Мат Маргарита : другие произведения.

Шансэй. Познание. Глава 5. Дыхание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    нефильтрованный трэш


Дыхание

Жизнь - дыхание,

ибо пока в теле пребывает дыхание,

до той поры пребывает и жизнь.

Живет лишенный речи, зрения, слуха,

живет безумный, безрукий и безногий,

но воистину никто не живет без дыхания.

Поистине, дыхание - это познание.

Поистине, познание - это дыхание,

изучение и обучение - это подвижничество.

  
   Холодные штанины липнут к ногам, просачивающаяся через ткань вода злыми осами жалит кожу. В непроглядной темноте нет чувства направления, невозможно увидеть, где можно выйти на сушу, а где провалиться с головой. Стоять на месте нельзя: ноги теряют чувствительность, их сводит ломаной судорогой, жадными пастями жующей плоть.
   Вдох... режет осколками холода легкие.
   Выдох... обжигает паром гортань...
   Размеренно, плавно - невыносимо больно. И остается лишь медленно брести вникуда, вышаривая носком босой ноги, куда сделать следующий шаг. Без цели, без понимания, в подсознательном желании сохранить жизнь, а не покорно загибаться от холода.
   Нет понимания...
   И, неизвестно, сколько пройдено, просто на следующем шагу нога проваливается в пустоту вместе с осыпавшимися камнями и, взмахнув руками, тело с головой уходит под воду. Задержав дыхание, пытается ухватиться за край коварного обрыва, но под руками нет ничего, кроме ледяной воды. Более того, вся черная масса, сомкнувшаяся над головой, невыносимо давит, затягивая вниз.
   Уйдя под воду, жадно принявшуюся кусать кожу, больше не было возможности выбраться на поверхность, погружаясь все глубже и глубже, будто какая сила пыталась затянуть к себе.
   - Шансэй...
   Мешанина вибраций, приглушенная плотной толщей, складывается в незнакомые звуки и, прорываясь через тонкую пелену слуха, доходит до сознания словами...
   Еще немного.
   Всего чуть-чуть!
   Тело в предвкушении: кажется, всего ничего осталось и, прорвав занавес тьмы, тело попадет туда, куда должно...
   - Шансэй, просыпайся...
   Всего один толчок - и цель отдаляется, заставляя рычать от неудержимой ненависти до вздувшихся вен на шее, когтить воду скрюченными пальцами...
   Дернув в сторону, тело приложило обо что-то твердое и потянуло вниз и влево.
   ***
   Открыв глаза и крякнув от неожиданности, я дернулась к поверхности. Вынырнув из холодной воды и уцепившись за край бассейна, провела по лицу вверх, убирая мокрые волосы. Посмотрела на расплывающуюся перед глазами, сидящую на корточках Ин-нии:
   - Мне показалось, или это была попытка убийства? - по-кошачьи фыркнув и сморщив аккуратный острый носик, девушка весело ответила:
   - Знаешь, сон в холодной воде - не самое полезное для здоровья занятие. - да уж, в этом она права - по пробуждении чувствовала я себя далеко не идеально.
   Посмотрела на кожу рук, будто выбеленную с упором в синь, опасно натянувшуюся на костяшках. Странно, вроде бы и не должно было мне быть холодно, но тело до сих пор помнит остужающее давление со всех сторон, пытающееся превратить меня в кусок мороженого мяса. Что-то мне не нравится то, что творится...
   Проворно выбравшись из воды, принялась растираться любезно поданным Медузой полотенцем. И с чего это такая вежливость с ее стороны? И смотрит как-то странно, будто натуралист, обнаруживший невероятную мутацию у совершенно повседневного вида живых существ.
   - Что это? - словив мой непонимающий взгляд, Ин провела пальцем по моему плечу в сторону ключицы, отмечая ряд бледно-голубых точек, складывающийся в историю чьего-то полукруглого отпечатка зубов. Он находился глубоко под кожей, напоминая выцветшую татуировку старого образца. - А вот еще. И еще.
   На проверку все тело оказалось помечено следами чьей-то немаленькой челюсти. Они не болели, не чесались, не ныли - не создавали ровным счетом никакого неудобства и постепенно исчезали вместе с утоплинеческой синевой. Но, как бы не старалась, я не могла вспомнить, где же могла заполучить подобные метки. Не могли же они из воздуха появиться?!
   Переглянувшись с Медузой, я дернула плечом:
   - Мистика какая-то... - и, решив разобраться с этим на досуге, быстро оделась.
   В комнате, кажущейся неприлично маленькой при таком обилии народа, на одной кровати сидели безбожно зевающий Улахай, и Йохнастэф, смущенно хмурящийся в бесплодных попытках удобно расположить длинные ноги, чтобы не перекрывать при этом проход. А на другой, в ворохе одеял, подложив одну подушку под голову, а другую прижав к животу, безмятежно посапывал раздевшийся до коротких шорт Драхмель. Идиллия просто - плюс еще небо за решеткой окон, превратившееся в темную сталь с синими разводами облаков. Неплохо я так отрубилась - ночь Ирия почти вступила в свои права.
   Подвинув недовольно засопевшего, но все-таки не соизволившего разлепить глаза Ящера, я согнула ноги в коленях, уперев их в край постели и, подождав, пока Ин-нии устроится рядом, нечеловечески перекрутив ноги, протянула:
   - Ну рассказывайте. Где ходили, что видели? - последняя фраза вырвалась совершенно неожиданно, но прозвучала странно уместно, заставив хмыкнуть участников нашего маленького собрания.
   Медуза посмотрела на Йохнастэфа и потеребила позвякивающие в косичках пластинки:
   - Я почти все время находилась в трансе. - и, почувствовав наши с Улом заинтересованные взгляды, пояснила: - Особенность моего народа - умение чувствовать природу в различных ее проявлениях. Я "разговариваю" с деревьями. Но во время общения теряю связь с реальностью.
   Скажи мне кто подобное пару недель назад, я бы посоветовала завязывать с дурью, но понаблюдав за девушкой в Дон-Залад, сразу поверила в сказанное. У каждого свой талант: кто-то поет, кто-то вырезает кораблики из овощей, а кто-то чувствует лес. Судя по обыденному тону, с которым девушка поведала о своем даре, для нее это так же естественно, как дышать.
   - Ну тогда буду рассказывать я. - потерев скулу, Йох рассредоточенным взглядом уставился на причудливый узор ковра.
   ...После того, как я отделилась от группы, на них неожиданно напали с воздуха. Точнее, откуда-то с верхних ветвей, прорывая туман, упала пятнистая чудо-юдина с длинными клыками в локоть размером. Причем целилась зверушка явно в девушку.
   Драхмель оттолкнул ее в сторону, да так неудачно, что, прорвав травяную занавесь в одном из шалашей, она свалилась туда и повредила руку. Сама зверюга когтями задела плечо парня, распоров до кости. Хорошо еще, что у Йохнастэфа был Саркезар - странный браслет, из которого каким-то макаром появлялся не менее странный меч (каким таким образом, я, дитя техногенной цивилизации, так и не допетрила, а парень не смог объяснить внятно).
   А поскольку, как оказалось, наш нордический красавец жил на острове, почти круглый год скрытом под снегом, где в адских условиях выживали лишь поистине огромные хищники (какие люди, такие звери), с которыми приходилось сражаться сразу же, как только накопятся силы на то, чтобы удерживать меч, обезвредил парень зверюгу быстро, распоров ей брюхо. И отрубив голову, когда она с волочащимися по земле кишками все еще пыталась его достать. Следом появились еще две твари, но ожидавший этого Йох справился и с ними.
   Потом перевязал бледного от потери крови Драхмеля и помог Ин-нии. А после, когда они уже собрались уходить, из "шалаша" потянулся густой черный дым. Сначала он вился медленно, будто лениво, но когда Медуза сказала, что им лучше как можно быстрее уходить, он в один миг залил все свободное пространство и дальше парень не помнил ничего...
   Покачав головой, я рассказала незамысловатую историю своих похождений, отметив, что так же не помню ее окончания. Потом пришла очередь Улахая.
   Скривившись, как от сильной боли, парень пробормотал, явно не желая рассказывать о своих приключениях:
   - А что там интересного? Пробегал я меньше вашего, монстров не убивал, умер медленно и мучительно... Хотя, не думаю, что и другим легче пришлось...
   Хмыкнув, я кинула в него подушкой:
   - Рассказывай! - словив снаряд и запустив его в меня, парень качнул головой:
   - Ну ладно. В общем, нашу группу выкинуло вразнобой. По крайней мере, после перемещения я оказался в одиночестве на поляне, где одна половина была покрыта землей, а вторая представляла из себя голые скалы. Как только прозвучал гонг, со стороны, в которую уходила каменная дорога, донесся звериный вибрирующий вой и я ломанулся в совершенно противоположную сторону. Продираясь через заросли весь исцарапался и извозился в грязи. Пару раз прибивал змей и всяких таракашек ненормального размера. Потом, убегая от какой-то летучей твари, свалился в глубокую нору. А там тоннель. Выбраться не смог, потому пошел по нему. Собрал на себя всю паутину вместе с пауками, а потом вышел к маленькой пещере и наткнулся на выводок котят...
   На этом моменте парень прервался и, закусив губу, пробормотал, приложив ладонь ко лбу:
   - Они выглядели совсем безобидными... - передернувшая плечами Ин резко бросила:
   - Это Дон-Залад, Улахай. Такое же безумное место, как и сам Эйтрис-Леар - мы здесь просто как пища для местных кошмаров!
   - Да не в них дело! Они просто игрались со мною, только один укусил за ногу - и все! А потом мелкие что-то запищали, начали наскакивать друг на друга и прятаться - а потом меня сбила с ног какая-то тварь. Я кое-как перевернулся и успел воткнуть в ее тело нож, но потом меня залило какой-то едкой дрянью - она жгла кожу хуже кислоты! Это было непредставимо больно, так что я почти не чувствовал, как меня кусают - хотелось лишь, чтобы это поскорее закончилось. Когда мне оторвали голову - это стало благословенным спасением...
   От горечи в его голосе всех передернуло и даже бессовестно дрыхнущий Драхмель всхрапнул как-то особенно жалостливо. Весело, весело... Вертится на краю сознания одна мыслишка, эдакая маленькая неувязочка, которая в принципе должна быть очевидна - вот только ухватить ее за ловкие паучьи лапки не так-то просто. Перегруженный мозг просто отказывается шевелить шестеренками.
   Но если заклинило твои, не значит, что и у других так же:
   - И что дальше? - до того прекрасно контролировавший себя Йох обвел всех тяжелым взглядом враз потемневших глаз. - Не мне одному кажется, что нас проверяют на излом: кто выдюжит начинающуюся гонку, а кто просто сдастся и покончит с собой. Но ладно, предположим, что мы прошли... А что дальше? Нас мягко подведут к какой-либо идее, вобьют в голову железные догматы, выпестуют опытных всезнающих монстров - но для каких целей? Не окажемся ли мы простым пушечным мясом, потребность в котором никогда не исчезает и именно поэтому существует место, подобное этому?
   - Слишком много вопросов среди тех, кто не сможет на них ответить, Йохнастэф. - потирая ноющие виски, я зло разглядывала противоположную стену, блуждая взглядом по извивам рисунков на панелях: - Мы здесь всего сутки, а уже успели по разу окочуриться. Не наводит ли тебя это на размышления, что если в этих стенах мы никто, то за пределами Бастиона ни один из нас вообще не проживет и дня? Оказавшись здесь, мы сможем хотя бы получить знания и силу. Просто для того, чтобы выжить.
   - Знаешь Шансэй, какая поговорка есть у моего народа? - вставшая Медуза зябко передернула плечами и продолжила, не дожидаясь моей реакции: - Распробовав силу раз, разумный больше не способен от нее отказаться и будет есть с рук тех, кто дает ему ее. Сейчас все готовы сбежать - я слышала разговоры по углам: все находятся в шоковом состоянии. И если они покинут Эйтрис-Леар, никто не станет их искать. Но те, кто останутся - не смогут уйти никогда.
   - Кто знает... И кто сказал, что позволят уйти тем, кто перестал быть просто мясом? - Ул, следящий за тем, как чернеет небо, встал и направился к двери из комнаты. - В общем, надо выспаться.
   Сама непосредственность, чтоб его...
   Согласно загудев, Ин и Йохнастэф последовали за ним. А я наконец поняла, что меня так напрягало все время:
   - Как вы зашли? - обернувшись, Медуза удивленно посмотрела на меня:
   - Шутишь? Дверь была открыта...
   Вот как? Неприятно. Очень неприятно...
   ***
   Закутавшись в одеяло, примостившись на подоконнике, я смотрела на темные верхушки деревьев, едва показывающиеся за краем крутого обрыва. А позади них, почти неразличимые, высились горы, белеющие в темноте, словно ломанные кости. Непонятное поле отрезало звуки, оставляя лишь сопение Драхмеля, которого никто не хотел ни будить, ни тащить на себе.
   Вчера я как-то не вглядывалась в то, что находится за окном. Сейчас же, оглядывая Дон-Залад с реющими над ним летучими тварями, видела явную, ничем не прикрытую насмешку. Псих атака - множество на первый взгляд незаметных мелочей, что острыми песчинками падают на натянутое полотно нервов. Сначала вроде и не заметно, а как начнут появляться первые прорехи - приходит трэш. Ласковые голоса в голове, убеждающие взять в руки топор и идти насаждать свою веру. Или дерганость, когда от щелчка готовы на стену вскарабкаться. К сему так же бонусом идет нервный тик и постоянное шевеление пальцев. Эдакие червячки бескостные...
   От подобных мыслей хотелось курить. Помнится, завалялась у меня на дне рюкзака почти пустая пачка Dеvon - сигареты три-четыре да зажигалка. Но остановила мысль о том, что и дым не преодолеет невидимой преграды и потом придется сидеть в воняющей куревом комнате.
   А хотя... Чего сидеть в четырех стенах, когда можно выбраться? И место подходящее имеется. Правда придется заныкаться в зарослях, чтобы ни на кого не наткнуться и никто не обнаружил меня. Хоть прямого приказа и никаких угроз от наставников не поступало, чует моя многострадальная задница, по головке за прогулки в неположенное время никто не погладит.
   Быстро собравшись, я вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Дорога, прочно отложившаяся в памяти, вывела меня по пустынным коридорам сначала к обеденному залу, а потом и в сад.
   Дул легкий ветер, несущий в себе пряный, но не навязчивый, запах цветов. Синие сумерки разгонял слабый серебристый свет, очерчивая силуэты деревьев, обступающие каменную дорожку под ногами. Над головой не было луны, только бесчисленная мешанина звезд, похожих на мигающие глаза. Словно тысячи любопытных бесов наблюдают за тем, что им видеть не следует.
   А вообще - какие бесы? Судя по тому, что нам рассказали сегодня, все есть энергия - а остальное ересь и предрассудки каменного века. Но, ведь у каждого своя правда - не стоит все упрощать и возводить единственную точку зрения в абсолют. Если бы не обилие чудес на одни сутки и не иссушающее обращение к Силам, я бы подумала, что брежу - неделя в интернате Ирия до сих пор казалась мне затянувшимся нудным похмельным сном.
   И да, сны. Эти укурочные видения, что преследовали меня еще в родном мире, судя по всему, переехали вместе со мной и сюда. Четыре месяца совместной жизни. А также явная прогрессия, выражающаяся в лунатизме и необычайном реализме. Раньше, где-то на краю, но присутствовала мысль о том, что все происходящее нереально и я в любой момент смогу прервать кошмар. Стоит лишь пожелать проснуться. Теперь же меня не покидает навязчивое ощущение того, что я с каждым разом все сильнее вляпываюсь во что-то ну очень дурно пахнущее. И стоит увязнуть, как некая необъятная сила, не церемонясь, перемелет меня в своих жерновах, словно я кость в крепких зубах. Если не хуже - потрепанная зубочистка, которую, аж десны чешутся, как хочется перекусить.
   Мелкие мысли, как блохи, привольно перескакивали с одного на другое, дым поднимался вверх и путался в кроне дерева, у корней которого я и устроилась, забравшись вглубь привольно разросшегося сада. Странно тихо, спокойно здесь было, подобная атмосфера обычно настраивает на долгие размышления - и комары не кусают, как говорится. Кстати, что довольно странно: вроде, и лес рядом, и не холодно, опять же, болото имеется в наличии - а насекомых нет. Ни тебе мотыльков, ни мух-комаров, ни даже самого завалявшегося паука, хоть последним самое место в здешних углах паутину плести. И пыли нет, и грязи. Как и некой потертости, указывающей на то, что в этом Бастионе живут. В общем, отсутствуют все признаки как обжитости, так и запустения. Эдакая стерильная чистота изолятора. Противоестественная, от которой чувствуешь напряжение. Словно, привыкнув к какому-то звуку и перестав обращать на него внимание, в какой-то момент начинаешь чувствовать себя неуютно и, лишь через несколько минут судорожных поисков неладного понимаешь, что же произошло.
   Незаметно дотлела последняя сигарета. Обтряхнув штаны и вытянув из волос незнамо как попавший туда листок, я медленно пошла к дорожке, прислушиваясь, не идет ли кто?
   Потому и успела остановиться в тени, вовремя заслышав шаги. Прислонилась к дереву и прикрыла глаза. Неровный шаг идущего не походил ни на легкий женский, ни на стремительный мужской. Он шел скачками, затихая, шурша каменной крошкой, спотыкаясь ботинками о стыки между плиткой - потом снова замирал. Словно существо было тяжело ранено... или спало?
   Осторожно выглянув из своего укрытия, я почувствовала, как волоски на руках встают дыбом. Не знаю, как выглядела я сама прошлой ночью, когда шла к Муэл-Сувес, но вид высокой сгорбленной фигуры внушал первобытный ужас. Спавшее до того беспробудным сном чувство самосохранения тревожным звоночком убеждало меня валить куда подальше. Пока не стало слишком поздно.
   Стиснув зубы и мотнув головой, я медленно двинулась следом, чувствуя, как дрожат от напряжения мышцы. А идущая впереди девушка, похожая в своем черном комбинезоне то на вытянутую тень, то на неприкаянного призрака, медленно двигалась вперед: болтались плетьми руки, подгибались ноги, а корпус мотался так, словно в него поочередно с четырех сторон били ураганные порывы. Но, не смотря на это, она не теряла равновесия, словно шла по невидимой мне путеводной нити.
   Что ж я делаю?
   Заданный самой себе вопрос ушел в пустоту. Слишком хотелось узнать, чем же это закончится. К тому же, я в любой момент могу остановить творящееся безумие.
   Впереди показался каменный обод Озера. А над его поверхностью вился туман, будто ищущий что-то на песке извивающимися щупальцами. И чем ближе подбиралась человеческая фигура, тем интенсивнее было их движение.
   Дуновение холода покрыло кожу инеем и выморозило нутро. Чует моя неработающая печенка - пора валить! А иначе вся эта противоестественная муть плохо скажется на моем физическом здравии!
   Свалить я не успела. Похожий на жирного осьминога гриб тумана развел свои щупальца и немного сдвинулся, спящая девушка встала на бортик и, покачнувшись, упала, без плеска скрывшись в непрозрачных водах.
   Я еще не до конца осознала, что произошло, как на бегу скидывала байку, и, выпрыгнув из штанов, сиганула за ней следом, увязнув на бесконечно долгие мгновения в сгустившемся и злобно заискрившем тумане...
  
