Аннотация: Однажды, после длинной бессонной ночи, проведенной за очередным куском проды, я хотела было лечь спать, но... Вышло все иначе. P.S. Мы на самом деле белые и пушстые, честно-честно!
- Не спать...
Я тебя не слышу.
- Не спать.
Игнор.
- Не спать!
Сгинь, нечистая сила!
- Не спать!!!
Ну ладно, ладно, встаю, чего так орать-то...
Кое-как подрав глаза и похоронив надежду нормально отоспаться хоть сегодня, сажусь на кровати и широко зеваю. Тяжелы и опасны авторские ночи. Рядом, мило улыбаясь, сидел мой личный рыжий садист. В руках у него была сковородка. Видно, судьба у меня такая - вечно ходить мне с шишкой. Тяжко вздыхаю.
- Ну, и что на этот раз? Стих или прода?
- Не то и не другое! - Оптимизм так и лезет.
Я этого чувства не разделяю. Мрачный, тяжелый взгляд, увы, не погасил энтузиазма лиса, поэтому нарочито ласково интересуюсь:
- И что же ты хочешь? Учти, за карандаш я садиться не собираюсь - вон руки, все окоченели. За песни - тоже. Твой вариант?
- Мы будем писать рассказ...
Небрежное движение сковородкой в воздухе заставляет меня шарахнуться в сторону, в результате чего оказываюсь на полу. Йёёё....
- Ты там как, жива?! - с тревогой выглядывает Музо. Ах, да, совсем забыла... Это рыжее чудо не так давно мне устроило революцию (такую, что у меня потом два дня голова звенела) и теперь его зовут гордо и поэтично - Муссон. Знали бы вы, какие были варианты до того...
- Нет, я умерла, - огрызаюсь в ответ, пытаясь ухватить садиста за уши и стащить с дивана вниз. - Ты, злодей, подумал, что сделают со мной читатели, если я снова начну писать что-то новое?!
Ловко увернувшись, лис отозвался весело и с гордостью, словно мысленно сам себе уже вручил приз за гениальность:
- А мы что-нибудь коротенькое сварганим!
- Какое-какое? Мне не послышалось, нет? Мы с тобой уже лет сто ничего короткого не писали!
- Значит, будем исправляться!
И опять этот убийственный оптимизм...
Ругаясь сквозь зубы и проклиная день, когда впервые села за клаву, я поднялась с пола и снова присела на кровать. Не слишком присматриваясь, куда сажусь. За что и была огрета сковородкой. А вам бы понравилось, если бы на ваш хвост сели? Вот и мне не нравится ходить с шишкой... бо-ольно...
Но зато меня осенило!
Стараясь коварно не хихикать и маньячно не улыбаться, поворачиваюсь к Муссону и этак ласково, ненавязчиво спрашиваю:
- Слушай, а тебе бы понравилось, если бы героем рассказа стал ты?..
- Ага, ты меня уже однажды пихала в рассказ... - Муз с обиженным видом (а вот не надо, не надо! У меня есть письменный документ, где заверено, что он уже не обижается) потер многострадальную шею.
- Вот и хорошо... - довольно заявляю я и, уже не пряча маньячной улыбки, сажусь за клаву...
"Был погожий летний денек - лил дождь, вокруг сырость, а ветер пробирал до самых костей. За стеной дождя было трудно разглядеть даже собственный нос, под ногами противно хлюпало, а зонт уже часа два назад был сломан беспощадными порывами ветра..."
Останавливаюсь. Перечитываю. Гм...
- Слушай, а ты не помнишь, какие герои у нас сейчас более-менее свободные? - интересуюсь как бы невзначай, разминая пальцы.
- Ммм? - Муз поднимает головы и выглядывает из-за журнала... А, черт, где он взял эту эротику?! Что, опять к соседу пить ходил прошлой ночью?!? Ну, погоди...
- Говорю, о ком можно миниатюрку настрочить. - Мы милые и добрые, милые и добрые, милые и добрые. Я потом отыграюсь, надо подождать, надо подождать. Я добрая...
- Гм... - Глубокомысленный ответ со стороны Муссона. Несколько минут напряженной тишины, в которой у меня начал нервно дергаться глаз - а вы когда-нибудь пробовали долго сдерживать зубной скрежет и садистские наклонности? - Ну, можно Игорька использовать.
