"И жили они долго и счастливо и умерли в один день". Старая сказка
"...но не все". Автор
ОТ ВОЙН В СТОРОНЕ. ГОД -8.
Часть первая. По Льянскому пути
Степь, бескрайняя степь от горизонта до горизонта. Покрытая странным, синевато-серым ковылём. А может, и не ковылём вовсе, а какой-то другой, невиданной травой. Я шагал по ней уже который час, а далёкие горы у самого окоёма, казалось, не приблизились ни на километр. Вот уж угораздило так угораздило! И зачем, спрашивается, я вышел из палатки в тумане? Напиться захотел, называется. Ручей протекал совсем близко от места нашей ночёвки, поэтому на рассвете, когда солнце только-только начало подсвечивать лучами утренний туман, я решил, что легко найду его по журчанию воды. И первое время, действительно, шёл на звук, а затем как-то незаметно потерял под ногами едва заметную тропку в траве. Только после этого в голову мне закралось подозрение, что слишком долго я иду. Повернуть назад? А куда? Мне уже стало казаться, что слабое журчание воды доносится не с той стороны, а вот оттуда, правее. Или левее? А может быть, вообще из-за спины? Тут ещё подул ветер, и шелест травы вмиг заглушил ручей. Всё, надо остаться на месте, решил я. Скоро солнце и ветер разгонят туман, и станет видно, где наш лагерь. Когда туман рассеялся, я увидел вот эту бескрайнюю равнину. Ни дороги, ни машин, ни палаток поблизости не было.
Теперь я шёл в направлении далёкой горной цепи, чтобы делать хоть что-то, а не сидеть на одном месте. Всё, что осталось у меня - куртка, алюминиевая фляжка с остатками воды, часы на руке да ещё фонарь, случайно оказавшийся в кармане. Солнце начинало припекать, куртку я снял и закинул на плечо, потом, подумав, распустил закатанные рукава рубашки, чтобы не обгореть. Интересно, всё же, куда и, главное, каким образом меня занесло? Писатели-фантасты в своих книжках изгаляются, кто как может, объясняя такие вещи, а то и вовсе обходят эту тему. Попал чувак в параллельный мир и попал, и вся недолга. А там, как водится, дремучее средневековье, а то и маг на волшебнике, колдуном погоняет. И стал наш соотечественник сразу могучим рыцарем, а может быть, божеством. Успешно прошёл через сотню-другую испытаний, смертельных опасностей и передряг, совершил путешествие на край света, сокрушил главное зло этого мира и, конечно, в итоге женился на принцессе. Предполагается, что потом они жили долго и счастливо и умерли в один день. Увлекательная перспектива... когда читаешь, лёжа на диване. А в моём положении весёлого было мало. Свой организм я знал прекрасно, без воды у меня уже к ночи может подскочить температура, и состояние будет "идти могу, но только ползком". Одна надежда, что в этой степи течёт что-нибудь проточное, чем я не отравлюсь. Или вода есть в тех горах. Напился, называется, из ручья.
Жарко мне не было или почти не было: ровный "аэродромный" ветер, спутник всех открытых пространств, достаточно продувал рубашку, чтобы не потеть на солнце. Голову от палящих лучей я прикрыл, надев на неё воротник куртки. А что яркий белый свет немного слепит, так к этому можно привыкнуть. Дойду, ничего. Я посмотрел на часы. Время приближалось к полудню. Не передохнуть ли немного? Ноги-то не казённые. Тем более, на равнине наметилось небольшое разнообразие: впереди виднелись несколько пятен более высокой растительности, проще говоря, кусты. Под ними, вроде бы, была полутень, то, что сейчас нужно. И я взял левее, чтобы приблизиться к ним.
Кусты высотой в рост человека отдалённо напоминали то ли африканские акации, то ли степную карагану, растущую у нас на юге, но ни к тем, ни к другим явно не относились. Синевато-серебряные перистые листья, толстые короткие колючки и ветки, отчётливо разделённые на длинные "секции", как у бамбука. На всякий случай я оглядел ближайший куст повнимательнее, не водятся ли в нём какие-нибудь насекомые - о том, что они бывают опасно ядовитыми, знают все, кто учил в школе биологию или, хотя бы, читал фантастику. Никаких жучков-паучков в кусте не обнаружилось, и я, зайдя с теневой стороны, улёгся в траву рядом с кустом. Куртку предварительно повесил на ветку: будут идти мимо кочевники или там светлые эльфы, авось, заметят. А если орки, тоже есть надежда, что перед рабством дадут попить.
Мерный свистящий звук неизвестного происхождения я сперва принял за звон в ушах, когда же прислушался, он пропал. Почудилось? А вот трава шуршит под чьими-то ногами... Первый порыв вскочить я сдержал: не хватало ещё тут же получить в лоб пулю или, скажем, эльфийскую стрелу. Наоборот, надо принять спокойную позу и ждать. Только я успел прикинуть, что идёт ко мне, вроде, один человек - ну, или кто там - как над колышущимися метёлками травы показалась голова, затем плечи. Кажется, это женщина. Я бы сказал, индийского типа: смуглая, слегка красноватая кожа, круглое лицо, большие и довольно светлые глаза, нос с аккуратными тонко очерченными ноздрями, полные губы. В общем, примерно того же типа, что эта актриса из фильма "Дуэт", как её, Айшвария Рай, кажется. Только более загорелая и курносая. Одеяние незнакомки состояло из плотной коричневой туники, подпоясанной ремнём, с пряжки которого свисала вышитая лента по форме точь-в-точь как мужской галстук "шире хари", белых узорчатых не то чулок, не то тонких брючек-стрейч, сапог с отворотами и кожаных же краг на предплечьях. На голове - странный головной убор: два длинных, сходящихся книзу на конус хвоста по бокам головы, над ними две заострённые вершинки, и всё это расчерчено крупными горизонтальными полосами, свинцово-серыми и белыми, словно у египетского фараона. Подобное украшение вполне могло означать, что я действительно оказался в каком-то фантазийном мире. Смущали и белые, словно меловые, узоры над бровями, на лбу и щеках. Боевая раскраска? С другой стороны, туника и брюки - на них не было заметно швов, что могло означать достаточно высокий уровень развития технологий.