   ...Чужая воля, обжигающе-злобная, перевила все пространство вокруг сплетшимся коконом фиолетовых щупалец. Они, не переставая, двигались, выкручивались с влажным хлюпаньем, источали маслянисто блестящий густой дым, хищно вьющийся по пространству "клетки". На фоне этих пульсирующих монстров моя маленькая, зависшая в "воздухе", сущность, маленькая красная искра, выглядела откровенно жалко. На что мне немедля намекнули.
   Оглушительной болью, словно разум пропустили через стадию отжима, отдался в каждой клеточке чужой приказ:
   "НЕ СМЕЙ МЕШАТЬ, ДУРНАЯ КРОВЬ!"
   Мощный удар не смягчило даже попадание в упругие объятия щупалец. Наоборот все существо пронзило такой болью, что если бы у меня была возможность говорить, я заорала, надсаживая и разрывая глотку.
   Толстые лианы сжались вокруг "тела", мельчайшие шипы впились в мигнувшую искру и впрыснули ядовитый пепел тумана, за мгновение поглотившего тление иллюзорной плоти, заставляя ее ужаться до точки. Неразличимой в объятиях монстра.
   Неужели все так и закончится? Я что, столько барахталась и выживала, будучи сволочью, а умру из-за того, что в кой-то веки решила кому-то помочь?
   Вот и делай после такого добро...
   Слабость, быстро охватывающая душу, сменилась глухой апатией и безразличием. Отравленная дымным дыханием монстра, стремящимся сожрать остатки жизни, она больше не желала сопротивляться...
   И чего стоит сила, которая может уничтожить лишь тех, кто заведомо слабее? Столкнувшись с истинной мощью, она все равно оказывается раздавленной. Жалкое зрелище...
   Откуда-то издали, словно через плотные слои ваты, донесся почти неразличимый трубный голос:
   "Жалкая дурная кровь. За твое повиновение я сделаю твою смерть быстрой"
   Что?
   Жалкая...
   Повиновение...
   ПОВИНОВЕНИЕ, говоришь?!
   Ну держись! Я перед смертью еще заставлю тебя заорать от боли!
  
   Почти исчезнувшая искра слабо мигнула красным, опаляя мягкие основания шипов. Курхару, прикрывающий отход Вместилища, от удивления выпустил облачко серебристого пара. Он уже приготовился окончательно уничтожить слабенькую природную защиту ничем не примечательной души, внутри которой пряталось что-то неуловимое, заставляющее шипы заостряться в неудержимом желании сожрать это. Выпить до дна почти затухшую искру, начавшую преобразование во что-то иное, но застывшую на полпути, как гусеница, не успевшая полностью превратиться в куколку до прихода холодов.
   Тем и лучше. Окончившие трансформации обычно крайне опасны и защиту их пробить не так легко...
   Довольно потерев друг о друга бессчетные щупальца, Курхару поздравил себя с легким ужином и начал открывать рты на концах почерневших шипов. Сладкая энергия слабой сущности полилась по каналам, заставляя блаженно вибрировать каждый миллиметр огромного тела.
   Мало...
   Мало!
   Но как же вкусно!
   Обуянный внезапной жадностью, Курхару продвинулся дальше, к еще не оформившемуся и не имеющему защиты ядру. Истончившийся шип подобрался вплотную к блеклой оболочке, собираясь проткнуть ее. Тонкая мембрана лопнула от слабого нажатия, и пасти с присосками жадно распахнулись, стремясь заглотить красноватые крупицы энергии...
   Чтобы через мгновение Ловец взвыл от боли, меняя цвет с фиолетового на насыщенно-багровый.
   Энергия, почти бесцветная, пригодная лишь в пищу, вдруг рассеялась черным пеплом и вспыхнула языками черного пламени, жадно вгрызшегося в нежные стенки поглощающих каналов Курхару.
   А сгусток, бывший его пищей, исчез. На месте его, злобно скаля пасти и мигая алыми глазами, клубился серный дым, складываясь в причудливые фигуры. Все это заняло меньше доли секунды - тень развеялась, мигнув напоследок угольями глаз. Жгущие языки пламени, опаляя все на своем пути, целеустремленно двигались к Главному Узлу Сил. И остановить это Курхару не мог.
   Он хотел увеличить напор и уничтожить сущность, так подло прикидывавшуюся дурной кровью. Но со всех сторон, из ниоткуда, по сгустившемся теням пронеслись туманные плети, оставляющие длинные взрытые полосы на песке. Наружный панцирь оцарапало острыми когтями и залило кислотой.
   Опасность!
   И на этот раз Курхару не удастся уйти из Проклятого места с добычей.
   Отделив от тела пораженные огненной заразой конечности, Ловец, взвыв от боли и ненависти, выпустил чужую душу и метнулся на глубину вязких черных вод.
   Ничего, на этот раз дурной крови при помощи Akxaach'n-terra удалось застать его врасплох, но он еще встретится с этой душой-обманкой! И в следующий раз сожрет ее, когда вокруг не будет защитников!
   Обязательно!
  
