Альтернативно - историческое произведение в "руританском" стиле с элементами шпионско - политического детектива и с некоторым архитектурно - краеведческим уклоном.
Книга первая.
= "Дети железного века" =
Как вам живется, дети железного века, века,
когда исчезли, позабылись такие слова,
как "сострадание", "милосердие", "жалость"?...
Пролог.
...Ее обложили к вечеру, плотным кольцом на большом поле. Ползком, припадая к вязкому суглинку, она пыталась ускользнуть в лес, но ее заметили. Упав плашмя на межу, она застыла без движения, чтобы отдышаться, успокоить стук запаленного сердца и на мгновение закрыть глаза. Прорваться сквозь кольцо ей не удастся, сдаваться она не пожелает. Оставалось умереть.
Проверив обойму в пистолете, машинальным движением она стряхнула с измазанной и мокрой юбки невидимые пылинки и пригладила ладонями волосы. Залегла на меже и стала отстреливаться.
-Ты что, сдурела, тетка?! - закричали ей. - А ну, бро...
Из черного дула маузера на крик полыхнуло пламя.
-Ох же, дура! - громко и сокрушенно воскликнул кто - то, невидимый ей и грубо выругался.
Она приподнялась на одно колено, не целясь, выстрелила. Ответная пуля не ударила, больно ужалила в грудь, насмерть...
Подавшись к земле, она коснулась ее белыми, ватными руками...
Глава Первая.
Первый акт многоактной пьесы.
Вторник. В лето 7436 года, месяца августа в 29 - й день (29 - е августа 1928 года). Седмица 15-я по Пятидесятнице, Глас пятый.
Минская губерния. Свенцяны. Городская больница.
Старенький "унион", миновав гостиницу "Европа", повернул направо и, попетляв по узеньким, кривым улочкам, въехал во двор городской больницы. Из автомобиля Георгий Валентинович Дрозд - Бонячевский вышел тяжело опираясь на трость, покряхтывая.
Колено болело теперь постоянно, с прошлой недели. Болело пугающе - нудно, неприятно. Обычно устранить боль с воспалением Дрозд - Бонячевскому помогала растирка на спирту, основу которой составлял горький перец. Надо было взять чайную ложку с сабельником, эту траву залить стаканом кипящей воды, и настаивать несколько часов. Еще можно было мелко натереть картошку, смешать ее с корневой частью хрена. Еще - смешать равные пропорции горчичного порошка с медом, содой. Накладывать компресс на пораженный участок на ночь...
Всевозможными народными рецептами его от души снабжала квартирная хозяйка, женщина милая, чуткая, но несколько старомодная, все время надеявшаяся на русский авось, и большая любительница послушать "радио" - конусный бумажный диффузор, укреплённый на металлических держателях, совмещённый с электромагнитным механизмом. Его все называли просто "радио", хотя это было неправильно. Настоящее радио, то есть ламповый вещательный приемник, не был большой редкостью, и при желании Георгий Валентинович мог бы его приобрести за небольшие деньги, но постоянно откладывал покупку. Массовая модель громкоговорителя проводного вещания его устраивала. Электрического сигнала, поступающего по проводам, было достаточно - квартирная хозяйка целыми днями могла слушать новостные программы, репортажи со всевозможных спортивных соревнований, концертные записи, радиоспектакли...
Войдя в здание, Дрозд - Бонячевский медленно миновал холодный, пропахший карболкой коридор. Он прекрасно здесь ориентировался, его башмаки уверенно постукивали на поворотах, без малейших колебаний выбирая нужное направление. Георгий Валентинович лишь на мгновение остановился перед мрачной обшарпанной дверью с табличкой "Анатомическая".
Это оказалась просторная комната, в которой хорошенькая молодая женщина с безучастным видом печатала на "ремингтоне", и с пачкой карточек в руке перед открытым шкафом - картотекой стоял какой - то мужчина, выше среднего роста, холеный, в ладно сидящем цивильном пальто. Возле уха у него был аккуратный пробор, расчесанный волосок к волоску. Дрозд - Бонячевский мгновенно определил, что это окружной судебный следователь и безучастно втянул носом воздух. От мужчины приятно пахло одеколоном марки "Соваж".
В свою очередь и следователь, мельком взглянув на вошедшего, подумал, что в анатомическую заявился агент Департамента Государственной Охраны*, прибывший не иначе как из самого Минска.
Агент Департамента Государственной Охраны производил приятное впечатление. Лицо его, плохо выбритое, покрывали складки. Лет тридцать пять - тридцать семь, должно быть. Костюм строгий. Заметная хромота и наличие самшитовой трости невольно внушали смутное уважение и понимание того обстоятельства, что ногу ему не в трамвае отдавили. Тем не менее, хоть на первый взгляд судебный следователь оценил департаментского как человека симпатичного, вполне толкового и компетентного, посмотрел он на него настороженно. Собственно говоря, эта политическая полиция, занимающаяся всякими смутьянами, провокаторами и распространителями подрывной литературы, что звучит спервоначалу весьма внушительно, на деле причиняла страдания невинным людям, поэтому особой симпатии у судебного следователя она не вызывала. Господа из Гохрана держались так, будто все, кроме них, легкомысленные верхогляды, и потому позволяли себе крайне высокомерный тон и беспардонное любопытство.
-Вы, вероятно, из Департа...? - начал было судебный следователь и осекся на полуслове, вошедший мужчина коротко и выразительно кивнул.
-Генерал Дрозд - Бонячевский. - не отрекомендовался, а буркнул агент, который оказался и не агент вовсе..
Судебный следователь, со спокойным добрым лицом, на котором отложился отпечаток немалого жизненного опыта, коротко кашлянул. Печатавшая на машинке женщина подняла глаза. В ее взгляде не было и намека ни на одеколон, ни на внезапно появившегося в помещении человека. Следователь кашлянул еще раз, и тогда женщина улыбнулась, обнажив на мгновение зубы, слишком крупные, поднялась с места, представив на обозрение хрупкую фигурку и тонкие ноги, привычным движением одернула свою белую, до хруста накрахмаленную юбку.
-Проходите за мной. - сказала она и в голосе ее сквозило равнодушие: человек пришел сюда по заурядному, лишенному особого драматизма поводу. Следователю, исторгающему стойкий аромат "Соважа", она кивнула головой. - И вы тоже.
Следователь пошел вслед за женщиной через длинный коридор со множеством дверей, насыщенный ароматом карболки и формалина. Следом за ними неуклюже топал генерал с тростью. В прозекторской судебный следователь невольно сощурился - в глаза ударил резко свет дневных ламп, ослепительно - яркий и холодный...