Женщина произнесла несколько фраз на неизвестном языке. Тон был, вроде бы, вопросительным, хотя непонятно, как у них выражается вопрос? В китайских, допустим, диалектах во вполне повествовательном предложении может встретиться до десятка различных интонаций, в том числе, на европейский слух, и "вопросительных". Ладно, будем считать, что она меня о чём-то расспрашивает, в данном случае, это логично. Хуже всего то, что я не понял ни слова. Язык звучал, как... не знаю, как что, в первый момент он показался мне похожим на смесь голландского с испанским, если бы была возможна такая смесь. Женщина задала ещё один вопрос, более короткий, потом ещё.
-- Извините, я Вас не понимаю, -- сказал я.
Женщина наморщила лоб, в синих глазах её появилось такое выражение, словно она силится ухватить кончик какого-то воспоминания и не может.
-- Эноо? -- произнесла она.
-- Я не понимаю Вашего языка, -- повторил я, чуть перефразируя. И это неожиданно помогло, да ещё как!
-- Словиоски, да? -- воскликнула она. -- Ты може мне разумети?
Можете себе представить моё облегчение. Язык, пусть не совсем похожий на русский, но с родными славянскими корнями!
-- Да, могу, -- ответил я. -- Разумею.
-- Уф-ф, -- облегчённо вздохнула она. -- Ты ес целы? Ты не больны?
-- Нет, не болен.
-- Добро. Откуды ты тут появил се? Тут никто не живе, тут мртвы мир.
-- Я сам не знаю. Не бросай меня.
Она фыркнула и пробурчала что-то на своём, непонятном наречии. Впрочем, о смысле я догадался без перевода: мол, как только люди могут так плохо о ней думать.
-- Встай, -- женщина протянула мне руку и неожиданно сильным для своей комплекции рывком подняла на ноги. Добавила совсем просто и привычно: -- Едем со мной.
Подхватив с ветки куртку, я двинулся за ней к транспортному средству - чему-то вроде мотоцикла. И только совсем уж вблизи разглядел, что у "мотоцикла" нет колёс! Он просто висел в воздухе в полуметре от грунта.
-- Гравитационный привод? -- пробормотал я.
-- Гравирепулсор, да, -- кивнула она. -- Чем ты так удивйен?
-- У нас такого нет.
-- Да што ес стало?? -- изумилась она. -- Дивно дело.
-- Сам удивляюсь. Помоги мне понять, добро?
-- Ох, я обычно то и делам, -- вздохнула она. -- Непросты случай як мне друге имя.
-- "Сложные случаи твоё второе имя"? -- переспросил я.
-- Да, -- она улыбалась.
-- А первое? Как звать тебя?
Оценивающий взгляд был мне ответом. Возникло чувство, что смуглянка колеблется, назвать своё настоящее имя или прикрыться псевдонимом. Секундная пауза, и она произнесла:
-- Осока.
Я назвал себя.
-- Добро. Не бои се ехати на тутом аппарате?
-- А что, есть альтернатива? Ну, в смысле, ес други способ?
-- Нет. Ногами не дойдем.
-- Тогда поехали.
Осока потянула вверх отвороты своих сапог, прикрывая ими колени. Мне показалось, что в крайнем положении они тихонько щёлкнули, фиксируясь. Девушка легко вспорхнула в седло, сделала жест себе за спину.
-- Обойми мне, -- приказала она, когда я сел за ней. -- Крепко, не бои се, я не кусаю.
-- А я и не боюсь, между прочим. Просто вдруг у вас это не принято.
-- Мне не ес приятно або неприятно, -- Осока строго покосилась на меня через плечо. -- Так нуджно, або кости не соберешь.
-- Нет, я не то сказал. Не то что "неприятно", а "не принято", не должно, не дозволено, разуме?
-- Пшшш, -- произнесла она, будто рассерженная кошка, и, взяв мои руки, соединила их у себя на талии. -- Так! И держи се.
Аппарат со свистом рванулся с места. Видимо, гравитационный привод был у него только подъёмным, а горизонтальное передвижение обеспечивал тривиальный реактивный двигатель под сиденьем.
-- Я не брзо, спешити негде, -- сообщила Осока. Действительно, полукруглая шкала между рукоятями руля, до боли похожая на обыкновенный спидометр, показывала зелёную светящуюся полосу едва ли на четверть длины. Но нельзя сказать, что это "небыстро": воздух ощутимо бил в лицо, как на нормальном мотоцикле, когда едешь под 60. Интересно, какая у него предельная скорость, у этого гравицикла? Триста? Больше? Тогда на предельной без шлема не покатаешься, задохнуться можно. Чтобы не так дуло, я прислонился щекой к пёстрому головному убору Осоки... и непроизвольно дёрнулся, ощутив, что никакая это не "шапочка", а живое тело! Мягкий кожистый нарост, заменяющий причёску!
-- Извини...
-- Ништо, то нормално.
Летающий мотоцикл скользил над степью, не касаясь травы, воздушная волна оставляла за нашими спинами расходящиеся "усы" колышущегося сине-зелёного ковыля. Местность перед нами начала понижаться, по сторонам поднялись небольшие пологие холмы. Осока накренила гравицикл, закладывая правый вираж за один из них, и я увидел, куда она меня везёт. Пепелац. Более подходящее слово подобрать было трудно. На коротких толстых лапах-опорах посреди травы стояло нечто трудновообразимое, но явно сделанное из металла и явно способное летать. Сюрреалистическая скульптура древнего динозавра в духе Церетели, вот с чем его можно было сравнить. Роль туловища играл металлический куб, из-под которого и были выдвинуты опоры, хвоста - нечто вроде лежащего на боку железнодорожного контейнера, приваренного к кубу торцом. С другой стороны торчала обвешанная разнокалиберными ящиками "шея" - в виде короба, срезанного к концу наподобие тупого зубила. Сходство с динозавром несколько портили только массивные трубы четырёх ракетных двигателей, закреплённые на рёбрах "хвоста". Между двумя нижними была выдвинута довольно крутая рампа в нутро летающей колымаги. Не сбавляя скорости, Осока влетела по ней внутрь и затормозила в тесной квадратной каморке два на два метра. Я сошёл на пол - или палубу? - и пошатнулся. Почему-то было трудно дышать, и голова кружилась.
