Аннотация: Я не боюсь смерти. Поэтому меня боятся люди.
ЛАНДСКНЕХТ ВАДИМ ТИХОНОВ
Странные видения мучают меня, предопределяя мою судьбу. Ужасы, которыми я никогда ни с кем не делился, посещают меня по ночам, и все чаще - днем...
Но за одно я им благодарен - теперь я не знаю страха смерти.
-Я хочу говорить с вашим капитаном.
Расположившиеся вокруг костра наемники с недоумением смотрят на меня - бритоголового детину в тусклом панцире и с обнаженным мечом-бастардом на плече. Конечно, я кажусь нищим рядом с их блестящими сапогами, пышными буфами рукавов, великолепными камзолами и умопомрачительно заломленными шляпами.
-Я капитан. Чего тебе надо, бродяга?
Средних лет. Лицо покрыто шрамами. Нет, не командир - просто старший по обоюдному согласию, первый среди равных, с которым можно поспорить и над которым можно открыто посмеяться.
-Я слышал, что отряд Рудольфо завтра отправляется на юг. Хочу драться вместе с вами.
У костра поднялся ропот. От других костров потянулись люди, желающие послушать, что здесь происходит такое интересное. Капитан усмехается:
-А ты сам-то кто?
-Вадим. Русский.
-Вот как? Надо же, кого только у меня не было, даже жид один был, а русских - ни разу... Хорошо, даю тебе шанс. Подумаю над тем, чтобы тебя принять, если ты угадаешь, к какому народу принадлежу я.
Издевается, причем - открыто. Зрители-наемники хохочут...
-Ты - солдат. - Я смотрю прямо в глаза Рудольфо.
И смех стихает. С лица капитана исчезает насмешка - теперь в его глазах читается уважение.
-Черт возьми, русский, ты прав! Я солдат, и никто больше! Пожалуй, я возьму тебя. Но давай посмотрим, каков ты в драке.
Мы отходим от костра. Теперь уже весь отряд наблюдает за нами с безопасного расстояния. Меч Рудольфо - короче моего, но лучше сбалансирован, уж в оружии я разбираюсь.
Клинки скрещиваются. Нет, Рудольфо не собирается меня убивать или позорить. Он просто соблюдает ритуал, сражаясь без азарта и злобы.
Зрителям кажется, что он наносит мне смертельный, внезапный, одному только капитану и известный удар, но я чудом успеваю его отбить. Но за мгновение до этого Рудольфо глазами показал мне направление этого удара, и начал замах чуть медленнее, чем нужно, чтобы враг не успел сориентироваться. Так повторялось несколько раз. И когда, наконец, капитан внезапно нанес точно такой же удар с другой стороны, я без труда отразил его резким разворотом.
Рудольфо втыкает клинок в землю - испытательный поединок окончен.
-Неплохо, русский! Можешь поискать себе место у костров. Выступаем завтра.
Я иду следом за ним. И наталкиваюсь на взгляды наемников - недоуменные, уважительные, восхищенные, завистливые. Начинаю догадываться - видимо, их-то Рудольфо, демонстрируя свое превосходство, всласть покатал по грязной земле во время испытательных поединков. Мог бы попытаться опозорить и меня. Но - не стал. Он почувствовал, что я скорее умру, чем буду кататься по земле, уворачиваясь от ударов. А отряду Рудольфо нужны хорошие воины...
-Так бреют головы только рабы!
Все верно. Капитан принял, испытав. Теперь меня испытывают будущие товарищи по оружию.
Я оборачиваюсь на голос и несколько секунд смотрю в глаза насмешника, как до того - в глаза капитана. И наемник замолкает, отворачивается. Замолкают и остальные. Спиной я чувствую одобрительный взгляд Рудольфо.
Сильный человек всегда уважает чужую силу.
Невозможно жить в стране, даже искренне любимой, если ее порядки чужды тебе. Невозможно жить, если ты не боишься того, чего боятся другие, и не радуешься тому, что радует окружающих. Даже если свое инакомыслие ты хранишь про себя...
Так я оказался в Германии.
Далекая барабанная дробь. Гудение походных рожков. Веселая песня на чужом языке, в которой без труда угадывается маршевый ритм.
И горы, горы, горы - куда ни бросишь взгляд...
-Клянусь потрохами святого Петра, это кондотьеры! Австрияки наняли итальяшек!
Рудольфо плюет себе под ноги. И ищет взглядом меня.
Я снимаю меч с затекающего плеча. Пора, пора размяться.
-Я с половиной отряда зайду им в тыл. Они дерутся в линии, и не смогут организовать круговую оборону. Ты, Вадим, со второй половиной останешься здесь и задержишь их, отвлечешь внимание на себя.
Ропот. Как это - неделю с небольшим в отряде, и позволить ему собой командовать?
Рудольфо мнется, подыскивая слова. Да, первый среди равных. Не умеет становиться выше...
-Кто хочет командовать вместо меня - шаг вперед.
