Маркова Ирина Николаевна : другие произведения.

Бог устал нас любить

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 4.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Наркоманы 60-х годов в СССР - отечественные хиппи, битники и др. Любовь и предательство...

ИРИНА МАРКОВА
БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ...
ПОВЕСТЬ
г. Майкоп
1999 г.
Все тихо. Без десяти двенадцать. В открытое окно кухни беспрепятственно влетают и вылетают вялые комары, а, почувствовав человеческое тело, суетливо кружат, выбирая удобный его участок. Взмах руки и вот еще одна жертва, не успевшая насладиться кровью. На маленьком черно-белом экране извиваются и скалят зубы чудовища с гитарами. В их низменных движениях похотливые желания. Звук приглушен, неоновые тени на неровных, побеленных известью стенах.
Внезапные телефонные трели. Вряд ли разбудят они ушедших в спальные покои домашних. Но прервать эти нахальные звуки нужно немедленно.
- Да, слушаю...
Тишина. Кто-то улыбается по ту сторону. Ничего не говорит, жутко улыбается.
- Слушаю
Тишина врезается сверлышком в ухо и рассыпается по головному мозгу. Задернуть шторы бы, но розетка ближе. Рука коснулась провода - и все погрузилось в грязную тьму. Свет луны проник в убежище и овладел его содержимым. Аппарат виновато молчит, исподлобья смотрит с краешка стола. Нежные побеги кактуса, потеряв надежду на будущее, крепко вцепились в серую землю.
Вера Васильевна догадалась, что звонит он, и почему молчит, знает. А что теперь скажешь? Оправдываться нет смысла. Жизнь прожита и ничего не исправишь. Но если приятно слышать иногда ее голос, то пожалуйста: вот он. Голос мало изменился. Наверное, он представляет ее такой же, какой она была тридцать лет назад. ..
В прошлый вторник его красивый баритон звучал уверенно...
- Я помню все, Вера. Помню вкус твоих губ, это вкус спелой черешни, запах твоих волос...
- Я тоже все помню, Леничка... Только я хотела тебя спросить: почему ты на мне не женился? Все твои друзья женились на своих подругах, а ты на мне не женился... Ты не представляешь, какая я хорошая жена.
- Знаю, знаю... Но сначала у меня не было финансовой независимости, ну а потом, потом... поезд ушел. Я, наверное, тебя отрываю от дела?
- Говори, говори... Я занимаюсь шитьем, дошиваю мужу брюки.
- Я слышал, у тебя двое сыновей.
- Да, старший, Аркадий, уже женат, учится в аспирантуре. Младший, Леонид, студент...
- Леонид?
- Леничка. Это имя всю жизнь рядом со мной.
- А у меня дочь. Но имя не я ей дал, а жена. Я все оставил им. Одну минуту, закрою дверь. Мать спрашивает, с кем это я так долго разговариваю...
- Я назвала ей имя и отчество.
-Она отчество не записала, а только имя и номер телефона. Там тебе звонила твоя Вера, сказала. Это ты Я ждал этого звонка всю жизнь. Что с тобой, Вера, ты плачешь? Не надо, милая, не плачь, хотя я сам на грани...
Вера Васильевна осознавала, что пошла полоса вранья,но так хотелось окунуться в прошлое.
- А твоя жена? Наверное, очень тебя любила?
-Она меня ненавидела, жутко ненавидела, Вера.
-За что? Ты так долго выбирал... Наверное, нашел то, что хотел.
-Дорогая, я женился случайно. Это была самая страшная ошибка в моей жизни. Ты была моей первой женой, любимой... Я всем говорил всегда: моя первая жена была Вера. А давай не будем о жене, о муже!
- Помнится, ты мечтал уехать из этого города, а опять здесь... Да мы все мечтали об этом...
-Здесь прошла моя юность, лучшие годы, и потом здесь остались друзья...
-Друзья? И ты веришь в дружбу? Это в твои пятьдесят? А я не верю. Никто никому не нужен, каждый карабкается, как может. Мы всю жизнь сами помогали себе.
-Вера, я не узнаю тебя, ты очень изменилась.
-Да, если увидишь, не понравлюсь.
-Глупости, Верка, как можешь ты не понравиться... Какая у тебя была нежная кожа... и пальчики, такие стройные ножки. А я седой, но, как говорил мой отец, лучше быть седым, чем лысым; и легкости никакой.
-Да, я видела тебя. Это было два года назад, видела на базаре, у мяса. Ты был, кажется, с женой.
-Нет у меня жены, милая, нет. Один я. Я очень хочу видеть тебя, Верочка.
-Ну придумай что-нибудь. Я тоже хочу видеть тебя.
-Поедем куда-нибудь, на природу...
-По кустам? Нет... А давай я сама приду к тебе? Нельзя?
Мгновение замешательства...
- ... Можно...
- Скажи мне свой адрес, я приду.
- Северная, 349, квартира 36. Позвони в четверг в пять. До свидания, дорогая, целую...
- Целую...
Он не ожидал. Он испугался. Но ведь нет у него жены, я могу придти к нему. Ах да, его мама... Она, как прежде, на страже его безнравственности.
Тогда ей было лет 45, не больше...
Аннушка приезжала из станицы в город торговать. Все, что было на деревенском подворье, в городе пользовалось спросом. В станице куры сами распоряжаются своим днем. Приходится только отодвигать и задвигать дощечку, прикрывающую им ход в курятник. Гуси сердито тянут длинные белые шеи за возвращающимися с пастбища коровами, радостно и шумно приветствуют свою Рябуху, уверенно направляющуюся к колодцу. Мать спускала в холодный погреб вечернее молоко, а рано утром подкатывала к дороге тележку и подавала вскарабкавшейся на грузовичок Аннушке корзину с ряженкой. Стаканы с золотистым содержимым аккуратно накрыты чистой марлей, корзины затянуты белыми лоскутами. Приходится всю дорогу (а это километров двадцать) стоять, налегая грудью на горячую крышку кабины, то и дело оправляя ситцевое платье. Ближе к городу удавалось сесть, и Аннушка, подвигая под скамью свой багаж, могла расслабиться. По обе стороны дороги проплывали пригородные огороды, утопающие в зелени окраинные домики. Мощеные дорожки, люди городские, чистые, спешат на работу.
Счастливые, - думала Аннушка, - жила бы я в городе, тоже бы ходила по чистому асфальту. И босоножки б купила .
Аннушка опустила глаза на свои ноги и быстро упрятала их под лавку. Темно-русые волосы на затылке в виде корзинки, лицо тонкое, чистое, губы, не знающие помады, естественно ярки и отчетливы.
-Позвольте помочь вам...
Сильные руки подхватили тяжелую ношу и поставили на чистый участок тротуара.
Девчонка растерялась. Молодой человек был не так уж красив, но услужлив, с виду городской. Ничего, что на полголовы ниже, зато держится уверенно и крепок.
Попутчицы провожали их шутками, по-деревенски простыми и откровенными.
-Это судьба, - сказала через месяц мать и стала готовить дочь к выходу.
Сбылась мечта Аннушки, теперь она городская.
А на язычок по-деревенски остра. Николай прокладывал газопровод в закавказской республике, а жена, освоившись в городской квартире, нет-нет, да и заводила склоку со свекровью, в письмах то и дело жалуясь мужу. Тот матери не перечил, но всегда принимал сторону Аннушки и через год жену и четырехмесячного Леничку увез к Каспийскому морю.
