Тряхнуло так, словно корабль заработал вдруг увесистый пинок под зад. Внутренности Лебядкина совершив экскурсию вдоль позвоночника, ухнули обратно вниз, на определённое им природой место.
--
А это что вообще было? - потирая виски, осведомился Лебядкин.
Вопрос впрочем, являлся отчасти риторическим. Это был дальний космос. Характер его, как у склочной сварливой старушонки в конце бесконечно длинной очереди.
- Астероид, что ещё, - Скворцов покрутил рыжей вихрастой головой, - и что примечательно - в чистой зоне. Здесь же и при желании не найдёшь куда врезаться.
- Слушаюсь, - пилот защёлкал тумблерами, выводя на мониторы, обработанную бортовым компьютером, информацию о повреждениях, - о-па-па-па-па...
- Что? - нервно осведомился командор.
- Это, Пал Аркадьич, не астероид, - объявил Скворцов, заметно снижая скорость, - глядите сами...
Пилот оказался прав. В лишенную защитного силового поля двуместную разведывательную шлюпку "М-2005" угодил увесистый кусок оплавленного металла. Это был не астероид. Эти скитальцы космоса не имеют дурной привычки липнуть к обшивке звездолёта, не реагируя на попытки избавиться от них путём резкой смены скорости. В данном случае подобный манёвр не привёл к желаемому результату. Проклятая железка прилипла намертво.
- Да што-ш-ш ты, - пропыхтел Скворцов, вновь разгоняя "Мэлори", - во счастья привалило... да ведь конец рейса же... Что за напасть такая? Работа бл... простите, Пал Аркадьич.
На реплику подчинённого Лебядкин не отреагировал. Ни к чему это было. Скворцов был прав. И если не по форме, то уж точно по сути.
Космос. Дальний космос. Чертовски романтично. Бесконечные парсеки ваккуума, звёзды, галактики, бездонные пропасти чёрных дыр. Астероиды и кометы, планеты крошечные и подавляюще огромные. Мёртвые и только ступившие на путь обретения собственной, быть может, разумной, жизни. Разнообразнейший космический хлам и мусор. Ровная, едва ощутимая, пульсация мироздания.
Это, бесспорно, должно приводить в священный трепет крошечную букашку, гордо именующую себя человеком. Сумевшую вырваться за пределы своей звёздной системы и рыскающей теперь по всей Галактике. Новые планеты, топография, навигация и неизменная надежда на встречу с разумной жизнью. Пусть здравствует вовеки неукротимый пионерский дух звёздных исследователей!
Это да, это романтично. Прославленный научной фантастикой и новейшими легендами экзотический и опасный труд.
Нудная и никчёмная, по большей части, работа...
Космосу плевать на героев, нет ему дела до, одержимых жаждой познания, исследователей. Триллионы километров мёртвого пространства, бесконечность унылого великолепия Вселенной.
Павел Аркадьевич Лебядкин молча потирает виски в удобном кресле командора.
Кто и зачем мы?
Зачем?
Вот только не начинай этого, Лебядкин, снова. Да ну? А почему нет?
- Ну что там с диагностикой, Антон? - Лебядкин убирает пальцы от висков.
- Ещё пару секунд...
Пара секунд. Одна и тут же следом вторая. Два, слипшихся воедино, промежутка бесконечности.
Да что это сегодня с ним...
- Готово, Пал Аркадьич.
Лебядкин нехотя разлепляет веки. Перед глазами аккуратные ряды символов, ниточки диаграмм, крошечная голографическая модель звездолёта. Диагностика произведена успешно.
Командир с кислой миной изучает степень повреждения "Мэлори". Справа приглушённо крякает Скворцов.
Пробитая обшивка и нарушение работы одного из двигателей. Это не страшно - дотянуть до базы можно и на оставшихся трёх. А вот обшивка... Повреждённый корпус старушки "Мэлори" должен быть приведён в полный порядок - с космической радиацией шутки плохи.