...От тела на прозекторском столе пахло дешевой галантереей и, неожиданно, чистыми волосами. На лице трупа - девушки лет двадцати пяти, застыло сосредоточенное выражение.
-Вы, Михаил Францевич, сегодня выглядите на сто рублей. - пошутил прозектор*, обращаясь к судебному следователю. - В чем причина такой веселости?
Наодеколоненный следователь неопределенно хмыкнул, равнодушно глянул на паталогоанатома: он уже давно знал его и научился безошибочно определять состояние: всегда глаза выдавали. Известно было, что для прозектора в жизни не было большей радости, чем видеть свою жену, смотреть, как она управляется с домашними делами, а когда, вернувшись домой позже обычного, заставал ее в постели - румяную, разогретую, с рыжими распущенными на белоснежной подушке волосами, он просто возносился на небеса. Кобелиный восторг читался на его лице даже сейчас, в прозекторской.
-Ошибаетесь вы про веселость. Веселого мало. - следователь кивнул на мертвое тело девушки, лежавшее на прозекторском столе, в коротенькой грязноватой ночной рубашке, из - под которой проглядывали соски крохотных девичьих грудей.
-Вот, еще одна жертва будущей революции. - сказал прозектор равнодушно. - Все захотели поиграть в революцию, не так ли? Кажется, это сейчас модно у просвещенных особ и даже дамам либеральные слова головы нынче кружат. А иным - до смерти. Вы знаете, что в конце прошлого века к экстремистам все более охотно стали примыкать женщины?
-Почему вы решили, что женщина, лежащая на столе непременно экстремистка? - спросил Дрозд - Бонячевский, разглядывая одежду и вещи, найденные у убитой.
Перед ним, на небольшом столике, лежали неряшливая стопка одежды и нижнего белья, еще пахнущий порохом маузер, брелок с ключом, железнодорожный билет, немного мелочи из маленького дамского ридикюля, сам ридикюль, забавного вида серебряный портсигар, набитый папиросами, две смятые трехрублевки и половинка картонного вкладыша от папиросной коробки, из серии "Оружие Британской империи".
-А что, с маузером в кармане и половинкой вкладыша от папиросной коробки, устроившая перестрелку, она по - вашему сильно смахивает на примерную домохозяйку? - усмехнулся прозектор.
-Бывает и конь о четырех ногах спотыкается. - возразил судебный следователь.
-Намекаете, что и я ошибаюсь? Что ж, давайте будем исходить из этой народной мудрости. - покладисто ответил прозектор. - Но не думаю, что сможете мне сейчас доказать, будто человеческой природе свойственны минутные заблуждения. Тут впору утверждать обратное, не будем с вами кривить душой и полагать случившееся с этой девушкой совершенно случайным фактом. Оно далеко не случайно, да - с...Надеюсь мы с вами поймем друг друга. Культурные и образованные люди всегда говорят на одном языке. Так вот, об экстремистках...В основном это были представительницы высшего и среднего класса. Не только в России, такова была общая тенденция, в Европе тоже...
-Отчего? - безо всякого интереса в голосе отозвался следователь.
-Стремление к самоутверждению. Эмансипе, как говорят французы. Женщинам все труднее было оставаться дома, доступ к высшему образованию был не то, чтобы доступен, но несколько ограничен. Да и в политической жизни мест для них было мало, не у всех имелись возможности реализовать свой интеллектуальный потенциал. Все это приводило женщин в ряды радикалов, где среди соратников - мужчин они встречали большее уважение, чем в любых традиционных и законопослушных слоях общества. Таким образом, женщинам предоставлялись широкие возможности самоутверждения путем участия в подпольных организациях и сопряженных с опасностью действиях. К тому же, не забудьте также и о русском парадоксе. - глуховатый, хорошо отрепетированный баритон патологоанатома невольно успокаивал.
-Что за парадокс? - следователь вскинул голову, и глаза его ожидающе застыли на лице прозектора, явно поощряя к откровенности.
-Женщины были готовы жертвовать собой ради своих убеждений, как бы проецируя православный идеал женщины - мученицы. На более чем светскую область - в сферу политического радикализма. - пояснил прозектор.
-А как быть в таком случае с еврейками? - спросил Дрозд - Бонячевский и плохо выбритые щеки его взялись неровными пятнами. - Чуть не половина революционерок - еврейки.
-Их готовность к терроризму можно частично объяснить тем, что приходя к радикалам, они порывают со своими семьями и культурными традициями на более глубоком уровне, чем мужчины. - ответил прозектор, мягко и вкрадчиво улыбаясь: вкрадчивая улыбка не шла к породистому, исполненному достоинства лицу, и это противоречие отчего - то отчетливо заметили и агент и судебный следователь. - Вступая в революционно - радикалистские движения, еврейская девушка не только отрекалась от политических взглядов своих родителей, но и отвергала одну из фундаментальных основ еврейского общества - предписываемую ей традицией роль матери семейства.
-Почему так думаете? - поинтересовался следователь.
-Сапоги и пальто...
-Сапоги и пальто?
-Растоптанные сапоги заграничного, итальянского кроя, с ремешками и вырезами на голенищах. - пояснил агент. - Общеизвестно, что итальянцы шьют разную обувь и у тамошних мануфактур, где тачают малыми партиями, вручную, есть свои секреты и свои патенты на пошив. В одном месте, к примеру, никогда не склеивают подошву - только сшивают каждый ее слой вручную, в пятьсот стежков. В другом месте используют кожу экзотических животных, древесину, солому. На изготовление одной пары может уйти до полутора месяцев, но в результате - красота, удобство, качество...Теперь о пальто - оно двубортное, парижской моды, знаете, такое, приталенное сильно...
-А копечное нижнее белье на убитой вы как объясните? - спросил следователь.
-Запишите пока в загадки.
-Ладно, доктор, приступайте. - сказал следователь и глянул на изящные колени убитой, обтянутые недешевыми, сильно испачканными и местами порванными, шелковыми чулками. - Сколько времени понадобится для полного патологоанатомического исследования?
-Вы будете присутствовать? - ровно и теперь уже совершенно бесстрастно, поинтересовался патологоанатом, деловито раскладывая инструменты: дуговую ножовку, металлический молоток с загнутой на конце ручкой, малые ампутационные ножи и прочее...
- Что там у вас по плану? - поинтересовался Дрозд - Бонячевский.