Малыш появился на свет хилым, но, присосавшись к материнской груди, дал понять, что в этот свет он пришел уверенным и жизнестойким. И молоденькая мама искала в этом тёплом комочке продолжение себя и своих нереализованных желаний.Ребёнок, насытившись, не спешил отрываться от соска. Эрогенная зона - губы крохи выполняла функцию ощущения удовольствия. Дитя удовлетворяло потребность в пище; мать, чувствуя неведомое ранее наслаждение, страстно отдавалась новому чувству, расслабляющему члены её тщедушного тела, слабо реагировавшие на ласки мужа. Головка сына, покрытая светлым пушком, отпадала от соска с блаженной улыбкой; розовые щечки, в уголках рта капли материнского молока А чуть позже такое же удовольствие он ощущал при сосании своего пальчика. Гениальный ребёнок! В этом Аннушка была уверена на все сто процентов. А укладывая его с собой в постель, заходилась от счастья при мысли, что вскармливает грудью гения.
Горячая у берега вода Каспия в редкие безветренные дни лениво выплескивала на песок радужные нефтяные плевки, а ставший привычным знойный ветер, несущийся с Кара Кумов, подгонял к пляжам метровую ленту черного золота.
Коленька на работе уставал и дома, опустившись в кресло после сытного ужина, дремал с развернутой газетой, а Анна все продолжала хлопотать. Роль жены она хорошо играла. Без грима и костюмов. Естественно смеялась и плакала, все четко и уверенно, по заранее написанному ею сценарию. Со временем приросла душой и телом к осчастливившему ее супругу. И выглядывала в окошко, терпеливо ожидая к обеду. Других мужчин не знала и знать не желала. Муж, холодность которого проявлялась и раньше, но компенсировалась за счет чисто человеческого любопытства, вяло исполнял супружеские обязанности, доводя несчастную до истерики. Выросшая на чистом воздухе, не знавшая городских болезней Анна, стала заметно хиреть и чахнуть. Леничка вот кто теперь объект её любви. И теплое тельце ребенка у живота матери возбуждало желание любить, переходившее в частичное его удовлетворение.
- Кого ты больше любишь, меня или папу?
- Тебя, только не говори папе, что тебя.
- А вырастешь, жена скажет, не люби маму, а люби меня.
Леничка заливался слезами и топал ногой:
- А я ей скажу: дура женщина!
После этого следовали жаркие объятия и поцелуи.
Леник приводил домой соседских мальчишек, смуглых и вихрастых, но знакомство дальше порога не распространялось. Получив по куску пирога, гости скоренько выдворялись.
Анна в своем довоенном детстве книг не имела, но всегда мечтала о книжках с картинками, поэтому ее походы на базар были увенчаны посещением книжной лавчонки. И Леник вот уж тычет в книжку пальчиком, повторяет наизусть не раз прочитанные матерью страницы. Это умиляло родителей. У сына феноменальная память, язык не по-детски развит, а игрушки мало интересовали ребенка. Утром, еще не открыв глаз, он вытягивал из-под подушки потрепанную подшивку.
И в школе, как и ожидалось, сразу произвел впечатление. Приходилось, правда, уроки делать вместе. Никак не получалось ровных строчек и случалось даже листки выдирать, переписывая страницы с ранее проверенными работами; кончалось все слезами и сонными клевками. А последние строки мать дописывала сама, потому как не получить пятерку было стыдно. И уж как гордились родители, когда возвращались с похвальным листом и ромбиком с цифрой 2 на груди у Леника. Они перешли во второй класс! Но самое трудное только начиналось.
Таблица умножения никак не хотела идти на ум, и деление в столбик приносило невыносимые страдания. Пошли тройки по математике, но это от знакомых держалось в секрете. По-прежнему за праздничным столом говорилось о необыкновенных успехах ребенка и демонстрировалась его начитанность. Восхищение умственными способностями сына прочно вошло в обиход.
- Ты умненький, ты лучше всех, ты все знаешь.
Он и самый красивый, и костюм у него лучше. А как остроумно он отвечает на вопросы гостей!
Анна Павловна сама не читала , но книги покупать любила. Чтобы подписаться на издания классиков, нужны были знакомства и связи. И вот заполнен доверху изготовленный соседом - столяром стеллаж. Гордыми рядами на зависть соседкам выстроились собрания сочинений русских и зарубежных классиков. Леничка раненько стал совать свой носик в один за другим томики Мопассана. Бывало так разомлеет, что места себе не находит, тут и гормоны разыгрались не на шутку, лоб прыщами стал покрываться.
Мать то и дело находила, убирая уголок его комнаты, листки с безобразиями. Неумело нарисованные человечки в совокуплении, и здесь же виселицы с задушенными голыми телами. Прикушены языки, конечности скрючены и неимоверных размеров, с растопыренными, налитыми кровью ногтями.
Однажды, купаясь во время шторма (семья частенько отдыхала на берегу моря), Леник так заигрался в мутной воде (благо, что дно песчаное и на десятки метров тянется мелководье), что захотелось увидеть ему утопленника. Представил, как будут искать его спасатели, а, вытянув на берег, откачивать и, не вернув к жизни, уйдут, а родственники будут плакать и причитать возле мертвого тела. Подпрыгнул под резвившуюся в огромных волнах женщину, ухватил ее за ноги. Женщина ойкнула, но последние звуки поглотила шипящая груда воды и швырнула обоих по направлению к берегу. Леник сам потерял опору и, перевернувшись через голову, нахлебался грязного рассола.
Купальщица, окруженная отдыхающими, махала руками, рыдала, показывая пальцем на мальчишку, да попробуй найти его в мешанине из водорослей, щепок и то и дело исчезающих в молочно-серой пучине человеческих голов.
Николай оформлялся за границу помогать афганским товарищам разрабатывать газовые месторождения. Но как ехать, если сыну скоро в институт поступать? А с другой стороны откажешься такой возможности больше не представится поправить материальное положение, не часто выпадает счастливый случай.
Смотрел на Анну Павловну и думал, что беспокоиться ни к чему. Давно нет косичек, связанных корзинкой, русые некогда волосы посветлели: не то выгорели под южным солнцем, не то незаметно в их пряди прокралась седина. Парикмахерская посещалась женой два раза в год с целью сделать завивку. И губная помада использовалась по выходу из дома. Только куда ходить? У плиты и так хороша.
В постели засыпал, едва коснувшись подушки, и невдомек ему было, что бродила по комнате Анна, массируя живот. Вины за собой не чувствовал, а на упреки отвечал шутками.
Да и какие могут быть обязанности? Семья в достатке, кормить семью - его обязанность. А как обязать тело делать супротивное? Чувство, которое предотвращает влечение, отвращением не назовешь, но все же оно имеет место. А с какого момента оно возникло? Перебирал муж один за одним годы жизни, и вдруг как будто что-то щелкнуло в мозгу. Так и есть. Уверенность в голосе, смелость суждений, рассудительность и строгость. Сжимался под взглядом, сдерживал порывы нежности. Состояние подавленности преследовало. Жена хозяйка, жена мать, жена друг. Это все понятно. Но не любовница.
- Эгоист! бросала в сердцах Анна и всю страстную любовь отдавала сыну.
Но вот куплены билеты на самолет, отправлен контейнер в родной город, и знойная братская республика встречает своих помощников.
А Анна Павловна с Леником снова в квартире свекрови, только больной и немощной.
Старушка к невестке испытывала зависть. Дорого ей достался сынок! Кабы она знала, кому его передаст! В тридцать третьем спасались от голода в коммуне. В бараке отделили фанерной стенкой уголок, два топчана поставили: один ей с Иваном, один Коленьке. Столик между топчанами сколотил Иван. А на дворе костерок разводили, варили в банке консервной борщ. В лес бегали за кислицами. Их хорошо было класть в варево для кислоты. В городе по улицам мертвых собирали, а они ничего выжили. А как ей хотелось видеть сына начальником, да со средним техническим в начальники не ставят.
