Машошин Александр Валерьевич. Звезда мечты

ЗВЕЗДА МЕЧТЫ

Необычайные похождения студента МАИ в отдалённых мирах

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дом отдыха имени Чехова - пожалуй, один из самых милых уголков Подмосковья. Даже трудно представить, что в какой-то сотне километров от огромного города может существовать такое тихое уединённое место. Здесь нет поблизости ни шоссейных дорог, ни больших посёлков. Кругом расстилаются бескрайние леса, богатые земляникой, малиной и грибами. Невдалеке протекает хрустально-чистая речка, не замерзающая даже зимой из-за множества родников. В ясные ночи небо усеивают мириады звёзд, какие можно увидеть лишь вдали от света городских фонарей. Обычно мы приезжаем сюда всей семьёй, но тем летом, о котором пойдёт речь, вышло так, что я отправился отдыхать в одиночестве.

Моим соседом по номеру оказался молодой - на вид немногим старше меня самого - человек по имени Андрей. Был он высок ростом, худощав и белобрыс. В правильных чертах его лица, взгляде светло-голубых глаз, манере держаться чувствовалась спокойная уверенность в себе и доброжелательность к окружающим. Мне Андрей сразу понравился, и я не ошибся: при более близком знакомстве оказалось, что он человек умный, весёлый и общительный. Мы почти сразу подружились, вместе ходили в лес и на речку, а по вечерам вели долгие беседы на балкончике нашего номера, созерцая звёздное небо. Наверное, не было темы, которой бы мы не коснулись в разговорах - от вещей самых обыденных до экстрасенсов, снежного человека или НЛО. И почти в каждом из этих вопросов Андрей проявлял поразительную эрудированность.

Незадолго до отъезда мы вдвоём, по обыкновению, гуляли в лесу. И у нас зашел разговор на довольно избитую писателями-фантастами тему машины времени. Помнится, я пожалел, что все это только вымысел, и на самом деле побывать в прошлом или будущем нельзя. И тут Андрей несказанно меня удивил, заявив:

-- А вот в этом ты не совсем прав.

-- Ты хочешь сказать, что путешествие во времени возможно? -- спросил я.

-- В чистом виде, конечно, нет, -- сказал Андрей. -- Это нарушило бы закон причинности. Но дело в том, что Вселенная состоит из множества пронизывающих друг друга параллельных измерений. Одни из них по отношению к этому миру как бы прошлое, другие - как бы будущее, а третьи - настоящее, но не совсем такое, как это. Переместившись в одно из таких измерений, ты можешь попасть в прошлое или будущее, очень похожее на твоё собственное.

-- Любопытная гипотеза, -- сказал я.

-- Это вовсе не гипотеза, а научный факт. Могу доказать. Хочешь увидеть будущее? Приглашаю тебя в гости в двадцать третий век!

-- Интересно, -- улыбнулся я, полагая, что он шутит. -- А как мы туда попадём?

-- Вот так! -- Андрей взял меня за руку. В то же мгновение произошла удивительная вещь: окружающее нас пространство вдруг расплылось, смазалось, как бывает с телевизионной картинкой при быстром перемещении камеры. Странный этот эффект длился не более секунды, а затем всё встало на свои места. Точнее, не совсем всё. Тропинки, по которой мы только что шли, не было. Мы стояли по щиколотку в густой несмятой траве. Да и окружающий лес немного изменился, словно какие-то шутники-великаны передвинули деревья с места на место.

-- Где мы?? -- ошарашенно спросил я.

-- На том же самом месте, только в другой ветви пространства. Так что, добро пожаловать ко мне домой, в двадцать третий век!

-- Н...но каким образом ты это сделал?

-- Словами объяснить трудно. Просто нужно это уметь.

-- И у вас здесь все могут так вот...?

-- Нет, к сожалению. Это как экстрасенсорика: у одних проявляется сильно, у других слабее, а у третьих нет вовсе. Мне вот повезло.

-- Понятно, -- кивнул я.

-- Сейчас я вызову такси, -- продолжал Андрей, -- и мы с тобой отправимся на экскурсию по моему времени.

Он извлек из кармана куртки толстую черную пластину сантиметров восемь в ширину и примерно вдвое больше в длину, из-за серебристого "корешка" в верхней части немного похожую на блокнот. От "корешка" он отделил заострённый стержень квадратного сечения, половинки которого тут же раздвинулись на скрытом внутри более тонком штыре, увеличивая длину до размеров среднего карандаша. Андрей написал им прямо на поверхности пластины несколько слов.

-- Что это такое? -- спросил я.

-- Личная информационная система, ЛИС, "ЛИСка", как угодно, -- сказал Андрей, сдвигая "карандаш" и возвращая его на место. -- Синтез вычислителя, электронной записной книжки и средства связи в одном корпусе. Смотри: я сделал запрос и получил ответ.

Он повернул ко мне поверхность "блокнота", на которой светились серебром написанное им слово: "Такси". Ниже горела другая надпись, голубыми печатными буквами: "Диспетчерская: Вызов принят. Машина прибудет в течение 2 минут".

-- Чтобы удобнее было его носить с собой, -- продолжал Андрей, -- часто делают вот так.

С этими словами он быстрым движением согнул пластину ЛИСа в полукольцо и надел на левую руку, как браслет.

Легкая тень пробежала по небу. Я поднял голову и увидел летательный аппарат, бесшумно зависший в воздухе над верхушками деревьев. То, что это транспортное средство, понять было непросто: очертаниями он напоминал скорее овальный полупрозрачный кусок мыла, неизвестно каким чудом парящий в воздухе. А вот жёлтый оттенок корпуса выглядел очень знакомо: точно таким цветом красят в наше время московские такси. Мелодично просигналив два раза, аппарат стал плавно опускаться на поляну рядом с нами. По его бортам прошла горизонтальная линия раздела, и боковые части машины оплыли, как тающий воск, открывая обычное сиденье типа автомобильного "дивана". Одновременно на ветровом стекле загорелся золотистый огонёк, и бесцветный металлический голос произнёс:

-- Машина в вашем распоряжении.

-- Слушай, -- ошалело пробормотал я, -- это как?

-- Что?

-- Да вот это. То была сплошная стенка, а теперь проём?

-- А-а, вот ты о чём. Ничего удивительного. Просто корпус машины состоит из особого вещества, кристаллита. Он под действием электростатического поля может либо расширяться, как растущий кристалл, и принимать какую-то форму, либо сжиматься в минимальный объём. Садись.

Мы уселись в машину, и Андрей чётко скомандовал:

-- Координатор! Ясенево, башня восемнадцать, режим -- курьерcкий! Поехали!

-- Принято к исполнению, -- ответил голос.

Я с интересом наблюдал, как быстро затягивается золотистой массой дверной проём рядом со мной. Как только в бортах исчезли последние признаки отверстий, машина начала всплывать вверх, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Поднявшись метров на сто, она развернулась носом на север и полетела, постепенно набирая скорость и высоту.

-- Как вы называете эти машины? -- спросил я Андрея.

-- Автолеты, -- ответил он.

-- А какой у них принцип? Антигравитация?

-- Если быть более точным - взаимодействие переменного гравитационного поля с полем Земли. На этом принципе у нас основан почти весь транспорт.

Между тем воздушное такси неслось вперед уже на высоте примерно двух тысяч метров со скоростью пассажирского авиалайнера. Под нами проплывали лесные кварталы, возделанные поля, деревеньки и отдельные усадьбы. Отсюда, сверху, они казались совсем такими же, как в моем мире. Но едва я оторвал взгляд от земли и устремил его вдаль, моим изумлённым глазам открылось величественное зрелище. Впереди, на горизонте, вставал огромный мегаполис с устремлёнными в небо башнями зданий. Башни эти нисколько не походили на тяжеловесные, как пальцы чугунного исполина, громады небоскрёбов Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, хотя значительно превосходили их в размерах. Наоборот, в их архитектуре чувствовалась ажурная лёгкость и какая-то необычайно живая красота формы. Башни стояли свободно, как горные пики или мачтовые сосны в бору, и ни одна из них не повторяла другую, отличаясь едва заметными глазу деталями.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что великолепный город впереди - ни что иное, как моя родная Москва, только двадцать третьего века. И лишь когда сквозь череду башен проступил знакомый с детства рисунок центральных улиц, я узнал свой город окончательно.

-- В наше время, -- сказал Андрей, -- мы в основном живём вот в таких небоскрёбах, построенных на месте бывших "спальных районов". А в историческом центре занята от силы половина квартир. Это при том, что плотность застройки тоже снизилась в несколько раз.

-- Отчего так? У нас все, наоборот, стремятся в центр.

-- Понимаешь, в старых домах невозможно организовать все современные удобства. Сейчас приедем, сам всё поймёшь. В сущности, в центре сохранилась либо старинная капитальная застройка, не позднее пятидесятых годов вашего века, либо реконструкции, начиная со второй половины двадцать первого. "Хрущоб" или "панелек" ты здесь уже не увидишь. Только как музеи.

Автолёт замедлил ход и плавно опустился перед одной из башен, невдалеке от площадки, где длинными рядами стояли подобные ему машины, окрашенные во все цвета радуги.

Мы покинули салон и направились к подъезду. И здесь меня поджидал настоящий шок. Навстречу нам из дома вышли, оживлённо болтая, две девушки. Одна из них имела очень приятную внешность, да к тому же была весьма экстравагантно, на мой доисторический вкус, одета, но я едва обратил на неё внимание. Потому что её спутница выглядела ещё более странно. Собственно, она вообще не была человеком. Тело её, насколько позволяло видеть открытое летнее платье, покрывала плюшевая шёрстка кремового цвета, из соломенно-жёлтой причёски торчали вверх треугольные кошачьи уши. Лицо с громадными золотистыми глазами и розовой пуговкой носа тоже больше походило на кошачью мордочку, только губы не были покрыты шёрстью, и по линии рта оставалась голая полоска, подкрашенная яркой помадой. Шёрстке на веках и выше над глазами был придан лёгкий голубовато-серебристый оттенок, подобно тому, как наносят тени наши, человеческие женщины. Заметив, что я на неё смотрю, девушка-кошка улыбнулась, не совсем так, как человек, но это была именно улыбка, сделавшая выражение мордочки хитровато-приветливым.

-- Здрасьте, дядя Андрей, -- почти хором сказали обе девушки, поравнявшись с нами.

-- Привет, привет, -- кивнул мой друг.

-- Э... это что за существо? -- заикаясь, спросил я, когда мы разминулись с подружками.

-- Они называют себя "оруасс". На их планете не было приматов, и нишу разумных заняли древесные хищники.

-- Кошки?

-- Не совсем кошки, но очень сходная видовая группа. По латыни их назвали Driofelis, "древесные коты". А девочку зовут Реа. Она вместе с Наташкой в университете авиации и космонавтики учится. Чрезвычайно общительная юная особа.

Не удержавшись, я оглянулся, чтобы ещё раз посмотреть на удивительную инопланетянку. Она в эту секунду, как нарочно, тоже оглянулась и, увидев, что я смотрю, помахала мне рукой. Я смутился и отвернулся.

Прозрачная стена входа при нашем приближении вдруг исчезла, будто ее и не было вовсе, и вновь возникла уже у нас за спиной. Весь нижний этаж занимал огромный светлый зал, больше похожий на оранжерею или зимний сад из-за обилия тропических растений на земляных грядках вдоль стен и в центре. Часть потолка над садом была прозрачной, и золотистый солнечный свет лился на буйную зелень пальм. В глубине вестибюль пронизывала исполинская колонна с расположенными через равные промежутки серебристыми дверьми. Андрей дотронулся ладонью до тёмного треугольника в центре одной из них. Треугольник засветился зелёным светом, а через несколько секунд дверь беззвучно ушла в сторону, открыв кубическую кабину лифта, облицованную тёмно-серыми панелями. На боковой стене размещался пульт с пятью колонками сенсоров-клавиш по десять в каждой.

Мы вошли в кабину, и Андрей коснулся клавиши с цифрой "46". Дверь мягко закрылась. Мне казалось, что лифт не двигается с места, но два огонька, равномерно скользившие по шкалам с обеих сторон двери, говорили об обратном. Не прошло и десяти секунд, как огонёк высветил число "46", и дверь распахнулась. Площадка этажа, где мы оказались, была окрашена в нежные палевые тона. Стены ее покрывал приятный для глаз орнамент в виде осенних цветов и листьев. На площадку выходило шесть дверей - просто тёмные прямоугольники на фоне более светлых стен. Андрей подошел к самой дальней и коснулся ее рукой, так же, как только что с лифтом. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы дверь растаяла.

-- У вас что, даже замков нет? -- удивился я.

-- Ну, почему же, -- сказал Андрей, -- есть, в некотором роде. Дверь реагирует на биотоки хозяина. Никто, кроме меня, открыть её не сможет. Проходи.

Я переступил порог. В то же мгновение вспыхнул голубоватый свет, и я увидел довольно большую прихожую такого же палевого цвета, что и коридор, но отделанную под дерево. Несколько дверных проемов вели из нее в другие помещения квартиры. Никаких видимых глазу ламп здесь не было, просто потолок светился целиком, как люминесцентная панель. Андрей снял обувь, коснулся пальцами едва заметной линии на стене и поставил ботинки на полку открывшегося шкафа. Я последовал его примеру. Пол в прихожей покрывало что-то вроде ковра, упругого и мягкого, как мох. Ногам на нём было приятно и тепло.

-- Здесь я живу, -- пояснил Андрей, -- точнее, изредка бываю в перерывах между своими путешествиями.

Он провёл меня в комнату, тускло освещённую рассеянным светом, лившимся с одной из стен, сделал что-то около дверного косяка, и стена превратилась в огромное прозрачное окно, за которым открывалась панорама города.

-- Неплохо, -- сказал я, подходя к окну. -- Никаких тебе карнизов, никаких штор.

-- И, кроме того, сейчас прозрачность односторонняя, -- добавил Андрей. -- А можно сделать полную, чтобы тебя было видно снаружи.

Я оглядел комнату. Обстановка ее показалась мне на удивление бедной: невысокий столик наподобие пюпитра на тонкой ножке да длинный мягкий диван у стены. И больше ничего - ни стульев, ни кресел, ни серванта - только зелёные стены, расписанные геометрическим узором. Но тут Андрей, подойдя к пюпитру, проделал на нем какие-то манипуляции, и прямо посреди комнаты из ковра выросли два белых "бутона", напоминавшие во много раз увеличенные цветы тюльпана. От неожиданности я отпрянул назад, к дверям, а "бутоны" плавно раскрылись, и получились кресла. Затем между ними поднялась еще одна конструкция, развернувшаяся в овальный стол с полупрозрачной крышкой.

-- Вот это да! -- восхищённо произнес я, трогая рукой ближайшее кресло.

-- Это так называемая конформная мебель, -- пояснил Андрей. -- Попробуй сесть.

Я опустился в кресло, и оно мягко подалось подо мной, обхватывая спину и поясницу, словно было специально для меня вылеплено.

-- Удобно? -- поинтересовался Андрей.

-- Да, просто необыкновенно! А что, если нужно его передвинуть?

-- Пожалуйста, -- Андрей взял кресло за верх спинки, и оттуда с негромким щелчком выдвинулась дуга, похожая на ручку. Держась за неё, Андрей легко, словно на колесиках, переместил кресло на другую сторону стола.

-- Прямо чудеса, да и только, -- сказал я, разглядывая девственно гладкий ковер на том месте, где только что стояло, а вернее, "росло" кресло.

-- Такой мебели можно запросить сколько душе угодно, -- продолжал Андрей, -- хоть на всех соседей. Координатор, или "домовой", как мы его зовём, позаботится об этом. Всё остальное скрыто в стенах.

Он провёл рукой по одной из стен, и та послушно раскрылась, обнаружив нишу книжного шкафа.

В этот момент я обратил внимание на большую прямоугольную пластину с гладкой темно-серой поверхностью, висевшую на боковой стене. Пластина казалась полированной, но, в отличие от обычной полировки, почти не отражала интерьера комнаты. Свет словно увязал в её тусклой дымчатой глубине, возвращаясь обратно слабым и рассеянным.

-- Что это? -- спросил я Андрея.

-- Стереовидеофон, в просторечии - "стерео". Он у нас заменяет телефон, телевидение и домашний вычислитель.

-- Интересно, сколько у вас телеканалов?

-- Ты удивишься, ни одного. У нас вообще нет вещания как такового. Существуют так называемые новостные каналы, а остальное выкладывается в информатеку, и можно в любое время вызвать хоть фильм, хоть музыку. Там же и архивы новостей. Я тебе потом покажу. А сейчас иди, взгляни вот на это...

Мы прошли в крохотную комнатку, совершенно пустую, если не считать продолговатого металлического ящика метра два длиной, стоящего у боковой стены. Вся наружная поверхность его была покрыта сложной резьбой в виде переплетённых стеблей, листьев и цветов, что придавало ему сходство с египетским саркофагом. Андрей наклонился к "саркофагу" и поднял крышку. Внутри на подушках красного бархата лежала металлическая статуя. Она изображала девушку в сложном костюме, похожем одновременно на рыцарские латы и космический скафандр с иллюстрации художника-футуриста. Волосами изваянию служили тоненькие проволочки из сверкающего белого золота, уложенные в замысловатую причёску в форме шлема. Особенно тщательно было выполнено лицо - серебряная маска с красивыми правильными чертами и закрытыми глазами.

-- Что это? -- спросил я.

-- Скорее, не "что", а "кто", -- поправил Андрей. -- Её зовут Селена. Она андроид.

-- Робот?

-- Да. Сейчас мы её разбудим. Дай руку!

Он дотронулся моей ладонью до серебряной пластины, выступавшей из бархата подушек в изголовье. В то же мгновение дрогнули металлические ресницы, и глаза "статуи" открылись. Они у неё оказались синими, яркими, как два сапфира. Роботесса повернула голову и взглянула на нас.

-- Здравствуй, Андрей, -- сказала она совершенно живым голосом приятного тембра. Губы её тоже двигались в такт речи, как живые: удивительный металл, только что казавшийся твёрдым, на самом деле обладал гибкостью пластика!

-- Здравствуй, Селена, -- ответил Андрей. -- Знакомься, это наш гость, мой друг Саша.

Роботесса плавным движением поднялась со своего ложа. Сочленения её тела поворачивались абсолютно бесшумно, никаких механических звуков.

-- Меня зовут Селена. Я универсальная кибернетическая система, -- сказала она, протягивая мне руку.

Я подал свою с некоторой опаской, подсознательно ожидая пожатия стального манипулятора, но металлическая рука-перчатка Селены только казалась жёсткой. Странный это был материал - вроде бы, металл, но мягкий и тёплый.

-- Саша, -- произнес я.

-- Очень приятно, -- ответила Селена.

-- Ну, как она тебе? -- спросил Андрей, кладя руку на металлическое плечо роботессы. -- Нравится?

-- Потрясающе! -- сказал я, продолжая разглядывать Селену. -- Скажи, а у вас все роботы так экстравагантно выглядят?

-- Нет, конечно, -- засмеялся мой друг. -- Этот вариант придумал я. Люблю, знаешь ли, старинные "космические оперы". А вообще, она может быть какой угодно. Её корпус имитирует любые материалы. Селена, покажи свою исходную конфигурацию.

-- Принято к исполнению.

Вслед за этими словами Селены я увидел, как сочленения её "космических доспехов" начали расплываться, как тает в тигле кусочек олова. Спустя всего несколько секунд латы превратились в подобие тонкого металлического комбинезона, облегающего красивое женское тело. Лицо Селены утратило блеск, порозовело и стало абсолютно неотличимым от человеческой кожи, а причёска внезапно потеряла жёсткость и рассыпалась по спине свободными локонами. И каждый волосок был как тоненькая нить бело-золотистого металла. Роботесса плавным, типично женским движением поправила прядь на виске. Кисти её рук тоже сделались совсем как человеческие, металлом блестели только ногти - нечто вроде оригинального маникюра.

-- Потрогай, -- предложил мне Андрей, задержав Селенину руку. Я во второй раз взял её пальцы в свои. Н-да-а! Рука как рука. Живая. Трудно поверить, что она совсем недавно была металлической перчаткой.

-- Впечатляет? -- улыбнулся Андрей.

-- Да уж!

-- Оставим так?

-- Д...да, пожалуй, -- кивнул я, изо всех сил стараясь не слишком явно пялиться на обтянутую серебристой плёнкой тугую грудь механической девушки, её крутые бёдра и стройные ноги.

-- Ну, что ж, а теперь вперёд, на осмотр достопримечательностей, -- весело сказал Андрей.

Втроём мы вышли из дома и направились к той самой стоянке, где отпустили такси. На специально отведенной площадке, окружённой зелёным газоном, стояло с полдюжины этих жёлтых "мыльниц". В отличие от соседней, где машин было гораздо больше, и они имели разные цвета, к площадке такси не вело ни одной дорожки. Как же туда попасть? Оказалось, в этом нет необходимости. Вдоль тротуара возвышалось несколько столбиков, увенчанных золотистыми шарами величиной с обычный стеклянный плафон. Я и принял их за декоративные фонари. А Андрей дотронулся до шара пальцами, и тут же одно из такси, приподнявшись над землёй, скользнуло к нам. Борт его оплыл, и перед нами открылось сиденье. Но этим дело не закончилось: вслед за бортом начал менять конфигурацию сам корпус машины! Небольшая ниша за сиденьем растянулась назад, и в задней её части прямо на глазах сформировались подушки второго дивана.

-- Не удивляйся, -- сказал Андрей. -- У нас многие машины в той или иной мере способны трансформироваться соответственно задаче. В крупных аппаратах эта технология применяется уже лет сорок, если не пятьдесят. Садись.

Мы с Андреем заняли переднее сиденье, а наша механическая спутница устроилась сзади.