-Хм - м, по плану...Судебно - медицинское исследование в полном формате предполагает снятие с трупа одежды, наружный осмотр и вскрытие трех полостей: черепно - мозговой, грудной и брюшной. Помимо этого неизменно проводится исследование полости рта, области шеи, мышц и костей. При наружном осмотре тело умершей переворачивают на спину и живот, определяют степень окоченения и объем движений верхних и нижних конечностей в плечевых, локтевых, тазобедренных и коленных суставах...
-Увольте от подробностей. - следователь дернул бровью, поморщился и посмотрел в окно. Рассвет уже опалял окна, ночные тени отступали в углы, тишина таилась за дверью. - Пожалуй, подожду в конторе...Странно, отчего у нее такие чистые волосы?
=======================
Департамента Государственной Охраны* - Департамент Государственной Охраны Министерства Внутренних Дел, сокр. ДЕПО, разг. Гохран.
Вторник. В лето 7436 года, месяца августа в 29 - й день (29 - е августа 1928 года). Седмица 15-я по Пятидесятнице, Глас пятый.
Минская губерния. Свенцяны. Городская больница.
-Полагаю, вы не будете возражать, ежели я стану настаивать на том, чтобы дело сие закрыть и все бумаги мне передать? - спросил департаментский генерал, поигрывая в руке папироской.
-На всякий случай, напомню вам, что я, как должностное лицо, отношусь к судейскому корпусу со всеми вытекающими отсюда гарантиями, связанными с моим официальным статусом. - сказал окружной следователь, хмурясь. - Производство следствия обо всех преступлениях и проступках, подлежащих юрисдикции судебных мест, отдано в ведение чиновников Министерства юстиции, каковыми и являются судебные следователи. Прежде всего, я имею в виду собственную независимость при осуществлении процессуальных полномочий. Причем тут Департамент Государственной Охраны МВД? Хотя дело пока носит предварительный характер, тем не менее, лучше мне четко сформулировать свою позицию. Мы тут, в провинции, совсем оскудели...Я могу показаться нравоучительным, э - э...
-Я могу показаться нравоучительным, господин генерал, но постараюсь избежать педантизма. Моя обязанность, как судебного следователя: допросить, выяснить ход событий, прилагая к этому все усилия. Если окажется, что поступки определяются государством как преступление, моя дальнейшая задача - возбудить дело в суде. Как того требует закон.
-И верно. Деятельность всякого человека имеет смысл, если он ставит перед собой какие - то цели и преследует их. И деятельность сообществ людей приобретает смысл и вообще становится деятельностью, если она определяется некой общей целью. Вы человек способный, хотя и увлекающийся. - усмехнулся генерал из Гохрана. - Посему, прошу не увлекаться. Живем - то в России и по старинке все еще продолжаем оказывать почти безграничное доверие действиям МВД по производству дознаний. Прекрасно же знаете, что при неизбежных столкновениях судебных следователей с полицейскими чиновниками министерство юстиции решительно станет на защиту полиции в ущерб достоинству следственного института. Прошу, не забывайте об этом.
-Не забываю.
-И дело нечисто. И попахивает политикой. - добавил промежду прочим департаментский генерал и закурил папиросу.
-Я стараюсь держать от таких дел подальше.
-Вот и прекрасно, что мы с вами так быстро договорились. Хотя, не скрою, мне рекомендовали вас как человека, немного упрямого. Но я уверен, что вы с готовностью согласитесь прикрыть дело, а расследование объявить исчерпывающим. Одним словом, от вас требуется составить отчет, как вы это умеете. Без литературных витиеватостей, превращающих многословный нескладный рассказ в содержательную прозу, а лаконично. Приготовьте короткую, бледную отписку. Не надо многостраничности, явных и скрытых намеков, оговорок и туманных перспектив, не надо адвокатского красноречия и внушения начальству определенной линии поведения. Вы меня поняли? Не лезьте в бутылку. У вас будут достаточные основания и законный повод начать предварительное следствие, но здесь требуется соблюсти формальность и сделать так, как об этом попросят.
-На практике это означает, что предстоит выполнить уйму изнурительной работы.
-Я не собираюсь пичкать вас всякой там чепухой о государстве, об обществе, которые нуждаются в защите, о долге перед престолом и родиной и так далее - это все детские байки. Тем паче, что и судья вам кое - что успел разъяснить.
-Ценю, что вы играете в открытую. - окружной судебный следователь изучающе посмотрел на департаментского.
-Люблю, когда никаких иллюзий. - сказал Дрозд - Бонячевский. - Я вообще стараюсь придерживаться золотого правила этики, которое звучит, как: "Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой". Однако напомню, на всякий случай, что в правиле сем есть исключения: нет смысла продолжать поступать так с теми, кто не проявляет подобных качеств в ответ. Все предельно ясно. Принимаете такое?
-Да.
-Соответствующий циркуляр вы получите в самое ближайшее время. - сказал департаментский генерал с неподдельной симпатией в голосе. - Закроете дело и просто уйдете со сцены. И пожалуйста, будьте осторожны, не распускайте язык. Впрочем, проинформировать начальство все же придется - в каких пределах, на ваше усмотрение. Отчета, думаю, хватит.
Он посмотрел на папиросу, будто ожидая от нее ответа.
-Отлично. - хмыкнул следователь. - Прошу прощения, вы к нам с подобного рода указаниями от МВД прибыли прямо из Минска? Я вас что - то не встречал и не слышал о вас.
-И верно, что не могли слышать. Из Москвы я прибыл.
-Из Москвы? Поездом?
-Аэропланом. - департаментский генерал пожал плечами.
-Кажется, вы говорили о закрытии дела, и я почти согласился это сделать.
-Я, честно говоря, вовсе не против, коль начальство прикажет, препятствий чинить не стану. - сказал судебный следователь.
-Вот еще что... - задумчиво, и одновременно словно нехотя, произнес генерал. - По всей вероятности вы в самое ближайшее время обнаружите еще один труп.
-Еще один? - следователь был удивлен.
-Да. Еще один.
-Не слишком ли много трупов на моем участке?
-Постарайтесь по нему не давать газетчикам никакой информации и никаким боком не старайтесь связывать его с убитой в перестрелке девицей. - сказал департаментский генерал. - Это дело будет целиком в вашей компетенции и тянуть с ним тоже не стоит, потому что оно ясно, как Божий день. Без волокиты закройте его и в архив, договорились? Тело сыщется довольно далеко от места перестрелки с девицей. Около железнодорожной насыпи. Место довольно болотистое, ельничек. Буквально в десятке саженей проходит шоссе и железнодорожная линия. Потом я уточню место и некоторые детали и извещу вас.
-Поэтому труп и найдут так быстро? - спросил судебный следователь, усмехнувшись.
