Аннотация: Статья вышла в сборнике "Слобожанщина. Погляд у минуле". - Житомир: Видавець О.О. Євгенок, 2021. - 460 с.
Масленков И. В.
Волнения в Ахтырке в 1679 году
Волнения в Ахтырке пришлись на разгар русско-турецкой войны 1672-1681 гг. Недавний Чигиринский поход, активные боевые действия в районе Харькова стали тем фоном, на котором развивались события в полковом городе Ахтырского полка. Соответственно, беспорядки в Ахтырке не могли не вызвать тревогу и беспокойство Москвы. Внутренние противоречия в среде казацкой старшины, ухудшение экономического положение казачества и мещанства, а также реалии войны наложили ряд особенностей на события 1679 года.
Само по себе ахтырское выступление интересно уже тем, что является наиболее крупным волнением на Левобережье после подавления крестьянской войны под руководством С. Разина. Но, к сожалению, должного внимания со стороны исследователей оно не получило. Первопроходцем здесь можно считать В. Ф. Волиса, научного сотрудника Ахтырского краеведческого музея, автора статьи "Выступление народных масс в Ахтырском полку в 1679 году", опубликованной в 1960 г. малым тиражом в сборнике "Краеведческие записки Ахтырского краеведческого музея" [1]. Однако данная работа многие годы оставалась малодоступной для многих исследователей.
О волнениях в Ахтырском полку вскользь упоминал А. Г. Слюсарский [2, с. 417]. Личностью Семена Ружинского, инициатора беспорядков, интересовался В. Данилевич [3, с. 278]. В своих краеведческих изысканиях на работу В. Волиса ссылались Артюшенко М. М. [4] и Ткаченко Б. И. [5]. Но, по мнению В. Маслийчука, последние работы обладают сомнительной научной ценностью [3, с. 278]. В 2004 г. работа В. Волиса о событиях в Ахтырском полку была переиздана В. Маслийчуком с его пространными комментариями [3], [6].
Следует учитывать тот факт, что работа В. Волиса была издана более 60-ти лет назад. В. Волис рассматривал события в Ахтырке в рамках марксистско-ленинской исторической науки как она понималась в СССР. Исследователь невольно становился пленником упрощенной схемы, где любое действие народных масс автоматически считалось прогрессивным. Не принималась во внимание как многогранность проявлений классовой борьбы, так и противоречивость внутрисословных интересов той или иной социальной прослойки. Да и своими действиями, как показывает практика, народные массы далеко не всегда способствуют социальному прогрессу. Порою они становятся заложниками собственного невежества и частнособственнических интересов, превращаются в слепое орудие в руках той или иной группировки господствующего класса. Многие важные мелочи В. Волис опустил как незначительные или не вписывающиеся в общую концепцию событий. Например, не рассмотрена роль приказного Р. Маслова. Вовсе не упоминаются вопросы пьянства и некоторые нюансы межнациональных отношений. Меж тем документы четко фиксируют стремление С. Ружинского заработать авторитет путем спаивания казаков и ахтырчан. Также одной из причин народной ненависти к И. Перекрестову помимо вымогательств и своеволия выступает еврейское происхождение полковника. Подобные факты плохо соотносились с советским представлением об истории, а потому не нашли отражения в работе В. Волиса.
Нельзя не отметить и фактические ошибки, вызванные неверным прочтением оригинальных документов. Так, В. Волис упоминает некоего московского дворянина Ивана Андреевича Паскина [6, с. 286]. В действительности же речь должна идти о И. А. Пазухине, представителе старинного дворянского рода, ведущего свое начало с конца XV в. Также говорится о реке Тор, хотя в письме к боярину И. Милославскому от полковников М. Гопта и Г. Кондратьева речь шла о реке Беже и о селении Терны [6, с. 282]. Тут не лишним будет указать на особенности рассматриваемых документов. Многие из них написаны плохо читаемой скорописью, некоторые на малороссийском наречии, что делает их расшифровку задачей довольно сложной даже для профессионала.
Нынче в украинской исторической науке широко распространилась концепция если не классового мира, то представление об исконном демократизме украинского общества, основанного на принципах казацкой вольницы, на высокой социальной мобильности, на "черкасских обыкностях". При этом все социальные противоречия сводятся к соперничеству за власть среди старшины или противостоянию между казаками и представителями московской администрации. Подобные теории способствуют созданию ложной, идиллической картины малороссийского общества второй половины XVII в.
Все вышеизложенное делает обращение к теме ахтырских событий 1679 г. вполне естественным и актуальным, поскольку они нуждаются в переосмыслении с позиций нашего нынешнего исторического знания.
В. Волис категоричен в своих суждениях, называет волнения в Ахтырке выступлением народных масс, направленным прежде всего против феодального гнета. Автор предлагаемой работы намеренно осторожен в выборе определений, считает необходимым проявлять некоторую деликатность, вызванную спецификой и многоплановостью рассматриваемых событий. На взгляд автора более уместен термин "волнение", поскольку выступление ахтырчан являлось стихийным, не имело какого-либо плана, ясных политических и экономических целей, развивалось как ответ на целый ряд действий представителей московской и полковой администраций, не приобрело форму вооруженного восстания, направленного на свержение власти.
