Аннотация: Оказать влияние на ход действия может КАЖДЫЙ! Жду ваших предложений :-)
Интерактивная История (в процессе разработки)
Рабочее название истории - "ГОЛУБЫЕ ГРИБЫ"
Глава 1.
В облицованном листовым металлом квадрате пустой комнаты осипший женский голос звучал на удивление противоестественно. Словно в оцинкованное ведро запихнули очень большую и скорей всего увечную жужелицу.
- ...О, Геката, богиня небес, богиня земли и Прозерпина ада, о, мать теней! - нараспев читала она. - Высшая царица армии мертвецов, не посылай против меня своих легионов. О, Геката! Сделай лучше так, чтобы они мне служили...
В комнате едко пахло ладаном, на полу был очерчен широкий круг. Девица, неподвижно стоящая в его центре, то и дело кидала что-то сыпучее в небольшой костерок в углу, расположенный ровно под новехоньким вытяжным шкафом. Из костра ползла тугая полоса темного маслянистого дыма.
- ...Души страждущих мертвецов, - она начала постепенно повышать интонацию, - именем Гекаты! Души, волнующиеся в низших слоях, будьте моими помощниками, моей силой, моим войском!..
Ее заключительный вскрик оборвался на полуслове. В дверь назойливо барабанили.
- Ну чо там опять кому приспичило?! - раздраженно рявкнула она и швырнула на пол кусочки темной смолы.
- Уже светает, Ева Альбертовна, - отозвались из-за двери, - вы бы хоть часик поспали... На работу ведь совсем скоро.
- Тьфу! - с чувством сплюнула она и вылила в костер воду из цветастого чайника.
- Ева Альбертовна...
- Да сейчас уже лягу! Отвяжись, Коля! Я сколько раз говорила, чтобы ты не беспокоил меня, когда я делом занимаюсь!..
Она быстро окинула комнату критическим взглядом, растоптала подошвой два тлеющих уголька и закинула на вытяжку толстую потрепанную тетрадь в темно-серой обложке. Потом присела на корточки возле притулившейся рядом кухонной плиты и осторожно приоткрыла духовку. Оттуда дохнуло жаром, дрожащая капля света скользнула по покатому боку трехлитровой наполненной мутной жидкостью банки. Протянутая рука легонько постучала по ней ногтем.
В банке что-то булькнуло и белесый пузырь уперся в прозрачную стенку. Девушка довольно хмыкнула, уменьшила огонь и закрыла духовку.
Девица помрачнела, поднялась, еще раз оглядела помещение и задула толстую свечу, прибитую к стене длинным гвоздем. До
двери пришлось добираться наощупь.
- Ну чего там, у нее опять материнские инстинкты сработали? - на пороге она натолкнулась на полного мужчину в длинном байковом халате.
Тот молча протянул ей стакан. От кипяченого молока шел пар, на краю повисла жирная пенка. Девушка наморщилась, но стакан взяла. Мужчина удовлетворенно зевнул и с чувством выполненного долга ушел в спальню по-соседству.
Нагревшийся стакан обжигал пальцы, кипяченое молоко навевало ассоциации с детством и ангиной. Она некоторое время смотрела в стену, потом повесила на дверь своей "тайной комнаты" громоздкий замок и отправилась в туалет, где, не раздумывая, вылила молоко в унитаз.
Глава 2.
Макс Болотаев в это утро проснулся намного раньше будильника - потный и жутко недовольный.
Солнце только встало, но в распахнутое окно уже втекал тягучий как патока жар. Сквозь приоткрытые створки жалюзи пробивались тусклые, порезанные веером лучи света, в воздухе плавно кружились мельчайшие частицы пыли. Дышать было нечем - городской смог перебивала отчетливая пыльно-кислая вонь от горящих в Подмосковье торфяников. Светящееся электронное табло часов показывало полпятого.
День намечался тяжелый. В половине десятого ему предстояло выехать в направлении одного из банков на заказное интервью. Он в принципе не любил работать с чиновниками, а уж несколько часов подряд терпеть расфуфыренную дуру с бухгалтерским образованием, которая тем не менее считает себя вправе указывать профессиональному журналисту, о чем и как ему следует рассказывать, было вообще невыносимо. Саму интервьюируемую он видел всего раз на пороге студии, куда ту привел на экскурсию сам исполнительный директор канала. Чиновница оценивающе оглядела всех присутствующих и наморщилась, завидев Макса. "А не слишком ли молод?" - поинтересовалась она, даже не попытавшись понизить голос. "Что вы, что вы! - засуетился директор. - Это самый перспективный наш журналист!" В принципе, Максиму уже одного этого эпизода хватило с лихвой.
Он мысленно застонал, отлепил от себя влажную простыню и лениво сполз с кровати. В зеркальной дверце шкафа отразилось его худое длинное тело, слегка припушенное редкой порослью светлых волос, бледное как молоко. Он с остервенением потер ладонями щеки с ушами, отчего кровь прилила к мозгу, а лицо приобрело несвойственный для него розоватый оттенок. Из угла комнаты на хозяина сонно таращился сиамский кот по имени Пес, совсем недавно облюбовавший в качестве конуры тумбочку под телевизор. Максим не глядя нашарил ногой тапки и, вяло переставляя ноги, заковылял в направлении ванной комнаты.
