Иероглиф (продолжение романа "Вселенная")
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
И Е Р О Г Л И Ф
(псевдоисторический роман)
продолжение романа "Вселенная"
Государство Элам, город Сузы
14 век до Р.Х.
Своды пещеры уходили вверх, исчезая за границей мрака. Неровные, изогнутые стены с вкраплениями минералов расходились далеко во всех направлениях, теряясь в сером полумраке галерей, скрываясь в темноте бесконечных ответвлений, обрываясь в глубине бездонных трещин.
Сверху медленно капала вода, образуя за тысячелетия конические отростки сталактитов и сталагмитов, нависающих одни над другими, сросшиеся кое-где в единое целое, обломанные и выкрошенные в некоторых местах давними землетрясениями, однако увиденные со стороны, они были очень похожи на зубы гигантского монстра, рождённого здесь, в пещере, на заре времён, постоянно живущего в ней уже тысячелетия как, охраняющего её во все века и позволяющего войти под своды её лишь самым достойным из живущих.
Посреди первозданного нагромождения скал и вулканических глыб, под величественными сводами пещеры, там, где сходились в одной точке бесчисленные галереи, коридоры и проходы, в самом сердце каменных дебрей, имелась ровная площадка правильной овальной формы, примерно пятидесяти локтей в длину и около тридцати в ширину. Рукотворность её не вызывала сомнений, ибо природе не присуща тяга к симметрии, а Боги, как правило, предпочитают не оставлять таких безусловных следов своего неведомого промысла.
Площадка освещалась ярким равномерным светом, источник которого невозможно было определить из-за его явного отсутствия. В пределах видимого нельзя было различить ничего, что смогло бы объяснить наличие света вообще: ни лучин, ни костров, ни факелов, ни даже масляных ламп. Равномерность же освещённости на такой огромной площади и её постоянная неизменная яркость при отсутствии видимого источника, казалась и вовсе загадочной, учитывая то, какими способами пытались разогнать мрак в те далёкие времена.
Кроме того, предметы, находящееся в пределах площадки, в независимости от своего местоположения внутри овала, совершенно ни отбрасывало тени, от чего природа источника света становилась ещё более странной и таинственной, давая основание предположить, что ко всему обнаруженному здесь либо причастны боги, либо некто, равный им.
За чётко очертаной границей овала, примерно локтей на двадцать во все стороны, располагалась менее освещённая территория, вернее, освещённая по другому принципу, ибо предметы, находящиеся на этом участке, ни только отбрасывали тени, но и сами эти тени оказывались направленными в разные стороны, будто источник света для каждого из них был свой, собственный.
Далее шло обширное пространство полумрака с беспорядочным нагромождением различных по размерам камней, скорее всего вынесенных с двух других участков при их расчистке. Камни отбрасывали размытые нечёткие тени, которые образовывали бесформенные очертания, отдалённо напоминающие персонажи из хеттских верований о потустороннем мире. Именно оттуда доносилось капание воды, отчётливыми силуэтами вырастали сталактиты и сталагмиты, а также брали начало бесчисленные тоннели и извилистые лабиринты тёмных проходов, вымытые водой в неподатливом камне за ту бездну веков, что прошло с тех пор, как зародился мир.
А ещё далее, резким переходом, начиналась тьма. Чернее ночи. Она не вызывала никаких перспектив, а лишь рождала у смотрящего в неё отчётливое чувство абсолютной бесконечности пространства, от чего казалось, что именно эта пещера с освещённым овалом внутри неё и является изначальным центром Вселенной, и откуда пошло всё существующее ныне.
Все предметы внутри овала располагались в изначально определённом порядке, и расставлены по некоему закону. Глядя на них, становилось ясно, что стоять они должны именно так, а никак не иначе. Смысл расстановки, её последовательность и упорядоченность ощущались даже при беглом рассмотрении, однако, обозначившись лишь на мгновение в сознании, они тут же ускользали, улетучивались как дым, так и ни оформившись в нечто большее - в понимание. Наверное, боги, даря внешнее, интуитивное осознание правильности расстановки, не давали постичь её внутреннюю сущность, от чего всё вокруг выглядело несколько странно и непостижимо, а для кого-то и таинственно.
А посредине овала находилось и вовсе нечто нереальное. Сооружение. Собранное из отдельных частей, оно расходилось в стороны из единого центра, заполняя собой значительную часть освещённого овала. Это были многочисленные амфоры, причудливых форм сосуды, противни и мангалы различной величины, казаны и чаны из обожженной глины и чеканной меди, соединенные между собой глиняными, деревянными или бамбуковыми трубками.
И во всех этих ёмкостях шёл некий процесс. Кипели и пузырились жидкости различных цветов, прожаривались и пропаривались порошки и гранулированные смеси, пучились тестообразные массы и отстаивались студенистые вещества. И всё это, соединённое трубками, пересыпалось, перетекало, переливалось из одного в другое, перемешивалось по отдельности и все вместе; шипело, трещало и шкварчало; брызгалось и выделяло пар, конденсировалось и выпаривалось, а длилось всё это, судя по уровням процесса, уже довольно давно и бесконечно долго.
На огромном деревянном столе лежали особенно ценимые в среде лекарей и шаманов части тел различных животных, как обитающих в окрестностях пещеры, так и вдали от неё. Это были рога и когти, черепа и кости, высушенные лапы, уши и хвосты. Кроме того, в глиняных чашах, ещё тёплые и дымящиеся, находились внутренние органы всё тех же тварей: сердца и почки, языки и лёгкие, печёнки и селезёнки.