-- Эшелон шестьсот метров, -- скомандовал Андрей и, повернувшись ко мне, спросил: -- Высоты не боишься?

-- Не замечал за собой такого, -- ответил я.

-- Хорошо. Тогда, чтобы лучше видеть, мы кое-что настроим. Прозрачность!

В следующее мгновение крыша, борта и днище нашего такси превратились в одно гигантское круговое окно. Прозрачными стали даже подушки сидений. Если не приглядываться, можно было вообразить, что мы просто висим в воздухе без всякой опоры. Ощущение было потрясающее. От неожиданности я схватился за подушку под собой, чтобы убедиться, что она никуда не исчезла.

-- Нас так кто-нибудь не протаранит? -- обеспокоенно спросил я.

-- Нет, не беспокойся, -- сказал Андрей. -- Прозрачность односторонняя, как в окне. Снаружи машина выглядит по-прежнему матовой.

Автолёт плыл всё дальше над городской окраиной мимо площадок для летательных аппаратов, спортивных комплексов, небольших прудов с золотистыми пляжами. Чуть ниже нас пролетали другие автолёты, небольшие открытые конструкции, которые я назвал про себя воздушными мотоциклами, и просто люди с крыльями, как у летучих мышей. Крылья были относительно невелики, и я удивился, как же они удерживают в воздухе вес человеческого тела. Хотел спросить об этом Андрея, но сообразил сам: очевидно, в плоских ранцах за спинами летунов прятались антигравитационные устройства, которые брали на себя часть нагрузки.

-- Отличный спортивный снаряд, -- заметил Андрей, кивая на крылатые фигурки. -- Крылья у нас так же популярны, как велосипед.

Вдруг браслет моего друга издал прерывистый мелодичный писк. Андрей посмотрел на ЛИС, где высветились несколько строк текста.

-- Вот шайтан! -- выругался он. -- Высунуться нельзя. Сразу за шкирман и на работу. Сань, -- повернулся он ко мне, -- у меня в институте аврал. Придётся мне тебя покинуть на время. Срочная посадка!

Я успел увидеть, как по периметру автолёта замерцали яркие жёлтые огни, а потом прозрачность корпуса исчезла, и автолёт резко пошёл к земле.

-- Не возражаешь, если я оставлю тебя с Селеной? -- продолжал Андрей. -- Погуляешь пока с ней, она всё тебе объяснит, если что непонятно. А я управлюсь и сразу вас найду.

-- Хорошо, -- кивнул я.

Андрей вынул из кармана куртки другое устройство, точно такое же на вид, как его ЛИС, и обернул вокруг моего правого запястья. Прибор был лёгким и слегка тёплым на ощупь. Верхняя и боковые его стороны представляли собой матовую твёрдую поверхность, а нижняя была шероховатой и мягкой, как замша.

-- На всякий случай, -- пояснил Андрей. -- Это Селенин дистанционный блок, проще говоря, "дист". Он непосредственно связан с её мозгом. Селена, с этого момента будешь заботиться о Саше и защищать его, как своего владельца.

-- Принято к исполнению, -- сказала роботесса, и в ту же секунду из прибора по моему запястью пробежала волна ласкового тепла, будто живое прикосновение.

Рядом с нами приземлилось ещё одно аэротакси, пустое. Андрей хлопнул по борту, открывая проём, и выскочил из машины, чтобы пересесть в другую.

-- Не скучай! -- помахал он рукой. Такси стремительно рванулось вверх, распугивая жёлтыми мигалками другие машины.

Мы с Селеной остались вдвоём. Я посмотрел на роботессу. Её словно облитая металлом великолепная фигура неудержимо притягивала взгляд.

-- У тебя участился пульс, -- сказала вдруг она. -- Тебя смущает мой вид?

-- Э...э, немного, -- краснея, признался я.

-- Я могу его изменить.

-- Только не надо опять тех доспехов. Пожалуйста.

-- Могу имитировать обычную одежду, -- предложила она.

-- Давай, покажи.

Металлическая плёнка "комбинезона" пошла бликами, верхняя часть приобрела голубоватый оттенок, блеск её стал тусклым, нижняя половина быстро темнела, пока не стала абсолютно чёрной и матовой. Сквозь неё, как сквозь воду, проступили контуры воротника, застёжек, пояса, манжет, края штанин отделились от щиколоток и повисли свободно, образовались другие складки во всех местах, где это положено на реальной одежде. Несколько лет спустя, увидев примерно то же самое во втором "Терминаторе", я только головой покачал: разработчикам спецэффектов кто-то явно описывал данный процесс, но сами они его не наблюдали, поэтому нарисовали не совсем правильно. А тогда Селена, закончив "переодевание", задала вопрос:

-- Такой вид более комфортен для твоего восприятия?

-- Да, намного, -- кивнул я и мысленно перевёл дух. Трудно, всё-таки, общаться с женщиной, когда её прелести так бросаются в глаза. Даже если умом понимаешь, что это всего лишь машина, имеющая женское обличье.

-- Может быть, я уведу отсюда такси? -- спросила Селена. -- По правилам здесь посадка запрещена.

-- Да, да, конечно!

Селена не пошевелила даже пальцем и не сказала ни слова, а наше такси поднялось в воздух. Видимо, она напрямую соединилась с управляющим компьютером.

-- Мы можем пролететь над городом? -- спросил я.

-- Да. Как ты хочешь это сделать? По трассам или в свободном режиме?

-- А что такое трассы?

-- Выделенные для движения воздушные коридоры. На них можно развивать высокую скорость.

-- Скорость нам сейчас ни к чему, -- сказал я. -- Я хочу получше рассмотреть город. Так что, давай помедленнее и пониже.

-- Принято к исполнению.

-- И... можно сделать прозрачной только носовую часть? -- я обвёл рукой пространство впереди себя.

-- Да.

Так было намного лучше. Я, признаться, чувствовал себя весьма неуютно, когда сидел на почти прозрачном диване над бездонной пропастью. Всё-таки, вид твёрдых стен по бокам и пола под собой действует успокаивающе. Это напоминало полёт на вертолёте. Только там раздражает шум и грохот машины плюс постоянная нудная вибрация, а этот аппарат движется плавно, в почти полной тишине, слышно лишь слабое жужжащее шипение.

Автолёт миновал последние башни и оказался над кварталами старой застройки. Я не очень знаю южную часть города, но всё равно понял, что от прежних кварталов остались, в основном, образующие, то есть, те дома, которые выходят на основные улицы. Всё остальное пространство было расчищено от зданий и превращено в мини-парки. Сами улицы тоже имели несколько непривычное устройство. Фактически, каждую из них следовало именовать бульваром. Проезжая часть делилась надвое газоном, засаженным, в зависимости от ширины, кустарниками или деревьями. И была довольно узкой: только-только проехать современному автобусу. Автобусы, впрочем, здесь не ездили, как и другие наземные машины. Вся проезжая часть безраздельно принадлежала немногочисленным велосипедистам, ещё более редким роликовым конькобежцам и другим ездокам на собственной мускульной силе. А городской транспорт двигался непосредственно над газонами, отделяющими проезжие части от тротуаров. Оригинально! А почему бы нет, раз машинам не нужен механический контакт с поверхностью? Бежево-оранжевые полупрозрачные в верхней части параллелепипеды скользили прямо поверх травы вдоль живых изгородей из кустарника, останавливаясь у специальных площадок и как бы "приседали" для удобства входа-выхода. Скорее всего, подумал я, эти подобия автобусов выгодны на коротких расстояниях, когда лететь нецелесообразно: время, затраченное на взлёт-посадку, будет дольше самой поездки. Да и энергии на полёт тратится, наверное, больше. А вот эти непрозрачные "бруски" с надписями и рисунками по бортам - очевидно, аналог наших развозных грузовичков. Их на улицах было совсем мало: то ли здесь доминировали другие способы доставки (какие-нибудь пневмотрубы, о которых так любят писать фантасты), то ли время грузов приходило ночью, когда нет пассажирского движения. Вернее всего, справедливо было и то, и другое.

-- Как называются эти наземные аппараты? -- спросил я у Селены.

-- Пассажирские мы называем "гравбус", а для грузовых сохранилось традиционное слово "грузовик".

-- А те грузовики, которые летают? -- я кивнул вверх.

-- Это грузолёты.

-- Значит, на земле грузовики и гравбусы, а в небе грузолёты и...

-- Аэробусы. Тоже очень старое слово.

-- Да, у нас это особый класс самолётов. А наземных легковых машин у вас, конечно, нет?

-- Только антикварные автомобили догравной эпохи. На них ездят любители такой техники, но только вне городов, по автострадам.

-- Скажи, пожалуйста, а почему вон тот гравбус другого цвета? И этот...

-- Традиция. Когда вместо автобусов и троллейбусов появились электробусы, по старым троллейбусным маршрутам пустили машины вот такого синего цвета, оставив им прежнюю нумерацию. Эти "синие" маршруты сохраняются до сих пор.

-- Ясно. Давай пройдёмся пешком? -- попросил я.

-- Может быть, лучше долетим до центра города? -- выдвинула встречное предложение Селена. -- Здесь нет ничего интересного. Обычные жилые районы.

-- Я и хочу посмотреть на жилые районы. Центр, я думаю, изменился мало. Или я не прав?

-- Прав, -- подтвердила Селена. -- Извини. Я не учла, что ты не обычный турист и прекрасно знаешь все московские древности. Иду на посадку.

-- Подожди. У меня идея. Летим на Ленинский проспект. Я неплохо знаю... то есть, знал эти кварталы в своё время. Интереснее будет сравнивать.

-- Принято к исполнению.

Автолёт прибавил скорость, пересёк Профсоюзную, а ещё через три минуты начал снижаться над Ленинским проспектом. Я уже обратил внимание, что воздушные машины в этой части города почти не спускаются на землю, а садятся, в основном, на размеченные площадки на крышах домов, но Селена воспользовалась другим способом. Она припарковала автолёт на только что освободившейся гравбусной остановке. То есть, подвесила его в десятке сантиметров от газона на краю асфальтовой площадки. Едва мы покинули салон, как такси всплыло вверх и стремительно унеслось прочь.

Ленинский было не узнать. От проспекта остались лишь боковые проезды, между которыми длинной лентой протянулся настоящий сад - несколько рядов яблонь, кусты вишни, боярышник. Народу тут было, как у нас в центре города вечером. Кто гулял по тротуарам и тропинкам сада, кто сидел на скамейках или просто на траве. С визгом носились под деревьями ребятишки. Я с любопытством разглядывал жителей этого мира. Ещё в Ясенево, возле дома Андрея, у меня возникло чувство, что здесь напрочь отсутствует такое понятие, как мода. Народ одевался кто во что горазд. Можно было увидеть фасоны и стили, напоминающие наши сороковые, пятидесятые, семидесятые или современные мне восьмидесятые годы. Некоторые женские наряды в моё время назвали бы весьма и весьма рискованными, настолько облегающими и подчёркивающими они были. Но здесь это никого не шокировало - видно, нравы этого века отличались большей либеральностью. В одежде часто встречались русские фольклорные мотивы - у мужчин даже больше, чем у женщин, в виде вышитых просторных рубашек. А вот эти длинные облегающие женские платья с глухим воротничком-стойкой и разрезом сбоку, наверняка, китайского происхождения. А такие короткие кофточки индийские женщины надевали под сари... Не смог я определить только, к какой эпохе или стране относятся длинные юбки-трубы, украшенные оборкой у низа. Ткани, из которых делалась вся эта одежда, выглядели как обычное "хэбэ", трикотаж или шёлк, но вряд ли ими являлись, потому что многие вещи не имели постоянной расцветки: цвета и рисунки переливались, текли, поминутно меняясь. Не удивлюсь, если костюмы здесь просто отливали целиком, иначе как можно сделать рубашки и платья, на которых отсутствовали какие бы то ни было швы? Некоторые люди - как мужчины, так и женщины - носили плотные и довольно толстые на вид комбинезоны самых разнообразных расцветок, но почти одинакового покроя: широкий воротник-стойка, переходящий на плечах в сложенный капюшон, массивные манжеты. Кто-то сочетал их с высокими ботинками, у других подошвы являлись частью самого костюма.

-- Как им только не жарко в таких комбинезонах? -- удивился я.

-- Это не просто комбинезоны, а климатические костюмы, -- объяснила Селена. -- Они поддерживают внутри наиболее комфортные для человека условия. Капюшон при необходимости можно поднять на голову или закрыть герметично, как скафандровый шлем. В манжетах скрыты плёночные перчатки.

-- А дышать как?

-- Кислород поступает сквозь материал. Эффект Робба, может быть, знаешь? Это середина двадцатого века.

-- А-а, дышащая плёнка! -- вспомнил я. -- Знаю, знаю. Ну, а если в среде кислорода недостаточно? Или вакуум?

-- В вакууме плёнка самогерметизируется, и у владельца костюма остаётся девять минут автономности. Затем нужно пристыковать воздушный шланг или ранец жизнеобеспечения. На космических кораблях, где есть опасность оказаться в безвоздушном пространстве, ранцы и распределители воздуха имеются в каждом помещении.

-- И можно выходить прямо в открытый космос?

-- Да, но только там, где нет интенсивных жёстких излучений. Скажем, излучение спокойного Солнца безопасно на расстоянии от ста миллионов километров.

Пройдя вдоль нескольких гигантских домов Ленинского - с виду они ничуть не изменились за эти двести лет - я увлёк Селену под арку, во дворы. В этом мире в них не осталось никаких построек: всё пространство, кроме асфальтированных дорожек у дома, стало парком. В глубине, за деревьями, просвечивали яркие ажурные конструкции -- должно быть, детская площадка.

-- Красота! -- сказал я, вдохнув полной грудью. -- Воздух, как в деревне! А на улицах у вас людно. И не скажешь, что снизилась плотность населения.

-- У людей много свободного времени. Большинство населения работает не каждый день, а два или три раза в неделю, только, чтобы поддержать приемлемый социальный статус.

-- Социальный статус? -- переспросил я.

-- Так называется категория, присваиваемая гражданину в зависимости от сложности, ответственности и опасности выполняемой им работы. Соцстатус определяет, какими материальными благами и как часто может пользоваться гражданин.

-- То есть, человеку в соответствии с этим соцстатусом как бы постоянно начисляется электронная зарплата, а при покупке чего-либо списывается определённая сумма, так?

-- В общем, да. Но соцстатус состоит из нескольких различных лимитов. На продовольствие, транспорт, одежду, бытовую технику и так далее. Поэтому, приобретая что-либо на весь имеющийся лимит, человек не лишается нормального питания, передвижения и одежды.

-- Разумно, -- сказал я. -- Но не всегда удобно. Допустим, я хочу сделать своей девушке дорогой подарок и ради этого отказываю себе во всём, даже в еде...

-- В еде отказывать нельзя, -- не дала мне закончить Селена. -- Это пагубно отражается на здоровье. А в деликатесах и во всём остальном - пожалуйста. Лимиты в случае необходимости могут перераспределяться по определённым правилам. В первую очередь заимствование идёт из лимитов на предметы роскоши, и только при их отсутствии - из вещевого и транспортного. Остальное время эти лимиты блокированы, как и продовольственный. Их можно расширять, но не урезать.

-- Тогда другое дело. И кто же имеет самый высокий соцстатус?

-- Перечисляю. Герои Евразии, учёные, конструкторы, изобретатели, преподаватели, врачи, командиры крупных исследовательских и спасательных космических кораблей и баз.

-- А ответственные работники?

-- Руководители, отличившиеся на своём посту, получают государственные награды, это повышает их статус на определённую величину, и это предел. Те, у кого награды отсутствуют, сохраняют тот соцстатус, который имели по последнему месту работы на производстве или службы.

-- То есть, чтобы повысить благосостояние, нужно работать, а не сидеть в министерстве?

-- Работать или служить в милиции, спасательных структурах, Космофлоте. На научной работе подняться сложнее. Рядовые научные работники люди обеспеченные, не более.

-- Неплохо! -- одобрил я. -- При такой организации никто не будет стремиться в бюрократы или просиживать штаны в НИИ, переливая из пустого в порожнее.

-- Совершенно верно. Создание системы соцстатуса взамен денежной и ставило целью стимулирование трудовой карьеры, а не бюрократической.

-- И воплощение принципа "кто не работает, тот не ест".

-- Нет. Это было бы антигуманно. Согласно нашему основному правилу, ни один человек не должен голодать или оставаться без крыши над головой. У нас достаточно ресурсов, чтобы минимально обеспечить каждого.

-- Вот как? Хорошо, вот я, например, полный ноль, нигде не работаю и не учусь. На что я мог бы здесь рассчитывать?

-- Нелимитированные продукты шести наименований. Хозяйственные комбинезоны и обувь - спецовка, как сказали бы у вас. Однокомнатный блок в доме гостиничного типа. Передвижение на гравбусах, трамваях, метро и пригородных поездах.

-- У нас многие сочли бы это вполне приемлемым уровнем жизни, -- заметил я.

-- У нас таких тоже хватает. Согласно статистике, примерно тридцать один процент населения предпочитает паразитический образ жизни. Ещё около сорока работают посменниками, и только двадцать два процента - постоянно.

-- Итого девяносто три, -- просуммировал я. -- А остальные, дай догадаюсь... Творческие личности?

-- Если быть точным, та их часть, что обладает достаточной популярностью для получения хотя бы соцстатуса "единица". Среди деклассированных примерно половина также считают себя людьми творческих профессий.

-- "Свободные художники" и "непризнанные гении", -- усмехнулся я. -- Знакомо.

-- К сожалению, доля бездельников растёт, -- сказала Селена. -- На один процент за последние тридцать лет.

-- Ещё бы! Если кормить каждого тунеядца, -- проворчал я.

Пройдя последний отрезок пути по улице Крупской, мы очутились на проспекте Вернадского, преобразованном примерно так же, как Ленинский. Правда, здесь на противоположной стороне не было домов, а на месте бывших заводов начинался густой лес, хорошо видимый сквозь яблоневый сад улицы. Над перекрёстком была перекинута конструкция в виде пары лёгких рельс на дугообразных перекладинах, опирающаяся на ажурные фермы-арки. Она начиналась где-то на той стороне, пересекала проспект и плавно снижалась над гравбусной трассой улицы Крупской. И по этим рельсам двигался гравбус. Он катился на небольших колёсах, закреплённых на уровне крыши. Горизонтальный участок сменился наклонным, и задняя пара колёс выдвинулась вверх на длинных стойках, сохраняя горизонтальное положение кузова. У земли рельсы закончились, колёсики соскочили, но в действие вступила гравитационная подушка, так что машина даже не вздрогнула. На переднем торце гравбуса я увидел цифры 01 и конечный пункт: "Севастопольский проспект". Значит, единичка тут ходит так же, как и у нас. А ноль в начале ставят, видимо, для того, чтобы не путать с "синими" маршрутами. Ба, а вон и родной тридцать четвёртый! Едет-летит над землёй по Вернадского.

-- Прокатимся? -- предложил я.

-- Пожалуйста, -- ответила Селена.

Панели дверных проёмов уже начала затягивать прозрачная масса, но передняя дверь вдруг снова очистилась, позволив нам войти. Нас почувствовала автоматика? Или это Селена вмешалась в управление? Я вопросительно посмотрел на роботессу:

-- Это ты его придержала?

-- Я, -- не стала отрицать она.

Гравбус был немного меньше современного троллейбуса - в основном, по высоте, но не за счёт салона: пол его имел толщину не больше десяти сантиметров. Самым широким был средний дверной проём, передний и задний -- поуже примерно на четверть. И снаружи, и внутри машина выглядела абсолютно симметрично. Передняя часть не отличалась от задней, а левая от правой. Нет, одно отличие было: прозрачные панели напротив дверей перекрывались ярко-синими трубчатыми поручнями в виде параллелограммов. Но такие же трубки, только сложенные в вертикальном положении, находились и по бокам дверных проёмов. Может, противоположные панели тоже дверные и работают при обратном движении, чтобы не нужно было разворачиваться на конечной? Сиденья в салоне располагались так же, как в наших вагонах метро - боком, у стен между дверьми, по четыре в каждом промежутке, плюс одиночные в углах. Но в метро на торцах вагонов находятся двери, а тут их место занимали мягкие табуреты. Почти половина сидений пустовала. Вошедшие пассажиры не спешили садиться. К чему это, если ехать одну-две остановки? Я занял одиночное сиденье в переднем левом углу, а Селена осталась стоять.

-- Садись, -- сказал я.

-- У нас это не принято, -- отозвалась роботесса.

-- Да ерунда, смотри, сколько свободных мест!

-- Всё равно.

-- Ну, пожалуйста, -- я взял её за локоть и потянул вниз. -- Или я тоже встану.

Селена повиновалась, опустившись на центральный табурет напротив меня.

-- Ты напрасно беспокоишься, -- сказала она. -- Для меня не имеет значения, в каком положении находиться.

-- Зато для меня имеет! Я не могу разговаривать, когда я сижу, а женщина стоит.

-- Но я не настоящая женщина.

-- А вот это не имеет значения для меня, -- улыбнулся я.

Селена несколько секунд молча смотрела на меня своими ясными синими глазами, потом сказала:

-- Я поняла.

"Синий троллейбус" плыл по улице. Ни одна машина моего времени не могла сравниться с ним по плавности движения. Торможения и разгоны выглядели энергичными, но ускорения никак не ощущались. Компенсаторы? На остановках входили и выходили пассажиры. Публика сменялась очень быстро: никто, кроме нас с Селеной, не проезжал больше трёх-четырёх остановок. До моих ушей долетали обрывки разговоров. Невольно прислушиваясь, я подметил, что здешнее произношение несколько отличается от нашего. Это было почти неуловимо, трудно даже сказать, в чём именно заключалась разница. Пожалуй, чуть чётче безударные "о" и "е", звонкие согласные на конце слов едва заметно отличаются от глухих, да яснее слышно "й" после "и" или "ы" (у нас оно почти глотается, а здесь - нет). Точно такие же особенности я заметил в речи Селены, но тогда отнёс это на счёт искусственности - Андрей-то говорил обыкновенно. Вдобавок, в языке появилось множество новых слов, подчас, звучащих знакомо, но означающих нечто мне непонятное. Случалось, из восприятия выпадали целые фразы вроде: "дыробой на пробросе свистнул так, что в зоне подхода размазало дромадер". Я не мог бы даже сказать, из какой это области.