-Видимо. Тело, полагаю, будет лицом вниз, руки вытянуты вдоль туловища. Огнестрельное ранение в затылок. На затылке будет еще присутствовать корка запекшейся крови.
-Удар тупым предметом? - спросил, профессионально быстро сориентировавшись, следователь.
-Да, и очень сильный. Череп сзади будет деформирован. Но убили его не там. Крови почти нет, так, накапало чуток, видимо, когда тащили. Да, имеется удар по лицу, нанесенный, очевидно, топором. Потом, уже мертвого, его будто бы били по голове обухом и еще чем - то плоским. С острыми краями.
-Лопатой, полагаю лопатой. - внушительно поднял палец следователь. - Умысел налицо! Чтобы труп не опознали.
-Именно. Но личность вы установите довольно скоро. Опознаете. Это контрабандист из местных.
-Зачем же тогда труп еще и уродовать хорошенько? Явно, чтобы не опознали. А?
-Повторяю, он контрабандист. Стало быть, из местных. По крайней мере, так должно быть отражено в вашем официальном отчете.
-Убийца - профессионал, выходит? - с легким вызовом в голосе спросил судебный следователь.
-Первое: не считайте меня грязным палачом, не люблю. - сказал департаментский генерал. - Я с вами в открытую, вы согласились с этим. Верно ведь?
-Согласился, хотя, честно говоря, не совсем понял, отчего вы так откровенны?
-Вы человек дела, склонны совершать поступки, нюансы улавливаете верно, к интригам равнодушны, устройством карьеры не занимаетесь и перед начальством зря не выпячиваетесь, до пенсиона десяток лет осталось. - ответил Дрозд - Бонячевский.
-Двенадцать.
-Хорошо, двенадцать лет до пенсии...Теперь второе: догадки свои отложите и сделайте так, как я вас прошу. Третье: в отношении убийцы слово "профессионал" не подходит.
-Это и ежу понятно. - усмехнулся судебный следователь. - Профессионал при любых условиях должен работать в одиночку. Если их двое, опасность провала многократно увеличивается. Партнер в таком деле - враг наипервейший.
-Поэтому, вы спишете все на эксцесс какой - нибудь. - сказал департаментский. - Что - то там контрабандное делили, какие - то типы счеты сводили, придумаете, верно?
Сильно прихрамывая, Дрозд - Бонячевский стал расхаживать по кабинету, четко, по - военному поворачиваясь в углах.
-Постарайтесь запомнить: стоять на высоте не всегда удобно и безопасно. - сказал департаментский. - Головокружение нередко оставляет радость развертывающихся далей. А если человек поднялся на верхотуру не для бескорыстного созерцания, а для работы, то ему угрожает вполне реальная опасность скатиться в пропасть...
Вторник. В лето 7436 года, месяца августа в 29 - й день (29 - е августа 1928 года). Седмица 15-я по Пятидесятнице, Глас пятый.
-Ну, господин генерал, долго едете. - без всякого почтения сказал заведующий местным пограничным пунктом Карл Иванович Петерс, даже не поздоровавшись с Дрозд- Бонячевским, а лишь сухо кивнув ему головой. - Таперича явились вы, и эк, как обрадовали! В Свенцянах с умным человеком разве раз в год удается поговорить, да и то в високосный, а нынче набежало...Следователя окружного уже лицезрели? Эх, красота подвалила! Шляпа всегда набекрень, бакенбарды на плечах, ноздри как у селедки. Эффектный служака, да к тому же серцеед - горничные все от него без ума.
-И не разберешь, хвалите вы или смеетесь. - осторожно ответил генерал.
-Да где же смех? Я всегда от души говорю: что на уме, то и на языке у меня. Я человек простой.
Петерс выставил на служебный стол маленький ящичек с напитками в небольших пузатых бутылочках - графинчиках, наполненных разноцветными напитками. Тут же присутствовали серебряные рюмашки чуть побольше наперстка.
-С чего начнем, гость дорогой, с зубровки или с рябиновой? Мы тут старые: с зубровки с родной все начинают!
-Попрошу, пожалуй, рябиновой.
-Дамской? Охо - хо! Портится свет, как я вижу!
Налил, однако, рябиновой, сам выпил, крякнул и перешел к делу:
-Дело политическое - это ясно. Иначе зачем бы вы в нашу тмутаракань явились?
-Не скрою - дело действительно политическое.
-Ведь я не занимаюсь политикой, я занимаюсь делами пограничными. - сказал Петерс. - Это правда.
На его счету было немало громких задержаний. Он лично, с перестрелкой, "брал" титулованного налетчика князя Белосельского - Белозерского - сиятельный бандит вместе с очаровательной сообщницей производил грабежи зажиточной публики, и пытался уйти в Литву, захватив паровоз. Петерс задерживал биржевого маклера Берлиона, продавшего братьям Спиридовичам акции несуществующей антрацитовой компании. Петерс схватил фальшивомонетчика Шнейдера, имевшего в Москве пять подпольных типографий, печатавших деньги. Петерс взял бандита Зеленого, насиловавшего и убивавшего свои жертвы - на счету душегуба, любившего содрать кожу со спины, было тринадцать человек...Были еще немецкий бомбист Раух, бросивший бомбу в буфете кенигсбергского ипподрома после крупного проигрыша на тотализаторе, графиня Уварова, травившая горничных, изящный вор Ступин, цыган Мишка Бурнацэ, обманным путем завладевший драгоценностями на семьсот тысяч рублей, уйма контрабандистов...
-Я ведь к вам не с начальским кнутом пожаловал, пусть незримым, но весьма способствующим появлению должной ретивости. - сказал Дрозд - Бонячевский, на лице которого сохранялось снисходительно - рассеянное выражение: такая метода похуже окрика язвит.
-И слава Богу.
-Хотя не скрою - бумага соответствующая имеется. Роскошная бумага - веленевая, гладчайшая, в руки приятно взять. - сказал генерал. - И почерк дивный, буковка к буковке, нечасто встретишь теперь такую щегольскую писарскую умелость, все больше попадается в исходящих и входящих обезличенная машинопись.
-Итак, господин генерал, вас интересует убитая?
-Именно. Груза при ней не было?
-Вы имеете в виду контрабанду?
-Да.
-Не было. А должен быть груз? На всякий случай приказал я обложить "секретами" все почти населенные пункты в округе. Дороги и заставы накрепко перекрыты. Кое - где мои нукеры все верх дном перевернули, но похоже, все зря, нет никакой зацепки. Попытка с негодными средствами.
-Да, дело дрянь. С другой стороны, вы не бездействовали. За чрезмерное усердие, испокон ведется, никто не взыщет, пусть хоть оно, усердие это, во вред делу. - сказал департаментский генерал. - Ладно, давайте перейдем к обстоятельствам инцидента.
