Аннотация: Опубликовано: журнал "Порог", номер 3, 2006
Серый квадрат бетонного пола, уходящие ввысь стеклянные стены и океан. Океан, что полупрозрачной бирюзой расходится на все четыре стороны, океан - бессменный спутник, океан - соглядатай, океан - стражник.
* * *
Июньское солнце искристо лучилось где-то высоко в небе, просачивалось сквозь густую листву тополей, ложилось на землю резными желтыми пятнами. Солнечные пятна похожи на осколки - кувшина, старого блюдца с выгоревшим рисунком, чьей-то жизни.
Впереди маячили черные шляпки, слышались приглушенные голоса, шелестели шелковые ленты - по тенистой аллее старого кладбища тянулась процессия осколков Валькиной жизни.
Страх. Он окликнул меня там, на кладбище. Не отставая ни на шаг, страх отшагал со мной полдесятка кварталов, нырнул в прохладу центрального парка.
Устроившись на резной лавочке и неторопливо раскурив трубку, страх выпустил через ноздри две струйки дыма, насмешливо поинтересовался:
- Ну и?
- Чего 'ну и'?
- Сбежал?
- Сбежал, - выдохнул я.
- Боишься, стало быть.
- Боюсь.
Да, я боялся. Боялся до дрожи в пальцах, до ноющих молоточков боли в висках, до булькающих всхлипов в горле. Я не хотел. Не хотел, не хотел, не хотел умирать как Валька. И по-другому - тоже не хотел. Ни в девятнадцать, ни в сорок, ни в восемьдесят.
- Боишься, - еще раз подытожил страх, - и правильно делаешь.
Отечески похлопав меня по плечу, страх поднялся со скамейки:
-Ну, будь.
Стук я услышал не сразу. По крайней мере, к тому времени, когда я обратил на него внимание, фигуры на доске уже сделали по несколько ходов.
Как и когда незнакомец подошел к скамейке? Как сел, как расставил фигуры? Не помню. Не знаю. Не заметил. Не важно.
Незнакомец был высок, бледен и худощав. На носу посверкивали крошечные очки в серебристой оправе, а серые глаза смотрели задумчиво и почему-то печально.
- Не желаете партию, молодой человек? - словно и не заметил моего молчания незнакомец.
Я пожал плечами. Партия, так партия.
Ход, два, десять. Ровная, неторопливая игра.
Незнакомец потянулся, коснулся пешки:
- Напрасно вы так.
- Что 'напрасно'? - оглядел доску я.
- Да я не о том, - отмахнулся незнакомец. - Напрасно вы ему поверили.
- Кому?
- Страху. Он ведь приходил. Или нет?
- ...
- Значит, все-таки приходил. Да не смотрите вы на меня так, - чуть раздраженно поморщился незнакомец.
- Откуда вы..
- Да какая разница - откуда! Знаю и всё. Сейчас не это важно. Важно то, - незнакомец поднял вверх указательный палец, - что я могу вам помочь.
Поди их разбери, этих незнакомцев. То ли облапошить норовят, то ли в самом деле - помочь стараются.
- Сомневаетесь, - усмехнулся он, - и правильно делаете. Нельзя первому встречному верить. Только вот что: вы пока сомневайтесь, а я растолкую, что да как. Согласны? - и, не дождавшись моего ответа, незнакомец принялся рассказывать:
- Вот вы ему, страху, в смысле, почему поверили? Потому, что боитесь - смерти боитесь. А это, скажу я вам, совершенно напрасно. Ее кому страшиться надо? Тем, к кому она придет. Однако ж, если вы ей, так сказать, доступ к себе закроете, то и бояться ее резона никакого. Правильно мыслю?
- Что закрыть? Какой еще доступ?
- Да всё тот же, - довольно улыбнулся очкастый. - Вот не будь у вас этой ерунды, - указал он на что-то за моим плечом, - можно было бы не волноваться.
- Не будь чего? - обернулся я: за спиной не было ровным счетом ничего.
- Тени. Тени вашей.
- Что это вам моя тень далась? - начал закипать я.
- А то, - не обиделся очкастый, - что тень... она есть что? Она есть признак. Всех вас... как это по-правильному? Смертных. Вот.
И тут мне, впервые за день, стало смешно. Смешно несмотря ни на что: очкастый, без тени сомнения, был сумасшедшим. Окончательно и бесповоротно свихнувшийся тип.
- Смертных значит? - решил на всякий случай уточнить я.
