Дишли Мария : другие произведения.

4 - "Трещина"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Мне вдруг начало казаться, что вся наша "общность" являлась для нее не более чем временным развлечением, попыткой заглушить ту вселенскую тоску, что мучила ее ежесекундно...

Дина-шиза. Секта Ее Имени.

   Все имена и персонажи вымышлены, все события являются плодом авторского воображения... Все совпадения случайны. По большей части.

ЧАСТЬ 4. "Трещина"

*

   В последнее время я начала замечать, что Дина все чаще и чаще впадает в какие-то депресснячьи состояния - она стала рассеянной, сонной, ее гораздо сложнее было привлечь к какому-то общему делу, она мало рисовала и писала тоскливые стишки на тему смерти и разрушения. "Поздняя осень, - с тоской во взгляде говорила она, - самое паршивое время года..."
   До этого же все было просто роскошно. У всех были летние каникулы, а я взяла себе долгожданный отпуск. Мы гуляли, лазили в непонятных местах, ходили по клубам, разговаривали...очень много разговаривали. Она посвящала нас в такие таинства, о которых никто из нас никогда даже и не подозревал, высказывала совершенно безумные теории, а потом до невозможности логично их доказывала. Мы буквально боготворили ее и безоговорочно верили каждому слову.
   Лично со мной творилось нечто невероятное - словно бы я влюбилась впервые в жизни, причем в кого - В ЖЕНЩИНУ?!! В безумную, сумасбродную художницу с кучей тараканов в голове и переменчивым как осенняя погода настроением... Порой мне даже казалось, что я хочу целовать ее, как любимого мужчину, касаться ее кожи... Даже во время секса я ловила себя на мысли, что надо мной могла бы быть сейчас она.
   Огоньки свечей отражающиеся на ее влажной коже, сияющие глаза, волосы...
   Васька же казался мне чем-то сродни моей собаке - этакий имитатор реальных отношений. Мы фактически не разговаривали с ним, а если и заводились какие-то разговоры, то исключительно о ней - "Дина говорила", "Дина рассказывала", "мы с Диной пойдем", словно других тем не существовало вовсе. Когда мы впятером шли по улице, мне казалось, что люди расступаются, смотрят на нас чуть ли не как на богов, а звезды и солнце светят только для нас. Один раз я не удержалась и от избытка чувств поцеловала ее в оголенное плечо, правда потом постаралась перевести всю это в шутку.
   Однажды кто-то узнал, что Люда-ублюда работает в книжном клубе "Эйдос", где время от времени проходят встречи желающих обсудить ту или иную книгу, и я предложила сходить "навестить" ее. Мне очень хотелось показать ей, что "вот ты говорила - нам без тебя будет плохо и скучно, а нам хорошо, мы все вместе, а ты одна - никому не нужная идиотка". И еще я прекрасно знала, как сильно ей тогда понравилась Дина и как она хотела с ней общаться, но из-за потери связи с компашкой, была лишена такой возможности - возможно, мне к тому же и подразнить ее хотелось. Я прямо загорелась этой идеей, стала подбивать на это дело остальных. Оказалось, что Дина не помнит, кто такая Люда, а Паштет не знает ее вовсе, но они вроде как согласны. Мы не стали дожидаться, пока темой очередного обсуждения станет что-то конкретное, а просто собрались и пошли.
   Весь день я наряжалась и красилась. Мне хотелось выглядеть максимально роскошно, чтобы ей было обидно вдвойне. А когда пришла Дина, я предложила ей надеть одну из моих ведьминских юбок, так что мы стали похожи как сестры. Я долго разглядывала нас в зеркало. Я - повыше и поплотнее, жгучая брюнетка, сочетание цветов черный с темно-зеленым, Дина - пониже меня на полголовы, худая ядерная блондинка, преобладающие цвета белый и лиловый. Грандиозно. Мы шли друг другу чрезвычайно. Людка повесится от зависти.