-Обстоятельства обычные. "Секрет" усмотрел, что женщина прошла полем к хутору Смакуйце, что в полуверсте от линии границы, и скрылась в сарае. Стражники нагрянули в сарай. Там - девица, на лице удивление и испуг, не поймешь чего больше, на вопросы отвечала впопад и невпопад: дескать местная, зовут Юргита, фамилия Адамкавичюс, лет семнадцать, хотя выглядела на все двадцать пять, такая - то и такая - то. Ну, просила пожалеть, что - то про мать старуху лепетала. На первый взгляд у нее просматривался вывих в мозгах. Улыбка блаженной. Стражнички мои маленько неопытные, им бы слегка ощупать бабу - она в пальто двубортном, парижской моды, знаете, таком, приталенном сильно...А под пальто - ствол. И калибр соответствующий, не для самостоятельной обороны от вечерних налетчиков, и не для субтильных барышень.
-Тут - то все, полагаю, и случилось?
-Паники с ее стороны не было. Сняла с головы шляпочку и ею нукеру моему в лицо, а после попыталась бежать - из сарая выскочила и в лес, к границе. Шум, однако, уж поднялся. А уж на ходу и маузер выпростала. Преследование было начато немедленно...
-И девицу шлепнули вполне себе благополучно?
-Не целоваться же с ней в губы, коль она из маузера шмаляет?
-Это тоже верно.
-Протелефонировали мне, я велел труп девицы доставить в Свенцяны. Допросил стражников, вызнал, что она им в сарае наговорила. Мне всего полчаса понадобилось, чтобы уличить девицу; доставили церковную книгу, а в книге этой - запись, удостоверяющая, что Юргита Адамкавичюс, дочь конторского служащего Эдвардаса Адамкавичюса, родилась третьего марта одна тысяча девятьсот одиннадцатого года; следовательно, ей от роду семнадцать лет, а никак не двадцать четыре года. Пролистал паспортную книжку. Фальшивка, само собой. Но исполнено недурно. Почти без боязни можно сдавать на прописку в полицейский участок, но отчего - то страничка, где должна быть отметка о прописке, чиста, девственно чиста...
-Это все?
-А что еще?
-Ну, попалась вам птичка в клетку, неужто не пожелали выпотрошить ее? Это, ежели угодно, вопрос самолюбия.
-Я не тщеславный. Зачем мне чужой банк срывать? - улыбнулся Петерс. - Не ровен час - угроблю все, а дело не мое...У меня противники посерьезнее все же; пусть с ними и возни побольше. Но тем выше и мне цена, когда удается одолеть их, наизнанку со всеми потрохами вывернуть и к ответу призвать. А тут - девица.
Вторник. В лето 7436 года, месяца августа в 29 - й день (29 - е августа 1928 года). Седмица 15-я по Пятидесятнице, Глас пятый.
Хуже нет чужие огрехи исправлять. А уж если свои, то и подавно. Тяжкий груз приходится взваливать на себя, это Дрозд - Бонячевский знал очень хорошо
Генерал занялся стражниками, теми, что пытались девицу задержать и в конце концов уконтрапупили ее. Разговаривал с ними порознь; но ничто, однако, его не насторожило - показывали оба одно и тоже, но не слово в слово, в мелочах расходились что не выглядело противоестественным. Значит, не сговорились стервецы, не затвердили назубок свои показания.
Для более подробного разговора генерал оставил одного, того, что помоложе. Стражник - молодой бородатый парень с тяжелым лицом, тупыми скулами и неожиданно ясными, осмысленными глазами, на задаваемые генералом вопросы отвечал бойко, деловито, не терялся и высокого начальства не боялся нисколько, что Дрозд - Бонячевскому понравилось.
-...Ну, литовка она.
-Растолкуйте мне, отчего девица, смахивает, по - вашему, на литовку?
-Я же разговаривал с нею.
-Так, и что?
-По некоторым признакам я предположил, что...
-По каким признакам? - спросил генерал.
-Ну, скажем, в литовском языке аффрикаты парные по звонкости и глухости, твердости и мягкости, тогда как в русском - аффриката всегда мягкая и глухая. - ответил ему стражник. - Также вокализм в русском и литовском языках различается сильнее, чем консонантизм. Система гласных фонем в современном литовском языке больше и сильнее, чем в русском языке. Сильно отличается артикуляционная база русского и литовского вокализма.
-Вы, простите, не филолог часом, по образованию?
-Лингвист. Окончил двухлетние курсы. Занимался переводами, когда - то, давно уж... - стражник сделал легкий, почти незаметный вздох и улыбнулся, грустно, чему - то своему, потаенному.
-Артикуляция русских гласных в общем характеризуется ненапряженностью, вялостью речевого аппарата, в результате чего многие русские гласные получают скользящий, дифтонгоидный характер.
-Какой? - спросил генерал.
-Дифтонгоидный характер...
...Выпроводив стражника, генерал посопел с минуту, лицо пятнами пошло, потом, собравшись видно, с духом, приказал Петерсу показания стражников срочно перепечатать на машинке и в конверт запечатать. Потом стал названивать в Москву, через коммутатор связи в Минске. Петерса из кабинета не выпроваживал, и тот разговор телефонный слышал, но ничего, однако, не понял.
Закончив разговор, генерал буркнул Карлу Ивановичу:
-Вы, вот что: держитесь подальше от этого дела. С окружным следователем при надобности снеситесь, начальству своему рапорт подробный составьте, по сути вопроса выскажитесь, форму соблюдите. И на том - все. Гребите в сторону.
Глава Вторая.
Начинается работа.
Вторник. В лето 7436 года, месяца августа в 29 - й день (29 - е августа 1928 года). Седмица 15-я по Пятидесятнице, Глас пятый.
Москва. Малый Гнездниковский переулок.
Ночь с понедельника на вторник ловчий*, а по - военному ежели, то подполковник, Виктор Николаевич Татищев, исполнявший должность заведующего "английским столом" Четвертого отделения Департамента Государственной Охраны*, секретного, осуществлявшего контршпионаж против разведок и спецслужб иностранных государств, а также наблюдение за иностранными представительствами и надзор за иностранными подданными на всей территории Российского государства, вынужденно провел на службе. Дежурил по отделению. Новшество сие завел вице - директор Департамента Лопухин, поскольку считал, что время ныне было непростое. Беспокойное и тревожное время.