Теперь и дома начальник невестка. И сидела в проходной комнате бабка, поджав ноги.
- Оно, конечно, жениться надо было. Но разве плохо нам было вдвоем?
На кухне гремела посуда. Анна чистила кастрюли так, будто ничего не было важнее .
- И есть не дает. Все прячет, - утирала слезы во дворе старушка. Холодильник от меня бумажкой заклеивает. Яблок купила под кровать спрятала, а я не могу нагнуться.
- Анна, что же ты мать до сих пор не покормила? Как проснулась, не ела ничего...
- Да она ж после обеда спала, - кричала с балкона Анна Павловна и шлепала вниз оправдываться.
- Воровка! Сына у меня украла. Отдай мне моего сыночка!
Анна Павловна закрывала дверь в вонючий подъезд и громко включала радио.
Стеллажи с книгами пополнялись новыми изданиями, потому что заведено знакомство в книжном магазине.
Мать Аннушки умерла (уж пять лет будет в декабре), а отец женился и домик подписал жене, так что в станицу более не тянуло. Приезжал папашка раза два, привозил гостинцы снедь деревенскую, а Ленику денег дал на магнитофон, теперь в квартире не перестают подвывать западные группы.
Расходы увеличивались, тех денег, что приходили от Николая, ну никак не хватало. Подзарабатывать приходилось. Хорошо, научилась в Дагестане стучать на машинке, это выручало, пол в домоуправление бегала мыть вечерами.
Леник курить начал. Правда, он и раньше покуривал, но теперь это делал открыто. А если курит, пусть лучше с фильтром курит, импортные, а то разные советские сорта только кашель вызывают. Мать сразу купит блок, положит на холодильник и не надо Ленику стрелять сигаретки, у самого спрашивают.
Товарищи заходили послушать записи. Поздними вечерами сынок настраивал приемник на нужную волну и ходить нужно было на цыпочках , потому что уходит мелодия и глушители тут как тут.
Анна уважала интересы сына, а длинные волосы ей нравились главное, чтоб были промыты и расчесаны. Над приемником развешаны вырезки из журналов Бог весть откуда взятых. Бледнолицые кумиры в белых водолазках (тогда их называли роллингами) и фотография Джона Леннона на всю стену.
Книжные полки для сына пройденный этап. Леник стал подозревать, что он имеет композиторский и поэтический дар. Тем, кто окружает его, в голову не приходит, что они сдерживают его талант. Тут же куплена по блату мамочкой гитара, и каждое утро рождается новая мелодия. Но жаль, что не слышат братья за океаном его голос, когда он у транзистора ловит очередную песню и взывает к ним, стоя на коленях.
- Примите меня к себе, я иду за вами, я ваш, братья!
Их песня, может быть, загадочна! Глупец на холме . Сидит он с блуждающей улыбкой, голова окутана облаком, земля вертится... Молчит он, потому что его не понимают и никогда не поймут. Все вокруг глупцы, а не он, он выше их.
Битлз популярнее, чем Иисус Христос , - заметил Джон Леннон. Но мы в коммунистической стране и не знаем ничего ни о Христе, ни о легендарном квартете. Это не у нас объединились в травле ливерпульской четверки. У нас Бог давно умер, а кто Джон Леннон, Пол Макартни, Джордж Харрисон, Ринг Старр?
И повело Леника... Вечерами слушает Голос Америки и Би би си . А сердце замирает мамочки: потише надо бы, стены звукопроницаемые, соседи услышат, не дай Бог.
В университет поступали вместе. Сидела Анна Павловна в университетском саду, радуясь тихонько, если на крыльцо выходила заплаканная абитуриентка. Ещё конкурент в сторону! Хоть и обговорено было все заранее, и знала, что наверняка поступит сынок, но волнение было: а ну как не станет студентом тогда от армии не отвертеться. А представить солдатом мальчика трудно: тщедушен, прямо сказать, слаб физически, за себя вряд ли постоит, хоть злости предостаточно. Вес не набран нужный. А ведь кормила хорошо, старалась, и сидела рядом, пока расковыривал вилкой завтрак, а если надо, то и дула на горячие пельмешки спешит дитя.
Николай понавез добра из-за границы. Теперь золота на всю жизнь хватит. А на сертификаты в Березке что хочешь купить можно. И маленькая квартирка утонула в коврах и хрустале. На окна повесили парчовые шторы, в серванте фужеры отражают солнечные лучики , а люстра того и гляди сорвется и раздавит старушку. Но она долго мучиться не стала в новой обстановке и месяца через два тихонько скончалась.
Леник стипендию не получал. Так как на человека в семье почти семьдесят рублей выходило, и в зимнюю сессию к тому же две тройки получил; ну да Бог с ними, с этими двадцатью восьмью рублями, другим они нужнее.
Рассказывал Николай, как живут афганские товарищи. Пашут землю на волах, никакого медицинского обслуживания. Ходят в лохмотьях. Супруга начальника отдала свое исподнее крестьянину для жены, а тот сам на себя натянул и пришел на другой день благодарить за щедрость. Вот так трудно социализм строить. Ничего, нам тоже нелегко приходилось, но ведь построили наконец-то что хотели.
А эти длинноволосые юнцы, сыплющие английскими фразами, - позор нашему социалистическому строю. Возмущению Николая не было предела. Он коммунист (иначе б за границу не выпустили ) и длинные волосы сына!
- Какой позор! Даже курчавятся на затылке! Челка на брови опустилась! Чего им не хватает?! Никого уже не боятся! Мы радио с оглядкой слушали. Отца в тридцать восьмом арестовали за то, что пьяный на Сталина матюкался, больше его не видели. Где там волосы было растить! По станицам ходили, меняли тряпье на еду, под бомбежкой в ямах сидели. С жиру бесятся! Терпеть буду до конца августа, а там сам подстригу!
И вновь уютное кресло и развернутая газета.
Леник выслушивал с ироничной улыбкой, эти прения считал старческими стонами и всерьез не принимал. Все, что было за жизненной гранью, для него не существовало. Да и мир открыт только им. Мир и жил всегда только для того, чтоб дождаться своего кумира. А те, кто не понимает этого, не осознают, насколько они жалки и ничтожны, и, вообще, почему ему диктуют, как жить?! Я творец самого себя, я выбираю свою жизнь!
-Чем ты гордишься? - бросил он однажды отцу. Вы стадо баранов бессмысленно шли, куда вам указывали они , с вами делали они что хотели. Вы в массе уродов, завистливых, злых. В Афгане ставили из себя представителей социализма, а сами думали, как бы побольше взять с них, прибарахлиться!
- Мы выполняли свой долг! Выбрось дурь из головы! Ты никогда не будешь свободным от общества! Человек всегда существовал в коллективе, а то, что ты чувствуешь, никого не интересует, ты в пустоте. От тебя самого зависит твое место. А общаешься с человеком или он у твоих ног, или ты у его.
- К чему весь этот хлам? К чему твоя суета? В конце концов мы все умрем! Скольких афганских товарищей ты обобрал, чтоб все это заиметь, не мучает тебя совесть?
- Перед кем стыдиться? Мы атеисты. А кем сказано, что нужно быть честным?
- Ты себе противоречишь! Если человек не боится Бога, то он свободен!
Леник застегнул верхнюю пуговицу черной рубашки, накинул черный пиджак и выбросил себя из дверей подъезда в черную ночь.
Nowhere Man . Кто укажет правильный путь? Откуда я пришел, не знаю, куда иду. Я человек ниоткуда, живу в нереальном мире, нет рядом того, кто указал бы правильный путь. Голос Леннона потонул в истеричном гуле поклонников ливерпульской четверки. Карманный приемник закашлял, наступила черная тишина.
