Город Козелок расположен на пологих холмах, недалеко от того места, где одна из больших рек делает излучину. На картах он появился совсем недавно, хотя народ селился в этих местах давно. В историческом музее города Козелка упоминается обо всех, кто даже проходил мимо, с одиннадцатого века. Эти места почтили своим присутствием войска всех тех, кто хотели быть великими. Пытаясь наполнить "пустое" чрево бездуховности чужой болью, страданием, страхом-уважением, а также землями, рабами, золотом и властью, они в этом ужасном отраженном свете, наконец, начинали чувствовать себя комфортно. Их безмерное честолюбие обратно пропорциональное тому, что они чувствовали внутри, бывало временно удовлетворено. Но внутренняя пустота имеет свои законы. Она безмерна, и только пройдя ее насквозь можно стать сильным и свободным. Ее не заполнить внешним. Поэтому с началом нового дня иллюзия рассеивалась, и "великим хозяевам" жизни вновь открывалась внутренняя истина - они кем были, тем и остались. А жизнь опять посмеялась над ними. И они мстили жизни, продолжая шествовать по миру, грабя, насилуя и убивая все на своем пути. Все эти Гитлеры, Наполеоны, Тамерланы, Македонские, Цезари и так далее были самыми большими неудачниками на Земле. А такие простые и тихие городки как Козелок, где счастливо и в согласии с собой жили люди, часто попадались у них на пути. Именно поэтому боль, кровь и слезы не были исключением в истории городка. Кроме объективных исторических событий, действительно имевших место, обычно, каждый житель городка рассказывал уникальную историю, случившуюся с его предком и передаваемую из поколения в поколение, о самых кровожадных и страшных завоевателях. Рассказывали эти истории горожане с абсолютной верой в случившееся и простотой, хотя были они часто похожи на странные и не смешные анекдоты. Был в этих рассказах какой-то секрет, зашифрованная мудрость об утерянных знаниях, которыми в полной мере владели наши далекие предки-ВЕДРУССЫ. Это позволило им жить так, как хотели они и никогда не попадать в рабство. Однажды, когда римский легион в пять тысяч человек подошел к границе одного из селений, мужики, посовещавшись, открыли в каждом дворе по три колоды с пчелами. Римляне обратили внимание на огромную темную тучу, когда было поздно даже бежать. После этого сто лет никто не приходил на Русь. И таких рассказов было множество.
Другой особенностью города и козельчан была вера в " летающие тарелки" (нло). Да и как же не верить! Если каждый второй житель был уверен, что своими глазами видел нло в небе над городом или вылетающими из холма. И холм, между прочим, указывали один и тот же, хотя их, как оказалось пять. Там же была расположена и "мертвая зона". То ли животные, птицы и люди ходили туда умирать, чувствуя приближение смерти, то ли они туда попадали случайно, а зона их уже обратно не отпускала? Так или иначе, но количество мертвых тел в этом районе было намного больше, чем в любом другом месте. Люди стали обходить эту зону стороной давно, когда заметили, что, случайно забредшие туда коровы, обратно не возвращаются, птицы не гнездятся, а собаки, делая большие крюки, обегают ее стороной. Местный юродивый Гага-мага показывал туда пальцем и демонстрировал панический ужас, закатывая глаза, подвывая и произнося, как всегда скороговоркой, разбрызгивая слюни, непонятные слова. Кроме своего любимого "гага-мага", за что его так и прозвали, он говорил целые, связанные интонацией предложения на каком-то только ему понятном языке и махал рукой в сторону зоны. Народ понять ничего не смог, но бояться стал еще сильнее.
Третьей особенность городка были "народные промыслы". Жили в нем кузнечных дел мастера. Ремесло свое боготворили, относясь к огню, металлу и инструменту, как к друзьям и родным. Свои секреты берегли и передавали только тем, кто видел и чувствовал душу огня и металла. От этого мастерство продолжало развиваться, обогащаться и выливалось вместе с душой мастера, в необыкновенной красоты кованых изделиях: оградах, решетках, замках, оружии. Возможно из-за этого, никакого налета провинциальной бедности и простоватости в Козелке не было. Самые обычные маленькие домики были украшены прелестными коваными заборчиками с орнаментом, включавшим тонкие узоры переплетения цветов, причудливых сцен из охоты, животных, птиц, людей. В палисадниках виднелись витые скамеечки, качели, рукомойники, сделанные как часть скульптуры; даже винты на поливальных шлангах были с " изюминкой". В окнах и кое-где на крышах частных домиков виднелись многоступенчатые подставки с цветами в горшках. На местном рынке можно было встретить пепельницы в формах, достойных античной мифологии, изящные подсвечники тонкой работы. Но массовости не было. Это были штучные изделия, и мастера всегда работали только "под заказ". Узоры были разные и темы не повторялись. Лишь по элементам и деталям соединений определялся почерк и класс мастера.