А за окнами гравбуса проплывал город-сад. От Университетской площади до поворота на Мосфильмовскую мы ехали, как в лесу. В центре Мосфильмовской тоже появился газон, но сама улица сохранила почти привычный мне вид. Правда, на месте здания венгерского посольства стояло совсем другое, ни капли на него не похожее, да и дипломатические городки в глубине составляли стеклянные корпуса определённо недавней постройки. А за административным зданием Мосфильма возвышался на двадцатиметровую высоту покатый гранёный купол. Знакома была и река с гранитными набережными, стенами и куполами Новодевичьего. Заводы и громада ТЭЦ, как я и ожидал, исчезли, и на их месте буйно разрослась зелень скверов. Вот и вокзал. Конечная остановка оказалась обыкновенным тупиком, с обеих сторон которого имелись асфальтовые площадки. Мы вышли на правую. Двери гравбуса, выпустив народ, заросли прозрачной массой, и тут же внутри салона поперёк них опустились синие поручни, а с противоположной стороны, наоборот, сложились вверх. Теперь дверьми стали дальние панели, и через открывшиеся проёмы в салон стали входить новые пассажиры.

-- Нам сюда, -- сказал я, указывая направление.

-- Это твой район? -- спросила Селена.

-- Догадливая, -- улыбнулся я.

Первое, что бросилось мне в глаза - старый трёхэтажный дом на углу, который на моей памяти снесли году так в семьдесят третьем. А здесь вот он, целёхонек. Ну да, правильно, это же не моё собственное будущее, а параллельный мир. Здесь этот дом могли и не снести. Или построить заново для восстановления исторического облика. Ого, а этих двух домиков я вообще не помню. У нас на этом месте возвели длинный дом-гармошку. Здесь к памятникам архитектуры относятся бережнее. А вот и мой дом. Хорошо, что он "образующий".

-- Селена, у вас есть какая-то база данных по адресам? -- спросил я.

-- Да.

-- Можешь подключиться и узнать, кто живёт вот в этом подъезде, квартира... -- я назвал номер.

-- Соединяюсь. Извини, в этом подъезде такой квартиры нет.

-- Как нет? -- растерялся я.

-- Секунду, я уточню... Дом перепланирован в конце двадцать первого века. Квартиры объединены попарно. Теперь на этом месте квартира номер шестнадцать. Она свободна. Хочешь, зайдём, посмотрим?

-- А можно?

-- Законом не запрещено.

Суперлифт наподобие того, что был в доме у Андрея, за пять секунд поднял нас на предпоследний этаж. Площадка у лифта стала совсем маленькой: квартирные двери теперь располагались там, где в моём мире начинались боковые "предбанники" на две квартиры каждый.

-- Замок открыт, входи, -- сказала Селена.

Я толкнул дверь с номером 16 и перешагнул порог. Неплохо! Вот бы куда вселиться! Вместо предбанника и нашей прихожей - огромный холл, в него выходят двери двух наших комнат и одной соседской. Один коридор ведёт в нашу кухню, другой - ещё к трём комнатам, одна из которых переделана из соседской кухни. Без мебели комнаты казались больше, просторнее. Не удержавшись, я подошёл к окну и оглядел двор с привычного ракурса. Без двух кирпичных коробок кооперативов он выглядел гораздо лучше. Из окна теперь открывался превосходный вид на величественное здание вокзала, бульвар и чудом уцелевшую в зелёном море деревьев школу.

-- Вот это хоромы! -- восхищённо произнёс я, оборачиваясь к Селене. -- Может, и у нас когда-нибудь так будет. Но я-то уж точно не доживу. Ладно, идём. Чего зря расстраиваться!

-- Предложение, -- сказала Селена. -- Я получила информацию, что на Землю прилетает Да?ора Метта?рс, певица с планеты А?ула, -- название планеты роботесса произнесла, сильно редуцируя "у", почти как "Авла". -- Она школьная подруга Андрея. Может быть, тебе будет интересно с ней познакомиться?

-- Ещё бы!!

-- Тогда летим в космопорт. Мы успеваем её встретить.

Лифт сомкнул двери, а через секунду снова открыл их на крыше. Рядом с кирпичной надстройкой выхода на обозначенную белой линией и буквой "А" площадку уже спускалось воздушное такси. На этот раз нам не потребовалось ждать, пока оно сформирует заднее сиденье: Селена села рядом со мной на переднем. Хорошо, хоть для такси у них нет предрассудков вроде "роботы не садятся рядом с людьми".

-- Эта школьная подруга, она похожа на человека? -- поинтересовался я.

-- Она человек, -- ответила Селена. -- Но принадлежит к другому виду.

-- Близкому нам?

-- Самому близкому из известных. С точки зрения биологической науки это, скорее, подвид, раса. Хотя происхождение у них независимое.

-- Конвергенция? -- припомнил я термин, обозначающий сходство разных по происхождению, но занимающих одинаковые экологические ниши видов.

-- Правильнее называть это просто совпадением. Причина, видимо, в том, что наши материнские планеты поразительно похожи. Размеры, масса, суточный и годичный интервалы - всё почти одинаково. Пример: поправка на разницу суток вносится раз в четыре-пять лет и составляет всего три секунды.

Автолёт, тем временем, набрал высоту и скорость и двигался теперь в потоке других машин в северо-западном направлении. Впрочем, потоком это можно было назвать весьма условно. Интервал и дистанция между машинами составляли метров по пятьдесят, а по высоте и того больше. Для столь высоких скоростей это, конечно, было ничтожно мало, но из-за высоты скорость почти не чувствовалась, и глаз воспринимал эту воздушную трассу как не слишком оживлённую улицу. Вместо полос здесь были высотные эшелоны: чем выше, тем быстрее, а идущие на одной высоте машины друг друга не опережали. Эшелон, на котором находились мы, служил, очевидно, основным для движения, потому что выше нас никого не было, а машины снизу либо набирали скорость, стремясь занять свободное место на нашей высоте, либо выпадали из нашего потока, тормозя.

-- Какая у нас скорость? -- поинтересовался я у Селены.

-- Двести метров в секунду. Семьсот двадцать километров в час, -- ответила роботесса. И, предвидя дальнейшие вопросы, пояснила: -- Быстрее обычные автолёты двигаться не могут. На околозвуковых скоростях требуется более совершенная аэродинамическая форма.

Космодром располагался на традиционном месте - в Шереметьево. Вот где было оживлённое движение! От воздушной трассы отделялась сразу половина потока и устремлялась к гигантскому полю, окружённому с трёх сторон длинными зданиями космодромных построек. Юго-западный угол поля занимала высокая, в половину Останкинской, башня, на тонкую ножку которой была насажена плоская чечевица верхней площадки. Рядом находились два прямоугольных корпуса. К ним и направлялось наше такси. Но где же звездолёты? На поле были разбросаны только странные металлические здания в виде дисков, пирамид, конусов. Внезапно я увидел, как на космодром, постепенно гася скорость, опускается ещё один металлический конус. Да это и есть звездолёт! Значит, другие геометрические фигуры из тёмного металла - тоже корабли? Я ещё успел увидеть, как основание конуса коснулось покрытия, а затем здание порта скрыло от нас лётное поле.

Суета космопорта мало чем отличалась от вокзальной. Видно, такие места во все времена выглядят одинаково. Все куда-то спешили, постоянно перемещались по залам, следили за информацией, появляющейся на гигантских табло. Странно, что эта человеческая масса почти не производила шума. Нет, люди разговаривали, как обычно, но уже в трёх шагах звуки необъяснимым образом гасли. В то же время, холодный женский голос, информирующий об отправлениях и прибытиях, чётко слышался в любой точке зала. Большинство людей носили уже знакомые мне климатические костюмы, но более строгих расцветок, видимо, форменные. У многих на левой стороне груди имелись какие-то эмблемы. Я поинтересовался у Селены, что они значат. Роботесса объяснила. Круглый золотой венок и соединённые в пожатии руки внутри него являлись гербом Евразийской Конфедерации, куда в этом мире входила и наша страна. Чёрный круг и в нём комета на фоне созвездия Большой Медведицы обозначали Космофлот Евразии. Изображение лежащего на полураскрытых ладонях земного шара принадлежало аварийно-спасательной службе Земли. Экологическая служба носила символ в виде зелёного листа с каплей воды на нём. А символы медицинской службы - наш красный крест с чашей Гиппократа и американскую "снежинку" с жезлом - я узнал и без подсказки. Так же, как меч и весы Интерпола. Каждая служба имела свои "фирменные" цвета комбинезонов: тёмно-синий с белым и серебристый у флота, белый у медиков и экологов, голубовато-серый и оранжевый спасателей. Милиция носила тёмно-серые комбинезоны с синими и красными полосками и герб в качестве эмблемы. Головы милиционеров охватывали широкие пухлые обручи, по бокам которых располагались надписи "милиция", а из нижней части выглядывали изогнутые трубочки, направленные в уши. У одного я увидел на глазах полупрозрачный щиток - должно быть, такие имелись у всех, но могли убираться внутрь обруча. После слов Селены об "известных человеческих видах" я ожидал встретить в порту множество представителей иных гуманоидных цивилизаций, примерно, как описывал Кир Булычёв в "Сто лет тому вперёд". Но пока я видел одних только землян. Хотя, нет, вот этот человек со свинцово-серой кожей, одетый в длинную клетчатую рубашку и такие же брюки, не может быть с Земли. Интересно, к этой ли расе принадлежит школьная подруга Андрея?

-- Нет, -- ответила Селена, когда я задал ей вопрос. -- Это человек с планеты Тмотл-Аргал.

У дальней стены зала прибытий располагался ряд порталов, куда выходили откуда-то снизу широкие ленты эскалаторов. Возле нескольких из них кучковались встречающие. Мы подошли к одной. Если интуиция меня не подводила, значительную часть этой группы составляли поклонники Даоры Меттарс: томление на лицах, букеты цветов... И тут я увидел Её. И остолбенел. Она была красива. Очень. Густые длинные волосы тёмно-рыжего цвета, миндалевидные золотисто-карие глаза под почти прямыми, раскинутыми вверх, словно крылья чайки, бровями, небольшой тонкий нос, правильной формы губы. Но не это заставило моё сердце бешено затрепетать. Загорелая кожа этой женщины имела не коричневый, а багряный оттенок!

-- Эпсилон Тукана? -- изумлённо прошептал я. Планета, о которой я грезил с того момента, как впервые прочёл у Ефремова, существовала на самом деле!

Даора, между тем, уже миновала толпу встречающих. Поклонники вели себя на удивление деликатно. У нас для того, чтобы оградить певицу от фанатов, потребовался бы ОМОН, а здесь... Все терпеливо ждали, пока она подойдёт, приветствовали кивком головы, вручали свои букеты, а потом так же быстро отступали назад.

-- Оамиа, Даора, -- произнесла Селена, шагнув навстречу певице.

-- Оффо! -- ахнула та. -- Селеночка! Давненько я не видела тебя в исходной конфигурации. Ты меня ждёшь?

-- Да.

-- А где Андрей?

-- У него опять работа. Позволь представить: это Саша, друг Андрея из параллельности.

Даора взглянула на меня. На миг в глазах её отразилось непонятное удивление, потом она улыбнулась:

-- Очень рада. А меня друзья-земляне зовут просто Дашей. Селена, ты не возьмёшь хотя бы часть цветов? Я из-за них не вижу, куда иду. Спасибо. И, будь добра, вызови такси.

-- Машина ждёт.

Такси взмыло в воздух, унося нас из космопорта.

-- Ты смотришь на меня такими глазами, словно встретил привидение, -- с улыбкой заметила Даора.

-- Извините, -- смутился я. -- Дело в том... У нас, в моём мире, был один писатель-фантаст...

-- Догадываюсь, о ком ты. Иван Антонович Ефремов, верно?

-- Да. Неужели он бывал здесь?

-- Не просто "здесь", а и на моей планете тоже. И даже был влюблён в танцовщицу Тоги?ру Суа?ну.

-- А я-то считал, что его мир выдуман от начала и до конца!

-- Не совсем. Многие вещи изображены вполне достоверно. Селена, покажи нам, пожалуйста, панораму Зинхалильского залива перед Центром Дальней Связи.

Передняя полусфера кабины потеряла прозрачность, а затем вдруг распахнулась прекрасным пейзажем, который я много раз пытался вообразить себе по описаниям автора.

"...Волны лизали массивное подножие исполинской статуи, стоявшей недалеко от берега в гордом одиночестве. Женщина, изваянная из темно-красного камня, запрокинула голову и, словно в экстазе, тянулась простертыми руками к пламенной глубине неба. Она вполне могла бы быть дочерью Земли - полное сходство с нашими людьми потрясало не меньше, чем поразительная красота изваяния. В её теле, точно исполнившаяся мечта скульпторов Земли, сочеталась могучая сила и одухотворённость каждой линии лица и тела. Полированный красный камень статуи источал из себя пламя неведомой и оттого таинственной и влекущей жизни..."

Да, лучше и не скажешь! А против статуи, вдоль берега, располагалась длинная каменная площадка, по сторонам которой возвышались резные башенки из белого металла, увенчанные полупрозрачными перламутровыми шарами, заплетёнными в ажурную сетку. Светильники? Две другие башенки стояли по бокам широкой лестницы из того же розовато-белого камня, поднимающейся по склону вверх, к нескольким зданиям, белоснежные стены которых сочетались с голубыми чуть выступающими колоннами. Декоративные решётки в верхних сужающихся частях высоких стрельчатых окон повторяли узор светильников на берегу. А в глубине сверкали таким же ослепительно белым цветом, как и стены зданий, конические основания, на которых крепились не совсем привычные, но узнаваемые параболоиды мощных антенн. И всё это утопало в тёмной, чуть бирюзовой зелени деревьев, очень похожих на земные тополя.

От восхищения я позабыл дышать и перевёл дух лишь тогда, когда лёгкие настойчиво напомнили о нехватке воздуха.

-- Красота... Так значит, это есть на самом деле!

-- Как видишь. Сейчас эти антенны только слушают космос, но было время, когда мы передавали послания о себе. Не совсем так, как у Ивана Антоновича, но...

-- А ваше солнце - действительно Эпсилон Тукана? -- спросил я.

-- Нет. Здесь Ефремов намеренно слукавил, для того, чтобы правильно назвать расстояние. И сам чуть позже намекнул на это. Помнишь, он описывает планетную систему Веги? У горячих голубых звёзд только так и бывает. Жизнь там невозможна в принципе. В общем, имеющий глаза да увидит, -- она подмигнула. -- Наше солнце на самом деле точно такое же, как и ваше. Класс G2 по спектральной классификации. И находится совсем в другом направлении, на вашем северном небе.

-- Восемьдесят восемь парсек, -- припомнил я.

-- Или двести восемьдесят семь светолет, если угодно.

-- Значит, с Земли его не видно?

-- Только в сильные телескопы.

-- Подлетаем к центру города, -- предупредила Селена. Пейзаж на экране растаял, вновь уступив место отражению окружающего пространства.

-- Есть хочешь? -- спросила меня Даора. -- Я, например, очень.

-- Честно говоря, я тоже, -- признался я.

-- Тогда идём обедать! Вернее, -- она поглядела на браслет на левой руке, -- уже ужинать.

Такси опустилось на посадочную площадку высокого цилиндрического здания в районе современного Строгино. Я пулей выскочил наружу через не до конца открытый проём, обежал аппарат кругом и как раз успел подать Даоре руку, когда она выходила из машины.

-- Ну, что? -- засмеялась она. -- Не более странно, чем держать за руку андроида?

Я был смущён, но и удивлён тоже. Как Даора могла узнать, что происходило дома у Андрея задолго до нашего знакомства? Я покосился на Селену. Та оставалась внешне безучастной, а когда я пропустил Даору вперёд в лифт, тихо сказала мне почти в самое ухо:

-- Ты взял меня за руку в порту.

И даже не заметил? Ну, даю! Наверно, это тогда, когда я увидел Даору Меттарс. Я в тот момент собственную голову мог забыть, и внимания бы не обратил.

-- Извини, -- сконфуженно шепнул я.

-- Ничего страшного.

Ресторан занимал два нижних этажа здания и назывался "Полуостров". Нижний ярус занимали столики, эстрада и свободная площадка в центре, не иначе, для танцев. А на верхнем, устроенном в виде кольцевого балкона, разместились разделённые перегородками "кабинеты". В каждом стоял стол эллиптической формы и четыре стула-креслица. Даора зашла в ближайший свободный отсек, мы - за ней. Едва мы уселись, как на стене засветился серый прямоугольник экрана, и на нём загорелись разноцветные строки меню. Аулианка быстрыми прикосновениями заставила вспыхнуть ярче названия нескольких блюд, движением пальца пролистнула страницу экрана раз, другой, выбрала ещё одну строчку.

-- Выполнять! -- велела она, щёлкая по эмблемке в нижнем углу.

В центре столика открылось отверстие, и блестящий рычаг ловко разложил перед нами столовые приборы. Селену он оставил без внимания - то ли распознал в ней андроида, то ли она сама сообщила "мозгу" ресторана, что не нуждается в еде. Затем из того же люка поднялись тарелки с заказом.

-- Это тебе, -- Даора поставила передо мной гигантский, занимающий всю площадь тарелки, венский шницель. -- Мужчина должен есть мясо.

Себе она заказала рис и биточки рыбного (если я правильно определил по запаху) происхождения. Последними прибыли причудливой формы бокалы с соком.

-- Попробуй определить, что это, -- предложила аулианка.

На вид сок напоминал апельсиновый, да и пах цитрусом, но цвет его был не оранжевый, а красноватый, и вкус... Нет, не апельсин.

-- Похоже на мандариновый, но... -- сказал я.

-- В точку. Именно мандарин с небольшим "но". Этот плод называется "тинно" и растёт у нас на Ауле.

Мы принялись за еду.

-- Может быть, что-нибудь посмотрим? -- предложила Даора, слегка утолив голод. -- Фильм или подборку новостей?

-- А можно ещё какие-нибудь снимки Вашей планеты?

-- Оффо, конечно! Селена, найди, пожалуйста, подборку видов.

Картины Аулы сменялись в трёхмерном экране стерео. Я смотрел, не отрываясь. Как там было сказано у писателя? "... постепенно утрачивалось впечатление иного мира". Точно подмечено. Не далёкая чужая планета за три сотни световых лет от Земли, а сказочная затерянная страна где-то здесь, совсем рядом. Таинственное Беловодье. Лишь иногда глаз схватывал цветовой диссонанс: красная кора на верхушках сосен, ярко-алый цветок, который должен быть жёлтым, непривычный оттенок зелени тополей. То же и с архитектурой. Покажи мне такие фото раньше и спроси "где это", я бы без колебаний ответил: где-то в Европе. А вот это мог бы быть Харбин, Порт-Артур или, скажем, Бухта Ароматов - Гонконг. И только надписи со странными буквами да необычные храмы - то нечто среднее между церковью и мечетью, то подобие многоярусной башни сказочного мага - напоминали, что это не Земля.

Люди этой планеты отличались друг от друга меньше, чем мы, земляне. Во всяком случае, настолько разных рас, как наши, там не существовало. По меркам своей Родины моя новая знакомая Даора Меттарс, наверное, считалась светлокожей. Большинство её соотечественников были заметно смуглее. Самый тёмный, почти свекольный оттенок кожи имели жители тропического пояса. Крупный нос, густые брови и блестящие чёрные волосы делали их похожими на испанцев или арабов Земли. Но в остальных районах преобладал всё же "среднеевропейский" тип лица. Волосы аулиан были тех же цветов, что и у нас. Кроме, пожалуй, совсем светлых и ярко-рыжих. Во всяком случае, у мужчин и детей я таких не заметил. А взрослые аулианки красили свои волосы не только в золотистый, но и в разные оттенки синего цвета - от небесно-голубого до фиолетового.

-- Не забывай про ужин, -- напомнила Даора и добавила строго: -- А не то велю Селене отключить изображение, пока не доешь.

Как с маленьким, право слово, обиженно подумал я. И спросил роботессу:

-- Ты послушаешься?

-- Нет, -- ответила она. -- Хотя, в принципе, следовало бы. Ешь, пожалуйста.

Потом мы заказали ещё сока и продолжили рассматривать пейзажи Дашиной родины. Тут-то и позвонил Андрей. Селена вывела его изображение прямо в экран стерео.

-- Ты как? Не скучаешь? -- спросил Андрей.

-- Не скучает, -- ответила за меня Даора, придвигаясь и кладя согнутую руку мне на плечо. -- Но хотелось бы знать, где тебя носит?

-- Чтоб мне жить в интересное время! Дария! -- воскликнул Андрей. -- Ты-то откуда?

-- Да вот, на гастроли приехала. И что я вижу? Привёл человека в гости и пустил гулять самого по себе! Разве так поступают?

-- Но ведь Селена... -- робко попытался возразить Андрей.

-- Да, она рядом, -- перебила Даора. -- Только гостя-то приглашала не она, а ты. Ну-ка, мил друг, бросай там всё к свинья?м и пулей сюда.

-- Так я уже лечу. Через пять минут буду у вас.

Прошло даже меньше пяти минут, а Андрей уже ввалился в наш "кабинет" и плюхнулся на стул напротив.