Так, стоп. Напрягаю память. Не помню таких.
- А это кто?
- А это из "Ночной дриады" парнишка. Ты его так и не успела вписать.
- Не, не подходит, - лениво отнекиваюсь, качаясь на стуле. - Мне нужен уже сыгранный характер. Ты же, вон, в отключке. А я сама кого могу придумать? Правильно, только божьих одуванчиков, как Налька.
- Ну, не такая уж она и безо...
- Цыц! Давай о деле, нечего тут секретами разбрасываться.
- Ладно, ладно, - угрюмо соглашается он, украдкой убирая журнал от меня подальше. Поздно, золотце, поздно. Я уже затаила страшную месть.
- Ну, а если Брайвен?
- Это тот, который из "Саги"?
- Угу.
Мысленно отмечаю про себя этого героя. А что? Чудная кандидатура...
- Не, не подходит, - между тем снова нарочито лениво отказываюсь. Стул грозит перевернуться, но я его угрозам не внимаю. - Кто еще есть?
На этот раз молчание затянулось еще дольше. Мне, честно говоря, думать было совершенно лень, поэтому за меня работал Муз. В конце концов, кто из нас мозговой центр операции? И не надо на меня так коситься, это был риторический вопрос...
- О! Вспомнил. Третий дракон из "Сестры Смерти".
Стул замер под опасным углом, я посмотрела на лиса слегка озадаченно.
- Третий?..
- Ага. Ну, помнишь, на Аэ"нгнэли было три дракона - Тлааргнева, Вармалиерх и он.
- А как бишь его звали-то?..
Беспечно пожав плечами, Муз отозвался, вновь порываясь достать на свет божий свой журнальчик (спокойствие, только спокойствие):
- А не помню. Пиши просто - Дракон. Никто не поймет, о ком, но всем будет приятно.
Хорошо, что у меня реакция хорошая! А то точно свалилась бы со своего стула. Вновь мысленно запомнив вторую кандидатуру, возмущенно возопила, нарушая все планы Муссона:
- Нет, этот тоже не пойдет. Безыменный... тю... Кто ж о нем читать-то захочет?
- А какой тебе нужен?!
- Нормальный! - Самая милая улыбка в ответ на его нервное подергивание хвостом.
- Хррр... Ладно, будет тебе нормальный. Падажди...
С этими словами Муссон полез под подушку. Я, заинтересовавшись, снова опасно наклонилась на стуле, пытаясь разглядеть, куда это он там полез. Увы, ничего разглядеть не удалось - слишком уж у лиса широкий... кхм... хвост.
Спустя несколько мгновений Муз снова выглянул из-под подушки, вытащив за собой какую-то толстую книгу. Елки-палки, а я-то думала, что это мне спать так жестко! Ну все, теперь ты, милый мой садист, окончательно и бесповоротно влип.
Открыв книгу где-то на середине (чисто киношный жест, не находите?), Муссон радостно возопил:
- Нашел! Вот тебе нормальный свободный герой с оформившимся характером.
С этими словами он пихнул мне книжку под нос, из-за чего я оглушительно чихнула, а потом ткнул куда-то в середину. Вглядевшись, обнаружила там текст. А вчитавшись...
- Музичка, ты гений! - с этими словами я чмокнула лиса в щеку, пока тот не умотался обратно на кровать, и быстренько вернулась к клаве.
- Я знаю, - важно отозвался лис, возвращаясь к своему журналу, только я этого не заметила.
Теперь самое главное - не забыть, что яой я не пишу...
"Про такую погоду говорят, что приручитель ящерицу в скалы не пустит, не то, что мать сына во двор. А вот одинокому путнику, чей зонт портил экологию мира в десяти шагах позади (путнику, правда, казалось, что от того места он отошел уже как минимум на милю), было не к кому прислушиваться в таком важном вопросе, как выбор погоды для прогулки. Поэтому сейчас он делал поистине героический подвиг - боролся с подступающей простудой.
Звали того путника - Муссон..."
Тихий хлопок, а после шлепок - журнал упал на пол.
Я, наконец, позволила себе не скрывать садистскую улыбку.