Касательно вовлечения народных масс также не следует спешить с выводами. Народные массы - понятие слишком общее и расплывчатое. Напротив, документы говорят о том, что волнения не охватили весь город или полк. В них участвовало едва ли более двух-трех сотен человек. Меж тем мы знаем, что в волнениях принимали участие прежде всего казаки Богодуховской сотни Ахтырского полка, часть горожан и некоторые представители старшины и зажиточного казачества.
Документы, благодаря которым мы имеем возможность судить о волнениях в Ахтырке в 1679 г., являют собой переписку между официальными лицами, челобитные, памяти чиновникам, отписки, расспросные речи свидетелей, поручные записи и т.п.
Следует сказать несколько слов о невольном инициаторе волнений, а именно о Семене Дмитриевиче Ружинском, происходившем из казацкой старшины. Сам он владел многочисленными грунтами по рекам Мерле и Мерчик, дворами и винокурнями в Ахтырке и Богодухове, приходился зятем полковнику Демьяну Зиновьеву. С. Ружинскому удалось добиться поддержки Москвы в борьбе с полковником И. Перекрестовым. Имея на руках соответствующую грамоту на имя белгородского воеводы И. Б. Милославского, С. Ружинский отправился в Ахтырку.
О дальнейших событиях мы узнаем прежде всего из письма генерал-поручика Г. Косагова боярину и воеводе И.Б. Милославскому. Г. Косагов пишет, что 12 июля 1679 г. наказной полковник Роман Степанов сообщил ахтырскому полковнику И. Перекрестову о приезде в Ахтырку 9 июля С. Ружинского. На подъезде к Ахтырке он встретил богодуховских казаков "и с собою взял, и взбунтовал, и ко мне в полк не пустил, и поставил де кругом полковницкого двора караул, и дождавши вечера прислал пушкарей, и казаков богодуховских с челядью своей с мушкетами из ослопами и в сторону гармату отогнал, и пушку совсем взял к себе, и что было злодеев и шпигови дву человек отпустили, которыя сами на себя говорили, что они присланы от турецкого салтана в малороссийские государевы города палить, и казну, зеля и свинец все забрал" [7, л. 6]. После захвата пушки С. Ружинский приказал казакам числом более двух сотен "с оружем и голими саблями" отправляться для поимки полкового писаря Романа Скочкова. В это время Семенов челядник Петрушка на торговой площади призывал тех, "хто хочет здобуца", идти ко двору писаря. Однако писарь, почуяв неладное, сбежал. Казаки, подстрекаемые Петрушкой, выместили зло на попавшемся им есауле Игнатке, "убили мало не до смерти, замертва покинули". Досталось и ахтырскому пушкарю Ивану Соболю. Тут же челядник Петрушка "с пищалью прикладался, хотел полковникова брата Филипа убить". Неизвестно откуда и по какому поводу появился воевода Родион Маслов. Он, якобы, пришел с денщиками на двор ахтырского полковника И. Перекрестова, "и бранился с наказным полковником, и хотел во дворе бить". С. Ружинский приказал казакам оставаться в Ахтырке и на службу не ходить. В качестве аргумента принялся казаков "поить горилкою безпрестани, бочек три выкотил горелки". Пьяные казаки грозились побить писаря и сотников, и те, опасаясь за свою жизнь, сбежали в полк [7, л. 7]. Р. Степанов пугал И. Перекрестова бесчинствами казаков С. Ружинского, дескать, "челяд его и иншие козаки по направе его Семеновой з голимы шаблями за детми нашими гонятся, и нам самим, и жонам нашим, хвалятся шии постинати" [7, л. 8]. Такова интерпретация событий, изложенная в письме Р. Степанова и принятая Г. Косаговым.
Версия Р. Степанова неполна и тенденциозна. Во-первых, не показана цель "бунта", не раскрыт замысел С. Ружинского. Совершенно не ясна роль Р. Маслова. Непонятно, зачем он ввязался в столь рисковое предприятие, ведь выгоды видятся более чем сомнительными. Р. Маслов, многоопытный администратор, не мог не понимать к чему приводят подобные авантюры. Он рисковал всем - собственностью, карьерой, положением в обществе.