"Через какие-то полгода мне стукнет двадцать шесть. А там и до тридцатника рукой подать... - соскребая бритвой особо отросшую за ночь щетину с впалых щек, мрачно думал он. - Это как же так время-то несется?.."
С недавних пор он начал замечать, что слишком уж однообразная у него жизнь. День сменялся своим точным братом близнецом, год перетекал в другой и не было между ними никакой разницы. События, даже самые впечатляющие, уже не могли заставить его кровь течь быстрее, а сердце биться чаще. Лица людей смешались в кашу, необходимость писать текстовки вызывали отчетливый приступ тошноты. Даже выходные на фоне будней не выделялись, разве что идти на работу его никто не обязывал. Но он все равно шел туда, так как больше идти было некуда. Сидел пару-тройку часов в полупустом офисе пустого здания и бездумно обшаривал закоулки Интернета в поисках интересной истории для очередного сюжета, а потом отправлялся в "свободное плавание" по бесконечным лабиринтам столичных улиц в поисках хоть какого-нибудь развлечения для утомленного разума.
Бывало, правда, что в его однообразные планы нагло вмешивался давнишний приятель и все тогда летело кувырком. "Батон" (в школьном возрасте Андрюха Торопаев был довольно пухлым пацаном и, несмотря на очевидные изменения в телосложении, от честно заработанного прозвища избавиться так и не смог) врывался в жизнь Максима подобно природному катаклизму - очень шумный, очень бодрый, с кучей самых разнообразных идей на тему проведения досуга в голове. Именно по его инициативе приятели отправлялись в ночной рейд по клубам, или заваливались в сауну "с девочками", или ехали на природу по грибы с шашлыками, или же вообще тащились на какое-нибудь экзотическое действо - типа пейнтбола, сафари на джипах и океанариума.
Впрочем, подобное буйство развлечений было явлением редким - с недавних пор Андрюха стал сильно занятым человеком. Вот уже третий год подряд он работал на какой-то таинственной работе, о которой предпочитал не распространяться, лишь изредка высказывая абстрактно-туманные размышления на эту тему. Максиму было известно только то, что все его дела связаны с финансовыми махинациями типа "купи-продай". Впрочем, подробности его и не интересовали.
Беззвучно подошедший сзади Пес бесцеремонно укусил хозяина за голую лодыжку и, задрав хвост, умчался на кухню. Максим прошипел ему вслед что-то невнятное и ополоснул лицо водой.
Из зеркала на него глядело чужое и очень замученное лицо, окантованное темно-русыми отросшими лохмами. Посреди этого лица выделялись два печальных серых глаза, под ними наметились темные круги, левая щека несла на себе отпечаток сна и подушки. Он меланхолично разглядывал себя еще минуту, а потом в коридоре охрипшей сиреной взвыл кот, требуя положенный завтрак, и Максим понял - именно так еще один скучный день вводит его в привычный ритм.
Глава 3.
На станции метро уже в этот час было многолюдно. С Ленинградского вокзала толпами перли приезжие. Непонятно почему, но по пятницам их всегда было особенно много.
Он протолкался сквозь разномастное людское скопище и остановился у самого края платформы, машинально нащупывая указательным пальцем колесико громкости спрятанного под футболкой плеера.
"...Ну сколько можно ждать, как можно пререкаться с богом из-за пустяка? - насмешливо поинтересовался зажатый в наушниках Захар Май. - Нет повода для жалоб, для воя, для тоски..."
Максим, равнодушно глядя в большой рекламный щит напротив, мысленно с ним согласился. Нет, в самом деле, нормальная у него жизнь, нормальная - не хуже чем у всех прочих. Работа есть, деньги есть, секс тоже иногда случается, обязательств никаких, квартира своя, новенькая и даже ремонт недавно сделал. Жить для самого себя, жить для собственного удовольствия... Чего еще для счастья надо? Все ведь просто замечательно!
Смысла вот только во всем этом нет никакого.
Подошел поезд, обдав его тугим потоком прохладного, пахнущего резиной воздуха. В числе прочих он вошел в вагон и, уцепившись за поручень, тупо уставился на избирательно затертую какими-то шутниками надпись на двери - "не п.ис.о.ться". Сам того не заметив, хмыкнул. Надо бы провести денек, не выходя из подземки, наверняка удастся неплохо повеселиться. Нет, странные все-таки люди эти "Люди". Все чего-то делают, шевелятся, бегают, думают о чем-то. Вот чем, к примеру, занимается этот хмурый пацан с серьгой в носу? Ммммууууу, мне бы травки сочной... А может быть в мозгу его роятся жуткие планы по уничтожению человечества? Или наоборот, быть может он новый святой, пророк и философ?