"Не был Муссон ни великим героем, ни искусным магом. Зарабатывал он себе на жизнь тем, что пел в кабаках и трактирах. Надо признать, довольно паршивенько пел - что ж делать, если судьба обделила? - и платили ему скорее из жалости. К собственным ушам. Тем и жил.
Правда, последние дни у него были дюже удачными - не то, что одежду смог купить и нормально поесть, но даже зонтик приобрел! Ведь всем известно, что лето - сезон гроз и дождей, поэтому без зонта ходить было не-пре-зен-та-бель-но (это мудреное слово путник узнал в одном трактире, подслушав разговор старого мага, и теперь все время хвастается своей образованностью). Только вот все имеет срок, и удача - не исключение. Сегодня она решила, что с Муссона довольно.
Холодная вода заливала за шиворот, но это было еще пол беды. Сам шиворот обещал порваться, а это грозило еще большим унижением, чем отсутствие зонтика. Увы, догадаться снять старый плащ и рубашку Муссон не сумел, потому страдал дальше.
Шум дождя заглушала дробь собственных зубов, ноги уже потеряли чувствительность после того, как обросли толстым слоем грязи. Товарищи, не верьте, что если грязи больше трех пальцев, она сама отвалиться! Это не так. Если не верите - спросите Муссона, он вам расскажет.
В общем, было плохо, и просветов в ближайшем будущем не предвиделось.
Хотя, кажется, с этим выводом, как и со многим другим в своей жизни Муссон поспешил. Стоило ему пройти еще три шага, как в голове раздался странный, пустой гул, а перед глазами замелькали веселые звездочки. Некоторое время путник никак не мог понять, что же такого случилось-то? А потом, наконец, догадался посмотреть перед собой. А там была Дверь. Да-да, именно так, с большой буквы. Правда, стоит заметить, что если бы Муссон был немного образованней, он бы знал, что это называется воротами. И что ворота обычно ведут в замки. А в замках редко можно найти что-то хорошее. Но, увы, он об этом даже не догадывался.
Обрадовавшись, как бесплатному леденцу на ярмарке или новому зонтику, Муссон принялся искать дверную ручку, справедливо рассудив, что раз есть Дверь, то она должна еще и открываться.
Ручка была странной - круглой, железной, в ржавчине. Дождь мешал разглядеть, к чему же, собственно, она крепилась. Наверно, к счастью. Кому же захочется лишний раз любоваться чужими черепами? По крайней мере, Муссон был не сторонником таких красот.
По началу путник попытался повертеть ручку, но ничего не произошло. Тогда он постарался ее погрызть, но тоже ничего не произошло. О, как же повезло несчастному Муссону, что на дворе не зима! Правда, ему, наверно, было жаль очередной свой зуб. Совершенно обозлившись на неправильную ручку, он со всей силой жахнул ее о Дверь. И, о чудо, она открылась!
Заглянув в образовавшийся проем, Муссон не сразу поверил своим глазам, потому что там, за Дверью, не было дождя! Поначалу он обрадовался, потому что там сухо. А потом насторожился, все по тому же, что там сухо. Ведь это так странно и неправильно, когда на дворе лето, а дождя нет. Но Муссон был существом беспечным, долго задумываться над всякими умными вещами он не любил. Поэтому смело шагнул внутрь..."
Я потянулась, разминая пальцы рук и зевая по весь оскал. Устала. Хочу спать. Но...
Черт, что будет, если я не закончу рассказ? С Музом-то, конечно, вряд ли что произойдет... А вот я сама, наверно, не усну, мучаясь любопытством. Все-таки, главный из пороков именно оно. Только кому какая разница-то? Правильно, никакой.
Тэк-с, пойдем дальше.
"Муссон быстро прошел внутренний дворик, попутно стряхивая со штанин грязь - его не особо заботило, мог ли кто-то его заметить или вдруг кому-нибудь не понравится, что его сад самым наглым образом угробили, не сохранив для потомков. Сейчас мысли путника занимало только три вещи - высохнуть, спеть и поесть. Да-да, именно в таком порядке. Пение Муссон ставил гораздо выше еды. Наверно, потому и играл так скверно. Кто же хорошо сыграет, когда голод мучает?