   Ненависть! Ненависть!
   Что-то внутри рычало и шипело, раздирая душу, заставляя чувствовать себя так, будто нечто похожее на происходящее уже было. И совсем недавно. Казалось, еще чуть-чуть - и спадут барьеры, кусочек мозаики встанет на место и я узнаю что-то важное...
   Крушить!
   Рвать!
   Убивать!
   Жечь?..
   Да...
   Сжечь! Испепелить! Уничтожить!..
   Хорошо...

***

   Открыв глаза, я увидела погружающееся все глубже тело девушки, чьи белые волосы причудливыми змеями извивались в горячей пенящейся воде.
   Голова гудела, а левая рука болела, словно по ней проехался каток. Хотелось закрыть глаза и отдаться на милость вод Бездонного Озера...
   Ага! Знаем мы, куда подобная "милость" приведет!
   Встрепенувшись, я несколькими мощными гребками добралась до девушки и, схватив ее под мышки, собралась всплыть.
   В лучших традициях ужастика, на моей ноге сомкнулись чьи-то пальцы и дернули вниз. Опустив голову, я посмотрела прямо в широкие белесые глаза безносой круглоголовой твари, широко разевающей пасть, полную острых мелких клыков, предназначенных для того, чтобы отрывать куски мяса и оставлять рваные раны. А снизу к нам уже поднимался еще десяток товарок этой черной красотки.
   Высунув длинный язык, подводная дрянь с явной насмешкой обвила им мою лодыжку и широко ухмыльнулась, щуря слепые глаза. Мол, что делать будешь?
   Бурлящий внутри котел, было притихший, снова выпустил снопы искр вверх, опаляя внутренности. Выпустившая когти тварь сделала надрез сбоку, у косточки, довольно завибрировав в предвкушении пира. И обломалась!
   Из глубокого пореза не вылилось ни капли крови, а на меня посмотрели, как на хулигана, отобравшего у ребенка леденец.
   Пожав плечами, мол "извини, брат, но нового завоза не было", я подтолкнула невесомо болтающееся в руках тело девушки вверх и, извернувшись, схватила тварюшку за основание языка, вдавливая кругляш часов в мягкие ткани. Забурлила вода, руку словно в огонь сунули - но оно того стоило: голова твари пошла пузырями, как смола на разогретом на солнце бетоне, и лопнула, отпугнув остальных глубоководных страхолюдин. С усилием рванув наверх, я схватила альбиноску за шиворот комбинезона и вынырнула на поверхность.
   Ухватилась агонизирующей рукой за бортик и, невероятным усилием, перевалившись через него на спине, вытянула на себе девушку. Работая локтями и обдирая песком спину, как и то, что пониже, постаралась как можно быстрее отползти от Муэл-Сувес.
   Поровнявшись со своими сиротливо притулившимися джинсами, обессилено распласталась на песке, спихнув с себя балласт и прижав левую руку к груди. Казалось, под кожу забрались тысячи древоточцев и принялись пожирать мясо, закусывая костями. Ниже локтя кожа стала ярко-красной и мягкой, как при ожоге второй степени. Вот только при ожогах исчезнувшие было вены не вздуваются и не чернеют, будто забитые пеплом. А по ободранной ладони стекала на живот вязкая черная жижа, противно воняющая нефтью.
   Хотелось здесь же и отрубиться, но я решила выполнить долг доброго самаритянина. Натянув липнущие к мокрой коже штаны, кое-как став на четвереньки, а потом на колено, положила здоровой рукой альбиноску животом на ногу и надавила. Из распахнутого рта полилась черная вода, быстро впитывающаяся в песок. Когда она перестала литься, я свалила недавнюю утопленницу на спину и приложила ухо к левой стороне груди...
   Нет...
   Его нет.
   Не было влажного стука сердца, не было дыхания. Черт! Я тебе не позволю тут сдохнуть! Ты мне по гроб жизни обязана за Озеро!
   Нащупав дрожащими пальцами замок комбеза, я начала его расстегивать, когда на моем запястье сжалась тонкая кисть.
   В распахнутых глазах без преувеличения плескалась тьма. Бессмысленная, не осознающая себя. Другая рука легла на затылок, дернула меня вниз, и обескровленные, все в подтеках черного губы задвигались:
   - Дурная кровь... - вот и делай после этого добро.
   Дернув меня еще раз, так что я стукнулась о лоб альбиноски, неведомая тварь прошипела снова, добавив еще что-то вроде "сырая глина". И, только я собралась возмутиться, как вены девушки под глазами набухли и налились чернотой, а из распахнутого рта прямо в мою раззявленную варежку влетело что-то, по ощущению напоминающее сигаретный пепел. Задохнувшись от непередаваемого ощущения того, как это нечто направленным вихрем, через гортань, метнулось по пищеводу к желудку, обдирая его наждаком, я попыталась вырваться, но в тонких руках оказалось нечеловечески много силы.
  
   Без перехода, мир вокруг потемнел и смазался, только впереди словно горел какой-то слабый, затухающий уголек. К нему, по сухим хрупким тоннелям и неслось то нечто, частью чего я себя и ощущала. Внезапно туннель закончился глухой стенкой, но искра все еще призраком маячила где-то впереди и вихрь, не замедляясь, пробил неожиданно мягкую стенку. Кольнуло болью - где-то рядом и невообразимо далеко тело билось в агонии. А безликое шествие продолжало свой путь.
   И, наконец, добралось до мигающего огонька. Завертелось, завыло, уничтожая то, что было вокруг, раздувая искру до ярко тлеющей головешки. И, добившись горения, облепило получившийся язычок пламени коконом черного пепла.
   Импульс... через чешуйки сверкнуло красным.
   Еще один... намного ярче - фиолетовым... А последний с ревом прорвал кокон, трансформируя огонь в прозрачную воронку, разросшуюся до пределов тела, и ужавшуюся до точки, которая вовсе исчезла. Оставив после себя перекрученную вязь черных каналов, похожую на запутанную схему городского водоснабжения.
  