- Именно, - перешел он на запинающийся громкий шепот, - именно смертных.
- А вы, конечно, бессмертны?
- Я? Ну, в некотором роде, да.
- И сейчас вы мне предложите все богатства этого жалкого мирка в обмен на мою бессмертную душу?
- Богатства? Какие богатства? Это вы что же... Фу, глупость какая, -обиделся очкастый. - За кого вы меня, в конце концов, принимаете?
- Уж не знаю, - я попытался сдержать разбиравший меня смех, - судя по всему, за его величество черта. Дьявола. Сатану. Рога не продемонстрируете, ваше злодейство?
- Дурак ты, парень! - неожиданно перешел на 'ты' очкастый. - Ничего не понял, а туда же - обзываться.
Незнакомец смахнул с доски фигуры, ссутулился, снял очки.
- Значит так, - через минуту снова заговорил он, - последний раз предлагаю меня выслушать. В твоих же интересах, кстати. Согласен?
Он говорил долго, местами путано - сбивался и начинал заново, задавал вопросы, рассуждая и противореча сам себе, пытался докопаться до ответов. Иногда, став в тупик, просил подсказки у меня.
- Ну что, - выдохнул наконец очкастый, - теперь понял?
- Кажется.
- Пойдешь со мной?
- А оно как - далеко?
- По вашим меркам, - нахмурился, прикидывая, очкастый, - а! Всё равно сейчас не поймешь. Пошли!
* * *
Я сижу, прислонившись виском к прохладной прозрачности стены. Где-то в отдалении слышится постепенно нарастающий шум прибоя - значит, прошел уже месяц.
Еще немного и, открывая путь в стеклянный лабиринт, уйдет в сторону часть стены. Еще чуть-чуть и, дав мне минуту форы, за спиной заклокочет она - большая океанская волна.
Снова бежать, налетать на неразличимые издали стены, с содроганием чувствовать как вот-вот коснутся кожи первые брызги, спотыкаться, падать, набивать шишки и в кровь резать ладони. Быстрее, главное быстрее. И неважно, кто они, выбегающие из других ответвлений лабиринта люди. Не думать, бежать, работать локтями.
Женщины, говорите? Старики? Плевать хотелось! Не один я такой - все, все знали, на что шли! Нечего теперь...
Дорогу, дорогу, я сказал!
* * *
- Тут аккуратно, - указал куда-то в запутавшиеся жесткие травинки очкастый, - лучше по бревну пройди.
Спорить я не стал и покорно влез на бревно. Сколько уже идем? Часа два-три, наверное. Пока по городу шли, еще ничего было, а как он меня в лес этот затащил, так я счет времени начисто потерял. Солнце, вроде, еще высоко, а ощущение такое, будто мы с ним километров сорок отмахали.
- Слушай, а тебя как звать-то? - поворачиваюсь к очкастому.
- Клаус.
- Чё, как дедушку Санту? - фыркнул и закашлялся я.
- Вроде того. Только напрасно ты фыркаешь, лучше бы под ноги смотрел, а то я за твою безопасность не ручаюсь, - Клаус протянул руку, указал куда-то в сторону, где травяной покров чуть разошелся. Под искусно созданной видимостью солнечной лесной полянки вглубь уходила черная пустота. Со дна ямы хищно поблескивали врытые в землю металлические колья.
- Ой-ё!
- Понял? Теперь топай.
Лес кончился внезапно. Только что мелькала впереди рябая бесконечность уходящих в небо стволов и вдруг - последнее дерево, последние травинки и ровная, как под линейку вычерченная линия. За линией, вровень с землей, лежал океан. Необъятный штилевой океан.
- Впечатляет, - то ли спросил, то ли констатировал очкастый.
- Угу, - сглотнул я.
- Ладно, полюбовались и будет. Пошли!
- Куда?!
- Туда! - очкастый деловито цапнул меня за руку и поволок за собой.
Три, пять, пятнадцать, пятьдесят метров от берега. Дышала, студенисто колыхалась под ногами синяя бездна океана, но вода, вода не поднималась выше щиколоток.
- А...? - потянул я за рукав очкастого.
- Потом. Всё потом.
Очкастый то петлял, то вновь шел по прямой, где-то шагал уверенно, где-то осторожничал.
- Далеко еще?
- Много разговариваешь. Иди.
Через час я выдохся окончательно: затекла протянутая очкастому рука, саднила в кровь стертая пятка, нещадно хлюпали и грозили с минуты на минуту развалиться и без того видавшие виды ботинки.