Преодолев еще одну Дверь, но теперь поменьше, путник вошел в длинный темный коридор. В нем пахло чем-то странным и неприятным, но, увы, непрошенного гостя все-таки одолел жестокий насморк, поэтому он ничего не почуял. Только подумал о том, как вокруг мило - и шторки красивые (в виде паутины), и цвет пола оригинальный (подозрительно багровый, цвет крови), и скульптуры выше всяких похвал (в глазах каждой - такой призыв о помощи, что только слепой не заметит), и даже странная картина на двери (надпись: "Не входи - убьет"). Все это настолько понравилось Муссону, что он решил задержаться здесь ненадолго, и для начала - обязательно спеть, чтобы замку понравилось. Он был очень наивным путником.
Для начала он спел песенку про улыбку, потом - какой-то новый вариант песенки про друзей (там было много странных слов на "е", "х" и "б", значение которых Муссон не слишком-то понимал, но мужикам бандитской наружности в трактирах нравилось, и он пел). А завершала маленький концерт какая-то песенка явно на эльфийском, в которой постоянно повторялось слово "кирдык", а вместе с ним еще несколько мудреных словечек. Это была самая любимая песня Муссона, потому что ее никто не понимал, а сам он не помнил, откуда ее знает.
К концу третьей песенки он пришел в большой зал, потолок которого мешала увидеть толстая белая паутина. Она же скрывала все стены, а на полу тускло фосфоресцировала какая-то гадкая слизь. Правда, Муссону до нее дела не было - ему казалось, что после той грязи, которой он набрал на улицы, его больше ничего не страшило. Наверно, кто-нибудь назвал бы его героем, увидев, как он протирается сквозь эту слизь. Но, скорее, были бы правы другие, которые назвали бы его человеком недалеким. Как бы то ни было, а Муссон продолжал идти, даже не замечая, как слизь начала тихо шипеть.
В зале было слишком темно и тихо, поэтому Муссон снова громко запел одну из своих песенок. В кои-то веки, в этой песенке все было понятно - в ней пелось о щенках и их мамах...
Слизь уважительно заткнулась, вслушиваясь.
Так он вышел из первого зала, ничего странного не заподозрив. Постепенно Муссон начал отогреваться, а, поскольку ему удалось это дело совместить еще и с пением, голод становился все больше, грозясь съесть самого Муссона. Он не знал, как такое может быть, но в детстве ему часто говорили, что от голода умирают. А, поскольку к тому времени он считал, что "умереть" - значит быть съеденным, то у него так до сих пор и остались такие ассоциации.
Куда он попал дальше - Муссон так и не понял. Заметил только, что вокруг стало темно-темно, а стены "приблизились" к друг другу на расстояние вытянутых рук. Ему нравилось так идти, то отталкиваясь от одной стены, то от другой. Было весело, и Муссон смеялся. До тех пор, пока пол неожиданно не ушел у него из-под ног и он не покатился кубарем куда-то вниз. Впрочем, Муссону и тут было весьма весело. Он даже пытался петь одну залихватскую песенку, но зубы, клацая друг о друга, были плохим музыкальным сопровождением."
Вааа... Садизм. Чистой воды садизм. Думаю, Музенька гордиться мной. В конце концов, ученик всегда превосходит своего учителя.
"Спуск закончился неожиданно - бац! - и все. Пытаясь собрать глазки в кучку, Муссон любовался драконами, которые летали у него над головой, как в иллюзиях, которые показывают маги на ярмарках. Ему казалось, что ему это кажется. Увы, не всегда стоит верить своим подозрением.
На самом деле, вокруг него действительно находились драконы. Вернее, один дракон. И он не пытался кружиться вокруг давно немытой рыжей головы нежданного гостя. Наоборот, дракон был чем-то недоволен, и в голубых глазах сверкала ярость. Впрочем, Муссон читать по глазам не умел, поэтому широко улыбнулся оскудевшим на зубы оскалом и радостно воскликнул, протягивая ногу (лежа на спине вверх головой ее протянуть было куда удобнее, чем руку):
- Привет! Хочешь, я тебе спою?!
Дракона, кажется, перспектива не порадовала, но и ярость, кажется, чуточку смягчилась. Пустив в потолок колечко дыма, ящер усмехнулся:
- Лучше с-станц-с-суй!