"Расти, расти, пацан, - мрачно подумал Макс, - совершенствуйся. Может хоть для тебя все это хоть что-нибудь да значит... А вообще, чего это я? Неужто это первые признаки того самого "кризиса", что случается у этих...как их там... Вон, "Батон" - живет и радуется жизни, ни о чем не думая. И ничто его не мучает. Вот так и надо жить. Здоровый пофигизм..."
Он нахмурился.
"...Я посылаю все на хуй, - сделал вывод голос в плеере, - и первым делом я шлю на хуй и себя. Именно себя и никого другого..."
Позади ледоколом ввинтилась в гущу пассажиров какая-то пышнобедрая тетка, деловито протащила следом сумки и пару малолетних детей. На Максима надавили, он провис дугой, опасно норовя запрокинуться на сидящих. Напрягся, спружинил обратно. Сквозь музыку до ушей донесся нечленораздельный ропот ближайших соседей по вагону. Поезд стремительно влетел в тоннель и движения людей на короткий промежуток времени превратились в слайдшоу. С полминуты Максим наслаждался этим шутовским мельтешением, потом, когда свет вернулся, зажмурился и, через секунду открыв глаза, увидел прямо перед собой специфического вида девицу.
Странным ему показался уже тот факт, что он не заметил, когда она успела занять это место. Впрочем, скорее всего он сперва просто не обратил на нее внимания, слишком уж забита была голова всякими посторонними мыслями.
Девицу эту он видел не впервые. Время от времени, выходя из дома пораньше, он наталкивался на нее в метро. Но заметил он ее не из-за того, что она особо выделялась среди окружающих своей экстраординарной внешностью - "готы" для столицы не были внове и необычных реакций у публики уже давно не вызывали - просто незнакомка действительно была необычной.
При всей своей внешней замкнутости, она казалась ему человеком крайне честным, по-крайней мере на лице ее никогда не возникала типично лицемерная маска, которую он так привык наблюдать у преимущественного числа московских снобов. Любая ее эмоция выползала наружу в виде самых разнообразных, подвижных как ртуть гримас, да и во внешнем облике как в зеркале всегда отражались ее сиюминутные чувства.
Вот и сейчас, исподтишка разглядывая ее, Макс мысленно отметил, что сегодня настроение у нее определенно хреновое - глаза прятались за стеклами солнцезащитных очков, нижняя губа была до белизны прикушена клыком, а спутанные волосы нежно бирюзового цвета прикрыты черной банданой. Ей, по-видимому, очень хотелось хоть каким-то образом отгородиться от окружающего мира.
В наушниках трагически завывал напоминающий дон Кихота солист "System Of A Down", когда девица убрала книжку в сумку и начала пробираться к выходу. Она всегда выходила на "Комсомольской". Максиму отчасти было любопытно, чем же может заниматься эта странная особа в столь раннее время - на кого учится, к примеру, или где работает - но интерес его ни разу не перерос из теории в практику. Девица, если честно, была не в его вкусе, а потому ни знакомиться, ни тем более следить за ней он не считал нужным.
Глава 4.
В это утро доктор Фаустов остался без работы. Вчера вечером из Петербурга приехали четверо криминалистов и забрали изувеченный труп какого-то взорванного накануне депутата, на которого доктор уже возлагал большие надежды. Нового клиента еще не подвезли, а потому оставалось только заниматься архивом и пить чай.
- Сердце краса-авицы склонно к изме-ене, - надтреснутым тенором проблеял он, когда в двери показалась Ева.
- Ой, увольте меня от этого, - мрачно отозвалась она, вешая свою допотопную сумку на вешалку в углу и швыряя на стол темные очки.
- ...И к пере-емене как ветер ма-ая, - добродушно улыбаясь, закончил доктор и изящным жестом нажал кнопочку на электрическом чайнике. - Смею сообщить, коллега, что нам с вами сегодня абсолютно нечем заняться.
- Чтож, остается радоваться за живых, - заявила она и ушла в подсобку переодеваться.
Фаустов молчал ровно две минуты, внимательно прислушиваясь к шуршанию снимаемого платья.
- Я смотрю, у вас новый цвет волос, дорогая моя, - заметил он, аккуратно расправляя смятый уголок последнего протокола вскрытия.
- Доктор, не цепляйте вы меня. Я сейчас не в том настроении, чтобы поддерживать подобный диалог, - она вернулась в приемную, на ходу застегивая многочисленные пуговки своего черного прозекторского халата.
- Слушаюсь и повинуюсь, - игриво подмигнул доктор и спрятал улыбку за кожаной папкой.
Эта двадцатилетняя девица, экстерном отучившаяся на медицинском и непонятно почему решившая пойти работать в городской морг, вызывала у Фаустова смешанные чувства. Юный возраст ставил под сомнение ее компетентность, но в то же время он сам засвидетельствовал ее потрясающий профессионализм - и в теоретическом, и в практическом плане. Доктор испытывал к ней что-то вроде суровой отеческой любви и искренне надеялся, что в скором будущем (когда он уйдет на пенсию) Ева Целихер сможет занять его место и таким образом стать самым молодым патологоанатомом по региону. И ничего, что ее амплуа немного не вяжется со стереотипным образом доктора - ведь зеленоватый цвет волос, густые черные тени и солдатские ботинки ничего не значат по сравнению с тем истинным медицинским искусством, коим она владеет практически в совершенстве.