-- Ф-ф-у-у, -- сказал он. -- Весь институт на ушах. В одной из верояций творится такое... Похоже, мы прозевали ветвление. Прости меня, Саш, ради всего святого. В следующий раз, как выберусь, я тебе такой круиз устрою!

-- Обещать ты мастер, -- проворчала Даора. -- А как до дела, всё время недосуг.

-- Да мне и сейчас не до них, -- скаламбурил Андрей. -- Ты прямо с корабля?

-- И на бал, -- кивнула аулианка. -- Даже в гостинице не была.

-- Так поезжай, отдохни.

-- Огромное спасибо, -- Даора, не вставая, изобразила поклон. Поднялась с места, сказала, обращаясь ко мне:

-- Приятно было с тобой познакомиться. Надеюсь, ещё увидимся.

-- Обязательно! -- воскликнул Андрей. -- Я...

-- Сначала сделай, потом хвастай, -- остановила его Даора. -- М, у меня идея. А ну, иди на минутку...

Отойдя к перилам балкона, они о чём-то вполголоса переговорили.

-- Пожалуй, это мысль! -- громко сказал Андрей, направляясь обратно ко мне. -- Так и сделаю.

-- Вот и хорошо. Пока, ребята. Я позвоню.

-- Понравилась? -- лукаво спросил Андрей, заметив, как пристально я смотрю вслед аулианке.

-- Она очень красивая, -- смущённо сказал я.

-- И очень хороший человек. Похоже на то, что вы ещё подружитесь.

-- Было бы неплохо.

-- Ну, что же, а теперь придётся мне отвезти тебя обратно. Ты уж не обессудь, что так получилось.

Обратно в лес мы добрались без приключений. У такси я распрощался с роботессой.

-- Прощай, Селеночка, -- сказал я. -- Ты настоящее чудо. Я очень рад, что познакомился с тобой.

-- Спасибо, -- ответила она. -- И до свидания.

Андрей вновь, как утром, взял меня за руку. Мгновенный переход - и мы снова на тропинке, под знакомыми старыми соснами, которые тихим шелестом приветствовали моё возвращение из такого близкого и в то же время дальнего путешествия.

-- Ну, бывай. Увидимся, -- Андрей поднял руку и растаял в воздухе.

А я устало зашагал к корпусам дома отдыха.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Наутро я проснулся поздно. Вот нечистая, и привидится же такое! А ведь всё было как наяву: и двуногая разумная кошка-студентка, и знакомство с двумя девушками, одна из которых андроид, а другая просто с планеты из любимого фантастического романа. Главное, и Андрей там был! Сейчас расскажу, обхохочется. А где же он? Наверное, ушёл в столовую. Который, интересно, может быть час?

Я поднёс к глазам руку с часами... да так и застыл. Вместо них вокруг моего запястья был обёрнут матово-чёрный широкий браслет. Так это был не сон?!! Я, как подброшенный, вылетел из кровати. Браслет никуда не исчезал, он весомо охватывал руку и был абсолютно реален. Как же я забыл его вернуть? Селена... Я погладил браслет другой рукой.

-- Он не исчезнет, не волнуйся, -- послышался из браслета знакомый женский голос.

-- Селена? Ты меня слышишь?

-- Слышу, вижу и осязаю, -- подтвердила роботесса.

-- Но мы же в разных параллельностях!

-- Не имеет значения. Главное, что мы в одном гравитационном поле. Всё остальное на работу кристаллопары не влияет.

-- Кристаллопара? Это что?

-- Позволь, я объясню чуть позже? У меня сообщение для тебя. От Андрея.

-- Давай.

-- Привет, -- раздался голос Андрея. -- Я тут подумал и решил: оставлю-ка я тебе Селену. Хотя бы в виде диста. Всё равно она мне пока не потребуется. А тебе её способности пригодятся. И не скучно будет. Можешь полностью на неё рассчитывать. Как любит говорить один из её создателей, "Селена надёжна. Всё остальное следует подвергать сомнению", -- послышался смешок, затем Андрей продолжал: -- Я, как вернусь из командировки, сразу загляну или свяжусь. Да, дист особенно не афишируй, а то ваши охотники за технологиями нам с тобой покоя не дадут. Удачи. Бывай!

-- Конец сообщения, -- снова зазвучал Селенин голос. -- Теперь я в полном твоём распоряжении. Дист имеет ограниченные возможности, но я постараюсь использовать их по максимуму.

-- А что именно он может? Покажи, пожалуйста, -- попросил я.

-- Принято к исполнению.

До той минуты плотно охватывавший запястье браслет диста вдруг ослаб, а затем как бы потёк, растягиваясь в мягкое кольцо большого диаметра.

-- Будь добр, надень его на голову, -- сказала Селена.

-- Так?

"Да. В такой конфигурации мы можем общаться ментально", -- прозвучал Селенин голос прямо у меня в голове. Вернее, не совсем прозвучал: отдалённо это напоминало звук, который рождается как бы внутри черепа, когда на тебе стереонаушники. Не знаю, как объяснить. Я его как бы слышал и не слышал одновременно. В то же самое время, это был именно Селенин голос и ничей другой.

-- Ты можешь читать мысли?? -- изумился я.

"Не совсем верное определение. Для полной расшифровки мышления человека нужна гораздо более сложная аппаратура, изолированное помещение и длительная индивидуальная настройка. Я могу понять только то, что ты оформишь в виде слов либо зрительных образов".

"Вот так?" -- старательно выговорил я про себя.

"Да. Напрягать гортань не обязательно, я хорошо воспринимаю".

Со зрительными образами у меня получилось не сразу. Я пытался "рисовать" картинки, но ничего не выходило, пока Селена не объяснила, что лучше представлять образ сразу целиком. И всё равно, таких чётких и ярких изображений, какие передавала мне сама роботесса, я создать не мог.

"Не огорчайся, -- успокоила Селена. -- Научишься".

Я думал, что это и есть все возможности дистанционного устройства. Но оказалось, нет. Если дистом "завязать глаза", он мог служить зрительным прибором - слишком яркий свет фильтровал, в темноте усиливал освещённость, выборочно укрупнял отдалённые предметы (трёхкратное увеличение безо всяких линз!), а ещё выполнял функции компьютерного монитора. Прямо в изображении того, на что я смотрел, Селена выводила стеклянный светящийся шарик курсора, любые другие объекты, и выглядели они совершенно реальными.

"А полностью изменить картинку ты можешь?" -- спросил-подумал я.

"Конечно. Смотри..."

Я аж вздрогнул, когда окружающий мир вдруг резко, без перехода, сменился на нечто совсем иное. Лунный пейзаж! Мелкий пылевидный песок, сероватые камни, неровная стена недалёкого кратера, тысячи звёзд на чёрном небе, резкие тени. Будто я и впрямь стоял не на балконе номера, а посреди лунной пустыни! Я огляделся. Пейзаж прокручивался перед глазами именно так, как если бы я действительно находился там и поворачивал голову. Посмотрел вниз - руки-ноги на месте, а босые ступни попирают почву иного мира. Иллюзия полная. Такое хорошо в компьютерных играх использовать. У нас в то время тоже начинали разрабатывать подобные технологии, но шлемы с бинокулярными телеочками пока были довольно громоздкими и чудовищно дорогими. А современные программы не давали и десятой доли той достоверности, что демонстрировала мне сейчас Селена.

"В играх и тренажёрах нашего мира ощущения транслируются непосредственно в мозг, -- ответила моим мыслям роботесса. -- Полноценный ментальный индуктор способен полностью подменить реальные сигналы человеческого тела иллюзорными".

"А дист - неполноценный?"

"Нет. Для полного контроля над мозговыми центрами нужно устройство в форме шлема, охватывающего голову. Я могу создавать лишь сравнительно слабые галлюцинации. Чтобы их использовать в качестве виртуальности, нужно научиться отключаться от ощущений своего тела".

"Это сложно?"

"Не очень. Желаешь попробовать?"

Я желал. Селена велела мне лечь на кровать, сформировала на кольце диста два прилива, чтобы закрыть уши, и включила "виртуальность". Мои чувства словно раздвоились. Я лежал навзничь и в то же самое время стоял в узком коридоре, обшитом до уровня плеч лакированными дубовыми панелями. Сейчас я видел нарисованную Селеной картину не "внутренним взором", а именно как бы глазами, осознавая и то, что глаза на самом деле закрыты и видеть ничего не могут.

"Попробуй шагнуть", -- предложила роботесса.

Я попытался, удержав мышцы от исполнения команды наяву. Получилось! Было ощущение движения ноги, звук соприкосновения подошвы с покрытием пола. Второй шаг дался легче. Я повернул за угол, поднялся по лестнице и очутился перед дубовой дверью, запертой на массивный засов. Её надо было открыть. Действовать руками оказалось потруднее, особенно пальцами, которые так и норовили шевелиться в реальности и не желали там, в воображаемом мире. Но после того, как миновал ещё две двери, каждый раз с новой разновидностью замков, я научился немного и этому. А потом передо мной возникла сама Селена, именно такая, как запомнил я её в день нашего знакомства, взяла за руку и вывела на улицу. Я прикасался к траве, коре деревьев, чугунной ограде вокруг дома и восхищался, насколько достоверно всё это было.

-- Пора заканчивать, Саша, -- сказала мне та, виртуальная Селена, и мир вокруг медленно померк.

"Подожди! Давай ещё!" -- взмолился я.

"Хорошенького понемножку! -- отозвался голос в моей голове. -- Знаешь ли ты, который час? Половина второго".

-- Не может быть! -- я сдвинул дист с глаз на лоб.

"Тем не менее, это так".

-- А я и не заметил, как время пролетело.

"Виртуальность имеет свойство затягивать. Тяга к ней может стать такой же болезнью, как наркомания. Некоторые люди проводят в состоянии "погружения" бо?льшую часть времени..."

Яркая картинка предстала перед моим "мысленным взором": человек, голова которого полностью скрыта под глухим шаровидным шлемом, полулежит в кресле. Отходящий от шлема толстый кабель соединён с небольшим устройством возле подлокотника. В вены сидящего воткнуты прозрачные трубки, а низ кресла, похоже, представляет собой устройство для удаления отходов организма. Человек обрюзг от неподвижности, а руки и ноги, наоборот, выглядят неестественно хилыми - видно, атрофировались мышцы. Жуть!

"Некоторые виртуальные игры специально конструируют так, чтобы ускорить привыкание. Есть термин - наркоигры".

Н-да, не удивлюсь, если существует и управление по борьбе с компьютерной наркоманией...

"Напрасно иронизируешь, -- прочла невысказанную мысль Селена. -- В управлении МВД по борьбе с информационными преступлениями есть и такое подразделение".

-- И что делают с виртуальными наркоманами?

"Лечат. Принудительно, разумеется. А разработчиков и продавцов наркоигр преследуют в уголовном порядке".

-- Значит, не будем увлекаться, -- заключил я. -- Не хочу, чтобы меня принудительно лечили.

"Я в любом случае не допущу этого. Моё предназначение - оберегать владельца от вреда, в том числе, и от того, который он сам может себе причинить по неосторожности или незнанию".

-- Первый Закон роботехники?

"Понимаю, что ты имеешь в виду. Исаак Азимов, "Я, робот". В действительности таких Законов не существует".

-- Хочешь сказать, что, например, ты могла бы причинить человеку вред?

"Смотря какому. Владельцу - нет. Это противоречит моей основной базовой установке".

-- Хорошо, назовём это установками, -- согласился я. -- Если не трудно, расскажи, в чём они состоят.

"Чётких формулировок у них нет..."

-- А ты своими словами.

"Принято к исполнению. Первое и основное: я буду всеми силами оберегать своего владельца, заботиться о его благополучии. Второе: я буду проявлять заботу о других людях в той мере, в какой это не противоречит основной установке. Третье: я подчинюсь любым распоряжениям владельца..."

-- ...в той мере, в какой это не противоречит двум предыдущим, -- закончил за неё я.

"Неверно. Достаточно мотивированный приказ может быть сильнее второй установки".

-- То есть, владелец может приказать тебе причинить вред другому человеку, и ты подчинишься?

"При условии, что такой приказ убедительно обоснован. Пример: по собственной инициативе я не стану обезвреживать преступника, который не угрожает непосредственно владельцу, но мне можно это приказать".

-- Понятно. Извини, что перебил. Продолжай.

"Четвёртое: я обладаю инстинктом самосохранения. Эта установка в большинстве случаев сильнее и третьей, и второй. Мы неспособны уничтожить сами себя, а пожертвовать собой можем лишь в очень узком спектре ситуаций. И пятое: я выполню просьбу любого человека, если она не вступит в конфликт с одной из предыдущих установок. Существуют и другие базовые установки, но их набор сильно варьирует от модели к модели, в зависимости от назначения. Могу привести наиболее распространённые, если тебе интересно".

-- Пожалуй, нет. Достаточно. Будет время - разберёмся потом.

"Очень хорошо, потому что скоро тебе идти в столовую".

-- Спасибо, что напомнила.

Я снял дист с головы.

-- Хочешь снова надеть на руку? -- вслух спросила Селена.

-- Да, сделай его, пожалуйста, опять браслетом.

После обеда я отправился в лес, где можно было на свежем воздухе обстоятельно пообщаться с Селеной, не привлекая ненужного внимания. Роботесса продемонстрировала мне ещё одну конфигурацию диста: упругий лист размерами чуть меньше телевизионного экрана. Она извинилась, что не может воспроизвести с его помощью объёмное изображение, как на стерео, а только плоское. Но для меня и это было почти чудом: без кинескопа или жидких кристаллов создать на поверхности чёткое и яркое изображение! В качестве примера Селена прокрутила мне фрагмент наших трёхчасовых теленовостей с первой программы. Качество... Дист далеко превосходил не только отечественные "Рубины" и "Электроны", но и японский "Панасоник", который недавно приобрели в чековом магазине наши родственники. А ещё роботесса показала, как при помощи того же диста может сымитировать любой из существующих у нас компьютеров - хоть большую машину, хоть "персоналку". В истории её мира вычислительная техника двадцатого века от нашей не отличалась, и Селена просто взяла все схемы аппаратуры и тексты программ из информатеки.

-- Шикарно! -- восторженно сказал я, поигравшись с моделями ДВК и "Нейрона", какие стояли у нас на кафедрах. -- Как, всё-таки, хорошо, что Андрей решил одолжить мне это устройство!

-- Вообще-то, идея была не его, а Дашина, -- поправила Селена. -- Помнишь, она отозвала его в сторону? Разговор был об этом.

-- Сдала обоих с потрохами, -- улыбнулся я. -- Но, всё равно, не могу понять причину. Неужели я настолько им понравился?

-- Полагаю, дело в том, что ты очень похож на их школьную подругу, Валентину Панькову.

-- Я? Похож на подругу?

-- Суди сам.

Нарисованная на панели диста клавиатура и нортоновские окошки исчезли, и вместо них возникла фотография симпатичной молодой женщины. Ух, а и в самом деле, сходство заметное! Правда, у школьной подруги Ивана и Даоры глаза были не чисто карие, а в крапинку: коричневые зёрнышки проступали на тёмно-зелёном фоне. Но при этом и форма, и посадка глаз совпадала полностью. И губы у неё точно, как у меня. Ну, может, уголки чуть повыше. И волосы тёмные, прямые. На этом совпадения заканчивались, но и этого было более чем достаточно. Положи рядом наши снимки, и любой скажет: близкие родственники, скорее всего, брат и сестра.

-- С высокой вероятностью ваши родители являются отражениями друг друга в своих параллельностях, -- сказала Селена.

-- А можешь показать мне отца и мать Валентины?

-- Да, подожди несколько секунд. Вот... -- с панели диста на меня смотрели совершенно незнакомый мужчина и... моя собственная мама.

-- Ох...

-- Судя по выражению твоего лица, она очень похожа.

-- Не просто похожа, одно лицо. Как зовут её там у вас?

-- Хомутова Антонина Ивановна, по мужу Панькова.

-- Совпадает. Ей сейчас сорок семь лет, правильно?

-- А Валентине тогда сколько же?

-- Двадцать семь.

-- Ага, значит, Андрею и Даоре столько же? Буду знать. Как думаешь, не будет чрезмерным нахальством позвонить этой Валентине и познакомиться?

-- Предположу, она и её родители сами захотят познакомиться, как только вернутся. В несинхронных параллельностях идентичные отражения, как ваша мать, большая редкость.

-- Прости, вернутся откуда?

-- Родители - из экспедиции, Валентина - с дежурства. Она служит штурманом на корабле Аварийно-спасательной службы.

-- Что ж, подождём, -- вздохнул я. Про себя же подумал, что Андрей, возможно, вернётся раньше, и дист придётся отдать.

До позднего вечера - с перерывом на ужин, разумеется - я занимался с новой "игрушкой". Просил роботессу показать мне разные машины её мира, звездолёты, другие планеты. От обилия информации голова распухла почти что физически, но я не сдавался, стараясь увидеть как можно больше. Пока Селена не заявила безапелляционно:

-- Хватит. Ты переутомишься. У нас ещё будет время.

-- А вдруг нет?

-- Ты плохо представляешь работу Андрея. Он теперь минимум два-три месяца просидит в той параллельности, где происходят события. Может быть, и дольше.

-- Тогда ладно. Только не пойму я одного: почему он дист не взял с собой туда? Неужели все эти функции ему не нужны?

-- Нужны-то нужны, но слишком опасно. Я не могу убедительно замаскировать прибор подо что-либо, принадлежащее тому миру. А у них сейчас средневековье. Со всеми вытекающими.

-- Святая инквизиция, костры и всё такое?

-- Без костров, но тоже достаточно изуверская религия. Я тебе покажу их мир, только не сегодня, хорошо? А теперь ложись спать, пожалуйста. Время заполночь.

Следующий день был днём отъезда. И за всю первую его половину я едва смог переброситься с Селеной парой-тройкой фраз. Дист так и оставался у меня на руке, а его поверхности роботесса придала ворсистую фактуру, чтобы сделать похожим на спортивную манжету-напульсник. Получилось довольно убедительно. Домой я приехал в пятом часу дня. Родители были ещё на работе, поэтому, принимая душ и варганя себе поесть, я свободно мог разговаривать с Селеной. Её ровный спокойный голос вслух нравился мне больше, чем ментальный "шёпот" при надетом на голову дисте.

Когда пришли родители, они, само собой, начали расспрашивать, как я отдохнул (будто я каждый вечер не звонил из дома отдыха!). Пришлось пересказывать всё заново, с первого дня. Конечно, я умолчал о поездке в параллельное измерение, а об Андрее говорил, избегая подробностей его происхождения.

-- А с девушкой ни с какой там не познакомился? -- поинтересовалась мама.

-- Познакомился с одной, но так, по-приятельски. Она школьная подруга Андрея.

-- Замужняя?

-- Честно говоря, не интересовался. Нам и без того было, о чём поговорить.

На этом вопрос об отдыхе и девушках оказался закрыт, а я вздохнул с облегчением.

Ох, до чего мне не хотелось после каникул снова идти в институт! Наверное, почти каждый, кто когда-то был студентом, хоть раз испытывал подобное чувство. Да, приятно после лета вновь увидеть сокурсников, обсудить с ними последние события, но эти нудные лекции, эти по большей части совершенно бессмысленные лабораторки на антикварном оборудовании шестидесятых-семидесятых годов! Тоска зелёная. Особенно для меня, после знакомства с фантастическими возможностями Селены. Главное, никому нельзя было рассказать о том, что я видел, и что за предмет охватывает моё запястье вместо часов. Как всегда в начале нового семестра, я попытался аккуратно записывать лекции. За два курса у меня ещё ни разу не получалось делать это до конца - надоедало. А сейчас мой благородный порыв вообще был пресечён в первый же день. Пресечён Селеной и с самыми благими побуждениями. Как только я вернулся домой, она немедленно подала голос:

-- Предложение: может быть, запись лекций поручишь мне? Я зафиксирую их дословно, сделаю файлы, а потом мы их распечатаем на вашей технике.

-- Хорошо бы! -- обрадовался я. -- А как быть с тем, что на доске?

-- Я запомню и это. Главное, держи руку так, чтобы дист не был загорожен рукавом или спинами впереди сидящих.

-- Хорошо. Тогда давай так: записывай, а если не видно, подавай мне какой-нибудь сигнал.

-- Тепловое воздействие устроит?

Я вспомнил приятное мягкое тепло, которое излучал дист в момент нашего с Селеной знакомства, и согласился. Тут же мы и обговорили несколько простеньких сигналов. На следующий день новый способ записи лекций прошёл проверку. А дома Селена "раскатала" дист в экран, и я увидел все сегодняшние лекции, записанные в формате популярного тогда текстового редактора ChiWriter - со всеми формулами. А в соседнем каталоге Селениного "как бы компьютера" лежали тексты лекций вчерашнего дня. Зафиксированы они были с нечеловеческой точностью, включая характерные обороты речи, шутки и "лирические отступления" - наши собиратели преподавательских перлов удавились бы за копию.

-- Ты моя умница! -- растрогался я.

Теперь у меня, наконец-то, был собственный компьютер! Вернее, даже несколько, разных платформ. Программы на них работали так же, как на настоящих, искренне считая, что вокруг них родное им "железо". А на "как бы диске", ёмкость которого в первом приближении можно было считать бесконечной, накапливались конспекты лекций, тексты из учебников, считываемые дистом, как сканером, и мои собственные компьютерные творения. Какое наслаждение программировать, сидя дома на диване, а не на скрипучем кафедральном стуле перед чёрно-белым тусклым экранчиком "Электроники"! Когда же нужно было что-то печатать, я приходил на кафедру совсем поздно, когда почти никого из сотрудников уже не было. Отсоединял принтер от лабораторного "Нейрона" и втыкал кабель в браслет, будто в мягкий пластилин. Селена формировала в покрытии прибора нужные проводники и передавала принтеру команды. Оставалось только бумагу подавать. То же и с дисководом. Прочитать наши дискеты (кто помнит, тогда ещё были такие "действительно гибкие" диски диаметром 133 миллиметра) с помощью диста было невозможно, и я подсоединил к нему обыкновенный дисковод от старого "Роботрона". Зрелище было презабавное, зато мы смогли переписывать и тексты, и всякую мелкую программную дребедень, которую я доставал по разным каналам.