Господи, а ведь ещё пара часов, и он с чистой совестью отдал бы приказ о возвращении! Чтож, по крайней мере, им не придётся скучать всё это оставшееся время.
Старый добрый космос. Ещё один, очередной, пинок от Вечности.
--
А может рискнём, Пал Аркадьич?
--
Нет, Антон, нельзя. Что у нас там по курсу?
Два часа нудного ремонта.
Чёртова космическая железяка.
На мгновение Лебядкин позволил собственным мыслям унести сознание куда-то далеко - прочь от шальных астероидов, космического мусора и сломанных двигателей. Туда, где не остаётся даже воспоминаний об унылой и, по большей части, бессмысленной службе космического патрульного. Где Вечность не норовит пихнуть тебя в бок (или зад). Где прожитые восемь или девять десятков лет оставляют после себя хоть какой-нибудь след. Пусть самый ничтожный. В оправдание бессмысленности жизни. Завести семью, зачать ребёнка, посадить дерево... Космические разведчики редко обзаводятся семьями. И ещё реже их семьи бывают счастливыми. Такова специфика работы. Вот и Скворцов, похоже, начинает это понимать. Да и что такое посаженое дерево, рождённый от тебя сын? Что это для вечности? Пыль на ветру. Прах к праху. Для чего и зачем?
Видит бог, он устал. От своей работы и подобных вопросов. А ведь то же самое будет и с Антоном, дай только время.
- ...размером вроде нашего Меркурия. Только с подходящей для белковых молекул температурой. И атмосфера там есть. Азот, кислород, углекислый газ.
- А жизнь? - Лебядкин сделал несколько круговых движений головой, гоня тягучее оцепенение.
- Разумной нет. Рано им ещё, - Скворцов развернул перед командором голографический каталог, внесённых в реестр, планет, - хотя в океанах уже кое-где присутствуют одноклеточные. Но так в общем, планета-девственник.
--
Спускаемся.
--
Да но, Пал Аркадьич, - Скворцов нервно поёрзал в кресле, - планеты подобного типа... в общем не рекомендовано...
Тоскливо-сладостное оцепенение снова взрывается где-то глубоко изнутри. Зачем?
- У нас, Антон, ЧП. Много мы с пробитой обшивкой налетаем? А без посадки ремонт невозможен, тебе ли не знать?
- Да, Пал Аркадьич... просто... у планеты два спутника... там тоже можно...
--
И что там? Атмосфера? А температура?
--
Кислорода один процент. Температура... жарко... очень. Пыльные бури. Но работать можно. Тем более с ремонтным роботом.
--
Ну а ты сам, Скворцов, где бы предпочёл свой корабль чинить?
--
Вы командир, Пал Аркадьич, - отводя глаза, ответил Скворцов, - вам и решать.
Несколько секунд в рубке "Мэлори" трепыхалась липкая тишина. Антон неловко ёрзал в кресле под испытывающим взглядом командора.
Время шло - пробоина в борту не исчезала. Планета-девственник тоже.
- Кгхм... - прокашлявшись, Скворцов решился наконец встретить взгляд командира, - базе-то сообщать ведь необязательно?
--
Нам же не угрожает ничего, верно? - Лебядкин развернул кресло лицом к Антону, - И помощь не требуется. Сам ремонт нам по силам. Так что...
Ладонь Скворцова мягко легла на кристалл переключения скорости.
След в жизни, именной отпечаток на Вечности. В убелённом сединами прошлом и грандиозном великолепии будущего - одно и то же - оставить после себя хоть что-то. Взорванный храм. Спасённую жизнь. Дарить миру произведения искусства. Остаться в памяти других палачом или гением, а можно и тем и другим. Всё что угодно. Таково притяжение Вечности.
Ремонт близился к концу. Проломившая обшивку и намертво прилипшая к корпусу железка, отвалилась на удивление легко под щупальцами ремонтника-робота. Быть может, так действовала здешняя атмосфера. Снять скафандры астронавты так и не решились, но анализ воздуха показал, что химический состав его близок к атмосфере Земли на ранних этапах её развития. Очевидно, одноклеточные в здешних океанах освоили уже процесс фотосинтеза.