Тут же, на столе, имелось всё необходимое для разделки, свежевания, измельчения и перетирки. От разделочных досок и ножей, всевозможных изгибов и форм, до ступ с пестами любой ёмкости и размера, что так необходимо для поэтапного превращения живой плоти в нечто однородное, что было крайне необходимо для основного процесса, протекающего в Сооружении.
Возле стола стоял человек. Он о чём-то задумался и мысли его, наверное, витали далеко-далеко отсюда. Его взгляд отстранённо блуждал по темноте, ни останавливаясь, ни на чём, а мимолётные образы в его голове, похоже, никак не были связаны с тем, что происходило вокруг.
Но именно он и был создателем Сооружения. И то, как большинство предметов, находящихся здесь, в пещере, были чужды и непонятны жителям окрестных земель, так и сам человек, своей внешностью, являл собой полную противоположность и непохожесть на тех людей, что селились в Сузах и вокруг них.
Человек был довольно высок и широк в плечах. Во всей его фигуре чувствовалась огромная сила, но, вместе с тем, он не был лишён и некоторой природной изящности и грации тренированного человека, свойственной, как правило, людям сильным от рождения и, вместе с тем, развившим свой дар в течение жизни почти до совершенства, упражняясь ежедневно со всевозможным оружием, скача на коне и стреляя из лука, метая копьё и вращая булаву, сражаясь мечом и боевым топором. И теперь, годы спустя, он стал тем, кем и должен был стать, и чего никогда бы ни добился, работая в поле или гоняясь за разбежавшимися овцами.
Его внешность была контрастна. Казалось, что каждая черта его лица, взятая в отдельности, принадлежит разным людям, но, собранные вместе, эти черты, являли миру то, что можно было бы назвать суровой красотой. Сплав мужественности, природного ума и жизненного опыта. Всё это в нём шлифовалось годами, являясь продуктом каждодневного труда и постоянной умственной и физической работой над собой. Были жестокие удары судьбы, стоически перенесённые сначала, тщательно обдуманные после, и с правильными выводами впоследствии. Были долгие неторопливые размышления о смысле бытия в тиши пещеры и мгновенные решения в пиковых ситуациях на поле битвы. Всё было.
Но, кроме всего прочего, в нём было ещё кое-что, что напрочь отсутствовало у остальных. Это был некий отпечаток знания, недоступного простым смертным, обладание которым и, глубинное понимание коего, предполагало ни только внутреннее отличие от других, ни только иной, более многогранный взгляд на существующий мир, ни только осознание своей изначальной правоты и превосходства, но и подразумевало такую безграничную уверенность в себе, что далее за этим, всего в шаге, уже мерещились лишь бессмертные боги.
Лицо этого человека указывало на то, что, скорее всего, родина его находилась очень далеко отсюда, на много парсангов севернее Элама, в стране, где холод сковывает реки, а снег, долгие месяцы укрывает землю своим белоснежным покрывалом. Он, конечно же, не был уроженцем этих мест. Да, лицо его загорело за те долгие годы, что он прожил в стране эдамитов, но никакой загар не мог скрыть в нём северянина с его серо-голубыми холодными глазами и с очень светлыми, почти белыми волосами. Однако он жил здесь уже очень давно и, надо понимать, добился очень многого в делах восхождения к вершинам власти и теперь, несомненно, занимал самый верх на иерархической лестнице Суз.
О том же говорила и его одежда. Человек одевался просто, но со вкусом, хотя некоторые детали его одежды выглядели довольно экзотично для жителей Элама той эпохи. Просторная рубаха, сотканная из козьего пуха, была заправлена в такие же пуховые штаны, на которых располагались кожаные вставки для верховой езды. Широкий пояс из кожи антилопы был выложен золотыми пластинами, на каждой из которых изображались некие знаки, смысл коих был мало кому понятен, за исключением самого хозяина. Это были стилизованные изображения зверей и птиц, сложные узоры в виде диковинных цветов, письмена, похожие на иероглифы, неизвестные в стране эламитов, и геометрические фигуры в виде пересекающихся кругов, квадратов и ромбов, плавно переходящих один в другой и гармонично сочетающихся друг с другом. А посредине пояса выделялась крупная золотая пряжка, на которой изображался круг, разделённый параллельными прямыми на три несимметричные части. На боку у северянина висел нож с изящной резной ручкой из слоновой кости и длинным широким обоюдоострым лезвием, немного выгнутым и с зазубринами возле рукоятки. Ворот рубахи у человека был открыт, и на груди его висела толстая, с массивными звеньями золотая цепь, увенчанный таким же кулоном в виде круга, как и пряжка на поясе.
В пещере было довольно прохладно, и потому северянин носил мягкие сапожки из хорошо выделанной оленьей кожи и короткую баранью безрукавку, доходившую до пояса.
Выходца с севера звали Будо. На языке его родины это означало: "знающий будущее", и потому он гордился своим именем.
Будо очнулся, наконец, от глубокой задумчивости и, подойдя к своему детищу, Сооружению, как он его называл, стал наблюдать за течением процессов внутри него. Через некоторое время он кивнул удовлетворённо сам себе, мол, всё нормально, так и должно быть, и направился к столу.
В этот момент, сзади от него, со стороны одного из тоннелей, послышались тихие шаги. Будо обернулся.