- Это я тоже умею!!! - радостно отозвался Муссон, пытаясь подняться на ноги. Говорят, дуракам везет. Сложно сказать, был ли дураком этот парень, но ему явно весьма везло - ноги, руки, шея и позвоночник были целы. Разве что хвост немного помялся. - Тебе какой танец?
Пришло время дракона хорошенько подумать. Элегантно уложив голову на лапы, огненный красавец задумался, а потом с еще большей усмешкой объявил:
- С-с-стриптиз!
Муссон не понял. Дракон объяснил. Парню идея выучить что-то новое весьма понравилась...
Вместо шеста сгодилось старое металлическое копье, которым в обычные дни дракон с упоением ковырялся в собственных зубах. Вопрос с музыкой Муссон пообещал взять уже на себя. И когда он начал танцевать, затянув свою любимую песенку про щенков...
Вероятно, тот дракон мог бы стать первым в истории огнедышащим ящером, который умер бы от смеха. Но, видать, не судьба была ему попасть в летописи.
Муссон во время танца умудрился наступить на один из магических амулетов, валявшихся на полу, и, не успел он ойкнуть, как его затянула воронка телепорта. Наверно, он не знал, что когда начинается активация таких артефактов, надо думать о месте, куда хочешь попасть, а не о том, как сильно хочется кушать. Именно поэтому оказался он ни где-нибудь, а на столе. С яблоком в зубах и со связанными руками."
Ой, ой... бедный Муссон...
Не дотанцыва-а-ал...
"В зале воцарилась немая сцена - бывший поросенок смотрел на мужчину, мужчина смотрел на бывшего поросенка. Правда, поросенок как-то не подозревал, что он должен быть поросенком и законно продолжал считать себя Муссоном. А мужчина, соответственно, как-то не подозревал, куда мог деться его законный и честно заработанный ужин.
Из ситуации, разумеется, первым нашел выход "поросенок". Выплюнув яблоко, с неизменным оптимизмом и детской радостью он сообщил на всю округу, как будто это было великим секретом:
- Ой, а у тебя перья на лице! А я тоже хочу!
Мужчина удивленно моргнул завораживающими золотыми глазами, после чего, наконец, взял себя в руки. Нехорошо прищурившись, он спросил со свистящими нотками в голосе:
- Ты кто?!
- Я? - "поросенок" похлопал глазами, явно не ожидая, что кто-то где-то не знает такого певца, как он. Но удивление длилось недолго, и на его место вновь вернулась любовь ко всему живому и радость жизни. - Я Муссон! Хочешь, я тебе спою? А еще я могу станцевать! Вот, даже новый танец только что выучил. Только запомнить всего не успел и так не понял, правильно я та...
- Стоп! - скомандовал мужчина, сраженный наповал таким количеством ненужной информации. - Давай сначала. Ты как сюда попал?
- Ну так я и рассказываю! - Муссон снова сделал попытку сразить всех своей обаятельной улыбкой, аля, победитель ринга. - Я начал учить новый танец, мне о нем такая ба-альшая ящерица рассказала, как вдруг - бац! - а я уже тут. Даже не успел песню допеть. А она, между прочим, хорошая! Спеть?!
И столько надежды было в глазах, что мужчина поначалу просто окосел и попытался вспомнить, не мог ли кто-нибудь подсыпать ему в бокал яду. Или галлюциногенов. Нет, ну правда, откуда еще мог взяться этот чудак, как не из больного воображения напившегося человека?"
Попрошу без оскорблений!
Впрочем, воображение у меня всегда было больным...
Снова подленько захихикав, я вернулась к рассказу.
"- Ну, так что, вам спеть?! - в восьмой раз уже переспросил Муссон, жадными глазами косясь на сочные спелые яблоки на тарелке рядом. Его уже развязали, но со стола он слезать категорически отказался, обосновав это тем, что так падать ближе. Зачем падать и почему ближе - не ответил...
Вот честное слово, этот рыжий парень - первое существо, которое так доводит его одним своим присутствием. Впрочем, нет, был еще один, который заявил, что является мужем одной приглянувшейся девушки... Но тот быстро сгинул. Увы, вместе с девицей. А вот что делать с этим стихийным бедствием мужчина пока не решил.