-- Что, утомила езда? -- снисходительно спросила моя спутница, и вдруг взгляд её синих глаз сделался тревожным. Совершенно не церемонясь, она повернула мою голову к светильнику, раскрыла глаз, вглядываясь в зрачок, затем притронулась ладонью к шее, между ключиц...
-- Реакция! -- обеспокоено сказала она. Рывком выдвинула из металлического борта перфорированный лист вроде длинной скамейки: -- Седай, сейчас.
Я сел и вяло наблюдал, как Осока заряжает инструмент, в котором нетрудно было узнать медицинский инъектор. Примерилась не к шее, как я ожидал, а к грудине, прямо сквозь одежду, слегка сдвинула вбок, чтобы попасть между рёбер, и нажала крупную кнопку на торце. Выбросила ампулу, вставила другую и сделала укол теперь уже в шею.
-- Отдохни, затворю вход, -- Осока отошла к рампе, нажала клавишу на коробке-пульте, прикреплённом к стене. С мерным гудением тяжёлый люк стал закрываться.
-- Легче? -- спросила она через плечо.
-- Да. Дышать нормально. Голова только тяжёлая.
-- Травы, пыльца. От них многие болеют. Идем внутрь, там воздух чист.
Раздвинулись вбок металлические створки, как двери лифта, за ними я увидел коридор и в торце его ещё одну двустворчатую дверь, ведущую в... рубку? Центральный пост? В нём помещалась пара глубоких кресел и две мягкие то ли скамьи, то ли лежанки вдоль бортов. Осока кивнула мне на правое кресло и неожиданно осведомилась, не осталось ли у меня каких-то пожитков на этой планете.
-- Нет, -- сказал я. -- Почему ты спрашиваешь?
-- На случай. Сейчас мы оттут улетим и не воротим се.
-- Ничего у меня тут больше нет. Хотя... Можешь пролететь, как мы ехали? На случай, вдруг ещё кто-то тут оказался.
-- Отчего же, мне несложно, -- кивнула она.
Пепелац на удивление мягко оторвался от земли, плавно, как вертолёт, повернулся вокруг оси и с шелестящим свистом понёсся над травянистой равниной.
-- Ты тут и был или прийшёл? -- спросила Осока, указывая на сероватые пятна кустарника.
-- Пришёл. Примерно вот оттуда.
-- Понятно, ийдем так.
На то, чтобы пересечь равнину от кустарника до следующей низины, где из травы выглядывали крупные замшелые камни, потребовалось всего несколько минут. Мимо камней я не проходил точно, и теперь становилось ясно: никого и ничего больше на равнине нет. Только какие-то летающие существа камнем спикировали от нас вниз и укрылись в траве. Осока вопросительно взглянула на меня, я кивнул, и она, потянув на себя рукоятки управления, начала набирать высоту, резко и круто. Тем не менее, ускорения не чувствовалось.
-- Невесомость будет? -- спросил я через некоторое время.
-- Нет, как? Тут гравиторы внизу. У вас они не користают се?
-- Нет, -- развёл руками я. Слово "використання", то есть, использование, я знал из украинского языка.
-- Дивно будет тебе у нас, -- покачала головой девушка. -- Держи се, засвет!
Не успел я спросить, что это такое, "засвет", как Осока положила руку на длинный Т-образный рычаг на пульте и двинула вперёд до упора. Далёкие точки созвездий вдруг расплылись, превратились в полосы, которые всё удлинялись, сливались... Миг - и сероватый призрачный свет залил всё остекление пилотской рубки. Ну ни фига себе! Теперь всё становилось ясно: мы перешли "за свет", за скорость света. Да как легко! Вряд ли наш пепелац успел выйти за предел Роша, то есть, прыгнули мы, находясь ещё в гравитационном поле планеты. От такого даже самые смелые наши физики-теоретики впали бы в прострацию. Ну, а мне-то, что, я не физик...
-- Так объясни се сейчас. Кто ты, откуды ты и вообчи, -- сказала Осока.
Я начал объяснять. Про свою планету, про наш уровень технологий, сказал о том, что других разумных существ мы не знаем, а в космос летаем совсем недолго и очень недалеко. Фразы я старался строить так, как говорила Осока, подбирая общеславянские корни, какие знал. В русском языке гораздо больше европейских заимствований, чем в украинском или польском, поэтому приходилось постоянно поправляться, искать эквиваленты. Вслед за физиками, наверное, в ужас бы пришли уже лингвисты, но моя собеседница, к счастью, этот суржик понимала не хуже, чем я её "словиосский" язык. А через некоторое время она вдруг лукаво улыбнулась и предложила мне "не трудиться" и говорить так, как я привык.
-- А я попробую понимать, -- добавила она.
-- Тогда будет трудно тебе, -- возразил я.
-- Нет. У нас часто есть подобные языки, диалекты, понятно слово?
-- Понятно.
-- Учить один из другого нетрудно, когда знать, как. Правь меня, и я скоро-скоро научусь.
-- Ну, изволь, -- не стал спорить я. -- Вообще-то, ты уже лучше говоришь.
-- Буду совсем чисто, -- пообещала Осока. -- Как твоя глава... э-э, голова?
-- Я и забыл про неё.
-- Помогло. Хорошо. Не надо искать другой склад.
-- Склад? -- ага, опять отсылка к украинскому. -- Имеешь в виду состав препарата?
-- Да, состав. Видишь, мы стали совсем хорошо понимать. Отдельные слова незначны.
-- Раз уж мы так хорошо друг друга понимаем, объясни мне теперь, пожалуйста, кто ты такая? Ты человек? И откуда знаешь славянскую речь?
-- Ответить сразу всё? Или по очереди? -- Осока хихикнула. -- Кто я, спрашиваешь? Я тогрута. Полагается, что мы не люди, иной вид. Так говорят учёные людей. Мы не спорим и не стараемся убеждать, но на деле всё иначе. Некогда мы получились из союза тви'леки, которые не люди, хоть подобны, и людей надсемьи ари. То несомненно, все анализы за то. Больше: у нас есть язык храмов, и словиоски - язык сучасных бреганцев...
-- Современных, -- машинально поправил я.
-- Да-да, современных, подобен ему как младший старшему. Потому на Шили его много учат в школах. Полезно, Брег от нас совсем недалеко.
