Аннотация: Один день из жизни девушки по имени Варвара. Рассказ к будущей повести. Или даже к будущему роману. Смотря что получится.
Три миллиметра темноты;
Я вышла из сна мягко, почувствовав лишь лёгкую силу, выталкивающую меня из мира грёз в пресловутую реальность. Давно же я не просыпалась так спокойно! Уже не одну ночь подряд моя тётя прибегала ко мне, услышав душераздирающий вопль. Меня мучили кошмары. Порой нелепые и даже смешные, но самые настоящие кошмары. Больше всего пугало то, что я давно перестала чувствовать границу между сном и реальностью. А просыпаясь, долго оглядывалась по сторонам, ища взглядом своих монстров. Естественно, я никого не находила. Но после таких пробуждений мне приходилось пятнадцать минут приходить в себя и стирать со лба холодный пот.
Сегодня же всё было совсем иначе. Я, повторюсь, проснулась мягко, открыла глаза и уставилась в белеющий где-то в двух метрах от меня потолок. На животе я почувствовала что-то мягкое и нашарила рукой кошку. Та отозвалась негромким вопросительным мявом. Я почесала её за ухом. Кошка подумала около минуты, но потом всё же включила басовитое мурлыканье. Я приподняла голову и посмотрела на белый комок шерсти, лап, хвоста, ушей, глаз и других кошачьих составляющих. На самом деле я просто знала, что кошка белая. В полумраке же она казалась серой.
Я перевернулась на бок, продолжая оглядывать свою комнату. На протестующий писк сброшенной кошки я не обратила никакого внимания. Синий ковёр красиво серебрила лунная дорожка. Или, как я всегда любила её называть, лунное шоссе. До кошмаров я любила просыпаться по ночам и смотреть в окно. Меня всегда привлекали сумерки. Когда мне приходилось рассказывать кому-нибудь про эту часть суток, у людей обычно возникали ассоциации с одноимённой вампирской сагой. Меня это ужасно нервировало. Собеседник в моих глазах мгновенно падал ниже плинтуса.
Я откинула одеяло и стремительно поднялась с кровати, стараясь, тем не менее, не шуметь. Если тётя проснётся, придётся объяснять ей, что я забыла ночью на этом самом месте. Причём место значения не имело. Я подошла к зеркалу, висевшему около шкафа, и осторожно заглянула в него. Что я там увидела? Ну, немногое, учитывая время суток. Сложно было определить цвет волос. Нет, не мне, естественно. Я прекрасно знала цвет своих волос. И очень его любила. Русый. Очень тёмно русый. Ему не хватало всего пол тона до чёрного, но я не люблю этот цвет. Русый звучит гораздо более живо и интересно. Глаза... Глаза лишь неопределённо сверкали в полумраке. Они у меня зелёные. Нет, скорее изумрудные, хотя я видела этот драгоценный камень только на картинках и за витринами ювелирных магазинов. Хорошо, что в наше время люди не были мнительными (или, возможно, были недостаточно образованными). Несколько веков назад меня бы сожгли за такие глаза на костре. Ведьминские глаза.
Я отошла от зеркала и тихо приоткрыла дверь. Она даже не скрипнула. Я вышла в коридор, накинула на плечи куртку. Вообще-то было лето, но я не уверена, что ночью мне не будет холодно в одной коротенько ночнушке там, куда я собираюсь идти. Я так же тихо открыла и входную дверь и выскользнула на лестничную площадку.
Уже через минуту я открывала знакомую чердачную дверь заколкой, прихваченной из квартиры. После небольшого поединка дверь поддалась, впуская, точнее, выпуская меня из подъезда на чердак.