- Пойду тогда, зачисткой займусь, - она стояла у незашторенного окна и, с безразличным видом глядя в окно, натягивала резиновые перчатки.
- А как же чай? - изумился Фаустов. - Я же его специально подогревал. У меня и печенье есть, с шоколадной крошкой, между прочим. И кстати, я вчера Анечку попросил, она все подмыла...
Прозектор смерила его таким саркастическим взглядом, что доктор тут же проглотил окончание фразы.
- Анечке вашей только общественные туалеты мыть. Быть может вы тогда сразу уж колбаску скальпелем после двухнедельного трупа порежете? Не мне объяснять вам, доктор, насколько важна в нашем деле стерильность.
Фаустов почувствовал себя пристыженным и поднял вверх руки, как бы сдаваясь. Ева достала из шкафа бутылку с дезинфицирующим средством, четко отмерила порцию жидкости дозатором и, подхватив стоящее в углу ведро, удалилась.
"Ах ты, умница какая, - с умилением отметил патологоанатом, - я очень удивлюсь, если она к тридцати не займет пост главного..."
Он подошел к приоткрытому окну и долго-долго смотрел на широкий проспект, битком-забитый скучающими в очередной пробке авто. Жаркое июльское солнце медленно плавило город, и ему казалось, что даже в хорошо проветриваемом помещении городского морга он на собственной шкуре ощущает то, что испытывают живьем зажаривающиеся в своих металлических коробках автомобилисты.
Доктор переключил внимание с этих несчастных на летнюю публику, что, стараясь не выходить из тени, торопливо перемещалась внизу, и надолго увлекся созерцанием оголенных женских тел. Зрелище оказалось настолько завораживающим, что он застрял у окна на целый час.
Глава 5.
Все раннее детство Евы прошло в небольшом провинциальном городке в полутора часах езды от столицы и, будучи девочкой любознательной и дотошной, она облазила его вплоть до самого захудалого переулка на окраине. До невозможности занятые карьерным ростом родители уже в начальных классах прекратили любые попытки обуздать ее буйный нрав и девочка оказалась полностью предоставлена самой себе. О том, что у нее есть отец и мать, она вспоминала только увидев их в выпуске региональных новостей.
Альберт Вальдемарович Целихер уже в течение десяти лет работал финансовым директором на одном из крупнейших в московской области заводов химической промышленности, куда перешел с должности простого товароведа в продуктовом магазине. Его дочь весьма смутно помнила те далекие времена, но то, как разительно изменился их уровень жизни и собственно родитель, не заметить не могла. Целихер-старший сильно раздался в объеме, поменял двухкомнатную хрущевку на двухуровневую квартиру в престижном районе и обзавелся большой модной тачкой, в нагрузку к которой, естественно, прилагалась молодая любовница.
Жена его - Луиза Ивановна - по этому поводу ничуть не переживала. Ее вполне устраивал тот факт, что деньги дома есть и в неплохом количестве, что сама она удивительно быстро получила неплохую должность в самом крупном банке Москвы и что дочь не донимает ее своими проблемами. Покупать последней отдельную квартиру родители еще не сочли нужным, да она им и не мешала. Целихер-старший дома бывал редко, предпочитая подолгу задерживаться загородом, а сама Луиза Ивановна, приехав с работы, ленилась подняться этажом выше, видя родную дочь лишь пару раз в неделю.
Вообще Ева от души радовалась столь удачному стечению обстоятельств - она мало того, что не была ограничена в средствах, так еще и могла позволить себе фактически все, о чем остается только мечтать большинству ее сверстников. Однако бывали в ее жизни моменты, когда она чувствовала себя брошенной, никому не нужной и одинокой. Друзей у нее не было - старые школьные приятели отсеялись после переезда, а в институте новых она заводить не стала. Все окружающие ей казались лицемерными шакалами, которые общаются с тобой пока у тебя в кармане водятся деньги, а потом уже и загрызть насмерть готовы.
В какой-то момент она ясно осознала, что окружающие люди сильно ее раздражают и напрягают. Спокойно она чувствовала себя лишь в подвале института, где проходили лекции по анатомии. Отточенными движениями рассекая pariesanterior и выгребая наружу содержимое чужого желудка, она концентрировалась таким странным образом, что ничего кроме этого ее уже не интересовало. Родители, конечно, несколько удивились тому факту, что дочь их хочет во что бы то ни стало стать патологоанатомом, но никакого протеста не изъявили. Тогда она и убедилась в правильности своей догадки, что никому нет до нее дела. Вот и сейчас вокруг нее повсюду были люди - за стеной, над головой, этажом ниже, а она чувствовала, что совершенно одна в этом мире. Ева поежилась.