Из темноты вынырнул человек, по внешности из местных, с очень смуглой, почти коричневой, кожей, с длинными, ниже плеч, курчавыми чёрными волосами, с такой же бородой, курчавой и чёрной, разделённой по местной традиции пробором в районе подбородка на две равные части и, заплетённые в две косы кожаными ремешками. Было видно, что вошедший одет для дальней дороги, по-походному, имел при себе оружие, короткий меч и кинжал, а на плечи его был наброшен лёгкий плащ с капюшоном.
Прибывший низко поклонился.
- Я готов.
Будо кивнул в ответ. Ничего ни говоря, он прошёл вглубь пещеры и вернулся со свёртком. Плоский прямоугольный предмет длиной в три ладони и шириной в полторы, был завёрнут в овчину и перетянут плотно кожаными ремнями.
Будо задумался на мгновение, словно ещё сомневался в чём-то, но потом, быстро протянул свёрток человеку, будто боясь передумать.
- Бери. Ты всё знаешь.
Человек склонил голову, принимая свёрток.
- Да, господин.
Будо сложил руки на груди и, пристально глядя на стоявшего перед ним, проговорил:
- Я очень надеюсь на тебя, Криш. Это очень важно для меня.
Голова Криша склонилась ещё ниже.
Будо чуть заметно усмехнулся одними уголками губ.
- Встань!
Криш выпрямился. Северянин смотрел на местного в упор, но тот, избегая прямого взгляда, отводил глаза. Похоже, он очень боялся своего господина.
Будо кивнул удовлетворённо. Так и должно быть.
- Кто пойдёт с тобой?
Криш облизнул пересохшие губы. Он действительно боялся Будо, но страх его заключался не из боязни за свою жизнь, при котором хочется бежать без оглядки, а от безоговорочного признания могущества и величия стоявшего перед ним.
- Я хотел бы, что бы со мной пошли Шиаф, Бран и Вашун...
Криш замялся.
Будо вопросительно приподнял бровь.
- Твоё задание опасное и ответственное. Ты сам говорил, как это важно для тебя, поэтому я хотел бы, чтобы пошли эти. Они самые надёжные.
Будо кивнул.
- Хороший выбор. Я согласен.
Криш облегчённо вздохнул. Он всерьёз опасался, что Будо захочет оставить кого-нибудь из них при себе. Криш очень этого ни хотел. Кто знает, что произойдёт в пути.
Они замолчали. В этом безмолвии теперь было слышно лишь прерывистое бульканье кипящих жидкостей внутри Сооружения, продолжавшего свой нескончаемый процесс.
Будо подошёл к столу и принялся колдовать над каким-то ярко-зелёным порошком в глиняной чашке, медленно подливая в него густую, похожую на сметану, жидкость. Содержимое чашки запузырилось и над ней заклубился густой, молочно белый пар. Будо улыбнулся. Пока всё шло именно так, как он и предполагал.
Криш помялся, потоптался неуверенно на месте, затравлено осмотрелся вокруг, будто боясь задержаться на чём-то взглядом и, уставившись в каменный пол у себя под ногами, слегка кашлянул, желая лишь привлечь к себе внимание. Он боялся уйти без дозволения, но, оставаться дольше, здесь, в этом дьявольском месте, было выше его сил.
- Ты можешь не сомневаться во мне, господин. Я всё сделаю, как ты сказал.
Будо проговорил не оборачиваясь:
- Иди.
Криш облегчённо вздохнул и попятился к выходу. Наверное, он бы побежал, если смог, но здесь, в пещере, боялся сделать лишнее движение.
- Я умру, но выполню. Считай, что послание уже в Сузраме.
Слова ушли в пустоту. Хозяин не слышал его. Криш спиной попятился к выходу, спрятал под плащом свёрток и быстро исчез, словно растворился в темноте.
Будо же взял чашку, над которой колдовал только что, подошёл к одному из больших чанов, входящих в Сооружение, и вылил её содержимое, всё до капли.
Он что-то мурлыкал себе под нос, напевая песню на никому неведомом здесь языке, чей мотив и звуки были так же желанны и приятны ему, как были незнакомы и чужды жителям Суз, если бы вдруг, они услышали их. Но здесь никого не было, и Будо знал это, ибо сюда никто ни являлся незваным.
Никогда.
Будо подошёл к большому, почти в человеческий рост, прозрачному, скорее всего, стеклянному, сосуду. Жидкость, заполнявшая его наполовину, кипела и пузырилась, а над ней, не смешиваясь с оной, но и не поднимаясь вверх, шириной в ладонь, висело устойчивое, едва колышущееся, плотное марево серо-зелёного цвета, подрагивающее периодически, то, сжимаясь, то, вспучиваясь над поверхностью, то, идя волнами, то, застывая в неподвижности словно лёд.
Будо был доволен. Он улыбался сам себе и удовлетворённо потирал руки в предвкушении.
"Хорошо! Очень хорошо! Всё получается. Иначе и быть не могло. Если удалось в малых объёмах, получится и в больших!"
Он внимательно смотрел на колышущуюся массу.
"Агасфо сказал, что чудес не бывает, есть лишь тайные знания, подслушанные или подсмотренные, в конце концов - украденные или, скорее всего, совершенно случайно полученные свыше, но, в любом случае - с ведома богов, при их нарочном попустительстве и однозначном согласии. В противном случае, они и ни боги вовсе. К тому же всё это, подслушанное, подсмотренное или украденное, попало к людям и ни случайно даже, а для каких-то целей, нам не известных и, разгадать кои, нам просто ни дано по изначальному неведению божьего замысла. А далее, из этих самых тайных знаний, как продукт их, как их инструмент, как некая возможность использовать их в мире людей, возникла магия, крохотная песчинка от необъятного и бесконечного, того, что мы зовём волшебством.