-- Язык храмов, -- задумался я. -- Санскрит, видимо, это он. Неужели я попал в собственное будущее?
Что чувствует звездолётчик, возвратившийся домой через несколько тысячелетий? Все родственники, все друзья давно мертвы, а родная планета затерялась в глубинах космоса...
-- Если всё так, -- медленно произнёс я, -- то и ты, и все остальные происходите с моей Земли. А с того времени, когда жил я, прошли тысячи, возможно, десятки тысяч лет.
-- Говоришь логично, але мне незнамо, что такое может быть.
-- Иного объяснения не вижу. А это значит, что я остался один. И моей вселенной больше нет...
-- Ло, ло, Алекс! Что ты, что ты? Стыд какой! Мужески пол называется.
-- Они все умерли. Все, кого я знал, -- произнёс я. Из глаз непроизвольно покатились слезинки.
-- Послушай меня, человек ари, -- Осока перегнулась через подлокотник, и в её взгляде появилось нечто такое, что мне захотелось забиться под кресло. -- Я також одна. И мой мир рухнул. Но я так себя не веду.
-- Что-то случилось с твоей планетой?
-- Не с планетой, со всеми. То было в год девять-восемь-один, одиннадцать лет назад. Вернулась с задания и узнала: тех, кого я знала и любила, умертвили их же солдаты. Почти всех. Тех, кто выжил, заманили в западню год спустя. И сейчас я, достойный воин, скитаюсь по граничным мирам и за плату решаю проблемы всяких разных... Одиннадцать лет, можешь ты понимать??
-- Осока...
-- Молчи и слушай. Тебе. Пока. Ничего. Не известно. И не место сейчас опускать голову. Может быть, я что-либо и выясню.
-- У меня нечем платить тебе...
От пощёчины зазвенело в ушах. Губы спутницы кривились, она буквально выплёвывала слова:
-- Кто говорил о плате?? Должно ты как все другие, хорошее отношение тебе неведомо! -- она отвернулась к пульту и принялась остервенело щёлкать переключателями, лупить по кнопкам. Буркнула: -- Закончим за се. Выброшу на первом же жилом мире, и как знай.
-- Осока...
Она не удостоила меня даже взглядом, пробормотав что-то непонятное, но очень эмоциональное. Материлась, наверное. Погодите-ка, "достойный воин", сказала она? Значит, надо попробовать вот что...
-- Моя леди, -- торжественно сказал я. -- Я оскорбил тебя по незнанию. Скажи, как мне принести извинения, чтобы ты приняла. Готов на всё.
-- На всё-ё? -- она покосилась на меня синим глазом.
-- Да, -- кивнул я, ибо отступать было некуда.
-- Ладно тогда. Думай впредь, что говоришь. Я тебе не наймица.
-- Наёмница, -- поправил я и торопливо добавил, опасаясь, что Осока не так поймёт: -- У нас произносят "наёмник", "наёмница".
-- Понятно, да.
-- Могу ли я просить тебя мне помочь? Ты ведь говорила, что сложные случаи - твоё призвание.
-- Твой не сложный, он невозможный, -- сказала Осока. -- Не знаю, смогу ли. Что смогу, сделаю, говорила тебе уже. Але и ты должен мне помогать пока.
-- Само собой. Ты не наёмница, а я не нахлебник. Что смогу, буду делать.
-- Решили, -- к Осоке, кажется, вернулось хорошее настроение. -- Сейчас выходим из засвета. Сядь ровно, держись.
Предупреждение оказалось не лишним. На выходе из сверхсветового режима нас тряхнуло так, что внутри "пепелаца" всё загремело. Что-то лопнуло со звонким щелчком, на пульте вспыхнуло несколько красных индикаторов.
-- Авария? -- спросил я.
-- Поломка, -- делая какие-то переключения на пульте, уточнила Осока. -- Судно старое, всякий раз что-то ломается. Ничего, дройды справятся.
-- Дройды?
-- Механические работники для латания.
-- Ремонтные роботы?
-- Какое точное слово! Роботы, правильно.
Видя такое спокойствие спутницы, я решил следовать её примеру. Ей ведь лучше знать, в каком состоянии этот корабль.
-- Где мы сейчас? -- поинтересовался я. -- Далеко от того места, где встретились?
-- Восемьдесят... ах, да, тебе неизвестны наши измерения. Потом, ладно? Нужно подходить к станции.
Под полом рубки что-то негромко позвякивало и мерно шипело, затем стихло. Наверное, ремонтный механизм исправил повреждение и отправился отдыхать. Осока немного довернула корабль, включила двигатели и некоторое время смотрела на индикаторный экран, отображающий пучки кривых и окружностей.
-- Немного не так, -- пробормотала она, ещё подправляя ориентацию. Довольно кивнула и повернулась ко мне: -- Всё, пока летим, можем говорить.
-- Ты хотела рассказать про расстояние, -- напомнил я.
-- Да-да. Как у вас меряют длину?
К несчастью, у меня не было с собой планеты Земля, чтобы объяснить, что километр - одна сорокатысячная нашего меридиана. Хорошо было тому десантнику, который попал в древнюю Русь и показал кузнецам меры длины при помощи гильзы автоматного патрона! К счастью, я вовремя сообразил, что мой сорок шестой размер обуви тоже может служить отправной точкой - как раз тридцать сантиметров. Спутница подошла к делу научно: достала крохотный коробок с индикатором на плоской стороне, вытянула из него тонкую упругую проволочку и измерила ей мою ступню.
И рассказала, что ближние межзвёздные расстояния у них меряются треттами, то есть, триллионами километров. Округляя - десятыми долями нашего светового года. Единица в тысячу третт, или девяносто пять световых лет, называлась кводар. Теперь хоть можно было оценить, что пепелац преодолел за несколько минут почти восемь светолет. А версия о том, что я в собственном отдалённом будущем, получила дополнительное подкрепление.
Космическая станция, к которой мы подлетели полчаса спустя, притулилась на небольшой, возможно, искусственно созданной плоской площадке на летучей каменной глыбе. Высокая тонкая башня, вынесенная далеко вверх - или в сторону - топорщилась многочисленными антеннами, под ней располагался небольшой стеклянный купол, а ещё ниже громоздился веер исполинских цилиндрических бочонков, под которыми смотрели светящимися зевами прямо в космос несколько ангаров. Осока немного пообщалась на местном языке с кем-то вроде диспетчера, достигла соглашения и под ровный свист двигателей заложила лихой вираж к одному из порталов.
