Аннотация: Какие события имеют смысл, а какие просто проходят мимо, где кончается реальность, уступая место сну и как не разбиться на смерть, падая на дно.
Где я? что я и что здесь делаю?
ЧТО Я?!
кто?
и зачем?
мысли неслись в голове быстрее огненных коней колесницы Гелиоса. весь этот поток проскочил в голове меньше, чем за секунду.
местность, вроде, знакомая. из каких-то древних глубин всплыло, что это моя квартира. пробежался, заглядывая в каждую комнату: и правда.
в одной даже обнаружилась мать. но лучше бы ее там не было, она выглядела как огромный, серо-сизо-зеленый червь...
ее губы постоянно лепили жвачку, т.е. это можно назвать разговором. ее голос заполнял пространство, отдаваясь эхом и неприятным звоном в ушах.
почему мое жилище так выглядит? убогое, словно после фашистской бомбежки: обои клочьями, полы выщерблены кое-где... о, господи!
Вдруг, среди всего этого бедлама начинает верещать сотовый телефон, Green Day - American Idiot. I wanna be an American Idiot!.. - радостно вещает Билли Джо. его звук меня раздражает, он сотрясает стены жилища, не выдерживаю - жахаю об стенку. звук прекращается.
тут же в другой комнате прекращает жевать мать... я знаю, чувствую, что она направляется ко мне. оборачиваю - точно! - стоит за спиной. сине-зеленый червь, между челюстями натянута розовая жвачка, она постоянно меняется, меняет форму своего редкого плетения...
она что-то говорит, но я слышу лишь бесконечное "нва-нва-нва"... это еще ужаснее телефона.
я хотел бы ощутить в руках теплый кусочек дерева. например, деревянную игрушку, заботливо вырезанную и раскрашенную чьими-то руками. но, увы, понимаю, что в ЭТОМ мире места такому быть не может.
бегу в зал - в коридор - на кухню. мать всюду следует за мной...
выбегаю за дверь.
подъезд.
он еще более враждебен...
вместо обычных надписей на стенах что-то коричневое, похожее на слизь.
бегу вниз. перила, крашенные грязно-зеленым...
РЕЗКИЙ НАВЯЗЧИЙ ЗВУК!!!
реальность стремительно искажается. рвутся связи с серо-коричневыми домами, улицей, запрятанной за окном, с длинными и тонкими деревьями, обвисшими, словно макароны в бледной сметане, полутемной лестничной клеткой. вся ткань сна мгновенно идет стрелками, оставляя в прорехах только темную пустоту.
но это лишь на секунду.
дальше - секунда - и я просыпаюсь.
Фууух, вот это был сон!
куда более привычное серое северное утречко заглядывает в окошко. под ним так же привычно и буднично шелестят желтыми листиками тоненькие березки... слава Богу, это всего лишь кошмар...
но вставать все равно не хочется.
зачем? - навязчивый вопрос из сна. навязчивый вопрос всего моего существования.
ЗАЧЕМ я живу?
ЗАЧЕМ я? почему не кто-то другой?
А если бы я родился от других родителей, в, допустим, бедной пуэрториканской семье? или в семье богатых, жирных америкосов? КЕМ бы я был?
да-да, так много эгоизма. так много неудовлетворенного бытием Я.
встаю, тащусь в ванную.
мать еще спит, да и что ей делать?..
привычно теплая вода из крана, привычный взгляд в зеркале. сегодня оно кажется чуть более серым... знаете, такая ванильно-бледная картинка плохого качества, с полосами и кое-какими цветами? вооот.
странно. ведь в реальности так быть не может.
но вода течет так же...
может, это опять сон?.
хм.