Всё остальное - промысел божий".
Будо подошёл к столу и начал готовить новую смесь, продолжая мысленный спор с неким Агасфо.
"Может быть, он в чём-то и прав. В малом. Однако то, что я сделал раньше, и то, что воочию наблюдаю теперь, само по себе уже говорит за то, что во всём остальном он ошибался. И Порун вместе с ним. И ни будь они оба так упрямы, полагая, что если чего-то не существует в природе в чистом виде, то этого либо нет вовсе, либо его наличие опасно, и, лишь богам дано право решать, отдать его людям или нет, так вот, если бы они не были так упрямы, то сейчас, всё было бы по-другому, в гораздо лучшем виде, в другом месте и в иной компании. Во всяком случае, люди вокруг нас, по своему умственному развитию, были бы гораздо предпочтительнее, чем общество этих тупых козлопасов".
От этой мысли Будо сначала скривился презрительно, но, впрочем, очень быстро взял себя в руки, а потом даже рассмеялся. Эхо смеха разнеслось под сводами пещеры, многократно повторяясь в извилистых тоннелях, затихало понемногу, пока не исчезло совсем.
"Хорош, нечего сказать. Давно ли сам таким был?"
Воспоминание отрезвило.
"Нельзя презирать тех, кто тебя кормит".
На какое-то время Будо весь погрузился в работу, изготавливая порошки и смеси, но постепенно, успокоившись, обретя равновесие в эмоциях и холодность в сознании, вновь вернулся к прерванному внутреннему спору.
"Агасфо с Поруном как дети, которым подарили красивую игрушку и они безмерно довольны и счастливы тем, что есть, что имеют уже, не понимая и, даже не задумываясь о том, что если есть игрушка, то есть и тот, кто её сделал, а того, кто сделал, кто-то научил и показал - как. А тому, кто научил и показал, это ни просто так в голову пришло, вовсе нет. Ибо изначально был кто-то, кто должен был ему либо дать знак, либо дать знания, и, так далее, до самого конца. Вернее - до начала, до самого верха, до вершины, до того места, откуда всё и начинается - до уровня богов.
Так неужели им самим, Поруну и Агасфо, нравиться находиться в самом низу, пользоваться подаренными игрушками, хуже того - самим быть чьей-то игрушкой, когда есть возможность забраться гораздо выше, подняться на верх, более того, оказаться на самом верху, рядом с богами, стать на один уровень с ними, и, кто знает, может быть стать одним из них? А раз так, то быть для остальных людей идолом, абсолютной идеей, непреложной истиной. Стать тем, кому будут поклоняться, на кого будут молиться, кому будут верить, и на кого будут надеяться. Верить же будут безоговорочно и безоглядно, и, самое главное - без необходимости понимания и осмысления, ибо попытка понять, есть ересь, а вот слепая вера - это истинная суть!
Ну а как назовут они тебя - какая разница? Это уже будет вопрос их вкуса и традиций. Во Вселенной существует много имён богов, так почему бы ни добавить ещё пару-тройку? Или хотя бы одно? В любом случае, вопрос состоит не в имени, а во внутренней сути, и в том, что ты несёшь другим, людям, находящимся вокруг, и как, в связи с этим, они воспринимают тебя".
Будо вспомнил, как только что, Криш, великий кшатрий эламитов, один из лучших воинов, может быть и самый лучший, к тому же не обделённый умом и отвагой - и, что? Как он себя вёл рядом с Будо? Он боялся, он пресмыкался, он хотел угодить хозяину, но, самое главное, чего он желал в тот миг, так это поскорее покинуть пещеру. Вот - ключ ко всему! Он, Криш, великий и ужасный, гроза врагов и недругов, здесь, в пещере, стал похож на маленького ребенка, попавшего в джунгли и видящего перед собой разъярённого тигра. Хочется, чтобы, либо всё исчезло, либо чтобы всё побыстрее закончилось. Одно из двух. Есть правда ещё и третий вариант. Чтобы кто-то появился неожиданно, конечно же - великий, и, однозначно - всемогущий, и спас. Просто и не замысловато. Только тогда, своему спасителю, будешь должным и обязанным до конца жизни.
Иначе - ни как.
Либо ты такой же, как все, обыкновенный, либо ты - НЕЧТО, творящее и разрушающее, со своим пониманием добра и зла, и, истолковывающее это самое добро и зло по своему собственному мерилу, и творящее оное как заблагорассудится. ОНО может быть справедливым, чаще - нет, но изначально всевидящее и всезнающее. И всемогущее к тому же. С жестокостью, воспринимаемую всеми как данность, как кару за многочисленные грехи, но обожаемое, тем не менее, причём - безмерно, за редкие благодеяния. А что делать? Ведь боги жестоки!"
Будо высыпал содержимое последней чашки в большой чан и отошёл от Сооружения.
"Всё, теперь уже скоро!"
Он с воодушевлением потёр руки.