Все остальное было в Козелке как обычно. Местная управа жирела на ворованных деньгах, строя себе особняки и, разъезжая на иномарках по захудалым дорогам, обдавала почти нищий люд пылью или грязью, в зависимости от сезона. Народ подъедался на огородах, да на базаре продавал и обменивал все, что можно. В колхозе за пять последних лет умерло все племенное стадо коров от недоедания и болезней. Осталось только три свиньи. Да и то потому, что председатель на свой страх и риск раздал почти умирающую скотину на руки и пообещал, что если выживет, назад не попросит. Потом умер и председатель. Народ говорил, потому что не воровал и болел душой за то, что твориться. Местная больница должна была разрушиться еще в прошлом веке, однако камни и колоны стояли прочно. С потолка во время дождя на больных лилась вода, душ не работал уже почти три года, ванна протекала. Сантехника была такой доисторической с переделками умельцев, что человек, заходя в клозет, сначала останавливался в замешательстве. Потом, обычно все догадывались, если были в сознании, что для того, чтобы спустить объект, нужно изо всех оставшихся сил подпрыгнуть и уцепиться за металлическую цепочку, свисавшую почти с потолка, где впрочем, находился и бачок, похожий на ведро. А становиться на унитаз, чтобы дотянуться было бесполезно, так как он был так низко расположен, что в сидячем положении надо обязательно было вытягивать вперед ноги. Да и подпрыгивать с пола было явно безопаснее. Вообщем, как говорила нянечка баба Маша: "Если человек начал за собой спускать, значит, точно выздоровеет". Из кранов текла холодная ржавая вода. Штукатурка, отходя большими пластами, регулярно падала кому-нибудь на голову, грибок хорошо и активно произрастал в углах, где протекала крыша. Главный врач больницы, он же по совместительству хирург, гинеколог и реаниматолог, Трофим Сергеевич Коренев, Анна Ильинична Скворцова - врач- терапевт и педиатр; Римма Ивановна Бурцева- -стоматолог, пять медицинских сестер, и санитарка баба Маша регулярно сами делали так называемый косметический ремонт. Они самоотверженно красили, шпаклевали стены, заделывали дыры в полу, борясь с крысами и тараканами. Денег у них на материалы не было, потому что зарплату им задерживали уже полтора года. Да и не зарплата это была, а слезы. Хватало только на то, чтобы не умереть с голоду сразу, а так, чтобы было время помучиться, вспомнить какая все-таки прекрасная штука жизнь, несмотря ни на что. Делали ремонт тем, что приносили больные. Если была шпатлевка, то шпатлевали, через месяц кто-нибудь приносил краску - красили.
