Утро в Москве воскресное, ясное. Собирается в кабинете товарища Сталина начальство высшее. Сам товарищ Сталин - помято-сонный. С дачи его подняли. Со сна хорошего, мягкого.
Не ждал - не гадал товарищ Сталин, спать укладываясь после баньки бодрящей, что не судьба ему в ту ночь выспаться сладко. Не думал, что приезд в Кремль сообщениями о нападении частей немецких обозначен будет. Не верит сообщениям тем товарищ Сталин. Не могли немцы утром этим воскресным напасть. Не война это, а провокации. Неизвестно еще - чьи. А вот чьи - сейчас посол немецкий Шуленбург, наверное, товарищу Молотову объясняет.
Никак не могли начать немцы вторжение крупномасштабное. Ну, никак. Ведь оставалось же немцам еще дней пять до сосредоточения полного. Ведь у них пока еще ни танков нет в количестве должном, ни самолетов. Ведь у них еще часть войск после Югославии и Греции была разукомплектована. Ведь уже завтра мы готовы были мобилизацию объявить и ввести в действие планы прикрытия. Ведь уже заготовлены и отправлены ноты в посольство немецкое и в рейхсминистерство иностранных дел по поводу систематического нарушения воздушного пространства СССР самолетами Люфтваффе. Ведь уже должна была на неделе спустя пару-тройку дней "ГРОЗА" прогреметь. Ведь уже в среду должен Главный военный совет собраться - и принять решение об отпоре вооруженному агрессору и внутреннему врагу - заговору военно-фашистскому.
Но если немцы не напали - то почему сигналы из округов приграничных идут? Почему флоты сообщают об атаках воздушных отбитых? Почему из Вильнюса, Киева, Кишинева, Риги и Минска звонят в панике Пономаренко, Хрущев, Калнберзинь, Бородин да Снечкус? Почему Тимошенко и Жуков настояли на своем приезде в Кремль со срочными сообщениями? Почему Лаврентий говорит о погранотрядах, вступивших в бой на границе западной?
В кабинете - товарищи Тимошенко и Жуков. И нарком внутренних дел товарищ Берия. И начальник Главного политуправления Красной Армии товарищ Мехлис.
Тут и товарищ Молотов в двери вошел. Не в парадные двери, в приемную ведущие, а в заднюю дверь, что за печью кафелем облицованной спряталась.
- Война!
Так сказал с порога товарищ Молотов.
- Вот нота германского правительства. Только что Шуленбург передал.
* * *
Зачитывает товарищ Молотов ноту Правительства Германского Рейха. Проста та нота. И ясна предельно. Объявляет Рейх войну Советскому Союзу. За дело. Оборзел, дескать ваш Союз Советский. Попутал. Совсем. Лезет везде, где надо - и где не надо. И в Финляндию. И в Румынию. И в Иран. И в Югославию бывшую. Много чего у Рейха к власти Советской народной-то поднакопилось за полтора-то года дружбы великой.
И потому - войну объявляет Рейх. Священную.
- Так, - сказал товарищ Сталин.
Первое слово - товарищу Берии. У товарища Берии в папке - спецсообщения. От генерал-лейтенанта Богданова из Белостока и генерал-майора Хоменко из Львова. Немцами практически на всех участках нарушена линия госграницы, заставы попали под обстрел, многие из них ведут бой, противник проник на нашу территорию.
Теперь товарищ Жуков докладывает. Про попавшие под первый удар части Красной Армии на западной границе. Доносят штабы уже образованных фронтовых управлений - Северо-Западного, Западного, Юго-западного фронтов, а также Краснознаменного Балтийского и Черноморского флотов. Атакованы мы. В районах Вильнюса, Каунаса, Гродно, Бреста, Львова и Перемышля. Сильно атакованы - артиллерией, авиацией, механизированными частями. Точно потери не известны, но немцы явно не шутят. Где-то они даже на пару километров смогли вглубь территории нашей продвинуться.
Ну и что? Что произошло? Ну, война. Война и война. Пока еще нет ничего страшного. Дело военное. Нас атакуют - мы атакуем.
- Так, - сказал товарищ Сталин. - Одно ясно - это не провокации. Война. А война...
* * *
- Открытым текстом. По всем каналам! Всем армиям! Всем соединениям! Командирам три тройки, выполнять немедленно! Ввести в действие план прикрытия по схемам "Гродно-41", "Белосток-41", "Кобрин-41"! Поднять войска и действовать по-боевому! Подпись командующего. Под его ответственность!
Защелкали переключателями операторы:
- Тревога! Командирам три тройки! Выполнять!
- Три тройки!
- Командирам три тройки!
- Товарищ генерал, тревога, код триста тридцать три...