надо проверить. беру бритву, которой брею подмышки, ноги и, конечно же, лобок на пизде. как доказательство правдивости происходящего из нее там и тут торчат коротенькие темные волоски. может, действительно, все правда? вынимаю кассетку с лезвиями, раскусываю, вытряхиваю тоненькие полосочки на ладонь. две сразу ложу на край раковины... оставшуюся подношу к руке. кожа светлая, видно темные, опять же таки, волоски, маленькие поры, какой-то непонятный шрамик... сильно нажимая провожу полоской по бледной ткани своего покрытия. оно тут же угодливо раздвигается, дает свободу другой материи - красной, густо струящейся, словно вишневый сироп... красиво течет, только больно обильно. сгибаю руку в локте, поток становится не таким сильным... накопившаяся жидкость, или, вернее, полужидкость, мешает разглядеть масштабы творения.
в комнате какие-то звуки - мать проснулась.
опускаю рукав пижамной кофты, она черная и ничего не видно, даже мгновенно впитавшейся и притянувшей кофту к ране крови.
захожу в зал. мама возиться с постелью. говорю:
- доброе утро.
- доброе, - отвечает она благожелательно.
- я сегодня никуда не пойду.
- почему опять? - испытующий взгляд.
- не пойду, - и ухожу.
заваливаюсь в своей комнате на кровать и снова засыпаю. сниться лес, большой, просторный, много места и воздуха... снятся люди. подруга, друг... да не, нахуй. каким-то левым чувством ощущаю, что это сон, ощущаю себя в нем, но ноги непроизвольно несут уже к стройке, затопленной грязной вонючей водой.
чтобы перебраться на тот берег, нужно ее переплыть.
вдох. еще вдох...
прыгаю. тело мгновенно оказывается в теплой жиже. я знаю, что где-то в ней плавают трупы животных и больше всего боюсь столкнуться с ними. там, неглубоко под ногами, валяются насквозь промокшие доски с вбитыми гвоздями, арматурины и прочий строительный мусор. неглубоко, но почему-то не касается даже ступней.
наконец, выплываю на какие-то развалины, карабкаюсь по ним и выхожу аккурат на территории городского храма.
ночь.
белый храм стоит, словно яичко на черной скатерти. купола черно отливают золотом, отражают темное небо... к чему бы это во сне? колокола молчат. понимаю, что до дома очень далеко, а денег нет совсем.
РЕЗКИЙ НАВЯЗЧИЙ ЗВУК.
телефон.
домашний телефон. подрываюсь с кровати, бегу как бешеный, хватаю трубку, забыв о согнутой руке с прилипшей к ней кофтой. дергаю, ткань резко отрывается, рана обнажается и начинает кровить заново. от неожиданно теплой крови роняю трубку, тут же вспоминаю, подбираю и выпаливаю резко:
- алло!
- че там у тебя за Содом? - удивляются на той стороне. Ее зовут Света. и ей 19.
- да хуйня война
- точно? - она подозрительна и знает меня, как 5 своих пальцев.
- да!
- есть курить? - правда, много курит, слишком много. и часто кашляет.
- нету.
- слушай, а ты че не в универе?
- а ты? - я тоже ее знаю.
- нууу... не получилось.
- ммм.
- давай приду?
- приходи. сигарет настреляй по дороге.
мое, блядь, никуда от меня не уйдет и я это знаю. только как, блядь, разобраться, где мое, если вокруг столько всего? мир как огромная абсурдная сюрреалистическая картина: событие перетекает в событие, мысль в мысль, все они закручиваются и образуют свой собственный микрокосм, ни на что не похожий, но до того целостный, что ты даже не можешь найти точку отсчета всего этого дерьма.
вот я сижу на лавочке.
пью, конечно.
горькая дешевая сигарета во рту. состояние - как раз на стольник, убитый для достижения желаемого.
рядом сидит Светка. такая же удолбанная... рядом с ней - ее парень. консистенция - как у нас двоих.
светит весеннее яркое солнышко, и я понимаю, насколько прекрасен этот мир. мне нравиться слушать о гадостях, которые живописует подругин хахаль. нравиться, что где-то люди пускают по вене, жрут таблетки и бухают до свинячьего визга...
это - мой мир. он такой...
и он ужасно недолговечен...
звонок в дверь. Света. лицо такое же серое, как у меня, она еще со вчерашней похмелюги.