Очкастый остановился так внезапно, что я едва на него не налетел.
- Сейчас, - внимательно поглядел на солнце он, - сейчас, сейчас.
Солнце потухло резко - словно выключателем кто щелкнул.
- Теперь смотри, - дернул меня за руку очкастый.
Из воды, поблескивая в лунном свете миллиардом жемчужных капель, медленно поднимался дворец.
* * *
Волна. От нее нет спасения. Волна рокочет, волна догоняет, волна склоняется и накрывает пенистым ковшом.
Замирает так и не сорвавшийся с губ хрип, клёкотом отдается пробравшаяся в легкие вода.
А потом снова будет комната со стеклянными стенами, непреходящий неяркий свет и горечь оттого, что я опять не успел.
Заживут порезы, исчезнут шишки, пропадет гул в ушах, а в клочья изорванная рубашка вновь окажется новее новой. Не останется ни одного следа ушедшего дня - ни одного, кроме воспоминаний.
* * *
- Всё запомнил?
- Да всё, всё.
- Тогда пошли.
- Се-сейчас, - запрокинул голову я, бросил еще один взгляд на дворец.
Смотреть, поверьте, было на что. Темно-фиолетовый, словно сотканный из тысяч водный струй, дворец был окутан зыбкой туманной дымкой, в окнах играл лунный свет, а беззвучно опустившийся перекидной мост гостеприимно приглашал войти.
Скрипнула массивная дверь темного дерева, из тронного зала на нас хлынул поток призрачно-голубого света.
- На колени, дурень! - подтолкнул меня в спину очкастый.
- Клаус, Клаус, - появился откуда-то из-за колонн невысокий лысеющий человечек в потертом костюме-тройке, - опять ты за свои глупости. Вставайте, да вставайте же! - человечек протянул мне руку.
- Но, Владыка... - начал было Клаус.
- 'Владыку' для официальных приемов оставь! Рассказывай лучше, по какому делу.
Очкастый многозначительно кашлянул и пребольно ущипнул меня чуть повыше локтя.
- Ваше вели... Владыка! - сделал я шаг вперед. - Благородный Клаус поведал мне о том, что в ваших силах сделать то, что ... чтобы... это... избавить... Короче, заберите у меня тень, а? - выпалил я и уткнулся взглядом в пол.
- Вот оно что, - хохотнул Владыка. - Ну что ж, давай попробуем.
- Хороша! - любовно перекладывал мою тень из руки в руку Владыка. - Ой, хороша! Прямо в мою коллекцию.
- Проси! - прошипел где-то над ухом очкастый.
- Владыка, - вздохнул я, - эту тень я обещал благородному Клаусу за ту услугу...
- Чего? - Владыка приподнял бровь. - Правда что ли, Клаус? Ну, ты даешь! - расхохотался он. - На что она тебе? В люди захотелось, в смертные?
Клаус молчал, что-то сосредоточенно разглядывал на полу.
- Вот что, парень, - повернулся ко мне Владыка. - Тень твоя, тебе и решать. Хочешь, отдавай ее этому малахольному, а хочешь - мне оставь. А я тебе за то... ну, что там у вас ценится... Здоровье, деньги, везение и... женщин, пожалуй. Вот. Выбирай.
* * *
Сделка того стоила. Моя тень заняла полагающееся ей место в коллекции Владыки, а я... я получил обещанное.
Первым делом на меня свалилось наследство троюродной тетушки. Вы не поверите, но до того момента я и не подозревал, что у меня есть тетушка. Да еще такая состоятельная. Однако сюрприз получился, что и говорить, приятным. Кругленькая сумма на счете, домик на берегу Финского залива, оплаченное обучение в одном из наиболее престижных университетов мира. Там, кстати, я и встретил мою Элис - первую любовь, первую женщину и первый миллион долларов. Папенька-магнат - факт более чем просто приятный.
Четыре года работы, скоростной лифт продвижений по службе - еще бы, зятек босса как ни как. Растущая сумма на личном счете, все больше подобострастных лиц вокруг, всё больше кокетливых женских взглядов - таких, как у Клоди.
Клоди. Глава финансового отдела, мулатка, красавица, стервочка и чертовски умная баба.
Прощай, симпатяшка Элис. Прощай, девочка моя - с тобой было хорошо, но мне пора. Пора подниматься выше. Да, папенька будет сердиться, но, увы, такова жизнь.
