Аннотация: Рассказ о том, как больно бывает возвращаться магии
Возвращение
А потом пришла магия. Сначала ничего толком не изменилось, ну дернулось что-то в душе у людей, да и то не у всех, ну сошли с ума приборы в физических лабораториях. На следующий день заглючила связь. Сначала сотовая, спутниковая. Инженеры, админы, сидели за компьютерами, терминалами, а то и катались по локациям с утра и до утра. А физики видели, как закручивается эфир, существование которого отмели еще в начале прошлого века.
Радиоволны не хотели идти по прямой. Строго говоря, они по кривой тоже не хотели. Только по ломанной. Потом стала пропадать проводная связь, отказывал интернет, телефоны. А люди наконец начали чувствовать. Тяжелую черную тугую, проникающую в глубину души вязкую магию. На пятый день киты выбросились на берег. Много китов. Те, что не перенесли Возвращения. Люди тоже не находили себе мест. Вешались и стрелялись, сходили с ума. Иногда стали загораться дома. Сами по себе. Вдруг начали гореть, а потом так же гасли, оставляя кислый запах. Тогда ещё они не понимали.
Отец был одним из тех, кто почувствовал первым. У нас тогда ночь была. Он проснулся с чувством, что всё понял, что знает, что делать. А ещё он увидел её. Тогда подумал, что приснилось. Что не бывает. Не бывает так ярко и сильно. Ему по тем меркам лет-то уже много было. А она совсем девочка. Да и с чего бы.
На второй неделе загудели пирамиды, засветились остатки разбросанных камней в Англии, Армении. Тогда ещё успели заметить в Сибири несколько таких кругов - снег вокруг них сошел, сохранились они лучше и почти работали. Но все смотрели на пирамиды. Сфинкс подвинулся, сами пирамиды качало на локоть, наверное. Весь мир обсуждал. Впрочем, тех, кто внутрь сунулся сразу убило, а остальных желающих не пускали.
Мор прошел через тринадцать дней. Отец говорил, что разом. У нас опять ночь была, а на других континентах ужас творился... Говорят, иммунитет примерно у каждого тысячного, кто в горах живет побольше, кто в низине, может и у одного на пять тысяч быть. А дар вообще того реже.
Зима в тон году была мягкая, снежная, но не холодная. Отец говорил, отопление в домах и свет не сразу отключились. Но паника всё одно началась. Те, кто жив остался чувствовали, что по другому нельзя, не может быть, что смириться надо. Но многие не перенесли. Кто с ума сошел, кто с собой покончил. Обезумили люди.
Отец своих похоронил в парке. Сидел дома, ни мыслей не было, ни сил. Просто сидел и ждал. Дождался. Три дня спустя волна пришла и накрыло понимание. Те, кто продержался, тех отпустило. С тех пор, у кого иммунитет никогда уже не безумиям, в самые сложные часы разум сохранялся чистый и ясный. Отец просто один из первых был.
В городе тогда оставаться нельзя было. Не безопасно, да и мор - крысы одни кругом, да собаки немногие. Их тоже коснулось. Отец взял машину и поехал по городу - снегу много навалило, машина не справлялась, но что искал, он нашел. Бензовоз прям около заправки стоял. Метров сто не доехал. Водителя не было, выжил, видать. Машину заглушил и на обочине оставил. А ключи вот не забрал. Отец грузовик не водил никогда, но разобрался. Поехал в магазин, их потихоньку грабить начали, но в основном продуктовые. А отец правильно рассудил, рванул в туристический. Тогда такая мода была - выйти из города и бродить по лесам, по болотам. В своё удовольствие. Города-то грязные были, тьма висела везде, хоть и до возвращения напрямую людей не трогала, а в душу-то просачивалась.
Нашел отец такой магазин. Сломал замок, вошел - никто сюда не забредал. Всё так осталось, как до мора. Для бедных рюкзаки, для тех, кто побогаче - яхты. А на первом этаже вездеход стоял. Не для продажи, для красоты скорее. Он сейчас в центре на постаменте, да вы знаете. Вот там его отец и взял. Печку в него принес, еды походной всякой, одежды. Аптечку взял большую с инструкцией. Лечить--то только по бумажке умели. Что не так, отрезать, ну или пришить, кусками могли человеку части пришивать, только даже зуб вырастить не умели. Вот взял он аптечку, кухню походную. Бочку на яхте отцепил, повесил снаружи. Завел вездеход, погнал к бензовозу. Слил сколько влезло. Воды уже не было, но и магазины не все разорили. Набрал в прицеп ледышек в бутылках. И поехал.
Рассказывал, что не знает, куда, почему... просто выехал, как с вездеходом разобрался и пополз на восток.