Создательница моды целого поколения, Астрид Кирхгер. И черные шторы на окнах ее комнаты, и черное покрывало на постели, и единственная свеча символ ухода в иной, неземной мир. Прическа Битлз , с длинной ровной челкой, пиджаки без воротников и лацканов предел желаний советской молодежи 60-х.
Битломания овладела миром. Понятно, что молодежь всегда протестует. Но против кого и чего? Они устали от популярности, пора бы обрести покой, но их славу подхватывала новая волна, а конец неизбежен.
Как проникнуть в глубины сознания? Наркотики? Наверное, они помогут открыть двери и выйти из заколдованного круга.
- Ненавижу вас, вы мне кровь портите, - стонал Леничка утром в тесной двухкомнатной квартире, распростершись на полу у транзисторного приемника. Николай Иванович уходил с газетой в совмещенный санузел, а Анна Павловна, охая, рылась в домашней аптечке.
Из приоткрытой двери застекленного балкончика несло укропом и табаком. Виноградные тонкие лозы лениво похлопывали по пыльным зеленым стеклам.
В сентябре студенты дружно отъезжали на уборку урожая. Колхозникам нужна была помощь. Это в средней полосе России такие же комсомольцы выковыривали из грязи картошку, а на юге работали на виноградниках, элеваторах, в садах.
Нужна ли была такая помощь колхозу? Чаще прятались в сараях, засыпанных семечками под самые балки. Зарывались по горло в сыпучую массу, выбирали очищенные семена подсолнечника, отправляя в рот, и лежали часами, прислушиваясь к жизни, скрытой от человека. У них, мышей, свой мир, свои законы
Колхозницы очищали кукурузные початки вручную, сидя на глыбах брошенного грузовиком урожая. Городские девчонки подбрасывали в рушилку очищенные кочаны и рассказывали анекдоты. Бригадир - метр от шляпы - старательно заполнял документацию. К обеду баб становилось в два раза меньше. Нагребая по ведерку зерна, они постепенно растекались по своим дворам, где блеяло, кукарекало, хрюкало.
Комбайн срезает под корень созревшую коноплю, а вот связать снопы и поставить шалашиком тут нужны руки человеческие. А что студентам прохлаждаться? На коноплю их, быстро! Семена осыпаются уже, птиц вокруг! Попробовали вкусно, вкус орешков кедровых. Мелкие только, но можно их жевать, высасывая сок, а жмых выплевывать. Такое веселье! Главное - голода не ощущаешь! И стойку на голове, и колесом пройтись. Горло уже болит орать непристойные песни. Рассыпались парочками по шалашикам (под палящим солнцем целоваться уж очень жарко). Едва дозвались Леничку с подружкой однокурсники. Почти уговорил дурочку, помешали, гады. Правая штанина прилипла к ноге, отвернуться бы от хитрых взглядов и смотреть на красный закат, прокручивая в голове любимые записи.
Грузовик подбрасывает на ухабах, тело пощипывает и зудит поскорее б окунуться в ледяную муть горной речушки.
Стемнело. Невдалеке овечий загон. Голодные овцы тянут обычную вечернюю мелодию. С загона веет навозом.
Какой там сон! Как всегда перешептывается в безветрие кукуруза. Ну уж если подул робкий ветерок, шепот срывается на бурное выяснение отношений, слышатся даже шлепки и пощечины. Да как-то быстро разрешаются эти ссоры. Опять объятия и шуршащие поцелуи листьев.
Никак не могут успокоиться гуси. Все шипят, переругиваются, распахивают шумно крылья.
Хорошенькое личико умыто, но волосы слиплись под выгоревшей косынкой. Комары смело прокусывают трикотаж спортивного костюма, поэтому снимать его нет смысла. Достаточно одной детали и Леничка растворяется в сладостном сне.
Жаркий день снова проходит в полузабытьи. В один день не управиться самим. Поля конопли не охватить глазом, а бабье лето кончается. Коричневая земля поделилась на клеточки, такие же коричневые муравьи суетятся, растаскивая по кусочку падшую птицу.
Один Руслан понимает Леонида. Носящий имя героя русских народных сказок вовсе не похож на него. Коротко остриженные каштановые волосы, узкие плечи, впалая грудь. Рождающиеся на ходу стихи редко фиксировались на бумаге, порой забывались автором, но среди однокурсников он признанный поэт. Экзамен по философии сдан на отлично , более того, прочитана фрейдовская теория бессознательного. Он легко может объяснить состояние студента.
- Ссылаться на обстоятельства, оправдывая индивидуальное сознание, слишком рано. Да, несовершенно общество. Однако умственную и нравственную лень, порожденную сверхличным, можно оправдать? Общество ортодоксально, мы подавлены, мы жертвы коллективного психоза. Но ты сам должен сделать выбор, сам ощутить свое место в жизни. Есть два способа. Первый: разрушить мир, переделать. С этим вряд ли справиться... Второй: самосовершенствоваться, переделать внутренний мир своей души.
- Это значит смириться, это значит подчиняться ежедневно, ежечасно. Братья за океаном свободны! Никто не зажимает им рты.
- Их популярность инсценируется. Пойми, это бизнес! Хотя просто так...
- Ты прости, эта дьявольская трава помогает мне забыться. Еще немного, и, мне кажется, я найду ответ...
Пальцы ловко смешивают табак с ядовитой трухой, все поплыло. Кажется, открыты двери, но как далеко еще до истины.
До полного сходства с Джоном не хватает очков. Леннон близорук, и во время выступлений публика сливалась в одну визжащую и рыдающую массу. О, Леник готов был все отдать, но видеть перед собой заплаканные лица. И грим не нужен. Достаточно маски, тем более что глаза темные, глубокие, нос с горбинкой это свое, остальное все скрыто под русой курчавившейся бородой и усами. Печально, но университетские блюстители норовят сорвать маску. Они увереннее тогда себя чувствуют, когда карты раскрыты.
- Настанет день обо мне тоже будут кричать афиши. И девчонки будут тоже заламывать руки и ждать автографа. Я восходящая звезда университета.
Руслан посмеивался, но держался на всякий случай поближе.
- Их давно начали травить, и все равно они на вершине, они ее достигли сами. А по гладкому пути никто не идет...
- Они несчастливы, скоро придет им конец. Их загнали в бизнес. Help! ( Помогите! ), - взывает Джон. Он не он, он игрушка. Напрасно ты думаешь, что он независим. Это капстрана, радуйся, что ты советский студент, и настолько самоуверенный, что рассчитываешь на успех.
Руслан перебирал струны и слабым голоском промурлыкивал песенку.
- Yesterday ( Вчера ), ... я вдруг мгновенно повзрослел... Эту песню Пол Макартни придумал, когда жарил себе яичницу на завтрак. Даже хотел так и назвать песню: Яичница .
- Раньше они работали вместе.
- Зачем нужно было сливаться? Тут разделение можно только поприветствовать. Каждый имеет право на собственную индивидуальность. А как они могли себя чувствовать раньше? Понятно, аплодируют всем четверым. За то, что спели, а спели что? Чьи мысли, чьи души? Даже сиамские близнецы имеют каждый свою душу и, мне кажется, ненавидят друг друга. Но разъединиться не могут! Да и кем они будут по отдельности? Попробуй-ка ты один добиться чего-нибудь.
- Объединяться ни с кем не собираюсь.
-Во всем нужна помощь со стороны. Если тебя не приподнимут, если поставят препоны, не приоткроют двери, сам ты их не откроешь. Да что ты все смолишь? Битлзы уже давно пришли к выводу, что наркотики бесполезны, никому не советуют их принимать. Прошло время, когда травка свободно продавалась в аптеках Америки.
- Ты похож на Иисуса Христа, - сказала Вера, пристально глядя ему в глаза.