Компания не потеряет ничего - кроме Клоди и непонятным образом исчезнувшей со счета кругленькой суммы. Что ты говоришь, Элис? Сын? Наш сын? Не дави на жалость, милая. Ему вполне хватит тебя и богатенького дедушки. Деньги, поверь, заменяют многое.
Торговая компания, господа? С мировым именем? И вы предлагаете мне занять одну из первых должностей? Отлично, господа, по рукам! Только не забудьте, господа, я возьму с собой мою Клоди.
Не прошло и трех лет, а дела компании оставляют желать лучшего? Безупречно работавшее предприятие разваливается на куски? Вы не можете отыскать причину столь резкого спада?
Вы близоруки, господа: причина всего этого ежедневно пьет с вами кофе, с серьезным видом перебирает кипы бумаг и тяжело вздыхает, когда речь заходит о близящемся крахе.
И еще, господа, - знаете, за что я люблю гибнущие компании? За смехотворную цену их акций.
Теперь она наша. Вся компания - наша. Мы увеличили обороты, прибыли растут как на дрожжах, на нас работают лучшие специалисты. Кажется, вы ошиблись в прогнозах, господа.
Но годы не стоят на месте. Всё чаще Клоди охает и откладывает зеркало в сторону. Возраст берет свое. Кло бросает завистливые взгляды и в шутку называет меня 'вечным'. И в чем-то она права. Послезавтра мне стукнет пятьдесят пять, но нет седины на висках, нет пивного брюшка и поселившихся на носу очков. Я словно остался там, в том времени, когда мы, отмечая мой сороковой день рождения, смеялись и представляли, какими будем в старости. Моя старость далеко, Кло. А твоя, похоже, уже не за горами. Пожалуй, пришла пора прощаться.
У меня столько денег, что хватило бы и правнукам. Но правнуков у меня нет, а есть вечная жизнь. И на нее надо зарабатывать. Жизнь-гонка, жизнь-преследование. Петербург, Вена, Ницца, Нью-Йорк, Токио. Деньги, финансовые операции, аферы, женщины, курорты. Устал, чертовски устал.
Резная скамейка в старом парке. Спрятаться в тень, послушать тишину, забыться.
- Не желаете партию в шахматы?
Прошло немало лет, многое стерлось из памяти. Многое, но не этот голос. Еще не открыв глаза, протягиваю руку в сторону голоса:
- Ну, здравствуй, Клаус.
- Здравствуй, - чуть удивленно хмыкает он. Помолчав, вздыхает. - Я сегодня с официальным поручением. Время пришло. Пора.
Вы можете не верить, но я забыл. Забыл о данном Владыке обещании: раз в пятьдесят лет быть гостем в его дворце. Ну что ж, развеемся. Руку, старина Клаус!
* * *
В тронном зале шумит, перешучивается пестрая толпа. Облаченный в щегольский синий смокинг Владыка прогуливается между гостями, перебрасывается парой фраз то с одним, то с другим. Небольшой светский раут, не более.
Незаметно течет время, пустеют бокалы с шампанским, утихает непринужденная болтовня собравшихся - тонкой ниточкой просачиваются в зал серьезность и настороженность, густеет пропитанный напряжением воздух.
Где-то наверху, под мозаичным сводчатым потолком, оживают часы - разносятся по залу двенадцать гулких ударов.
- Всё, - сдавленно выдыхает кто-то за моей спиной.
В наступившей тишине голос Владыки неожиданно глубок и звучен:
- Время, господа!
Бледнеет, теряет краску стена за троном, медленно, словно с усилием проступают стены уходящего вдаль стеклянного коридора. В его конце, близкий и в то же время недостижимо далекий, играет рябью волн океан.
Владыка достает из кармана сложенный вдвое лист, поправляет очки.
- Сэр Генри Уэлльский, - бесцветно и буднично объявляет он.
От толпы отделяется высокий, чуть полноватый мужчина. Едва заметно припадая на правую ногу, направляется в сторону коридора. На мгновение замерев на пороге, он делает шаг. Стучат, перекликаются железные подковки на башмаках, всё увереннее, все четче шаг. Преодолев чуть больше половины коридора, сэр Генри оборачивается, подмигивает собравшимся и, разбежавшись, скользит по стеклянному полу как заправский школьник по раскатанной в лед тропинке.
- Эрнеста Пшиштек, - сверяется со списком Владыка.