   Наш поход был просто обалденным. Причем дело было даже не в том, что обязанная присутствовать на встрече Люда выглядела по-настоящему несчастной, а в том, что Дина показала все на что способна. Обсуждали некоторые фрагменты библии, особенно те места, где говорится о спасении, жизни после смерти и единстве с Богом. Присутствовали две монашки, один молодой поп и человек десять любопытствующих (не считая, конечно, нас и работников клуба). Сперва всем было несколько скучно. Попик разглагольствовал, монашки поддакивали, кто-то слушал, кто-то зевал. А потом зашел разговор о необходимости веры в Бога и Дина не выдержала. Дело в том, что она досконально знала Библию, Веду, немного хуже Коран и еще кучу каких-то талмудов с труднопроизносимыми названиями - очень часто, высказывая какие-то свои теории, она использовала их в качестве подтверждений или наоборот опровержений правильности всевозможных религиозных учений.
   Дождавшись окончания монолога попа, она заговорила - сперва тихо и ненавязчиво, потом громче, с употреблением малоизвестных терминов и цитат - она говорила и говорила, гладко, без запинок, логично до безобразия, но... Попик задохнулся от негодования, монашки обалдело хлопали глазами, прочая публика ловила каждое слово, кто-то порывался поаплодировать. Ее высказывания казались настолько еретическими и богохульными, что даже походили на правду. Глаза ее горели, но она выглядела спокойной и даже какой-то слегка сонной, словно в тысячный раз объясняла тупым людям прописные истины и уже устала от этого невообразимо. Все взгляды были направлены только на нее...
   Когда она замолчала, поднялся целый шквал всевозможных эмоций - кто-то злорадно хохотал, косясь на побагровевшего от умственного напряжения священника, кто-то спорил, размахивая руками, кто-то недоуменно озирался по сторонам, словно не понимая куда он вообще попал, а мы...
   - Динка, я знаю. Ты мессия, Динка, - не удержалась я.
   В эту ночь мы вчетвером (без Паштета, которому надо было домой) опять торчали на кладбище, но теперь уже не высматривали никаких посторонних существ, а просто сидели и курили - отдыхали после долгой прогулки по городу. Обычно мы располагались на определенном месте - в самом центре кладбища, под старым корявым, дочерна выжженным молнией деревом, но на этот раз, как только мы заняли свои позиции, Дина молча встала и ушла вглубь. Я видела ее со своего неудобного насеста - она залезла на высоченный гранитный памятник и надолго замерла там, превратившись в одну из многочисленных теней. Прошло не менее получаса, она не двигалась, словно чего-то ждала. В какой-то момент мне почудилась, что вокруг нее колышутся какие-то сгустки воздуха и я даже решила, что это уже знакомые нам мутные капли, обладающие сознанием - назвать их "привидениями" язык не поворачивался. Но потом я поняла, что это что-то другое.
   Изо рта ее вырывались густые клубы пара, словно бы на улице разом стало по-зимнему холодно, однако на самом деле не было даже просто зябко. Сигареты в ее руках также не было, потому я не могла бы сказать что это дым.
   Я осторожно сползла на землю.
   - Что случилось, Маш? - несколько встревожено спросил Василий.
   Я не ответила. Ледяной пар окутывал Дину целиком, дрожал и плавился, словно над костром, и в то же время казался не цельнолитым облаком, а некой подвижной субстанцией, состоящей из чего-то пушистого и колкого одновременно. Эта живая туча будто бы давила сверху, заставляя Дину все ниже и ниже опускать голову - она ссутулилась и теперь походила на одного из своих рисованных "темных эльфов" - непроницаемо черных, гибких и хлестких как плеть. Я не выдержала и двинулась в ее сторону.
   - Не ходи за мной, - сказала я Васе и только тут поняла, что разом исчезли все звуки.
   Глубины в окружающем нас пространстве не было, мой голос натолкнулся на невидимую преграду и потух, как будто нас разом накрыло звуконепроницаемым колпаком. Я шагнула, под ногой хрустнула сломанная ветка. Тишина казалась такой гнетущей, что от этого слабого отзвука зазвенело в ушах. Дина повернулась в мою сторону. Я обогнула еле различимую в темноте решетку покосившейся ограды и меня чуть не смыло потоком абсолютно ледяного воздуха, изо рта вырвалось крохотное белое облачко.
   Дина вздохнула и отвернулась.
   - Я устала, Маш... - голос ее казался безжизненным и тусклым. - Мне нельзя здесь больше находиться.
   Так начался период упадка.