В то лето над Москвой висели тучи. Холодный туман, гонимый на Европу и Россию от ирландских и британских берегов сменялся дыханием жаркого североафриканского ветра. Эти резкие смены погоды раздражали нервы людей, и без того взвинченные политической обстановкой. Непрекращающиеся политические кризисы во Франции и Германии, грандиозные маневры итальянского флота в Восточном Средиземноморье, привлекали к себе не меньшее внимание мировой общественности, чем вскрывшиеся финансовые махинации цюрихских банков и ситуация в Рейнской области.
Третьего дня злоумышленники проникли в квартиру оппозиционно настроенного депутата Земского Собора Лымарева, с парадного входа, ночью, когда хозяева съехали на выходные за город. В трех комнатах все перерыли, замки были взломаны, однако почти ничего не исчезло, если не считать кое - каких документов, мелких предметов и американского купального халата. Это и удивляло, потому, что воры имели возможность выкрасть вещи более ценные, находившиеся в этих же комнатах. Полицейские чины были догадливы и сокрушили депутата своими упрямыми догадками:
-У ваших воров видать очень хорошие резоны были. Очень! Чай, вы в оппозиции, как выражаются, режиму? Личность известная? В Земском Соборе речи всякие говорите? И все с документами, все с изобличениями! А документы - разные. Не то интересно, откель вы их достали, а кто взял. И что взяли. Ну, понятно? Бумажки искали и нашли - вот потому и замки во всех ящиках и шкафах взломаны. Денег не взяли, да на что им деньги?! Мелочишку и халатик прихватили нарочно - замести следы, симуляция одна, да и только!
Депутат, понятное дело, пробовал возражать, мол, воры испугались популярного политика от оппозиции, но полицейские чины были непреклонны в своих суждениях, добродушной и мягкой иронии Лымарева не принимали. И стало быть, следовало теперь же выяснить, что за документы. Но депутат отмалчивался, ссылаясь на свою депутатскую неприкосновенность и пустяшность похищенных бумаг - так мол, партийная переписка и внутрифракционное обсуждение повестки дня...
Нравы? Нравы. Ну и нравы! Ну и система! Что позволяют себе делать с ним - народным представителем, известным общественным деятелем. Боже мой, что делается в России?! Больно за Россию! Стыдно за условия русской жизни!
А накануне, в понедельник вечером, в Москве, как стало модно говорить, Четвертое отделение "литернуло"* очередного иностранного шпиона. Третий секретарь посольства Венгрии в России Ференц Пете часов около семи вечера накинул на летнюю рубашку пиджачок попроще, натянул штаны с матросским клапаном и голубоватые парусиновые туфли, и отправился в Кунцево, на встречу, которая должна была стать крупным успехом в его карьере кадрового сотрудника венгерской политической полиции. Ведь в ходе этой встречи с информатором, он должен был получить переснятые криптографические материалы из чешской дипломатической миссии, окончательно закрепить вербовку "помощника", передать ему крупную сумму денег и инструкции по связи.
Венгров Татищеву было жалко. Это был уже второй их серьезный прокол. Зимой произошел курьезный инцидент с ранее "подаренной" немцам руководителем криптографической службы венгерского генерального штаба копией турецкого дипломатического кода, который германские ловкачи, через клуб эсперантистов, тотчас продали венграм в Москве как собственное достижение. Когда в Будапеште венгерские разведчики решили похвастаться своими успехами перед военными криптографами, неприглядная история вскрылась и стала причиной немалого скандала. Венгерский резидент публично отхлестал своего немецкого коллегу по лицу в московском ресторане и позднее по - тихому был выдворен за пределы державы.
На "расчехленного" шпиона в Кунцево никто из Департамента не приехал посмотреть. Событие подобного рода уже стало обыденностью. Экая невидаль, шпиона поймали...А ведь шпион Пете придавал грядущей встрече большое значение и экипировался соответствующе: пара париков, чтобы, изменив внешность, оторваться от возможного наружного наблюдения, очки. Хозяйственный венгр даже компас прихватил с собой. И каково же было его разочарование, когда выяснилось, что все эти детективные ухищрения оказались совершенно напрасными. Горе - дипломата схватили на месте встречи поздним вечером, причем задержание прошло жестко, шпиона приземлили мордой в булыжную мостовую и заломили руки. Светлый косматый паричок напрочь слетел с лысеющей головы венгра.
Ловчий Татищев был единственным относительно высоким чином Департамента, который выехал в полицейский участок в Кунцеве и присутствовал при исполнении процедуры официального разбирательства: после задержания Пете, обыска и краткой беседы с ним, совместно с представителями внешнеполитического ведомства известил венгерское посольство, проследил за оформлением соответствующего протокола и прочих положенных в подобном случае бумаг, дождался приезда венгерского консула и передал ему Пете, хлюпающего расквашенным носом. Венгру Татищев искренне посочувствовал, передал в качестве утешительного подарка бутылку выдержанного армянского коньяка и выкурил с консулом по сигаре, после чего, уже посередь ночи, вернулся к себе в Малый Гнездниковский, где располагался "английский стол", призванный осуществлять постоянное наблюдение за британской дипломатической миссией и проводить контрразведывательные мероприятия против резидентуры "Интеллидженс Сервис" в Москве..
По странной иронии судьбы "английский стол" Четвертого отделения Департамента, "курирующий" практически непрерывно дипломатов английского Питбуля, одного из главных недоброжелателей России, обходился невеликим числом сотрудников. А работы было немало. На каждого англичанина было открыто дело, куда заносился его возраст, род занятий, должностные обязанности, виды деятельности и возможная роль в секретной службе. Дело пополнялось сведениями от агентуры и наружного наблюдения, фиксировалось все: так, например, вызывали интерес недавно прибывшие в посольство сотрудники среднего звена, которых регулярно видели за обедом со старшими дипломатами, что могло быть признаком принадлежности к разведке. Отмечались места, где совершали покупки жены дипломатов, места, которые они посещают. В дело вносились сведения о служебных и личных поездках на спортивные и светские мероприятия, об осмотре достопримечательностей, о занятиях вне службы. Что ел, что пил, где и с кем спал, чем болел, какие сигары курил, какое имел пристрастие, тайное или явное, с кем и когда беседовал и даже - о чем думал...Попытки отдельных англичан уйти от слежки также фиксировались - любые действия по отрыву от наблюдения филеров вызывали вполне обоснованные подозрения.
Лишь в последние месяцы высшие сферы нахмурили брови и в "полку" Татищева прибыло: появился синклит больших и малых чинов, - помощник, референт, пара даровитых сотрудников, собственный аналитик и "технари", и даже особо выделенная бригада филеров из летучего отряда. "Английский стол" стал напоминать настоящий маленький департамент.
