррросы буду задавать я. - Штык нетерпеливо дернул подбородком. - И совсем в дррругом месте. Извольте подчиниться.
- Хорошо. - учитель протянул руки и полицейский быстро захлопнул браслеты. - Убийство меняет дело. Пройдемте. Надеюсь, мои стажеры, в отличие от меня, могут быть свободны?
- Так как вы являетесь убийцей, ваши ученики, соответственно, становятся сообщниками. И ответят по всей строгости закона.
Лумумба моментально стряхнул наручники, а затем протянул их полицейскому, брезгливо держа двумя пальцами.
- Вы бросаетесь необоснованными обвинениями, герр Штык. Я готов пройти с вами в управление, чтобы всесторонне изучить преступление и найти виновного, но подвергаться голословным нападкам не имею желания.
- Я сам был свидетелем тому, как вы удалились вместе с Цаппелем к нему в кабинет! - процедил полицеймейстер.
- Это было днем. - спокойно сказал учитель. - Куча народу видела, как мы вышли из управления, попрощались с градоначальником и направились в гостиницу.
- Все знают, что он подрядил вас отыскать клад.
- Не отыскать. А всего лишь узнать у покойной супруги, где он находится.
- У покойной? - выкатил глаза полицеймейстер. - Что вы мне тут ваньку валяете! Какие могут быть разговоры с покойниками!
Вокруг нас начал накапливаться народ. Управляющий, пара горничных, три носильщика в тускло-коричневых, с желтым кантом, тужурках, повар из ресторана - его крахмальный колпак подпирал потолок. Внутрь просочилось даже несколько зевак с улицы. Все внимали, раскрыв рты: новая сенсация городу обеспечена.
Уже по привычке я огляделся в поисках пса. Странно, что его нет. А я уже как-то привык... Еще я одним глазом следил за Дуриняном, гадая, какой из роскошных авто принадлежит ему: Понтиак или Лексус? Решил, что скорее Лексус. Армянин то и дело высовывал любопытный нос из-за газеты - тоже прислушивался.
Его можно понять: спешил к магу, наверняка имея какую-нибудь животрепещущую просьбу, и теперь вынужден ждать, чем закончится спор с полицией. В случае, если нас арестуют - Дуринян в пролете... Интересно, кому принадлежит второй автомобиль?
Как бы отвечая на мой вопрос, одна из дверей дальше по коридору распахнулась и перед нами возник Ростопчий, Михайла Потапович. За ним угадывались кафельные стены и громко шумела вода. Промышленник на ходу вытирал руки обширным, в красную клетку, платком.
Завидев Лумумбу он хрюкнул и стал решительно продираться сквозь толпу.
- А, Штык! - проревел он так, что становилось ясно, кто здесь на самом деле главный. - И у тебя проблемы? Тогда становись в очередь. Я первый пришел.
- Я здесь не по частному делу, а как представитель власти. - отчеканил полицеймейстер. - Произошло убийство, и господин маг является... - он кинул опасливый взгляд на учителя, - важным свидетелем. Так что, попрошу. - щуплый полицейский попытался плечом оттеснить Ростопчия, но тот не двинулся с места.
- Да хоть чертом лысым пусть является. Этого проныру Живчика убили, а мне срочно требуется маг. Подождет твое расследование. Мертвецу-то уже всё равно...
- Убит градоначальник. - зашипел сквозь зубы Штык. У него дергался глаз. - Дело государственной важности.
- Кнут убит? - тихо переспросил Ростопчий. Он весь преобразился, будто медведь, учуявший колоду с медом. - Когда? В его кабинете уже побывали? А дома? Много народу в курсе?
- Да я сам узнал час назад. - буркнул Штык, успокаиваясь. - Тело обнаружили рыбаки, под мостом... К берегу прибило, застрял в камышах. - он непроизвольно сглотнул и поправил галстук. - Кабинет я опечатал, домой к нему молодцов послал - тоже чтоб опечатали, у него там наверняка бумаги. А сам - сюда. Они вчера с этим, - он кивнул в сторону Лумумбы, - На кладбище собирались.
- Ага... - Ростопчий что-то прикидывал про себя. - Значит, это не пустой был треп. - говорил он так, будто Лумумбы рядом не было.
- Какой треп? - переспросил Штык.
- А, тебя ж тогда не было... - вспомнил промышленник. - В тот вечер, когда Живчика грохнули, мы все у Ленки сидели. Он трепался, будто умеет с зомби разговаривать. Смекаешь? - промышленник многозначительно поднял бровь.
- А Цаппель за это ухватился! - будто прозрел Штык.
- Господин Лумумба. - вспомнил полицеймейстер. - Кроме вас и фон Цаппеля, кто еще присутствовал на кладбище?
- Мои ученики и понятые господина градоначальника. - ответил учитель, и нетерпеливо поморщился. - Слушайте, мы так и будем торчать в фойе? Вам не кажется, что назрел конфиденциальный разговор? - и он обвел взглядом толпу. - Может, поднимемся ко мне в номер?
- Нет! - вдруг засуетился Ростопчий. - Поехали ко мне... - и, взяв Лумумбу за рукав, потащил к выходу.
- Да ты что? - выкатил глаза Михайла Потапович. - Совсем нюх потерял? Да я тебя... - он занес кулак, будто бить людей для него - обычное дело.
Лумумба, спокойно взяв его за запястье, руку отвел. Видно было, что Ростопчий сопротивлялся, но учитель оказался сильнее.
- Господа... Льстит, что вы оба проявляете внимание к моей скромной персоне, но... - он брезгливо отпустил Ростопчия, - Не будем мешать правосудию. Бытовыми делами я смогу заняться после того, как поговорю с любезнейшим господином полицеймейстером. - и кивнул полицейским. - Прошу, господа. Раньше сядем - раньше выйдем.
- Вы тоже. - впервые Штык обратился к нам с Машей. - Во избежание распространения нездоровых слухов.