гыг. наверное, мы похожи на двух бомжих, основательно потрепанных жизнью, а не на девочек-студенток.
хотя ими и являемся. в принципе.
- Курить? - улыбается подруга и протягивает сигарету. у нее там целый пучок разномастных: от Явы до Парламента - настреляла. Идем в подъезд и долго молча курим. То ли не о чем говорить, то ли... потом приходим в квартиру, каждая начинает заниматься своим делом: Сетка смотреть телек, я пить чай. позже, как бы чувствуя одиночество и разобщенность друг друга мы, как капельки воды, стекаемся в одно место - в мою комнату.
Когда я захожу, подруга ковыряет красное пятно на простыни.
- Что это? - спрашивает она.
- Ничего, - и отворачиваюсь, чтобы не было видно, как скривилось от стыда и омерзения лицо.
- Опять? - почти грустно спрашивает она.
- Нет.
И заключает:
- Опять.
единственный человечек, котрому бы так не хотелось делать больно - и вот, получается.
- Зачем? - спрашивает Света. я вижу слезы на ее глазах.
...тот парень, любитель порассказывать о мерзостях жизни, он действительно любил ее. и Света, думаю, его любила. их вряд ли ждала долгая и счастливая жизнь, потому что в силу происхождения они просто не могли быть счастливы.
вскоре после того солнечного дня она бросила его.
конечно, отношения при наличии чувств хотя бы с одной стороны не заканчиваются так просто.
он ходил за ней попятам. откровенно заебывал. приседал на уши. и, в конце концов, заебал всех нас - ее окружение.
я первая сказала: отстань, ты ей не нужен. потом еще кто-то и еще... наверное, у человека есть предел терпения, потому что выслушав все это, Светин обожатель удалился. на тот свет.
говорят, зрелище было отвратительное: треснувший череп, мозг, разбрызганный по мокрому в тот день асфальту, и много крови почему-то... человека не стало.
я не признаюсь Свете, но иногда скучаю по ее навязчивому хахалю. а она, не признаваясь мне, винит себя во всем и ненавидит нас всех.
- Света... - вяло начинаю я.
- Зачем... - слезы непроизвольно текут по лицу. такие естественные в сером северном полудне. - Ты просто не понимаешь, что такое жизнь, - мямлит она сквозь плач. - Сколько значит... Вы все этого не понимаете... хы, хы...
может, она наконец скажет?
- Почему? - холодно интересуюсь.
Она, сначала не поняв вопроса, медленно поднимает лицо, потом осознает:
- Да потому, что никогда не видели смерть! Ты думаешь, это игрушка? Можно умереть вот так вот и потом воскреснуть, да?!
- Нет. я знаю, что умирают всего лишь один раз.
- И продолжаешь свои игрушки?
- Свет, я просто думал, что это сон... - я подхожу и с какой-то неясной обреченной безнадежностью ложу голову ей на колени, одной рукой обхватив талию. Всхлипы раздаются где-то вверху.
- А помнишь, как мы были счастливы?
- Когда?
- В тот солнечный день, когда пили дешевую хуйню на лавочке. и до этого, много-много месяцев до этого. помнишь, Свет? как на учебу не ходили, торчали в каких-то непонятных квартирах... творили все, что душе угодно и просто радовались.
Молчание.
молчание...
молчание. молчание. молчание...
и холодное:
- это в прошлом.
Светка безжалостно стряхивает меня с колен, ловко вывернувшись из объятий, и идет шуршать в прихожую.
выхожу - она стоит уже одетая, мотает свой платок на шею.
- закрывайся, - говорит. и уходит, даже не чмокнув на прощание.
мне почему-то кажется, что это - начало конца. ..
сижу, курю, подпевая любимой песенке Jane air: там че-то про шаткий карниз и мозги на асфальте. забавно, сразу вспоминается Светкин...
в чем же дело, почему вокруг одно дерьмо - осень или просто, такое время?
наверное, дело в том, что я остался совсем один.
дело в том, что, повторяя пресловутую фразу: что имеем - не храним.