Вздрогнула Алька. Как же так? Ведь не было сигнала из Москвы ни об объявлении всеобщей мобилизации, ни о введении в действие планов прикрытия. Товарищ Павлов явное самоуправство учиняет. Отчего? Почему? Обстановка сложная? Москва не отвечает? Или другие причины есть?
- Внимание! Система ВНОС сообщает - с запада на подходе к Минску неопознанные самолеты!
- Воздушная тревога! Подготовиться к переносу узла связи в убежище.
Здесь же и заместитель Григорьева нарисовался:
- А что наркомат и Генеральный штаб, мать их?
- Им доложено. По ВЧ. Открытым текстом, мать его.
- А мобилизация, мать ее?
- Не объявлена. Москва молчит, мать ее!
Неужели - заговор? Почему нет приказа о мобилизации? Или же в Москве просто сигнал ей, Альке, приказом тем давать не хотят? Но ведь война началась. Ведь войска на границе приказа ждут. Войска требуют разъяснить обстановку. Почему бы просто план прикрытия в действие не ввести? Почему бы не разрешить красные пакеты вскрыть - как это товарищ Павлов только что сделал?
Хорошо. Пусть заговора нет. Но разве приказ товарища Павлова о начале операции прикрытия - не самоуправство? Или даже похуже?
* * *
- Война требует быстрых и точных решений. Считаю, дорогие товарищи, что нашим частям, прежде всего, следует отбросить вторгшиеся части немцев за линию государственной границы. Готовьте директиву.
- Проект директивы уже подготовлен, товарищ Сталин.
- Читайте, товарищ Жуков.
- Военным советам... 22 июня 1941 г. в 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу. В связи с начавшимися боевыми действиями со стороны Германии и Румынии, приказываю...
Вновь читает товарищ Жуков текст директивы. Директивы новой. Как читал несколько часов назад другую директиву, еще предвоенную. В директиве той теперь - об ударах по врагу злобному, вероломному. О бомбардировках тыловых районов противника. Об удержании линии госграницы. Вставай, страна огромная! Отвечай на подлый удар тройным ударом, ворошиловско-тимошенковско-сталинским!
Замолчал товарищ Жуков. Кивнул товарищ Сталин. Задумался. Смотрят на товарища Сталина военные. Смотрит товарищ Молотов. Смотрит товарищ Маленков. О чем товарищ Сталин думает? Почему медлит? Почему приказ войскам, вступившим в битву кровавую, задерживает?
Думает товарищ Сталин о заговоре. И о той, той самой, рыжей, что должна его обнаружить в Минске с точностью абсолютной. Она - молчит. Нет сигнала из Минска. Ничего и в Москве не найдено. Нет никаких доводов в пользу того, что заговорщики могут осуществить свои планы зловещие. Похоже, нет там никакого заговора.
И никогда не было.
А на другой чаше весов - война. Здесь дезорганизация и дезориентация смерти подобна. Здесь реальность жестокая в двери ломится. Здесь все игры заканчиваются.
Только закончит ли игры та девчонка глазастая? Не пропустит ли сигнал заветный? Не начнет ли игру свою собственную? Ступает товарищ Сталин по ковру сапожками мягкими. Вспоминает про тетрадь из сейфа да про взгляд холодно-змеиный.
Впервые товарищ Сталин неудобство чувствует. Впервые силой своей на силу иную натолкнулся. Ведь не подчиняется Василиса ему, как все остальные. Не прогибается под его взглядом желто-тигриным. Наоборот - его, товарища Сталина, секретаря ЦК, председателя Совнаркома СССР себе подчиняет. Глазами своими кобрячьими. Словами своими точными. Что она там, без контроля, в Минске удумает? Что предпримет? А ведь Минске она, как договаривались, еще сутки после получения сигнала может оставаться. Сигнал о мобилизации для нее - руководство к действию. Как она воспримет тот сигнал? Что она станет делать при его получении? Что у нее в голове вертится?
Или про отца и мать не позабыла?
Или действительно его, товарища Сталина, погубить захочет?
- Что ж, бумага хорошая, составлена верно. Только, думаю, товарищи, нужно еще раз выпукло подчеркнуть политическую важность момента. Нужно сказать не просто о начале боевых действий, а о неслыханном по наглости нападении со стороны Германии на Советский Союз. Про начало боевых действий вычеркните. И Румынию уберите. Так... И еще одну поправку нужно внести. Для особо горячих голов. Для особенно увлекающихся. Добавьте: "Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать". С этими двумя мы чуть позже разберемся. Чуть позже. Разберемся.
* * *
- Я не понял главного, товарищ Сталин, - спросил товарищ Тимошенко осторожно. - Директива, конечно, вещь хорошая, но войска требуют от нас большей определенности. Вводится ли в действие план прикрытия или нет? Как будет осуществляться руководство войсками в условиях войны? И, самое главное, объявляется ли всеобщая мобилизация?
