В этот день мне все особо не нравилось - совершенно дурацкие тротуары, посыпанные ядовитой солью, способной разъесть даже металл, совершенно сумасшедшие женщины, несущиеся по гололеду неизвестно куда, держа в руках необъемные и, казалось бы, неподъемные сумки.... Мне все надоело. Наш город никогда не отличался особым благочестием, а в эту зиму он распустился совсем. Преступность в городе снова превысила все нормы и рамки.
Я шел по пешеходной дорожке, хрустящей под ногами солью, обломками льда и еще чем-то уж точно неназываемым. В голове у меня пусто, мне скверно и хочется напиться. Где-то сзади растянулся очередной похититель дамских сумочек, которому я со скуки поставил подножку. Веселей мне от этого почему-то не стало. Хотя... мне давно уже опостылели эти забавы. Снова я увидел благодарный взгляд запыхавшегося стража порядка, кивнул в ответ, ради приличия, и, не останавливаясь, отправился дальше.
Как назло опять солнце слепит глаза. А ведь оно зимнее и холодное, но... яркое как никогда. Злая звезда.
Я вертел в руках только что поднятую палку и размышлял о двух ее концах или началах. Правда, недолго - она вскоре полетела в голову бездомной собаке, напавшей на мирно проходящего мимо нее гражданина. Она заскулила и, поджав хвост, убралась под подъезд ближайшего дома, где у нее сидели маленькие щенки. Жаль ли мне ее? Отнюдь. Она не первый раз нападает на людей, да и не только на людей. А щенки - это даже не повод, они сами ее боятся как огня. Дожили - дети боятся собственной матери.
А может, она им не мать?..
Но что мне до родственных связей каких-то собак, когда я даже не знаю собственных родителей. Да, я такой же бездомный бродяга с дурно пахнущей одеждой и давно немытыми волосами. Я родился уже сиротой без родственников, без врагов и без друзей. Где я родился, не помню. Когда я родился, не знаю. Что делал потом, забыл. Я не живу прошлым и не смотрю вперед. Для меня не важен даже сегодняшний день. А что мне в нем? Снова я пойду мимо таких же, как я, которые будут изнывать от голода и холода и утолять жажду грязным снегом. А я. А я уже давно почти ничего не чувствую. Голод? Притупился от вечного недоедания. Холод? Извечный спутник, к которому привыкаешь. Жажда? Да, есть немного, но с ней несложно справиться... тем же грязным снегом. Боль? От чего? Стопы мои уже давно покрыты коркой - следами от бесконечных ожогов той самой солью, что лежит на асфальте и попадает в ботинки через всевозможные дыры и трещины. Все остальное тело не чувствует боли из-за холода.
Наиболее интеллигентные и образованные бомжи называют меня Апатичный-Человек-Без-Личности, те же, кому сложно это выговорить, Ачебул. Только мне до этого всего...
Город замерз и съежился, надеясь сохранить тепло своих фабрик и заводов, только холод зимы способен пролезть даже в утепленные и герметично закрытые квартиры элитных домов, не говоря уже о той конуре, которую многие считают своим домом. Я говорю о той огромной коробке вокзала - о зале ожидания. По-моему, я там даже ни разу не был...
Я почесал ни разу не бритый подбородок и зашел в местный магазин... только ради того, чтобы съездить дверью по лицу зазевавшемуся грабителю. Зачем я это делаю? Да, просто затем, что мне скучно. Скучно жить, есть, пить, ходить, спать... просто скучно.
Благородные дамы с панели, разъезжающие в шикарных автомобилях с разными кавалерами каждую ночь, смотрят на меня с пренебрежением и отвращением, как на свою работу...
Но что мне до них? Они еще более страшные, чем драные кошки где-то на окраине.
Зимой темнеет рано. В городе выключают фонари ради экономии электроэнергии, и на улицы и в переулки выползают полночные маньяки в поисках очередной жертвы. Обычно, я в это время отправляюсь на окраины города, потому как их там больше. Но в этот раз я почему-то задержался, привязывая к фонарному столбу очередного правонарушителя. Да, сегодня я был чуть более жесток и насыпал ему за шиворот пригоршню любимой соли. Отвернулся от корчащегося и ерзающего вдоль столба человека и направился в сторону от центра.
Проходя мимо одной из многочисленных и до безумия темных арок домов, я услышал чей-то сдавленный вскрик. Все равно я собирался сворачивать...
