Аннотация: Фанфикшн. Небольшой рассказик о каноне и оригинальном персонаже в виде дневника.
От Автора:
Написанная история, не для публичного просмотра. Автор взял поиграть с чужим персонажем, чтобы потом вернуть на место, но с добавлением своего в историю развития жизни. Персонаж Мэил Дживас из аниме DeathNote, для тех, кто читает, не видя этого аниме ничем помочь, не могу. Название получилось само собой, как и у многих написанных мною - не совпадает со смыслом. Смертельно занимательно получилось. А так же - критика только развивает меня,.
Dark Blush
22 сентября.
В этот день плотная пелена холодного дождя застилала весь Гонконг. Грязная вода смешивалась с пылью, сигаретными окурками, мятыми пачками от чипсов, другим хламом и стекала в водостоки, которые были едва ли не до краев полны этой чернью. Отвратительный день, промокшие ноги и новые кеды с налипшей на них грязью. Я не промок, надомной держали большой черный зонт с красивой ручкой, на которой была изящно вырезана голова неизвестного мне животного. Еще с раннего утра, я был против ехать на очередную фотосессию, назначенную мне в этот день одним из модных китайских журналов. Но деньги были нужны, потому - следовало. Меня раздражало все: вспышки фотокамер, приказы-просьбы фотографа, взгляды девушки, которая приносила невкусный черный кофе. Мне казалось, этот день будет длиться вечность. Ничто так не выводило из себя, как преследовавшие меня мысли о предстоящем одиночестве.... Выйдя на улицу, я ступил в довольно глубокую лужу и, грязно выругавшись, получил в ответ такой взгляд своего камердинера, который можно было сравнить разве что с пощечиной. Сел в машину и откинувшись на спинку заднего сиденья, только тогда смог расслабиться. Всю дорогу к дому, не мог отвести взгляда от окна. Дождь все еще был стеной, но не такой плотной и, кажется, постепенно начинал терять свою силу. Проезжая мост, низкий, он всего лишь соединял две стороны неглубокого канала, куда направляли водостоки свой мусор, я увидел у самого подножия моста что-то похожее на человеческое тело. Приказал остановить машину. Именно приказал. Жестко. Открыл дверцу и, выскочив наружу, спустился вниз, пачкая кеды в грязи, поскальзываясь и зарываясь правой рукой в гущу темной грязи, добрался до этого места. Сердце колотилось в груди, а мысли имели неприятный оттенок, я не знал, что заставило меня там себя повести, в любой другой день,...да и вообще никогда я бы не сделал подобного. А это действительно был человек. Молодой парень, он лежал на левом боку, одна рука была немного неестественно выгнута, а лицо было... нет, это было не лицо, это было одно сплошное кровавое месиво. Одет он был в узкие джинсы, обтягивающие его бедра и полосатую водолазку состоящую из черного и красного цветов. Верх одежды был разорван в нескольких местах и на груди, я коснулся пальцами его плеча. Надеялся, что этот парень жив. Сегодня мне не хотелось путешествовать еще и в морг или больницу. Хотя его как раз и стоило доставить по второму пункту. Осторожно потряс парня за плечо. Не был похож на бомжа, алкоголем от него не несло, и я решил, что он мог быть вполне нормальным, просто попавшим в неприятную ситуацию. Над моей головой перестал лить дождь, я обернулся и увидел за своей спиной Стивена с зонтом в руке (этого американца отец приставил ко мне несколько лет назад, чтобы быть уверенным в моей непременной безопасности). Он произнес мне что-то на манер истекающего времени, но я не слушал его. Парень тем временем шевельнулся и застонал. Я вздрогнул и приказал Стивену помочь дотащить его до машины, а в ответ услышал: "Да вы с ума сошли". Мне было все равно, я никогда и никому не подчинялся и не слушал так же. Используя все свои силы, я ухватил парня под руки, пачкаясь и отплевывая полезшую в рот грязь, я твердо решил, что должен помочь ему.
Так всё и началось.
Я был идиотом...
24 сентября.
Он проспал около четырнадцати часов.