Неужели нашелся человек, который заметил его необыкновенность? Да, он пришел на эту землю не просто так, только никто этого до сих пор не понял. А она заметила его сходство со Спасителем. И то, что знакомство состоялось в момент Воскресения Христа, предначертано.
- У британцев есть обычай: молодой человек, провожающий девушку, должен обязательно ее поцеловать. Ну так как насчет британцев?
Каблучки застучали по заплеванной лестнице. Где-то на третьем этаже раздавались голоса, потом щелкнул замок. В том, что Ленику отказали в поцелуе, было нормально. Не очень приятно целовать только что встретившуюся девчонку. Но на других она не похожа. И взгляд, и добрая улыбка располагают к продолжению знакомства. Но у Леника свой прием. Необходимо исчезнуть из поля зрения дня на два, потом, встретившись как бы случайно, вызвать интерес и опять не попадаться на глаза несколько дней. Далее назначить свидание и намекнуть о чувствах. И само собой закрутится. Оставлял объект всегда сам, не ждал, когда оставят его, раскусив. Но тут другое дело.
Вера рисовала уголок старого парка. Возле нее стайкой разместились однокурсницы. Она была центральной фигурой, хотя главным был преподаватель. К нему Леник сразу начал ревновать Веру. От него исходили указания и советы. Вера, мгновенно отрываясь от планшета, внимательно и кропотливо трудилась, стараясь проникнуть в глубину ватмана.
- Почему именно она? спросил Руслан, высмотрев для себя куколку с красиво сложенными ножками.
Бревнышко покачнулось, девчонка недовольно повернула голову, измерила взглядом парня.
Банальное начало раздражало ее. Молодой человек интеллигентен, но то, что дано видеть ей, не дано другим. Этого достаточно, чтобы пресечь знакомство.
Сонные пчелы заканчивали свой рабочий день. Цветущая алыча источала муторно слащавый аромат. Мелкие лепестки с ржавыми подпалинами устилали дорожки парка.
Длинные бледные пальцы подрагивают, отбрасывают недокуренные сигареты.
Руслан, не простившись, ушел. Куколка покачалась на бревне, выбирая удобное положение и бросая взгляд в сторону ухажеров. Разочарованно отвернулась, возвращаясь в мир воображения.
Вера просто улыбнулась и помахала Леониду рукой. Альбом пополнился новым наброском.
- Не надо, Леня, - Вера убрала его руку со своей талии, потом как бы извиняясь, разгладила курчавившийся его затылок.
Со скамеек у подъездов разбредались старушки по своим норкам, где-то на дереве плакал котенок, загнанный туда веселым поджарым баловнем.
Вера прикоснулась рукой к белым с желтизной по краям ногтей пальцам Леонида и сладкая истома разлилась под кожей, достигая внутренностей сначала грудины, затем живота и, пробежав по костному мозгу ног, растворилась в пальцах.
Длинные каштановые волосы мягкими волнами падают на плечи, спину, грудь. Несколько волосков назойливо под дуновением ветерка пересекают чистый лоб. Тонкий носик вздернут, забавно морщится и шевелится при разговоре. Юной чистотой и свежестью манят белые ровные зубки. Доверчиво дарят аромат прильнувшим друг к другу ветви цветущего абрикоса. Леник задыхается от счастья. Мышцы губ ноют от напряжения, но вновь испытывают желание ощутить вкус возбуждающих незнакомое чувство Вериных губ. Пульсирующая у основания шеи жилка доводит до изнеможения. И маленькие груди обжигают. Хочется убрать тонкие тканевые перегородки, ставшие робким препятствием. Властные пальцы достигают застежки и забытое с младенческого возраста чувство обладания материнской плотью возвращает нашего героя в мир грез. Руки скользнули по бедрам, но, едва коснувшись их внутренней стороны, были остановлены крепкими Вериными ручками:
- Не надо, Леня....
Вера застучала каблучками по асфальтовой дорожке сквера, застегивая на бегу блузку. У Леника не осталось сил приподняться. В ногах гудело, перед глазами плыли оранжевые круги.
Завязывать надо с этим делом, думал он, забивая в беломорину ядовитую смесь. Но когда? Во всяком случае, не сегодня. Вряд ли завтра. Не уверен, что послезавтра. И так все хорошо, и так все замечательно, все идет, как надо.
Утром все в другом свете. Летняя сессия нескоро. На первую пару можно не спешить и понежиться в постели, не обращая внимания на материнское ворчание. Белье, брошенное вечером в стирку, естественно, заслуживает укора. И носовой платок, положенный в карман заботливой мамочкой, ею же внимательно осмотренный, наталкивает на подозрения. Ревность первое, скребущее пока не все нутро, а только краешек сердечной мышцы, чувство, затлело, не смея пока еще загореться пламенем.
Анна Павловна всегда представляла рядом с Леничкой некое безликое существо. Представляла, да. Так как знала, что это неизбежно. Но пришло время, когда нужно было представить подетально: и лицо, и мысли, и положение.
Зовут Верой. Учится в педучилище на художественно-графическом, семья в разводе. Та-ак, в разводе. Можно предположить, по какой причине. Мать, небось, гулящая. Живут, разумеется, бедно. Не такая нужна ее сыну. Окружила, опутала. Приворожила, лица на нем нет, так в себя влюбила. И Анна Павловна, пытаясь разбудить мужа, всхлипывала и переворачивалась с боку на бок. Потом, изнемогая, сама овладевала сонным супругом. То, чего не могла сделать днем: подчинить, поработить, проглотить, - приходилось делать ночью. Медленно проглатывая податливое тело, она ни на миг не упускала образа новоявленной соперницы. Слившиеся воедино юные тела возбуждали настолько, что отнимались конечности, и тело безумно превращалось в пылинку, готовую исчезнуть в пространстве времени.
Палитра пополнялась новыми красками. Краплак с ультрамарином постепенно уступал место кобальту. Травяная зелень заставляла думать о предстоящих экзаменах. Но Леонид покорно сидел метрах в десяти от девчонок, пока увлеченная закатами целомудренность выплескивала ноющее, собранное в комочек, робкое начало таящегося внутри страстного желания жить.
- Я люблю тебя, один Бог только знает, как я люблю тебя, - произнес Леонид онемелым языком. Вера отстранилась, держа ладони на горячей его груди. Ее взгляд растворился в глубине глаз любимого. Тело притягивало, сладкая боль разливалась по тканям, поднимаясь снизу вверх и, не находя выхода, била в виски.
- Я хочу тебя, - повторил свою мысль Леник, - такая возможность, никого нет, мы одни...
- Я люблю тебя, - проговорила сквозь слезы Вера, - но это так грязно, это стыдно... Пусти меня, - слабо пыталась вырвать планшет из Леничкиных грешных рук.
- Но разве плохо любить и принадлежать друг другу?
- Если ты любишь, ты должен беречь меня, - всхлипывала девчонка.
- И до каких пор?.. Или или. Ты должна подумать и принять решение. У меня все!
Леник поднял воротничок куртки и, поеживаясь исчез в переулке.
Это не может продолжаться вечно. Он похож на ребенка у банки с вареньем. А он достаточно воспитан, чтобы не воспользоваться им без ложки. Автобус отходит ровно в шесть, нужно выспаться. Заготовлены необходимые принадлежности, некоторая сумма.
- Это просто, даже приятно. Главное не упустить время цветения, - убеждал Леника Жорик, - выйдем километра за два до объекта, остаток пути пройдем лесом. Двух дней хватит. Предкам наговори лажи.
- О кей, еду!