15 июля полковник рейтарского строя М. Гопт и сумской полковник Г. Кондратьев сообщали боярину И. Б. Милославскому о том, что С. Ружинский "Ахтырского полку сотников и урядников и рядовых козаков смущал по изменничому, не ведаем на якое дело велел збирать як себе з оружем и с копьями всем вдруг". Г. Косагов, прослышав о сборах казаков, отправил к ним есаулов с целью разузнать причину и цель необычных событий. Казаки есаулов избили, а явившегося генерал-поручика Г. Косагова встретили ружейным огнем, принялись "з оружя стрелять, и саблями рубить, и ослопьем бить смертным боем, и число генерала поручика, и воеводу Григоря Ивановича Косагова саблями голову в многих местех порубили, и обухами в темье побили, и ухо саблею отрубили, чут живо от из Ахтырска до своего обозу принесли. Да пехотного ж полковника Артемя Росформа голову саблею порубили и многих руских ратных людей мало не до смерти" [7, л. 9].
На столь тревожные события И. Б. Милославский отреагировал довольно мягко. 16 июля он велел отправить в Ахтырку "дворянина добра" дабы взять Р. Маслова, С. Ружинского и челядника его на поруки с записями. А ежели порук не будет, упомянутых лиц следовало "с приставы и с провожатыми" доставить в полк. Р. Маслову было велено сдать "и городовые, и острожные ключи, и наряд, и всякую казну, и дела и все что есть", "а которую пушку, и зеля, и свинец Семен Ружинской взяв к себе, и то все взять у него тотчас, и пушку поставить на прежнему месте, а зеля и свинец поставить в государеву казну" [7, лл. 6 об. - 7 об.].
17 июля боярин и воевода И. Милославский в письме генерал-поручику Г. Косагову сообщал, что ему ведомо "о бунтовстве Сенки Ружинского и Охтырского полку казаков, и что от него, Сенки, те казаки тебе, господине, били и саблеями рубили, и обухом голову до мозгу пробили, и ухо отрубили". Дабы не дать бунту распространиться, И. Милославский решил послать в Ахтырку "ис полку своево из дворян московских Ивана Андреева сына Пазухина, а с ним сотника московских стрельцов Белогородцкого жилого приказу Михайла Кобелева с стрельцами" [7, л. 11]. И. А. Пазухин получил приказ вразумить ахтырскую старшину и казаков, напомнить им "царское крестное целованье и милость", требовать выдачи С. Ружинского и сковать его. А ежели старшина и казаки "вора Сенку отдать не похотят", "велено ево, Сенку, в обозе оставить великого государя ратным людем и беречь накрепко, чтоб он, вор, и ево едино мышленники из обозу не ушли, и о том к нам писать с нарочными посыльщики" [7, лл. 11 - 12]. Аналогичную память, составленную 17 июля, получили полковники М. Гопт и Г. Кондратьев [7, лл. 12 - 13].
19 июля по государеву указу было велено жильцу Льву Ананьевичу Бекетову ехать в Ахтырку. В памяти, данной ему, повторялся сюжет, изложенный в письме наказного полковника Р. Степанова ахтырскому полковнику И. Перекрестову, а именно история встреченных близ Ахтырки С. Ружинским богодуховских казаков, захвата пушки, освобождения двух турецких лазутчиков, отпущенных по приказу С. Ружинского, побега писаря Романа Скочкова да полковых сотников Игната Федорова, Власа Андреева и Ивана Романова. В памяти уточнялось, что сотники "посланы были к великому государю к Москве ото всего Охтурского полку в челобитчиках", однако не уточнялось в чем заключалось дело. Тут же говорилось, что вместе с С. Ружинским в Ахтырку ехал "охтырский приказной человек Родион Маслов с пушкарями, а с ними де было богодуховских достолных казаков болше ста человек с ружьем и с саблями наголу" [7, лл. 14 - 15]. Эта версия несколько отличается от изложенной в письме генерал-поручика Г. Косагова боярину и воеводе И.Б. Милославскому. Если следовать памяти, данной Л. А. Бекетову, именно Р. Маслов ехал во главе пушкарей и казаков, а уж к ним примкнул С. Ружинский и "взбунтовал". О каком-либо сговоре Р. Маслова с С. Ружинским упоминаний нет, зато идет речь не об избиении, а об убийстве есаула Игната и пушкаря Ивана Соболева, которых "били, и покинули замертва", если, конечно, речь не идет об игре слов. Выражение "покинули замертва" встречалось и ранее, но с дополнительными уточнениями. Также в памяти повторяется рассказ о попытке челядника Петрушки убить "полковникова брата Филипа", об угрозах ахтырскому полковнику И. Перекрестову со стороны Р. Маслова. Несколько отличается рассказ о пьянстве казаков. "Сенка Ружинский тех казаков поил вином беспрестанно", хотя изначально речь шла о трех бочках горилки.