   ...Протяжный гонг ударил по ушам, отдавшись вибрациями во всем теле. Так его растак - как же спать охота...
   Только чего это ветер дует? Да и лежать жестковато.
   Перевернувшись на бок, я попыталась встать, но, тихо вскрикнув, упала, поминая всех богов, демонов и их нетрадиционные отношения. Все тело, каждый его миллиметр, прострелило нестерпимой болью, подобной которой я не испытывала никогда. Она бурами вгрызалась во внутренности: казалось, что кожу вывернуло всеми нервами наружу. Разлепив залитые какой-то клейкой дрянью веки, я мутным взглядом осмотрелась вокруг.
   Деревья, взрытый барханами песок, каменный колодец озера перед глазами. И лежащее на спине тело альбиноски. Шум листвы усиливал нарастающую за лобной долью черепа пульсацию. Но судорожное кручение извилин, не смотря ни на что, все равно пыталось довести меня до какой-то мысли.
   Муэл-Сувес. Песок. Дорожка...
   Приближающиеся шаги...
   Гонг!
   Мать его!
   Сжав зубы, одним рывком вздернула себя на ноги и, проковыляв к девушке, схватила ее за ногу. Нет. Это будет слишком долго. Бухнувшись на колени, схватила за тянущуюся ткань комбеза правой рукой и, приподняв, взвалила на плечо, помогая себе левой. На что будто обожженная, но теперь не пугающе мягкая, а каменно-твердая конечность отозвалась буравящим зудом, словно под кожей забегали мелкие жучки. По вискам потекло что-то горячее, но не было времени разбираться.
   Так быстро, как только могла, ковыляла на дрожащих ногах к ближайшим деревьям, утопая в песке и удерживая сознание в разваливающемся на ходу теле.
   Шаг, еще шаг...
   Черт, а следы-то на песке остаются...
   Новый шаг...
   Я ненавижу это место...
   Нога подворачивается...
   Всех ненавижу...
   Острая ветка впивается в щеку: еле успела перевернуться. Валяющаяся в несознанке девушка в который раз удобно устроилась на мне...
   Черт! Не можешь идти - ползи! Отталкиваясь голыми пятками и обдирая спину, рыча от злости и отчаяния.
   Нет, господа... Знаете что? Если нечто подобное сегодняшнему дерьму будет повторяться каждый день, то идите вы лесом!
   Звезды скрылись за кронами, холодная земля попадала в раны, за нами оставался темный след. Не кровь, а что-то маслянисто-черное, вязкое... Как у долбаной улитки...
   Я почти отрубилась, когда приподнятая при очередном подтягивании голова ударилась обо что-то твердое. Стена... Чтоб оно все в Аду горело!
   Кое-как сев, я подтянула девушку, устраивая ее на своих коленях, прислонив головой к плечу. Хорошо ей - валяется себе без сознания, а отдуваюсь я. Ну и хрен с ним - долг она мне еще вернет - спрошу сторицей.
   Запах трав казался удушающим и в густом воздухе до меня отчетливо доносились звуки шагов. Количество человек в таком состоянии я подсчитать была не в состоянии, лишь точно знала, что идет большая группа. Вот шум затих где-то впереди, сознание, истасканное и сорванное, начало уплывать от накинувшейся упырем боли. Зазвучали тихие голоса, с каждой секундой становились невнятнее произносимые слова:
   - Смотрите...
   - Что за чертовщина творится?
   - Тут следы...
   - Подштанники Хутрэса!
   - Знатно повеселились...
   Последнее, что я успела увидеть до того, как отрубиться - белые пятна форменных курток.
   ***
   Второй гонг заставил подскочить и навернуться с кровати в ворохе одеял. Протирая глаза и выползая из теплого кокона, я чувствовала себя так, словно меня всю ночь избивали всем, начиная с конечностей и заканчивая кусками арматуры и обломками бетона кило эдак на сто. Но, к вящему неудовольствию, из-за моего хренового состояния мир не спешил переворачиваться с ног на голову, а Эйтрис-Леар - распадаться на груду камней. В общем, как говорил кто-то умный: дождь не может быть вечным, а утро добрым. Ну и лааадно, обойдусь как-нибудь.
   Почесывая спину, я притащилась в ванную комнату и от души плюнула в свое отражение в зеркале, наблюдая, как слюна стекает с запавшего глаза по синей подглазине на бледную скулу. Даже мертвяки не бывают такими "красивыми", может - это знак свыше, что мне пора отбрасывать коньки? Если так, то добравшись до этого самого "свыша" я хорошенько развлекусь, проламывая чьи-то светлые головы, полные фантастических идей на тему "Как сделать жизнь Шансэй краше".
   По плитке прошлепали голые пятки и опершийся локтем о мое плечо Драхмель, философски оглядев свою опухшую физиономию, выдал:
   - А мы хорошо смотримся!
   О да! Кладбищенская поганка и медный, в прозелень, утопленник.
   - А ты откуда такой красивый? - сморщившись, парень поковырялся в зубах:
   - Кошмары всю ночь мучили, чтоб их!
   Заинтересовавшись, спросила, набирая холодной воды в раковину:
   - Что снилось?
   - Да муть какая-то невнятная! Город, на который валом до самого неба идет нечисть какая-то черная. Сначала нечетко, как со стороны наблюдаешь. А когда волной накрывают, перехлестывая через стены, хочется кричать и плакать - каждый мелькающий кадр заставляет кровью сердце обливаться. Словно стены и дома собственноручно строил, а каждый убитый житель роднее наставника был. Никогда у меня не было на самом деле настолько близких людей, а тут столько тяжелых эмоций утраты и горя. Самому умереть хотелось. Потом отмотать время назад и хоть как-то защитить. А они все продолжали убивать - мертвые дети без рук и ног, взрослые как высушенные мумии, обнявшиеся старики, лежащие на земле... - песочные глаза Ящера стали почти прозрачными и к концу рассказа он почти шептал: - я, сколько себя помню, хотел стать солдатом. Но после подобного неуверен, что смогу равнодушно смотреть на смерть разумных. Будь они хоть сто раз враги...
   Придержав волосы рукой, я опустила лицо в холодную воду на полминуты. Потом, вынырнув и сдув с носа капли воды, поинтересовалась:
   - Ты сказал, что никого роднее наставника у тебя нет. Ты сирота? - доставая с полки тюбик зубной пасты и чистую зубную щетку, Драхмель покачал головой:
   - В моем мире все люди сироты. Чертовы технологии дошли до того, что нас стали выращивать в Коконах, как самых замшелых клонов! Выходя из него, сразу же попадаешь к определенному человеку, что растит тебя до восемнадцати оборотов вокруг солнца, учит и дает базу для будущей профессии. Мой старик был ученым, любил звезды, в далекой молодости был навигатором на разведывательном межгалактическом крейсере и повидал столько мерзостей, что решил заняться детьми. Чтобы больше никогда не сталкиваться со всеми теневыми сторонами разумных, при чувстве безнаказанности превращающихся в диких зверей. А еще и я у него дураком был, перечитал книжек, впитал кожей агитационные плакаты и рекламы - "Вступайте в Звездный Легион!" - поморщившись, парень прошепелявил, явно передразнивая самого себя: - О, это же так почетно! Меня ждет слава, вот увидите!
   Сплюнув, парень начал так методично и рьяно драить зубы, что я стала опасаться, как бы он не стер себе всю эмаль.
   Не знаю, что брякнуть. Все сказанное им на половину идеализм, я бы даже сказала, опасный идиотизм, но другая половина похожа на рассуждения Матра. Ушедший из-за серьезных ранений из контрактников, он был очень даже не слегка чудаковат - из-за подвигов в голове впоследствии контузии многие считали его психом. Признаюсь, я тоже так считаю до сих пор, но это не мешает мне уважать его, как хорошего бойца и мудрого человека.
   До сих пор помню: сидело такое унылое гавно на лавочке и думало о том, как сдохнуть. А потом - хрясь! и получило по затылку палкой. Вообще, она Матром всегда любовно именовалась "тросточкой", но как по мне - дубина дубиной, и нечего приукрашивать. Приплюсовать еще седой ежик волос, безумные глаза, квадратный подбородок и телосложение старого подранного медведя - вот тебе и инвалид войны. Много он мне тогда наговорил, и про то, что нахрен он воевал, если дети в родном городе все равно, кто дерьмо напоминает, кто гниль поганую. И про то, что всех бы нас, да одной боеголовкой.
   В общем, такой емкой характеристики в свой адрес я никогда не слышала. Сначала обиделась, это да. Но все думала и думала, в итоге, придя к выводу, что он прав. Сама же его и отыскала. Ох и орали мы тогда друг на друга! Я, честно, думала, что мне просто голову снесут, но Матр внезапно замолк и эдак погано заметил, что из меня еще можно человека слепить. Как из говна пирожок, что-то вроде того. А я, не будь дура, и ляпнула "ну так слепи, раз самый умный". Одним словом, после этого начался пиздец.
   Знаете, это все эпично и торжественно выглядит только в кино: непогрешимый воин берет шефство над неудачником и, как из глины, делает из него геройский кувшинчик, в который заливает свою премудрость. На самом деле, все проще. Порой отвратительно и неприглядно. Я столько раз, оказавшись в одиночку в глухом лесу без еды и воды, с одним лишь ножом, думала, что мне пришел трындец. И когда Матр натравил на меня толпу скинов, я думала лишь о том, чтобы выжить и порезать его на ленты. А сколько я новых выражений узнала за полтора года - за всю жизнь больше не слышала. Было там место и запою наставника, когда умерла под машиной какого-то лихача его внучка. Тогда уже я костерила его, вытаскивая на горбу из помоек и ломая руки доброхотам-собутыльникам, собиравшимся потиху обчистить и прикопать бывшего вояку.
   Лупила его по роже, и заставляла проблеваться, прийти в себя. Подействовали увещевания лишь тогда, когда я сказала, что знаю, кто виноват и где его найти. На следующий день Матр был уже свеж и собран. Только что слегка зеленоват, да сосуды полопались, сделав глаза красными.
   Потом, летом после выпуска, я заявила ему, что хочу пойти в армию. Что ж, тогда он убедился в том, что на бег натаскал меня отлично и, отстав где-то на пересечении центральной улицы с тихим переулком, где в парке на лавочках любили посидеть старые перечницы, похожие на стаи пестрых ворон, орал вслед, что уж лучше он сам меня убьет, чем это сделают на войне, куда меня гарантировано сплавят. Хорошо еще, что я не ляпнула, что хочу на контракт идти - а то солдат бы гарантировано запустил в меня свою дубину и не факт, что не попал.
   Потом, правда, поостынув, он рассказал мне, как в свое время забил на учебу и радостно, с песней, пошел в армию. Как раз разгорелся конфликт на границе, нужно было много людей - и едва научившееся держать оружие в руках мясо выкинули туда. Под горы, зимой, минус сорок - после относительно мягких зим центральной части страны это показалось адом на земле. Обморожения, травмы, налеты и смертельная игра в догонялки среди скал и лесов в долинах были тем, что сломало большую часть новобранцев.
   Кто не умер в первые пол года, привыкли, втянулись. Многие потом шли на контракт, погибали, получали инвалидность и свои деньги. Выходили в отставку, возвращались и понимали, что никому они нахрен не сдались, жизнь поменялась, всюду нужны корочки об образовании, а они только и умеют - убивать.
   Пусто это и глупо - умирать в общей массе на чужой войне.
   Даже за деньги.
   Особенно за деньги.
   После этого разговора я впервые нажралась до зеленых чертиков...
   Вынырнув из воспоминаний, обнаружила себя укомплектованной в байку с длинными рукавами и потертые джинсы, идущей к гостиной в компании с Драхмелем.
   Кивнула Улу, Ин и Йохнастэфу, зацепила краем глаза альбиносистую макушку и посмотрела на стенд. ИВ, Эльнерель, Духи, ИБ и Целительство. Специально, случайно - не знаю, но наши имена стояли в одном списке. Еще там было пять левых имен, но на них я и внимания не обратила. А зря...
   Когда пришло время перемещаться к Адкелю, вместе с нами одно и то же произнесли подошедшая альбиноска и подружка убитого мною Дарара. О да! День обещает быть просто прекрасным!
   ***
   Знакомая уже комната, залитая серебристо-золотым светом, с ровными рядами парт и стеллажами у стен. Если бы в памяти не были свежи воспоминания о том, во что превратился зал вчера, я бы и не подумала, что в нем вообще что-то происходило. Тихий островок спокойствия с упором в серость. Интересно, Адкеля эта обстановка действительно успокаивает или с помощью нее он пытается убедить наивных новичков в том, что он тихий добрый и скучный колобок? Не знаю, как у других, а меня в дрожь от этого "дружелюбного толстячка" бросает. Он похуже Имхаонона будет. Тот ведь хотя бы не скрывает, что ему на всех класть, а этот, прикрываясь дружелюбием, играет с нами, как с новыми игрушками, еще не потерявшими своей привлекательности.
   Вот и сейчас, улыбаясь так, что щеки налезли на уголки тонких губ, он подкатился к нам и замахал пухлой рукой:
   - Доброе утро, рассаживайтесь! - нестройным, полусонным хором поприветствовав бодрого наставника, все потянулись к столам.
   Замыкая шествие, пилила и я. Но Адкель, схватив меня за правую руку, тихо сказал:
   - Покажи-ка ты мне руку, Шансэй. - простодушно улыбнувшись, я вывернулась из захвата и закатала рукав.
   Прищурив наивные круглые глаза, он вкрадчиво протянул:
   - Другую руку.
   Вздохнув, я закатала второй рукав. Открывая блестящую, как целлофан, пленку, закрывающую руку от запястья до локтя. А под ней вздувались четкие линии черных вен, белели кости, двигались связки и мышцы. Жуткое зрелище для неподготовленного зрителя. А зрители были. И четверо из них смотрели с нескрываемым отвращением, будто я разлагающийся труп какой-то особо мерзкой твари.
   Адкель кивнул, будто это и ожидал увидеть:
   - Так я и думал. Надеюсь, ты сказала спасибо тому, кто тебе помог? - нахмурившись, с трудом припоминая мягкие руки и успокаивающий ласковый голос, пробормотала:
   - В несознанке рот не контролировала. - не говорить же, что даже в отрубе сумела наговорить такого, за что мне скорее голову следовало отрезать, а не лечить. - и "той". Это девушка была.
   Покивав, наставник радостно улыбнулся:
   - Ну что ж, зато в следующий раз ночью будешь спать! - за приторной лаской пряталась угроза.
   Так. Я чего-то не догоняю или мне только что решили указать мое место? Ну-ну... когда меня это останавливало?
   Состроив святую заточку и улыбнувшись (судя по прошедшимся по лицам судорогам, у меня не очень получилось), я пропела:
   - Конечно же, наставник! Чем же еще можно заниматься ночью?
   - Курить в Саду Размышлений, бросая бычки на любимые цветы Ail'nel Эльнерель? - Адкель так же ангельски смотрел на меня, и у него это получалось несравнимо лучше. Опытный лицедей, чтоб он в Озере потонул!
   Сделав морду кирпичом и пробормотав "не знаю таких несознательных личностей, я пошла к выбранному еще вчера месту, которое никто не занял.
   А подружка Дарара тихо, чтобы не слышал наставник, но достаточно громко, чтобы слышала я, проговорила, обращаясь к своей соседке - брюнетке с кофейной кожей и большими карими глазами под кривой челкой:
   - Фу, я надеюсь, это не заразно? От этой сумасшедшей и так бешенство подхватит можно... - заметив, что я в упор смотрю на нее, голубоглазая состроила каменную заточку: - Что смотришь?
   Широко ей улыбнувшись (так, что стали видны черные десны) я спросила:
   - Хочешь, укушу? Как раз и проверишь свою теорию! - передернувшись от такой перспективы, она отвернулась и буркнула:
   - Нет, спасибо. Обойдусь. - ну хоть ненадолго замолкнет.
   А то я ж дурная - как вцеплюсь в горло, так только с куском плоти в зубах отстану. Хм, даже вчерашняя группа старательно отворачивается, только Ул и альбиноска рассматривают изуродованную конечность с болезненным любопытством. Но теребящая рукав блестящего комбеза девушка щурится и кусает губы, словно пытаясь что-то вспомнить, а парень - явно желая пощупать и подергать. Любитель ужастиков.
   Прозвеневший гонг сопровождался скрипом зубов - глубокий вибрирующий звук успел "полюбиться" всем. Вставший за свою кафедру наставник, помассировав виски и протерев подолом своего балахона стекла очков, водрузил их обратно на переносицу. Потом торжественно начал:
   - Итак, цебре*, начнем, пожалуй. Сразу хочу сказать, что все собравшиеся здесь в одной группе не случайно. Каждый из вас вчера сумел поднять свою память на высокую отметку, а некоторые, как Лигрез, - кивок кому-то, сидящему вне пределов моей видимости, - обладали абсолютной памятью изначально. Кахаш, Шансэй и Драхмель сумели подняться до максимума вчера, а с остальными мы будем продолжать процедуры с интервалами в два дня, чтобы не перегружать вас чрезмерно. Хочу сразу предупредить: здесь не декады, не седмицы и не осьмины. На Ирие эти привычные вам величины отмеряются девятью сутками по двадцать шесть часов. Два последних предназначены для отдыха, но не сильно обольщайтесь: на эти дни вам дадут достаточно заданий и литературы на прочтение и я бы советовал вам неукоснительно все их выполнять. Иначе вы сами себе хуже сделаете.
   Вот и думай, угроза это или совет. А Адкель меж тем продолжил прерванный вчера рассказ.