-- Не возражаешь, если я буду копировать эти программы для нашего Института Пространств? -- спросила как-то Селена. -- Они могут представлять интерес для сравнительного анализа.

-- Пожалуйста, -- разрешил я. -- Мне не жалко.

Однажды, заканчивая очередную программку для курсовика, я запутался и никак не мог взять в толк, почему только что работавший алгоритм вдруг начал вызывать системную ошибку. Промучавшись с полчаса, хотел было уже бросить всё и доделать потом, когда из панели диста раздался голос Селены:

-- Позволь помочь?

-- Ой, будь добра! -- сказал я. -- Ничего не понимаю.

-- Дело вот в этом фрагменте, -- на текстовом, казалось бы, экране возникло стилизованное изображение руки с "перстом указующим" и коснулось начала одной из строк. -- Ты сделал бесконечную рекурсию. Функция вызывает сама себя, пока не займёт всю память под временные переменные.

-- Вот чёрт! -- поморщился я. -- Так тут опечатка! Я ж не эту функцию хотел вызвать, а другую. Вот так.

-- Зацикливание устранено, -- подтвердила Селена.

-- Спасибо. Ты, если замечаешь ошибку, не молчи, говори сразу, хорошо?

-- Хочешь, чтобы я просто сообщала, или предпочитаешь красивое оформление?

-- Э-э... поясни, что ты подразумеваешь под красивым оформлением?

-- Я могу создать на экране персонаж, посредством которого буду наглядно с тобой общаться. У нас это называется "вико?мы", "виртуальные компаньоны".

-- Интересно. Показывай.

-- Какой вариант предпочитаешь? Деловой, в униформе, вечерний, фривольный, фольклорный или что-нибудь экзотическое?

-- Для начала вечерний.

-- Выполняю.

В тот же миг на экране появилась рисованная женская фигурка примерно в четверть его высоты. У неё была сверкающая белым металлом причёска-каре и хорошенькое мультяшное личико с большими синими глазами. Фигурка была одета в длинное струящееся платье без рукавов, оттенком напоминающее серебристую зелень ивовых листьев.

-- Это пример, -- сказала крошка (звук, казалось, исходит точно из её крохотного ротика). -- Платья могут быть любые, какие пожелаешь.

-- Очень хорошо, -- улыбнулся я. -- А что ты подразумеваешь под "фривольным" стилем?

-- Например, вот... -- фигурка исчезла на мгновение и возникла снова, наряженная в чёрный сарафанчик с пышной юбочкой, из-под которой выглядывали кружевные оборки, и белую блузку - рюшечки на груди и рукава-фонарики. Стройные ножки в белоснежных чулочках были обуты в чёрные туфельки на высоченных каблуках.

-- Мне нравится. Ну-ка, а деловой?

Это оказался строгий классический костюм: жакет, блузка, галстук в виде банта и узкая, но тоже довольно короткая юбка. В таком виде маленькая Селена стала похожа на секретаршу.

-- Хм, даже и не знаю, что выбрать, -- задумчиво сказал я. -- Пожалуй, лучше, всё-таки, фривольный вариант.

-- Принято к исполнению, -- нарисованная кроха вновь превратилась в служанку и продолжала: -- Если пожелаешь, я также могу менять визуализацию в зависимости от выполняемой в данный момент функции. Многие пользователи считают это удобным.

-- Что ж, давай попробуем, -- согласился я.

С того времени мини-Селена оставалась на панели диста всё время, пока он служил компьютером. То она сидела "на воздухе" у края экрана, покачивая ножкой и наблюдая за тем, что я делаю. То принималась исправлять опечатки. Было презабавно наблюдать, как она, подойдя с "обратной стороны" документа, раздвигает ручкой строку, вынимает ошибочный символ, достаёт из кармашка на фартучке правильную букву и вкладывает её в текст. Только ради одного этого стоило долбить по "клавиатуре" самому! Всё же, длинные тексты я предпочитал диктовать. Это было проще, но и выглядело не менее интересно. Крошка-помощница тут же превращалась в секретаршу, вытаскивала из-за обреза экрана старинного вида пишущую машинку и стучала на ней, как на настоящей, а результат немедленно оказывался в редакторе. Когда я не работал, Селенина копия вновь преображалась. Видовые фильмы-путешествия мне показывала элегантная стюардесса-гид в форменном костюмчике и кокетливо сдвинутой набок пилотке, а художественные картины - девушка в вечернем платье.

Андрей ещё тогда, в первый день, объяснил мне особенности системы стереовидения, похожей больше на громадную электронную библиотеку с произвольной выборкой произведений. От Селены я узнал, что и сами художественные фильмы снимаются совершенно иначе, чем у нас. Большинство из них - виртуальные. То есть, просто созданная компьютерами мультипликация, но на таком уровне, что от реальности отличить невозможно. Как правило, персонажами управляют живые актёры, но часть ролей исполняют интеллектуальные программы. Грань между такими фильмами и виртуальными играми почти стёрлась. Часть сюжетов предполагала какое-то участие в событиях самого зрителя, хотя и не настолько, как в играх. Гораздо меньше было классической мультипликации, где персонажи нарисованы художниками, и фильмов, где актёры снимались по-настоящему. Оно и понятно: для живых съёмок нужны натура, декорации, грим, свет... Это гораздо дороже, да и не всякую сцену снимешь вживую. Но по-настоящему хорошие режиссёры, всё же, предпочитали делать живые сцены везде, где не требуются спецэффекты.

Среди "чистых" игровых виртуалок того мира сохранялось примерно такое же деление на жанры, как у нас: "спинномозговики", где, кроме скорости реакции, ничего не нужно, стратегии, приключения (одного героя либо команды), имитаторы. Лично мне больше всего нравились последние. Нет, интересно, конечно, добывать амуницию и магию, развивать навыки, рубиться с чудовищами, а в конце спасти принцессу из лап злодея. Но не в десятках же повторяющихся на разные лады сюжетах! Совсем другое дело - овладеть управлением машин, которых в наше время нет и в проекте. А если по ходу дела можно повидать космос, поездить-полетать по разным планетам и поглядеть на другие виды разумных существ, я тем более не против.

Разумеется, пользоваться дистом в открытую ни в институте, ни при родителях было нельзя. В это время мы соблюдали конспирацию. Прибор я или носил на руке в виде напульсника, или клал у себя в комнате на не слишком видное место, но так, чтобы не застить вид органам чувств Селены. Пока дист находился в контакте с кожей, роботесса бдительно отслеживала параметры моего организма и как-то в сентябре спасла меня от начинающейся простуды.

-- Ты нездоров, -- заявила она, едва я переступил порог квартиры, и стало можно говорить.

-- С чего ты взяла?

-- Изменились биоэлектрические параметры и температура кожи. Я предупреждала: вчера надо было укрыться от дождя, а ты не послушал и промок.

-- Да я нормально себя... -- начал я и тут же понял, что не совсем нормально. Голова какая-то тяжёлая, и горло словно высохло. -- Ты, похоже, права, Селена. Чёрт, болеть совсем не хочется!

-- Разверни дист и приложи к горлу, -- предложила роботесса. -- Я тебя вылечу.

На этот раз тепло от аппарата ощущалось по-иному, не столько на коже, сколько внутри.

-- Ты мне физиотерапию, что ли, делаешь? -- спросил я.

-- Процедура похожа, но спектр излучений более сложен, чем у вас. Биоизлучатель внутри прибора создаёт электромагнитное поле, аналогичное так называемой ауре организма. Тем же способом лечат традиционные целители.

-- Экстрасенсы?

-- Да. Раньше их именовали так. В настоящее время мы разделяем понятия. Экстрасенс - тот, кто чувствует биологические излучения лучше обычных людей, целитель - может воздействовать с их помощью.

Процедура продлилась минут двадцать, после чего Селена объявила, что результат достигнут, хотя, по моим ощущениям, легче стало ненамного. Я сказал ей об этом.

-- Допускаю, -- ответила роботесса. -- Повторим процедуру вечером, перед сном, для закрепления.

Так мы и сделали. На следующее утро я проснулся совершенно здоровым.

В общем, я был в полном восторге от того, что можно было делать посредством диста, и от общения с самой Селеной. Что меня немного коробило, так это Селенина привычка в ответ на любую просьбу обязательно отвечать "выполняю" или, ещё чаще, "принято к исполнению".

-- Лен, ну что ты заладила: "принято к исполнению", "принято к исполнению"? -- сказал, наконец, я. -- Будто других слов найти нельзя.

-- Это стандартная фраза, которой все машины подтверждают, что поняли приказ человека, -- ответила роботесса.

-- Но ты-то не ящик на колёсиках! Ты выглядишь по-человечески, значит, и общаться должна так же, как мы.

-- У нас существуют определённые стандарты на этот счёт. Я не знала, что тебя это утомляет.

-- Не то чтобы очень, но... Говори проще.

-- Хорошо, как скажешь.

Я изо всех сил старался не слишком приучать себя к Селениной помощи, понимая, что рано или поздно настанет миг, когда Андрей потребует свою собственность назад. Одна мысль об этом повергала меня в уныние. Единственная надежда была на то, что Андрей согласится одолжить мне дист и в следующий раз, когда отправится куда-то в варварскую параллельность. Селена уверила меня, что такое случается довольно часто, поскольку занимается он, в основном, средневековыми культурами. И всё же я переживал.

Где-то в десятых числах октября - точнее уже не припомню - мы с Селеной просматривали очередной приключенческий фильм, как вдруг роботесса "заморозила" картинку и сообщила:

-- Саша, со мной связалась Валентина Панькова.

-- Она прилетела?? -- воскликнул я.

-- Да. Интересуется тобой. Могу я сказать, что мы на постоянной связи?

-- А... есть причины, почему нет?

-- Вообще, то, что мы делаем, грубо нарушает правила Института Пространства. С другой стороны, вероятность, что Валентине Паньковой это не понравится, менее десяти процентов. Решать тебе.

-- Тогда скажи ей.

-- Сказала. Она просит вас соединить.

-- Соединяй.

Валентина Панькова выглядела чуть иначе, чем на виденном мной снимке, из-за причёски. Густая прямая чёлка закрывала ей лоб до самых бровей, с боков же волосы были убраны назад и уложены на затылке. Пару мгновений она изучающее смотрела на меня, затем улыбнулась и произнесла:

-- Ну, здравствуй!

-- Здравствуй, -- эхом ответил я.

-- Мы и вправду похожи, Даша права.

-- А мамы у нас вообще одинаковые.

-- Изображение покажешь?

-- Конечно, у Селены хранится.

-- Без твоего разрешения не показывает, -- улыбнулась она.

-- Разрешаю, разрешаю.

Очевидно, изображение высветилось у неё на экране, потому что брови Валентины слегка приподнялись, она покачала головой, сказала:

-- Действительно, один и тот же человек. Впервые такое вижу в несинхронных верояциях.

-- Селена говорила, это большая редкость.

-- Чрезвычайная редкость, я бы сказала. Думаю, они будут рады познакомиться.

-- Да, надо будет попросить Андрея, когда вернётся.

-- Не обязательно. Переход можно сделать и с помощью технических средств, и я знаю, где их достать. У тебя не занята завтра вторая половина дня?

"Я и первую могу освободить, забью на лекции, и всё", -- чуть было не ляпнул я. Вслух же сказал: -- Нет, не занята.

-- Покажи мне свой мир? Хотя бы, немного.

-- Конечно! Да! С удовольствием!

-- Надо найти место, где установить аппаратуру...

-- Квартира, -- вмешалась Селена. -- В нашей ветви она свободна и может быть использована.

-- Много нужно места? -- спросил я.

-- Круг диаметром полтора метра и в высоту два с половиной.

-- Это в любой комнате можно.

-- Вот и замечательно, -- сказала Валентина. -- Побегу добывать кабину. Созвонимся завтра, например, в пятнадцать ровно по Москве. До встречи!

С последней лекции я на следующий день, всё-таки смотался. Сидеть и слушать мерное, нудное повествование доцента Быкова (точно по учебнику) было выше моих сил, когда впереди такое событие. По дороге домой я составлял планы, что и в каком порядке буду показывать Валентине. Как мы живём, на чём передвигаемся, что едим... Ровно в три часа Селена доложила, что поступил входящий вызов от Валентины.

-- Добрый день. Ты уже дома? -- спросила она. Видеосвязь мы не включали, и я слышал лишь её голос.

-- Здравствуй. Да, дома. Свободное место готово.

-- Ещё несколько минут, я выставлю блин по высоте. У вас окна приоткрыты?

-- Форточки.

-- Хорошо, главное, чтобы во всех комнатах. Кабина при переходе вытесняет воздух в объёме себя.

-- А, понял, сейчас проверю.

Переход выглядел довольно просто: резкое дуновение воздуха, и посреди комнаты возник матовый цилиндр диаметром примерно в метр и высотой больше двух. Я успел заметить, что верхний его торец охватывает толстый металлический обруч. Секунду спустя обруч упал вниз, забирая с собой стенки цилиндра, и на полу осталось лишь толстое основание. На нём стояла улыбающаяся Валентина. Сбрасывая обувь, она шагнула на пол, на отогнутый заблаговременно край ковра, протянула обе руки:

-- Ну, давай познакомимся вживую.

-- Давай, -- сказал я. И несколько мгновений просто держал её ладони в своих. Валентина оказалась выше ростом, чем я ожидал, а вот телосложение я угадал верно: в моей реальности таких называют "спортсменками". Не худенькая, но и не слишком фигуристая, крепкая и какая-то очень пропорциональная. На ней были тёмно-серые, почти чёрные, слегка расклешённые брюки и светлая блузка "под горлышко" из гладкого блестящего материала, похожего на шёлк.

-- Напрасно ты разулась, -- заметил я, кивая на обувь, оставленную на платформе.

-- Не хочется ходить по коврам в уличном. Не надо, не надо, не надо! -- остановила она меня, когда я дёрнулся в прихожую, чтобы принести ей какие-нибудь тапки. -- Мне удобно и так.

-- Ты тоже мысли умеешь читать? -- изумился я.

-- Догадаться было нетрудно, -- засмеялась Валентина. -- Твоя комната?

-- Да. Тоже нетрудно догадаться?

-- Ну, в общем, да.

-- Наверное, непривычно, когда столько мебели? У вас это не принято.

-- Зависит от человека. Многие, как раз, любят традиционные интерьеры и старинную мебель. Я в том числе. Встроенная на корабле, знаешь, как надоедает? Осмотрюсь?

-- Да-да, конечно, пожалуйста! Чувствуй себя, как дома.

С нескрываемым интересом Валентина изучала книжные полки, рассматривала гжельскую керамику, расставленную в серванте в комнате родителей.

-- Твоя этим не увлекается? -- поинтересовался я.

-- У моей чуть-чуть другая страсть. Цветная майолика.

-- Смотри-ка, и в этом почти совпадение. Валентина...

-- Умоляю, -- страдальчески поморщилась она, -- не надо. Ты бы меня ещё по имени-отчеству величал. Мы с тобой практически родственники.

-- Да, я об этом и хотел сказать. Может быть, и между нами есть что-то общее?

-- Ещё как есть. Когда я узнала, где ты учишься, испытала шок. Я окончила тот же институт, тот же факультет. Только диплом писала по первой кафедре...

-- Локация-навигация? -- воскликнул я.

-- Совершенно верно. А у тебя профильная, как я понимаю, вторая, передача данных.

Следующее слово мы произнесли одновременно: "Наследственность!" И оба расхохотались.

-- Так, -- сказала Валентина. -- Скажи мне, во сколько приходят домой твои родители?

-- Мама в районе половины седьмого. Папа позже, у него график с девяти до шести.

-- Итого у нас около трёх часов. К их возвращению мне лучше испариться. Идём, показывай свою верояцию! -- она подхватила с основания сложенной кабинки переноса небольшой свёрток, оказавшийся лёгкой курткой.

-- Тёплая? -- спросил я, кивая на неё. -- Там плюс пять и ветер.

Вместо долгих пояснений Валентина показала мне внутреннюю часть полы куртки, где красовалась буква Т и два рисунка: слева солнышко и число 40, справа снежинка и число 10. А чего, собственно, я хочу, их технологии опередили наши на двести лет!

На улице все мои планы и заготовки моментально пошли прахом. Валентина сама прекрасно знала, что хочет увидеть. Вначале она пожелала зайти на вокзал, благо он совсем рядом, и долго ходила по платформам, разглядывая поезда. Потом потянула меня в метро. Посмотрела схему, проехала одну станцию и возвратилась на поверхность. Я не удивился, зная от Селены, что такой вид транспорта, как метрополитены, в их реальности "заморожен" в том состоянии, до которого развился к моменту появления доступных летающих машин, и в дальнейшем только модернизировался. Гравитационные компенсаторы и вакуумные тоннели повысили скорость движения поездов примерно в восемь раз, но не помогало и это. Затраты времени на спуск и подъём сводили на нет большинство преимуществ, и метро пользовалось ограниченным спросом у пассажиров. Наземный транспорт заинтересовал "гостью из будущего" гораздо больше, и покатались мы от души.

-- Наверное, убого выглядит по сравнению с тем, что у вас? -- спросил я.

-- Нет, вовсе нет. Наоборот, ваши машины, они... с характером, что ли. Имеют собственную индивидуальность. Вот шум, конечно, уменьшить не помешало бы. Действует на психику.

-- Мы привыкли, -- развёл руками я. -- Селена говорила, у вас разделение на автобусы и троллейбусы исчезло давно?

-- Да, когда изменилась энергетика. Ты, наверное, знаешь о Чернетском, из нашего же института?

-- Ну-у, о нём все знают! Однажды при его опытах выгорела подстанция на основной территории, я на первом курсе учился.

-- У нас этот день считается Днём Энергетики. Правда, для того, чтобы установить, каким должен быть режим плазменного разряда, и научиться его удерживать, потребовалось больше полувека. Банально не хватило теоретической базы.

-- Полвека... Это я, пожалуй, ещё доживу до момента, когда бензин станет не нужен?

-- Разумеется, доживёшь.

Наши магазины вызвали у Валентины живейший интерес... и недоумение. Наклонившись к самому моему уху, она поинтересовалась, отчего у нас такие очереди. Я стал объяснять про дефицит, что хороших товаров на всех не хватает, и за колбасой, например, люди ездят в Москву из соседних областей.

-- Понятно, -- кивнула она. -- У вас серьёзные просчёты в планировании. Наверное, потому, что не хватает вычислительных мощностей для прогноза спроса.

-- Не знаю, -- сказал я. -- Сейчас стали говорить, что это недостаток всей плановой системы. Дескать, простор для махинаций, блата, "ты мне, я тебе".

-- Так это не система, а люди виноваты. Человеческий фактор, есть у вас такое выражение? Мы сами через это прошли. Автоматизация расчётов быстро ставит всё на место. Когда решение легко перепроверить, выявляются и ошибки, и умысел. Вот, например, рискнёт ли кто-нибудь искажать статистику в своих интересах, если знает: другой специалист может взять "сырые" цифры и за несколько минут получить те же расчёты?

-- Так явно не рискнёт. Придумает что-нибудь похитрее.

-- Чем сложнее мошенничать, тем меньше махинаторов. До "похитрее" уже не всякий додумается.

-- Тоже верно, -- согласился я. -- А на каждого гения рано или поздно найдётся другой, в погонах, который работает в ОБХСС. "Если один человек построил, другой завсегда разобрать может".

-- Ну, вот, ты сам всё сказал. Давай зайдём вот сюда? -- Валентина кивнула на вывеску ресторана в доме напротив. -- Интересно, как у вас кормят.

-- М-м... -- замялся я, не зная, как ей повежливее отказать.

-- Что? Ох... Совсем вылетело из головы! Это, наверное, очень дорого?

-- Ну, можно себе позволить, только у меня с собой нет таких денег.

-- Извини, не подумала. Вот что значит привычка.

-- Ты часто ходишь в рестораны?

-- Время от времени. Мне баллы роскоши больше особенно тратить не на что.

-- А одежда, драгоценности?

Валентина пожала плечами:

-- Авторские модели я заказывала, дай бог, раза три, первый раз - на выпускной бал. Драгоценности у нас есть, старинные, фамильные.

-- Хорошо, а, например, автолёт у тебя есть?

-- Собственный? Нет. Для чего? Есть же такси, прокат, на любой срок. И не нужно заботиться, где его хранить, когда обслуживать.

-- У нас такого нет, поэтому каждый мечтает о своём автомобиле.

Как прошло три часа, мы не заметили. Спасибо бдительной Селене, она предупредила, что следует поторопиться, если я хочу вернуться раньше мамы.

-- Слушай, Валь, может быть, всё-таки... -- начал я.

-- Нет, Саш, -- с полуслова поняла меня она. -- Не хочется объяснять на пальцах. Пусть они друг друга увидят. Сразу.

-- Ладно, тебе виднее, -- вздохнул я. -- В таком случае берём наше, наземное такси, и домой.

Уж это-то я себе позволить мог! В то время и такси стоило сравнительно недорого, и о пробках мы знали, разве что, из зарубежных репортажей. Водитель, обыкновенный парень, по возрасту где-то между мной и Валентиной, всё косился на неё, потом задал вопрос:

-- Скажите, девушка, куртка у Вас чьё производство? Франция?

-- Нет, -- быстро ответил я за неё. -- Дом моды Вячеслава Зайцева.

-- Жа-алко, -- протянул он. -- Хотел жене на годовщину свадьбы такую подарить.