Усмехнулся товарищ Сталин в усы. Посмотрел на товарища Маленкова вопросительно. Покачал головою товарищ Маленков. Обернулся товарищ Сталин вновь к товарищу Тимошенко:
- Для полного введения в действие плана прикрытия требуется объявление всеобщей мобилизации. Но мы пока от ее объявления воздержимся. Я вчера объяснил - почему. Подождем до завтрашнего дня. Впрочем, сидеть сложа руки тоже не будем. С сегодняшнего дня циркулярно штабам западных округов по телеграфу объявим частичную мобилизацию распоряжением Совнаркома. И только. А всеобщую - исключительно и только с завтрашнего дня! Указом Президиума Верховного Совета СССР, как и положено. Готовьте все материалы сегодня часам к двум.
- А как быть со Ставкой Главного командования Красной Армии?
- Такие вопросы, товарищ Тимошенко, с кондачка не решаются. Ведь новый орган формируется. Необходим регламент его работы, порядок взаимодействия с органами партийной и советской власти, координация с существующими органами управления армией - Наркоматом обороны и Генеральным штабом. Это все продумать нужно. Прописать. Утвердить. Организационная работа - залог будущего успеха. Думаю, к концу дня все базовые документы вы, товарищ Тимошенко, разработаете и нам на утверждение предоставите.
- У нас все готово, товарищ Сталин.
Помолчал товарищ Сталин. Завершил свою мысль:
- Спешка при ловле блох хороша. Еще раз проверьте, подумайте, просмотрите. Кого в состав планируете включить. Кого - в советники при Ставке определить. Чтоб комар носа не подточил. Время пока терпит. Все равно, Ставка начинает работать только после объявления общей мобилизации. То есть, формально - с завтрашнего дня. С того же завтрашнего же дня вы, товарищ Тимошенко, становитесь председателем Ставки. Сегодня же утрясите все оргвопросы и предоставьте проект на Политбюро. Как только мы рассмотрим проект, сразу же передадим на утверждение в Совнарком и ЦК. Порядок есть порядок.
- Слушаюсь, товарищ Сталин, но...
Мигнул товарищ Сталин глазом желто-тигриным. На часы посмотрел. Время - 9 утра. Уже пять часов война идет. Уже несколько часов совещание в Кремле длится. Но телеграммы от Васьки-змеюки из Минска - нет. И - вообще никаких сигналов нет. Всю неделю - молчание. Вот и сейчас товарищ Маленков головою качает - нет ничего.
Что у нее на уме? Кто ее контролирует? Кто знает, что она сейчас делает?
Прищурил глаз товарищ Сталин и ответил неторопливо:
- Товарищ Тимошенко. Сегодня объявляется только частичная мобилизация постановлением Совнаркома. Всеобщая мобилизация объявляется с утра 23 июня, не раньше. Вы меня хорошо поняли?
- Я все понял, товарищ Сталин.
- Все указы и приказы с нашей стороны уже подготовлены. Технически. Теперь дело за вами. Проясните для себя всю ситуацию на фронтах. Отбейте первые атаки противника. Завоюйте господство в воздухе. Считаю, что, прежде всего, необходимо обрушиться всеми силами на прорвашиеся части противника и уничтожить их. Пока без введения в действие "ГРОЗЫ". Ясно, товарищ Тимошенко?
- Так точно, товарищ Сталин.
- Хорошо. Это, во-первых. Во-вторых, далее, к вечеру, на основании данных разведки об ударных группировках противника следует нанести фронтальные контрудары на Тильзит, Сувалки и Люблин для уничтожения резервов врага. Думаю, что наша Красная Армия с этими задачами справится и без полной мобилизации. Первых эшелонов фронтов хватит. А теперь...
* * *
А теперь докладывает товарищ адмирал Кузнецов только-только вошедший. По флоту нашему.
На западном направлении развернуты у нас три флота. Северный флот под командованием контр-адмирала товарища Головко, Краснознаменный Балтийский флот под командованием вице-адмирала товарища Трибуца, Черноморский флот под командованием вице-адмирала товарища Октябрьского.
Здесь же две флотилии действуют - Пинская да Дунайская, контр-адмиралов товарищей Рогачева и Абрамова. Базы флотов - в Таллине, Ленинграде, Кронштадте, Лиепае, Риге, Одессе, Севастополе, Архангельске да Мурманске. Базы флотилий - в Пинске и Измаиле.