* *

   Она говорила о смерти и сердце мое тоскливо сжималось. Я не понимала почему - зачем она грузится на всякие неприятные темы, когда всем хорошо. С приходом холодов она стала реже выходить из дома и мы начали ездить к ней, чтобы несколько часов провести вместе.
   - Знаешь, иногда мне кажется, что я веду себя крайне глупо, - утопая в клубах сигаретного дыма, однажды заявила она. - Нет, в смысле...что я вообще здесь забыла? На фига же я все еще цепляюсь за этот мир? Не понимаю. Вероятно, это все гребаный инстинкт самосохранения...
   - Дин, - я укоризненно покачала головой.
   - Я буквально удручена поведением окружающих, - вид у нее был поистине несчастный. - Ничего нового и нестандартного. Все одинаковые и неинтересные, несмотря на забавную внешнюю форму...
   В тот момент я серьезно задумалась над ее словами. Неужели в самом деле мы ей сильно надоели?.. Я понятия не имела, что происходило тогда в ее голове, но мне вдруг начало казаться, что вся наша "общность" являлась для нее не более чем временным развлечением, попыткой заглушить ту вселенскую тоску, что мучила ее ежесекундно. Горе от ума... Я силилась унять ее маяту всеми доступными мне способами, я провоцировала ее на длинные умные беседы, я заставляла читать ее свои рассказы, так как обычно от этого она начинала заводиться, я отвлекала ее от всяких тяжелых мыслей...а она продолжала все более закрываться от нас. Она никого не хотела видеть.
   Мы чахли и день ото дня все более тускнели, словно бы она являлась нашей энергетической подпиткой - проводом, подсоединенным к высоковольтной линии, которую вдруг перерезали.
   Сережка Дрямов развлекал нашу увядающую тусовку, то и дело притаскивая в гости к Дине всяческих странных людей, которые поднимали ей настроение не больше чем на несколько минут, а потом она вновь бралась за карандаш и с отрешенным видом царапала листок бумаги с начатым месяц назад рисунком. Паштет все чаще пропускал занятия в университете, снова стал замкнутым и мрачным, словно вторя ей, и растормошить его не было никакой возможности. Взявший моду танцевать посреди любого помещения Василий казался теперь чем-то вроде мусоринки, попавшей в глаз - он выкаблучивался, взвизгивал, пошло шутил, но не помогало даже это. Мы все словно бы оказались кусками разбитой вазы, которые чувствуют свое одиночество, но стать единым целым уже не могут.
   А затем на нас наступила зима и раздавила эмоции ледяными сугробами.

.......................................

Впрочем я на этом свете не одна такая мразь.

Много нас, но все чужие, хоть и вместе мы подчас.

"Жизнь у каждого своя"...

Бродим мы, врезаясь лбами в глыбы льда - себе чужие.

Верить жаждем. Глупо как! Абсолютная надежда?..

Все вранье. И вера - чушь. Сказочка для слабаков.

Я самой себе не верю - я саму себя боюсь...

.......................................