Она тяжело вздохнула, отставила в сторону вычищенный до блеска лоток, стянула с рук прилипшую резину и, стягивая на ходу фартук, вышла. Мальчик мялся у двери, хмуро косясь на красочный плакат с изображением Оззи Осборна, пригвожденный иглой от шприца к двери подсобки.
- За молоком? - поинтересовалась Ева.
Мальчик уткнулся взглядом в пол, надул и без того пухлые щечки и кивнул.
- Пошли. Бидон я в подвале оставила.
Спускаясь на техническом лифте в морг, она задумчиво глядела на русую макушку малолетнего сына санитарки и машинально представляла его голову в поперечном разрезе - тяжелые лобные доли, скошенный затылок... Мальчик глядел в стенку. Ему это место не нравилось. Как и стоящая рядом тетя. Она казалась ему похожей на покойника. Ему хотелось поскорее выполнить мамино поручение и оказаться на солнечной улице. В абсолютном молчании они доехали до нижнего этажа и минут пять петляли в душном извилистом коридоре с рядами заваленных тряпьем каталок, потом еще минут десять Ева подбирала нужный ключ.
- Вон, на столе, видишь? - она нащупала рукой выключатель, свет замигал и залил помещение холодным призрачным светом. - Бери и пойдем. Холодно тут...
Мальчик насупился, но послушно дошел до ближайшего цинкового стола и с выражением явного отвращения на лице обнялся с металлическим бидоном. Ева мысленно посмеялась. Она специально спускала в морг эти ежедневно выдаваемые "за вредность" пол-литра молока - ей доставляло истинное наслаждение смотреть как передергивает всех этих многочисленных любителей халявы, лишь только они здесь оказываются.
Глава 6.
День Максима не задался с самого начала. После того, как он выбрался из подземки на поверхность, его как мухи облепили чумазые цыганята, профессионально ноя что-то классическое, типа "дядэнка, дай рубл на хлэээбушек". Пришлось дать и даже червонец, чтобы отвязались. На мелюзгу это, конечно, отчасти подействовало и они приклеились к другому прохожему, но за ним тут же увязалась цыганка старая.
- Падажды, парэн, я тэбэ что скажу...
- Мне некогда. А детишкам вашим я уже всю мелочь высыпал.
Она не отставала, ловко маневрируя между пешеходов так, что умудрялась все время идти с ним наравне.
- Ты красывый, маладой, я судбу тваю сказат хачу.
- Не надо. Я про свою судьбу итак все знаю...
Она молниеносно метнулась ему наперерез и преградила дорогу. Макс от неожиданности притормозил и прямо перед собой увидел ее яркие и какие-то масляные глаза. Лицо цыганки было очень смуглым, морщинистым и обветренным, на тонких губах змеилась неуловимая усмешка. Он почувствовал как по спине скользнул внезапный холодок.
- Ты паслушай мудраю жэнщину, она всю правду тэбэ расскажэт, - чарующим голосом заговорила она. - Испытание страшнае у тэбэ будэт, но если выдэржиш, счастиэ придет. Многие зло тэбэ сдэлат захатят...
- Слушайте, не надо мне лапшу на уши вешать, я все равно никаких денег не дам, - не выдержал наконец он и, решительно обогнув старуху, ускорил шаг.
- Я судбу тваю сказат хачу, глупый парэн, - раздраженно крикнула ему вслед та. - Я памоч хачу. Нэ нада мнэ тваих дэнэг...
Максим поплотнее затолкал в уши подушечки наушников и прибавил громкость.
Остальные полдня прошли без особых происшествий, разве что начальство наехало на него из-за того, что в смонтированном позавчера сюжете про аварию в Донецке он позволил себе критически отозваться в адрес какого-то важного чиновника, да мадам из банка оказалась именно того препротивного типа, как он и опасался. Зато в половине второго, когда часть служащих начала собираться на обед, ему на сотовый пришла странная sms от Андрюхи Торопаева: "Сиди на месте, срочное дело есть, скоро буду".
Максим сразу заподозрил что-то неладное, но когда тот действительно подъехал через полчаса, стало очевидно - со старым приятелем случилась беда. Он пытался казаться непринужденным и веселым, но глаза его тревожно бегали, а смех казался нервозным, ненатуральным. Друзья вышли на улицу и, не сговариваясь, свернули в ближайший погребок дабы обсудить "дело" за кружкой холодного пива.
Андрюха то и дело утирал со лба пот, озирался и тер ладонью короткую щетину на младенчески округлом черепе.
- Колись, Батон, - строго приказал Максим, - что у тебя там за проблема?
- Ну, ты же знаешь, Макс, я никогда ничего у тебя не просил... - неуверенно начал тот, отводя глаза в сторону.
- Ну и? Тебе денег в долг надо что ли? Или может пожить у меня? С Леркой опять проблемы?
- Да не до нее сейчас. Я в авантюру одну гнилую ввязался... Ну... ну и погорел.
- Подробности, - потребовал Макс, с каждой секундой мрачнея все больше.