"Осталось немного. Самую малость. И рано или поздно они узнают об этом. Если Криш доберётся, а он доберётся, то первым узнает Агасфо. Киммерийское царство - не лучшее место в мире, но, кажется, он там не плохо устроился. Ну, а от него, вскоре, известие дойдёт и до Поруна, в Арьяварту. Надеюсь, он ещё царь. Хотя - вряд ли. С такими взглядами на жизнь тяжело удержаться на троне. Главное, чтобы они, оба, были живы. Всё остальное - можно исправить, а, узнав о том, что ему, Будо, удалось сделать, думаю, забудут все размолвки, и, примчатся в Сузы, загоняя коней".
Будо присел на деревянную лавку.
"Главное, чтобы они были живы, а всё остальное - забудется. Ведь мы же братья!"
* * *
Прошло довольно много времени, прежде чем что-то изменилось. Будо сразу почувствовал это. Наверное, кто-либо другой, ничего бы не заметил, но только ни Будо. Только он, своей фантазией задумавший Сооружение, своим умом создавший его и построивший всё, здесь находящееся, он, чувствовавший каждый его щелчок, скрип или скрежет, только он смог ощутить лёгкое изменение в течение процесса. И, как мать, каким-то неведомым образом замечающая перемену в настроении своего дитя, так и Будо, словно являясь частью Сооружения, мгновенно отметил изменение в, казалось, монотонном и неизменном бульканье и чавканье его невероятных смесей.
"Наконец-то!"
Будо подошёл к центральному сосуду и начал засыпать в него заранее приготовленные порошки. Жидкость замутилась, а колышущаяся серо-зелёная масса стала медленно погружаться в неё. Вскоре они полностью перемешались.
Будо отошёл от сосуда.
"Ну, теперь уже точно всё. Осталось подождать немного!"
В этот миг, в пещеру вошёл волк.
Он был огромен. Просто гигант. Гораздо крупнее тех, кто бегает по степям и лесам государства Элам. Чёрно-серая шерсть его блестела и искрилась на свету. Он подошёл к Будо и лизнул ему руку. Тот, в ответ, потрепал его по шее. Волк прикрыл глаза и зажмурился от удовольствия. Затем он зевнул, обнажая огромные желтоватые клыки, и, подойдя к своему месту, лёг на тигриную шкуру, служившую ему лежанкой.
В своё время, он честно заслужил для себя это лежбище. Два года назад волк в одиночку добил раненного охотниками тигра. Зверь хоть и был ранен, но был ещё очень силён, а боль от ран добавляла и силу и ярость. Скрывшись в чаще, тигр никого к себе не подпускал, а стрелы и копья в густых зарослях ни могли причинить ему никакого вреда, не долетая до цели. Будо хотел оцепить это место и ждать, ибо рисковать людьми ни хотел. Слишком опасно. Он отдавал распоряжения и лишь краем глаза видел, как волк пристально смотрит туда, где скрывается тигр. Когда же Будо отвернулся, волк бросился в заросли.
Звери вцепились друг в друга.
Будо бросился вслед за волком, но его помощи не потребовалось. Сквозь зеленеющую листву можно было увидеть лишь желтовато-чёрное пятно, забрызганное кровью. Тигр не шевелился, ибо был мёртв.
Волк задушил его.
Ещё кто-нибудь видел такое?
А теперь он лежал на своём охотничьем трофее и внимательно следил за Сооружением. Будо иногда казалось, что во взгляде волка проскальзывало не только любопытство, свойственное всему живому, но и нечто другое, гораздо большее, чем просто интерес к окружающему миру.
Порой Будо казалось, что волк не просто смотрит, но изучает Сооружение и, в глазах его, в эти мгновения, отчётливо прослеживалось нечто, совсем не присущее волкам. И не только волкам. В его глазах было что-то, что не свойственно никому, кроме человека. Казалось, он осмыслял и анализировал увиденное, делал какие-то свои выводы, стараясь при этом ни просто запомнить, но и вникнуть в суть.
В такие минуты Будо как-то странно ощущал себя по отношению к волку. Он словно переставал быть для него зверем, наделяясь непроизвольно качествами, присущими только человеку. Так длилось какое-то время, совсем недолго. Будо понимал, что этого не может быть, но это продолжало длиться, а далее, волк начинал чесаться, задирал лапу, и облизывать свои выступающие органы, выкусывал блох и, наконец, мочился в угол. В общем, начинал вести себя вполне естественно, по-волчьи, странности его восприятия исчезали, зверь становился зверем, а наличие аналитического ума и осознанных мыслей в его глазах казались, теперь, совсем не присущими волку, а приписаны были ему самим Будо, в благодарность за силу и верность.
Но, так ли это?
Будо посмотрел на волка. Он грыз кость, и ничего его в этот момент не интересовало.
Северянин улыбнулся.
"Да нет, просто он нравится мне. Возможно даже, что я люблю его за преданность и ум, но ум звериный, волчий, и уж ни как не человеческий. Наверное, мне очень хотелось бы этого - да, но мало ли что кому хочется? Хотя..."
Будо задумался. У него была одна мысль касательно его четвероногого друга. Особенно в связи с его размерами и, возможно, не совсем звериным умом.
"Если это так, то объяснило бы многое. Надо будет проверить как-нибудь, но после. Лишь после того, как завершу начатое. Очень может быть, что то, о чём я думаю, а именно - моя часть Священного Иероглифа повлияло и на волка? Если ОН влияет на людей, то почему бы ЕМУ ни изменить и звериную сущность? Уж слишком мой волк огромен и умён. Иногда мне кажется, что эламитские крестьяне имеют мозгов гораздо меньше, чем он".