Автобус выплюнул несколько дачников с тяпками, обвязанными тряпочками и, взбрыкнув, погнал по пустынной дороге. Двое, немного поотстав от мирных советских тружеников, зашагали по заросшей росистой травой обочине. С двух сторон дороги поднимались нежные ростки кукурузы. Невдалеке поблескивали в лучах утреннего солнца крыши приземистых дач, куда грузно спотыкались попутчики наших героев.
Жорик длинноволосый хиппи наркоман со стажем. Из армии комиссовали. Хвалился, что прикинулся шизофреником. Кроме того, по ночам ходил по карнизам казармы. Продержали полгода в госпитале и отпустили с Богом.
Стены его однокомнатной были затянуты шторками, откинув которые, можно было попасть в преисподнюю.
Автор фресок спокойно объяснял гостю, что писал эти картины с натуры. Ему, мол, достаточно одного косяка, чтобы туда попасть. И он, как гостеприимный хозяин, готов оказать услугу.
Его кухня два на два тоже могла бы при необходимости послужить. Кресло-кровать удобно разместилось вдоль обшарпанной стенки. На измятых простынях рассыпано содержимое аптечки. Жорик постепенно переходил на колеса .
Приятели держали путь к лесополосе, плавно переходящей в подернутый синей дымкой лес. Издали полоса показалась пышным сказочным уголком природы, но, нырнув в эту лесную сень, они ощутили брезгливое чувство, возникающее при соприкосновении с отбросами человеческой деятельности. Переступая через кучи стекла и хлама, царапали ноги о сухие ветки, проваливались в вырытые для забора плодородной почвы ямки. Плюнув в сердцах, высвободили себя из грязных объятий и, став на твердую землю, заспешили вдоль всходов к лесу.
Воздушные пробки, державшиеся некоторое время после автобуса, хлопнув, вылетели из ушей, и сверлящая тишина заполнила внутренности. В лесу не было птиц. Под тонким дубком лежало пустое птичье гнездо, закапанное белым пометом. Леонид поднял голову: молодые дубовые веточки укоризненно постукивали картонными резными листами о коричневый ствол.
Гриб, уютно устроившийся под дубом, изнемогал от зуда жирных паразитов, доживая последние часы своей короткой жизни. Огромные рыжие муравьи, зловеще огрызаясь друг на друга, уже овладевали отвалившимися в сытом довольстве червями. Подошвы смело ступают, размазывая по жирной земле владельцев сей безмолвной местности.
Крайний дом станицы. Отмытые дождём от извести стены, дряхлые дворовые строения. Щелкнул зубами облезлый пес, почесал задней ногой торчащие ребра. Оглянулся на залапанную дверь и, заинтересовавшись незнакомцами, помотал жалким хвостом.
Жорик лязгнул несколько раз щеколдой калитки и, повозившись недолго, открыл ее. Заструилась под ноги деревенская живность. Утенок с раздолбленным квочкой клювиком заметался, норовя попасть под сапог.
Из хаты пахнуло затхлостью. Кислый воздух непроветриваемого жилища вызывал тошноту. Грязная тюлевая занавеска отдернулась, и на пороге показалась обитательница сих апартаментов.
- А-а, мальчики! Заходите, заходите.
Беломорина осветила украшенное синяком лицо. Расплывшийся в безобразной улыбке рот обнажил желтые, изъеденные гнилью зубы. Клочья крашенных рыжей краской волос с помощью черной резинки составляли подобие прически.
По заставленному грязной посудой столу бродили куры, очищая его от остатков пищи, одновременно украшая экскрементами. На печке, заваленной заскорузлыми тряпками, вытягивались в неге два худющих кота, слева от стола доживал свой век диван, укрытый грязной простынею.
- Вчера только двое ушли. Чем меня напоили, не знаю. Я умирала вчера, искала топор, чтобы их убить перед смертью. Украли у меня топор, я бы их убила...
Жорик развязал рюкзак и, покопавшись, достал бутылку и блок Столичных .
- Вот, опохмелись. И курить тебе привезли. Не опоздали?
При виде спиртного глаза алкоголички засветились. Она сглотнула слюну не то от предвкушения, не то подавила рвотные позывы.
-За что я Жорку уважаю, это за то, что у него всегда "Столица". Еще дня два и облетит, спешить надо. Ну вот выпьем так и ныряйте.
- Ксюшка, Ксюшка! Кричала соседка. Свиньи к тебе в картошку полезли.
- От падлы! заругалась Ксения и кинулась из хаты в огород. Рекс, покажи им, б...ям!
Рекс рванул за удирающей уже свиньей, погнал ее к лесу. Та мчалась, сверкая розовой задницей, цепляясь огромными ушами за ветки шиповника.
Перекусили на ходу и заспешили по лопухам к цветущему полю.
Солнце спешило убрать свои лучи, когда возбужденные сладким дурманом сборщики ковыляли назад. По направлению к центру станицы не спеша поскрипывала телега, груженная пустыми бидонами.
Мужичонка в драном пиджаке дремал, привалившись к набитому травой мешку.
Из хаты пахло мясом. У порога кошки терзали утиные ноги. Здесь же стоял таз, наполненный перьями. Над бочкой с дождевой водой парили недавно народившиеся комары.
Ксения высыпала на блюдо вареную рисовую сечку, из утятницы вытянула за крыло жилистую водоплавающую и, вспоров ей зашитый черными нитками живот, стала вываливать содержимое.
-Утка с яблоками, давайте, садитесь, - гостеприимно пригласила хозяйка.
Леник брезгливо проглотил несколько ложек сечки, с отвращением пожевал мяса и опустил кость в рот Рексу, приветливо выглядывавшему из-под стола.
Анапу пить не стали, и Ксения благодарно наполнила себе стакан тошнотворным оранжевым напитком.
После первого стакана взгляд прояснился, язык развязался. Хозяйка вытащила из сундука в светелке фотокарточку в рамке и поставила на диван, к подушке.
- Здесь мне четвертый год.
С довоенного снимка на ребят смотрели отретушированные, подкрашенные лица, отражающие эпоху начала 30-х. Перетянутая ремнями грудь, гимнастерка, ромбики на глухом воротнике.
- Отца помню, мать нет. Ее расстреляли немцы, когда вошли в Ростов, выдали, падлы. Отец с фронта вернулся из детдома меня не забрал, но следил, чтоб там меня никто не обидел. А я истерики устраивала, если недовольна была воспитателями. Это сейчас знаю, что по-свински поступала. Отец сразу увольнял с работы из-за меня. А потом его сослали в Иркутск. Ездила к нему, но он уже спивался. Политуру пил, там и умер.
- Ты ж замужем, вроде, была?
- Была... сына муж забрал, когда разводились, да убили его, уж три года будет, как убили. Наркоманил, как вы, да... как жил... туда ему и...
Ксения грязным полотенцем промокала красное, обтянутое блестящей кожей лицо, потом отвалилась на подушки, захрапела.
Драгоценный груз надежно упрятан; завтра день не менее сложный. Нужно спать. Об удобствах думать не приходится. Но воздуху не хватает в этой клетушке и, вдохнув в себя дурмана, гости подставили воспаленные лица южной ночи.
- Что тебе надо от моего сына? Какое твое дело, куда он уехал? вырвалось у Анны Павловны, и не в состоянии уже что-либо исправить, она положила трубку.
Ленику учиться надо, а она о любви. Ещё бы! Присмотрелась, небось, к семье. А что взять с нее! Одна мать - и та уборщица!
Сын слабо возражал матери, зная, что верх все равно одержит она. Но тут зашло совсем далеко. Как-то в её отсутствие повесил в ванной свежее полотенце. Мать, вернувшись, закатила скандал.
-Кого ты приводил? Почему висит чистое полотенце?
И давай пересматривать его простыни. То, что хотела увидеть, не увидела, но ещё больше распалила себя, разбросав магнитофонные бобины по полу.