-- Люди работают без скафандров? -- изумился я.
-- Конечно. Там воздух, держит силовая стенка, -- ответила она.
Через минуту эта самая силовая стенка мягко прошуршала по наружной обшивке, и пепелац оказался в воздушном пространстве ангара. Для него тут было достаточно просторно, на стоянках вдоль посадочной дорожки покоились лохани и покрупнее. Корпевшие вокруг них техники и ухом не повели, когда мы проплывали мимо них. Посреди дорожки стоял служащий в блестящем мешковатом комбинезоне и шлеме, взмахами пары светящихся жезлов неоново-красного цвета он показывал, куда рулить. Ну, ни дать ни взять, палуба американского авианосца! По сторонам нашей кабины ударили вперёд струи слабо светящегося ионизированного газа, и пепелац повис неподвижно. Осока развернула его на месте перпендикулярно дорожке, снова на мгновение включила передние двигатели, давая задний ход. Толчок - посадка.
-- Сейчас я должна отдать заказчику то, что привезла, -- сказала Осока, доставая из-за кресла небольшой сундучок. -- Заправимся. Потом будем решать, что дальше. Можешь ждать тут или со мной.
-- А что лучше?
-- Со мной. Судно сторожить ни к чему.
Я было подумал, что "привезённое" хранится в сундучке, но Осока всего лишь вынула из него пару металлических предметов, напоминающих небольшие чашки с вырезом на одной стороне. Отодвинув кожистую "косицу" на виске, приоткрыла прелестное маленькое ухо, устроенное абсолютно так же, как у любого обычного человека, и закрепила одну чашку поверх него срезанной частью вниз. Затем проделала то же с другим ухом.
-- Наушники? -- поинтересовался я.
-- Эноо... Не уверена, о чём ты. Они не для коммуникации. Защита. Мы, тогрута, можем слышать очень частые звуки, их усиливают монтралы, вот тут, -- Осока коснулась похожих на рожки наверший того, что заменяло ей волосы, -- делают реже и направляют в ухо. Сильный механический шум может быть больно.
-- Понимаю. На станции могут быть болезненные для тебя ультразвуки. Кстати, про звук мы говорим не "частый" и "редкий", а "высокий" и "низкий".
-- Запомню.
-- Меня-то ты хорошо слышишь?
-- Как и раньше. На низкую часть слуха не влияют. Идём.
Вслед за Осокой я спустился на палубу ангара. С собой моя спутница прихватила небольшой компьютер, с виду устроенный примерно так же, как знакомый мне Apple Newton. Главным отличием местного варианта был цветной экран и два массивных штыря, торчащих из верхней части. Внизу Осока обернулась, щёлкнула чем-то на краге левой руки, и между рампой и предбанником, где был закреплён её гравицикл, сомкнулись дверные створки.
-- Старайся не выказывать, что ты первый раз, -- сказала она. -- И не удаляйся от меня.
-- Добро. А ты мне комментируй, что к чему.
-- Коммен... что?
-- Поясняй своевременно.
-- Так бы и говорил. Спрашивай лучше ты, мне тут всё обычно и понятно, знаешь ли.
-- А, ну, да, нас всё равно никто не поймёт. Кроме других тогрута и людей ари, верно?
-- Не всех тогрута и тем больше не всех ари, -- качнула головой Осока. -- Я говорила тебе: словиоски - язык одних бреганцев. Остальные ари давно-давно говорят на базик, стандартном языке, другого не знают. И мой народ многие не знают. Просто незачем, базик понимают почти всюду.
-- Выходит, мне с тобой несказанно повезло?
-- Не обязательно, -- скромно ответила Осока. -- На моём месте у другого капитана был бы лееркаст, он сумел бы лучше.
-- Что такое лееркаст?
-- Переводная машина, говорить с видами, язык которых недоступен хуманам.
-- И мне пришлось бы разговаривать с ящиком? Пардоньте, бояре, благодарю покорно! Ты не в пример симпатичнее.
-- Ящика-то? Надеюсь.
В ангаре резко пахло озоном и чем-то вроде машинного масла, деловито сновали многорукие роботы, кто на ножках, кто на гусеничных тележках, а кто и просто парил в воздухе на разной высоте. Живые существа передвигались более неспешно, я бы сказал, с достоинством. У меня сложилось впечатление, что это своеобразная традиция. Ну, как у нас "полковники не бегают, ибо в мирное время это вызывает смех, в военное - панику". Палуба под ногами состояла из крупных рифлёных металлических квадратов, судя по звуку - довольно толстых. По металлу выпуклой, как дорожная разметка, краской-мастикой были нанесены многочисленные разноцветные линии и обозначения из непонятных символов. Из той же самой мастики состояли широкие, слегка пружинящие под ногами тёмно-зелёные полосы, назначение которых стало мне ясно, как только мы ступили на одну из них. Пешеходные дорожки. Некоторые участки дорожек выделялись перемежающимися тускло-жёлтыми линиями - знакомый символ пешеходного перехода. Символика, понятная любому мыслящему существу, обладающему цветовым зрением: идти можно, только осторожно, ворон не ловить. Освещался ангар квадратными матовыми панелями, подвешенными на пересечении тонких ферм, расчертивших пространство над стоянкой. По краям взлётно-посадочной дорожки проходили более массивные конструкции, поддерживающие пару сплошных световых линий с каждой стороны. Потолок ангара, подсвеченный лишь слабым отражённым светом, скорее, угадывался, чем виднелся в полумраке.
Через широкий низкий портал-ворота, по сторонам которого я заметил мощные сдвижные створки, мы попали в коридор. По дальней от нас стороне то и дело скользили летающие платформы, проезжали колёсные экипажи и дройды, для пешеходов же отводилась полоса на ближней стороне, отделённая линялым красным бортиком высотой несколько сантиметров.