И ещё было здесь довольно влажно - белесый туман оседал на стекле гермошлемов и обшивке корабля крупными каплями.
- Ну вот, ещё минут пятнадцать, - лицо Антона едва просматривалось через мокрое стекло, однако по голосу чувствовалось, что он доволен, - загерметизируем и всё. Можно стартовать. Делов-то на час оказалось.
- Это хорошо, - оглядываясь по сторонам, Лебядкин неловко топтался на месте, - это очень хорошо... Знаешь, Антон...
--
Что, Пал Аркадьич?
--
Ты никогда, Антон, не задумывался?..
--
О чём? - Скворцов деловито щёлкал переключателями робота.
--
Ладно, погоди-ка...
Ступив в открытый шлюз, командор скрылся в глубине корабля. Пожав плечами, Скворцов сосредоточил внимание на управлении ремонтником. Ещё немного и, стоящая на отмели океана, старушка "Мэлори покажет себя на старте во всей красе.
Лебядкин возвратился через десять минут, держа в ладонях продолговатый контейнер. Подойдя к Скворцову вплотную, осторожно опустил свою ношу на землю. Чужую землю, чужой планеты.
Стекло гермошлема командира было сейчас идеально чистым, и Антон непроизвольно вздрогнул, поймав взгляд стоящего перед ним человека. Нет, в глазах Павла Аркадьевича не было мути или, не дай бог, безумия. Но кристальная твёрдость этих зелёных шариков завораживала. И пугала.
- Ты никогда не задумывался, Антон, - рассматривая собеседника в упор, негромко поинтересовался Лебядкин, - в самом деле, трудно ли быть богом?
Широко раскрыв глаза, Скворцов в недоумении глядел на командора. И опять, как и недавно в рубке "Мэлори, в разреженном воздухе чужой планеты воцарилась напряжённая тягучая тишина.
И тут Антон вздрогнул.
Быть богом. Хотя бы на секунду. Трудно ли?
- Пал Аркадьич, - прошептал пилот, опуская взгляд на примостившийся у ног контейнер, - Пал Аркадьич...
И впрямь, трудно ли?
Нет ничего невозможного в этом лучшем из миров.
А иногда затылок холодит вдруг мерное дыхание Вечности. И выпадает она, та самая, заветная секунда.
- Жгутиковые? - Скворцов касается контейнера титановым носком ботинка.
- Они самые? Что скажешь, палеонтолог?
Взгляд Скворцова скользит по непроницаемому лицу командира, затем перемещается вниз на лежащий подле его ног предмет.
- Для чего это? - голос Антона уже почти на пороге слышимости, - Пал Аркадьич, к чему?
Ладонь командора опускается Скворцову на плечо, вторая ложится на потрёпанный корпус "Мэлори".
И показалось вдруг, что ли - в глазах командора сейчас бесконечная воронка жующей собственный хвост Вечности.
- Это уже даже не нарушение, - пряча глаза, бормочет Скворцов, - это... это... да кто нам дал право? Чужая планета...
- Ну а кто про это узнает?
Наклонившись, Лебядкин вынимает из контейнера черный, величиною с кулак, шарик. Внутри него жизнь, та, что неизменно выходит победителем в любом уголке Вселенной. Павел Аркадьевич подбрасывает шарик на ладони, по-прежнему испытывающе глядя на Скворцова
- Богом стать просто, Антон, - роняет командир, - так просто... попасть в десятку, завести дружбу с Вечностью.
- Вам ведь даже не доведётся увидеть своё творение, капитан. Вечность проглотит вас, как и остальных.
- По крайней мере, я не буду винить себя, что не использовал шанс...
Лебядкин снова подкидывает шарик и смотрит на подчинённого. Скворцов ёжится. Иногда тишина, давящая со всех сторон, становится вдруг почти осязаемой.
Трудно, да?
- Делайте, что считаете нужным, капитан...