Меня упрекали все слуги в доме, Стивен грозился пожаловаться отцу, а я только игнорировал всех обитателей своего большого особняка. Может, сделал глупость, зато ощутил себя способным хоть на что-то. Приходивший врач, после осмотра сообщил, что рука незнакомого мне парня просто была вывихнута и ничего серьезного в этом нет, одежду сняли, разбитое лицо тщательно помыли, он стонал, но так и не пришел в себя. Губы неразборчиво шептали, я думал это чье-то имя, но так ничего и не разобрал. Ни документов, ни каких-либо доказательств его личности я так и не нашел. Только пачка сигарет Лаки Страйк и презерватив обитали в его карманах.
Он будто никогда и не жил...
Странный, неизвестный мне, этот незнакомец был по-своему красив. Аккуратные и мягкие, словно детские, черты лица, четко очерченный подбородок, темные волосы были не то каштановыми, не то грязного рыжего оттенка, нос с небольшой горбинкой (это даже не портило его), а брови огибали глаза красивыми дугами. Только вот я не мог увидеть его глаза. Он так и не открыл их. Я отменил все встречи и просидел до позднего вечера в комнате, куда положили моего неизвестного, и разглядывал его, думая. Мысли приходили в голову самые разные, но больше всего мне хотелось узнать его имя. Прожив 19 лет, я не перестал быть любопытным и сам же терпеть себя не мог за это. Наивность сохранялась в моей душе, пусть многие считали меня довольно взрослым. Отец уехал в Америку вести дела и оставил на меня большой особняк в престижном, но старом районе Гонконга, одного на весь дом, но с кучей слуг, выполнявших всю работу. Я стал фотомоделью, и вообще... никогда и ни в чем не нуждался. Просто не мог. Моя мать была американка, у меня была её внешность...платиновые волосы и голубые, цвета ясного летнего неба, глаза. Многие были слишком падки на это. Я не любил многих из своего окружения, и одновременно с этим проводил много времени в компаниях.
Кокаин, героин, водка... Громкая музыка, стук каблуков, причмокивания во время поцелуев... Секс, секс и секс. Я видел в этом много плохих сторон, но не хотел отказываться. Да и зачем? Тогда моя жизнь окончательно обрела бы серость, и я не мог так жить. А, увидев этого парня два дня назад, сейчас я не жалел. Что-то обрело смысл, даже мои мысли стали более чисты. Он пришел в себя около полуночи, ночью с 24-го сентября на 25-ое. Мое сердце снова забилось быстрее обычного, а дыхание стало немного тяжелей. Взглянув на меня, парень попытался подняться, но вместо этого застонал от боли и снова уронил голову на мягкую подушку. Я не помню, что сказал ему тогда, но явно что-то ободряющее. Он спросил, где находится. "В безопасности", - у меня не нашлось другого ответа, да и все это походило на сцену из яркого американского триллера, и потому мне нравилась сказанная фраза. Я посоветовал этому парню не возникать, потому, что он мог умереть.
Кажется, на него подействовали мои слова.
Кажется, у меня появился смысл жить.
Кажется, у него этот смысл был.
Я попытался узнать его имя. Он слишком долго думал или просто молчал, прежде чем ответить мне, назвав свое имя. Я даже посомневался немного, настоящее ли оно. Но у него не было амнезии - это порадовало на минуту. Какое-то американское было это имя, но на мой вопрос, откуда он, я ответа не получил.
Парень снова провалился в бессознательный сон.
Твое имя - Мэтт.
Я полюбил это американское имя.
25 сентября.
Мэтт пришел в себя.
Полностью.
Не только поднялся с постели самостоятельно, а и попытался сбежать, но его остановила горничная, слезно умоляя остаться и не выбегать на улицу в одном махровом халате. Я тогда уехал в сопровождении Стива на встречу с очередными заказчиками моего лица, для страниц журнала. Вернувшись, сразу же дал всем указания и побежал в комнату своего "заключенного", которая была заперта служанкой снаружи. Тихо отперев двери, я заглянул к нему. Мэтт сидел на краю кровати, обхватив взлохмаченную голову руками и запуская пальцы себе в волосы, халат, который он натянул на себя, был распахнут в области груди, я невольно задержал на этом взгляд, но потом просто прошел в комнату, осторожно прикрыв за собой двери - чтобы не выскочил. Но больше бежать он не собирался, как мне показалось.
Я сел рядом. Заговорил первый,...а потом заговорил он.
Что же ты делаешь, Мэтт.