***

   ...Первый Мир. Без преувеличения, начало запутанной и бесконечной игры Высших и Первозданных, в которой мы на данный момент лишь пешки.
   В создании решили поучаствовать все без исключения, мешая волю и энергии в гремучий котел. Создавая полыхающий ад сгустка огненной стихии, прикрывая ее умиротворением земли, размеренным течением воды и обволакивающим безумством воздуха. Разноцветные клубы энергии, переплетаясь, создавали смешение не сочетаемого: света и тьмы, разрушения и непрерывного восстановления, порядка и хаоса. Но, увлекшись идеей, все хотели сотворить не просто причудливую игрушку, которая, приевшись, всем опостылет, а единую систему, что будет самостоятельно развивающимся организмом. Противоположности решено было упорядочить, расположить на разных полюсах, устроить непрерывное движение по кругу. День, сменяющийся ночью, извержение огня, после которого приходит успокоение дождем, разрушение материй, вслед за которым приходит эволюция созидания, тлен и развоплощение, предвестники нового рождения.
   Упорядоченные переплетения энергий дали свой результат - появилась планета, окруженная спутниками и светилом, что двигались, как колесики часового механизма, уравновешивая первозданный хаос. А на твердынях, в глубинах, жарком пекле и среди плотной массы воздуха появилось бессчетная масса поразительных и загадочных мест, пропитанных Силой, полных девственного очарования, от которого перехватывало дух. Названий тому миру было дано множество, но ни одно из них для существ нашего порядка невозможно воспроизвести.
   И та первая материя на нашем пласту бытия была, как искусная игрушка, на которую считал своим долгом полюбоваться каждый Высший, Первый и Гретор. Никто тогда и не задумывался о создании живых существ, только Греторы лелеяли своих созданий, как некогда их самих - Первые.
   А после, сейчас уже и не узнаешь, кому, пришла идея создать свой мир. Не похожий на изначальный, являющийся квинсистенцией всего, а имеющий свои отличительные особенности. В итоге, в потоке времени, который тогда еще не делили на циклы, века и тысячелетия, появилась первая Галактика, названная Креус Дор. Опираясь на название, можно предположить, что идеей загорелся Гретор Созидания, но точных сведений не получить, да и кто удостоится аудиенции у Стража Пределов?
   А вслед за Дор стали создаваться бесчисленные количества миров, галактик и вселенных, порой расположенных на немного смещенных пластах бытия. И каждый имел свою особенность, нечто характерное для определенной Силы, перекрученное причудливыми сознаниями Детей. Подобная игра растянулась на крайне долгий срок, но, зная повадки Греторов, с уверенностью могу предположить, что в итоге им все это надоело. Процесс замер, Дети удалились в свои Миры, на иные пласты бытия. Но кто-то остался, увлеченный новой идеей. Раз создали их, то почему бы и им кого-нибудь не сотворить. Не совсем по образу и подобию, но все-таки.
   Так и появились первые Духи. Не имеющие материальных оболочек, с четко заданными параметрами - как программы с заложенной в них базой данных, указывающей, как поступать. Они сдерживали всплески энергий, что раньше своей нестабильностью нарушали энергетические каркасы, и помогали планете эволюционировать.
   Сначала это отражалось лишь в сохранении равновесия, появлении растений, деревьев, образовании гор, вулканов и островов. После кто-то догадался усовершенствовать Духов, и они получили возможность создавать мелкие формы жизни. Причем делали это странно: не имея прямого доступа к Силам, они использовали воду, воздух и землю, путем аналитических комбинаций выстраивая причудливые и на первый взгляд безумные схемы. Которые, к вящему удивления наблюдателей, действовали.
   Появлялись элементали, при их смешении - новые виды живых существ. Они не обладали разумом, так как даже путем собственных эволюций Духам не было дано способности наделять их душами, так что сущности были нагромождением инстинктов и рефлексов, увязанных в пульсирующих узлах нервов.
   А после, обратившие на это внимание Высшие поместили собственную модель Духа в тело из плоти и крови, отправив в Первый Мир. Можно сказать, это был самый первый представитель разумных во всей Вселенной Отражений, и он ничем не напоминал нас с вами, больше походя на истинную форму одного из Греторов...
   На этом сегодня закончим, я дам вам дополнительный материал, в котором кроме сказанного мною имеются более подробные сведения и иллюстрации. Настойчиво прошу вас ознакомиться со всем, записать ваши мысли и рассуждения, а завтра мне сдать. Приятного вам дня...

***

   Никто не успел встать из-за столов, так что в гостиной все дружно плюхнулись на задницы, а на колени шлепались книги в твердых переплетах, тетради и пишущие приспособления. Ну прекрасно - чувствую, после уроков сон отменяется. А перед глазами до сих пор крутятся планеты, галактики и туманности, похожие на макеты фанатично влюбленного в свое дело астролога. Судя по тому, как половина группы мотает головами - это была массовая визуализация лекции, а не обычный глюк.
   Встав и потерев ноющий зад, которому что-то слишком достается в последнее время, я направилась к камину и приложила ладонь к полке:
   - Хилльен.
   Неуловимо изменившаяся обстановка наполнила ноздри тонким ароматом приятных цветочных духом с нотками чего-то пряного, заставляющего вдыхать его вновь и вновь. Мягкие переливы успокаивающих глаз цветовой гаммы комнаты освещались рассеивающимся светом светильников под плафонами с цветочным орнаментом.
   А-а... что-то у меня голова побаливать начала. И с чего бы это?
   Сидящая за столиком Эльнерель просматривала какие-то свитки, коричневые от старости и потрепанные по краям. Уложенные в высокую, хитро закрученную прическу волосы открывали тонкую шею и хрупкие плечи. Из кружев туго затянутого корсажа виднелись полукружия белоснежной плоти, обласканные мягкими тенями. Ну все - от Улахая на уроке точно слова связного не дождешься.
   Свернув пергамент, наставница подняла на меня мерцающие карминовые глаза:
   - Вы что-то хотели, Ail'nel Шансэй? - утопая в мягком ковре по щиколотки, я подошла ближе и оттянула ворот байки.
   Даже говорить ничего не надо было. Кивнув, женщина плавно встала и, сняв кружевную перчатку, протянула тонкую руку:
   - Возьмитесь за мою ладонь, Ail'nel и подумайте о том, что вам нужно.
   Настороженно посмотрев на длинные ухоженные пальцы и непроницаемое лицо наставницы, я сжала ее руку, хмыкнув от контраста с моей темной кожей и обдертыми, чуть кривоватыми, пальцами, покрытыми белыми пятнами старых ожогов.
   Прикрыв глаза, представила себе камуфляжный костюм, стараясь отделить невидимой стеной от остальных мыслей и образов. Не хотелось бы, чтобы кто-то копался в моей голове. Несколько минут поворачивала его в мыслях и так и эдак, придавая то коричневую болотную, то зеленую лесную расцветку.
   - На столе. - прохладная твердая ладонь легко выскользнула из захвата и я открыла глаза, благодарно кивнув.
   А пульса-то у наставницы нет...
   И в невыразительных глазах не возможно разобрать ни одной эмоции, как и на отстраненно-вежливом лице. Забрав стопку одежды и черные армейки, прошла ко второму столу, сложив в углу шмотье и то, что досталось мне после уроков Адкеля. Потом, нахмурившись от вспомнившейся вдруг фразы, спросила, изучая почти неразличимые линии на ладони и матовый круг часов с выпуклостями узора:
   - Ail'nel Эльнерель, а что значит "дурная кровь"?
   Тишина, ранее не причинявшая неудобств, вдруг стала слишком напряженной. Как и голос наставницы минутой после, когда я уже думала, что не получу никакого ответа:
   - Шансэй. - оу, даже без официоза? - Посмотри на меня.
   Не хочется что-то. Да и чувствую что-то странное и не очень приятное. Картинка перед глазами стала смазываться, мысли - путаться, словно разум заволокла дурманная дымка. Ощущения, похожие на те, что были ночью...
   Ну уж нет!
   Рука вспыхнула множеством точек боли, злыми осиными жалами вспоровшими плоть. Отрезвленное болью, прояснившееся сознание грубо исторгло из своих пределов щупы чужой воли.
   Вот значит как? Наша крайне вежливая наставница настолько заинтересовалась моим вопросом, что решила узнать ответ вне зависимости от того, захочу я его дать или нет. Бесцеремонно, будто так и надо.
   Вежливость, вежливость.
   Что толку лицемерить, когда человека ни в копейку не ставишь? Зато это дало мне понять, что два простых слова имеют не самое простое значение.
   Сжимая зубы от разгрызающего мышцы пульсирования сотен миниатюрных кратеров, изрывших левое предплечье, я подавила желание закатать рукав и посмотреть на то, что творится со своевольной конечностью.
   Чувствую, скоро я настолько привыкну, что отсутствие неприятных ощущений будет восприниматься как нечто из ряда вон выходящее.
   - Так вы ответите?
   Или мне почудилось, или Эльнерель тихо вздохнула. Будто сетовала сама себе: "И что с этими детьми поделаешь":
   - Дурная кровь, Шансэй, это все, кто на данный момент находится в Эйтрис-Леар. И не спрашивай, почему. Когда придет время, сама все поймешь.
   Подняв голову, я увидела невероятное. Лицо наставницы утратило свою невозмутимость. Она улыбалась. Слабое движение губ, в котором не было веселья ни на йоту. Улыбка человека, привыкшего к презрению и пренебрежению настолько, что может относиться с иронией к своему положению.
   Мгновение, растянувшееся на целую бесконечность, прошло, и невозмутимость снова вернулась к наставнице. Но то, что я увидела, заставило задуматься.
   Кто мы такие, раз оказались здесь? И что нас ждет, раз Эльнерель так скорбно и даже сочувственно смотрела, говоря об ответе на невысказанный вопрос? И главное: хочу ли я узнавать ответы?
   А есть ли выбор?
   "Выбор есть всегда..." - так, кажется, очень любят повторять все, кому не лень и те, кто считают себя слишком умными. Ну да, выбор есть, и иногда он крайне прозаичен: жить дальше, утопая в дерьме, или сдаться - умереть, но не столкнуться с теми трудностями и невзгодами, обещание которых было написано в глазах цвета крови.