Тем не менее, окружала здание больницы красивая, "богатая" кованая ограда с воротами, на которых Георгий Победоносец закалывает Змея. Правда, всему медицинскому персоналу не нравились эти ворота. Змей на них получился какой-то несчастный и больной и вызывал гораздо больше сочувствия, чем мужик на коне. Это был подарок сына знатного кузнеца, тоже кузнечных дел мастера - Ванечки. То ли мастер не понял в чем там дело и, поэтому тоже посочувствовал Змею, то ли у людей профессия такая - всем сострадать, только баба Маша говорила, что ворота эти надо в другое место поставить - туда, где мэр города заседает. Тогда они действительно отражали бы суть: "Сначала загубили всех животных, а теперь за людей принялись". Ванечка, однако, долго работал над ними и сделал их от чистого сердца в знак большой благодарности за спасение жизни, которую он мог потерять, чуть не утонув после школьного выпускного бала.... А дело было так. Вечер был замечательный. Багровое солнце медленно садилось за горизонт. В воздухе пахло свежестью и ароматами трав. Теплый ветер теребил воланы на платьях девушек, играл с волосами и щекотал виски. Звуки аккордов гитары будили романтические порывы. Они отдыхали и веселились большой дружной кучей, с азартом и прытью молодости, с радостью и весельем встречая свое будущее, надеясь только на счастье. Затем Ваня с Федором и две девушки решили покататься на лодке. А река в Козелке не простая. Все знают, что в ней есть водовороты. Не проходило и двух лет, чтобы в ней кто-нибудь не натерпелся страху. Бывало и тонули. Груша - маленькая собачка одной из девушек, упала в воду. Сначала она спокойно поплыла по направлению к берегу, но вдруг, стала тонуть. За ней прыгнул Ваня и тоже стал тонуть. Потом прыгнул Федор и стал медленно погружаться в пену водоворота, несмотря на отчаянное сопротивление. Лодку стало кренить по направлению к воронке. Но девушки не растерялись и ребят не бросили. Когда лодку стало закручивать, Надя села на весла и гребла, что было силы до кровавых мозолей. А Любава, бросив им платья, связанные в крепкий узел, вытянула их за лодкой, подсекая как большую рыбу. Все трое, в том числе и собака, которую Ваня крепко зажал под мышкой, нахлебались воды и лечились от пневмонии в местной больнице, пролежав не менее пяти дней в реанимации. Первое, что сделал Ваня, придя в сознание, начал ругаться. Он говорил, что постоянно под утро, кто-то громко включает магнитофон. Оказалось, что каждое утро с трех до четырех часов, он слышит многоголосные хоралы, как в церкви. Поскольку в реанимации была абсолютная тишина, баба Маша, сделав свои выводы, никому об этом не сказала. Федор был все время в сознании и болел легче. А что слышала и видела собака, никто не знает. Но выздоровела и она. Больница была старой и, видно, стояла на каком-то "хорошем", "правильном" месте. Иначе чем объяснить, что при отсутствии не то что современного, а просто хоть какого-нибудь нормально работающего медицинского оборудования, средств для интенсивной терапии, реанимационных укладок, хороших медикаментов и пр., народ из больницы часто уходил на "своих ногах". Это замечали и сами врачи, хотя и вкалывали не за страх, а за совесть, иногда по нескольку суток, не отходя от постели тяжелых больных, давно не веря ни в какие чудеса. Тем не менее, они отличали, когда выздоровление совершенно безнадежных больных происходило явно вопреки всему. Дед Прохор, лежавший год назад с трансмуральным инфарктом, вдруг, во время утреннего врачебного обхода, глядя сквозь Анну Ильиничну, сказал: "Уйди, морда!". Тогда Анна Ильинична поинтересовалась: "Кому это он?" Оказалось, что его уже несколько суток мучают два странных существа. Они, по описанию деда Прохора, небольшого роста с непропорциональными телами. Один из них с квадратной головой, а другой вообще со звериной. Деду Прохору казалось, что он их видел раньше, в книжке внука о Египте. Анна Ильинична не поленилась и, зайдя в библиотеку, попросила книгу по египетской мифологии, особенно не надеясь на успех. Каково же было ее изумление, когда Прохор Петрович сразу узнал Анубиса и, ткнув в него, сказал: "Вот он, морда, а второго нет". Каждый день они, будучи очень вежливыми, просили его сделать выбор. Причем, со слов деда Прохора, они видели докторов, медицинских сестер, а мед. персонал их не видел. Разговаривали они с ним без слов, но он все понимал. Периодически они убирали ту ужасную боль и жуткий страх смерти, которые он испытывал, говоря: " Если сделаешь правильный выбор, то страданий больше не будет". Прохор Петрович молчал...
Он молчал и вспоминал: скольких фрицев он положил в сорок третьем в рукопашной. Некоторых было, не жаль, они знали, на что шли. Но глаза других, в которых было только отчаяние и покорность судьбе, когда его штык вонзался им в плоть, так и стояли у него перед глазами. Они ниточкой соединяли его со всем человеческим, добрым, настоящим, во что он верил и за что сражался. Прохор Петрович понимал, что они хотели просто умереть, раз оказались в неправильной компании и в неправильном месте. А он оказался их палачом. Раньше он не думал об этом. Война...
Но с возрастом, стал замечать, как много делают ошибок люди, в том числе и его дети, внуки, и, как иногда тяжело их отрабатывают. Сейчас он, наверно бы, не смог убить этих мальчишек, он их понимал и прощал. Да, что там говорить. Сейчас бы он сам попросил у них прощения. Прохор Петрович много что вспоминал из своей жизни, но видимо его ответы не нравились гостям из Египта, потому что они вновь и вновь возвращали боль и жуткий страх смерти, характерный для сердечных приступов, на место. Потом вновь донимали его предложениями. И так без конца.