Я любила бывать на крыше. В полном одиночестве, потому что романтическими отношениями я пока не обзавелась. А друзья... А друзей у меня не было. До смерти родителей я общалась хоть с кем-то, после же катастрофы меня не стало для окружающего мира. Большинство одноклассников откровенно меня боялось. Нет, вы не подумайте! Я не была готессой или гопницей. Я не носила черепа в ушах и не била одноклассников. Ну, по крайней мере, не всех. Только самых назойливых. Учителя относились ко мне настороженно, хотя я и была одной из лучших учениц в классе. Иногда меня осторожно просили поучаствовать в каких-нибудь конкурсах или олимпиадах, на что я отвечала взглядом а ля "я вот для вас всё, а вы мне все нервы расшатали", но во всех мероприятиях послушно участвовала.
Про смерть родителей я говорила редко. Сначала на эту тему со мной беседовал школьный психолог. Потом учителя. Потом хотя бы по одному разу каждый мой одноклассник. Я удивлялась, куда делся их такт. На все вопросы я отвечала спокойно, без реального или наигранного драматизма. А иногда даже свысока, словно мне вообще не было до этого никакого дела. Очень редко, но всё-таки пару раз было, я малодушно придумывала сказки о том, какие плохие у меня были родители. Окружающие смотрели на меня недоверчиво, но ничего не отвечали. Такие вот рассказы мне популярности не прибавили, можете поверить.
Я брела по крыше к самому краю дома, выходящему на широкую реку. Остановившись около одного бортика, я поставила на него ногу и чуть присела. Теперь я была похожа на гордую античную статую. Ветер теребил мои тёмные волосы, откидывая их куда-то за спину. Небо было в большинстве своём чёрное, но где-то на горизонте уже приобрело насыщенный синий оттенок. Значит, скоро рассвет.
У меня было такое чувство, что сегодня ночью что-то изменилось. Словно моя судьба свернула в какое-то другое русло. Пока я не знала, изменилось ли что-нибудь на самом деле или это просто очередная моя нелепая фантазия, но перемены вселяли надежду. И уверенность.
Я, кстати, совсем недавно заметила за собой такую привычку - в мыслях разговаривать сама с собой. Надеюсь, что вслух я пока ничего себе не говорю. Хотя пару раз (ещё до кошмаров, конечно же) я ставила на ночь в своей комнате диктофон, а утром слушала запись. Несколько раз во сне я что-то невнятно бормотала, а один раз даже пела! Вот такой вот я человек.
Я невольно усмехнулась собственным мыслям, не отрывая взгляда от горизонта. Как же я люблю ночь! Как же я люблю стоять вот так просто на крыше, в полном одиночестве, и слушать собственные бредовые мысли... Человек не должен бояться оставаться наедине с собой. Какая же он личность, если собственных мыслей боится? Правильно, никакая...
На горизонте забрезжил рассвет. Сначала появилась едва заметная белая полоса, потом она расширилась и стала сначала желтой, а потом и вовсе красной. Через пятнадцать минут темноту пронзил первый ослепляющий луч солнца. Он заиграл на моём лице, из-за чего я прищурилась, закрываясь рукой. Но через минуту луч сжалился и, покорно опустившись на землю, стал чертить на воде замысловатые узоры.
Я спохватилась, подумав, что пора возвращаться домой. Если тётя не застанет меня в кровати или (не дай Бог!) застукает меня возвращающейся в полураздетом состоянии домой, соседи проснутся вовсе не из-за милого и невинного звона будильника. А у моей родственницы появится очередной веский довод, чтобы сдать меня в детскую исправительную колонию.
Я стремительно покидала крышу и со всех ног бежала по лестнице. У двери собственной квартиры я остановилась и прислушалась. Всё было тихо. Я осторожно приоткрыла дверь и вошла внутрь. Тёти не было видно. И слышно тоже, кстати. Я быстро шмыгнула в свою комнату и забралась под тёплое ещё одеяло. Спать не хотелось, но вот спокойно полежать в своё удовольствие можно. А ещё всё это время я буду радоваться, грея себя мыслью, что тётя в очередной раз меня не застукала...