Татищев предполагал усиленно поработать с бумагами, доделать все, что накопилось за неделю. Дел в "столе" всегда было порядочно. Из вороха разрозненных информаций, отчетов филеров, докладов необходимо было умело выстроить логические цепочки, соединяя в уме и на бумаге самые несовместимые фигуры, сверяя догадки с аналитическими выкладками и донесениями сменных нарядов филерской службы. Татищев сутки просидел над аналитическими справками, отчетами филеров, работал с дополнительными материалами, заказанными в картотеке Департамента - документы легли на стол к ночи, и с утра подполковник был намерен ознакомиться с ними самым пристальным образом.
Татищев почти каждый день долгими часами рылся в громадном, во всю стену, шкафу, установленному в смежной с его кабинетом комнате. В шкафу помещалось тайное тайных всего подполковничьего "стола". Кроме него, еще один или два человека, из особо доверенных и проверенных многократно сотрудников, и никто более, по обязанности своей службы, не имел права обозревать содержащееся в шкафу. Это была собственная разработка Татищева - "горыныч", "лист сведений об объекте и лицах наблюдаемых". "Горыныч" был, как и положено, о трех головах. Первая "голова" - в нее заносились все сведения о британском посольстве по агентуре и оперативным делам. Вторая "голова" служила для сводок всего наружного наблюдения, причем были в ней конфиденциальные рапорта филеров, которые в общие отчеты не попадали. Третья "голова" "горыныча" - список всех сотрудников британской дипломатической миссии в Москве. Все три "головы" Татищев накладывал по порядку. Один на другой. Ловчий занимался этим "горынычем" как настройщик клавиатурой рояля, по нескольку раз в день проверял "чистоту" "правильность" звука, неустанно следил за любым чихом "трехголового". Бумаги "горыныча" были трех цветов. Стоя у шкафа, Татищев, всякий раз, с любовью, просматривал каждый цветной листочек. "Тэк - с. Про этого хлопчика подзабыли. Нехорошо. - неслышно говорил он сам с собой, - Надо бы вспомнить, пощупать, проверить..." И потом Татищев, чуть брезгливым тоном. Говорил подъячему* Бегунову, отвечавшему в "английском столе" за филерскую работу: "Позволю заметить, Петр Петрович, давно что - то о господине Уолтоне ничего не слышно, ничего не известно...Не освещается должным образом. Будто покойник. Вы этого "покойника" пощекочите, да посмотрите". Бегунов неизменно отвечал "Слушаюсь", с интонацией человека, будто бы ото сна, а Татищев обязательно говорил: "Умозаключаю, что в нашей службе непрозрачность человека есть достижение сомнительное. Вы извольте подать его готового, сквозь хребет его просмотрите, каждый нерв его прощупайте. За крылья его, орла, подержите. И сведения мне на стол, на цветном листочке".
В "столе", в Малом Гнездниковском, Татищева уже ждали...Помощник, с осоловелыми от недосыпа глазами, молчаливо кивнул в сторону кабинета ловчего.
-Что?
-Ждут - с...
-Что - нибудь еще случилось? - поинтересовался Татищев у помощника.
-Наружное наблюдение сообщило о проявлении одновременной активности наблюдаемых лиц из британской дипломатической миссии.
-Как так одновременной? - поначалу не понял Татищев.
-Все наблюдаемые нами персоны чрезвычайно активны. Все находятся вне стен посольства.
-Что это может означать? - скорее по привычке, чем в надежде получить точный ответ, спросил Татищев.
-Не могу знать. По всей видимости, англичане проводят какую - нибудь операцию.
-Какого рода активность?
Помощник молча протянул ловчему рапорт старшего смены филеров, осуществлявшей "негласный надзор" за британским дипломатическим представительством. Татищев просмотрел рапорт - три с лишком страницы, исписанные крупным.
-Тэк - с, половина десятого вечера, три машины, в разных направлениях, крутили по городу как хотели..., тэк - с, отменное знание города, тэк - с, что тут еще?...А - а, одна из машин, "ройльс - ройс", оторвалась от наблюдения в районе Останкино, недалеко от Фондовой оранжереи, контакт был утерян, тэк - с...Черт, а это что такое?! "Пришел на вокзал..., с вокзала поехал на таксомоторе в магазин,...был сверточек в руках. В виде пачечки бумаги"...Что за служба?!
-В каком смысле, Виктор Николаевич?
-Это все из рапортных книжек наружного наблюдения! Сверточек, пачечка...Зря жалованье платим!
Помощник - высокий, холеный, туго затянутый в мундир, с аккуратным пробором возле уха, расчесанным волосок к волоску, пахнущий духами, участливо вздохнул:
-Работаем с теми, кто есть, Виктор Николаевич...
-Плохо работаем.
-Ставлю в известность, что обеспечить полноценное наблюдение за передвижениями всех наблюдаемых нами лиц не представляется возможным. У нас нет в наличии такого количества филеров наружного наблюдения.
-А что говорит Бегунов?
-Говорит, что недостаточно информаций, что осуществляется сбор и анализ данных наружного наблюдения, что и так съедается колоссальный ресурс его службы, давит на нас центральным аппаратом...
-Понял. - вздохнул Татищев. - Что ж, пусть ведут кого смогут, наличными силами. Утром - доклады и отчеты подробнейшие.
Татищев убрал бумагу в служебный портфель:
-Ну, так что же? Выход на связь с агентом?
-Вероятно.
Татищев снова вздохнул. Иногда он считал сотрудников "английского стола" приспособившимися к делу служаками, без инициативы и без внутренней преданности идее своей службы, и к тому же людьми, ограниченными. В его представлении это были ремесленники, умевшие исполнять работу, но большей частью не умеющие. Сыскная служба по контршпионажу представлялась подполковнику наиболее острой и интересной из всех иных. Она, во - первых, требовала изощренности и ловкости. Во - вторых - хитрости и ловкости, и в - третьих, полного проникновения в настороженную психику врага. А враг казался притаившимся, расползающимся по всей державе, и находить его, угадывать и обезвреживать - для этого требовалось своего рода искусство. Большая часть сотрудников Четвертого отделения и его "английского стола" не владела этим искусством, они даже не старались постичь его, и Татищев презирал в душе своих бесталанных подчиненных и ленивых начальников.
-Кто из британских дипломатов в "ройльс - ройсе" был, выяснить удалось?
-Предположительно. Второй секретарь посольства Кларк.
-Соображения какие - нибудь имеете по этому случаю?