   Бывали моменты, когда я понимала, что она противоречит сама себе - только что она говорила, что мы должны верить ей, доверять абсолютно, если хотим добиться цели и стать свободными от этого мира принуждений, а в следующую секунду мрачнела и падала духом, твердя что все пустое и нет смысла рыпаться. Я просто сходила с ума от этой неопределенности. Она говорила, что все вокруг ложь, нельзя верить ничему и мир поистине жуткая штука, а по моей спине бежали мурашки от понимания того, что я никогда не хотела бы испытать то, что чувствует и знает она. Глаза ее темнели и превращались в бездонные черные колодцы, наполненные до краев едкой горечью. Дина словно бы заразила нас всех микробом отчаяния и даже каждодневные будничные заботы не могли заглушить эту смутную тоску.
   - Я уверена, что есть на свете существа, которым прекрасно известно то, что тщетно пытаемся выведать мы...
   За незашторенным окном бушевала метель, швыряя в стекло острые льдинки и обломки ветвей. Кухня была грязной, пепельница переполнилась еще вчера и бычки то и дело норовили выпрыгнуть из нее на стол. В выключенном холодильнике среди стылого полумрака тоскливо болтался одинокий плесневелый чайный пакетик. Сахар кончился, поэтому мы пили горький, слабо окрашенный чай, потому что заварка тоже была на исходе.
   -...Не скажу, что эти существа выше нас по развитию или какому-нибудь там статусу. Они просто не такие как мы, а мы не такие как люди, а люди не такие как животные и так далее. Понимаешь? - у нее весь вечер болела голова и от этого лицо, взиравшее на меня исподлобья, казалось кислым и помятым. - Мы все разные. Совершенно. И самое главное, всем друг на друга наплевать. Им пофигу сможем ли мы получить от них нужную информацию или нет. Нет никакой божьей любви, Маша, нет никакой сатанинской ненависти. Бред, ничего такого. Никакой борьбы за душу, мы никому не нужны. Никто нам не поможет, зато вот мешать всегда пожалуйста. Они хоть и срать на нас хотели, зато они вовсе не желают, чтобы мы стали такими же крутыми.
   Она выдохнула струю сигаретного дыма и долго следила за ее эволюцией в широком луче света, льющемся на грязный стол из пыльного шара лампы.
   - Наверное было бы очень здорово, если бы я умела останавливать время, - мечтательно сказала она и кивнула на полупрозрачный завиток. - Ты только представь, если бы вот эта спираль вдруг застыла... Какая фактура, как красиво...
   В глазах ее стояли слезы. У меня свело горло.
   В кухню вошел Паштет и сел в углу. Дина ушла в туалет.
   - Что с ней такое? - спросила я.
   Он пожал плечами, скривился и отвел глаза.
  