Льву Бекетовы приказывалось "Родиона Маслова, и казака Сенку Ружинского, и челядников его за крепкими поруками з записми, а будет порук не будет с приставы скованных и с провожатыми прислать в полк без мотчанья, и у Родиона Маслова принять город, и городовые, и острожные ключи, и наряд, и всякою государеву казну, и дела, и все что есть налицо, и во всем с ним, Родионом, росписатца по противням" [7, лл. 16 - 17]. Также Л. Бекетову вменялось в обязанность провести сыск среди охтырчан, прислать допросные речи в полк и ведать городом "покаместа Родион Маслов будет для того розыску в полку". Также ему предписывалось вернуть захваченное казаками орудие, опечатать имущество бунтовщиков, "а женам их и детем оставить хлебных и съясных запасов чем им питаться на месяц и поставить у печатей сторожу большую, и велеть беречь до указу великого государя и до подлинного розыску" [7, лл. 17 - 18]. Также от Л. Бекетова требовалось изловить отпущенных лазутчиков, следить за приходом неприятельских людей, сообщать о них в Белгород без промедления, ведать "охтурских всяких чинов людей Русских и Черкас" "по указу великого государя и по Соборному уложению, а не по посулом, и ни по каким взяткам правего виноватым, а виноватых правым не чинит, и никому ни в чем норовит, и к охтырским жителем держать ласку и привет". "А будет он, Лев, по городу и отъезжих сторож держать, и про приходы неприятелских людей проведывать не учнет, и ево небереженем великого государя делу учинитца какая поруха или меж охтырских жителей в росправных делах учинит он какую неправду или налоги и обиды, или учнет с них имать какие посулы, и к ним ласки и привету держать не учнет, и в том на него будут челобитчики, а сыщетца про то допрямо и ему, Льву, за то от великого государя, царя и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца быть в великой опале и в вечном разоренье безо всякого милосердия и пощады" [7, лл. 18 - 20].
19 июля датируется и память Р. Маслову. В ней повторяется сюжет, изложенный в памяти Л. Бекетову, с той лишь разницей, что в памяти Р. Маслову предъявлены конкретные обвинения - "а ты де на двор охтырского полковника Ивана Перекреста приходил з денщиками и бранился с наказным полковником, и хотел на дворе ево бить" [7, л. 22]. Р. Маслову предписывалось сдать все городские дела Л. Бекетову и прибыть с поруками в полк к И. Б. Милославскому. "А будет порук не будет, скована с приставы и с провожатыми" [7, л. 22]. Была составлена соответствующая поручная запись. За Р. Маслова поручились представители ахтырского духовенства и мещанские сотники [7, л. 49].
20 июля боярин и воевода И. Б. Милославкий докладывал царю о положении дел в Ахтырке и о принятых мерах, включая посылки И. Пазухина со стрельцами, Л. Бекетова и отстранение от должности Р. Маслова [7, лл. 22 - 29].
23 июля И.А. Пазухин, посланный для "взятья и розыску в бунтовстве вора охтырского казака Сенки Руженского", писал И.Б. Милославскому о выполнении поручения. В семи верстах от Нежина И. А. Пазухин встретил завоеводчика и есаула Ивана Новикова и по приказу последнего прибыл к князю М.А. Черкасскому. Стан князя Черкасского находился близ Нежина. Выслушав И.А. Пазухина, князь Черкасский высказал неудовольствие действиями И.Б. Милославского, "для чего де боярин Иван Богданович в мое вступаетца, хто ему велел и какое ему до того дела, без него с ворами и с бунтовщиками управился. А послал де в полк к генералу порутчику и воеводе к Григорью Косагову для того дела ис полку своево столника Микиту Глебова, а с ним пять рот рейтар и велел ему, Ивану, откуды приехал туда и поезж [текст утрачен] а в полк к генералу порутчику и воеводе к Григорью Косагову ехать ему не велел." [7, лл. 31 - 32].
Таким образом, можно говорить о том, что С. Ружинский был взят под стражу людьми князя М.А. Черкасского 20 июля. 26 июля боярин и воевода И. Милославский в письме генерал-поручику Косагову бунт С. Ружинского упоминает уже в прошедшем времени [7, л. 36]. Аналогичное упоминание находим и в памяти полковникам М. М. Гопту, А. В. Росворму, Г. Кондратьеву и И. И. Перекрестову [7, л. 37]. Арест произошел 20 июля, о чем писали 2 августа боярину И. Милославскому полковники М. Гопт и Г. Кондратьев [7, л. 38]. Также они сообщали интересные сведения о положении в стане ахтырских казаков после ареста С. Ружинского: "а Ахтырского полку козаки с тово числа и по се число стоят себе с обозом по-прежнему и ожидают к себе указу от Сенки Ружинского, и многия из них розбежались, а что у них замислу ехтого мы не ведаем, и не чаем от них добра. А мы с полками укрепясь обозом стоим меж Смелое и Терн, и речки Бежи в вершине и ожидаем от вас бояр и воевод указу" [7, л. 38]
27 июля И. Милославский докладывал царю о ходе ахтырского дела. Среди прочего И. Милославский упоминает о миссии И. Пазухина, его встрече на реке Крапивной в семи верстах от Нежина с завоеводчиком и есаулом И. Новиковым, о пребывании И. Пазухина в стане князя М.А. Черкасского, о посылке последним пяти рот рейтар под командованием стольника Н. Глебова для задержания С. Ружинского и других участников бунта. И. Б. Милославский указывает на то, что С. Ружинский с прочими бунтовщиками находится в руках князя М.А. Черкасского и просит царя учинить особый указ для препровождения С. Ружинского к нему, к И. Милославскому, поскольку "к тому ж воровству причинились многие ахтырские жители как он сперва приехал с Москвы в Охтырку и учинил бунт и отпустил дву человек лазутчиков, которые сами на себя говорили, что они присланы от турского салтана в твои, великого государя, малороссийские городы зажигать городы" [7, лл. 32 - 35].