Я начал привязываться к тебе в первый же вечер, хоть и узнал немного. Ты не рассказал, пусть я и допытывался, что с тобой случилось. Не рассказал мне, где живешь, как попал в Китай. Не рассказал мне ничего, что я хотел знать. Только говорил, что тебе нельзя долго оставаться у меня, нужно не сдаваться и прочее. Единственный вопрос, который ты мне задал: "И какое имя у моего спасителя?" я разглядел в этом легкую иронию, но ответил "Юки - пишется как снег, но читается по-другому". Ты кивнул и даже улыбнулся мне. У тебя была естественная, красивая улыбка, Мэтт. Был еще вопрос, чем ты мне обязан, но я проигнорировал его так же, как ты игнорировал мои вопросы. Какие-то глупые темы продержали нас в твоей комнате до полуночи, но ты обещал или просто уверил меня, что не уйдешь, по крайней мере, в ближайшее время. Это немного успокоило меня. Я не стал говорить ничего по поводу твоего сонного бреда, сигарет и личной вещицы в кармане. Было бы лучше промолчать, как я и сделал. Сердце неприятно кололо, когда я встречался с тобой взглядом. Я не узнал тебя, но не выдержал и рассказал о себе. За один короткий вечер, ты узнал многое. Что мой отец развелся с матерью после её измены, когда мне было 12, и с тех дней ненавидит меня еще больше, чем презирает. Однако отец делает всё, чтобы я ни в чем не знал нужды. Еще ты узнал, что я окончил престижный китайский коледж; что у меня никогда не было девушки; что я кручусь в модельном бизнесе и ненавижу это. Ты знал почти всё. Я же - не знал ничего. Но ты сказал, что просто попал в неприятности, и мне не стоит беспокоиться. Да, конечно, ты можешь сам о себе позаботиться, но я предпочел оставить тебя в своих владениях. Сказал об этом, а ты - это было так странно - не стал мне перечить. Было поздно, и мне пришлось уйти, давая тебе, возможность лечь под теплое одеяло на просторной постели и видеть сны. Я считал, что в твою голову должны были придти только светлые сны. Иначе быть не могло. Может, ты был бесом, что поднялся в тот дождливый день из подземелий ада, чтобы украсть мою душу. А, возможно, ты был ангелом, что спустился с небес на грязную землю, для того, чтобы завладеть моим сердцем.
Я не знаю.
Но я видел цвет твоих глаз, полных и жизни и смерти одновременно.
Они были серыми, цвета будней, которых я так боялся.
28 сентября.
Завтракали, обедали, ужинали мы вместе. Ты предпочитал все, не отказывался, благодарил, и вообще вел себя так примерно, что я не мог не засматриваться. Не знаю, ловил ли ты на себе мои внимательные взгляды, но я старался поглядывать незаметно. Твои губы смыкались и размыкались, когда ты говорил мне что-то по поводу овощного салата или мясного блюда. Выпивая чай, кофе с молоком, какао или даже мате, ты медленно проводил кончиком языка по верхней губе, нежно очерчивая её контур, а я в этот момент едва ли не лил свое питье мимо рта. После любого приема пищи ты закуривал. Всегда одни сигареты. Не смотря на то, что у тебя могли быть дела (а на самом деле, какие дела, Мэтт?), никогда не опаздывал к ужину, хотя мог пропустить обед. Тогда я грустно, ничего не съедая, возил вилкой по тарелке, перекатывая горох или кукурузу с одной стороны блюда в другую. И все-таки ты чувствовал себя отлично, я отдал тебе постиранную одежду, от которой пришлось освободить твое тело в тот день. В нескольких местах разорванную полосатую водолазку зашила горничная, я даже сказал ей "спасибо", чего раньше за мной никогда заметно не было. Ты был, как мне показалось, рад этим вещам. Спросил, что-то про портативную приставку, но я отрицательно покачал головой и отводя взгляд, будто был в этом виноват. Общаться было, легко, а ты, все еще ничего не рассказывая, уходил на весь день, но вечером возвращался. Нечего рассказывать, нечего сохранять эти общие дни в моей памяти. Они совершенно не нужны. Я отчего-то стал меньше выходить из дому, исключительно по делам. За окном дождь больше не шел. Иногда только покрапывал немного, окропляя землю холодными грязными каплями. В это же время со мной творилось, что-то странное. Ночью я не мог уснуть, долго ворочался, и в итоге, вставал, проходил в правое крыло особняка, а мои ступни едва ли не примерзали к холодному паркетному полу, проникал сквозь неплотно запертую дверь к тебе в комнату. Ты разрешал мне ложиться с тобой и даже обнимал меня. Несколько минут мы оба смотрели в окно: шторы были неплотно задвинуты, а на темном ночном небе отчетливо мерцали такие далекие и загадочные звезды. Ты прижимал меня к себе, словно мягкого плюшевого зайку, и в этот момент сердце билось где-то в голове, а мой голос начинал оседать и хрипеть. Не знаю, что так волновало меня, ведь это все было так по-детски, почти наивно, и одновременно со всем я чувствовал твою нежность. Я быстро засыпал, сопел в подушку, ощущая, как твои сильные руки обнимают мое довольно хрупкое тело.
