Сегодня я вспоминал одно стихотворение Андрея Вознесенского, и сделал неожиданное открытие.
Я понял, как мало у нас поэтов, пишущих именно цветные, яркие, во всю палитру красок, стихи.
Вот вчерашняя моя заметка, где я сравнивал Анну Ахматову и Марину Цветаеву, в которой я вроде бы их основное отличие для себя обозначил, теперь, я осознал, не содержала ещё одного важного их противопоставления.
Ахматова - поэтесса монохромная, "тёмная", все цвета в её стихах сдержанны и приглушены. Большинство её стихов - это скорбь, сквозь которую прорываются очень сильные чувства, но эти чувства уже подавлены, осмыслены, укрощены.
Если хотите бурлящей радости, восторга перед жизнью, бескрайнего счастья - идите не к ней, открывайте стихи Цветаевой. Сдержанность и закованность чувств в стогую оболочку стихов Ахматовой не поможет вам выразить это буйство чувств.
Что касается А. Вознесенского, то он тоже в своих стихах на краски не скупился. Бросал на свои "полотна" их полными горстями.
И дело именно в красках, а не просто в "визуальной" заточенности поэзии Вознесенского.
("Поэты, отращивайте глаз!" - призывал он собратьев в одном из своих прозаических произведений, и "отрощенность" его собственного глаза нельзя было не заметить. То, что те вещи, которые он описывает, он очень хорошо в и д и т, и обязательно показывает и читателю, бросалось в глаза. Правда, когда он сравнил ромашку с разрезанным яйцом: желток и белок, я уже не выдержал и взмолился: "АА, хватит! Остановитесь! Это уже чересчур!")
А теперь, когда я понял, что поэты различаются для меня по цвету, я быстро пробежал по своей памяти, и понял, что самыми живописными из поэтов, несомненно, являются для меня Вознесенский и Цветаева. Плюс Мандельштам, но который рисует, скорее, на чёрном фоне. Зато тем ярче вспыхивают огни голубые, рубиновые, изумрудные, алмазные, впаянные им в его стихотворные полотна.
Но в своём столь неожиданном вИдении стихов я отнюдь не нов, сразу вспомнил я. Вот Наташа Ростова у Льва Толстого тоже однажды взялась описывать общих ей с её кружком знакомых по форме и цвету, и её характеристики оказались довольно точны. Я уже запамятовал, как она обрисовала "общее впечатление" от Бориса Друбецкого, но зато помню, что Пьер у неё был "квадратным и красно-синим".
А стихотворение, которое поразило меня сегодня буйством красок, это "Храм Георгия Неокесарийского, что на большой Полянке"
Названье "Неокесарийский"
Гончар по кличке "Полубес"
Прочёл как "Неба косари мы"
И ввёл подсолнух керосинный,
И синий фон, и лук серийный,
И рАзрыв-травы в изразец.
И слёзы очи засорили,
Когда он на небо залез.
- Ах отчаянный гончар,
Полубес,
Чем глазурный начинял
голубец?
Лепестки твои, кустарь,
из росы,
Только хрУпки, как хрусталь,
изразцы,
Только, цвет твой, как анчар,
ядовит.
С высоты своей гончар
говорит:
- Чем до свадьбы непорочней, -
Тем отчаянней бабец,
Чем он звонче и непрОчней -
Тем извечней изразец.
Нестираема краса -
изразец.
Пососите, небеса,
леденец!
Будет красная Москва -
от огня,
Будет чёрная Москва -
головня,
Будет белая Москва -
от снегов...
Всё повылечит трава
изразцов.
Изумрудина огня...
Лишь не вылечит меня!
Я к чужой жене ходил,
лук косил.
В изразцы её кровь
подмесил.
И, обняв оживший фриз,
белый весь,
С колокольни рухнул вниз
Полубес.
Затуманила слеза,
Соль веков,
Изумрудные глаза
Изразцов...
Когда я в полночи бессонной,
Гляжу на фриз полубесовский,
Когда тоски не погасить,
Греховным храмом озаримый,
Твержу я: "Неба косари мы!
Косить нам - не перекосить".
Ну вот, кажется, исчерпывающее объяснение того, почему сегодня мне в голову пришла такая неожиданная мысль о "цвете в поэзии".