***

   Эльнерель рассказывала нам про языки Детей. Про то, что каждое слово, произнесенное на одном из них, обращает внимание Первозданной Силы на говорящего. Слова, многоуровневые конструкции - дар Сил своим созданиям, который Дети в свою очередь передали своим. Ну, а там, слово за слово - и об этом узнали все. Но это так, мой вольный перевод.
   Дело же в том, что языки Детей, они же Вязи-обращения-к-Стихиям надо использовать крайне осторожно. Порой одна лишь мысль, оформленная на них, может явиться катализатором для какого-нибудь происшествия. Ага, подумал "курнуть бы" на Демоническом - и варись себе в лаве новорожденного вулкана. Правильно, нечего курить - это вредно. Но, кроме неприятностей, при должной формулировке обращения, можно получить защиту, покровительство. А можно и ничего не получить.
   Ведь Высшие все из себя такие загадочные, что придет в голову, или что у них там вместо головы, то и сотворят. И тогда желаемая помощь обернется самым страшным кошмаром. Ведь, в принципе, кто мы для них? Ходячий прах, чей недолгий век кажется им минутой в бесконечном течении бессмертия.
   Вот и получается, что никому мы не нужны. Как бездомные псы, которым могут кинуть кость, а могут ошпарить кипятком или даже пристрелить ради потехи. Все весельше и весельше.
   И, судя по общему эмоциональному фону, каждый невольно почувствовал себя дерьмом. Прямо слоган можно создать: "Обратись к Высшим - почувствуй себя какашкой на чужом ботинке!"
   Отвратительно и правда, как говаривала Эри.

***

   - Ты знаешь...
   - Мне это не нравится...
   - Но что мы можем сделать?..
   Со всех сторон, как шепот волнующегося моря, доносились тихие разговоры. Волнение и страх - вот, что в них слышалось. Никто не ждал ничего хорошего, все были напряжены и взвинчены. Один раз даже вспыхнула драка, но драчунов быстро растащили по углам. Подростки стали напоминать зверей, засунутых в одну тесную клетку. Ворчащих, злобно косящихся на соседей, стучащих по бокам хвостами и скребущих когтями по прутьям решеток. Один неверный жест, взгляд или слово - и злоба, накрученная на страхе, выстрелит, как разжимающаяся пружина.
   Три группы, третья, вторая и пятая, так и не вернулись в гостиную после урока у Шадауша. После третьего урока у Имхаонона у нашей группы было и так не радужное настроение и к нам присоединились те, кто пришел от Адкеля.
   Поползли шепотки о Дон-Залад, чьи-то фантазии о том, что на этот раз их выкинут в пустыне под обжигающим кожу солнцем. Или в подземельях, где придется отбиваться от мертвяков. Или высоко в горах, где обжигающий холод превратит всех в сосульки. Кто-то же просто предположил, что нас будут пытать. Что не добавило остальным спокойствия.
   В гостиной в кратком перерыве было всего двадцать два человека. Но и они сумели настолько нагнести атмосферу, что даже Драхмель перестал глупо ухмыляться, а Йохнастэф неосознанно поглаживал подрагивающими пальцами браслет, серебристым ободом охватывающий его запястье.
   Призыв оружия влечет за собой расплату, как рассказал мне он. Саркезар вытягивает его жизненные силы и долго использовать его, чтобы не нанести себе непоправимого вреда, северянин не мог.
   Стоящая в стороне Ин-нии выглядела невозмутимой, но зачем-то нарисовала на щеках странные узоры, похожие на переплетшихся восьмерками. Альбиноска, которую звали Кахаш'нуин, выглядела все такой же угрюмой и уставшей, словно ее нечто пожирает изнутри, подтачивая силы, заставляя путаться в длинных ногах и время от времени повторять инстинктивный жест - словно она тянет руки, чтобы поправить нечто за спиной.
   Голубоглазая святоша, обложившись со всех сторон подружками - той мулаткой, что была в нашей группе и еще четырьмя девушками из первой - что-то им втирала, закатывая глаза и морща нос. Мулатка горячо поддакивала и все они активно строили брезгливые гримасы в сторону, подозрительно идентичную моему местоположению. Ну и пусть их, дело мне до того, о чем они там воняют? Лучше сосредоточится на том, что предстоит через пару минут.
   Конечно, меня волновало то, что придется лезть в пасть к хищникам без оружия. Но ведь никто не умрет, а боль приходит и уходит. В моем же случае, правда, она еще и остается погостить. Но ведь ничто не дается просто так, верно?
   - Не хочешь рассказать, что случилось с твоей рукой?
   Подошедший Улахай встал рядом и, заложив руки за спину, качнулся с пятки на носок. Вот уж действительно, единственный человек, которому до странного на все наплевать. На скуле наливается фиолетовым синяк, волосы напоминают воронье гнездо. Но глаза сияют, а улыбается так, что кажется, еще чуть-чуть - и губы треснут. Фонтанирующая бочка счастья - и где бы отыскать против него затычку?
   Натянув на кисть рукав камуфляжной куртки, и еле сдержав желание потереть зудящую пленку, уже утратившую свой противоестественный блеск и постепенно теряющую прозрачность, я качнула головой:
   - Незачем тебе это знать.
   Обиженно пфыкнув, он пробормотал:
   - А вдруг я волнуюсь?
   - За себя волнуйся, не за меня.
   Повернувшись ко мне всем корпусом, переставший лыбиться Ул неожиданно серьезно сказал:
   - Знаешь, я тебя знаю всего два дня, но все равно скажу: ты бываешь такой мразью.
   Посмотрев в потемневшие глаза, я хмыкнула.
   Вот что значит: язык мой - враг мой. Ляпнул, а теперь жалеет. На его лице почему-то не составляет труда читать все эмоции. Правда, они смешиваются в такой коктейль, что всего и не разберешь. Обида, злость, испуг, волнение... Даже голова болеть начинает. И как у людей так мимика работает, что они могут через одно выражение лица передать целую гамму эмоций? У меня бы от подобного усилия фэйс напополам треснул.
   Уже собравшись ответить, я так ничего и не сказала. Ну а что говорить? Что мне на самом деле наплевать на то, что он обо мне думает, что они все обо мне думают? Не знаю, почему, но люди на подобные слова обижаются, а мне сейчас только чужих истерик не хватало. Отвлекающий фактор в то время, когда надо собраться и морально подготовиться к месиву - что может быть хуже? Еще и четыре совершенно незнакомых человека, которым я не то, что свою спину - ночной горшок бы не доверила прикрывать. Ни один из них не питает ко мне положительных эмоций и свались я в яму, уцепившись за край пальцами, прекрасно знаю, кто первым наступит на них и попрыгает.
   Все еще наблюдающий за мной Улахай нервничал все больше и, наконец, не выдержав, выдавил:
   - Ладно, Шансэй, извини. Ляпнул, не подумав. - как же тяжело тебе просить прощения, парень.
   Еще бы было мне до этого дело...
   - Это твое мнение. Не надо клещами тянуть слова.
   - Ты говоришь так, будто тебе все равно...
   Куда не кинь - всюду клин. Боль в руке все не утихает. Она, издеваясь, идет на спад, а потом вновь атакует девятибалльным штормом. Жует мышцы, грызет кости. Нет настроения строить из себя няшечку, улыбаться и играть со словами. Никому я ничего не должна.
   Уже время.
   Пройдя мимо парня к камину, я произнесла слово-ключ, мельком отметив, что оно неуловимо изменилось.

***

   Смешно, как в тему была моя одежда к той обстановке, в которой оказалась наша и первая группа. Большая площадка, выложенная брусчаткой, а вокруг нее лестницы, стенки. Веревки, натянутые между столбиками на высоте локтя от земли. Еще какие-то приспособления, посверкивающие металлом, дополненным камнем. Участок, огороженный лентой - деревянные ребра куба метров на сто, нутро которого, как паутиной, было затянуто беспорядочно тонкими блестящими нитями. Необычная, но все-таки площадка для тренировок. Только казарм вокруг не хватало, казалось, что мы находимся в поле, а вокруг квадрата плааца на километры идут полосы препятствий. Ну, хоть не в лесу без оружия.
   Сидящий на широкой лавке перед нами Шадауш обвел разношерстную компанию непроницаемым взглядом янтарных глаз и внезапно рявкнул:
   - Построились!
   Дружно вздрогнув, десять человек ошарашено посмотрели на такого расслабленного секунду назад наставника и не сдвинулись с места. А в следующий момент упали на землю, как подкошенные.
   Колотящиеся о дерево, как выброшенные на сушу рыбины, люди вокруг закатывали глаза, тянули руки к животам и глоткам, скребли пальцами пол и пускали кровавые пузыри. Как через пелену доносились до меня их надсадные крики, хрипы и тонкий вой.
   А потом все прекратилось. Просто двадцать человек лежали на земле, посворачивавшись в позы эмбрионов. В полной тишине разносилось тяжелое дыхание, чей-то сочный задыхающийся плач, надрывные всхлипывания и стоны.
   - А теперь встали и построились.
   И каждый, не способный думать ни о чем, кроме только что испытанной боли, поднялся на подламывающиеся ноги и, шатаясь, встал плечом к плечу с другими. Голубоглазая, стоящая слева от меня, старалась сдержать всхлипы, прорывающиеся иканием сквозь сжатые зубы, мулатка, примостившаяся с другой стороны, пыталась стереть рукавом тонкого свитера влагу, собравшуюся в уголках рта, оставляющую красные следы на кремовой ткани. Остальные тоже выглядели не лучше - если не хуже.
   То, что сейчас творилось, не задело лишь меня и Кахаш'нуин и, не знаю, как девушка, но я кожей чувствовала кидаемые на меня из-под тишка злобные взгляды. Больше тех, кто их победил, люди ненавидят только тех, кто видел их слабость.
   Во что же вы играете, наставник? Хотите разжечь взаимную нелюбовь до состояния войны?
   Пройдясь перед относительно ровным строем, Шадауш заговорил:
   - Дон-Залад был проверкой вашей подготовки. И знаете, что я заметил? - выдержав издевательскую паузу и подождав, пока все взгляды не сосредоточатся на нем, наставник зарычал прямо в лицо сероволосому парню, стоящему с края строя: - Вы все бесполезные куски мяса, которые только и можно, что скормить почти ручным зверушкам!
   Отшатнувшийся серый цветом кожи перещеголял свои волосы. А Шадауш, выглядевший, как опасный псих, перешел к следующему, низенькому брюнету с нежным, каким-то даже женственным лицом:
   - Кто-то умудрился запнуться о корягу и свернуть шею. Верно, Макка? - пухлые губы парнишки затряслись и он что-то тихо прошептал.
   Ласково улыбнувшись улыбкой мясника, мужчина прошипел рассерженной анакондой:
   - Не сслыш-шшу!
   - В-верно, наставник! - тонкий, немного визгливый голос противно резанул уши.
   Но мужчина уже не смотрел на него, перейдя к следующей жертве. И для каждого у него нашлись уничижительные слова. Через человек пять я наконец услышала знакомое имя:
   - А ты, Улахай? Заигрался с котятками? Может, еще возьмешь себе на воспитание?
   Странно спокойный Ул, даже не пытающийся вытереть текущую из носа кровь, по-детски широко улыбнулся:
   - А можно?
   В повисшей на плацу тишине можно было слышать, как отбивают бешеную чечетку сердца, меж которых почти не было слышно спокойного, чуть прерывающегося, словно в радостном ожидании, сердцебиения. Ну, блять... Я даже не знаю, что и сказать.
   Шадауш, видимо, тоже. Поскольку, неожиданно хмыкнув и качнув головой, мол "что с болезного возьмешь", подошел к Ин-нии:
   - Тебя придется гонять больше других. Твой дар хорош, но не всегда рядом окажется тот, кто сможет тебя защитить.
   Медуза спокойно кивнула, принимая замечание к сведению.
   - Кахаш'нуин. Справлялась ты хорошо. Поначалу. Не надо забываться и терять контроль.
   Сутулящаяся девушка без особого интереса посмотрела на наставника сверху вниз и, разлепив потрескавшиеся сухие губы, хрипло зашипела:
   - Мой Аркт'сссааш-ши? - дрожь прошлась по строю.
   Даже мне показалось, что тело проморозило до костей и бросило в жар. Ну и голосок - похлеще электрошока.
   Поморщившись, мужчина сказал:
   - Получишь обратно, когда научишься справляться без него.
   Снова незнакомые имена, не интересующие лица, едкие комментарии.
   - Йохнастэф. Придется много работать, чтобы твое оружие перестало тебя убивать. Чего улыбаешься, Драхмель? На твоем счету только змеи да пауки. Уррин... - наставник замолчал, а потом выдавил: - Благородная?
   Мулатка рядом гордо задрала подбородок.
   - Ничего. Выбьем. Шансэй, - я застыла в ожидании приговора, - великолепно. Навыки есть. И спасибо за представление - никогда не видел, чтобы бронированных ящеров убивали ржавой железякой. Ты единственная, кто не умер во время урока. - и Шадауш, даже не подойдя к голубоглазой, отошел и встал перед строем.
   Бля-ядь! И это я раньше думала, что меня прожигают? Да если бы взглядом можно было убивать и обрекать на пытки, я бы умерла множество раз в страшных мучениях. Даже вчерашняя группа смотрела косо. А то как же! Всем разнос, а этой честь и слава?! Я почти физически чувствовала, как рушатся хрупкие связи, налаженные вчера. Я и раньше не была душой кампании, а теперь со всех сторон меня окружает плотным облаком ненависть.
   Легко принять похвалу, обращенную к тому, кому симпатизируешь. Невозможно без зубового скрежета смотреть на то, как гладят по головке того, кто тебе не нравится.
   Чертов, мать его, Шадауш! Чтоб он попал туда, куда попадать не хочет!
   Зато мне стала понятна игра, которую он затеял. Ничто так не стимулирует остальных, как появление "любимчика". И ничто так не подхлестывает одиночку, как толпа жаждущих его крови врагов. Наставник по своей прихоти превратил меня в трофей, голову которого будет рад заполучить каждый. А слухи разносятся быстро...
   - О, Шансэй, я понимаю, что тебе приятна похвала, но не прожигай меня таким страстным взглядом. Я слишком стар для тебя!
   Опустив глаза, я сжала кулаки. Мразь! Чертов паяц! Ну хорошо!
   Я проявлю усердие...