-Полагаю, что происходила заранее обусловленная конспиративная встреча. У кого - то, видимо, была серьезная необходимость ожидать высокопоставленных господ, разъезжающих в "ройльс - ройсах", да и "ройльс - ройс" из - за пустяков не рискнул бы на вечернюю поездку по городу.
-Резонно.
Татищев задумался. Посольская резидентура "Интеллидженс Сервис" в Москве отличалась малочисленностью и высокой конспирацией сотрудников. В этом проявлялась разумная экономия средств, требования конспирации, английская целесообразность, основанная на рациональности и существовавший контрразведывательный режим - Четвертое отделение Департамента Государственной Охраны старалось оказывать акциям британской разведки активное противодействие. Было известно, что уже установленная посольская резидентура англичан насчитывала не более шести - семи человек и выполняла большой объем работы. Несколько человек занимались агентурной работой под крылом паспортного бюро британского консульства, еще несколько сидело в торгово - дипломатической миссии. И вот, в самом центре российской столицы, чуть ли не у стен Кремля, британские секретные службы проводят серьезную операцию, задействовав практически все свои наличные силы.
-Я хочу докопаться до правды, - высокопарно заявил Татищев, - Законное желание, верно?
-Разумеется. - ответил помощник. - Но вы не хуже моего знаете, что факты не всегда совпадают с логикой и хронологией.
Татищев глянул на помощника, махнул рукой, вздохнул, и молчаливо прошествовал в свой служебный кабинет.
Кабинет заведующего "английским столом" был невелик. Тяжелая старомодная мебель красного дерева делала его несколько мрачным. Книжные шкафы мутно поблескивали зеленоватыми стеклами. Почти посредине кабинета помещался массивный письменный стол с целым "поставцом", приделанном к одному продольному краю, для картонных папок, бумажных ящиков, с карнизами, со скобами, с замками, ключами, выкованными и вырезанными "для нарочности" московскими ключных дел мастерами из Измайловской слободы. Стол выглядел чуть ли не иконостасом, он был уставлен бронзой, кожаными папками, мраморным пресс - папье, карандашницами. Фотографические портреты (несколько), настольный календарь в английской стальной "оправе", сигарочница, бювар, парочка японских миниатюрных нэцкэ ручной работы, некоторые канцелярские принадлежности были размещены по столу в известном художественном порядке. Два резных шкафа с книгами в кожаных позолоченных переплетах сдавливали кабинет к концу, противоположному окнам, выходившим во внутренний двор. В одном из шкафов Татищев хранил свою "гордость" - дорогую коллекцию книг по истории архитектуры Восточной Азии, переплеты к которым Виктор Николаевич заказывал и выписывал лично, и лично же за ними ездивший в Дрезден. Несколько изданий коллекции были уникальны - их не было ни у кого, даже и в Публичной библиотеке, в которой, по слухам, хранилось все когда-либо напечатанное на Земле. Две жанровые, "ландшафтные" картины русских "традиционных" художников в черных матовых рамах и несколько небольших японских подлинных, семнадцатого века, акварелей на "журавлиную тему", уходя в полусвет стен, довершали общее убранство и обстановку кабинета.
-Неплохо вы устроились, Виктор Николаевич. - одобрительно пророкотал сходный генерал* Брюханов, начальник Четвертого отделения Департамента Государственной Охраны, по - хозяйски сидевший за столом Татищева. - С комфортом.
Во всем облике и в манере поведения генерала Брюханова проглядывала крестьянская основательность. Высокого роста, плотный, немножко, может быть, тяжеловесный; лицо не отличалось особой красотой, но приятное, потому что в нем виделась доброта, особенно когда он смеялся. Брюханов был медлителен. Ходили слухи, что ему почти шестьдесят, но выглядел он гораздо моложе. За свою долгую департаментскую карьеру он уже успел познать благорасположение и немилость тех, кто занимал высокое положение, побывал в опале, но смог удержаться на плаву, поскольку считался незаменимым в делах, грозивших неприятностями. Лучший специалист по щекотливым вопросам, Брюханов руководил службой нескольких "столов", державших "под колпаком" иностранный дипкорпус, имел в своем распоряжении один из лучших филерских летучих отрядов, обширную сеть осведомителей, собственные информационно - аналитический и технический отделы, первоклассную фотолабораторию, картотеку, архив, экспертов - лингвистов, искусных парикмахеров и гримеров...
-Вечер добрый, ваше превосходительство. - сказал Татищев, мысленно позволив себе рассмеяться, услыхав из уст генерала так не шедшее к его крестьянскому облику модное словечко "комфорт" - вспомнилось вдруг, кто - то из департаментских рассказывал, как однажды был приглашен к Брюханову на семейный обед и уловил, что тот, оторвавшись от застольной беседы, негромко напомнил своей жене: " - Оленька, скажи, чтобы горошку не забыли в суп положить"...
-Ночь - заполночь. - хмыкнул генерал Брюханов, поднимаясь из - за стола навстречу ловчему и здороваясь крепким рукопожатием. - Голодны?
-Давеча перекусил бутербродами и кофе, Лаврентий Ксенофонтович. Шофер расстарался.
-Когда успели?
-Выезжал в Кунцево, там и поснедал.
-Знаю, мне доложили. Хотел было и сам подъехать, да подумалось, что больно много чести будет мадьярам.
Генерал долго извлекал из кармана портсигар с папиросами, медленно закурил, держа папиросу толстыми пальцами, предложил закурить Татищеву. Портсигар был с монограммой. Вынимая ароматную абхазскую папиросу, предложенную Брюхановым, Татищев мысленно прикинул, что за портсигар отвалено было не меньше тысячи рублей. Ловчий слыхивал, что некоторые государственные чиновники отказывались брать "барашка в бумажке", но снисходительно принимали в благодарность всякие памятные "пустячки": булавки с бриллиантом для галстука, кольцо с изумрудом для "дражайшей половины", золотой портсигар с крупным рубином...
-Значит не голодны? - переспросил Брюханов. Говорил он тоже неспешно, очень обдуманно и подробно. Если ему задавали вопрос, отвечал не сразу, не смущаясь паузой, не торопясь обдумывал ответ. - А то, едем за город, а? Хочется посидеть в каком - нибудь маленьком кабачке - только там я чувствую себя самим собой.
В Химках знаю одно прелестное местечко.
Татищев хотел было вежливо отказаться, сославшись на занятость по службе, но генерал просто объявил:
-Ехать все же придется. Машину не берите, на моей поедем. Потом я вас завезу обратно...
...Они спустились во двор. Брюханов подождал, когда Татищев устроится на заднем сиденье, сам сел за руль тяжелого "тэлбота" и погнал машину по тихим, пустынным ночным московским улицам.