- Я думаю, что не стоит тебе знать всего... - Андрюха залпом проглотил пол кружки и забарабанил пальцами по столу. - Короче, зелень мне срочно нужна. Я постараюсь вернуть долг как можно скорее. С процентами. Ты сколько можешь дать?
- А сколько нужно?
- Да у тебя столько нет. Мне бы хоть часть отдать, не то меня за яйца подвесят...
- И все же?
- Шестьдесят штук.
- Шестьдесят тысяч зеленых?!! - глаза Максима медленно поползли на лоб, он даже чуть арахисом не подавился.
- Да тише ты! - зашипел на него приятель. - Именно так. У тебя хоть пять имеется?
- Не знаю. На счету вряд ли три наберется. Я ведь ремонт недавно сделал...
- Пиздец. Все, пиздец мне, - "Батон" в отчаянии ухватился за голову, - сегодня-завтра Банзай мне харакири по полной программе сделает...
- Да не ссы ты. Найдем мы бабки. Я знаю, у кого можно попробовать занять, только время нужно. Ты до понедельника потерпишь?
"Батон" чуть не заплакал.
Глава 7.
Следующий час прошел словно в дурном сне.
Сперва они галопом помчались в банк и сняли со счета последние тысячу девятьсот три бакса, потом Максим позвонил на работу и сообщил, что у него жестокий понос и работать он сегодня точно не сможет, после чего оба принялись спешно обзванивать всех знакомых в поисках необходимой суммы. Давнишние друзья-приятели оказались людьми то ли тупыми, то ли жадными, то ли бедными. В итоге лишь один согласился одолжить на неделю две тысячи баксов. Ехать за деньгами пришлось аж на Трубецкую, взяли такси, долго плутали. Мужик оказался бездушной свиньей и не додал три сотни.
"Батон" безостановочно курил, хотя вот уже как год назад бросил. В три ровно кто-то позвонил на его телефон, но он лишь посмотрел на экран, весь позеленел и не ответил.
- Все, Болт, это конец... - заявил он мертвым голосом.
Максим вздрогнул. "Болтом" его не называли уже лет шесть. Просто кличка как-то не прижилась и осталась в виде своеобразного тайного имени, которым дозволялось пользоваться лишь самым близким людям. И сейчас, когда это имя прозвучало вслух, сердце его ушло в пятки - он почувствовал, что мир рушится. Они сидели в каком-то скверике возле фонтана и молча поджаривались на жгучем солнцепеке. Андрюха казался вконец потерянным. А у его приятеля не было ни единого аргумента, которым можно было бы его поддержать или хотя бы приободрить.
Когда раздался очередной звонок, "Батон" долго не решался доставать телефон из кармана, потом все же вытащил и тут же со звонящим связался.
- Марат, ты? Нет, собрал около четырех... Да не ори ты, я сам знаю, - затараторил он. - Что? Можешь дать?! Где я? - он начал затравленно озираться. - А где я?
- Улица Трубецкая, - подсказал Максим, напряженно наблюдая за меняющимся на глазах выражением лица приятеля.
- На Трубецкой, - повторил "Батон". - В парке, у фонтана. Не говори только Банзаю... Окей? Не говори... Что? Подъедешь?! Ну, я жду! Сижу, не шевелюсь.
Он со щелчком сложил телефон и шумно выдохнул:
- Ну помоги мне госссподи... Только бы Банзай раньше времени не прознал...
Лицо его медленно начинало розоветь, он снова закурил, руки его ходили ходуном. Максим некоторое время молчал, потрясенный глубиной и силой собственных эмоциональных переживаний.
- Что за Банзай-то такой? - наконец поинтересовался он, прислушиваясь к пульсации крови в висках. - Авторитет какой или так, мелким рэкетом промышляет?
- Надеюсь, ни ты, ни я с ним больше не пересечемся... А остальное неважно.
Прошло еще полчаса. За это время Андрюха успел настолько успокоиться, что даже нашел в себе силы пошутить. Максим сгонял до ближайшего лотка с мороженым и теперь они расслабленно потели под июльским солнцем, обтекая за компанию с клубничным эскимо. Вокруг фонтана, весело переругиваясь, накручивали круги четверо роллеров, на соседней скамейке, призывно сверкая оголенными частями тела, томились две девицы, прячась в тени проползали мамаши с колясками, а они сидели как два истукана. Уровень адреналина в крови упал так внезапно, что наступило даже в каком-то роде блаженство в смеси с отупением. И когда у ворот парка появились четверо в одинаковых спортивных костюмах, они сумели лишь удивленно заулыбаться им.
- Пойдем, Батон, тебя ждут, - заявил первый же подошедший.
"Вот четыре молодца одинаковых с лица", - почему-то подумалось Максиму и в паху стремительно похолодело.
Андрюха сполз со скамейки и уставился на компанию "спортсменов".
- Что такое, Марат? - растерянно улыбаясь, спросил он у одного из них. - Мы же вроде договорились...
- Пойдем-пойдем, в машине обсудим, - названный "Маратом" поджал губы и мягко взял его за локоть. - Не заставляй себя тащить.