Леник, все это время сидевший на полу у транзистора, забивающий музыкой материнские рыдания, швырнул в стену сорванные с руки недавно подаренные ею часы. Брызги из стекла и часового механизма обдали искаженное мукой лицо матери, усмирив на мгновение истеричку.
. Ноги сами несли к знакомому переулку. Конечно, такая девушка, как Вера, не сидит дома. Частенько Леня ловил встречные взгляды, прогуливаясь с ней по аллее парка. Нет, она дома.
Веру обдало жаром, когда жало звонка пронзило вечернюю упоительную тишину, потом холод, зародившийся в пальцах ног, стал подниматься вверх и, достигнув висков, превратился в мокрый бисер.
Она приняла решение. Только бы дотронуться до его чутких пальцев, только бы вдыхать запах его волос, слушать его голос.
-Держи меня крепко, родная, больновато будет с первого раза . Нужно постепенно .
Новое чувство затуманило мозги, думать не было сил, Верой правила сила, с которой уму не справиться.
- Я думала, это не так. Как и первый поцелуй. Ждала, что небо упадет, мир разрушится .
- О, святая наивность, - стонал Леник, потирая колени и, оправившись, присел на край скамьи. Закурил, счастливая улыбка не покидала лица. После двух затяжек наклонился и крепко поцеловал Веру в губы, проглотив попавшиеся слезинки. Лежавшая под ее головой куртка измята, его носовой платок испачкан кровью.
Вера прикоснулась губами к его руке, вдохнула запах волос.
- Не целуй эти грешные руки
Теперь он всегда будет с ней, она переступила запретную черту ради него, ради любви
Мне тоже было хорошо, - убеждала она себя, - сразу стало безумно хорошо .
Теперь она не та, что была. Странно, что никто не заметил в ней перемены. Разговаривают как ни в чем не бывало. Не может быть, чтоб не догадалась мама. Но ничего необычного в ее голосе, взгляде. Теперь как-то надо обманывать, правда ни к чему.
Второй час. На стенах шевелящиеся тени от листьев орешника. Тяжелые веки опускаются, но сон их не сковывает сразу. Разбросаны тюбики, нелегко собрать их в густой траве. Послушная любимая кисть выписывает крутые речные повороты, не найти нужного цвета... И Вера с Леником, взявшись за руки, входят в холодную воду. Вера знает: здесь можно перейти реку вброд. Но сильное течение останавливает посреди реки. Из-под немеющих ног ускользают подвижные камешки, и руки, ищущие твердую опору, мгновенно ощущают шероховатость дна. Все равно это сон, не буду бояться, отдамся течению , думает Вера.
Только рука друга выскользнула, нет его рядом, унесло шумящим потоком.
Мать гладит волосы, поправляет подушку:
- Ты кричала, проснись
У порога квартиры на затоптанном коврике лежали сорванные под самые головки бутоны роз.
Словно во сне прошла осень, зима
Каждая встреча приносила радость, которую испытываешь с сознанием того, что живешь полнокровной жизнью, какую дверь еще можно открыть, чтобы ощутить себя, свое Я ? Однако постоянное сдерживание, ощущение натянутости вожжей, не приносит полного удовлетворения. Наверное, это чувство уходит, когда женщина до конца ощутит себя женщиной. Это произойдет только тогда, когда у ее груди заалеет маленький ротик, способный взять на себя долю того, о чем мечтает она, неспособная осуществить эту мечту.
- Дорогая, я отдаю тебе все, говорил Леонид, раздражаясь, что выполненная им миссия не приносит полного удовлетворения
Его плоть не переставала желать любви. И желание, зарождаясь ниже пояса, распространялось по телу, не поднимаясь выше горла.
И это любовь? думала Вера. За все время обладания друг другом ни разу нормальной человеческой постели, обнажается только часть тела, постоянный страх разоблачения... Наступит ли день, когда можно будет любить смело, смело ложиться в постель, не прислушиваясь к каждому шороху?
- Руслан, кажется, влип, - сказал однажды Леонид, криво усмехаясь, - подцепила его поварешка.
Счастливый поэт и не догадывался, что влип .
Мать его, правда, пыталась разобраться в происхождении беременности будущей невестки, но была остановлена рассудительностью сына:
- Она была честной девочкой, мама.
И не важно, что рушились поднебесные планы Руслана. Владение кулинарным искусством приравнивалось потерявшим голову философом к высшему чудодейству.
- Мы должны или пожениться, или разойтись, - с трудом произнесла очередной раз униженная Вера. Леонид, лежа на грязных чужих простынях, уходя в мир Жориковых фресок, очнулся на мгновение, засмеялся, как ребенок, увидев обнаженную Веру всю, с ног до головы.
Сквозь хлопчатобумажный тюль хорошо просматривался загаженный двор, детская площадка с поломанными качелями и бельевыми веревками с понуро висящими ползунками. Трехлетний малыш усердно ковырял совком землю в пустой песочнице, насыпал ее в свою льняную шапочку.
Глупый , - подумала Вера. Открыла сумочку и, доставая по частям измятое белье, стала одеваться. Ей не было стыдно. Повернулась полуодетая. В дверях стоял Жорик, возбужденный наготой обоих любовников.
Ограниченная кухонная площадь сдавливала воспаленные мозги и воображение художника.
- За место надо платить.
Положил руку на Лёничкин уставший член, поиграл им.
- Дорогая, побудь немного с хозяином квартиры, - стараясь быть спокойным, сказал Леонид. Привстал, дотянулся до одежды, потом, застегивая молнию на штанах, подмигнул онемевшей подруге:
- О кей, девочка, я скоро приду.
Шторы, прикрывающие фрески, отдернуты. Небо за окном уже не отражает солнечных лучей. С дивана сброшены на пол подушки и покрывало... Как противно, скользко чужое потное тело, как ужасен слюнявый вонючий рот. Хочется рыдать, выть в этих путающих ноги темных дебрях непроходимого леса. Как выбраться отсюда? Как найти нужную тропку? Тропинок много... Они, как нитки, рвутся, ускользают из-под ног...
- Ты молодец, девочка, - изможденный Жорик протянул Вере сигарету.
Бежать, бежать из своего тела! Но как его покинуть? Как оставить оскверненное, омерзительное? Из горла вырывались только рыдания. Вера открыла во всю силу кран, прикоснулась к размокшему грязному мылу, взглянула на себя в зеркало. Сейчас нос распухнет, глаза будут мокрые и красные. Нужно успокоиться. Промокнула платком лицо, тупым черным карандашом подвела глаза, выудила из сумочки перламутровую помаду.
Достаточно одного прикосновения растаявшего от жары косметического средства. Дошла до остановки, уселась на липкое дерматиновое кресло. Помахала рукой, улыбнулась знакомой парочке...
- Я люблю тебя, - стонал Леонид, стоя на коленях и целуя Верины ноги, - но за все надо платить, понимаешь? Я много ему должен. Еще две поездки и мы в расчете.
Вера высвободилась и смело шагнула в темноту. Леонид поднялся, отряхнул брюки от сухих травинок, бросил вслед:
- Я завтра уезжаю, девочка!
- Скатертью дорога!
Только б не видела слез мама. Все хорошо, все прекрасно. Была в библиотеке, готовилась к зачету. А боль пройдет, переболит. Только б не помнить его глаз. Она не выдерживает их взгляда, чувствует себя кроликом перед удавом: пищит, упирается, но идет к нему в пасть. Это блаженство процесс заглатывания. Совсем не больно, даже приятно, только потом, уже в его утробе, ощущаешь себя, изжеванную, дрянью, готовую стать дерьмом. Она найдет силы забыть все.