30 июля Л. Бекетов бил челом И. Б. Милославскому и докладывал о своей деятельности в Ахтырке. Л. Бекетов принял город у Р. Маслова и 30 июля выслал его к И.Б. Милославскому в Киев с поруками. С. Ружинского и его челядника Петрушку Л. Бекетов не задержал. "А бунтовчиков к тому делу пущих завотчиков в Охтырску по се число не сыскано ж, потому что их имать в наказе у меня не писана, а вора Сенки Руженскогои животы его при протопопе и при иных священниках сторонними людьми запечатаны, и сторожа до указа великого государя поставлена. А которою пушку Сенка Руженской взял с полковникова двора к себе, а тою пушку взял у нево, Сенки, на дворе и поставил на прежнем месте где она стояла" [7, л. 48].
Дабы не прогневить начальство, Л. Бекетов принялся разоблачать заговоры в самой Ахтырке. Прежде всего он взялся за отставленного от должности Р. Маслова, компромат на которого вскоре нашелся. В ахтырскую Приказную избу явился бывший пушкарь Якушка Малыгин и заявил, что Р. Маслов "свез насилством" дочь его девку Федоску и сына Еремку "в поместье свое в Белагородской уезд в село Маслова" [7, л. 39].
Также 2 августа Л. Бекетов докладывал И. Б. Милославскому о том, что во время встречи с наказным полковником Р. Степановым близ Приказной избы собрались "градские люди меншие", многие из которых были пьяны, и стали кричать "великим крикам". А собрал тех людей ахтырский казак Ничипорка Шинкарь. Собравшиеся грозились убить наказного полковника Р. Степанова. Л. Бекетов послал подьячего с пушкарями прогнать возмутителей спокойствия с государева двора, но они "учинилис непослушны, завотчикав и никаво поимать не дали". А Ничипорка Шинкарь пришел на государев двор в хоромы Л. Бекетова, "учал наказного полковника бранить и от полковничества отказыват неведама по какому умыслу, чтоб ему Роману в наказных полковниках не быть, и насечку у него Романа просил, и говаривал, мы де выберем инога наказного полковника". Задержать Ничипорку не удалось, т.к. он "учинился силен, поймат себя не дал". Л. Бекетов послал денщиков в дом Ничипорки, но там его не оказалось. Застали там только Агапку, жену Ничипора. В расспросе она сказала, что "муж ее уехал в Киев с Семеном Бакиревским, да в то ж де число приехал з дороги от Родиона Маслова человек ево, и взял де мужа ее с собою в Киев вместе". Л. Бекетов "посылал в погоню пушкаря да полевова сторажи Михайлу Черепка дарогою да Олешни и до Лебедина". Но преследование оказалось неудачным. Посланные люди вернулись и сказали, "что де Ничипорка поехал в Киев с Родионом Масловым и с иными товарыщи иною дорогою" [7, лл. 41 - 43].
После ареста 20 июля С. Ружинского волнения стали затихать. Началось следствие. Был допрошен и Р.З. Маслов, поскольку в отписках Г. Косагова и Л. Бекетова он выступал едва ли не вторым после С. Ружинского организатором бунта. Конечно, Р. Маслов мог иметь сложные отношения с полковником И. Перекрестовым, но это не означало, что Р. Маслов был готов пуститься в сомнительную авантюру. Он провел слишком много лет на службе, занимал довольно высокие должности в масштабах белгородской служилой корпорации и прекрасно понимал все возможные последствия собственных опрометчивых решений. К тому же не лишним будет вспомнить, что изначально Р. Маслов как участник ахтырского бунта появляется в письме Р. Степанова к И. Перекрестову, т.е. могла идти речь о банальном сведении счетов. А Л. Бекетову требовалось найти виновного, т.к. главный инициатор выступления казаков, С. Ружинский, был арестован людьми князя М.А. Черкасского, не вполне ладившего с И. Милославским, начальником Л. Бекетова. Иными словами, Р. Маслов мог стать жертвой борьбы двух конкурирующих за царскую милость ведомств. Косвенно об этом говорят и расспросные речи Р. Маслова. Изложение Р. Масловым ахтырских событий существенно отличается от рассказов Р. Степанова, Г. Косагова и Л. Бекетова.