* * *

   Новый Год мы отмечали вшестером - Дина, я, Паштет, Вася и Сережа со своей новоиспеченной любовью Полиной Голиковой. Дина весь вечер валялась на кровати в полуголом виде, сетуя на то что уже не осталось денег на елку, а потому надо идти добывать хоть что-то, на что можно намотать гирлянду, я нервно стругала салатики, Василий мыл гору посуды, чтобы было из чего есть, а Дрямыча вообще не было, поскольку Полина потащила его еще в чьи-то гости. Только в полдесятого вечера мы более-менее расслабились, когда пришла наша заблудшая пара и Дина с Васей отправились за "елкой" в ухоженный палисадник спрятанного за ближайшим забором детского сада.
   Вместо ожидаемого задрипанного кустика они приперли огромный ветвистый кусок дерева, который мы в течение получаса втаскивали в квартиру, а затем еще час приматывали проводом к комнатной батарее. Получилось в принципе очень красиво, хоть и непохоже на привычную глазу елку. Только тогда Дина из тоскливой сонной зануды за считанные секунды превратилась в столь любимую нами ошалевшую бестию в красных колготках и с самодельными рожками на голове. Глядя на нее приободрились и все остальные. Мы бегали, перетаскивали чашки-тарелки с места на место, двигали стол, расставляли на нем приготовленную жрачку, ржали словно безумные. Хором орали магнитофон с телевизором, соседи то и дело постукивали в стену. Мы распевали какие-то дурацкие песенки, украшали стоящее посреди комнаты дерево - всем было настолько хорошо, что прежние проблемы разом отступили на задний план.
   Не знаю, что все испортило... Может быть присутствие посторонней - а это чувствовалось чрезвычайно, хотя мы изо всех сил старались, чтобы Полина ничего не заметила. Может быть подкачали наши парни - Паштет появился только к двум ночи из-за родителей принудивших его к совместному распитию шампанского в полночь, а Василий с Дрямычем и вовсе завалились спать как только пробили куранты. А может быть и то самое неуловимое, что так долго витало над нашими головами.
   - За возвращение домой!
   Со звоном ударили бокалы. Этот тост был нашим тайным сговором - своеобразным символом нашего объединения. Я увидела как мгновенно скисла Полина, видимо теперь она сама почувствовала, что здесь всем только мешает. На секунду мне стало ее жалко - вообще, я всегда опасалась, что со мной общаются только потому, что я иду в нагрузку как "пара" к на редкость общительному и заводному Василию, с которым никогда и нигде не скучно. Я довольно скоро поняла, что это не так, но вот Полина в нашей дружной компании определенно была лишней, а приведший ее Дрямыч, как только увидел нас и Дину, вообще про нее забыл - она казалась потерянной и даже несчастной. Дело дошло до того, что на какие-то ее усиленные попытки привлечь к себе его внимание, он отреагировал настолько резко, что она не выдержала, скуксилась окончательно и ушла плакать в туалет. Мне очень захотелось ей как-то помочь, может быть даже поделиться нашей общей радостью...
   Мы разговаривали с ней достаточно долго. Я убеждала ее, что Сережа не хотел ничего плохого, да и вообще он редкостный идиот, на тупые выходки которого не стоит обращать внимания. Она же все хлюпала носом и твердила "ну чего он, я ведь", рассказывала, что хотела сделать ему приятное, даже подарок купила, но в итоге я поняла, что она попросту ревнует его к нам. И в особенности к Дине.
   - Словно бы она даже спит вместе с нами, - жаловалась Полина, морщила выпуклый лобик, терла распухший нос и никак не могла успокоиться.
   "Мда уж, - я мысленно кивнула. - Бедный Васька наверное чувствует то же самое..."
   - Какие глупости, - в то же время вылетало из моего рта. - Они просто с ним часто общаются...
   - Вот именно!
   Ну что ж ты будешь делать!.. Ведь тебе не понять, дорогая девочка, что по-сути ему наплевать и на твою нежную белую шейку, и на симпатичные маленькие сиськи, и на твои мурлыканья в ушко. Что ему намного важнее МЫ и те знания, которыми так скупо делится Дина. У него есть стремление, которое в корне отличается от твоего, и все эти жалкие потуги достичь "простого женского счастья с милым в шалаше" заранее обречены на провал.
   - Забей, Полина. Все это ерунда. Все мужики сволочи, - я решила выдать ей стандартную бабью реплику, примиряющую все несчастья. - Как будто ты не знаешь?
   - Знаю, - всхлипнула она.
   - Ну так и в чем проблема?
   - Ни в чем, - согласилась она и успокоилась.
   В дверном проеме появилась Дина, стрельнула коротким взглядом по Полине, хмыкнула, чуть задержалась на мне и молниеносно скроила соболезнующую физиономию, хотя я сразу же поняла, насколько наиграно ее сочувствие.
   - Ты бы просто не обращала на все это внимание, это ведь такая ерунда. Все мужики сволочи, - процитировала она. - Пошли лучше курицу есть, а то остынет, противно будет.
   "Какая же она все-таки жестокая..." - подумала я.
   Мне было известно, почему она построила свою фразу именно таким образом - это был тонкий намек на весьма толстое обстоятельство. Во-первых, она прекрасно знала, что передразнивает мою реплику про сволочей, и сделала это намеренно, чтобы показать какой идиотизм я только что ляпнула. А во-вторых, она открыто связала женскую солидарность с курами. Знала я это потому, что совсем недавно она рассуждала на тему женских мозгов, которые мигом превращаются в куриные, как только дело доходит до совместных переживаний по-поводу любовных несчастий.
   Полина решила последовать нашему совету и стала начисто игнорировать Дрямыча, за что тот был ей только благодарен. Но в целом, атмосфера определенно улучшилась. Динка млела, валяясь под деревом прямо на полу, Вася по обыкновению приплясывал рядом, Сережка трепался без умолку на какие-то философские темы, Полина деловито копошилась в модных журналах, а я умиротворенно взирала на все это из угла. Мы ждали прихода Паштета, чтобы вскрыть подарки, горкой сваленные под "елочкой", и пойти гулять. Так в нетерпеливом ничегонеделании прошли два часа. Нетронутые салаты чахли на столе рядом с обглоданным куриным остовом и полупустыми бутылками - есть уже не хотелось, разве что Дина время от времени по-тихому тырила бутерброды с красной икрой. По телику дурными голосами вопили "звезды российской эстрады", изображая на постных рожах радость, мы периодически фотографировались в особо извращенных позах, Дина перестукивалась с соседями, отказывающимися признать, что у нас праздник.
   В принципе все было неплохо, но когда долгожданный Паштет все же появился, всем поулыбался, разморозился, перекусил и вручил каждому по подарку, ЧАС ИКС НАСТАЛ.
  

