Вроде всё ясно - экзотический царь, измывающийся над недалёким, но преданным подданым, его жестокая шутка, от которой сошёл с ума и погиб виновный лишь в честолюбии и желании отличиться, притча об опасностях близости к владыкам, а в завершение - лирический переход к Любви.
Но всё ли так просто? Царь - не условный "повелитель". Вполне конкретный
His Royal Highness Abdur Rahman, Amir of Afghanistan, G.C.S.I., and
trusted ally of Her Imperial Majesty the Queen of England and Empress of
India, is a gentleman for whom all right-thinking people should have a
profound regard
И "Красный вождь" - не фантастический персонаж, а главком армии эмира Gholam Hyder, the Commander-in-chief of the Afghan army
И обстановка вполне реальная.
А что нереально совершенно - автор стихотворения, англичанин вне всякого сомнения, вдруг приходит в грязный караван-сарай, беседует с туземцем, да не с начальником каравана, богатым купцом или муллой, а с погонщиком мулов. У него, англичанина, борода (не привязная ли?), об которую он вытирает бараний жир. Подвиг этнографа, фанатика науки, или...
Погонщика зовут Махбуб-Али, и это имя нам известно из другой книги Киплинга, из романа "Ким". Но там он - не бедный погонщик, он сам снаряжает караваны. Как он так возвысился всего за два десятилетия? Везение? Или щедрая оплата за службу? В "Киме" он не только купец, он английский агент, работающий по Афганистану, глава разведсети (и, похоже, по "великим северным пустыням" тоже; с ними, со степями Казахстана и Сибири, видимо, он знаком не понаслышке). Авантюрист, он служит не за деньги, но отнюдь не отказывается от платы, а она щедрая. Кажется, начало его карьеры описано как раз в этом стихотворении, он агент-связник, прибывший с докладом о (неудачной) операции. А англичанин - его куратор, переодетый для конспирации.
Афганистан сам по себе не представляет ценности. Но он - буфер. Преграждающий англичанам путь в русскую Среднюю Азию, а русским в Индию. Англичане уже пробовали занять его силой, получив стратегическое преимущество. Но три войны (к описанному моменту лишь две) к успеху не привели. В однодневном сражении британцы потеряли убитыми втрое больше, чем Советская Армия за десятилетие неудачной кампании... Прямое действие оказывается неэффективным.
Ну что ж. "Стратегия непрямых действий" это английское изобретение. Эмир пусть сам сразится с русскими. И тогда англичане придут и займут стратегические плоскогорья не как враги, а как друзья и старшие союзники. Но эмир вовсе не склонен умирать ради англичан. И тут появляется Вали Дад, платный ли агент, или его разыграли втёмную, но он прибывает с докладом о (мнимой) русской интервенции. Момент доклада выбран тщательно - Дурбар, парадный приём. Эмир обязан принять меры, либо в союзе с англичанами обороняться от русских, либо готовиться сдаваться русским (а на этот случай, несомненно, у англичан запасён честолюбивый претендент, готовый сыграть на падении авторитета эмира, "не защищающего страну"). Игнорировать, скрыть невозможно - на Дурбаре высшие сановники, муллы, послы держав. И эмир сводит дело к шутке, острой, как штыки его гвардии - вестнику предоставлена высокая честь: первым доложить о появлении врага. Если он прав в том, что враг уже идёт, то ждать ему недолго, полчаса, не более. А внизу почётная стража, со штыками, примкнутыми к винтовкам. Вместо получаса - семь дней на ветках дерева, вместо обещанной чести - безумие и смерть. Но эмир вправе был видеть в нём платного агента, и даже если его, Вали Дада, использовали без его ведома - его смерть сберегла сотни жизней подданых эмира.
Английская операция сорвана. Но исполнители её не смирились.
"Когда ночь идет, все серо вокруг.
Но мы ждем, чтобы сумрак ночи исчез
В утреннем зареве алых небес."
Поэтический народ - так элегантно противопоставить серые русские шинели и красный британский мундир, так тонко заявить о своей уверенности в окончательном успехе. С Войной не вышло -
"Мое сердце, давай говорить о Любви!", хотя неясно, будут ли действовать на эмира через его жён, или через детей, от них рождённых. Ясно лишь изменение методов.