Анна Ильинична, решив, что у Прохора Петровича галлюцинации, связанные с гипоксией, прибавила медикаменты и добавила кислородную маску. А баба Маша принесла деду Прохору образок Божьей Матери и сказала: " Попроси ее, когда донимать будут. Она поможет". То ли действительно это была гипоксия и галлюцинации запомнившихся образов, связанных бессознательно со смертью и болью, то ли что-то другое.
Только Прохор Петрович, когда выписывался из больницы, все подробно рассказал. Сначала он чувствовал слабость, беспомощность страшную боль, животный страх и отчаяние, боялся спать, даже глаза не закрывал потому что, точно знал - умрет. От жизни он не успел устать, наоборот: он только теперь понял, что такое жизнь и как надо жить, и безумно этого хотел. А понял Прохор Петрович, что смерть совсем близко, когда, вдруг, очень сильно захотел "киевских" котлет, которые делала его покойная жена. Перед смертью она тоже попросила его: блин с икрой. Пока он бегал к снохе, чтобы та сделала то, что просила его Катя, она, не дождавшись его, умерла. Под утро Прохор Петрович стал слышать очень громкие многоголосные песнопения, похожие, с его слов на те, что поют в церкви. А после полудня приходили господа из Египта. Но стоило ему посмотреть на образ Божьей Матери и мысленно попросить ее помочь, как эти двое тут же исчезали. Последний раз, когда они приходили, ему было совсем худо и он, с трудом разлепив глаза, которые медленно закрывались сами, подумал: " Господи, убери нечисть от меня и дай еще хоть немного пожить, если есть у меня хоть маленький шанс!" И вдруг, увидел, как из рукава Божьей Матери вылетел Золотой Жезл и, медленно вращаясь по большой амплитуде, угодил прямо в нечисть. А пока он летел, пространство как-то изменилось, и Прохор Петрович понял, что теперь все будет хорошо. Потом он стал лучше себя чувствовать, и хоралы стали тише, а эти двое совсем исчезли. С понедельника, когда ему стали вводить лекарство, привезенное сыном из Москвы, прекратились и хоралы. Появился какой-то рыжий веселый паренек, похожий на клоуна и сказал: "Ну что, несмазанная телега, поскрипела на выздоровление?" Это был последний раз, когда дед Прохор что-то видел и с кем-то общался. После этого он стал быстро выздоравливать, вставать. Анна Ильинична только диву давалась. Потому что родственники так и не смогли достать нужный препарат и привезли то, что нашли, да и в количестве не достаточном.
Сейчас реанимация тоже, к сожалению, не пустовала. Высокая красивая девушка двадцати трех лет, только что закончившая МГУ имени Ломоносова в Москве, и приехавшая погостить к подруге на каникулы, уже целую неделю лежала в коме. Что случилось, никто не знал. Ее нашла любопытная ребятня на границе с зоной. Она спала в лесу и не просыпалась. Никаких внешних и внутренних повреждений обнаружено не было. Старенький энцелограф показывал ритмы, характерные для комы. Сердечная и дыхательная деятельность были самостоятельными.
Баба Маша поставила рядом с ней образок, вздохнула, и пошла мыть полы.