Наверное, я уже тогда стал твоим, Мэтт.
Не стоило...
2 ноября.
Меня расстраивали многие вещи. Очень многие. Это всё было для меня, словно кухонным ножом в сердце ткнули, и еще и прокручивали там внутри этот нож. Я истекал мыслями, словно кровью. Было больно, но я не злился. Совершенно.
Твое тело было совершенно.
Твои действия.
Твои приоткрытые губы, когда ты восне снова и снова что-то шептал.
Я даже набрался смелости и спросил у тебя, о ком ты думаешь. А ты покачал головой и пробормотал, что-то невнятное. Ты любишь кого-то. И... действительно. Тебе не нужен я. Мне казалось - я балласт у твоей жизни, хотя кормлю тебя и стараюсь заботиться. А ты для меня словно щенок. Да. Я решил так относиться к тебе. Словно к пушистому, послушному и всегда радостно виляющему хвостиком щенку. А разве не дано хозяевам любить своим питомцев? Черт. Не за чем мне влюбляться в тебя, чтобы страдать потом, как страдают молодые девчонки за моими фотографиями в журналах мод. Глупостей в мире итак достаточно. Не хочу быть с кем-то, это так обязывает, тем более не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым из-за моей привязанности. Я решил помочь тебе в поиске. Ведь ты уходил каждый день, чтобы найти его. Я был уверен, что это именно он, а не она.... Не знаю, откуда была эта чертова уверенность, наверное, я чувствовал. Но прошло несколько дней, и я так изменился, что даже стал думать по-другому. Мысли были более серьезны и вместительны. Ты много курил. Очень много. Я заметил это сразу, но твоя мятая пачка сигарет лежала в ящике стола в моей комнате, я молча скрывал это, да и тебе, наверное, было не до этих мелочей. Каждый день я находил в мусорном баке около дома пустые пачки Лаки Страйк. Нет, я не рылся в мусорнике. Просто это единственные пачки сигарет, что были мне известны ярко-красной окантовкой. Словно цель. Еще попросил Стивена разузнать у тебя, нужна ли помощь. Ты отказался. Я проиграл в этом. Было даже немного обидно, я залил эту обиду крепким кофе и решил, что сам был не в праве навязывать тебе помощь,...но ведь и не навязывал. Может так правильно. Может, ты должен будешь управиться сам.
Я действительно не хотел тебе мешать. Так же, как и не хотел влюбляться.
Но я уже любил тебя.
И не мог ничего в этом изменить, как сильно не было мое желание.
14 ноября.
Время быстро пролетело. Несколько недель, словно один день. Черт. Я каждый день начал ощущать странную боль, но когда ты меня обнимал, эта боль пропадала. Ты разрешал целовать себя. Твои мягкие теплые ладони, чувственные пальцы, каждую ночь нежно блуждали по моему телу. Мы не занимались любовью, ничего такого не было. Ты сразу запретил мне две вещи. Возможно, это была мягкая просьба, но я принял это за приказ. Не касаться губами твоих губ и не сметь трогать твое тело внизу живота. Я был согласен. Чтобы только не лишиться тебя полностью. Наверное, это принадлежало кому-то другому.
Кто это был...Мэтт.
Почему ты никогда не говорил мне, кто нужен тебе больше меня?
