Курсы повышения квалификации в Витебске оказались на удивление дельными, учительское сердце Алексея Викторовича прямо-таки отдыхало. Тяжела доля завуча. После нынешних экзаменов он почувствовал, как устал от школы. Всё-таки начинал сразу после войны, сначала учителем, потом ещё и заведующим учебной частью. Дети уличные, безотцовщина, а то и вовсе сироты, многие пропустили несколько лет, на ком-то всё хозяйство, кто-то на рынке торчит целыми днями. И так скоро пятнадцать лет, теперь уже полегче, конечно. Но всё равно, вырваться, послушать лекции про Тургенева, про Толстого - это как воды напиться после тяжёлой дороги. А завтра вообще выходил свободный день. Местные русисты, с которыми познакомились на курсах, говорили, что здешний краеведческий музей устраивает замечательные экскурсии. Вот и хорошо. Разомнётся, походит по городу и заодно поднимет свой культурный уровень.
Назавтра после непривычно долгого утреннего сна голова отяжелела, но Алексей твёрдо решил, что надо идти. Надел костюм, в котором ходил на уроки, вышел на улицу и стал допытываться у встречных, где тут ратуша. Музей располагался в ней.
- А, каланча, - наконец сказал один прохожий. - Ды на Ленина ж.
Алексей Викторович был на месте за десять минут до начала экскурсии. Ему понравилось, что экскурсовод тоже подошёл заранее, представился - Михаил Островский, стал со всеми знакомиться. Это был высокий белокурый парень с правильной речью. Михаил изо всех сил старался донести до слушателей длинную и сложную витебскую историю, хотя было понятно, что показать он может немногое. Фрицы постарались, а здания, связанные с религиозным культом, кое-где снесли и свои. Город мог теперь похвастаться всё больше новостройками.
После того, как Михаил добрался до истории последней войны - оккупация, расстрелы, Витебский котёл - все долго молчали. Экскурсовод решил немного разрядить обстановку.
- А ещё, - сказал он бодро, - через наш город дважды проезжал Александр Сергеевич Пушкин. По дороге в южную ссылку и обратно. Известно, что в Витебской губернии располагались имения пушкинского друга Нащокина. По официальной версии это он подсказал Пушкину сюжет для романа "Дубровский". Как известно, прототипом Дубровского был дворянин Павел Островский из деревни Рованичи. Документы, подтверждавшие имущественные права его семьи, сгорели во время войны 1812 года. После этого суд лишил Островского имения - возможно, потому, что его считали неблагонадёжным. Впрочем, не исключено, что неблагонадёжности от него стали ожидать как раз после решения суда.
Алексей Викторович на некоторое время задумался, не содержат ли слова экскурсовода каких-то тайных намёков, но, так ничего и не обнаружив, решил слушать дальше.
- Во всяком случае, Островский после этого какое-то время скрывался от полиции. Предполагают, что он грабил царских чиновников ("Ой, только ли чиновников?", - подумал умудрённый опытом Алексей Викторович), но население относилось к молодому человеку с сочувствием, его не выдавали. Выдал Островского помещик, у которого тот работал учителем.
- А почему Вы сказали, что рассказ Нащокина Пушкину - это всего лишь официальная версия? - придирчиво спросил Алексей Викторович.
- Ну, посудите сами. Считается, что Пушкин услышал эту историю в сентябре 1832 года. А писать роман он начал уже в октябре. Но ведь такой сложный сюжет, который Александр Сергеевич, вдобавок, много раз переделывал, должен созреть, отлежаться. Кроме того, парадоксален образ главного героя. Владимир наделён самообладанием и благородством, которые слабо вяжутся с обычным образом разбойника. И в "Арапе Петра Великого", и в других своих произведениях Пушкин вскрыл ту дикость дворянских нравов, которая только-только начала смягчаться к девятнадцатому веку. Однако Дубровский-то явно продукт такого смягчения нравов. Знаете, откуда мог появиться пресловутый медведь?
- Откуда? - спросил заинтригованный Алексей Викторович.
- Те Островские, которым принадлежал герб Равич, это буйный и, согласно суевериям, проклятый род. Герб появился после попытки брата натравить медведя на сестру. Впоследствии родоначальники Островских были изгнаны из Чехии за раздоры и убийство епископа Адальберта. Но Владимир-то символически искупает грехи предков, убивая медведя. Он добр и великодушен, но неодолимые социально-экономические причины определяют его судьбу. Создаётся впечатление, что Александр Сергеевич был лично (ну, или почти лично) знаком с героем и не хотел его несправедливо очернять.
Алексей Викторович временно онемел от возмущения, поэтому экскурсовод беспрепятственно продолжал:
- Островский был переведён в псковскую тюрьму, откуда и бежал в марте 1832 года, перепилив, а по некоторым версиям перекрутив, цепи на ногах. Он так и не был пойман. Имение Пушкина находилось не слишком далеко.
Тут учитель, наконец, обрёл дар речи.
- Но биография Пушкина хорошо изучена. Александр Сергеевич находился в это время в Петербурге. В Петербурге на службе, при молодой жене.
- Совершенно верно. Однако, согласно семейным преданиям, тут замешана женщина.
- Маша, - ахнула одна из слушательниц.
- Пушкин, связанный классовой ограниченностью своих читателей, не решился написать, что она была не дочерью помещика, а дворовой девушкой, спасённой Островским от посягательств барина. Это она подкупила солдат, отпустивших Островского. Почему бы не предположить, что до этого Марья попала в Петербург и нашла поддержку у Пушкина, с его отвагой и душевной щедростью? Александр Сергеевич мог снабдить её деньгами и помочь спрятать возлюбленного где-то в окрестностях Михайловского. Вот вам и причина, по которой образ Дубровского вышел слишком идеальным - Пушкин смотрел на героя глазами влюблённой в него женщины. Понятно и то, почему роман не был окончен - автор боялся невольно выдать, где и как нашли себе убежище главные герои. Известно, однако, что на родине живут их потомки.
- Чересчур смелая идея, на мой взгляд. А на какие семейные предания вы ссылаетесь?
- Ну как же, во всякой семье есть свои предания, - экскурсовод улыбнулся так, что у слушателей не осталось сомнений, откуда он проведал про эту фантастическую любовную историю.
Этого Алексей Викторович снести не мог. Конечно, экскурсовод им попался старательный, вежливый, но нельзя же навязывать слушателям ничем не подтверждённые измышления. Снова оказавшись в музее, учитель решительно направился к кабинету директора. Когда он вошёл, добродушный грузный человек поднялся навстречу ему со своего кресла.
- Я хочу поговорить о вашем экскурсоводе. Он, безусловно, очень эрудированный молодой человек...
- Да, да. Михаил Васильевич необычайно широко образован. И ведь всё сам, своими силами, собственными трудами. Вырос он в детдоме, семьи почти не помнит. Он пытался восстановить что-то из семейной истории, но это всё, знаете, больше воображение, как обычно бывает у сирот.
Алексей Викторович вздохнул:
- Понимаю. Можете не объяснять. Среди своих школьников видел такое не раз и не два.
Жаловаться больше не хотелось. Учитель поблагодарил за интересную экскурсию и пошёл к выходу. На улице он едва не наткнулся на Островского. Тот стоял, не замечая ничего, держа за руки молоденькую девушку - по-городскому одетую, но, судя по речи, недавно из деревни.
- Пойдём вечерять, Михась, - говорила она. - Пойдём, про книжки свои мне расскажешь.
- Уже иду, Маруся, - лицо экскурсовода сейчас казалось совсем мальчишеским от доверчивой улыбки.