Ни одна из баз флотов и флотилий от авиации противника не пострадала. Ни один корабль не потерян. Появления крупных сил вражеского флота в районе наших баз не ожидается, поскольку все они, силы эти, - в море Северном да океане Атлантическом. Немцами с воздуха и с моря выставлены минные заграждения в Черном и Балтийском морях в районе Одессы, Севастополя, Риги и Лиепаи. Указанные заграждения выявлены воздушной разведкой, силами минной обороны предпринимаются меры по разминированию.
- Так, - сказал товарищ Сталин. - Что мы видим? Мы видим, что первые удары зарвавшегося врага отбиты. Конечно, сработал эффект внезапности. Это есть. Возможно, какие-то части немцам удалось застать врасплох и потеснить их вглубь нашей территории. Что же, товарищи, война еть война. Война заставляет вносить коррективы даже в самые лучшие планы. Но всякая случайность ничто перед необходимостью всеобщей исторической. А необходимость эта еще в семнадцатом году победу в нашу руках отдала и нынешнюю победу неизбежную предопределила.
* * *
Насупились военные. Пыхнул товарищ Сталин дымком ароматным.
- Значит, насчет мобилизации - решено. Вы свободны товарищи военные. Готовьте материалы и документы для утверждения решения об организации Ставки и ее персональном составе.
Повернулись через левое плечо кругом товарищи Тимошенко, Жуков и Мехлис - да и вышли, сапогами ступая жестко. Подождал товарищ Сталин, пока дверь за ними закроется, загасил трубочку, выбил пепел тщательно в пепельницу хрустальную.
- А теперь, - улыбнулся товарищ Сталин, - когда мы определились с происходящим и ближайшими действиями, надо и народу нашему, советскому, о войне сообщить. Пусть товарищ Молотов поспешит на радиостанцию имени Коминтерна. Текст выступления уже подготовлен и согласован. Держи. Читай. Особо сделай акцент на том, что наши войска границу пока нигде не переходили.
- Товарищ Сталин, считаю, что это должен сделать ты как руководитель партии и правительства...
- А ты с Риббентропом лизался в августе 1939 года как кто? И в сентябре того же года кто его в уста сахарные в Кремле целовал по пьянке? А? На банкете в честь заключения договора о дружбе? Хорошо - хоть не в жопу! Так что - давай. Умел целовать - умей и расцеловывать!
- Я, Коба, тогда был Предсовнаркома, между прочим.
- Товарищ Сталин как Предсовнаркома тоже выступит. Обязательно. Когда ситуация прояснится. Когда военные с положением на фронтах разберутся. Когда "ГРОЗА" прогремит.
* * *
Перетекает утро раннее в утро позднее. Показывают острые черные стрелки часов на циферблате круглом ровно семь тридцать утра. Суетится по-прежнему штаб фронта Западного, аки муравейник растревоженный. Сообщения из штабов армий. Сообщения штабам армий. Где-то связь работает. Где-то рвется. Где-то вместо командармов немецкая речь эфир разбивает.
Идут боевые действия. Но о войне официально пока не объявлено. Как и о мобилизации всеобщей. Только директива новая идет из Москвы. А директиве той - фраза заветная, завершение операции означающая: "В СВЯЗИ С НЕСЛЫХАННЫМ ПО НАГЛОСТИ НАПАДЕНИИ СО СТОРОНЫ ГЕРМАНИИ НА СОВЕТСКИЙ СОЮЗ ПРИКАЗЫВАЮ... ВПРЕДЬ, ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ, НАЗЕМНЫМИ ВОЙСКАМИ ГРАНИЦУ НЕ ПЕРЕХОДИТЬ".
Отбой!
Расслабься, кобра. Убирай свои зубы острые ядом наполненные.
Значит, в Москве не обнаружили ничего нового. Значит, товарищ Сталин решил руководство округа пока не трогать. Причем, опасается чего-то товарищ Сталин явно - раз решил отбой прямо сейчас объявить.
Но ведь и у нее самой, в Минске, с заговором - все глухо. Нельзя о нем сказать ничего. Он вроде бы есть, но его вроде нет. Точнее, он есть в ее подозрениях - но его нет в фактах реальных.
В любом случае сигнал отбоя снимает все и всяческие сомнения: операция завершена. И потому - уходить из Минска ей надо. Так ей приказано - а приказы она выполнять беспрекословно приучена.
Только одно дело осталось важное. Ведь она за всеми событиями до конца товарища Цанаву так и не прощупала. А надо бы. Время есть. После сигнала отбоя - свободна она, аки ветер. Может пост свой в штабе покинуть. Проверка много времени не займет, ибо начала она она товарища Цанаву щупать уже во время встречи той на вокзале минском, в той еще, мирной жизни.
И только после проверки, завершив все дела, станет она выбираться из столицы Белоруссии советской. Просигналив в Москву о завершении операции.
Или же - прямо сейчас просигналить?