-- Господи помилуй, а это кто такой? -- я не религиозен, но в тот момент ничего, кроме божбы, на ум не пришло. По коридору мимо нас шествовал... чёрт. Красноватая кожа, два изогнутых костяных рога над ушами, оскаленные в ухмылке острые зубы. Ухмылка была обращена к собеседнику, довольно обыкновенному, на мой взгляд, негру в сером с желтоватым отливом комбинезоне, снабжённом множеством карманов и ремешков не вполне понятного назначения.
-- Дэвиш с Дэварона, -- пояснила Осока. -- Похож на древнего злого духа, да?
-- Один в один.
-- На деле они, понятно, не злые. Наоборот, весёлые и жизнерадостные. Но верить им не верь. Постоянно забывают, что обещали.
Более узкий коридор, куда мы свернули, определённо считался непроезжим, слишком узок он был. Дройды, впрочем, попадались и тут, они старались держаться ближе к середине и двигались с уменьшенной скоростью, дабы не налететь на кого-то из прохожих. Несколько раз коридор пересекался с другими, столь же узкими или, наоборот, широкими, как тот, первый. Осока уверенно ориентировалась в этом унылом однообразном лабиринте, сворачивала на перекрёстках, пока не привела меня к небольшому холлу, где по сторонам широких складных дверей переливались оттенками розового и сиреневого непонятные мне надписи.
-- Местный бар? -- предположил я.
-- Бар у нас значит другое. Это харчевна, если по-словиоски.
-- Правильно, правильно. У нас его так называют из-за стойки, за которой стоит хозяин.
-- На базик говорят "кантина". А бар то действительно стойка или пульт, который возможно обходить кругом. Входи.
Ох, подумал я, перешагнув порог. Давешний "чёрт" уже через минуту стал казаться мне милым и симпатичным по сравнению с чудищами, которые расслаблялись в этом заведении. Ну, морды, ну, хари! Что там рога, рога это ерунда... Глазные стебельки, щупальца, присоски, коленчатые хитиновые конечности, подсказывающие, что обладатель их произошёл от насекомых... Люди на этом фоне инопланетной живности как-то терялись, хотя в зале их было, пожалуй, больше половины. Присутствовали и дамы: вот та, например, похожа на самую обычную земную секретаршу, эти две одеты в комбинезоны техников, ещё одна в полувоенного вида жакете, брюках и остроносеньких шнурованных ботинках викторианского стиля... Скорее всего, были женщины и среди негуманоидов, только я не знал, чем они отличаются от мужчин.
Осока решительно направилась к круглой барной стойке, где обслуживали клиентов два блестящих многоруких андроида и рослое мохнатое существо ярко-синего цвета. Курносая, как у собаки-пекинеса, мордочка-лицо, пышные бакенбарды, длинная зачёсанная назад грива. Приглядевшись, я обнаружил, что у бармена четыре руки! М-да, я как-то привык, что шесть и больше конечностей бывает только у членистоногих. Осока заговорила с ним на том самом тарабарском языке, на котором впервые обратилась ко мне на планете степей. Мохнатый оскалился - получалось это у него не только нестрашно, а довольно мило, несмотря на клыки во рту - пригладил одной из рук синий мех на макушке и ответил. Вот когда я ощутил резкий, похожий на спазм, укол одиночества. Вокруг были только инопланетные чужаки да люди неизвестных национальностей, долдонящие на непонятном наречии, а я стоял среди них, словно в пустыне. И не имел ни малейшего представления, что со мной будет дальше. Осока, видимо, вспомнив обо мне, бросила взгляд в мою сторону, ободряюще улыбнулась и сделала жест рукой: ещё капельку подожди. Удивительно: приступ тоски тут же отпустил. Я более спокойно стал вслушиваться в разговоры окружающих. А язык-то не настолько уж непонятный, если разобраться. Определённо, глаголы в пресловутом базике были из английского. Часть существительных - тоже. Уловил я и пару-тройку слов явно немецкого и испанского происхождения. Что до артиклей, то я не услышал вообще ни одного "an" или "the", не иначе, отмерли за ненадобностью.
-- Алекс, Гаргану говорит, что мой заказчик пока не явился, -- наклонившись ко мне, сообщила Осока. -- Придётся ждать. Тут есть свободные столики, сядем. Ты голоден? Местная готовка пускай и вызывает сомнения, а концентраты хуже в любом случае.
-- На самом деле, я очень хочу пить, -- признался я. -- С самого утра.
-- Никаких вопросов, датарии имеются. Какого рода алкоголь хочешь?
-- Не алкоголь. Воды.
-- Ох, прости. Когда мужчина говорит "дрынк", он обычно имеет в виду не воду, вот я и... -- не закончив, она повернулась к бармену Гаргану. Тот, услышав просьбу, приподнял кустистые брови, хохотнул и смолк: Осока что-то добавила довольно резким тоном. Бармен произнёс два коротких слова и поставил перед нами флакон из чего-то, весьма напоминающего стекло. Внутри плескалась прозрачная жидкость, а в толще стеклянной массы был впаян зелёный лист неизвестного растения, на котором лежал воздушный пузырёк, словно капелька росы. Другая рука Гаргану сняла с полки тонкий стакан. Второй такой же бармен наполнил чем-то рубиново-красным и поставил перед моей спутницей.
-- Превосходная вода, -- сказала Осока. -- Кармелианская фабрика очистки. Идём вот туда в угол, посмотрим, что поесть.
-- Скажи, "сорри, лэд" ведь означает "извини, парень"? -- вспомнил я слова, брошенные мне Гаргану.
-- Точно.
-- Хм, получается, и базик ваш не совсем мне незнаком.
Круглый столик возле стены зала был рассчитан на четверых, именно столько сидений-табуретов располагалось по его периметру. Нетрудно было догадаться, что сиденье без спинки наиболее универсально: вдруг у посетителя хвост, как у чешуйчатого субъекта за соседним столиком, или какой-нибудь гребень сзади. В центре стола в углублении тускло поблёскивала крупная линза, окружённая металлическим на вид кольцом. Усевшись, я первым делом откупорил бутыль, налил полстакана воды и утолил жажду. Осока, поставив свой стакан на стол, притронулась к кольцу, и над линзой в воздухе сгустилось голографическое изображение - прозрачный шар с висящими внутри разноцветными кубиками и надписями. Касаясь разных его сторон и погружая пальцы в глубину, Осока "открывала" кубики, изучая текст.