Между тем, получив одобрение, Муссон затянул пятую песню из того множества, которое знал. На этот раз то, что он пел было действительно сложно назвать песней, потому что это больше походило на пустой набор слов. А ритм и "музыка" были сравнимы только с ударами половника по пустой кастрюле, причем через два удара ту самую кастрюлю роняли на пол. Бороться с мигренью стало бессмысленно...
Потеряв всякое терпение (а на самом деле он был очень терпеливым и гуманным), мужчина достал из своей старой коллекции маленькую бутылочку с подозрительной желтой жидкостью и, пока Муссон самозабвенно выводил строки о "Небе, ложках, котелках", добавил ее в бокал с вином. Кое-как дождавшись, когда певец допоет (кто бы знал, чего ему это стоило!), пернатый вручил бокал в руки Муссона с выражением "великой благодарности" на лице. Паренек, не будь дурак, вино принял и одним махом выпил. Что было дальше - он не помнил.
Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво дергал его хвост и что-то бормотал под нос. Было холодно, особенно животу. Голова соображала вяло, что новостью не было - она всю жизнь у паренька так работала. По телу гулял наглый сквозняк.
Вот только Муссону было не до всего этого, ведь какой-то наглец посмел трогать его ХВОСТ. Вскрикнув, он дернул на себя хвост, вместе с тем шарахнувшись в сторону. От неожиданности и к счастью, ценная конечность была выпущена. Но удача не может быть вечной, как уже было замечено ранее, и Муссон красивой птичкой слетел с алтаря, на котором до этого возлежал.
Как ни странно, преследовать его или с ужасающими причмокивающими звуками пытаться съесть никто не стал, а только кто-то удивленно воскликнул:
- Надо же, живой! А Шерган говорил, что яд был профессиональный...
Муссон не совсем понял, о чем говорил странный незнакомец, лицом похожий на жабу, фигурой - на воздушный шар, а волосами... впрочем, волосы у него как раз таки были выше всяких похвал. Длинные, шелковистые, чернее самой ночи. Вот так залюбуешься на эти локоны, и как-то не сразу заметишь всего остального. Увы, увы, но Муссон ценителем красоты не был, потому промолчал исключительно из-за того, что был занят более насущными вопросами - на месте ли хвост? Где еда или она ему только привиделась? Куда подевалась одежда? И, наконец, а почему не вспоминается ни одной подходящей песни? Именно в такой последовательности.
Впрочем, думать Муссон долго не любил, поэтому поспешил подняться с холодного пола и, ни мало не смущаясь, подошел к странному типу. Окинув того придирчивым взглядом, от которого незнакомец аж подавился всеми своими словами и почему-то страшно смутился, паренек широко улыбнулся и... наглым образом стянул у него плащ, оптимистично заметив:
- Знаешь, мне тут одна большая ящерица рассказывала, что для того, чтобы танцевать новый для меня танец сначала нужно быть одетым. А в конце - уже нет. Представляешь?
Незнакомец, кажется, представлял. Так ярко представлял, что ему стало плохо - схватившись за сердце, он сел на тот самый алтарь, на котором не так давно лежал Муссон. Тот в это время, не задерживая внимания на таких мелочах, как сердечный приступ, со счастливой улыбкой влюбленного в жизнь человека направился к большому деревянному столу. На нем лежали всякие разные блестящие штучки, которые заинтересовали Муссона (как музыкальные инструменты, разумеется), а еще всякие разные колбочки и баночки. В некоторых что-то булькало, в других что-то (или кто-то...) плавало. А раз плавает, значит, съедобное! И парень, боящийся быть проглоченным голодом, начал исследовать баночки, принюхиваясь к каждой...
Но вскоре ему надоело это занятие, и он увидел на столе разные письменные принадлежности - перья, пергаментные листы, чернила..."
Стоп. Потерев глаза, я убедилась, что последний абзац мне не примерещился. Но я его не писала! Что за...
Музо! Он начал выходить из-под контроля! О, черт, мне не жить...
Подавив панику, я быстро вставила свое слово в начавший было разворачиваться монолог, даже не пытаясь стереть уже написанного. Как же хорошо, что за годы тренировок я научилась печатать очень быстро!
"Но, увы, Муссон не умел ни писать, ни читать. Он всего лишь хотел проверить, не съедобны ли чернила..."
"Так могло показаться кому-нибудь со стороны. На самом деле, Муссон был обра..."