Будо нашёл его пять лет назад в джунглях, недалеко от Суз. Он был совсем маленький. Щенок. Охотники убили его мать, волчицу, и он, оставшись один, очень боялся, скулил и тявкал, но, тем не менее, бесстрашно бросался на всех, кто пытался к нему приблизиться.
Волчонок защищал уже мёртвую маму.
Это поразило Будо.
Щенка хотели убить, но Будо не позволил. Он отнёс его к себе, в пещеру, и выходил с помощью Иероглифа. Волчонок вырос и окреп, превратившись впоследствии в огромного волчищу. И Будо никогда не жалел об этом. Он так и звал его - Волк. И Волк отзывался на это имя.
Кипение в центральном сосуде почти закончилось. Теперь в нём образовалась густая маслянистая жидкость, цветом напоминающая ртуть или серебро. Она поблёскивала равномерно-матово, а внутри неё, небольшими вкраплениями, искрились яркие, жёлто-оранжевые сгустки, плавно перемещаясь в глубине ртутно-серебристой массы.
"Получается!"
Будо коснулся рукой пояса и посмотрел на него. Золотые пластины будто полыхнули огнём.
"Вот оно, доказательство! Конечно, при увеличении объёма, меняются пропорции, но принцип всё равно остаётся!"
Будо облокотился на стол.
"Ладно. Подожду. Осталось совсем немного".
Наконец, наступила полная тишина. Звуки бурлящей жидкости исчезли. Огонь, поддерживающий кипение, погас совсем.
"Так и должно быть. Всё правильно рассчитано".
Время словно застыло, прекратив свой непрерывный бег. Волк, не отрываясь, смотрел на Сооружение, а затем, переведя взгляд на Будо, негромко заскулил.
Будо улыбнулся.
"Волка не обманешь. Он чувствует, что всё закончилось. К тому же и звуков нет никаких. Значит - пора!"
Будо подошёл к сосуду и открыл деревянную задвижку на трубе. Подставив чашу, он стал ждать. Густая масса медленно, будто нехотя, словно преодолевая сопротивление, выползала из сосуда. Когда чаша почти наполнилась, Будо вновь перекрыл трубу, дождался, когда масса вывалится полностью, плоской деревянной лопаткой, бережно, соскрёб остатки, все до капли, и, взяв чашу, направился к столу.
Там его уже ждал Волк. Он потягивался, облизывался и чесался.
Будо кивнул сам себе.
"Нет, всё-таки Волк - он и есть волк. Наверное, я слишком многое приписываю ему. Того, чего и нет в нём вовсе. А он - лишь зверь. Животное. И ни стоит обольщаться по этому поводу, даже, если твой любимец с блеском выполняет сложные для собаки команды".
* * *
Когда со стороны Сооружения раздалось шипение, Будо лишь отметил это, но не обратил особого внимания. Его это ни насторожило.
"Остаточное явление"
Он продолжал работать с полученной жидкостью, раскладывая её в чашки поменьше, добавляя в каждую из них различные порошки, травы и измельчённые кости, перемешивая всё это по отдельности и, сливая обратно в большую чашку.
Затем процесс повторялся, только с другими порошками и травами.
Так продолжалось несколько раз. И вот, наконец, всё было готово. Будо взял чашу в руки. Жидкость в ней почти не поменяла цвет, но стала более густой и насыщенной, а жёлто-оранжевые сгустки, увеличившись в размерах, были менее размытыми и клочковатыми и теперь стали похожи на вытянутые ассиметричные шары.
Тем временем, к шипению добавилось бульканье.
Будо обернулся.
Жидкость в центральном сосуде кипела и бурлила интенсивно, хотя огонь под ним уже ни горел.
"Что такое?"
Будо подошёл к сосуду и вздрогнул от удивления. Сквозь замутнённые стеклянные стенки было видно, что ртутная жидкость, заполнявшая до этого ёмкость почти наполовину, теперь, находилась лишь на самом дне и бурно выкипала, заполняя весь объём сосуда высвобождённым паром.
"Странно!"
Будо ни понимал, что происходит, но, не без основания полагал, что этот процесс необходимо прекратить. Как? Решение напрашивалось само собой.
"Надо убрать жидкость!"
Он схватил медный чан, подставил под трубу и открыл задвижку. Жидкость медленно перетекла в него, но когда она перелилась полностью, и в сосуде её совсем не осталось, за стеклянными стенками его стали происходить вещи и вовсе странные.
Сосуд, через открытую деревянную трубку, начал всасывать в себя воздух.
Процесс сопровождался всё усиливающимся гудением. Сквозь прозрачную поверхность было видно, как струя воздуха, врываясь в ёмкость, будто пронзала молочно-белое марево пара, смешивалась с ним, от чего пар ощутимо, прямо на глазах, стал менять свой цвет, переходя от белого к серому.
Будо попытался закрыть задвижку, но напор воздуха оказался настолько сильным, что захлопку тут же вырвало из рук и засосало внутрь сосуда.
Раздался приглушенный звон.
Задвижка металась по ёмкости в струе воздуха от стенки к стенке и билась о внутреннюю поверхность. Удары раздавались всё чаще и чаще, пока Будо, вдруг, сначала услышал треск, а затем с ужасом обнаружил, как прямо перед его глазами, толстое кварцевое стекло сначала вспучилось после удара задвижки, на гладком зеркале стекла возникла трещина, толщиной с волосок, а затем, тонкими паутинками, во все стороны, побежали бороздки обозначивающихся разломов.