В квартиру мы вошли в двадцать пять минут седьмого. На этот раз Валентина не стала разуваться, сразу поднялась на "блин" основания кабины переноса.

-- Жуть как не хочется тебя отпускать, -- признался я.

-- Самой уходить не хочется, -- улыбнулась она. Положила руки мне на плечи: -- Не расстраивайся. Сегодня у вас какой день недели?

-- Четверг.

-- А по субботам вы ведь учитесь?

-- Да, но там такая ерунда, можно хоть все пары прогулять.

-- Хм! Вообще-то, поощрять прогулы - не дело...

-- Ты заговорила, как заправская старшая сестра.

-- Ну, извини, я не нарочно. В любом случае, пообещай, что это первый и последний раз.

-- Клянусь, никогда в жизни не буду прогуливать по целому дню, -- торжественно произнёс я. -- Ты придёшь?

-- Зайду. Заберу тебя, и полетим на экскурсию. В космос.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

-- Я думала, у нас сегодня будут гости, -- сказала за ужином мама. -- Ты вчера так старательно убрал квартиру.

-- Вообще-то, гости были и уже ушли, -- признался я.

-- Симпатичная? -- сразу поинтересовался папа.

-- При чём тут это? Она выпускница нашего факультета, работает на... -- я показал вверх. -- Я с ней насчёт практики поговорил.

-- И что? -- спросила мама.

-- Обещала узнать. Да, интересное дело: она говорит, что её мама очень похожа на тебя. Вдруг они наши родственники?

-- Как зовут маму?

-- Ещё не выяснил, -- отвёл глаза я.

-- А девушку?

-- Валя. Панькова Валентина Михайловна.

-- М-м, нет, Паньковых у нас в родне не было, вроде бы, -- покачала головой мама.

-- Так это отца фамилия. Мам, давай их пригласим к нам? Ну, в смысле, когда вернутся.

-- А где они?

-- За границей. Приедут, скорее всего, к ноябрьским.

-- Хорошо, приглашай. Посмотрим воочию. Даже если мы просто двойники, всё равно интересно.

В субботу я сделал вид, что, как обычно, ухожу в институт. А вместо этого проехал немного дальше, в парк Глебово, связался с Валентиной и вместе с ней отыскал подходящее место, где можно было установить кабину переноса. Основной трудностью здесь было то, что на свободном месте "здесь" могли расти деревья или кусты "там" и наоборот, а на некоторых полянках отличался уровень почвы, что могло вызвать выброс грунта с образованием воронки. Наконец, удобная точка была найдена. На открытом воздухе дуновение воздуха почти не ощущалось. Как только упала кольцевая стенка-занавесь, я понял, что в моей реальности нам лучше не задерживаться, слишком уж необычно для двадцатого века выглядела сегодня Валентина. Она была одета в тот самый костюм, который Андрей в первое моё посещение назвал "климатик", но, кажется, более тонкий и облегающий до безобразия. На груди комбинезона красовалась эмблема спасательной службы.

-- Забирайся и поехали, пока нас кто-нибудь не увидел, -- сказала Валентина. -- Ближе ко мне. Ещё.

Я поднялся на основание кабины и замешкался. Ближе? А руки куда? Не могу же я её... обнять??? Валентина моё затруднение поняла верно.

-- Лучше вот так, -- она заставила меня развернуться на сто восемьдесят градусов. -- Сумку в ноги, и дай руку. Не напрягайся, вибраций и рывков не будет, только неприятное ощущение во внутреннем ухе, похожее на невесомость.

-- Я не знаю, на что похожа невесомость.

-- Ах, да. Ну, тогда - качели. Готов?

-- Да.

Мы стояли, прижавшись спиной к спине, я чувствовал на шее лёгкое прикосновение её уложенных на затылке волос. Металлический обруч, вытягивая за собой стенку, поднялся вокруг нас, над нами тоже блеснул металлизированный материал. Внезапно, ни с того ни с сего, комок подкатил к горлу. Странное чувство: будто ноги отрываются от пола, и сейчас всплывёшь. Захотелось переступить на месте, чтобы убедиться в надёжности опоры. Должно быть, я неосознанно дёрнул рукой, потому что Валентина слегка сжала мою ладонь. А через секунду произнесла:

-- Всё.

Исчезла крыша, мягко упал вниз обруч, и мы очутились среди другого парка. А невдалеке стояла машина, назначение которой угадывалось сразу, в отличие от "мыльниц" автолётов. Летательный аппарат с треугольным сечением фюзеляжа и тремя приливами на корме, похожими на рудиментарные стабилизаторы, стоял на выдвинутых из корпуса подпорках-лапах. Размерами он превосходил пассажирские автолёты примерно в два раза, то есть, был восемь - десять метров в длину и примерно три с половиной в миделе. Легко спрыгнув с "блина", Валентина поманила меня за собой. При нашем приближении в монолитном на первый взгляд борту прорисовался овальный контур, и плита люка бесшумно ушла внутрь машины, поворачиваясь влево. С правой стороны выдвинулся и откинулся на пожухлую осеннюю траву лёгкий трап.

-- А кабина? -- спросил я.

-- Не на руках же её нести? Взлетим и подберём в грузовой отсек.

Входя, я потрогал гладкую поверхность фюзеляжа, сказал с удивлением:

-- С виду похоже на нашу молотковую эмаль.

-- Тут не просто эмаль, а множество слоёв: проводящие, диэлектрики, отражатели, поглотители. Видишь на срезе? Поэтому и цвет кажется таким крапчатым. Когда люк закрывается, слои смыкаются, и получается цельный кокон.

-- А почему тут не используется ваш замечательный кристаллит?

-- Он замечательный только в узком диапазоне условий, -- ответила Валентина. -- Тепло он держит неплохо, примерно до ста пятидесяти градусов, а холод хуже. При минус тридцати девяти замерзает и перестаёт работать. Я уж говорю о безвоздушном пространстве.

-- Да, в вакууме и обычные материалы ведут себя странно, -- кивнул я.

-- Вот-вот. Пришлось бы постоянно экранировать кристаллитовые стенки гравитационным полем. Зачем лишнее усложнение конструкции? Сюда, проходи, это кабина. Садись в правое кресло, оно само под тебя подстроится.

-- Шикарно! -- восхитился я, чувствуя, как подушки глубокого кресла меняют форму, мягко охватывая меня. -- А здесь тоже можно включать прозрачность?

-- Не совсем, -- Валентина опустилась в левое, очевидно, командирское, кресло. -- Видишь, поверхность стен вогнутая? Это для того, чтобы она могла служить экраном.

-- Гемисферный экран? -- припомнил я.

-- Именно. Вообще-то, он используется, скорее, для комфорта и как резервный. Основное средство отображения - вот, -- она продемонстрировала мне толстый широкий обруч с ажурными наушниками и полупрозрачной пластиной на уровне глаз. -- Он же средство управления.

-- Индуктор?

-- Да. Смотрю, Селена много тебе рассказала.

-- Я любознательный, -- скромно сказал я. Валентина улыбнулась.

-- Кстати, ты вместо наглазников можешь использовать свой дист, он не хуже.

-- Трудно научиться управлять с помощью индуктора?

-- Как тебе сказать... Для человека, пользующегося им постоянно - ничего особенного. Для тебя - не знаю. Не обижайся.

Пластина перед её глазами потемнела, сделалась непрозрачной, и машина слегка вздрогнула. Одновременно верх, стены и передняя часть пола превратились в экран. Стало видно, что аппарат медленно движется в направлении оставленной нами сложенной кабины переноса. Что происходило дальше, я не увидел, но Валентина, наклонив голову, остановила аппарат, по корпусу передался слабый звук, и она сказала:

-- Всё, можно лететь.

-- Непривычно: ты даже пальцем не шевельнула, а всё сделала, -- покачал я головой.

-- Пользуясь близкой тебе аналогией, -- раздался из моего браслета голос Селены, -- когда есть графический интерфейс, редко вводят команды с клавиатуры.

-- Очень верно сказано, -- Валентина повернула ко мне непроницаемое стекло наглазников. -- Ручное управление у нас есть, оно внутри подлокотников, но пользуемся мы им редко, в тех случаях, когда с ним удобнее. Напомни, потом покажу тебе.

-- Почему не сейчас?

-- Сейчас мы уже прилетели.

Впереди расстилалось большое поле примерно таких же размеров, как Московский космодром, виденный мной летом. И точно так же здесь стояло несколько десятков космических кораблей разных форм. Здесь преобладали вариации на тему диска: круглые и овальные в плане, плоские, выпуклые и ступенчатые. Валентина направила наш аппарат к одному из них, напоминающему гигантскую чечевицу. В борту выше выпуклой средней линии гостеприимно раздвинулись широкие ворота, за которыми виднелся небольшой ангар. Развернув машину хвостом вперёд, Валентина опустила её на свободную дорожку между двумя другими аппаратами.

-- Добро пожаловать на борт рейдера Аварийно-спасательной службы "Семён Дежнёв", -- улыбаясь, но не без нотки торжественности в голосе произнесла она. -- Идём, буду знакомить тебя с экипажем. Ах, да, чуть не забыла предупредить. Учти, я девушка очень серьёзная и солидная.

-- М-м? Это ты-то? -- недоверчиво покосился на неё я, живо припомнив позавчерашнюю прогулку. Насчёт серьёзности куда ни шло, это я допускал, но "солидная" - последнее, что может прийти в голову, когда наблюдаешь за Валентиной Паньковой.

-- Я-то, я-то. И не порть мне политику, -- она погрозила пальцем.

-- Конечно-конечно, -- поспешно согласился я. И решил сменить тему: -- Скажи, а этот твой бесподобный костюм, он ведь может служить скафандром?

-- До определённых пределов - да, как большинство моделей. Воду не пропускает, вакуум держит. А что?

-- Мне нравится ход вашей инженерной мысли. Скафандр и высокие каблуки...

-- Как известно, красота требует жертв. А серьёзно - подошвы можно надеть любые. Они снимаются очень легко.

Остановившись, Валентина легонько тюкнула носком одной ноги по заднику другой, и подошва вместе с каблуком осталась на полу. Для того чтобы надеть её снова, не потребовалось вообще никаких дополнительных манипуляций, просто поставить ступню, совместив её с приливами носка и задника.

-- И они не болтаются? -- спросил я.

-- Нет, с чего бы?

-- Сам костюм кажется довольно эластичным.

-- Обманчивое впечатление. Сейчас тебя переоденем, поймёшь.

-- Меня?? -- испугался я. -- Может быть, лучше не надо?

-- Почему же?

-- Мне такой фасон совершенно не пойдёт.

-- Саш, тут всё настраивается. Настолько, что вот этот мой клик можно подогнать на твой размер, хотя ты крупнее и выше.

-- И он не будет так обтягивать?

-- Разумеется, нет! У меня это вообще перепрошивка, по руководству его в таком виде эксплуатировать нельзя.

-- Ага, но всё равно эксплуатируют?

-- Как видишь. А по правилам должно быть примерно так, -- Валентина расстегнула пряжку на талии, точнее, откинула подобно крышке, влево, и что-то нажала под ней. Климатик сразу оплыл, сделавшись значительно толще на вид и утратив львиную долю сексапильности.

-- То есть, серьёзная и солидная девушка должна быть одета вот таким образом? -- пошутил я.

-- Не подкалывай. Всё зависит от ситуации. Внешность тоже может быть оружием.

-- Да, побывав у вас, я в этом убедился.

-- Ты о Даоре Меттарс или в целом?

-- В целом. Ты позавчера не обратила внимания, что у нас гораздо меньше красивых женщин?

-- Обратила, конечно. Увы, с этим трудно что-то поделать. Другая эпоха, другая медицина, а многим банально не хватает времени следить за собой. У нас, знаешь, тоже самые ухоженные и лощёные красавицы - это бездельницы, у которых свободного времени двадцать пять часов в сутки. И только на втором месте те профессии, где физическая форма необходима в работе. Вот как мы, спасатели.

Разговаривая, мы поднялись на лифте на этаж вверх. Кабины у лифта не было, одна площадка под ногами, передвигающаяся в шахте полуцилиндрической формы. С одной стороны в ней проходило углубление, и там крепились через равные промежутки горизонтальные трубчатые поручни, очевидно, чтобы взбираться по ним в случае отказа механики.

-- Странный материал, -- заметил я, кивая на упругую стекловидную субстанцию, из которой состояла площадка.

-- Вообще-то, это не материал, -- Валентина дождалась, пока я выйду из шахты в коридор, и дотронулась до панели управления снаружи. Площадка вдруг исчезла без следа, заставив меня невольно отшатнуться от края.

-- Вихревое поле, -- объяснила Валентина. -- Свет преломляется в нём, вот глаз и видит как бы материальную поверхность. Координатор! -- обратилась она в пространство. -- Командир на борту?

-- Подтверждаю, -- незамедлительно откликнулся бесцветный искусственный голос. -- Командир находится в центральном посту.

-- Предупреждаю заранее, -- чуть понизив голос, словно нас могли слышать, сказала Валентина. -- Фамилия нашего командира - Филин.

-- И что?

-- Чтобы не стало неожиданностью, -- туманно сказала она. -- Входи.

Центральный пост представлял собой довольно высокое помещение куполообразной формы. Диаметр его в нижней части составлял, наверное, семь или восемь метров. В центре в ряд располагались три кресла на очень массивных основаниях, настоящих постаментах. Сейчас центральное и правое были обращены друг к другу, и в них сидели двое мужчин.

-- Отлично, и мой начальник тоже тут, -- шепнула Валентина, подталкивая меня, чтобы не останавливался в дверях. Произнесла громко: -- Командир, прошу разрешения допустить в центральный пост гостя!

-- Понял, разрешаю, -- командир поднялся и направился к нам. -- Родственник, я полагаю? Что ж, будем знакомы. Филин, Фёдор Иванович, командир корабля.

Я назвал себя, пожал протянутую руку. Да, вовремя меня предупредила Валентина. Филин определённо напоминал своего пернатого тёзку. Густые тёмные брови, приподнятые кнаружи, из-под них - внимательный взгляд светло-карих глаз, а ещё - тонкий нос с горбинкой. Командир звездолёта был не стар, тем не менее, в его волосах поблёскивали светлые пёрышки седины. Он не отличался высоким ростом, но и снизу вверх глядел так же уверенно, как иные - сверху вниз.

-- Повезло Вам, -- сказал Филин. -- Такие короткие перелёты для нас редкость.

-- Вообще не припомню, чтобы этот корабль за свою историю летел просто с Земли на Луну, -- собеседник командира тоже встал и подошёл к нам. Старт с Земли, финиш на Луне случался, наоборот тоже, но всегда с прыжками куда-то.

-- Мартин Шмайда, наш первый штурман, -- представил его Фёдор Иванович.

-- Мартин Богуславович, я пока не потребуюсь? -- спросила Валентина. -- Надо Саше климатик настроить.

-- Идите, конечно. Леонид на месте, он вам поможет.

Для того, чтобы спуститься обратно в нижние ярусы корабля, нужно было спрыгнуть в шахту подъёмника. Так объяснила мне Валентина.

-- Если боишься, -- добавила она, -- можем создать площадку.

Ну, уж нет! Раз у них так принято, надо учиться!

-- Чего тут бояться? -- храбрым тоном ответил я. -- Сама же говоришь, всё предусмотрено. Выбираем единичку, правильно? Указатель подтверждает, что команда принята. И - вперёд!

Глаза закрылись сами собой: смотреть на уходящие вниз светлые стены шахты и отсутствие пола было жутковато, а шагать в эту пустоту - вдвойне. Впрочем, возникшее чувство падения тут же и пропало. Я заставил себя открыть глаза. Шахта плавно и совсем нестрашно убегала вверх, рядом висела Валентина, придерживая меня под локоть.

-- Ещё мы делаем вот так, -- сказала она и, коснувшись пальцами стены, ловко развернула нас лицом ко входу. Я ощутил едва заметную перегрузку, примерно как в скоростном лифте в Останкино, и через миг наши ноги коснулись возникшей под нами стеклистой площадки.

-- И правда, почти не страшно, -- согласился я. -- Скобы эти только... Вдруг зацепишься?

-- Исключено. Поднеси руку. Чувствуешь? Ниша экранирована полем. Оно отключается только в аварийном режиме. Тогда ступени дополнительно подсвечиваются с боков.

-- Всё-то у вас предусмотрено. А на первый взгляд...

-- Ха. Вот скажи мне, что такое техника безопасности? Наука это или искусство? -- хитро сощурилась она. Ну, на подобные вопросы мы на первом курсе отвечали без запинки.

-- Религия, -- невозмутимо сказал я. -- Можешь не верить, а обряды выполнять изволь.

-- Вот видишь, здесь наши реальности совпадают, -- смеясь, сказала Валентина.

Первый инженер корабля Григорьев встретил нас с распростёртыми объятиями. Он не успел сказать и двух фраз, а я уже подумал, что таким, наверное, представляли братья Стругацкие своего штурмана Крутикова. Нет, к полноте он склонен не был, зато поведение... Милейший человек, душа коллектива. Он вызвал робота в виде летающей платформы с манипуляторами, тот привёз небольшой контейнер, в котором хранился совершенно новый климатический костюм "нужного типоразмера", как выразился сам Леонид Максимович. Распаковывая комбинезон, Григорьев наглядно показывал мне всё то, о чём успел предварительно рассказать, пока робот летал на склад. Климатик в первом приближении состоял из трёх компонентов. Внутренний, губчатый слой служил для вентиляции, терморегуляции и удаления излишней влаги, именно он создавал основную толщину костюма. С наружной его стороны лежал сложный силовой каркас из плоских тяжей различной толщины. Он, во-первых, не давал комбинезону изгибаться как попало, предохраняя владельца от травм, а также от повышенного давления, в данной конкретной модели - до десяти атмосфер. Во-вторых, он не позволял климатику раздуваться при низких давлениях. Слушая эту часть пояснений, я опять вспомнил Стругацких. Здесь, в отличие от "Страны багровых туч", получался и "спецкостюм", и "вакуум-скафандр" в одной конструкции. В-третьих, силовой каркас помогал губчатому слою прогонять сквозь себя воздух за счёт движений владельца. Активнее двигаешься - лучше воздухообмен. В общем, дополнительный источник энергии требовался климатику, в основном, в космосе и в водной среде. Снаружи к силовому каркасу крепилась та самая "дышащая мембрана", что мы обсуждали когда-то с Селеной. Внешнюю оболочку составлял "бутерброд" из негерметичных слоёв - механического и противорадиационного. Его можно было регулировать отдельно.

Григорьев предложил мне снять одежду - "всю, всю, с кликом ничего больше не требуется!" - и влезть в комбинезон. Продольная застёжка на нём не имела видимых зубчиков, края её монолитно срастались после прохождения трапециевидного замка. А так всё почти как у наших "молний": узкой стороной вперёд расстёгиваем, широкой - застёгиваем. Особенность заключалась в том, что замок мог поворачиваться, и любой из трёх "неправильных" сторон вперёд двигался по застёгнутой части с небольшим усилием, не производя никаких действий. Так его можно было перегнать в любую часть и, например, расстегнуть климатик только внизу, что очень удобно в туалете. Полоса застёжки проходила между ног и заканчивалась на пояснице под "встроенным ремнём". Леонид Максимович поправил на мне костюм, как на вешалке, чтобы основные тяжи правильно лежали на плечах и боках, взял небольшой пульт и, проводя им вдоль поверхности костюма, заставил силовой каркас стянуться по фигуре, равномерно прижимая к телу внутренний слой, совсем несильно, как обычный трикотаж. До меня начало доходить, в чём заключалась "перепрошивка", то есть, изменение программы встроенного микроконтроллера, внесённое в костюм Валентины. Оно снимало ограничения и позволяло силовым элементам сдавливать губчатый слой, делая климатик более облегающим и тонким, но нарушало правильное функционирование.

-- Доброе утро! -- в дверях стояла невысокая девушка в точно таком же перепрошитом климатике, как у Валентины. С первого взгляда было ясно, что среди её предков были африканцы: смуглая кожа, полные губы, характерный разрез глаз. Пышные не очень длинные волосы её переливались всеми цветами радуги, фигура... лучше не заострять внимание, иначе можно отвлечься надолго.

-- Вероятно, и доброе, -- откликнулся Григорьев. Затем очень вежливым мягким голосом спросил: -- Анна Игнатьевна, а кто у нас вместе с Красильниковым должен был обслужить систему жизнеобеспечения?

-- У меня другие работы были, -- уверенным тоном сказала девушка, но взгляд отвела. -- Вообще, жизнеобеспечение - епархия медика.

-- Ань, ты в частной лавочке работаешь или как? -- укоризненно покачал головой Владимир Васильевич. -- "Моё, не моё..." Бросай эти привычки фрахтовиков. За жизнеобеспечение, да, отвечает Иван, а за вентиляцию - мы с тобой.

-- Поняла.

-- Чтобы лучше запомнилось, вместо расслабляющего отдыха на Луне будешь перебирать активное оборудование вентиляции. Всё, до последней захлопки.

-- Есть, -- грустно сказала девушка.

-- И не вздыхай, -- так же ровно добавил первый инженер. -- Сама виновата. Помоги вот молодому человеку отрегулировать клик. А я пойду распоряжусь насчёт ложемента.

-- Молодому человеку? -- она стрельнула глазами на меня. -- Да в лучшем виде. Позвольте пульт?

Следующие четверть часа превратились для меня в комплекс физических упражнений, в ходе которых Валентина и мулатка выясняли, в каком положении какие части силового слоя мне давят, ослабляли тут, подтягивали здесь, снова заставляли вытягивать руки, наклоняться, приседать. При этом мулатка - она представилась как "Ана-Мария-Габриэла Гонсалес, годится также Анита и просто Аня" - щебетала без перерыва, успев вывалить на меня кучу информации о костюме и корабле в целом и попутно задать больше вопросов, чем Валентина за всё время знакомства.