-- Хочу найти что-то нейтральное, что не может быть вредно, -- пояснила она.
-- Сама-то ты что ешь? -- спросил я.
-- О, я это легко, вот так и так, -- она выбрала несколько блюд.
-- Думаешь, наша физиология отличается?
-- Определённо нет, -- сказала Осока. -- Всё одно надо быть осторожными. Некоторые хуманы едят сырую рыбу и мясо, а у кого-то, кто не привык, может быть несварение.
-- Да, сасими и строганина не для всякого желудка, -- согласился я. -- Всё же, я попробую то, что ешь ты, не умирать же с голоду.
-- Добро. Гаргану, хэ! -- крикнула она, перекрывая шум зала. Когда бармен повернул голову, указала на голограмму и произнесла, взмахнув ладонью, будто рубит что-то: -- Сэбарадэ, йе?
Четверорукий сделал пальцами типично американский жест: O.К.
-- И вот возьмём что, -- моя спутница выбрала новый кубик. -- Мужчина без мяса никуда не сгодится.
Обслуживали в этом заведении быстро. Осока ещё вертела шар меню, а к нам уже подлетел дройд в форме летающей кассы: прямоугольная задняя часть и полукруглый "фасад" с индикаторным экраном наверху, над которым возвышалась головка, состоявшая из двух видеокамер, микрофона и репродуктора самого кондового земного вида. Нижняя часть "кассы" выдвинулась, усиливая сходство, и дройд двумя парами свисающих по бокам хромированных манипуляторов выгрузил на стол два блюда под куполообразными крышками - одно побольше, второе поменьше, следом - высокую яйцевидную чашку, тоже закрытую сверху, пару тарелок и столовые приборы. В большом блюде горкой лежали удлинённые зеленовато-бурые зёрна, в меньшем - нечто мясное, оформленное в виде соломки, как картофель фри. Когда Осока открыла крышку яйцевидной чашки, оттуда донёсся знакомый запах куркумы.
-- Это разновидность риса, а там разновидность карри? -- спросил я.
-- Точно. Обычно всё смешивает повар, но нам нужен отдельный рис без приправ. Как знать, не заболит твой желудок от шилианских специй?
-- Спасибо, Осока, ты очень заботлива. А что скажешь об этом мясе? Чьё оно?
-- Коза. Во всех людских мирах козы и свиньи одни и те же. Думаю, и тебе можно.
-- Честно говоря, козлятину и баранину я ел очень давно, -- признался я. -- У нас, в основном, свинина да говядина в ходу.
-- Говядина?
-- Корова.
-- Ох, да, "гво" это же корова и есть. Мы на Шили их редко едим, больше молоко и продукты его брожения.
-- Учитывая, что молитесь вы на санскрите, я не удивлён, в Индии коровы священны.
-- Ешь же ты, хватит разговоров! -- нахмурилась девушка.
Пока Осока поливала рис соусом и размешивала, я неторопливо жевал совершенно пресные зёрна, несмотря на цвет, по консистенции от нормального риса не отличающиеся нисколько. Попробовал полоску мяса. Пересолено. Зато если вместе то и другое, в самый раз. И тут к нашему столику приблизился чужак в длинном, до пят, буром плаще с капюшоном, из которого торчало рыло странного вида противогаза.
-- Урдан, ту мейд аз вейт! -- приветствовала его Осока. Хм, если "ту" обозначает то же, что в итальянском, она сказала, что он заставил нас ждать.
Противогазная маска зашевелилась. Да это не маска, это морда самого существа! Меня ввели в заблуждение круглые очки, закрывающие глаза. Голос чужака оказался утробно-гулким, что при таком строении "лица" вполне естественно, а речь - едва разборчивой. Кажется, он извинялся и о чём-то расспрашивал Осоку. Карие глаза, форма которых оставалась для меня загадкой, зыркнули из-за стёкол очков и в мою сторону. У меня сложилось впечатление, что интересен ему не я сам, а моя рубашка и часы на запястье.
-- Кубазы очень любят информацию, -- по-русски прокомментировала Осока для меня. -- Он интересуется всем, что со мной произошло за эти дни. И тобой тоже. Утомительно, а ничего не поделать, пока не выспросит, он к делу не приступит.
-- Обо мне, может, не надо?
-- Не отстанет. Я насочиняю что-нибудь, ладно? А ты пока ешь, не спеши.
Кубаз по имени Урдан допрашивал Осоку добрых полчаса, заглядывал в глаза, ворковал заискивающе, лишь бы рассказала что-нибудь ещё. По растущему напряжению в её голосе я понимал, что и она теряет терпение. Наконец, наплевав на этикет, Осока достала из кармашка на ремне два синеватых полупрозрачных предмета размером с насадку для отвёртки и такой же формы, шестигранные цилиндры. Урдана буквально подбросило на табурете. Торопливо порывшись под плащом, он выложил на стол нечто вроде картонной спичечницы из западного ресторана или отеля, отогнул обложку. Внутри в ряд, прижатые плоской ленточкой, лежали продолговатые пластинки из жёлтого металла, испещрённые символами. Деньги?
-- Вот и всё, задание выполнено и оплачено, -- подмигнула мне Осока, убирая упаковку в поясную сумочку. Впрочем, Урдан не собирался уходить. Как говорится, "а отметить?" Он вызвал шар меню и стал копаться в нём четырёхпалой конечностью. Губы Осоки сжались, она постучала пальцем по столу и сердито сказала что-то кубазу. Ответный жест его был по-человечески понятен без слов: "Ша, ша, уже никто никуда не идёт!"
-- Что ты ему... -- начал я.
-- Сказала, что своих тараканов он может вкушать тогда, когда поедим и уйдём мы.
-- Он от насекомоядных, что ли, происходит?
-- От них.
Вновь потянулся длинный обстоятельный разговор о том и о сём. Урдан опять засунул руку под плащ, вынул металлическое блюдце-оправу с линзой посередине. Над линзой сконденсировалось изображение головы коротко стриженного мужчины средних лет с волевым мужественным лицом и пронзительным начальственным взглядом.
-- Генерал Хетт? -- брови Осоки изумлённо приподнялись. Я чувствовал, что она взвешивает все "за" и "против". Бросив взгляд на меня, девушка тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, и сделала отсекающий жест рукой:
-- Но вэй! Сёрш энозе контжактэ.