Почувствовала в этот момент Алька, как касаются ее рукава, услышала, как окликают ее:
- Товарищ младший воентехник...
* * *
Девять утра в Ленинграде, в славном городе трех революций.
Ревет мотором от вокзала Московского машина черная, лаковая. По асфальту водой свежее-сбрызнутому. По улице да по зеленой. Гудками редкие машины к тротуарам сгоняет.
Козыряют милиционеры белогимнастерочные на перекрестках шумных. Перекрывают движение, машину ту вперед пропуская. В свисточки свистят. Жезлами машут.
Сидит в машине той генерал армии товарищ Мерецков. Заместитель наркома. Назначен товарищ Мерецков командующим фронтом Северным. Против Финляндии. Немногие знают про то. А кто знает - знает и то, что 25 июня 1941 года войска Красной Армии в рамках операции "ГРОЗА" начнут наступательную операцию против белофинской военщины. Новую. С учетом прошлогодней кампании. Двумя, тремя или даже четырьмя армиями с несколькими мехкорпусами. И уже теперь - до Хельсинки точно дойдут. Да до залива Ботнического. Чтобы Германии поставки никеля из Швеции нейтральной окончательно перекрыть.
Сам товарищ Мерецков эту операцию и разрабатывал еще прошлой осенью, когда Генеральный штаб возглавлял. Кому ж как не ему общее руководство именно сейчас доверить-то можно?
Это, впрочем, пока секрет. Большой. Государственный.
* * *
Летит автомобиль правительственный по проспекту Двадцать Пятого Октября. Мимо моста Аничкова с конями клодтовскими да театра Пушкинского, мимо сада Екатерининского да Островского площади, мимо двора Гостиного да гастронома Елисеевского, мимо канала Грибоедова да собора Казанского, мимо дома Зингера да Большой Морской.
Эх, хорош город Ленина утром летне-воскресным! Просыпается после ночи белой. Блестят шпили, кресты да купола. Синеет Фонтанка серо-сиреневая прохладная. Горбится мостиками Мойка тихая.
Чист проспект. Промыт машинами уборочными. Играет солнышко июньское раннее в стеклах домов да дворцов. Выходит народ воскресно-нарядный на улицы летние. Дышится ясно да свеже-прохладно. Золотится впереди игла адмиралтейская, высокая, светлая.
Свернула машина направо, на площадь Урицкого, в тень здания гигантского бывшего Главного штаба, а ныне - штаба Ленинградского военного округа. Открыл дверцу тяжелую капитан штабной.
Вышел товарищ Мерецков в воздух прохладно-липовый, питерский. Перед ним - столп Александрийский небо карамельно дырявит крестом темно-бронзовым. Брусчатка серебрит серо-каменно-влажно.
Свежестью тянет с Невы широкой.
* * *
Протянул Альке трубочку телефона городского оператор узла связи с петлицами младшего лейтенанта, прошептал голосом сдавленным:
- Товарищ воентехник, это вас. Из наркомата госбезопасности.
Взяла Алька трубку из пальцев вспотевших, а в ней - голос знакомый с акцентом чуть заметным кавказским:
- Здравствуй-здравствуй девица, здравствуй, красавица. Что ж ты не заходишь, не звонишь, а? Не по-нашему это. Не по комсомольски, не по коммунистически. К товарищу Матвееву зашла, с Копецом на самолете летала, а про нас, про наследников Дзержинского, позабыла совсем? По городу гуляешь, мимо проходишь - зайти не хочешь? Как там папа поживает?
Не удивляется Алька познаниям глубоким товарища Цанавы. Работа у товарища Цанавы такая. Но вот то, что товарищ Цанава сам на встречу напрашивается - удивительно это. Что-то скрывает товарищ Цанава. А про папу слова в его устах его чекистских вообще очень двусмысленно слышатся.
И решила Алька - надо товарища Цанаву капитально прощупать. Немедленно. По взрослому. Прежде чем в Москву докладывать. Требует Москва определенности - что ж, она этой определенности добьется.
Выдохнула Алька быстро:
- Доброе утро. Вы представляете - папа уехал... Срочно нужно встретиться.
Положила трубку на рычаг. Но в то же мгновение взорвалась трубка звонком. Схватила Алька трубку
- Машина будет минут через десять - у бокового подъезда. Пароль - тот же самый. Отзыв - папа вас ждет.
* * *
Прошел генерал армии товарищ Мерецков в здание штаба Ленинградского военного округа сквозь двери, адъютантом распахнутые. Знакомы ему здесь все двери. Знакомы коридоры все. И лестницы тоже. С кабинетами вместе. Сам еще в прошлом году здесь хозяином был полновластным.