***

   Последующие полчаса превратились в Ад для всех. Наставник заставлял нас бегать, прыгать, перелезать через препятствия, балансировать на бревне под угрозой свалиться носом в грязь, подтягиваться и ползать. Даже с той подготовкой, что дал мне Матр и отсутствием факторов, влияющих на усталость, я чувствовала себя половой тряпкой. На немаркой ткани не так были заметны разводы грязи, как на одежде других, берцы были всяко удобнее босоножек, туфлей и ботинок, и даже эти, казалось бы мелкие несоответствия, заставляли других сплевывать и шипеть ругательства, желая мне самой поганой и лютой смерти. А мне только и оставалось, что ухмыляться и как бы невзначай попадать то одному, то другому тяжелым армейским ботинком по выступающим частям тел. Ну, в части подлянок они от меня не отставали. Первых минут десять. Пока не выдохлись, и им стало не до того.
   Когда Шадауш объявил отбой, сил только и хватило, что выползти на плац и упасть на теплые брусья. Несколько минут блаженного ничего ни делания принесли за собой бурю.
   Прохаживающийся перед нами наставник пренебрежительно цокал языком, одергивая рукава и подол сюртука, смахивая невидимые пылинки с идеально чистой ткани, и насмешливо смотрел на взмыленных и грязных, как свиньи, подопечных. Те отвечали ему взглядами, полными "бескрайней любви" и "трепетной нежности". Не забывая одарить и меня парочкой. Ба, да наставник мой конкурент по популярности! И пока что он лидирует.
   Закончив инспекцию, мужчина припечатал:
   - Дерьмо. Жидкое дерьмо. Всего полчаса разминки, а вы уже ни на что не годны! - и, как последний комок фекалий в унитаз "прекрасного" настроения: - одна Шансэй справлялась прекрасно.
   Это было уже слишком, и я прекрасно осознавала, что прекрасно подготовленная для взрыва почва сейчас разлетится комьями во все стороны. И не ошиблась:
   - Чем она так отличается от нас, наставник?! Тем, что является поганым душегубом? - голубоглазка - кто бы сомневался.
   Хищно сощурившийся Шадауш заложил руки за спину и проворковал:
   - Ты так хочешь это знать? - на месте девушки я бы заткнулась и не отсвечивала - уж слишком подлой была ухмылочка, кривящая тонкие бескровные губы.
   Хотя о чем это я? Какое благоразумие - это же голубогла-азка, которая до сих пор считает, что с ней в бирюльки играть будут и в попку дуть:
   - Да.
   - Прекрасно!
   От громкого восклицания вздрогнули даже пребывавшие до того в полной апатии полутрупы. Еще и глазки приоткрыли, сев в ожидании представления.
   Хлеба и зрелищ!
   Кнута и пряника!
   Не пропустите!
   Только сегодня и только у нас!
   Мадэ ин Эйтрис-Леар!
   - Шансэй, душенька, я же говорил, что слишком стар для твоей страсти. Встань, пожалуйста, и отойди от этой зловонной кучи, а то пропахнешь. И ты встань, Нарис.
   Девушка одарила меня улыбкой голодной акулы и отошла от общего валежника. Нехотя поднявшись на ноги, я подошла к Шадаушу, сдерживая желание воззвать к тлеющей где-то в глубине искре и сжечь его к хренам собачьим. По предплечью, от локтя к кисти, уже потянулись лавовые ручейки, заставляющие вздуваться пузырями кожу, тело подобралось, как для прыжка, пальцы скрючились на манер когтей...
   Мужчина напоказ щелкнул пальцами. И руки мои оказались крепко связаны за спиной, ладонь к ладони. А на разгорающийся внутри пожар словно тонну воды вылили и заключили в непроницаемый кокон. Сзади раздались удивленные охи. Одно дело, перемещения и еда, появляющаяся сама собой на столах, и, совсем другое, когда существо перед тобой одним движением брови творит чудо.
   Недовольно рыкнув, я попыталась добраться до разрушительной силы, с присутствием которой незаметно для себя успела сродниться. Но меня довольно грубо откинули назад, наподдав пинка напоследок.
   А сыто ухмыляющийся Шадауш уже подавал Нарис нечто, напоминающее плоскую дубину с острыми клыками.
   - Держи. Нападай на нее. Не сдерживайся.
   Пригнувшись, я зашипела не хуже Кахаш'нуин и попыталась освободиться. Тщетно. Кажется, долбаный наставник решил унизить меня и дать другим повод для травли. Мразь! Мразь! МРАЗЬ!
   Ну ничего... ничего - у меня еще ноги свободны!
   Словно прочитав мои мысли, Шадауш вперил в меня тяжелый взгляд:
   - Не вздумай отвечать, Шансэй. Иначе будешь наказана.
   Предательская дрожь пробежала по спине, и я сразу поняла - не шутит.
   Ненависть...
   Ярость...
   Злоба...
   Жажда убийства...
   Прими...
   Мотнув головой, я посмотрела на Нарис. Та с восхищением, как на величайшее произведение искусства, смотрела на дубину, взвешивая в ладони. Потом благоговейно прошептала:
   - Легкая, как пушинка... - о да, дорогуша, мне стало от этого легче!
   Глаза девушки, посмотревшей на меня, сначала остекленели, а потом внезапно стали темными-темными, как провалы в Бездну. И я по губам прочла ее слова, обращенные к Шадаушу:
   - Можно, я убью ее?
   Тот лишь сделал приглашающий жест в мою сторону:
   - Давай!
   Звонко засмеявшись, Нарис бросилась в мою сторону, отводя руку для замаха.
   Ебать твои портянки!
   Прими... Haab'k-ter...
   Прими...нас...
   Прими...
   Идите лесом! Меня сейчас убивать будут!
   Шадауш говорил насчет запрета на ответные атаки, но ничего не сказал про уклонение!
   От первого, пробного, удара, я ушла перекатом в сторону. Дерево больно ударило в плечо, я чуть не свернула шею - но времени на пиететы не было. Голубоглазка подозрительно хорошо для такой святоши управлялась с дубинкой. Она не пыталась рубить с плеча, она делала горизонтальный мах, целью которого была моя шея.
   Вот так обычно и бывает. Дай тому, кто громче всех вопит о мире во всем мире циркулярную пилу - и увидишь второй приход Кровавого Джека!
   В девчонку словно бес вселился - она порхала за мной по всему плацу, рассекая воздух дубиной, а мне не оставалось ничего иного, как улепетывать под смешки и едкие комментарии дорогих одногрупничков. Только раз я краем глаза увидела какое-то шевеление и услышала знакомый возмущенный голос:
   - Наставник!
   - Сиди на месте, и не влезай! Наслаждайся...
   Пару раз острые клыки дубинки задевали меня краем, но лишь вспарывали одежду, слегка царапая кожу. А голубоглазая, безумно хохоча, выкрикивала что-то нечленораздельное и все ускорялась. Уворачиваться становилось все труднее - со спеленатыми-то за спиной руками.
   Только бы продержаться до конца!
   Я не дам этим мразям увидеть своего поражения!
   Не доставлю удовольствия!
   И на мгновение показалось, что выдержу. Время текло, конец урока приближался маячком спасения. У меня почти открылось второе дыхание...
   ПРИМИ!
   Властный крик, от которого заложило уши и потемнело в глазах, заставил споткнуться. А в следующий момент спину прорезало адской болью, заставившей заорать.
   Нагнавшая меня Нарис воспользовалась шансом и разделила мою спину косой чертой.
   Время застыло.
   Сквозь уплотняющуюся кровавую дымку я слышала обрывки фраз:
   "Смотрите!"
   "Кровь..."
   "Ее нет..."
   "Чудовище!"
   С тонким звоном лопнул пузырь здравого смысла. Поворачиваясь, я не обратила внимания на скользящий разрез на шее, на скрип костяных лезвий по позвонкам. Лишь встретившись взглядом с победно ухмыляющейся Нарис, еще не осознавшей отсутствия крови, как и того, что я не спешу падать обездушенной куклой, почувствовала, как губы раздвигаются в мертвом оскале и откуда-то из глубины идет вибрирующая волна:
   - Зря, Нарис. - прокатив имя на языке, как изысканное лакомство, я прошептала: - Зря...
   Кровавое безумие, владевшее девушкой, на миг отступило. Черты до того такого прекрасного лица исказила отвратительная гримаса страха.
   О да! Я чувствую запах твоего запоздалого ужаса! Он для меня слаще звука ломающихся костей твоей руки!
   А теперь еще немного, милая. Совсем чуть-чуть. Приляг. И я раздавлю хрупкие хрящики твоего горла. Эта кровь из твоих ран. Она так пьянит и пахнет страхом... Совсем чуть-чуть - будет хорошо и тебе и мне...
   Невообразимый по силе удар сбил с ног и протащил по брусчатке, собирая в бок все занозы, которые только могли торчать из взрытого дубиной дерева. Затормозила я только тогда, когда ударилась головой обо что-то твердое...
   Скамейка...
   А я уж было подумала, что гроб...
   Медноватая кровь на языке и губах...
   Чужая кровь.
   Смачно сплюнув, я села, дернув ободранным плечом. Мир вокруг плыл, постепенно обретая четкость.
   Все тело ощущалось, как пропущенное через мясорубку.
   Окончательно придя в себя, я увидела то, что заставило меня повторно сплюнуть и выматериться.
   Стоящие на ногах люди через одного смотрели на меня с суеверным ужасом, как на больную смертельно опасной и заразной болезнью. Как на жуткого монстра. Как на бешеную тварь, которую надо пристрелить. И дело не в том, что вторая половина не чувствовала того же. Просто они лучше контролировали себя. Но и от них доносился терпкий запах страха. Я чувствовала его липкие прикосновения к каждому миллиметру кожи. Он тяжелым горьким осадком оставался на корне распухшего и пульсирующего языка.
   Что, уебища? Хотели хлеба и зрелищ? Получите!
   Видимо, я сказала это вслух, потому что соединяющий кости плачущей и размазывающей по лицу сопли Нарис Шадауш мгновенно оказался рядом со мной, и мощная плюха снова соединила мой затылок и скамью в страстном поцелуе.
   Как это... мило.
   Ухмыляясь разбитым ртом, я плюнула наставнику на отполированный сапог и прохрипела:
   - Ты сдохнешь.
   Необычайно серьезно кивнув, он спокойно заметил:
   - Я буду осторожен.
   А потом, без предисловий схватив меня за ворот куртки, перевернул, как тряпичную куклу и уложил грудью на скамью.
   - Но сейчас ты ослушалась моего приказа. - освобожденные руки раскинуло в стороны и они намертво приросли к гладкой поверхности, словно всегда были ее частью.
   Одним движением дорвав на моей спине камуфляжку и майку, он отошел.
   Перед глазами попеременно вспыхивали цветные круги, узор часов врезался в ладонь как нож. Необычайно остро.
   Мутило. Хотелось блевать, но меня остановило то, что в принципе и нечем. И то, что Шадауш, эта мерзкая сука, подозвал остальных, как заботливый папочка подзывает своих любимых детишек.
   И тишина. Их шаги почти не слышны. Только ветер треплет края рваной одежды и зло дергает оголенные рваные мышцы.
   Что этот ублюдок глисторожденный собирается делать?
   А, похуй. Что бы он не делал, это меня не сломает. Невозможно сломать то, что давно покрошено в труху и сожжено...
   Громкий свист стал ненужным ответом на не интересующий вопрос. Огненная полоса расчертила позвоночник, задела рану, заставляя притихшую было боль вспыхнуть тысячами новых оттенков.
   Раз. Второй. Третий.
   По нарастающей огненная змея хлыста кусала мою спину, легко и ловко снимая полосы кожи. А вы знаете, что значит выражение "пустить на ремни"?
   Я теперь знаю...
   После пятнадцатого удара сбилась.
   Расслабилась.
   Прикрыла глаза.
   Продолжала сжимать зубы, концентрировать внимание на часах, чей холод, пробегаясь вверх по руке, приглушал чувствительность, позволял Духу абстрагироваться от оболочки. Мягкими объятиями укрывал первые ростки нового чувства, обещающего вырасти в нечто прекрасное, всеобъемлющее. Смертельно опасное.
   За бессчетным количеством острых, мастерских, ударов, я почувствовала изменение. Слабый замах, неуверенный посвист плети. И совсем неощутимое чирканье по низу спины. Змея попала в иные руки, слабые, дрожащие, непривычные - и отказалась резать, лишь огладив истерзанное мясо в лохмотьях кожи.
   За сернистым туманом, хлынувшим в душу вереницей глаз и мягко обвивающихся рук, я слышала лишь шепот. Нежный, понимающий:
   "Как победить страх? Достаточно дать слабой душе оружие, чтобы она уверилась в своей иллюзорной силе...
   Да. Это так. Жалкие сущности с их мелкими страстишками и страхами думают, что возвысятся. Но истинный Ужас живет внутри них...
   Он свернулся тугими комочками и спит. Но ты пробуждаешь его...
   Да. Ты станешь их Кошмаром... Разрушишь все, чем они станут дорожить...
   Ты принесешь возрождение..."
  