"Надо остановить попадание воздуха!"
Будо рванулся к столу, схватил какую-то деревяшку и, бросился обратно к сосуду.
Цвет пара внутри него менялся на глазах. Теперь он стал ярко-голубым, но чем ближе к трубке, пар темнел, переходя от голубого к синему, а возле самой трубы, там, где воздух со свистом врывался в сосуд, имел тёмно-фиолетовую окраску.
Будо подбежал к трубе. Он хотел использовать захваченную деревяшку в качестве чопа, чтобы заглушить отверстие.
"На ошибках учатся! Надо же! Ничего не предусмотрел на случай аварийного глушения труб! Ха! Собрался с богами посидеть рядом, а чопик - не предусмотрел. Тоже мне, демиург недоделанный!"
Будо стал прикидывать, как правильнее установить деревяшку. К счастью, один конец её, по диаметру, почти совпадал с отверстием в трубе.
"Мне опять везёт!"
В этот момент он рассмотрел наконец-то, что же из себя представляет будущая заглушка. Нет, это была не деревяшка вовсе, вернее, не просто кусок дерева, а нечто гораздо большее - изделие. Причём, изделие со смыслом. Произведение искусства почти что. Чья-то фантазия, воплощённая в дереве.
Статуэтка.
"Откуда она у меня?"
Будо не мог вспомнить, да и размышлять об этом, теперь, не было времени. Одним ударом он вбил чоп в трубу.
Всего лишь на мгновение перед взором Будо мелькнула личина, вырезанная на статуэтке. Плоское морщинистое лицо, лысый обритый череп, длинная всклоченная борода и глаза... Большие злые глазища обиженного жизнью божка, которые с ненавистью буравили Будо, и в коих, помимо той самой ненависти и бессильной злобы отчётливо читалось непонимание по поводу того, что происходит, а главное, в качестве чего его используют.
Божок был явно оскорблён.
Будо ухмыльнулся.
"Ничего, дружище, потерпи, сейчас ни до иерархий!"
Ещё миг и злобный взгляд исчез в трубе. Морщинистый идол заработал в режиме заглушки.
"Судьба!"
Будо пожал плечами. У него с детства имелась склонность к чёрному юмору.
Но, судьба судьбой, а языческий идол своё предназначение выполнил. Сначала гудение стало уменьшаться, а затем, очень скоро, исчезло совсем. Воздух перестал поступать внутрь сосуда.
Будо облегчённо вздохнул и вытер пот со лба.
"Ничего себе! Что же произошло?"
Сломанная задвижка лежала на дне сосуда. На расслоившихся волокнах дерева поблёскивали синие капли жидкости.
"Что-то ни так. Что?"
Будо всматривался в пелену теперь уже синеватого пара, словно надеясь найти в нём ответ.
"Непонятно".
Он потрогал рукой трещины на поверхности стекла. Шершавые бороздки остро скребли по пальцам. Будо было жаль затраченных усилий, но, к сожалению, с такими повреждениями сосуд нельзя будет использовать в дальнейшем.
"Сколько труда ушло!"
И тут, совершенно случайно, его взгляд упал на трубу, которую он только что заглушил, и до последнего мгновения, был уверен, что этим инцидент и будет исчерпан.
Он очень сильно заблуждался, ибо, скорее всего, всё только начиналось.
Происходило нечто невероятное. Будо казалось, что он бредит, так как то, чему он становился свидетелем было совершенно невозможно себе вообразить ещё совсем недавно.
"Не может быть!"
Взору его предстала следующая картина: чоп, неведомой силой, втягивало в трубу. Он находился уже посредине и продолжал перемещаться внутри трубопровода к входу в центральный сосуд.
Внутри деревянной трубы!
При этом труба не трескалась и не ломалась. Это было очень похоже на то, как змея поглощает свою жертву. Проглоченная целиком, добыча, бесформенным комком перемещается по извилистому змеиному телу, а так как сама жертва шире змеиного пищевода, то всё передвижение её от пасти до желудка прекрасно различимы и, чем крупнее добыча, тем отчётливее видно.
Но ведь тело змеи эластично, чего ни как ни скажешь о деревянной трубе!
И, тем не менее, чоп перемещался, а труба при этом ни разрушалась: ни трескалась, ни ломалась и не расщеплялась, будто сама стала змеёй, живой, гибкой и эластичной.
Будо мгновенно оценил опасность.
"Надо его остановить!"
Он схватил руками чоп и попытался задержать его передвижение. Ладони его словно ощутили что-то живое. Чоп пульсировал и извивался. Он, будто маленький зверёк, вырывался из рук, дёргался и шарахался по трубе, разве что - ни кусался, но, ни взирая на отчаянные усилия Будо, продолжал свой путь.
Его было невозможно остановить!
Будо обхватил руками трубу перед чопом-заглушкой. Она была холодной и скользкой и на ощуп совсем не походила на дерево. Скорее всего, она была похожа...
"Точно - змея!"
Будо сдавил трубу со всей возможной силой.
"Надо остановить его!"
Чоп боднулся в руку, застыл на миг, но какие-то силы вновь толкнули его вперёд. Ладони Будо тут же подались под напором и, через мгновение, заглушка, в виде статуэтки чьего-то идола, преодолела преграду.
Становилось ясно: какие-то силы, нечто потустороннее, что-то, чего ни учёл Будо, толкают чоп вперёд.
Почему?
Что это за силы?