Козырнул генерал командирам на лестнице да в приемной. Вышел навстречу ему из дверей кабинета командующего округом начальник штаба, вытянулся, доложил:
- Здравия желаю, товарищ генерал армии. Командующий войсками сейчас отбыл на северный участок. Докладывает исполняющий обязанности командующего генерал-майор Никишов!
Снял фуражку товарищ Мерецков, волосы чуть влажные пригладил да лоб усталый потер с полосой розовой от околыша жесткого.
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор. Ваш округ со вчерашнего дня преобразован в Северный фронт. Я назначен представителем Главного командования для осуществления общего руководства.
- Прощу прощения, товарищ генерал армии. Телеграммы о вашем назначении мы не получали. Сейчас еще раз отправим запрос на узел связи НКО. Но есть две сверхсрочные телеграммы из Москвы. Как раз из Наркомата. Как раз для вас, Кирилл Афанасьевич. Первая - предписывает вам сегодняшним ночным поездом "Красная Стрела" выехать обратно в Москву...
- В Москву? Какого черта? Я только-только оттуда.
- Не могу знать, товарищ генерал армии. И вторая телеграмма. Из Наркомата, опять же. Посерьезнее. Немцы несколько часов назад атаковали нашу западную границу и подвергли бомбардировке наши города...
- Что-о-о? Сегодня? Не может быть. Война?
- Война.
* * *
Вышла Алька из бокового подъезда штаба - а там и правда машина с шофером в штатском ее ждет. Большая. Черная. Наркомовская. Доставила машина та Альку прямо в Наркомат государственной безопасности Белорусской ССР. Благо - недалеко.
Людно на улицах. Мирно. Воскресенье - день выходной. Солнце светит яркое. Нет никакой войны. Не знает про войну ту пока никто.
Правда, ухает что-то тяжко за горизонтом, хлопки раздаются, похожие на зениток далекие выстрелы, да гудят в поднебесье самолеты невидимые. Поднимают люди головы, смеясь весело - никак учения идут очередные, никак боеговтовность ПВО Минска и частей Осоавиахима проверить решили.
Подкатила машина к новому зданию конструктивистскому бетона серого с окнами высокими. Прямо от подъезда товарищ сержант госбезопасности под локоток Альку взял. Опытный. Грамотный. Вроде как ласково взял, аки гостя дорогого, желанного. Вежливо. Но видать - если что, шею-то свернет.
Прошли они с товарищем сержантом в коридор красноковерный да в кабинет дубовопанельный. А в кабинете - сюрприз! - сам товарищ Цанава. Собственною персоною.
Улыбнулся ей товарищ Цанава. Как и тогда на вокзале. И ту же фразу и произнес. Которой тогда ее приветствовал. Ту самую. Дословно.
- Здравствуй, здравствуй, Василиса-девонька, здравствуй, товарищ младший воентехник. Мы тебя ждем.
- И вам здравия желаю, товарищ нарком!
* * *
Повертел-повертел фуражку генеральскую товарищ Мерецков в руках - да и вновь на голову надел. Свою.
- А у нас, здесь - что?
- На участках Ленинградского округа вторжений нет, на границе с Финляндией все спокойно. Есть новая директива наркома и Главного военного совета. Только-только получили.
- Так. И?
- Нашим частям приграничных округов приказано отбросить вторгшегося врага за линию границы на всех участках вторжения. Авиации нанести удары по территории противника, в том числе - на Кенигсберг, Люблин и Мемель...
- А конкретно частям нашего фронта?
- На территорию Финляндии приказано налетов не делать. Пока. До особого распоряжения.
- А всеобщая мобилизация?
- Не объявлена.
* * *
Поднялся ей навстречу товарищ Цанава. Открыл створку сейфа тяжело-бронированную. Да коньяка в стакан хрустально-блестящий плеснул от души.
- Сейчас мне по ВЧ передали, что война между нами и Германией началась. Немцы ноту вручили. На границе бои идут. После двенадцати по общему радио товарищ Молотов выступать должен. Что ж, скажу тебе... Война - так война! Давно ждали. В войне этой - мы с тобой суть одно. Против одного гада воевать будем. Против Гитлера. И давай выпьем. За победу. За нашу победу...
Слушает Алька товарища Цанаву. Сжимает в руках стакан хрустальный. Плещется в стакане том жидкость светло-коричневая ароматная. Чувствует Алька - подвох есть. Где-то. И в следующую секунду, спасибо Хранителю, поняла Алька - где. В стакане. Вроде в стакане том коньяк коричневый, но - есть что-то и помимо коньяка. Вода, например. С каких это пор товарищ Цанава коньяк стал водою бодяжить?
Экономит что ли? Иль не вода вовсе то?
