Солнце плавало и томилось в неглубокой миске с прозрачным, еще не тронутым холодными утренниками, медом. Бортьи стояли тут и там среди высоких, налившихся соком трав. Сладко-горьким маревом тек в воздухе запах белоголовника, и от малейшего ветерка его белые, мелкие, словно пыль, цветы сыпались в миску ...
Палец, длинный и тонкий, опустился сверху в миску, вошел в мед, погрузившись в янтарное чудо почти полностью и, вынырнув, отправился в рот хозяйке... которая, зажмурившись, как кошка, смотрела на солнце и только не мурлыкала от удовольствия, вытянувшись на животе в полный рост у порога своего дома... который вместе с ней плыл над землей, едва касаясь горячей душной травы...
- Сво, ты где? - негромкий мужской голос возник из воздуха, казалось прямо из марева запахов белоголовника и сосновой смолы.
- Ммм, - промычала Сво, не собираясь отрываться от приятного занятия.
- А я на море... - не собираясь дожидаться от нее ответа, ответил ей голос.
Глаза сладкоежки распахнулись неожиданно, поймав на лету мелькнувшую мысль. Один глаз, еще мечтавший о меде, был янтарным, а другой, вспыхнув мечтой о море, стал голубым... Палец ее лениво стал рисовать круги, собирая мед тягучими волнами, сворачивая в парус лист дикой смородины, упавший в миску...
...А пасечник не дремал. Он схватил за липкую руку воровку, живущую в доме, который летал...
...Девушка по имени Свобода, живущая в доме, который летал, со злости укусила пасечника... И след ее дома над пасекой пропал...
2
Пасечник простоял, вытаращив глаза, на жарком солнце три часа. Свобода, сваренная на сладком меду, да настоянная на солнце, набирала силу. Прислушиваясь к своему большому организму, пасечник ошеломленно чувствовал как в нем, развив кипучую деятельность, поселялись тайные желания, которые, настойчиво оправдывая свое появление, вели длинные разговоры философического толка, от которых у пасечника случилось подташнивание, грудь его все больше распирало желание заорать что-нибудь эдакое, а в головушке давно прокручивался лихорадочно порнофильм... И, наконец, башню сорвало...
3
Узкая полоска каменистого пляжа, на которую с шипением набрасывалась волна, была пуста в этот вечерний час... В ущелье, скалистыми склонами сползавшем к морю, бился, тихо подвывая, ветер.
Вечер, придавленный темнотой ночи к земле, уползал красным полозом за горизонт.
Только человек не спешил покинуть этот одинокий берег. Он ждал. Теряя Надежду. Потом он и ее отпустил... Ему всегда не хватало только одного - Свободы. Ее ему всегда казалось мало. И он бежал за ней, собирая жалкие крохи ее милости. И, поймав, жадно вглядывался в лицо, и Разочарование настигало его... Не она... Не Свобода...
Сейчас, отпустив Надежду, и, закутавшись в холодный плащ Разочарования, он сидел, отрешенно удерживая взглядом красный диск закатывающегося за горизонт солнца. Закатные краски стекали с неба щедро в море, смешиваясь на его огромной палитре и немного разгоняя горьковатый привкус вливавшегося в душу Отчаяния...
- А я на море... - легкий шепот коснулся ветерком, слетевшим с предгорья.
Человек вздрогнул. Подняв голову, он улыбнулся... Дом, который летал, висел над его головой, и девушка, которая жила в доме, который летал, смотрела ему в глаза, свесив голову, и, касаясь длинными волосами его лица...
- Я тебя ждал...
Секунды таяли как снежинки на их губах, прекрасное мгновение их не отпускало...
- Побежали летать... - шепнула она.
Вкус Свободы подарил ему крылья... и мгновение превратилось в вечность...
4
По дороге разочарований шел пасечник. Он спешил. Из леса он выбрался. Теперь осталось немного. Найти добротный рычаг, потом добраться до центра вселенной и тогда он перевернет мир... Он еще не знал как это делается, но руки чесались, а из глотки время от времени вырывались вопли:
- Вставай ... проклятьем заклейменный... весь мир рабочих и рабов!