Лебядкин треплет Антона по плечу и неторопливо направляется к кромке океана. Чёрный шарик, миниатюрный биоконтейнер с жизнью внутри, уютно расположился в его ладонях.
Волны прибоя уже лижут Лебядкину подошвы, когда он отводит назад готовую к броску руку.
- Павел Аркадьич, подождите!!!
Стремительный разворот. Скворцов мчится навстречу. Машет рукою. С зажатым в ней чёрным шариком.
--
Я тоже не хочу винить себя, мой командор...
Двое людей застыли у кромки океана, доселе неведомой им планеты. Той, которой они собираются впрыснуть сейчас инъекцию, чужеродной этому миру, жизни.
--
И что, получится?
--
Нам не дано этого знать, Антон. Даже у богов есть свои пределы... Ну, поехали...
Напряженные мышцы посылают в полёт круглых посланцев человеческой воли и тщеславия. Лебядкин с Антоном провожают их взглядом до самого последнего мгновения, когда с негромким всплеском шары погружаются в воды, гостеприимно встретившей их, морской бездны. Выдерживающий чудовищное давление корпус биоконтейнеров, надёжно сохранит, спрятанную внутри жизнь, специальные датчики вычислят подходящее для выхода в океан время. И тогда, да будет жизнь...
--
Да уж... получится ли?
--
Нам остаётся лишь верить, Пал Аркадьич...
Двое у кромки испытывают сейчас странные ощущения. Крайне сложно, почти невозможно описать то, что они сейчас чувствуют. Чувства те, не поддаются контролю, они чересчур глобальны и противоречивы. Но когда пятнадцать минут спустя "Мэлори" стартовав, выходит на орбиту планеты, эти двое всё ещё не в состоянии вымолвить ни слова. Они просто живут тем, что бывает, если хотя бы одну секунду почувствовать себя Богом.
Спустя полтора часа появившийся в чистой зоне огромный, неизвестного происхождения астероид, обратит разведывательную шлюпку "М-2005" в груду радиоактивных обломков и пыли.
Время постоянно и неизменно в каждом уголке, претендующей на бесконечность, Вселенной. Время стирает города и цивилизации, меняет очертания материков и океанов, а порою превращает в пыль целые планеты. Всё обращается в прах, под действием этого, не поддающегося контролю, четвёртого измерения.
Однако бывает и так, что очередной виток жизни рождает тех, кому это хотя бы отчасти по силам. Они живут на родной планете, делая регулярные вылазки в, так и не познанный до конца ни единой расой, космос.
Планета по размерам сходна с Меркурием, обитателем миллиарды лет назад сгинувшей в небытие Солнечной системы.
У планеты своя звезда, свои океаны и материки. Своя жизнь.
Обитатели давным-давно рассеянной на атомы Земли смогли бы найти немало общего с жителями этой, разделённой с ними невообразимым числом лет, планеты. Они и впрямь весьма схожи. Особенно на молекулярно-клеточном уровне. Хотя никому из человеческой расы уже не сделать этого весьма примечательного наблюдения. Время, время...
Однако местным обитателям удаётся заглянуть порою за плотную завесь слившихся друг с другом бесконечных мгновений.
Громадное техногенное скопление на одном из двух континентов, жители Земли выразили бы вероятно словом "мегаполис". Впрочем, оно вряд ли передало бы архитектурное величие этого места - главной столицы единого государства-планеты.
В самом сердце "мегаполиса" расположилась, выложенная плиткой из драгоценного металла, площадь. Редко когда остаётся она пустынной. Любой житель этого мира считает своим долгом хотя бы раз в оборот планеты вокруг солнца бывать здесь, на этом самом месте. Священнейшая, возведённая в культ, традиция.
Среди площади высится то, что и является предметом столь долгого и устойчивого поклонения. Некоторые представители давно погибшей цивилизации легко узнали бы эти величественные, выполненные с необыкновенным тщанием и старанием, фигуры. Металлические волны разбиваются у ног, стоящих подле кромки океана, Антона Скворцова и командора Лебядкина.