* * * *

   Быть может ей так не понравились наши подарки, возможно она ожидала чего-то большего нежели керамическая кружка, комплект нижнего белья, голографический скарабей и стеклянный козел, но Динино хорошее настроение быстро пошло на убыль, а потом передалось и нам. Она резко помрачнела, хотя внешне все было нормально, по-быстрому раздала каждому по заготовленной книжке и ушла на кухню курить.
   Гулять мы не пошли. Неясно почему, но Паштета она начисто игнорировала, будто он был пустым местом. В течение получаса он удивлялся, потом начал спрашивать, что он "опять сделал не так", а когда и на это она не прореагировала, он просто застыл... Не знаю, как такое можно описать - в моем личном словаре толкований человеческих эмоций подобное не встречалось ни разу. Он не начал злиться и не был на той грани, когда еще чуть-чуть и потекут слезы. Он не отмахнулся, как на глупую бабью прихоть, и не взбрыкнул гонористо, как поступают "настоящие мачо".
   Он просто показал свое истинное лицо - ту самую особую суть, что всегда таилась за непроницаемым заслоном. Внутри него словно бы потекли тысячи вольт тока, ледяного, но прожигающего плоть. Понятия не имею, каким по номеру чувством я все это уловила, но тогда я смотрела на него так, как если бы видела впервые. Его глаза стали совсем бесцветными, его тонкие руки слегка подрагивали, он молчал, не реагируя ни на что, и лишь краем глаза следил за мерцанием огонька на кончике сигареты, а я ощущала какая бешеная внутри него пульсирует энергия. Подобного не было даже у Дины - ее внутренняя сила была похожа скорее на остро заточенное лезвие меча, рассекающего воздух, чем на эту текучую обжигающую мощь. Я вдруг ощутила насколько мелок Василий со своей плюшево-диванной любовью, Дрямыч с его книжной начитанностью и болезненным пристрастием к девственницам, и в особенности Полина - молоденькая несушка, кудахчущая лишь о любимых яйцах, форме гнезда и тепле навоза.
   Вот где истинная страсть и настоящая, безграничная Любовь, граничащая с безумием - преданная, самоотверженная, творящая миры и взрывающая звезды...
   В тот момент я просто возненавидела Дину.
   "Сволочь! - сжимая побелевшие от ярости кулаки, думала я. - Разве ты не видишь?! Разве ты не понимаешь?!! Посмотри на него!!!"
   Наверное, это было глупо. Сейчас я уже понимаю, что тогда мне вовсе не хотелось, чтобы она перестала мучить его, наоборот. Я просто молилась всем известным богам и полубогам сразу, чтобы он не выдержал, чтобы до него дошло, что она такого не достойна, что она его не ценит и взглянул на меня... Какие страшные слова... Да, не признаваясь даже самой себе, я хотела его тогда с такой силой, что была практически на грани нервного срыва. И когда мы стали укладываться спать в четыре часа ночи, я с поистине беспредельным отвращением легла на кровать рядом с нежно мурлычущим в ухо Васей, и не могла уснуть до самого утра, зная что Паштет сидит сейчас в одиночестве на кухне и курит одну сигарету за другой. Однако пойти к нему мне не позволила глупая женская гордость, за что я проклинаю себя и по сей день.
   Утром Дина вела себя как ни в чем ни бывало. Она выспалась и настроение у нее было отменное, по крайней мере так выглядело. За окном было снежно и солнечно, о чем она и поведала нам, распахивая шторы. На Паштета же было страшно смотреть. Представляю, чего он только не передумал за эту тяжелую "праздничную" ночь - под глазами его были темные круги, на лбу пролегла глубокая вертикальная морщина. Меня трясло. Я никогда еще не испытывала такого странного чувства - это была смесь жалости, вины, обиды за другого и острого желания. Дина вдруг предстала передо мной в совершенно ином свете - жестокая, циничная и бездушная стерва, шагающая по трупам беззаветно преданных ей людей. Я поняла, что если потребуется, она, не задумываясь, так же больно ударит и меня, лишь бы выполнить задуманное. И я испугалась. По-настоящему испугалась ее безумной античеловеческой морали и, собственно, непонятных мне целей. Я испугалась, что под ее влиянием могу стать такой же.

Продолжение следует...

---------------------------------------------------------------------------

   Мария Дишли, 2005
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"