"Батон" медленно поплелся в указанном направлении, переводя взгляд с одного бритого затылка на другой. Потом оглянулся на Максима, тот машинально поднялся. В руке Андрюхи таяло позабытое мороженое, оставляя на разогретом асфальте розовую пунктирную линию. Он начал что-то говорить, но один из парней вдруг резко ткнул его поддых. Эскимо тугой лепешкой полетело на землю. Девицы на скамейке приглушенно ахнули.
- Да ты что такое, козел, делаешь? - еще не веря собственным глазам, слабо проговорил Максим, но на его выпад реакции не последовало.
На абсолютно ватных ногах он дошел вслед за ними до припаркованного на обочине отполированного бумера и только там вдруг понял, что произойдет дальше. Он в три прыжка догнал удаляющуюся компанию и намертво вцепился в футболку приятеля.
Глава 8.
Все прочее он запомнил довольно смутно и очухался только когда тачка свернула с Каширского шоссе на проселочную дорогу. Видимо его отрубили одним точным ударом в челюсть, поскольку кроме левой скулы больше ничего не болело. С обоих боков он был насмерть зажат двумя "спортсменами", Андрюха жалобно скулил у окна. Бумер вильнул и затормозил возле какой-то заброшенной стройки. Там уже стояли два других авто.
- Вылазь, - Марат открыл дверцу и вытащил наружу слабо упирающегося "Батона". - А этот пусть здесь сидит.
В машине остался только водитель, остальные двое вылезли наружу покурить. По радио еле слышно играл блатняк. Максим сидел, тупо глазея в перечеркнутую "найковской" соплей спину водилы, мысли его были сумбурными. Искренне хотелось верить, что все обойдется - он никогда еще не попадал в подобные ситуации, а потому даже не представлял, что следует делать. Через стекло приоткрытой дверцы он видел отчаянно жестикулирующего невдалеке Андрюху, напротив него стоял какой-то тощий мужик, наряженный не то в черное платье, не то в наглухо застегнутый длинный плащ, позади мужика мялись еще трое безликих "спортсменов".
"Вот влип, так влип, - думал Макс, - ведь меня они даже слушать не станут. Драться бессмысленно, я даже как гантели-то выглядят уже не помню... Бежать? Бежать и кинуть Батона?!. Ментов вызвонить?"
Он бросил торопливый взгляд на водителя, но тот впал в профессиональный анабиоз. Руки сам принялись обшаривать многочисленные карманы штанов и оказалось, что его мало того что отправили в нокаут, так еще и обобрали подчистую. Не было даже начатой пачки жвачки.
- Брат, - осторожно позвал он и прокашлялся, - у тебя воды нет? В горле пересохло...
Водитель не отреагировал. Вместо его ответа откуда-то со стороны донесся сухой хлопок, похожий на звук, с которым из бутылки шампанского вылетает пробка. Потом еще один. Максим дернулся и прильнул к окошку. Мужика в платье уже не было, а Андрюха валялся на вытоптанной траве и как-то странно дрыгал ногами. Над ним возвышался один из "спортсменов", протягивая к нему правую руку, словно бы предлагая помощь. Раздался еще один хлопок и из кисти стоящего вылетело крохотное облачко дыма. Андрюха взбрыкнул и затих. Водитель прибавил громкость, радио с готовностью завыло классический "Владимирский Централ".
"Спортсмен" немного потоптался на месте, к нему подошел еще один его соратник и они вдвоем за ноги оттащили неподвижного "Батона" к большой куче строительного мусора. Переваливший через зенит солнечный блин разливался густым стрекотанием кузнечиков, которое не перекрывало даже радио. В машине было душно, от водителя сильно пахло потом.
"Нет, не может быть. Такого не бывает, - Макс словно бы остекленел. - Это не может быть правдой. Они не могли просто так взять и убить "Батона", не могли. Он же принес деньги..."
Почему-то именно этот факт казался сейчас особенно значимым. Страшно ему не было, только очень-очень обидно. К горлу подкатил жгучий ком. Он толкнул дверцу, в лицо ударил знойный и липкий как патока воздух. Двое одетых в спортивные костюмы весело переругивались вдалеке, засыпая лежащее тело сухой щебенкой. По небу черными точками скользили птицы. Он спустил ноги, под подошвами зашуршала чахлая травка. Пальцы его подрагивали, а голова стала неимоверно тяжелой, словно на нее вдруг напялили бронзовый колокол.
- Куда полез? - равнодушно поинтересовался водитель. - Сядь на место.
Максим болезненно наморщился. Ему казалось, что все это ненастоящее, что это какая-то жестокая игра, что его только что развели как в детстве - специально заставили понервничать, чтобы потом было над чем всем вместе посмеяться. Он растерялся, стремительно поднявшийся уровень адреналина пережег последние эмоции. Макс чувствовал себя восковой куклой, тающей на огне - вот истончились и отпали безвольные ножки, съехала на бок голова и капают вниз его растопленные мозги... Он чувствовал что реагирует на происходящее как-то неправильно, но ничего не мог поделать.
