Он берёт мои ладони в свои руки и кладет одну раскрытую ладонь на другую. После этого крестит меня и что-то шепчет, потом говорит тихо:
- Опусти голову, - и продолжает молитву.
Я стою с опущенной головою, и душа моя растерянна, смущена, блаженно расслабленна - всё сразу. Вместе с тем мне неловко: я не знаю самых простых вещей, хотя считаю себя христианкой. Боже мой, могла ли я когда-нибудь подумать, что о н будет благословлять м е н я!
Он - отец Александр, мой бывший одноклассник Санька, Саша, Саня, мой верный школьный друг, рыцарь моей юности. О н ? Чёрная ряса, большой золотой крест, в волосах, выбивающихся из-под чёрной шапочки, сильная проседь, на запястье правой руки - плетёные чётки.
Я всё время сбивалась во время нашего разговора (он священник-миссионер, приехал просвещать школьников, я позвонила, он согласился на встречу у меня дома; мы не виделись лет восемь - а когда виделись, он был главным инженером огромного предприятия) - я всё время сбивалась, называя его то Саша, то отец Александр.
- Я не... я стараюсь не встречаться с одноклассниками, - говорит он мне.
- Почему?
- Это не полезно.
- В каком смысле?
- Был осенью в нашем городе, позвали меня, собрались все - давай, говорят, шампанского за встречу... Обижаются... не хотят понимать. Стараюсь избегать таких встреч.
***
Мы проговорили часа два. Он, слишком пылкий для мудрого пастыря заблудших овец, увлекался и начинал говорить банальности, которые, вероятно, были откровением для 11-12-летних - его сегодняшней аудитории.
- Мы желаем человеку: "Будь здоров". Но разве физическое здоровье главное? - темпераментно объяснял он. - Разве этого надо желать?
Мне хотелось спросить: почему он так уверен, что в этом многовековом пожелании идёт речь о физическом здоровье? Имеющий уши да слышит. Не так наивны наши предки были. Но я не хотела ставить Саню в неловкое положение. Я понимала - он тоже волнуется.
Сидят рядом два взрослых человека, кое-что в жизни испытавшие, и так жива в их памяти сейчас солнечная юность, что... Эх!
***
На многие вопросы дал он мне исчерпывающие ответы. Нет, мир, конечно, неисчерпаем - но многое стало понятнее. Теперь я знаю разницу между "Бог благословил" и "Бог попустил".
...Жила-была женщина. Её двухлетняя дочка заболела менингитом. Она умирала.
Но есть ли такие преграды, которые не одолеет мать ради ребёнка? Были заказаны молебны во множестве монастырей. Молебен у постели умирающей. Сама мать молилась неустанно.
Девочка выжила.
- Я видел их спустя пятнадцать лет. В храме. Мать - седая, осунувшаяся, старая - а ей и всего-то... Рядом стояла та самая дочка - красивая, очень красивая девушка. Такие черты лица тонкие. Но глаза... Она растение. Безумна. Я видел, что мать измучена до предела. Рада ли она сегодня, что дочь осталась жива? Не знаю. Обе несчастны. Но чем помочь? Бог откликнулся на молитву. Попустил...
***
...Июнь. Раннее утро.
Вчера был выпускной. Прогуляли полночи по городу, устали, заснула на пару минут, сидя на какой-то скамейке, прислонясь к Саниному плечу. Он боялся шевельнуться - берёг мой сон. У него было такое растроганное лицо, когда я нечаянно скользнула по нему взглядом, просыпаясь и соображая, где я и почему.
Саня посадил меня на попутку (живу в восемнадцати километрах). Дома поспала пару часов - и проснулась от мысли: всё, школа окончена! свобода!
Выхожу на улицу - прохладно, росисто. Солнце! Блаженно подставляю ему лицо - вдруг:
- Здравствуй, Маша!
Что это? Ушам не верю, глазам - с трудом: Санька! Откуда? Когда успел? Восемнадцать же км! С ним Вася - третий в нашей дружной тройке. Смущена: я в халате каком-то затрапезном. Но делать нечего! Прячу смущение. Подхожу.
- Вы откуда?
Саня держит в руке плоский квадрат, завёрнутый в бумагу и целлофан.
- Ты сказала вчера, что любишь баркаролу Чайковского. Я привёз. Бабушкина пластинка. Старая очень. Но звучит чисто. У вас есть на чём прослушать?
Вася только улыбается да норовит рассказать, как они доехали на товарняке, вцепившись в раскачивающуюся платформу. Мы идём в дом. Мои бедные растерянные родители - к дочке впервые в жизни пришли кавалеры, да еще и приехавшие издалека, да еще и целых два! - угощают гостей чаем с пирогами.
Санька достает пластинку - на ней у самого краешка едва видимая легкая трещинка. Он мгновенно меняется в лице: не уберёг пластинку в дороге, не заметил... Расстроен, лицо несчастное: как теперь слушать?! Он музыкант, играет на фортепиано, любой диссонанс режет ему слух.
Но включаем проигрыватель - и звучит баркарола, гениально простая, светлая, чистая, моя баркарола. Музыка немного спотыкается, каждый раз судорога боли и вины искажает Санино лицо, но скоро он успокаивается. Чайковский примирил нас со всем...
***
...Последний звонок. Зал полон. Шум, гул. Сквозь занятый девчонками ряд ко мне пробирается Саня. По мере его продвижения оживление нарастает. Причину не могу понять, пока он не склоняется надо мной.
- Это тебе. Поздравляю.
Протягивает букет чайных роз.
Такого красивого букета ни у кого не было. Это правда.
***
...На пятидесятилетии школы (Бог мой, какие разные люди на него съехались! Со всего мира!) - мы трое: Саня, Вася, обзаведшийся солидной лысиной а-ля Ленин, и я - не расставались. Нашли в скромном, но любовно сделанном школьном музее фотографию - эхо того лета, определившего наши судьбы, и названную Саней "Золотые звёзды школы". Хотя медали у нас с ним были серебряные - не в этом суть!
Смотрелись в себя - юных, тощих, каких-то доверчивых, как птенцы. На фотографии мы с Санькой щуримся от слепящего солнца.
Этим солнцем озарены все мои... неточно - их было всего три после окончания школы, только три - встречи с отцом Александром, правнуком двух священников.
Озарены солнцем и баркаролой.
У отца Александра трое детей. Дочку зовёт Машка. И улыбается, когда говорит о ней. У меня сын. Пожалуй, уже Александр.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Наши пути разошлись? Только на первый взгляд. К Храму ведёт много дорог.