Капитан удивленно смотрит на меня. Теперь мнутся наемники...
Вперед не вышел никто. Не сумеешь сдержать кондотьеров - с тебя все и спросится, как-никак. Я взвешиваю меч в руках.
-Можешь на меня рассчитывать, Рудольфо. Они не пройдут.
...Я стою чуть впереди всех. Больше половины из оставшихся со мной ненавидит выскочку, вдруг ставшего их командиром, пусть и на один бой. Плевать. Главное - они не побегут, пока не побежал я: в конце концов, они мужчины. Воины.
У кондотьеров - пики и алебарды. Идти им навстречу - как в мясорубку. Перемелют.
-Двинулись! За мной!
Итальянцы поют, шагая под веселую музыку своей далекой Родины. Мы идем на них молча.
Шаг. Шаг. Шаг. Все ближе острия пик и лезвия алебард.
Разворачиваюсь. Проскальзываю между двумя копьями. Судя по крикам боли, не всем повезло так же, как мне.
Меч-бастард заострен на конце. Им можно и рубить, и колоть. Он входит в горло кондотьера, как нож в масло.
Прости, итальянец. Ты ничего плохого не сделал ни мне, ни моей стране, как и я тебе и твоей Италии. Мы с тобой - просто наемники, нам платят за то, чтобы мы убивали друг друга. Поэтому - прости...
А вот и победный рев позади итальянских шеренг. Рудольфо подоспел!
Это уже не битва, это избиение застигнутых врасплох.
Трупы и умирающие. Своих выносим, безнадежных, калек и чужих - добиваем.
Капитан протягивает мне руку.
-Я знал, что на тебя можно положиться, Вадим! - и чуть слышно, наклонившись вперед - Когда меня прикончат, ты станешь капитаном отряда.
-Почему ты не боишься смерти?
-Я знаю, что смерть - это не конец.
Видения не отпускают меня. Я родился двадцать восемь лет назад, в деревушке под Смоленском, в семье едва перебивающегося скудными пожертвованиями попа. В такую глушь мой отец был сослан за большую грамотность, породившую сомнения в том, в чем сомневаться не положено.
Мне двадцать восемь лет. Но я помню долгие века и тысячелетия... Я помню слова и имена, каких не встречал в книгах и не слышал от окружающих...
В звериной шкуре я пробирался заснеженным лесом, чтобы похитить себе жену у золотовласых эзиров...
Среди киммерийских полчищ я обрушивался на Элладу, и вместе со скифской конницей пировал на руинах Вавилонии...
Я плыл к Царьграду на длинных лодьях Вещего Олега и рубился с хазарами под знаменами Святослава Хороброго...
Я дрался на пылающих стенах Козельска и в литовских чащобах сжигал живьем пленных псов-рыцарей...
Я не боюсь смерти, потому что умирал тысячи раз прежде, и каждый раз запоминал свою смерть навсегда, до мельчайших подробностей.
Когда я был Аспарухом Длинным Копьем, дротик пробил мое сердце у стен Ольвии...
Я падал под ударами скрамасаксов, когда грабил Британию во главе варяжской вольницы, и испускал дух под копытами ордынских всадников, когда был простым московским ополченцем...
Я горел на костре при Владимире Крестителе, когда меня звали Славимиром Кудесником, и срывался со стены осажденного поляками Смоленска, когда меня звали Иваном Дерябой...
Я стал хорошим воином, но не только потому, что не боюсь сложить голову на поле брани. Я помню все, чему научился в бесчисленных войнах прошлого.
Я не боюсь смерти. Поэтому меня боятся люди.
Осажденный город. Там уже начался голод. Впрочем, с припасами туго и у нас - окрестности разграблены, а обозы прибывают раз в неделю. Так что - скоро штурм. Точнее, сегодня.
Последний натиск - и город падет. Если бы там еще не было столько пушек...
-Эй, головорезы! Кто поднимет на вон той башне знамя герцога, получит дочку губернатора в личное распоряжение! Эта сучка - девственница! Так что не оплошайте, голодранцы!
Рядом с толстяком-генералом - тонкая девочка лет пятнадцати, полуодетая, в синяках. Хриплые голоса солдат, перебивающих один другого:
-Чем докажешь, что еще девственница?!. Небось, сам двадцать раз успел сунуть!.. Да он не туда совал!.. А может, и нечем уже!!! - и хищный, раскатистый смех.
-Р-разговоры! - Орет генерал - Пр-рекратить! Разболтались, скоты! Будь тут герцог...
Заплаканные голубые глаза в немой мольбе скользят по толпе профессиональных убийц и грабителей. По нам. Но мы для губернаторской дочки - все на одно лицо.
Какое мне дело до нее?..
...Мы прижаты к малейшим неровностям земли. Защитники города подпустили нас ровно на такое расстояние, чтобы разить ядрами без промаха. И взрыв в подкопе, обрушивший стену, не смутил их. Им не на что надеяться. Они могут лишь оттянуть неизбежный час смерти и подороже продать свои жизни. Сражаться с такими - труднее всего.