"...зцом полной неграмотности!"
"Поэтому он решил отнести все, что нашел спящему на алтаре незнакомцу..."
"...и тем, что первое попалось ему под руку, оказалась банка с жабьими глазами. Они показались Муссону очень..."
"...безобразными, поэтому он поставил их на место! И понес..."
"...свою честь..."
"...через море, через лес, елки-палки! И это были первые строчки его нового хита!"
"Да, именно его Муссон и начал напевать на все подземелье, забыв обо всем на свете"
Фух... Кажись, выкрутилась.
Переведя дыхание, я начала соображать, как дальше из этого тупика выворачивать сюжетную линию. Рано я расслабилась, глупая!
"И от его голоса проснулся незнакомец. Пение было настолько ужасным, что у того, как и у предыдущего мужика, начала развиваться тяжелая стадия мигрени. Вскочив с алтаря и забыв о сердечном приступе, Брайвен взмолился:
- Заткнись ты уже, наконец! Проси, что хочешь, только заткнись, пожалуйста..."
Буквы появлялись так быстро, что я просто не успевала что-либо вставить. Наконец, когда пошла речь несчастного мужика (вот ведь гад - Музо, раскрыл таки имя), мне удалось таки кое-что ляпнуть.
"Но только одного Муссон попросить уже не мог - что-либо написать, потому что со стола прямо на листки бумаги упала горящая свеча и те в единый миг обернулись пеплом!"
И снова текст на мониторе замер. Я пыталась отдышаться, удивляясь про себя, как я умудрилась не допустить ни одной орфографической ошибки в тексте, а Муз, кажется, задумался, что делать дальше.
Но, кажется, эта партия уже подходила к концу...
Когда я было собиралась написать что-то вроде: "На Муссона упала тяжелая люстра, и он лишился памяти", по экрану быстро забегали буквы:
"Но наскальную живопись никто не отменял. Пока ничто не вмешалось в планы хитрого лиса (да-да, именно таким на самом деле оказался придурковатый Муссон) ничего не вмешалось, он быстро затараторил Брайвену:
- Я хочу, чтобы ты на стене, благодаря магии, начертил следующее..."
Ну, нет! Я еще не вышла из игры!
"- Но я не владею магией! - воскликнул Брайвен"
"...и, разумеется, он врал! Иначе что ему было делать одиннадцать лет в Академии Темных Искусств и Ведьмовства имени темной богини Азиды?!"
"Так он же учился на факультете алхимиков!"
"А трупы ему тогда зачем в подземелье нужны были?"
"Проверять свои эликсиры. Но что-то мы отвлеклись от повествования. Брайвен, мучающийся головной болью, не смог оказать Муссону какую-либо помощь..."
"...кроме как написать на стене собственной кровью следующее: "Девушку, которая пыталась победить в скорости мысли высшие силы...""
Дальше я прочитать ничего не успела, потому что случился форс-мажор - меня с ног до головы окатило ледяной водой. И если бы только меня... Черт!
На прощанье печально мигнув, накрылся медным тазом мой верный друг, который служил мне верой и правдой вот уже несколько месяцев, когда на него, наконец, установили нормальный антивирус. Обидно до слез, честное слово...
Но, знаете, я была за все это отомщена. Муссон, наверно, думал, что сохранить документ я, как всегда, не удосужилась. Хе-хе, не тут-то было. Чуть ли не после каждого слова специально останавливалась, пока была возможность. Даже несколько первых реплик Муза сохранилось. Но они ничего не смогут изменить. Рассказ - это штука такая, из которой так просто не вылезешь. Пусть посидит, подумает. Пообщается с Брайвеном...
...Закончить рассказ я сумела только через четыре дня, когда в голове вместо сонной пелены, наконец, появились нормальные мысли. Да, определенно, не стоит сидеть под открытой форточкой зимой после того, как тебя окатили ледяной водой. А болеть без Муза ску-учно...
Когда я, наконец, написала великое слово "Конец", пусть и на бумажке, а не в изначальном файле, Муссон выглядел так же плохо, как и я. Посмотрев друг на друга страдальческими взглядами, мы пришли к выводу, что ругаться сейчас просто не можем - слишком жалко друг друга.
Да и, в конце концов, я слишком люблю своего наглого лиса...