Или это продукт самого Сооружения, возникший за счёт неучтённых взаимодействий во внутренней системе, или - это нечто, не имеющее отношение к детищу Будо, то есть, привнесённое извне, а значит и действующее вопреки законам Сооружения, а может быть и против самого Будо.
Но, как?
Будо ничего не знал об этом. Он ничего не мог предложить по этому поводу, да и времени на осмысление совсем не оставалось и поэтому, возможно, впервые в жизни, он не знал, что делать.
От этого стало страшно.
Сооружение взбунтовалось. Пар в центральном сосуде начал быстро конденсироваться на стенках. Сине-фиолетовые капли падали на дно и стекали по стенкам, оставляя на них жирные следы потёков.
Через некоторое время, очень быстро, пар начал редеть, а сосуд, на глазах, стал вновь заполняться сконденсированной жидкостью.
Стекло сосуда заскрежетало. Паутина мелких трещинок стала быстро расползаться по поверхности во всех направлениях. Будо дотронулся до замутнённого стекла и тут же одёрнул руку.
Оно было ледяным!
"О! Боги!"
Внутренним чутьём Будо чувствовал, что надо бежать отсюда, и, чем скорее, тем лучше, но странная скованность окутала его. Он не мог пошевелиться. Вернее - мог, но почему-то не делал этого. Что-то сдерживало.
Что?
Ни та ли сила, что и затеяла всё это?
Очень может быть.
"Странно. Совсем недавно я кичился тем, что ещё немного, и смогу достигнуть уровня богов. Был абсолютно уверен в этом. А что теперь? А теперь я у них же и прошу помощи. Да, что там "прошу", взываю надрывно, почти, что вымаливаю её. Это - как?"
Будо поморщился.
"Наверное, я смешон!"
А чоп, тем временем, медленно, но неотвратимо, продвигался к своей цели. Во всяком случае, Будо был почти уверен, что цель заглушки-статуэтки - попасть в центральный сосуд. И он был уже совсем близко.
Но, зачем?
Будо заворожено, словно сквозь сон, смотрел на бывшего идола со злыми глазами и отчётливо понимал, что если эта бестия достигнет своей цели, то может случиться такое...
Нечто страшное и непоправимое.
Но, что?
А вот, что именно, он конечно не знал. Будо об этом мог лишь догадываться, но эти догадки, молнией сверкающие в мозгу, не сулили ничего хорошего.
Так, что же делать?
В этот момент, Будо, всё-таки, решил прислушаться к призывам своего внутреннего голоса и, как это часто бывало и ранее, прислушаться к его настойчивым советам.
Решено!
Необходимо поступать интуитивно, почти рефлекторно, ибо времени для продуманных действий, теперь, скорее всего уже не оставалось.
Да и было ли оно вообще?
Будо схватил трубу, и, изо всех сил дёрнул её на себя. Он знал, что сосуд надёжно закреплён и не упадёт, а вот труба...
Труба довольно легко выскочила из основания сосуда. Как раз тогда, когда чоп должен был уже проскочить в него. На мгновение всё затихло, и пещера погрузилась в тишину. Будо показалось даже, что он слышит звуки падающих капель где-то вдалеке. Но это длилось недолго. Уже через миг, в центральный сосуд с громким шипением стал врываться воздух.
Будо видел, как всё находящееся вокруг, все предметы, полетели к отверстию в сосуде. Более мелкие из них проскакивали не задерживаясь, а крупные, чей габарит превышал размер отверстия, со скрежетом и треском сворачивались, скручивались, перегибались, во всяком случае, становились таких конфигураций, чтобы затем быть затянутыми внутрь, принимая напоследок самые невероятные формы.
Труба в руках Будо дрожала словно живая, а чоп, бывший когда-то идолом, будто живой, корчился и ёрзал на выходе из трубы, будто застрял или ему что-то мешало, но теперь, во что бы-то ни стало, пытался вырваться.
В конце концов, ему это удалось.
Как снаряд из катапульты, божок со злыми глазками, вылетел из трубы. Сила, вытолкнувшая его, была огромна, так что Будо, словно пушинка отлетел в сторону и упал, больно ударившись затылком о каменный пол пещеры.
Пока он ругался и пытался встать, труба рассыпалась в его руках в мелкую труху, а чоп, тем временем, влетел в сосуд...
Вой, вдруг, прекратился, а сосуд перестал втягивать воздух. Предметы, летевшие к нему, но так и не долетевшие, попадали на пол.
Будо, наконец, вспомнил, что это за идол, которого он использовал в качестве чопа.
"Нехорошо получилось!"
Это было вырезанное из дерева изображение божества одного из племён, представители которого недавно посещали Сузы. Это они, жрецы, служители культа одного из варварских племён, со всеми необходимыми ритуалами и церемониями вручили ему, именно ему, Будо, этого идола. Статуэтку Бога. Точную копию того, кто стоял у них, где-то там, далеко, в лесу, на священной поляне. И они молились ему, просили о помощи, благодарили за удачу и жаловались на невзгоды. Они любили его и боялись, но, в общем, беззаветно верили, что уж в нужную минуту - защитит. И, зная о его, Будо, величии, подарили ему точную копию их божества, освящённую по всем правилам и обычаям.
А он?
А он вбил его в трубу, чтобы туда не поступал воздух.
"Шайтан!"
Будо посмотрел на сосуд. На его дне, сквозь синеватую пелену, был виден этот самый чоп, который был когда-то Богом, пусть даже копией, но всё же...