А товарищ Цанава уже и хлопнул стакан свой. Быстр товарищ Цанава на алкоголь-то хороший. Втянул носом кавказским воздух-то сытно. И на Альку посмотрел вопросительно:
- Ты что, меня не уважаешь?.. За победу выпить со мной не хочешь? За нашу победу? Как старший по званию - приказываю!
Потянула носом Алька коньяк. Вновь почуяла, что в коньяке том, помимо воды есть еще и что-то дополнительное. Точнее, поняла. Вещество какое-то. Что-то снотворно-седативное. И даже очень. Теперь уже определенно. Да. Есть. И еще раз, спасибо Хранителю все тому же - научил, умелец старый, с алкоголем обращаться.
Улыбнулась Алька:
- За победу! За нашу победу!
И немедленно выпила. Глотком одним.
Хороша химия у чекистов, ай - хороша! Похоже вещество то, снотворно-седативное, на флунитразепам или, по-буржуйски, рогипнол. Препарат секретный, экспериментальный. Мало кто знает про него, ибо применяют пока его, во время войны второй мировой, только в спецслужбах. Есть он пока только в лабораториях Ми-5 английской, в Варсонофьевском, да на улице Куйбышева в Москве. Даже в гестапо его нет. Ничем его распознать нельзя - только знанием, только разумом таким же искренним и чистым. Разум он завсегда и везде сущность видит. А Алькин разум - тем более.
Поставила Алька бокал на стол. Секунда прошла, вечностью показавшаяся.
И тут пол кабинета вполне ожидаемо высоко поднялся и ударил ей в лицо всей твердостью красноковерной.
Почувствовала Алька лицом ворс ковра шерстяного. И - как из кобуры ее пистолет дернули.
Услышала над собою приказ короткий:
- Эту - в камеру.
- В Володарку, товарищ нарком?
- Нет. Сюда, в "американку". И подотрите здесь все!
* * *
Спит Степа в своей каморке в общежитии на Стромынке. Отсыпается. Уже пару суток. Устал Степа от всех дел. От погонь. От расследований. От коньяка в кабинете кремлевском. От подземелий душных. Тем более - что сегодня выходной законный. Воскресенье.
Ан нет. Ворвалась в комнату Машка - глаза - с блюдце размером, рот раскрыт, сама растрепана.
Верещит Машка страшно. Мертвого подымет.
- Степа! Война! Да проснись ты! Война! Война...
Разлепил Степа глаза свои заспанные. Собрал в клубок тугой мускулы сном-то расслабленные:
- Что? Какая война? С кем?
- Да с немцами же! Товарищ Молотов по радио выступает... Немцы напали. Города бомбили - Житомир, Киев, Севастополь!
Вскочил Степа с кровати - да в кухню выбежал, чуть простынею прикрывшись.
А в кухне все замерши стоят, да на тарелку репродуктора черную смотрят.
Из тарелки той - голос сухо-напряженный, по складам читающий, разносится:
- ...Правительство... Советского Союза выражает твёрдую уверенность в том, что всё население нашей... страны, все рабочие, крестьяне, интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему... труду. Весь наш народ теперь должен быть... сплОчён и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя... и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, досто... достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом. Правительство призывает вас, грАждане и грАжданки Советского Союза, ещё теснее... сплотить свои ряды вокруг нашей... славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища... Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
Выдохнул Степа, на инстинкте голом. По привычке армейской:
- Ура!
И вся кухня поддержала его громогласно:
- Урррааа!!!
Тут телефон в коридоре звякнул тихо-вкрадчиво. Схватила трубку баба Маня любопытная из крайней комнаты:
- Да! Слушаю. Але! Кого?..
И протянула трубку Степану. Уважительно. Вытянувшись.
- Вас, товарищ лейтенант...
* * *
Подошел генерал-майор авиации товарищ Копец к шкафу в комнате отдыха за кабинетом. В шкафу - мундир парадный висит. Серо-стальной шерсти. С петлицами и кантами сукна лазоревого. С галунами, шевронами да звездами золотыми. Отутюженный да наглаженный.
Вынул мундир товарищ Копец из шкафа. Вспомнил, как надевал его в раз последний - на Первомайский парад. Скинул китель свой повседневный. Перевинтил на мундир ордена да звезду золотую, геройскую. Натянул мундир на плечи широкие. Застегнул на шесть пуговиц золота дутого.
Отдал товарищ Копец все распоряжения, которые мог и должен отдать был. О прикрытии Минска специальной истребительной авиадивизией. О передаче смешанных авиадивизий в оперативное подчинение командующих армиями. О штурмовке мест сосредоточения и ближних тылов вторгшегося на нашу землю противника. О бомбовых ударах по Кенигсбергу силами Дальней авиации фронта - как того Директива московская требовала утренняя.
Хотел было товарищ Копец на самолете своем личном вылететь в дивизии приграничные. Даже трубочку снял телефонную. Но тишина в той трубочке разливается черная. Пустота. Небытие тотальное.