* * * * *
Большой зал, наполненный льющимся белым светом сквозь прозрачное покрытие крыши, медленно заполнялся странными людьми. Зося подумала, что это, наверное, актеры, так как одеты они были в какие-то невообразимые наряды. Вернее первая их часть была обычной: мужчины были одеты в костюмы, кто-то на индийский манер, в шароварах и длинных рубашках, женщины в туниках или сари, другие в платьях, юбках. Цвета, стили, мода были свершено разные и как будто из разных эпох. Но больше всего Зосю поразило другое. За плечами у каждого в виде капюшона свисала очень хорошо и точно сделанная копия этого самого человека. Она была легкой и не затрудняла движения. Копия была одета в другую одежду, в отличие от хозяина. Зосе показалось, что одежда определялась профессией владельца. Но самое смешное, что вокруг многих копий болтались на прикрепленных цепочках и веревочках игрушечные здания, машины, раскрашенные маски, куклы, очень похожие на детей, висели миниатюрные мужчины и женщины, картины, макеты каких то кортов, лесов, целых островов. Зося внимательно рассматривала странную пару. Мужчина был одет в светлые льняные брюки и вышитую рубашку, а за спиной у него висела чернокожая копия с короной на голове. К копии были пристегнуты кучи машин, лошадей, дворцов, каких то людей, вообщем, за ним тянулся очень длинный шлейф из игрушек. Девушка рядом с ним была одета тоже в светлое льняное платье со вставками из плетеного кружева, но за плечами у нее висела цыганка. К ней был пристегнут маленький ребенок, кукла мужчины и карты. Они обнимались, как будто давно не виделись, смеялись и радостно всматривались друг в друга. Было видно, что они как брат и сестра очень подходят друг другу, хотя их копии говорили о том, что они никогда не будут вместе, по крайней мере, в этом воплощении. Зося удивилась: " Откуда она это знает?" И вдруг она поняла: " Она не Зося ". Зося висит за спиной, с дипломом Университета, родителями и подругами. Там висит все то, кем она себя считает и с чем соединяется в этом воплощении. Господи! Как же она могла забыть кто она, этот зал, этих людей. Ведь она их всех знает. И этого человека, который сейчас улыбается ей, у которого одна половина лица мужская, а друга женская и за спиной ничего нет. Ведь это ее любимый мастер. Прошлый раз она была мужчиной и постоянно была с ним. Она пила его, ела, наполнялась ароматом его присутствия и почти достигла. Как же она могла все это забыть. В зеркалах она увидела женщину в оранжевой тунике, за спиной которой висела выпускница МГУ Зося Завадская. Она подошла к мастеру. Вокруг него собралась довольно большая группа. Все они были ее братьями и сестрами. У некоторых из них за спиной висели кошки, собаки, лошади, дельфины и обезьяны. Она их всех знала. Их соединяла любовь. Все они могли общаться без слов. Любовь и нежность лилась откуда-то сверху, с боков, она пронизывала все пространство и была присутствием чего-то большего, что делало их всех единым целым и давало жизнь.... Благодать наполнила все её существо. " Почему я вижу тебя только в глубоком сне, а, проснувшись - не могу вспомнить?", - задал вопрос куда-то в пространство Троний, у которого за спиной висела овчарка. " Не волнуйся, придет время, и ты будешь помнить. Твой час еще не пробил", - ответило сердце мастера.
- А сколько мне ждать?
- Это зависит только от тебя.
- У меня есть время? Я не опоздаю?
- Ты был до времени и будешь после него. Время принадлежит тебе. У тебя, его сколько угодно. Ты просто это забыл.
- Кто я? Я не собака?
- Нет, но тебе нужно вспомнить и осознать, кем ты в действительности являешься. Поэтому есть время и смена тел. Сейчас ты осознаешь только часть себя, ей соответствует тело собаки. Когда у тебя появится чувство неудовлетворенности в воплощении, и ты захочешь быть другим или делать другое, твое тело сразу будет этому соответствовать. Завтра во сне мы снова встретимся. А теперь просыпайся, тебе пора.
Зося увидела как Троний " растворился". Она задала свой вопрос: "Что мне делать, чтобы не забыть " кто я? " в реальной жизни?"
- Ты еще не поняла "кто ты?", Цетта, поэтому тебе нечего вспоминать в той жизни, которую ты называешь реальной. Она сон, в котором ты воплощаешь свои желания и мечты. Когда-нибудь ты их исчерпаешь, и увидишь, что они игрушки. Удовлетворение желаний никогда не даст тебе того, к чему ты стремишься. Ты попадаешь в мир двойственности. За несчастьем следует счастье, за влюбленностью - ненависть, за здоровьем - болезнь, за радостью - горе, за жизнью - смерть, и новая жизнь. Ведь это пары противоположностей. Нет счастья, есть счастье-несчастье. И принимая игру в счастье, ты принимаешь в игру и несчастье.