Р. Маслов сообщал, что действительно, "в нынешнем де во 187 году июля в 9 числе приехал с Москвы в Охтырской охтырский казак Сенка Руженской в день после обеда, а с ним де Сенкою приехало богодуховских ис Мерла, ис Сенного, с Колонтаева, с Краснова Кута, с Мурафы казаков человек семдесят на конях в саадаках ис ружьями, ис пищалями, ис саблями". Встретил Р. Маслов С. Ружинского за городом и проводил на его двор. Был он там всего треть часа и пошел к себе на двор, шуму от С. Ружинского в тот день не слыхал, и свез ли тот пушку с полковничьего двора не ведал, "а лазутчиков де дву человек, которые сами на себя говорили, что они присланы от турского салтана в малоросийские городы городов жечь, у него, Родиона, и у полковника не было" [7, л. 51]. О тех лазутчиках Р. Маслов впервые узнал из памяти, привезенной Л. Бекетовым, "а их де в Охтырском у него, Родиона, и у полковника в помине не было, и про них не слыхали". На следующий день к Р. Маслову пришел ахтырский подьячий Кузьма Карташов и сообщил о том, "что де богодуховские казаки взяли от полковникова двора полковую небольшую железную пушечку, потому что де у той пушечки сидел прикован богодуховской казак, а как ево зовут и он ево не знает". Из Ахтырки С. Ружинский с казаками отправился в полк к боярину И.Б. Милославскому, и казаки "сабел наголо не везли, а были де пищали были у них на плечах" [7, л. 53]. Посылал ли С. Ружинский казаков за полковым писарем Р. Скочком и хотел ли челядник Петрушка убить Филиппа Перекрестова Р. Маслов не ведал. На следующий день после приезда в Ахтырку С. Ружинского действительно казаками был избит пушкарь Ивашка Соболь. И казаки те учинили большой крик, "а кричали, что де побить жидов", и пошли к полковнику И. Перекрестову. В тот день в Ахтырке проходила ярмарка, Р. Маслов "в то время был в ряду для покупки", услыхал крики, послал подьячего Кузьму Карташова и пушкарского цехмистра Семена Шабельникова разогнать дебоширов. "И подьячему де они учинились непослушны, и он де, Родион, ходил сам на тот крик и их розогнал, а завотчиков де пущих в то число не сыскал, потому что было их многолюдно. И о том к боярину и воеводам к Ивану Богдановичю с товарыщи не писал, потому что де Сенка с семи казакам поехал сам к нему боярину и воеводам в поли" [7, л. 54].
После инцидента на рынке Р. Маслов ходил к полковнику И. Перекрестову на двор и спрашивал полковничьего брата Филиппа отчего тот крик учинился. Филипп проявил полное неведение и даже не обмолвился о том, что челядник С. Ружинского хотел его убить. Там же оказался и наказной полковник Р. Степанов, который принялся бранить Р. Маслова. Свидетелями этой стычки стали подьячий Кузьма Карташов и карповский житель Никита Домнин. Они могли подтвердить слова Р. Маслова.
Будучи в Ахтырке С. Ружинский действительно "охтурских жителей у себя на дворе поил вином беспрестанно и за ворота бочку большую вывозил и выпоил". А детей бывшего пушкаря Якушки Малыгина, Федоску и Еремку Р. Маслов "не имавал". В 1678 г. в великий пост Я. Малыгин с дочерью пришел к Р. Маслову во двор жить добровольно, "потому что де он до ево приезду в Охтырской от пушкарские службы отставлен за старость и за пьянство" [7, л. 55]. В том же году Р. Маслов отослал Я. Малыгина с детьми в свое белгородское поместье, но Егорка, Якушкин сын, бежал вместе с Левкою, человеком Р. Маслова. Я. Малыгин с дочерью вернулся в Ахтырку и жил там до приезда Л. Бекетова. Никаких крепостей на Я. Малыгина и его детей Р. Маслов "не имал".
С Ничипором Шинкарем Р. Маслов действительно встречался, однако обстоятельства этой встречи были совсем иные, нежели описывал Л. Бекетов. Поскольку И. Милославский находился в Киеве, то и Р. Маслова отправили в Киев, куда ехал и Ничипор Шинкарь, названный Р. Масловым Микифоркой. Ничипор Шинкарь "с товарыщи" встретил Р. Маслова по дороге на Киев и сказал, "что де едут в полк к боярину и воеводам бить челом великому государю о грацких делех" [7, лл. 56 - 57].
Казалось бы, для Р. Маслова обстоятельства складывались благоприятным образом. Становилось ясно, что официальная версия, изложенная изначально наказным полковником Р. Степановым, далеко не во всем соответствует действительности. А именно ее взяли на вооружение И. Милославский, Г. Косагов, Л. Бекетов и др. Складывается впечатление, что Р. Степанов намеренно сгущал краски с целью опорочить С. Ружинского в глазах царской администрации, представить его закоренелым бунтовщиком и тем самым лишить всяческих шансов занять место ахтырского полковника. Р. Маслов в этой борьбе старшин стал разменной монетой. Кстати, сам Р. Маслов письмо Р. Степанова называл ложным [7, л. 129].