Снял другую - и вновь пустота разлилась. ВЧ трубку поднял - и там тоже пустота отозвалась гулко.
Выглянул товарищ Копец в приемную. Лыбится за столом адъютант, вытянувшись по стойке:
- Слушаю, товарищ генерал-майор!
Скользнул генерал по лицу адьютанскому, подобостранстно скалющемуся да по глазам холодным, колючим:
- У меня что-то с телефонами. Можете вызвать связистов?
- Так точно, товарищ генерал-майор. Сейчас вызову, товарищ генерал-майор. Сегодня все на связь жалуются. У всех перебои. Война все-таки.
- Понятно. Я на аэродром. Буду поздно.
Погасил улыбку адъютант:
- Товарищ генерал-майор, распоряжением вышестоящего командования вам надлежит оставаться на месте!
* * *
Все понял генерал-майор Копец.
Свободен теперь товарищ Копец. Совсем.
Готов генерал к неизбежному. Произойдет то, что он ожидает, сегодня. Неминуемо произойдет. Должно было произойти еще пару дней назад - товарищ Рыбаков намекал. Сегодня - край. Никто его в неделю следующую не выпустит.
Открыл товарищ Копец сейф. Вынул из сейфа того пистолет. "Люгер". Из Испании. Наградной. Хороший пистолет. Надежный. Руку разгоряченную холодит замечательно.
Положил на стол пистолет товарищ Копец. Капсулу желатиновую, ту самую, в пальцах сжал.
Ко рту поднес.
И сдержал руку: еще не время. Смерть это ведь как побег. Как дезертирство. А он, боевой летчик, во время войны дезертировать не привык.
* * *
Схватил Степа трубку рукою влажной. А в трубке голос знакомый, веселый:
- Привет. Это Иван Иваныч. У меня две новости. Первая - ты теперь лейтенант милиции. За успешно проведенные операции. Так что шпалу на воротник можешь навинчивать.
- Служу...
- Погоди! Есть еще и вторая новость. Точнее, приказ.
- Какая?
- Не суетись.
- В смысле?
- В смысле - не вздумай бежать в военкомат или в Управление свое на фронт проситься. Ты здесь нужен. Ты понял?
- Так точно!
- Я тебя вызову. Скоро.
- Так точно!
- И бухай там поменьше. Лучше ты там... Ну, ты, думаю, понял меня...
* * *
Многим удивительным покажется то, что Алька, умеющая глазами убивать да на правду раскалывать умы крепкие, повелась вдруг на простой стакан коньяка с каким-то седетиком в кабинете товарища Цанавы. При этом уяснив умом своим острым, что это именно седетик, то есть, снотворное - и сильное.
И многие скажут, что, дескать, так не бывает.
Отвечу скептикам - всем и разом. Бывает. Бывает. И еще как.
Ведь Альке-то как раз того и надобно было - в логово славных чекистов проникнуть. А как проникнуть туда без товарища Цанавы да коньяка-то хорошего? Вы, дорогие мои, пытались проделать тот фокус?
Нет? Ну и - рот на замок!
Одно только Альку смущает - не успела она, прежде чем к товарищу Цанаве отправляться, послать в Москву сообщение. Не знает Москва о том, что сигнал о полном окончании операции ей получен. И потому с объявлением мобилизации тянет.
Мелькнула эта мысль - и пропала, поглощенная светом ослепительным.
* * *
Вынул начальник 3-го отдела штаба Западного фронта бригадный комиссар товарищ Бегма конверт из сейфа. На конверте печать. И отпечатанное машинкой:
Вскрыть в 17-00. 22. 06. 1941 г. Зам. Начальника 3-го Управления НКО СССР, Начальник Следственной части бригадный комиссар ОСЕТРОВ.
С подписью. Личной. Посмотрел на часы. Посмотрел на старшего батальонного комиссара товарища Рыбакова. И на батальонного комиссара товарища Измайлова из следственной части. Сглотнул тяжело.
- Товарищи. Приказа на уничтожение пакета без вскрытия не было. Я вскрываю пакет. Сейчас ровно 17-01 по Москве. Прошу расписаться на пакете.
Выпал из пакета листок бланковый с фиолетовыми рукописными вставками. А на листке том...
А на листке том - следующее:
СССР
Народный комиссариат обороны
3-е Управление
============
ОРДЕР ?0622
22 июня 1941 г.
---------------------------------
Выдан Начальнику 3-го отдела штаба ЗапОВО (ЗФ) бригадному комиссару тов. БЕГМА П.Г. на производство ареста тов. КОПЕЦ Ивана Ивановича по адресу г. Минск, штаб ВВС Западного особого военного округа (фронта).