   - Хватит! - снова этот голос.
   Я его уже слышала. Но кто это?
   - Не сопротивляйся. Ты боишься, я знаю. Так возьми.
   - Уберите от меня эту дрянь! - уши...режет. - Вы все тут похожи на жалких ублюдков, трясущихся от страха, но пытающихся избавится от него, пиная чужой труп!
   - Но она еще дышит.
   Тоже знакомый голос.
   - И даже не кричит.
   - Может, ей это нравиться?
   - Может, ее раздеть? Еще много нетронутой кожи ос...
   Отчетливый звук удара и чей-то вопль:
   - ТЫ МНЕ НОС СЛОМАЛ!
   - Я тебе сейчас все кости переломаю, и кишки через задницу вытащу! Шадауш, дай кнут.
   - Держи!
   Вот кто тут развлекается на полную.
   - Эй...
   - Эй!
   - Заберите у него кнут!
   - Наставник!
   - Помогите! Уберите этого психа!
   Свист. Мышцы дрогнули в попытке напрячься. Тщетно... Слишком много разрывов.
   Ну и без разницы.
   Но хлесткий удар не получает отклик тела. Кричит кто-то другой. Тонко, визгливо.
   Женские, мужские голоса смешиваются в испуганный птичий гомон. Руки свободны. Пофиг...
   Кто-то подхватывает под мышки. Аккуратно, стараясь не причинить боли. Смешно - что мертвому припарки твоя осторожность, когда все тело как одна рана.
   - Молчи...
   Угу-угу.
   - Знаете что, наставник? Если у Шан не выйдет вас убить, это сделаю я. И умирать вы будете намного дольше и мучительнее.
   - Я учту это. А сейчас, урок окончен. Не забудь о своем обещании...
   Наконец-то они все заткнулись!

***

   Сознание медленно поднималось из темных пустошей, возвращая чувства одно за другим.
   - Я закончил.
   Спокойный голос совершенно не резал слух.
   - Ух ты, да вы волшебник! Но почему не в ванну, а своими руками?
   - Это наш сегодняшний урок. Вы ведь все видели нити, с которыми я работал?
   Нестройный гул вызывает лишь глухое раздражение.
   - Мне пришлось кое-что сделать, чтобы вы смогли их увидеть. К тому же, нити энергии Шансэй странные...
   - Может, это потому, что она монстр?
   Раскат смеха. Наигранно веселого, нервного.
   - Я не потерплю подобных высказываний в моем присутствии. Тем более, из ваших уст.
   Голос на миг становится свистящим, завораживающим. И угрожающим. Шепотки замолкают.
   Холодный палец прикасается к спине. Ведет по позвонкам:
   - Поразительно, я же сам...
   Тихий рык рвется из горла, рука перехватывает чужую конечность. Хруст костей. Вскрик и теплая волна страха, заставляющая довольно урчать что-то внутри.
   Прими...
   - Ail'nel Шансэй, вы можете уже вставать. - мягкие ласковые интонации ничем не напоминают о недавней вспышке неудовольствия. - А вы, Макка, не распускайте руки. Лечить я вас не буду. Пару недель походите с переломом - может умнее станете.
   Открыв глаза, я посмотрела на того, кого держала в захвате. Левая ладонь сжалась сильнее, короткая вспышка пламени по венам заставила пухлого брюнета взвизгнуть и вырваться. Расширенными зелеными глазами он посмотрел сначала на свою покрывшуюся волдырями конечность со скрюченными пальцами, потом на меня. Ухмыльнувшись, я тихо сказала, но звук разнесся по самым дальним углам комнаты, заставляя вздрогнуть всех, кто стоял вокруг стола, на котором я лежала:
   - Я ничего не забыла.
   Прими... нас...
   - Шан! - невесть откуда выскочивший Улахай сверкнул зубами. - Тебе помочь?
   Сев и свесив ноги, я повела плечами. Боли не было. Повернув голову к Ситху, я благодарно склонила голову. А тот, посмотрев на мою руку, укоризненно покачал головой:
   - Не советовал бы я тебе, Шансэй, пользоваться этим. Любое обращение к силе требует равноценной платы. Это может разрушить твое тело.
   Мне показалось, или голос наставника прозвучал прямо в моей голове?
   Ну, как бы там ни было, нечего рассиживаться! Оттолкнув протянувшего руки Ула, я спрыгнула на пол. Покачнувшийся мир чуть не перевернулся с ног на голову, но поддержал меня все тот же настойчивый Улахай.
   - После исцеления ты будешь чувствовать слабость, Шансэй. Не отказывайся от помощи своего друга. В конце концов, именно он тебя принес.
   В который раз кивнув, я обхватила парня за пояс и мы пошли, рассекая расступающуюся толпу, как волнорезом. Право, только фанфар и оркестра не хватает. Похоронного.
   Тут и там, я замечала лица со вздувшимися красными следами. Все-таки Улу не хватало опыта Шадауша, но я была благодарна ему за эти метки. Так будет проще запомнить будущих жертв. Отпечаталась в памяти и еще одна фигура. Высокого худого блондина с немного крысиным лицом и карими глазами. Прижимающего платок к опухшему носу и злобно стреляющего глазами на моего помощника.
   О, я смотрю, Улахай тоже обзавелся поклонниками!
   И в конце, когда мы подошли к столам, нарисовалась Нарис. Бледная, но все равно чертовски уверенная в себе, она с мерзенькой улыбочкой поинтересовалась:
   - Ну и как ты себя чувствуешь, Шансэй?
   Оскалившись, я проворковала:
   - Лучше, чем будешь чувствовать себя ты, когда я раздавлю твою голову. - улыбка плавно увяла:
   - Ты сама виновата...
   - Приготовься к встрече с любимым, милая. Я постараюсь не заставлять его ждать слишком долго.
   Прими...
   Да отвяньте же вы, наконец!
   Плюхнув свои бренные кости на стул, я откинула голову и отключилась. Может хоть сейчас получится нормально поспать? Все равно на слух запомню все, что скажет наставник, а разобрать можно и потом...
   Моим мечтам не суждено было сбыться. В голове была полнейшая каша, мешающаяся с туманом и настойчивыми просьбами что-то принять.
   Знала бы я, что и как это сделать! Приняла бы только ради того, чтобы от меня отстали...

***

   Когда Улахай толкнул меня в бок, все только отходили от длинного белого стола с какими-то склянками. Кивнув ему, я встала и поплелась, сама не знаю куда. Лишь бы подальше от этого ходячего бедлама.
   Неожиданно, меня окликнула Нарис.
   И поворачиваясь, я поняла, что моя порция "приятностей" еще не выжрана до дна. Потому что мне на лицо упали и растеклись белые капли. Я только успела инстинктивно прикрыть глаза, как послышался рычащий, полный ярости, окрик Ситха и испуганные вскрики.
   А когда в лицо впилась жадными зубками кислота, сминая барьеры, рвануло изнутри развеивающееся жуткое нечто.
   Прими наше дыхание! Haab'k-ter nur't kxees!
   Скребанув по лицу, я по-волчьи взвыла:
   - Принимаю, мать вашу!
   Темнота вспыхнула тысячами разноцветных глаз и поглотила тело, вырываясь на свободу.
   Зарычав, прижала руки к животу, из которого, казалось, вот-вот вырвется нечто страшное.
   И, почувствовав давно забытую резь, сделала глубокий вдох.
   Я дышу...
   Что-то тяжело бухает в низу живота, и под кожей вздуваются наполняющиеся густой жижей каналы...
  
   Крики Ужаса музыкой зазвучали в ушах.
   Больше!
   Я хочу больше!
   И пусть их души рвутся на части!
   Я поглощу их все!
  
   *Цебре - разр. неофиты
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"