Пани Пшиштек семенит, приподнимает стелющиеся по полу юбки, отставляет в сторону белокожую руку с унизанными перстнями пухлыми пальчиками. Середина коридора пройдена, и пани Пшиштек падает на колени, истово крестится.
- Густав Кройленц!
- Кларэтта де Левенталь!
- Антонио Праскалини!
Имена, имена, имена... Редеет толпа - гости Владыки преодолевают коридор и уходят по играющим на солнце волнам. Уходят затем, чтобы вернуться сюда еще через пятьдесят лет.
Меня легонько толкает в плечо какая-то дама, глазами указывает на Владыку. Я задумался, прослушал, пропустил собственное имя.
- Да, да, - ловит мой взгляд Владыка.
И я иду. Что-то клокочет и булькает в горле, хочется остановиться и замереть. Десять, двадцать, тридцать шагов.
В дюжине сантиметров от меня пол коридора пересекает тонкая золотая полоска.
- Всё будет хорошо, - вслух, для храбрости.
Я делаю шаг. С жестким, металлическим щелчком гаснет нежный голубоватый свет, прозрачный пол надламывается - встает стеклянная стена впереди, скрипит, вторит ей хрустальная преграда сзади. Смыкает стенки прозрачный куб, меркнут, исчезают фигуры гостей, гобелены тронного зала, горькая усмешка в глазах Владыки. Еще минута - и вокруг никого, только океан - зыбко-бирюзовый, бесконечный, безмолвный.
* * *
Шум надвигающейся волны все ближе. Я подхожу к столу, раскачиваю одним пальцем белого ферзя на старой шахматной доске. Еще одна партия, которую нам не суждено окончить - расстроится, расстроится старина Клаус. Хороший он, все-таки, мужик. Жаль, заходит редко.
По стене пробегает едва уловимая дрожь, беззвучно уходит в сторону дверь, маячат, дурманят размытостью блики на стенах стеклянного лабиринта.
Бегу, вновь бегу - устало, неохотно, по привычке. Бегу - один из недостойных продолжить жизнь. Бегу - лишь оттягивая неизбежное. Коридор расширяется. Всё больше людей вокруг: срывающееся дыхание, топот десятков ног - успеть, надо успеть.
- В сторону, в сторону, падаль эдакая!
Я оборачиваюсь - пыхтя и орудуя локтями, сквозь толпу бегущих пробирается здоровенный двухметровый детина.
- Чё стал, дядя?!
- Я...
- Потом 'якать' будешь, пшел с дороги!
Отлетаю в сторону, больно ударяюсь затылком о стеклянную стену - в глазах мутнеет.
Приподнимаюсь на локте. В голове шипит и потрескивает как в ненастроенном телевизоре. Сколько уже прошло? Минута? Две? Оглядываюсь - вокруг никого.
Покачиваясь, встаю на ноги, бреду уже десятки раз пройденным путем. За очередным поворотом останавливаюсь - в метре от меня на стеклянном полу распластался мой двухметровый торопыга.
- Эй, парень! - склоняюсь над ним.
Двухметровый бурчит что-то невразумительное, приоткрывает один глаз, морщится:
- Затоптали, сволочи...
Глухой рокот сзади. Не оборачиваюсь, хватаю за руку едва успевшего подняться двухметрового и бегу. Откуда-то, словно из наполнившего коридор соленого бриза, рождается насмешливый голос Владыки: 'Дурак ты, парень. Бросай его, пока вас обоих не залило'.
Владыка рационален. Владыка прав. Но сегодня нашим мнениям суждено разойтись - я только крепче сжимаю ладонь парня.
Волна. Сбивает с ног, бьет о прозрачную стену, прижимает ко дну, душит.
* * *
Серый квадрат бетонного пола, уходящие ввысь стеклянные стены, неизменная океанская зыбь вокруг. Я склонился над столом - вожу кончиком пальца по облупившемуся краю шахматной доски. Скоро, совсем скоро должен прийти Клаус.
Слышали бы вы, как он возмущался, как называл меня неразумным младенцем и корил за глупость перечить Владыке.
Но всё уже в прошлом. Обиды забыты, и сегодня нам предстоит новая партия.
Я заканчиваю расставлять фигуры и бросаю взгляд на пол, туда, где на холодном бетоне замерло крошечное серое пятнышко - моя новая, пока еще не подросшая тень.
- Обзавидуется Клаус, когда увидит, - усмехаюсь я про себя и ставлю на доску последнюю пешку.