Если что-то доставляет радость, значит, есть и то, что доставляет горе. Это зависимость. Ты в игре. Это бесконечное колесо, оно никогда не кончается. Твой дом за пределами двойственности. Именно там ты найдешь блаженство и любовь. Когда-нибудь ты сама все поймешь. Ни одно желание больше не удовлетворит тебя, ибо сможешь всегда видеть оборотную сторону, всю бесперспективность этого. Как счастье запускает несчастье, удача неудачу, успех поражение и наоборот. Тебе станет казаться, что ты "упала с луны", что "не от мира сего", что тебя никто не понимает, что ты здесь чужая. Ты будешь искать себя и спрашивать: "Кто я?". Только тогда ты начнешь просыпаться и видеть реальность. Все остальные вокруг тебя будут продолжать спать, похрапывая на бегу за карьерой, властью, деньгами, сексом, зависимыми отношениями. С этого момента, Цетта, ты будешь все глубже и глубже проникать внутрь себя и, тогда, когда ты будешь готова, ты поймешь - кто Ты.
Цетта попыталась осмотреться. Это был уже не зал, а просто огромное пространство под голубым небом. Она видела много своих знакомых, которые тоже образовывали небольшие группы вокруг мастеров. Она их узнала. Она увидела тех, кого на Земле называли Кабир, Мухаммед, Будда, Нанак, Махавира, Иисус, Лао-Цзы, Моисей, Заратустра, Аристотель, Пифагор, Кришна, Ошо- Раджниш, Бодхихарма, Анастасия и многих других, которые прошли этот путь раньше. Вот, кто точно знал - кто они. Девушка в прозрачной тунике, за спиной которой висела оборванная, нищая старушка с добрыми глазами, спросила мастера: " Я догадываюсь, кем я являюсь на самом деле. Но мне очень трудно избавиться от груза прошлого, того, что за спиной, отказаться от тела, ума. В мире иллюзий я знаю себя как объект, который отражают другие. Если я откажусь от себя, то меня больше не будет". Мастер улыбнулся: " Ты почти готова. Это действительно похоже на психологическую смерть. Но нужно преодолеть страх и отказаться от ложного эго. Не бойся. Умрет только оно - то, чего и так никогда не было. А пока продолжай наблюдать, и ты увидишь, как осыплется все, чем Ты не являешься. " Не обращай внимание".
Цетта присмотрелась к девушке и заметила, что половина лица и тела ее, как будто, уже начинали становится мужскими, а старушка держалась на очень тонких ниточках. Цетта вновь ощутила любовь и блаженство. Она подошла к мастеру. Он понял ее без слов. " Цетта, если ты меня позовешь, я сразу буду с тобой. Чтобы ты это не забыла, возьми мои четки. Перебирай их. А теперь, иди. Ты была здесь достаточно долго, чтоб вспомнить".
Улыбка и любовь мастера были еще с ней, когда, путаясь в коридорах и тоннелях, она услышала знакомое церковное многоголосье. Так пели в церкви, куда водила ее бабушка. Она побежала, зажав четки и повторяя имя мастера, на этот звук, который сулил блаженство и любовь.
* * * * *
Ранним, теплым, сентябрьским утром на врачебном обходе больных реанимации терапевт Анна Ильинична докладывала главному врачу, заведующему РАО, Трофиму Сергеевичу о состоянии здоровья пациентки Зои Завадской. Она сказала: "Состояние удовлетворительное. Самочувствие хорошее. Жалоб нет. Неврологическая симптоматика отсутствует. По внутренним органам без патологии. Память полностью восстановилась. Сознание ясное. Девушка помнит все события до больницы, возраст, адрес, родителей и даже перечислила всех родственников. Сначала, правда, отмечалось некоторое затемнение сознания. В качестве родственников и знакомых сразу после выхода из комы, она называла имена святых и даже Иисуса Христа. Затем сознание прояснилось. Я думаю, что ее можно готовить к выписке. " Отлично! Молодец, выпускница МГУ, Зося Завадская, Так держать", - сказал Трофим Сергеевич. "Готовьте выписку, если считаете, что пора", - уже в дверях, выходя из РАО, говорил Трофим Сергеевич лечащему врачу Анне Ильиничне. Она вернулась и сказала: "Ну, Зося, память у тебя полностью восстановилась. Так что завтра я тебя выписываю. Позвони подруге и родителям. И видя радость в глазах девушки, прокомментировала: " Тебе действительно очень повезло. Из комы, да еще без потерь редко кто выходит. Я рада, что наш городок ты будешь вспоминать только, как небольшое приключение". Когда она ушла, Зося достала из тумбочки четки и кому-то в пространство сказала: " Память - понятие относительное, правда, Бхагаван!" На прикроватном столике стоял образок Владимирской Богоматери. Теперь она ясно видела сияние, исходящее от него.