Но, в ходе следствия "у Родиона ж Маслова обявилос в коляске завязана в латку ео тетратка [писано - надстрочная запись] писменная, а в той тетратке писаных полдевята листа, а у листов по краям начерчено в кругах точки". В расспросе выяснилось, что "тетратка гадателная писма" писана подьячим Афанасьем Арефьевым. Допросили и подьячего А. Арефьева. Как выяснилось, в 1677 г. Р. Маслов и А. Арефьев были на Дону. Там А. Арефьев и списал гадательную тетрадь с образца ольшанца сына боярского Алешки Захарина. А. Арефьев путался в показаниях, изначально указывал на Сидора Захарьева, но позже называл Гаврилку, брата Сидора [7, лл. 59 - 60]. По этой тетради Р. Маслов и А. Арефьев "годали о розмене столника князя Андрея Ромодановского" [7, лл. 57 - 58].
Обнаружение гадательной тетради стало отягчающим обстоятельством. Р. Маслова посадили под караул, где он пробыл "многое время". В конце августа он подал челобитную на высочайшее имя и просил от караула его освободить на поруки. 29 августа последовала царская резолюция. Царь велел Р. Маслова "дать на крепкие поруки з записью, что ему до подлинного розыску и до вершенья очных ставак ставить, да в полку боярина и воевод Ивана Богдановича Милославского с товарыщи в розрядном шатре и в Курску о как ево впредь спросят и порутчиком поставить" [7, л. 129 об.].
Требуемая поручная запись была составлена "перед дьяки, перед думным, перед Васильем Новым, да перед Федором Шекловитым, да перед Ларионом Пашиным, да перед Любимом Домниным ставится по вся дни и довершения про бунт Сенки Ружинского сыскного дела" [7, л. 4]. По Р. Маслову поручились офицеры Белгородского полка, в т.ч. и майор Савелий Игнатьевич Вяземский. Следует заметить, что ахтырские события доставили Р. Маслову множество неприятностей, но не стали для него роковыми. Он оставался в завоеводчиках и ротмистрах вплоть до 1691 г., когда и был "за службу, за раны, за старость, за увечья от службы отставлен" [8, л. 33].
Помимо Р. Маслова допросу подвергся и ахтырский житель Никита Животовский. Его показания также далеко не всегда совпадали с версией событий, изложенной наказным полковником Р. Степановым. Н. Животовский утверждал, что "ехал Сенка Руженской в город на коляске, а Родион де Маслов с ним Сенкою ехал на одной коляске". Как казаки захватили пушку "того де он не видал, потому что в то де число собралос к Сенкину двору многия люди и пили вино, и поставцами з двора пошли, и пили, и кричали слава Богу, что мы дождались Семена". Про отпущенных лазутчиков он "ни от кого не слыхал". Н. Животовский указывал на то, что за писарем Романом Скачком С. Ружинский послал "богодуховских казаков человек с тритцать да челядника своего Петрушку". Видел Н. Животовский, как "Родион Маслов послал есаула Игната Шулгу да пушкаря Ивана Соболя, говорит, чтоб [не шумели - запись над строкой] и не кричали, и разошлись по домам. И богодуховские казаки, было их человек со ста, ясаула и пушкаря плетми били". Не смог Н. Животовский подтвердить рассказ Л. Бекетова о приходе на государев двор Н. Шинкаря (Н. Животовский называет шинкаря Никифоркой, хотя в отписке Л. Бекетова И. Б. Милославско Шинкарь назван Ничипором) и о его претензиях в адрес наказного полковника. При этом Н. Животовский подтверждал, что "охтырские мещане всем городом приходили к воеводскому двору и кричали Льву Бекетову, чтоб он иво, Микиту, с товарыщи свободил, они ни в чем не винны. А в то де число был у него, Льва, наказной полковник и Никифорка де Шинкар с теми градцкими людми просил у него, наказного полковника, и наказному полковнику кричали все, чтоб отдал им камышину, они де выберут себе иного полковника и бранили ево матерно. А убить его хотели ль, того де он не ведает. И воевода де Лев Бекетов посылал подьячего и пушкарей градцким людем говорить, чтоб они от государева двора отступились и крику никакова дурна не чинили. И отступя от государева двора стали купою против приказа, кричали, поедем, покиня все от налоги полковников Ивана Перекреста и от наказного в разные государевы городы" [7, лл. 61 - 64].
Дело С. Ружинского разбиралось еще несколько месяцев, о чем свидетельствует челобитная П. Хованского от 9 марта 1680 г. [7, лл. 1 - 3]. По итогам следствия С. Ружинского сослали в Архангельск. Остальные участники волнений были отпущены, однако предупреждены, что в случае их участия в новых выступлениях они будут жестоко наказаны и отправлены в "сибирские городы" [6, с. 288]. И. Перекрестов сохранил в своих руках командование Ахтырским полком, а Р. Маслова, как уже писалось выше, отпустили из-под караула и оставили на царской службе.