-- Всё уже, нормально! -- взмолился я наконец.

-- "Нормально" это кое-как, должно быть идеально, -- отрезала Валентина. -- Согни руки в локтях и отведи в стороны. Анита, вот в этих местах подтяни немного.

-- Лучше ослабить с другой стороны, вот так будет ровно, -- возразила Анита. -- Теперь, думаю, почти всё. Цепляй подошвы, отрегулируем в районе голеностопа и закончим.

-- Не пойму, где у них фиксатор? -- сказал я.

-- Никакого фиксатора нет, -- ответила Валентина.

-- На что же ты нажимала, когда снимала?

-- На сам задник. Когда надавливаешь на него носком другой ноги, клик получает команду отсоединения.

-- Ещё можно нажать манжетой, но обязательно своей же, -- добавила Анита. -- Наружный слой оставляем так или подтянуть?

-- Так, так, -- торопливо произнёс я. Не хватало ещё, чтобы все недостатки моего телосложения стали видны!

Валентина показала мне, как пользоваться капюшоном-шлемом и перчатками. При падении давления и по сигналу химических датчиков они срабатывали автоматически, но можно было задействовать их и вручную. Для активации перчатки требовалось одновременно нажать пару кнопок, расположенных на манжете со стороны большого пальца. Внутренняя и наружная стороны перчаток выстреливались из манжеты, обтягивая ладони, а швы между ними соединялись сами - разумеется, когда рука свободна, иначе вообще ничего бы не сработало. Плёнка на ощупь была не толще, чем "хозяйственная" резина, имела слегка шершавую поверхность и не липла к пальцам. Как тут же пояснила Анита, в вакууме система управления позволяла перчаткам слегка раздуться, дабы воздушная прослойка хоть немного защищала руки от переохлаждения.

-- Лучше всего при первой возможности надеть "твёрдые" перчатки, -- добавила Валентина.

Капюшон имел более сложную систему управления. У верхнего края жёсткого воротника располагались с каждой стороны по два прилива вроде крупных пуговиц. Нажатием на передние поднимался воротник, закрывая шею до самых ушей. Если вместо них надавить на задние - вслед за воротником разворачивался капюшон, прозрачный в верхней части. Повторное нажатие этих же кнопок позволяло откинуть капюшон обратно, а вот воротник складывать приходилось руками, с некоторым усилием, словно банальный зонт-автомат. И, разумеется, в развёрнутом положении можно было потянуть край капюшона вниз, прикрывая глаза или всё лицо, вплоть до защёлкивания у подбородка. Анита порывалась продемонстрировать ещё какие-то прибамбасы, Валентина её остановила:

-- Отложим на после старта.

-- А, ну, не вопрос, -- кивнула та. Дружески пихнула меня в бок: -- Ты заходи, не смущайся.

-- Само очарование, -- улыбнулся я, когда за нами закрылась герметичная дверь.

-- И пользуется этим.

-- У вашего Григорьева, по-моему, не забалуешь. С виду, вроде бы, мягкий, а дошло до дела...

-- Это ещё что! Слышал бы ты, какие эпитеты он подбирает, когда действительно не понимают или не хотят понять. Что характерно, всё тем же вежливым тоном. Наземные службы его боятся больше, чем своё начальство. Замотает до полусмерти, но нужное вытребует.

Ложемент - точно такое же кресло, как те, что в центральном посту - установили для меня в штурманском зале. Его тоже требовалось настраивать индивидуально, в трёх положениях: сидя, откинувшись и лёжа. Откинутое положение очень напоминало то, в котором находятся в корабле наши космонавты во время старта и посадки, лежачее было более расслабленным. Креслу потребовалось указать "длину" и "ширину" моего тела, а также особенности пропорций, тонкую настройку оно сделало само. Отдельно во всех трёх позах настраивались мягкие скобы и дополнительные подушки привязной системы, и не зря. Шмайда, помогавший нам, продемонстрировал, как они срабатывают в аварийной ситуации. Я испугаться не успел, настолько это было молниеносно. Чуть туже - и человек в ложементе получил бы чувствительные удары по рёбрам, рукам и ногам, слабее - при обратном ускорении или рывках переломал бы кости собственным весом. Гравитационный щит вокруг ложемента проверять не стали, не осталось времени. По кораблю разнёсся музыкальный сигнал пятнадцатиминутной готовности. Мотив был очень знакомый.

-- Знаешь? -- полувопросительно сказала Валентина.

-- Ещё бы! У нас её часто крутили, когда я в школе учился. "Четырнадцать минут".

-- Вот и у нас до старта остаётся четырнадцать с секундами. Между прочим, где твоя сумка?

-- В машине оставил.

-- А закрепил?

-- Н-нет.

Валентина укоризненно покачала головой.

-- Я ведь успею её забрать? -- спросил я.

-- Вполне. Пойдём. Или сам не заблудишься?

-- Могу сам. Не такая уж сложная планировка.

-- Хорошо. Одна нога здесь, другая там. Потом поднимись ко мне в каюту, она этажом выше, примерно над центральным постом, четвёртый номер. Да, в случае чего, Селена подскажет.

Чувство ориентации в пространстве у меня хорошее, шахтой во второй раз тоже было не так страшно. Нажимаем одну из стрелок вниз, с нужной цифрой, на внутренней стене под номером текущего этажа загорелся такой же значок, исчезла плёнка поля в проёме, и - ух! - прыжок. Даже весело. Вполне можно привыкнуть. Помощь Селены мне потребовалась только для того, чтобы открыть внутреннюю дверь ангара, простым нажатием кнопки это не делалось, нужно было разрешение. Забрав сумку, я снова вышел в кольцевой коридор и увидел ещё одного члена экипажа. Его климатик отличался от виденных мной на корабле яркими белыми полосами на рукавах и правой стороне груди, где нет эмблемы. На вид мужчине было около тридцати, волосы заурядного русого оттенка - длиннее, чем у остальных, пожалуй, ближе к стилю рок-музыкантов. Смерив меня внимательным взглядом, он сразу спросил:

-- Ты, видимо, и есть родственник из параллельности?

-- Да.

-- Красильников, Иван, -- он протянул руку.

-- Саша, -- представился я. Значит, это и есть врач, о котором упоминали Григорьев и Анита. Интересно, спросит, есть ли жалобы, или нет?

-- Не спрошу, -- усмехнулся Иван. -- Я несколько раз сталкивался с Селеной. Будь у тебя не то что жалобы, а малейшие признаки недомогания, знакомство ты бы начал с меня. Не обижает тебя ЭВМ? -- поинтересовался он, по крайней мере, мне так послышалось.

-- Селена-то?

-- Нет, Вэ-эМ, -- более чётко произнёс он. -- Валентина наша Михална.

-- Нет, с чего бы?

-- Есть у неё манера, любит иногда повоспитывать.

-- Пока не заметил.

-- Заметишь - поддакивай, -- доверительно посоветовал Иван. -- Потом всё равно можешь делать по-своему. В остальном она у нас просто клад. Тебя где поселили?

-- Нигде. Я ненадолго, до вечера.

-- Но сумку где-то оставить надо?

-- Валентина сказала, у неё.

-- Сеткой не забудь закрепить. Во время атмосферных манёвров и прыжка болтаться не должно ничего.

-- Понял, спасибо.

Валентина ждала в своей каюте, не слишком большой, учитывая размер корабля - примерно три метра в длину и два в ширину. С правой стороны две трети длинной боковой стены занимал толстый металлический цилиндр, лежащий на подставках вроде стапелей. Верхняя часть цилиндра была вырезана до половины, и внутри виднелись матрас и подушки. Присмотревшись, я увидел, что вырезанная часть может закрываться прозрачным колпаком, скользящим по торцевым пазам. Напротив этой странной кровати располагались две полупрозрачные панели, в которых я сразу заподозрил кристаллитовые двери, ближе ко входу от стены была откинута небольшая столешница, за ней виднелись ящики бюро.

-- Шкаф у двери слева, -- подсказала Валентина. -- Клади на нижнюю полку и не забудь...

-- ...закрепить сеткой, -- подхватил я.

-- Схватываешь на лету.

-- Стараюсь. Можно ещё вопрос?

-- Конечно.

-- Это, случайно, не анабиозная камера?

-- Нет, -- рассмеялась Валентина. -- Кровать и спасательная капсула. Иначе говоря, "кокон". Двое суток автономности. Мы, всё-таки, предназначены лезть в самое пекло, поэтому так оборудованы.

-- Интересно. А я и думаю, зачем анабиоз, если вы, вроде бы, летаете быстрее света.

-- Не просто быстрее. При гиперпереходе времени вообще не существует, он мгновенный вне зависимости от расстояния. В своё время сам увидишь. Хотя криокамеры у нас, всё-таки, есть, три штуки в медицинской части. Для тяжелораненых. Пойдём готовиться к старту.

Двойной звук колокола возвестил о пятиминутной готовности. Включились экраны штурманского зала, и вокруг нас появилось изображение лётного поля, передаваемое настолько реалистично, что, казалось, мы сидим на стеклянной поверхности под открытым небом. Экраном, оказывается, служил и пол, хотя он не давал настоящей глубины изображения, как потолок или стены. Отличие от реальности заключалось лишь во множестве меток, надписей, цифр, "висевших в воздухе" вокруг нас и над нашими головами. Видимые объекты обводились разноцветными контурами, неразличимые глазом - отображались условными значками. Следом на куполе засветились рассчитанные навигационной системой траектории этих объектов, и возникла намеченная прозрачной сеткой "труба", она уходила вверх и изгибалась в сторону. Должно быть, наш стартовый коридор. Пока я рассматривал всё это, голос командира корабля произнёс:

-- Доложить готовность.

-- Инженерия готовы, -- откликнулся голос Григорьева.

-- Медицина готов, -- ага, это Иван.

-- Навигация готовы, -- произнёс Шмайда.

-- Управление готовы, -- доложил незнакомый голос.

-- Принято всем, -- сказал командир. -- Земля-борт!

-- Есть земля-борт!

-- Ключ на старт!

-- Есть ключ на старт!

-- Минута...

Включился метроном. C последним его щелчком лётное поле внезапно провалилось куда-то вниз. Ни колебаний, ни толчков, ни каких-то посторонних звуков. Секунда, другая - и корабль движется вперёд, одновременно поднимаясь всё выше и выше. Интересно, какая у нас скорость?

"Триста метров в секунду", -- подсказала Селена, уловив мой вопрос. Когда садился в ложемент, я надел дист на голову, решив, что не стану отвлекать вопросами Валентину, у неё и так, наверное, будет работа.

"В атмосфере скорость не набирают? Нет необходимости?" -- уточнил я.

"Совершенно верно. Разгон кораблей начинается после перехода с гравитационной на реактивную тягу. Высота зависит от размера корабля, так как динагравы большого размера имеют и большее расстояние эффективности".

"А где здесь высотомер?"

"Смотри ниже. Ещё. Правее. Да. Левее него координаты и скорость".

"Спасибо".

Скорость начала расти, когда цифра высоты превысила шестьдесят километров. Причём, очень быстро, последний, после точки, знак менялся с той же скоростью, что секунды на часах. Каких-то полминуты - и на указателе пять километров в секунду. И никаких побочных ощущений вроде вдавливания в кресло. Однако, и это было ещё не всё. Высота приближалась к тысяче километров, когда вновь раздался незнакомый голос из "пилотской секции":

-- Экипажу закрепиться в ложементах. Главные на продувку!

-- Есть продувка, -- послышался голос Аниты. -- К запуску готов!

-- Внимание, экипаж, выходим на режим. Предварительная... Основная.

Вдоль плинтуса пола загорелся пунктир жёлтых огней, опоясывая зал. Вслед за этим словно тяжкий то ли гул, то ли вздох прокатился по помещению, замерев коротким змеиным шипением где-то вдали. Я вновь бросил взгляд на указатель скорости... и изумлённо вытаращил глаза. Цифра сотен метров в секунду просто исчезла, единиц километров смазалась в бурый квадратик, а десятки успевали за секунду смениться трижды!

"Селена, какой перегрузке соответствует это ускорение?" -- беззвучно спросил я.

"Примерно сто сорок три единицы, -- был ответ. -- Не волнуйся, внутренний объём корабля надёжно защищён от действия ускорения. В случае отказа системы двигатели остановятся раньше, чем исчезнет нейтрализующее поле".

-- Что обсуждаете? -- поинтересовалась Валентина, высунувшись из своего ложемента.

-- Ускорение, с которым мы идём.

-- Ясно. Ну, что, пока летим, могу немного показать тебе корабль. Вылезай, идём.

Ступив на пол зала, я тут же почувствовал мелкую неприятную вибрацию. О ней я читал у Ефремова и не особенно удивился. А Валентина торопливо потянула меня в коридор, и не зря: здесь, на мягком покрытии, вибрация чувствовалась значительно слабее.

-- Результат работы двигателей? -- спросил я.

-- Да. У мезореактора принцип работы импульсный, как у термоядерной ракеты. Аннигиляция в фокусе виртуального зеркала идёт вспышками, раз в сто микросекунд. У нас, хотя бы, шесть зеркал, то есть, три фазы. Получается тридцать килогерц, вполне терпимо. А у кого четыре, у тех двадцать, почти на пределе слышимости, им тяжело.

-- И до каких пор мы будем разгоняться?

-- До середины маршрута. Потом разворот и торможение до Луны. Сплошная тяга, слышал о таком способе полёта?

-- Да, у Стругацких их фотонные ракеты так и летали. Но там ускорение было единичка, для создания искусственной тяжести.

-- Не только. Каких скоростей они там достигали, не помнишь?

-- М-м, около четырёх тысяч.

-- А здесь примерно семьсот двадцать при перелёте только до Луны.

-- Погоди, так через сколько же мы там будем??

-- Чистое время примерно семнадцать минут, но за счёт манёвров получится около получаса.

-- Ничего себе! Я до института дольше еду!

-- Ну, вообще-то, рейсовые лунники так не летают. Никто не станет тратить минус-вещество ради экономии на таком коротком расстоянии. Лунник идёт на обычных планетарных двигателях с ускорением в двадцать раз ниже нашего. И перелёт занимает чуть больше полутора часов.

-- Хм. Как же так... Ах, ну, да! Квадратичная зависимость. Чтобы сократить время вдвое, нужно приложить силу вчетверо.

-- Вот именно. К планетам это ещё имеет смысл, а на таких коротких расстояниях... -- она развела руками.

"Позволь отвлечь на минуту, -- прозвучал у меня в голове мысленный голос Селены. -- Скоро звездолёт выйдет из области гравитационного доминирования Земли. Вне её кристаллопара не функционирует".

"То есть, связи с тобой не будет?" -- резюмировал я.

"Какое-то время. По прибытии на Луну я организую канал через общественные сети связи. На корабле тебе ничто не угрожает, тем не менее, на экстренный случай в дист загружены необходимые программы".

"Понял".

-- Зона Роша? -- понимающе спросила Валентина, понаблюдав за нашими молчаливыми переговорами.

-- Да, не будет связи, -- кивнул я. -- Что?

-- Прислушайся не ушами, а внутри, -- улыбнулась она.

Я постарался сделать, как она говорит, и понял, услышал, не совсем ясно, но всё-таки:

"Говорю, с тобой мы тоже можем общаться мысленно".

-- Ух, как интересно!

"К живому собеседнику обычно надо приноровиться, -- беззвучно продолжала Валентина. Голос её звучал у меня в голове как бы размыто, с лёгким эхом. -- Ты меня хорошо разбираешь? Ответь молча".

"Да, сейчас совсем хорошо. А ты меня?"

"Я-то да, у меня богатый опыт", -- подумала Валентина и добавила вслух: -- Ну, идём.

Планировка командной палубы "Дежнёва" была звездообразной. Четыре секции, расположенные диагонально относительно условного направления "нос - корма", уходили от кольцевого коридора довольно глубоко. А вот помещения, что располагались между ними, были совсем небольшими, дальше всё пространство занимали высокие своды ангаров, размещённых палубой ниже. Самые важные помещения корабля находились в центре, окружённые кольцевым коридором, и соединялись ещё одним, поперечным коридорчиком. Кроме центрального поста, этот сектор включал пост управления системами защиты. Им заведовал Никитин Николай Николаевич - здоровенный атлетически сложенный мужчина лет тридцати. В коротком перелёте делать ему было нечего, и он с удовольствием принял нас в гости, прочтя мне краткую лекцию. О том, что космос у нас, в целом, мирный, я знал из собственного опыта. Здесь это было примерно так же. Спасательный рейдер Космофлота Евразии по сути мало чем отличался от крейсера Звёздного флота сил ООН, и многие его системы имели двойное назначение. Противометеоритные гравиквантовые излучатели могли вести огонь по любым целям, в том числе, защищённым гравитационной "накачкой" корпуса. Исследовательские зонды простой заменой полезной нагрузки превращались в боевые ракеты. Даже сам межзвёздный двигатель, вернее, "гиперсистема", позволяющая перемещаться в любую точку пространства за нулевое время, могла служить оружием: искажения пространства, вызываемые разрыв-генераторами, сминают и скручивают саму молекулярную структуру вещества.

-- Но это всё государственная тайна, -- сообщил он под конец. -- Забыл спросить, у родственника допуск-то есть?

-- Есть, есть, -- засмеялась Валентина. -- В нашем институте с первого курса дают. Вот документов пока нет. И сейчас мы пойдём это исправлять, если командир не занят.

Филина мы нашли в небольшом рабочем кабинете здесь же, в центре корабля. Поворчав, что женщины с зелёными глазами однажды подведут его под монастырь, Фёдор Иванович вручил мне обширную анкету - не на бумаге, разумеется, а на экране электронного планшета. Когда я её заполнил, перекинул к себе на панель и стал читать, а мне дал вторую, совсем короткую.

-- Всё, -- сказал я, заполнив и эту.

-- Теперь к Красильникову, пусть снимет биоспектр. Поздравляю.

Я уже догадывался, что происходит. Согласно морскому закону капитан корабля в плавании имеет право регистрировать браки, рождения, смерти. Видимо, космический закон предусматривал схожие права.

-- Решила сделать мне легальные документы? -- спросил я Валентину в коридоре.

-- Ну, да. В пределах Евразии, конечно, можно обходиться вообще без ничего, а за границу или в космос легально уже не попадёшь. Согласись, статус беженца лучше, чем быть никем.

-- Особенно с нулевым кодом страны происхождения, -- добавил Иван, он ждал на пороге медотсека и слышал последнюю фразу. -- Никаких въездных ограничений. Проходи, устраивайся вот тут на диагностере, вся процедура занимает шесть минут.

Только я лёг, как раздался мелодичный перезвон, и незнакомый голос предупредил:

-- Манёвр перехода на торможение через одну минуту.

Было интересно наблюдать за реакцией членов экипажа на это сообщение. Иван вытянул из-за спинки кресла привязную дугу, опустил себе на плечи и снова обратился к с пульту установки, Валентина уселась на ближайший стул - ноги за скобу подножки, одна рука в вырез подлокотника. Что касается меня, я и так был зафиксирован на лежанке диагностера несколькими подвижными подушками. Жёлтые сигналы в верхних углах - такие же были и в коридоре - предупреждающе запульсировали. Когда выключились главные двигатели, я не ощутил, а через несколько секунд знакомый уже гул возвестил, что они снова включены и работают теперь уже на торможение. Иван и Валентина так же синхронно приняли более непринуждённые позы и продолжали разговор.

-- Насчёт волонтёрства договорилась? -- спросил он.

-- Да, -- сказала она. -- Шеф поворчал, конечно, и монастырь помянул, как водится. Но в законе нигде не сказано, что лицо со статусом беженца не может быть спасателем-добровольцем.

-- А кто обучать будет?

-- Селена.

-- Ах, ну, да, совсем забыл. Вот скажи мне, зачем она Андрею, если он по десять месяцев в году проводит где-то в варварских реальностях? Лучше бы тебе, например, подарил.

-- Он и предлагал. Я отказалась.

-- Совершенно напрасно. Он же тебя...

-- Именно поэтому.

Вот те на, подумал я. Влюблён Андрей в Валентину, что ли? А она ему, похоже, взаимностью не отвечает.

"Ему не говори, хорошо? -- мысленно попросила Валентина, которая, похоже, всё уловила через свой обруч-индуктор. И тут же добавила: -- Ну, ты же оформил размышления в слова, поэтому и уловила".

Говоря-думая это, она одновременно продолжала разговор с Иваном, уже на другую тему, а у меня вдруг появилось ощущение, что она мне улыбается.

-- В общем, всё, -- сказал Иван, отодвигаясь вместе с креслом от пульта. -- Твоя запись будет у командира. Копию он перешлёт инженерам, чтобы прошили тебе на клик код распознавания.

-- Это уже после посадки, сейчас времени не остаётся, -- Валентина поднялась с места.

Ну, вот и она, Луна, вечная спутница Земли. Перегнувшись через подлокотник своего ложемента, я разглядывал её приближающуюся поверхность. По мере того, как звездолёт замедлял ход, движение вперёд становилось всё менее заметным, зато появилась боковая скорость. Земля из зенита ушла влево и всё больше приближалась к линии лунного горизонта. Внизу проплывали кратеры всевозможных размеров, светлые и тёмные участки поверхности. Раньше я видел Луну с такого близкого расстояния только на документальных кадрах с американских "Аполлонов" - никакого сравнения с обзорными экранами "Дежнёва". И, уж конечно, тогда здесь не было вот этих огней внизу. Компьютер услужливо подсвечивал контурами многочисленные поселения, сыпал названиями, взятыми из разных языков, по ним можно было предположить, какой страной основано то или иное. А вот и лётное поле, немного не такое, как на Земле. Лунный космодром представлял собой длинное и узкое многокилометровое строение, к обеим сторонам которого притулились несколько десятков звездолётов. "Дежнёв", описав дугу, приблизился к нему, завис и плавно опустился на искусственно выровненную площадку.