"Это шутка, - думал он, под каким-то искаженным углом видя залитую солнечным светом пустошь. - Идиотская шутка. Или сон..."
Глава 9.
День пролетел незаметно. Доктор Фаустов раз десять садился выпить чаю, раз двадцать выглядывал в окно и бесчисленное множество раз мерил шагами приемную. В итоге он решил наконец-то провести тщательную ревизию в своей документации, но перебрав десяток папок, надолго застрял на протоколе недавнего вскрытия останков безымянного подростка. Его всегда удивляла неслыханная жестокость, с которой люди регулярно уничтожают друг друга. В окно светило низко повисшее солнце и один луч, отраженный зеркалом напротив, в аккурат попадал на фотографию изуродованного трупа.
- Фаустов на месте? - глубокий бас моментально вывел его из оцепенения.
- Доктор, - окликнула открывшая дверь Ева, - вы на месте или мне пойти вас поискать?
Зычный хохот заполнил приемную и в поле зрения возник огромный огненно-рыжий мужчина лет сорока пяти в зеленой форме врача скорой помощи. Он в два шага сократил расстояние между ним и доктором и остановился, широко улыбаясь.
- Батюшки, Борис! - всплеснул руками патологоанатом, поднимаясь из-за стола. - Сколько лет, сколько зим!
- Ну, года полтора прошло точно. Я уж думал, что ты помер, старичок! - гость бодро затряс протянутую руку.
- "Старичок", - передразнил Фаустов, ловко пряча раскрытый протокол в стол. - У нас с тобой разница в возрасте отсилы года три. Чайку попьешь со мной?
- И не только чайку, у меня с собой настоящий мужской напиток, - таинственно сощурившись, заявил Борис. - Сегодня ж пятница, а у меня и дежурство кончилось. Так что можно расслабиться. Заодно и встречу отметим.
- Так ты ко мне только за этим?
- Неужто я не могу просто так к старинному приятелю заглянуть?
- А в папке что? - Фаустов красноречиво покосился на зажатый в руках Бориса черный портфель. - Неужто поздравительные открытки?
Гость добродушно засмеялся:
- Все, явка провалена и усилия по отводу глаз тщетны. С презентом я к тебе, ты совершенно прав. Даже с двумя. Сейчас ребята с оформлением бумажек закончат и принесут. А ты, уж коли такой дотошный, на-ка, заполни форму...
- Вот будет тело на руках, тогда и займусь. А ты сядь пока, расскажи как живешь, что делаешь. До меня тут слухи доходили, что ты с Анастасией вроде как развелся...
- А... - отмахнулся Борис, присаживаясь на два стула одновременно. - Много чего было, но ты же знаешь, я человек несгибаемый. Ты вот лучше сам расскажи, что за красавица мальвина мне дверь открыла? Новые кадры?
- Полгода как с медицинского, но уже подает большие надежды.
- Признаюсь честно, поражен до глубины души. Я-то думал, что у вас тут строго... ну... с внешним обликом...
- Прошу не обсуждать мою персону, тем более за глаза, - металлическим голосом заявила Ева, на мгновение появившись в дверном проеме.
- Ох, - Борис прикрыл рот ладонью, - экая она у тебя строгая... Извините ради бога, девочка моя, коли обидел ненароком. Ничего плохого я в виду не имел.
- Советую не употреблять подобных ласкательно-уменьшительных наименований, - шепотом заметил Фаустов. - Обижается очень. Лучше называй ее "коллега".
- Да ты что? Может лучше по имени?
- Ни в коем случае!
Врачи многозначительно переглянулись.
- Даже так? - Борис растерянно почесал бороду. - Ну, как скажешь... Коллега! Вы не изволите присоединиться к нашему мужскому чаепитию?
- Полагаю, вы и без меня отлично справитесь.
В течение последующих пяти минут мужчины молча разливали чай, потом еще десять пили его, не издавая ни звука. Из соседней комнаты доносился приглушенный стук швабры о край эмалированного ведра.
- Так а что там за трупы-то такие? - прервал наконец тишину Фаустов.
- Два парня молодых. Оба застреленные, разборка опять бандитская наверное. Сейчас это модно, гангстеры, ковбои, понимаешь ли... Один еще до приезда скорой отдал богу душу, второго до реанимации все-таки довезли, да вытащить не сумели. И, знаешь ли... Странная такая история... - Борис непривычно посерьезнел и уставился в пол. - Вот я к тебе и... Разобраться кое с чем охота...
- Ну, не темни, не темни.
Гость замялся, начал крутить пальцем угол халата.
- Ну...ты, я надеюсь, помнишь события 91-го? Там еще после уличных боев у нас запара жуткая была... Двое суток без остановки пахали, как волы...
- И? - отставляя в сторону чашку, подозрительно нахмурился Фаустов.
Борис оглянулся на приоткрытую дверь, за которой громыхала Ева, и, понизив голос, таинственно прошептал:
- Ну так вот... История повторилась, старичок. Я специально хотел доставить к тебе этих пацанов сам. Я, дружище, опять слышал как говорят мертвые...