Дороги-то уже совсем снегом завалило. И дух дурной пошел, хоронить-то некому было людей. Вот так, сначала днем тронулся, но побоялся - иммунитет-то человека не выбирает. Много гнилых людей осталось, много слабых духом или телом. А тьма она же ждать случая не будет - дают, бери, и вышли на разбой. Мужчины, женщины, старики, дети. Отец тогда первый раз тьму увидел. Говорил, испугался жутко - вроде, люди как люди, а она клубится, ведет их, и видишь её и не видишь. И второй раз её увидел... С тех пор только ночью и ехал. Тьма она же ночи боится, ночью свет силён.
Отец на второй день ночевать собрался. Съехал с дороги, заглушил вездеход, снегу на стекла накидал, а остальное и так в снегу всё было. Спрятался, значит. В прицепе печку развел, тряпками воду закрыл от холода и ночевать собрался. Слышит, свет пробивается, это днем-то, считай на восходе, вот представьте, какой свет должен быть.
Что делать, закрыл машину и пошел. Прям по снегу, по пояс проваливался, но шел. Тянуло его страшно. Силища-то такая. Добрался до домов - деревенька не деревенька, городок не городок. Пошел внутрь, чувствует, куда идти. Так вот Мухтара своего подобрал. Щенком ещё, сейчас видишь, какой здоровый он, а тогда совсем щенок был. Изо всех сил свет лил. Как его темные не нашли, не ясно. Слабый совсем, сил не осталось. Взял его отец, донес, отогрел. Молоко сухое развел, и шприцом кормил. А под вечер хотел в прицепе оставить, но Мухтар за ним, в салон пошел. Лапки короткие, ходит-качается, но идет. Взял он его. На двигатель посадил, постелил крутку, так и поехал.
Ночью сломал аптеку, сосок набрал, бутылочек всяких. Вот тогда первый раз понял, что не зря всё. Взял, стало быть, соски и чувствует, на север надо. Что делать, повернул и поехал. Дороги совсем плохие стали, в карте не понятно ничего, но нашел какую-то. День отоспался, ночью пополз. Еще бензина нашел, получше, чем первый. Вот так и пошло. Ночью в прицепе, днем в салоне с Мухтаром. Говорил, ещё пришлось магазины искать нетронутые. Молока найти и еды для щенков, маршрут каждый день корректировал, сползала точка по карте, на восток и навстречу. Так и шел, а одной ночью понял, не успеть.
Вот тогда он всё дурь механическую выжал из машины своей. Кидало из стороны в сторону, дорогу терял несколько раз, снег ещё пошел, метель, но Силу-то не обманешь. Она ж как потянет, не остановишься. Часа три и вдруг стихло, как отрезало. Он ещё сильнее погнал, понял случилось что-то.
Их всего трое было на дороге. Вот что они втроем ночью сделать ей могли, но молодая ещё была, не осознала себя, а их тьма вела. Отец так и не остановился, снес их, живых людей. Всю жизнь потом простить себе не мог, а Мухтар тьму снес, собой, отцом. Его тогда и потрепало, охромел, да ослеп, а отцу больше досталось. Вроде и ничего, но и пяти лет не прожил, забрала тьма.
Снес их, сам не видит ничего, мотор заглох - его отец силой тащил. Не знаю, сколько, но не мог двигатель по целине вездеход с прицепом нести, да еще со скоростью такой. Вышел, думал, всё, нет никого и её увидел. Она маленькая совсем была, лет 16, а то и 15. Сами можете спросить. Взял на руки, холодная, чуть живая и говорит ему: "Нашел. Знала, что найдешь", а он и не понял сразу, что она его звала это. У неё-то сила сразу проснулась в самое Возвращение. Не верил никто, не понимал. Ни чего она такая странная стала, ни ' чего от людей шарахаться начала. А перед мором с родителями прощаться пришла. Они её прогнали тогда, а сестра поняла, выслушала, попрощалась, оделась и из дома ушла, куда, кто её знает. Но с миром ушла. В ночь ушла, в свет.
Принес он её в вездеход, она Мухтара обняла и сутки проспала, не меньше. А отец вездеход чинил, повезло, что простой он был, да наш родной - советский. Детали от грузовиков, да тракторов по деревне собирал, к вездеходу стаскивал, а сила ему подсказывала, что и куда, как крепить. Порядок, он не только тьме, он и свету по нраву. Дне недели ехали, когда добрались, первый дом здесь и взяли. Людей моровых похоронил отец, она-то еще не в силах была, только обнимала отца и молчала с ним. Сядет и молчит. И он молчит.
Потом и остальные пришли, кого она созвать смогла. Всего шесть человек дошло. Из сотни без малого. Ну а по осени я и родился. Уже е силой. Мне вот шестая сотня лет пошла, а и не чувствую. Я, кроме матери, наверное старший у нас в городе буду.