Анализ ахтырских событий 1679 г. говорит прежде всего о том, что они были инспирированы различными группировками местной старшины. С. Ружинский и его товарищи, недовольные полковником И. Перекрестовым, решили его сместить, использовав как свои связи в Москве, так и возмущение казаков и ахтырских мещан. Однако, события быстро вышли из-под контроля С. Ружинского и уже развивались по непредсказуемому сценарию. Основной движущей силой ахтырских событий являлись казаки Богодуховской сотни. Казачество, как известно, обязывалось самостоятельно обеспечивать себя всем необходимым для службы. Именно по этой причине участие в военных походах подрывало благосостояние казаков, а порою становилось причиной разорения. Вот почему заявления С. Ружинского о том, что при его полковничестве Ахтырский полк в поход не пойдет и, якобы, он имеет на сей счет тайный государев указ, нашли горячий отклик в казацкой среде. Недовольство казаков и мещан своеволием И. Перекрестова и его родственников, в т.ч. брата Филиппа, способствовало брожению. Еврейское происхождение полковника только усиливало народную ненависть.
Ахтырские мещане также участвовали в волнениях, но в гораздо меньшей степени нежели казаки. Вклад мещанства в основном ограничился выступлениями на государевом дворе, требованиями освобождения задержанных и смещения наказного полковника Р. Степанова. Он сыграл особую роль в описываемых событиях, т.к. именно его показаниями руководствовались И. Милославский, Г. Косагов и Л. Бекетов. Последний не стал глубоко вникать в суть конфликта. В его задачу входило наведение порядка и проведение разбирательства. Но, коль истинные зачинщики оказались вне досягаемости, то задержали тех, кто не успел скрыться и на кого указал Р. Степанов. Так, именно по навету Р. Степанова был смещен и обвинен в участии в бунте Р. Маслов, исполнявший должность главы ахтырской Приказной избы.
Особо следует отметить роль московской администрации в ахтырских событиях. Как известно, в описываемое время шла русско-турецкая война. Волнения в тылу действующей армии любое государство воспринимает как угрозу. Не стало исключением и Московское царство. Однако, оно не прибегло к жесткому подавлению бунта, а именно бунтом с точки зрения Москвы явилось выступление казаков в Ахтырке. Поначалу, как мы помним, речь шла о поруках. Даже тогда, когда казаки применили оружие и подвергли жизни Г. Косагова и А. Росформа прямой угрозе, правительство не использовало военную силу для подавления возмущений. Пять рот рейтар были задействованы только для ареста С. Ружинского, но никакими сообщениями об их использовании для вооруженной расправы над казаками или горожанами мы не располагаем. Наоборот, есть прямые указания на то, что московская администрация всячески старалась погасить конфликт, не доводя его до кровопролития. Так, Л. Бекетову, посланному проводить следствие в Ахтырке, четко предписывалось "к охтырским жителем держать ласку и привет" [7, л. 19]. Да и приговор бунтовщикам вышел довольно мягким.
Таким образом, можно констатировать, что волнения в Ахтырке в 1679 г. стали типичным и закономерным выступлением казаков и мещан, вызванным как тяготами военной службы, тяжелым экономическим положением, так и классовыми противоречиями, своеволием старшины и борьбой за власть в ее среде.
Список источников и литературы
1. Выступление народных масс в Ахтырском полку в 1679 г. // Краеведческие записки. - Ахтырка: Ахтырский краеведческий музей, 1960. - Вып. 1. - С. 117-125.
2. Слюсарский А. Г Социально-экономическое положение Слобожанщины в XVII - XVIII вв. - Харьков, 1963.
3. Маслiйчук В. Вiллi Волiс та його розвiдка з iсторiї Охтирського слобiдського козацького полку // Збiрник Харкiвського iсторико-фiлологiчного товариства. Нова серiя. - Харкiв, 2004. - Т.10. - С. 277 - 280.
4. Артюшенко М. М. Старожитностi Тростянеччини. - Тростянець, 2002.
5. Ткаченко Б I. Лебедiя. Iсторичнi нариси в двох книгах. Книга перша. - Суми, 2002.
6. Вiллi Волiс. Виступ народних мас в Охтирському полку 1679 р. // Збiрник Харкiвського iсторико-фiлологiчного товариства. Нова серiя. - Харкiв, 2004. - Т.10. - С. 281 - 288.
7. РГАДА Ф. 210 оп. 12 д. 898
8. РГАДА Ф. 210 оп. 12 д. 1575
9. Исторический материализм. Под ред. Проф. Ф. В. Константинова. - Москва, 1951.
10. Волис В. Очерк истории Ахтырского слободского казачьего полка (XVII-XVIII вв.) - Харьков: Харьковский частный музей городской усадьбы: ИД "Райдер", 2007
![[]](/img/s/shkljarow_o/b_sizo/gold_book.jpg)