Кубаз попытался уговаривать, но Осока была непреклонна. Утробно повздыхав, Урдан вывел на линзу другую голограмму - круглое лицо молодого человека с более мягкими чертами и сильно вьющейся шевелюрой, зачёсанной назад и прижатой лентой вокруг головы, как у древних мастеровых. Стал что-то объяснять. Осока слушала внимательно и задумчиво, опять покосилась в мою сторону и твёрдо кивнула, накрыв голограмму ладонью. Задала вопрос. Урдан суетливо вытащил из кармана плаща шестигранный кристалл, но не синий, а почти совсем прозрачный.
-- Лыст ис хирр, -- прогудел он.
Осока щелчком пальцев подозвала дройда-официанта. Бросила в открывшийся на его фасаде кармашек несколько металлических пластинок, не жёлтого, а белого цвета, получила сдачу в виде бурых кругляшков явно минерального происхождения.
-- Как ты его приструнила, этого кубаза, насчёт еды, -- уже в коридоре восхитился я. -- И он ведь послушался!
-- Просто он меня хорошо знает. Что не так, я мило улыбаться не стану, получит в полный размер, -- она помолчала и продолжала: -- Вот так, Алекс, бывает, что узнаёшь. Выходит, не одна я осталась.
-- Генерал Хетт тоже из ваших?
-- Был да. А сейчас, как бы правильно тебе сказать... охотится на существа. Убить, привезти живым...
-- За вознаграждение?
-- Точно. Урдан предложил мне поговорить с ним, откупить одну личность.
-- Ты отказалась.
-- Была бы одна, может, и согласилась бы. А убьёт он меня, ты тогда что? Нет, сейчас мне с ним связываться несподручно.
Я старался ничем не выказать удивления. Неужели это хорошенькое создание и впрямь настолько равнодушно относится к вопросам жизни и смерти, что лишь моё присутствие удержало её от смертельно опасного подряда? Не девушка, а самурай какой-то. Осока, тем временем, продолжала:
-- Лучше полетим мы к библиотекарю Рэйссу. Кубазы хотят купить у него копии неких книг, поторгуюсь. Заодно и с тобой что-нибудь узнаем, может быть.
-- Что, кстати, ты ему сказала про меня?
-- Уговор чести. И пусть попробовал бы спрашивать дальше.
Осока не торопилась назад на пепелац. Сначала она зашла в небольшое помещение, отделённое прозрачной стеной от зала побольше, похожего на обыкновенный офис, пообщалась через окошко с клерком и вставила свой планшет штырями в отверстия подоконника.
-- Вот и маршрут нарисовался, -- она кивнула на экран. -- На время становимся почтальонами.
-- У вас так принято, что почту возят... э-э, частники, не знаю, понятно ли выразился?
-- Понятно-понятно. Да, принято так. Специальное судно посылать дорого стоит и может быть небезопасно к тому же. Поэтому возит обычно лайнер, а где постоянных маршрутов нет - тот, кто летит и соглашается.
Местное почтовое отделение работало на совесть. Пока моя спутница в отделе обслуживания оплачивала дозаправку, к пепелацу подвезли на летающей платформе целый штабель контейнеров. В основном, они были кубической формы, самые большие - продолговатые, свинцово-серые, оконтуренные по периметру каждого бока яркой полосой, сине-бело-синей. На крышке каждого красовалась эмблема: вписанное в эллипс изображение "гераклового" морского узла. Бледнолицый худощавый парень в двухцветной униформе - серый с синим китель и синие с серыми лампасами брюки - дал команду, и платформа парой телескопических захватов принялась переставлять контейнеры на рампу, оставляя между ними лишь узкий проход. С каждого почтовый работник считывал планшетом, таким же, как у Осоки, коды на ярко-жёлтых табличках. По ширине табличка как раз помещалась между торчащими штырями, а высота различалась в зависимости от количества записанных данных. Насколько я мог судить, код был не магазинный штриховой, а нечто вроде аптечного PDF417, с матричной записью и коррекцией ошибок. Осока делала то же самое вслед за почтовиком. Закончив процедуру регистрации, они соприкоснулись штырями планшетов - как по рукам ударили.
-- Здесь и повезём? -- спросил я после того, как рампа заняла горизонтальное положение, закрыв проём.
-- Зачем? Двигаем сюда и туда! -- Осока указала в пустое пространство, непонятным образом появившееся по сторонам рампы. Ах, вон оно что! Стенами раньше служили подвижные створки, а сейчас они сложились вверх, к потолку.
-- Тихо-тихо, -- остановил я спутницу. -- Мужчина здесь я, и тяжести - моя забота.
-- Мне нравятся такие обычаи, -- улыбнулась она. -- Тот и вот эти два не трогай, очень тяжёлые, я их механизмом подвину.
Снизу доносились негромкие звуки: очевидно, заправщики заполняли ёмкости корабля топливом или, скорее, "рабочим телом". Не химические же у них ракетные двигатели, в самом деле! Вот загремели отсоединяемые шланги.
-- Всё, летим отсюда! -- Осока заняла пилотское кресло.
Снаружи человек со светящимися жезлами уже делал знаки: выруливайте. Минуту спустя ангар и астероид со станцией остались далеко позади, и вокруг корабля снова расстилалась чёрная бесконечность космического пространства.
На этот раз после короткого прыжка через гиперпространство Осока с ходу включила двигатели и безо всяких коррекций разгоняла пепелац почти полчаса. Затем протянула руку к более светлой на фоне стены панели слева от себя, повернула переключатель. Загорелись разноцветные индикаторы, в секторах центральной шкалы вспыхнули жёлтые точки. Вращая два верньера - ну, ни дать ни взять рукоятки радиостанции "Север" времён Великой Отечественной - девушка вывела эти точки на середину каждого сектора. Корабль чуть вздрогнул, свет в кабине мигнул и снова загорелся ровно.
-- Всё, -- сказала она. -- Остаётся долго и нудно лететь к следующей цели. Ближе выходить не стала, мало ли кто обнаружит эхо прыжка.
-- А что, есть кто-то, с кем нам лучше не пересекаться?
-- Есть. Потом расскажу. У тебя усталый вид, нужно отдохнуть.