-- Посадка успешно завершена, -- сообщил голос командира. -- Наземное расписание номер два "Д". Подготовиться к встрече представителей подрядчика. Инженерам развернуть нижний подъёмник номер два.

Вслед за Мартином и Валентиной я вылез из ложемента и вышел в коридор, где, наконец-то, увидел ещё двух членов экипажа, с которыми пока знаком не был. Владимир Васильевич Лунин, старший помощник, не выделялся ничем особенным. Обычный человек, довольно высокий, почти как я, со спокойной уверенной осанкой и выражением лица. Он смерил меня изучающим, как мне показалось, взглядом, затем крепко пожал руку и на этом процедуру знакомства счёл исчерпанной. Второй пилот Павел Князев сложением напоминал баскетболиста. В наше время таких долговязых в космонавты, да и лётчики, не брали - слишком много места занимают в длину. После взаимного представления он тоже хотел отойти, но был остановлен Валентиной:

-- Паша, постой. Ты ведь сейчас не занят? -- прозвучало это как "тебе же всё равно сейчас делать нечего".

-- Ну? -- в голосе Князева я уловил некую опаску.

-- Поезжай с Сашей в Ипатию? Порт ему покажешь. Пожалуйста. А я попозже подъеду.

-- Нет проблем, как говорят у них, -- кивнул он.

-- Сначала к нам, -- сказал Григорьев. -- Анита тебе код прошьёт.

-- И возьми шлем с перчатками, -- добавила Валентина. -- На улицу ведь пойдём?

-- То есть, наружу? -- уточнил я. -- Конечно!

-- Хорошо. Тогда встретимся через два часа возле Лжецов.

Приварить на климатик такую же эмблему, как у остальных членов экипажа, было делом одной минуты, после чего Анита придвинула к ней на штативе нечто вроде индукционной катушки в кожухе, вручила мне в левую руку электрод, другой длинной штангой прижала ко лбу.

-- Всё, -- улыбнулась она, -- гуляй.

-- Это для чего? -- поинтересовался я.

-- Для идентификации личности. Пакет твоих данных в эмблеме зашифрован на твоём же биоспектре, милицейский сканер может его прочесть и подтвердить, что ты - это ты. Держи, -- она выдала мне более плотные, как наружная ткань самого климатика, перчатки на упругих кольцах-манжетах и шлем. Он был жёстким, вроде мотоциклетного, тем не менее, не занимал много места, так как складывался вдоль: средняя часть выдвигалась, а боковины заходили под неё, уменьшая толщину почти вдвое. Что в этом случае происходило с убранным внутрь прозрачным забралом, я представить не мог, но решил не тратить время на расспросы и разъяснения - работает же. Князев свои перчатки сразу прилепил к поясу по бокам, и я последовал его примеру. Из давешних объяснений Аниты я знал, что "ремень", "лампасы" и ещё некоторые части климатика являются "контактными площадками" вроде современной "липучки", и на них можно крепить оборудование, внешние карманы и тому подобное.

Днище дисковидного корпуса звездолёта было не настолько выпуклым, как верхняя часть, тем не менее, для спуска на поверхность использовался подъёмник в решётчатой шахте. По моим прикидкам кабина - вполне материальная и герметичная - прошла метров шесть-восемь по открытому пространству, а затем углубилась в шахту. Ещё метров через десять за прозрачной дверью показалось помещение. Кабина остановилась, дверь вместо красной каймы опоясалась зелёной и скользнула в сторону.

-- Ничего толком не разглядел, -- вздохнул я. Действительно, подъёмник, выйдя из корпуса "Дежнёва", сразу утонул в непроглядно-чёрной тени безвоздушного пространства, а свет в кабине был хоть и ярким, но недостаточным, чтобы осветить окружающее. Только где-то вдали, за границей тени, ослепительно блестела под солнцем лунная поверхность.

-- Не переживай, всё впереди, насмотришься, -- подбодрил Князев.

Стоило мне перешагнуть порог кабины, как в голове раздалось что-то вроде сигнала, и чистый ясный голос Селены сообщил:

"Канал организован, связь установлена".

"Отлично. Рад тебя слышать", -- ответил я.

Подземные коридоры озадачили меня своим спартанским оформлением, непонятными указателями, состоящими из буквы и цифр и пустынностью. Нам изредка попадались лишь техники. Всё прояснилось, когда мы миновали целый лабиринт переходов, наклонов и лестниц и вышли на платформу вроде железнодорожной. На ней я и прочёл вывеску:

Ремонтный завод 25.08 - Maintenance Dock 25'08

Так это и не космопорт вовсе! Мы прилунились в космических доках! Скорее всего, "Дежнёву" требуется мелкий ремонт или техническое обслуживание.

"Да, техобслуживание, -- подтвердила мою догадку Селена. -- По план-графику нужно было ждать одиннадцать дней, пока наземный завод сможет принять корабль. На Луне мощности освободились быстрее".

Вон оно что! А Валентина воспользовалась подвернувшимся случаем. За что я ей был благодарен ещё больше.

-- Повезло мне, что вы встали на обслуживание здесь, а не на Земле, -- вслух сказал я Князеву.

-- У-у, не то слово! На рейсовом тащиться долго, пассажиры шумные, в обзорный зал давка... Удовольствие ниже среднего. А тут тебя с комфортом. Не бывал раньше в космосе?

-- Какое там, -- махнул я рукой. -- У нас чтобы на орбиту попасть, надо иметь здоровье, как у буйвола. И двадцать лет учиться, как оперному певцу. А на Луне всего двенадцать человек побывали, и больше что-то не летают.

-- У нас тоже был период, когда освоение заглохло. Пока ядерную ракету до ума не довели, полёты, всё-таки, влетали в копеечку, даже с аэроносителем. У вас скоро тоже должны разработать, как я понимаю. Начало двадцать первого века?

-- Пока конец двадцатого.

-- Тогда ещё лет десять, -- развёл руками Паша.

-- Скажи, а что такое "волонтёр"? По истории я этот термин понимаю, а у вас какой смысл в него вкладывается?

-- Да такой же, "доброволец". Только это считается юридически значимым термином, как выразилась бы ВМ. Что, уговаривает тебя записаться в Доброспас?

-- А не надо?

-- Наоборот, очень даже можно. Ну, и что, что реально работать не сможешь? Ты ведь не ради соцстатуса это делаешь.

-- Н-нет, -- сказал я, не совсем понимая, о чём он говорит.

-- Вот! И не слушай ты брехунов. Ну, да, некоторые к Доброспасу относятся так, -- Князев неопределённо покрутил кистью руки. -- И рвачей там хватает. Но польза от них есть, иначе бы лавочку давно прикрыли.

"Селена!" -- мысленно взмолился я. Роботесса тут же внесла ясность. Оказывается, участие в добровольной спасательной организации давало небольшие привилегии, и этим часто пользовались те, кто не желал идти на трудную или опасную работу, а социальный статус немного поднять был не прочь. Толк от них был, хотя бы, в том, что они знали, куда следует звонить, могли грамотно описать обстановку, прислать видео, поскольку организация "Доброспас" своих волонтёров в обязательном порядке обучала, и не абы как, а требовала уверенных знаний.

-- Тогда совсем другое дело, -- сказал я. Как человек из прошлого, против дополнительных сведений о том, что и как делается в этой реальности, я не возражал.

-- Соглашайся-соглашайся, -- поддакнул пилот, решив, что я обращаюсь к нему. -- Есть один нюанс. О нём мало кто знает, а он есть. Любой... ну, почти любой экипаж не откажется подвезти коллегу-спасателя, не только здесь, в Системе, но и через прыжок.

-- Что, и волонтёра тоже?

-- За орбитой Луны это не имеет значения. Гораздо важнее, что значится в поле "Приписка", поселение или название корабля. В общем, соглашайся, ВМ плохого не посоветует.

-- Я уже понял. Жаль, что она не смогла с нами поехать.

-- Ей сейчас нельзя, надо опыт перенимать. Не сегодня-завтра Шмайда уйдёт на повышение, а она станет вторым помощником.

-- Она? -- не поверил я.

-- Неплохая карьера за пять лет, а? Сама она, правда, будет тебе говорить, что это ещё не точно, вполне могут прислать "варяга". Не верь. Всё уже решено. Филин с Васильичем и представление на неё отправляли, и ответ есть. Положительный.

На платформе, тем временем, собирались люди - в основном, всё тот же рабочий класс, не толпа, человек пятнадцать. Всё говорило о скором прибытии поезда. Появились и двое служителей закона. Их выделяли ярко-голубые шлемы и надетые поверх климатиков пухлые жилеты. Вставки на плечах, полосы на рукавах и лампасы на штанинах тоже имели голубой цвет. Правую сторону груди украшала надпись в две строки "международная ПОЛИЦИЯ", на левой то же самое дублировалось на английском.

-- Где больше двух, там обязательно возникают голубые, -- ехидно заметил Князев.

-- На Луне такой высокий уровень преступности?

-- Выше, чем на Земле, -- кивнул он. -- Не в последнюю очередь, потому, что вот эти плохо работают. Это всё показуха. Там, где действительно криминогенная обстановка, их никогда вовремя нет.

-- "Полиция следит за порядком. Беспорядок её не интересует", так, что ли? -- усмехнулся я, вспомнив колоритное интервью наших корреспондентов с одесскими эмигрантами, живущими в Нью-Йорке на Брайтон-бич.

-- Метко сказано. Нет, что-то они делают. В портах обстановку контролируют, учреждения охраняют, банки, торговые центры. А уличных грабителей приходится ловить местному населению в лице народных дружин, ну, и нам, хоть Луна не вполне наш объект.

-- Скажи, а на правом рукаве у них - национальные флаги?

-- Да, ооновская традиция. Структуры, вроде бы, международные, а всё одно, обязательно нужно подчеркнуть, кто какую страну представляет.

-- Евразия, я смотрю, этим не страдает? У вас в экипаже ведь тоже не все наши, как я понимаю. Шмайда, наверное, чех...

-- Словак, -- поправил пилот. -- А Гонсалес кубинка, но кого это беспокоит? В ваше время разве не так? В пределах Союза, я имею в виду.

-- Так. Ну, может быть, за исключением Западной Украины и Прибалтики.

-- О-о-о, там да, там и в наше время есть некоторые национально-ущербные. У нас ещё среди поляков встречаются такие. Заняться нечем, вот и маются дурью. Как за столом вместе соберутся, поддадут, начинают орать, вспоминать, кто кого триста лет назад обидел, чуть не до драки.

Поезд выскочил из круглого отверстия единственного тоннеля, будто пробка из бутылки, даже с лёгким хлопком, отклонился на разветвлении путей, подходя к правой стороне платформы. Плоские стойки на её краю, похожие на куски вертолётных лопастей, окрашенные в ярко-красный цвет, синхронно повернулись боком, на рёбрах вспыхнули зелёные линии. Сдвинувшись внутрь, открылись двери вагонов, закруглённые, как в лондонском метро. Изнутри поезд выглядел полностью прозрачным, с лёгкой стеклянной дымкой стен и крыши. Сиденья в нём располагались вдоль, как в метро, то есть, это явно был "городской" транспорт, рассчитанный на короткие поездки и большую наполняемость. Резво взяв старт - ускорения я не почувствовал, словно это была "виртуалка", показываемая Селеной поезд вильнул, уходя в жерло тоннеля, миновал толщу скалы и неожиданно оказался на поверхности Луны. У меня аж дух захватило. Прозрачные стенки тотчас потемнели, приглушая яркий свет снаружи. Князев поманил меня за собой в переднюю часть состава. Проход между вагонами тут был неширокий, с массивной "гармошкой" вроде ленинградского трамвая, едва-едва разойтись вдвоём, впрочем, в одном из сочленений всё-таки стояли двое пассажиров маргинального вида. Они недовольно на нас покосились, отодвинулись и снова заняли прежние места, как только мы прошли. Обзор через прозрачную переднюю часть вагона был просто фантастический. Сиденья начинались за первой дверью, а нос представлял собой просторную обзорную площадку, огороженную вдоль стен трубчатым поручнем. Отсюда можно было видеть и панораму, и тёмный прямой лоток пути с парой направляющих углублений возле краёв. Вот здесь чувствовалась истинная скорость, по мельканию вдоль трассы скал, небольших кратеров и разбросанных по поверхности камешков. Время от времени, огибая кратеры побольше, путь искривлялся, тогда, обернувшись, можно было разглядеть хвост поезда на повороте. Впереди показался длинный прозрачный павильон. Резко сбавив ход, поезд проколол блестящую плёнку и остановился между двумя платформами. Правая, похоже, не действовала, поскольку была совершенно голой - ни указателей, ни скамеек, ни торговых стоек - и какой-либо выход с неё отсутствовал. Слева в прозрачной стене имелась арка, переходящая в трубчатую галерею, которую я заметил ещё на подъезде. Метров через двести галерея упиралась в один из куполов небольшого поселения или базы. "Площадка Миямото" называлась эта станция.

-- Переходы строят прямо по поверхности? -- спросил я Князева. -- Не опасно? Метеориты...

-- Нет, вероятность слишком ничтожна. Вообще, галереи стараются заглублять, чтобы не мешать ходить и ездить на гравиподушке. Эта, скорее всего, временная, на несколько лет, а потом её и станцию могут разобрать. Для обслуживания автоматических установок есть рабочие поезда, оборудованные шлюзами.

-- Гравитация в галерее тоже стандартная?

-- Разумеется. За прелестями "одной шестой" милости просим на улицу. В помещениях это неудобно, и для здоровья вредно.

За очередным поворотом справа показалось лётное поле. Я принялся разглядывать виднеющиеся там корабли и пропустил момент, когда слева надвинулась высокая скальная стена, и поезд, изогнувшись - ух! - нырнул вдруг в чёрное нутро горы.

-- Эх, не успел рассмотреть, -- вздохнул я.

-- Не беда, сейчас поднимемся в обзорный, оттуда ещё лучше видно.

-- Станция "Ипатия-восток", station "Hypatia-east", -- объявил бесцветный голос.

-- Сообщения и надписи на русском радуют, -- заметил я.

-- Да, а атлантидов и, особенно, китайцев, бесит в полный контакт, -- ухмыльнулся Паша. -- Увы и ах, деваться некуда. У всех галактических цивилизаций первым языком считается тот, носитель которого впервые достиг круговой скорости. Вот у хиспов, скажем, на планете доминирующий язык давно сменился, а в космосе всё равно используется так называемая "древняя речь".

-- Слава богу, а то нам, глядишь, пришлось бы учить китайский.

-- Китайцы в Галактике большая головная боль, -- вздохнул пилот, одновременно делая мне знак рукой в направлении эскалаторов, ведущих вверх. -- Вроде бы, и в ООН состоят, и международное законодательство одобряют, а как доходит дело до выполнения... Хуже всего то, что их слишком много, трудно уследить. И чем дальше от Солнца, тем больше проявляется. С ними нужно быть крайне осторожным, имей в виду.

-- Ясно, запомню.

Верхний уровень представлял собой зал-балкон. Балюстрада его открывалась под свод станции, позволяя видеть пути-лотки, обе платформы и уходящие от них в торцевые стены эскалаторы, по одному из которых мы поднялись сюда. Надо всем этим на тонких растяжках висел бархатно-чёрный флаг. Синяя с золотым кантом косая полоса, словно лента-перевязь, проходила через полотнище справа налево. В центре, окружённый лавровыми ветвями "ооновского типа", был изображён лунный диск, серый с серебряным серпом освещённой стороны у правого бока. Ниже сменялась на двух языках полупрозрачная голографическая надпись:

Лунная Администрация Объединённых Наций

Космический порт Ипатия

Lunar Administration of United Nations

Space Port Hypatia

Ниже мерцала дата и время. По другую сторону, за многочисленными рядами кресел, как на заурядном вокзале или в аэропорту моего времени, виднелось широкое окно. К нему и подвёл меня Князев. Отсюда, с высоты примерно пятнадцати метров, ровное, как стол, лунное поле было видно очень хорошо. Кроме того, в окно, оказывается, были встроены очень полезные дополнительные функции. Вдоль ограждающего поручня на равных расстояниях стояли небольшие пюпитры, увенчанные гладкими выпуклостями синего цвета. Стоило положить на одну из них, на окне появлялся курсор. Его можно было навести на любой объект в поле видимости, а затем, проведя сверху вниз по полосе слева или справа от этого "трэкбола", приблизить изображение. Такой высокотехнологичный аналог подзорной трубы для туристов. Более того. Стоило указать крестиком из четырёх галочек корабль, видимый лишь частично и начать укрупнять, видеоаппаратура в какой-то момент "убирала" преграду, будто камера пролетела сквозь неё. Скорее всего, это делалось при помощи обработки изображения, получаемого с других точек. Прикидывать вычислительные мощности, необходимые для таких трюков в реальном времени, я не стал и пытаться. С уровнем техники нашей реальности это казалось чем-то запредельным. Лучше рассматривать сами корабли.

Человеку, несведущему в космонавтике, могло показаться, что на поле космопорта встретились космические аппараты двух разных цивилизаций - более развитой и менее. Очень уж по-разному выглядели звездолёты и "каботажный флот". Геометрически правильные, закованные в сплошную броню звёздные корабли в пустоте ощетинились многочисленными антеннами, выдвинутые из открывшихся в броне люков. Внешние антенны каботажников не складывались и не убирались - зачем? Они в атмосфере не летали. Большинство малых кораблей строились по одинаковой схеме: реактивный двигатель, вокруг него бак с рабочим телом в форме тора, раскинутые в стороны три или четыре посадочных опоры, а наверху - кабина. У многих корабликов кабины крепились на поперечной оси и могли "запрокидываться" для более удобной работы в открытом пространстве.

-- Довольно старинная компоновка, -- заметил я. -- У нас так были устроены первые лунные модули. Они, что, не используют динагравы?

-- Почему же? Используют. Вот они, -- Князев указал на сравнительно небольшие двояковыпуклые тарелки, расположенные между опорами каботажников. -- Компоновка классическая, ты прав. Смысл отказываться, если она удачна? Всё просто, надёжно, ремонтопригодно. В случае отказа динагравов можно взлететь и сесть на огне. Что, согласись, важно, когда жилка на исходе, и нужно срочно добраться до базы.

-- Жилка?

-- Система жизнеобеспечения, в смысле, её ресурс.

О кораблях Князев мог говорить до бесконечности. Он показал мне более крупные "пустотные" планетолёты, предназначенные для рейсов в Пояс и к лунам дальних планет, они ведь тоже не имеют атмосфер, кроме Титана. Один из них стоял далеко, у края поля, разрешающей способности видеосистемы для хорошего увеличения там не хватало, второй мы смогли рассмотреть более детально. У него было шесть двигателей по кругу, седьмой, резервный, в центре, цилиндрические топливные цистерны и гораздо более развитый отсек экипажа, пригодный для длительного проживания. Паша рассказал мне про ловцов астероидов, про буксировщиков, отправляющих ценные глыбы по эллиптической орбите ближе к Солнцу, про завод на земной - не околоземной, а околосолнечной, имеется в виду - орбите на безопасном удалении от планеты, куда астероиды прибывают на переработку. Потом прилунился рейсовый лунник с Земли, и разговор переключился на него. Рейсовый представлял собой ещё один характерный тип корабля: прочный корпус, предназначенный для пробивания атмосфер, форма не как у той "ракеты", на которой везла меня Валентина, а аэродинамически распластанная. В общем, развитие концепции современных мне челноков. Гравитационный двигатель позволял ему садиться "плашмя", поэтому вместо колёсного шасси у него были простые опорные площадки. Я с любопытством наблюдал, как из лётного поля выдвинулась наклонная галерея, соединилась с люком телескопическим переходником, и внутри заработал эскалатор трапа.

"Напоминаю, -- прозвучал в голове голос Селены, -- пять минут до назначенной встречи".

-- Ох, спасибо, Селена, совсем из головы вылетело! -- сказал я. -- Паш, нам идти пора, два часа на исходе. Далеко до этих Лжецов, где Валентина будет ждать?

-- Нет, рядом. Сейчас спустимся обратно и выйдем в нижний зал.... -- эскалатор понёс нас вниз, и, как только мы оказались ниже уровня верхнего этажа, Князев указал сквозь прозрачную стену: -- Вон они, Лжецы, справа.

У правой боковой стены зала космопорта был сооружён большой чёрный мемориал. На блестящей поверхности мрамора виднелись какие-то портреты: верхний ряд из пяти лиц немного более крупнго размера, ниже - три ряда более мелких, сгруппированные по три снимка, так что получались как бы три квадрата. Выше шла надпись белыми буквами. Сойдя с эскалатора и приблизившись немного, я смог разобрать слова:

"Маленький шаг для человека" - грандиозный обман всего человечества.

Продолжение следует

Комментарии: 19, последний от 18/10/2017. © Copyright Машошин Александр Валерьевич (neirosoft@yahoo.com) Размещен: 20/12/2012, изменен: 08/05/2014. 179k. Статистика. Глава: Фантастика __ просто фантастика __ Скачать FB2		Оценка: *7.004** Ваша оценка:
Аннотация: История обыкновенного московского студента середины 80-х, попавшего на экскурсию в параллельный мир, по отношению к тому времени - "как бы будущее". И некоторых его похождений. Первая глава была написана аж к 35-летию космической эры и так и оставалась единственной законченной. Автор абсолютно не уверен, насколько его хватит в плане продолжения - время теперь совсем другое. Была у Стругацких глава в "Полдне", называлась "Какими вы будете", так вот, сегодня автору отчаянно жаль, что такими мы не будем уже никогда. Обновление от 04.07.14.

Машошин Александр Валерьевич : другие произведения.

Звезда мечты