Вера Васильевна взглянула на циферблат. Без четверти час. Сына до сих пор нет. Вчера он тихо сам открыл дверь, прокрался в ванную. Вера будто и не спала. Очнулась от легкой дремоты, неслышно бросилась к приоткрытой двери. Сын сидел на краю ванны, опустив голову в раковину. Под глазами синие круги, лоб покрыт испариной. Мать разжала бледные пальцы, судорожно вцепившиеся в края раковины. Раздела уже в постели. На руке характерное пятно от инъекции.
Господи, не уберегла... Когда это началось? Ругать парня нет смысла. Сказать отцу? Вера Васильевна оглянулась на дверь спальни, откуда доносился храп, Разберусь сама .
Сегодня Леонид ушел днем. Вышел будто на минуту за сигаретами...
Щелкнул замок. На пороге он, ее Леник. Глаза прячет, путается в шнурках, бросает влажные носки в угол прихожей. Долго проливает воду в ванной, потом, неуверенно ступая, тонет в сумраке комнаты. Вера Васильевна, не в силах что-либо говорить, прикрывает дверь за ним.
Надо что-то делать, но что? Где берет он наркотики? У него есть деньги. Она радовалась, что сын не просит на карманные расходы, стипендия накапливается в банке, и купить необходимый учебник, сувенир нужному человеку без проблем. Теперь все перевернулось, встало с ног на голову.
Скорей бы светало... Как долго тянется ночь! Зазвенели троллейбусы, посветлело небо. Утренняя чашка кофе, механические движения у плиты, дорога на работу, встречи, диалоги. Все как во сне...
Набран нужный номер. Красивый баритон.
- Добрый вечер, дорогая. Я ждал твоего звонка. Мне столько нужно рассказать тебе. Я сам не свой эти дни. Ты мне всю жизнь снилась. Ночью просыпался в холодном поту и не мог заснуть больше.
- Чего-то тебе не хватало, - засмеялась Вера.
- Мне не хватало тебя, Вера.
- А ты, я смотрю, не угомонился, все такой же, на здоровье не жалуешься?
- Болел одно время, печень лечил, пришлось отказаться от
- От чего? Анашу уже не куришь?
- Ты что?.. Леонид Николаевич заметно смутился, - разве можно по телефону говорить о таких вещах?
- А что? Сейчас это нормально. Тем более, что я человек прямолинейный.
Голос Веры Васильевны дрожал.
-Чем ты занимаешься, Леонид? Работаешь?
-Я торгую сельхозпродуктами, - заученно ответил он, - но имею дело только с документами. Ниже не опускаюсь.
"Опять врёт, - подумала Вера, - но это в его амплуа".
Леонид Николаевич будто оправдывался:
- Жить-то надо, как ты думаешь, Вера?
- Так, торгуешь... А постоянная работа у тебя есть?
- Нет.
- Что ж ты так? Восходящая звезда...
- Так сложилось, Вера. Я многое хотел бы исправить в жизни. А деньги для меня мусор, от которого я освобождаюсь... Ты, я вижу, уже не хочешь нашей встречи.
- Хочу, - неуверенно ответила Вера Васильевна.
- Сегодня я еду за товаром, звони завтра.
Он отдаляет встречу, - думала Вера, - не дай Бог повторить прошлое .
- Я больше не буду тебе звонить, и ты не звони. Ни к чему.
Положила трубку, упала в кресло. По щекам лились слезы. Как это много тридцать лет. И так это мало... С кем это было? И если бы не взрослые сыновья, не казалась бы себе пятидесятилетней женщиной.
Ну скажи что нибудь, только не молчи, я ведь все равно люблю тебя, я всю жизнь любила тебя, бестелесного, твой образ, нарисованный давно акварелью.
Сын бросил одежду у дверей. Вера Васильевна замочила рубашку в теплой мыльной воде, предварительно проверив карманы. Брюки, очистив низ штанин от сухой грязи, сложила в стрелку. Посыпалась мелочь. В кармане скомканный носовой платок, студенческий билет, полупустая пачка сигарет. Сигареты готовы были занять прежнее место, но внимание Веры Васильевны привлекла надпись на измятой коробке: Северная 349/36.
- Скажи мне, кто живет по этому адресу? шепотом кричала она сыну, озираясь на спальню, где мертвым сном почивал подполковник в отставке, - когда ты там был?
Леонид открыл глаза, бессмысленно глядя в потолок, засмеялся, пуская слюни.
- Как зовут его? Отвечай! трясла сына Вера Васильевна.
- Он мой тезка, - ответил Леонид, отключаясь.
Длинные гудки трубку долго никто не берет. Знакомый красивый баритон.
-Это опять я, не могу больше, согласна на природу, очень хочу встретиться...
-
...Эх, Леонид Николаевич, нет ни усов, ни бороды, не похож на Иисуса. Узкие плечи, полные бедра. Из глубоко расстегнутого ворота тянутся густые волосы. На голове треть былой роскоши.
Вера Васильевна попросила открыть заднюю дверцу: зачем привлекать к себе внимание любопытных?
В зеркальце видно лицо Леонида: те же волнующие глаза, только подернутые туманом, тот же высокий лоб, только иссеченный морщинами, та же улыбка, но далеко не белозубая.
Джип мчался, обгоняя редкий здесь транспорт. Влетающий ветер ломал уложенные на затылке волосы, неприятно холодил шею. Вера попросила закрыть окно. Не сбавляя скорости, Леонид Николаевич протянул полную руку к противоположной дверце. Пальцы короткие, темные, уже не волнующие воображение Веры, ловко справились с задачей.
Шум мотора остался за стеклом.
Леонид Николаевич включил музыку.
Такая любовь, как наша, не может никогда умереть, - старомодно выводила ливерпульская четверка, - пока ты со мной, звезды светят ярко...
Промелькнул последний дачный домик и лесные заросли поглотили дорогу.
- Не надо так быстро, - Вера Васильевна закрыла глаза.
- Здесь есть поляна у обрыва, - Леонид Николаевич, ловко управляя иномаркой, объезжал заполненные дождевой водой канавки. Пустые пластиковые бутылки, обертки от шоколадок пестрели вокруг в изобилии.
Вера вышла из салона, одернула платье, подошла к краю поляны. К ногам желали прикоснуться облака. Заходящее солнце отдавало последнее свое тепло макушкам елей, кое-где выступающим из взбитого тумана. Вершины покрытых снежными папахами скал, искусно нарисованных природой, смело разрезали бесконечность.
Леонид Николаевич наполнил рюмки, открыл коробку с конфетами. Коньяк согрел внутренности грудной клетки, быстро опустился в ноги, заиграл под ногтями.
-Держи меня крепко, милая, как я хочу тебя...
-
Я отдам тебе все, что имею, если ты скажешь, что ты любишь меня... за деньги не купишь любовь... продолжали открывать Америку Битлзы.
Золотой крест запутался в густой поросли на груди любовника. Неравномерный загар на мягком теле, учащенное сердцебиение. Как и много лет назад, неснятая одежда, обнажены отдельные участки тела. Спокойный сон.
Теперь только убрать остатки ужина с травы. Пакет с объедками дорогой снеди брошен в ноги спящего. Холодными руками Вера повернула ключ зажигания, нажала на педаль сцепления и, уже не думая ни о чем, медленно повела машину в перину облаков. Какая-то невидимая сила потащила их туда, куда и смотреть было страшно. Осталось не более метра до последней травинки, смело держащейся за кромку пропасти. Вера больно выбросила себя на жесткую, утоптанную туристами землю у края обрыва...
... Несколько долгих секунд молчащая тишина, затем сухой треск ломающихся сосен, и сотрясающий каменные края обрыва глухой взрыв.
Господь любит того, кто любит Господа...
И таков закон, что все сделанное тобой
Вновь возвращается к тебе...

Оценка: 4.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"