Ядра вспахивают землю совсем рядом, воют над головой, словно упыри. Добраться до пролома в стене - все равно, что грешнику до Рая. Лучше уж пики и мечи, лучше хорошая честная драка, чем эта пальба.
Страшный удар, истошный хрип, кровь, брызнувшая на меня... Ядро попало точно в нашего знаменосца, оторвав кусок от герцогского стяга. Убитого швырнуло прямо мне под бок. Вместе со знаменем.
Ему не повезло. Так же, как может не повезти мне.
Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядами с Рудольфо. Капитан смотрит на меня, и в его глазах читается обреченность... и мольба?
Почти такая же мольба, что и в глазах девочки-подростка, обреченной быть рабыней грязных наемнических помыслов...
Я сам плохо понимаю, что заставило меня сжать древко знамени.
-Смерти нет, ребята! - и вместе со мною встают другие. Кое-кто встает только для того, чтобы тут же быть убитым проносящимся ядром - но встают. - Смерти нет!!
Бежать со знаменем в одной руке и длинным двуручным мечом в другой трудно. Труднее - только драться таким образом.
Что это? Они загораживают нам проход в стене? Да что нам их клинки и копья, если мы только что прошли через ад, устроенный их артиллерией?
Винтовая лестница башни. Еще один труп, сползающий мне под ноги с выпущенными моим бастардом кишками. Прости - ты защищал свой дом, и я всем сердцем - на твоей стороне. Просто так уж лег жребий. Твой - и мой.
...Толстый генерал кривится.
-На, забирай эту тощую уродину! Заслужил. Вот бы вы все такие были! - это уже завидующим мне прочим солдатам.
Конечно, они могли бы попытаться отнять у меня добычу. Но никто из них не сумел бы выдержать моего взгляда. И они это знали.
Девочка ночью не сопротивлялась. И я готов поклясться, что со мной ей было далеко не так больно, как было бы с любым другим герцогским наемником.
Потом, утром, я сказал маленькой Жозефине - так ее звали -, что она свободна, и может идти куда пожелает. Но она испуганно вцепилась в мою руку, заглядывая в глаза:
-Пожалуйста, не прогоняйте меня! Мне некуда идти. Вы... ты - человек, а они все - хуже зверей!
Я разрешил ей остаться. Хотя бы потому, что она не боялась смотреть мне в глаза.
-Я сказал тебе, что ты будешь командиром отряда, когда меня прикончат. Но ты уже стал им. А двух капитанов быть не может.
Рудольфо тяжело выдерживать мой взгляд, как и другим. Но он не отводит глаз. Он - сильный.
-Да отвечай же, Вадим! Если бы кто-то из отряда оказался в твоем положении, он бы давно перерезал мне глотку! А ты...
-Я не хочу быть капитаном. Не хочу отвечать за других.
-Зато они хотят, чтобы ты сменил меня. Ты - со своим взглядом, своим долбанным благородством и своим бесстрашием!
-Ты знаешь, откуда во мне это.
-Да, черт побери! И знаешь, что я тебе скажу, Вадим? Просто быть героем, зная, что бессмертен. А для меня смерть - это гроб и черви!
-Если я стал твоим врагом, Рудольфо, я могу уйти. Вместе с Жозефиной.
-Нет. Я перестал быть капитаном - в любом случае. А капитан наемников перестает быть собой только когда его убивают. Враги - или свои, в драке за первенство в стае. Если я останусь жив, а ты уйдешь - они решат, что я просто выгнал тебя, опасаясь за власть, а ты, весь такой благородный, подчинился своему капитану! Бери свой меч, Вадим - и будь ты проклят!
Рукоять знакомо легла в ладони.
-Почему ты так хочешь умереть, Рудольфо?
-Потому, что я всегда хотел быть командиром. Но не могу им быть. Х-ха!
Чувства - плохой помощник в поединке. Его удар я отразил, едва не выбив меч из рук капитана.
Мы рубились недолго. Убить человека, который сам признал себя мертвым - очень просто.
Я достал Рудольфо тем самым хитрым ударом, которому он сам научил меня в испытательном поединке. Лезвие бастарда глубоко погрузилось в бок капитана, и тот, бросив взгляд на рану, снова поднял на меня глаза, полные слез.
С разворота я снес ему голову. Оставлять Рудольфо мучаться было бы бесчестностью.
На следующее утро ни меня, ни Жозефины в лагере наемников не было. Мне не нужна власть, тем более - над таким сбродом. Возможно, найдется не столь брезгливый капитан...
Если же нет, еще одной шайкой головорезов станет меньше.
-Вадим, я не понимаю только одного - что ты нашел во мне?
Я чувствовал, что она - поймет. Обняв свою Жозефину, я прошептал:
-Я полюбил тебя с первого взгляда. Еще тогда, когда ты была золотоволосой дочерью эзирского вождя, а я крался по дремучему лесу, чтобы похитить тебя и взять в жены.