Там, в темноте какой-то парень навис над напуганной до смерти девушкой, собираясь сделать с ней то, ради чего другие ухаживают и дарят цветы и конфеты. Если быть до конца честным, то мне до них не было дела, но я все же пнул ногой в бок этого горе-насильника и сказал:
- Давай, иди отсюда, пока я тебе еще пару раз не двинул.
Видимо, пинок был чувствительным, и парень, кряхтя, поднялся и унес ноги. Я мельком посмотрел на спасенную мной перепуганную девицу и пошел дальше... маньяков пугать. Они меня почему-то начали бояться и теперь, заслышав мои шаги - а узнают они их мгновенно - тут же прячутся в свои темные подворотни.
Но далеко я не ушел. Вскоре меня нагнала та самая девушка, схватила меня за руку и развернула к себе. Мне было все равно, и потому я дал себя развернуть. В то время я как раз проходил мимо освещенного окна, потому на мое богатое различными шрамами лицо упал свет. Девушка в ужасе отшатнулась, но, взяв себя в руки, придвинулась ближе и сказала:
- Ты меня спас. Спасибо.
- Тоже мне, - буркнул я, - не ты первая, не ты последняя. Иди домой.
- Я не отпущу тебя без благодарности, - она зажмурила глаза и приблизила свое аккуратное личико к моей грязной физиономии.
- Но-но, барышня! - на этот раз отшатнулся я, брезгливо скорчив эту самую физиономию.
Она выпрямилась и удивленно посмотрела на меня с высоты своих каблуков, хотя едва доставала даже мне до скулы.
- Н-но, - произнесла она, - что же тебе тогда нужно?.. А!
Это ее осенило...
Она потащила меня за собой куда-то вглубь двора. Если бы мне не было все равно, что со мной станет, я бы, наверное, упирался.
Случайно спасенная мною девица притащила меня в свою квартиру. В лицо мне ударило теплым воздухом с ароматом весеннего луга. Я поморщился.
Все, что происходило потом, я видел как бы со стороны, совершенно ни в чем не участвуя.
Она запихнула меня в ванную комнату и сняла мои драные, но горячо любимые лохмотья. А потом долго намыливала, отмывала и откалывала слой за слоем грязь, накопившуюся за все время бродяжничества. То, что она обнаружила под всеми этими слоями грязи после отмывки, она долго и с восхищением разглядывала. Насмотревшись, она надела на меня мягкий банный халат и вывела на кухню.
Там я подвергся безжалостной стрижке, и в итоге мои бесформенные борода и грива приобрели культурные очертания. После меня накормили и уложили спать. Сама же девушка отправилась куда-то из комнаты.
Какой бродяга не воспользуется возможностью отоспаться в теплом обогреваемом помещении? И правильно, только сумасшедший. Я к ним не отношусь и потому, растянувшись по привычке на полу и накрывшись каким-то покрывалом, я уснул.
Проснувшись, я почувствовал под рукой женское тело. Я сел. Посмотрел налево и увидел ту самую девушку. Вот я еще буду думать, что я мог ночью с ней сделать! Я встал и начал искать свою одежду. Вскоре я обнаружил ее чистой и аккуратно зашитой, что несколько меня удивило. Девушка была не первой спасенной, но ни одна из них такого себе не позволяла. Обычно они быстренько сматывались, не говоря даже банального "спасибо". Эта была какой-то неправильной...
Несколько дней прошли для меня как обычно. Правда, мои коллеги "по несчастью" долгое время удивлялись, откуда я такой вообще.
Странно было не чувствовать извечной сырости и ветра, но к хорошему быстро привыкаешь...
Однажды утром к скамье, на которой я устроил себе временную постель из газет, отобранных у какого-то из пойманных мной маньяков, подошла девушка в модельных сапожках на шпильке и аккуратном приталенном полушубке.
- Ты так рано ушел, - произнесла она, - я даже не успела узнать твоего имени...
- Ачебул, - я хмыкнул, но представился, - или Апатичный-Человек-Без-Личности.
- Так тебя называют бродяги, - серьезно сказала она, я встал, - а как твое настоящее имя?
Настоящее имя? Я никогда об этом не задумывался. У меня некому было давать мне имя. Да, к тому же, мне совершенно все равно, как меня будут называть. Отчего-то это излишнее внимание меня напрягло.
- Слушай, барышня, - сказал я, - чего тебе надо от меня?
- Я...
А потом я засмеялся. Я засмеялся громко. Я давно не смеялся. Я не смеялся с рождения. Мне понравился мой собственный смех.
И я ушел. Что стало с ней? Меня не волнует.
А я потом так ни разу ее и не вспомнил. Даже ее слова последние я вспоминаю с трудом.
"... люблю тебя..."