Я стал, едва ли не одержим. Считал часы, минуты до наступления ночи и тогда, только тогда я мог быть счастлив. Многие часто одиноки в это время, но для меня было совершенно наоборот. Мои губы смыкались на твоей шее, спускаясь легкими поцелуями к груди, пальцы нежно скользили по твоему упругому животу. Ты, наверное, качал пресс. Не стоило и проверять, было видно, что ты очень сильный. Сильнее меня. Намного сильнее. Просто я никогда не занимался ничем, только пару месяцев ходил на кендо. Это было неудачно и мне тогда было всего лишь 8 лет....Но это сейчас не имело значения. Нарушать твои запреты я не пытался. Узнав немного твой характер по прошествии стольких дней, я понял - нарушу, останусь ни с чем. Мне было хорошо с тобой. Наверное, так и должно было быть. Мы обнимались, даже некоторые моменты просто разговаривали о всяких жизненных глупостях. Ты проводил подушечками пальцев по моей спине, а я прижимался к тебе всем телом, начиная от этого заводиться. Это было странно для меня. Я получал удовольствие только от одних твоих прикосновений. Секс мне больше не был нужен. Ты просто был рядом, а я был твоим полностью. День, темная и тихая ночь, скучный день и снова та же ночь, потом еще один идентичный день.... Повторялось, все текло в моей жизни, словно по сценарию, но я больше не обращал на это внимание. Это похоже на драму, но это действительно было так.
Драма.
Моя жизнь превратилась в это направление, и я понимал, хорошего конца не будет. Не было ни одной драмы с хорошим концом: смерть, разруха, молодая девушка, плачущая над холодным телом любимого солдата и тому подобное. А ведь ты найдешь своего любимого, ты же ищешь его, Мэтт, я понимал это, а я... отпущу тебя. Я уже решил, что не буду держать тебя. Не имею на это ни достаточных сил, ни малейшего права. Ты только не уходи молча, а скажи, почему уходишь. Тогда, наверное, мне будет не так больно. Не смотря на боль и страх, я не плакал, так ни одного разу и не заплакал. Просто не смог. Я не знал, как это - плакать. И не было смысла в слезах. Какие бы они ни были: горячие или холодные, слезы боли или счастья... Ничего бы не изменилось.
Не нужно плакать.
Я должен быть сильным.
16 октября.
Этой ночью я услышал, что ты говоришь во сне. Сквозь не задвинутые шторы в комнату заглядывала молодая луна, аккуратно и плавно забрасывая холодные лучи на покрывало, под которым были мы. Я не мог уснуть и находился в состоянии полулежа, подпирая ладонью щеку и рассматривая твое лицо. Ты был полностью расслаблен, от тела исходило тепло, которое заставляло меня придвинуться к тебе еще ближе, и так же мои тонкие пальцы нежно касались кожи твоей щеки, мягко поглаживая её. Я знал, что от такого ты не просыпаешься. Твои губы были слегка приоткрыты, и воздух вместе со словами легким свистом срывался с них. Я бы все отдал, только чтобы коснуться, попробовать на вкус, наверное, твои губы были действительно сладкими. Я хотел это знать. Какой ты на вкус. Заснуть я так и не смог. И думать тоже не мог. Мысли не хотели совмещаться.
Я не заплакал.
А сказал ты его имя, да? Михаэль...
18 октября.
Билеты. Я купил билеты на самолет в Лос-Анджелес. Мне нужно было увидеться с отцом, а оставлять тебя в грязном и похотливом Китае я не желал. Потому взял два билета первого класса и этой ночью ты согласился улететь со мной, наверное, не нашел его в этом городе. Может, я был для тебя естественным путеводителем, а, может, у тебя появились более интересные причины уехать отсюда. Тебе не нужно было собирать вещей, разве что купить несколько пачек сигарет, я знал - ты выкуришь их еще до вылета, а я взял с собой только все необходимое. Необходимых вещей было у меня мало. Деньги, кредитные карточки, капли для глаз, теплая кофта и белье. Спортивная сумка казалась полупустой, хотя в действительности она такой и была. Только вот несколько часов до отъезда я чувствовал себя просто отвратительно. Кружилась голова, меня без конца мутило и била легкая дрожь. Я выпил несколько таблеток, или несколько десятков таблеток. Секунда сохранялась в моей памяти, а другая секунда - нет. Я лежал на спине, перекатываясь на бок, потом на живот. Поднимаясь и идя на подкашивающихся ногах к ванной, я чувствовал себя, словно наркоманом. Внизу живота, и в самом животе происходила война. Ты тихо успокоил меня, сказав хриплым голосом, что это все нервное. Но разве у меня были причины нервничать? (Я ведь не нагружал себя мыслями, и даже не звонил отцу, чтобы сообщить время приезда, я сразу же отказался от затеи жить у него и его встречи в аэропорту Лос-Анджелеса). Такого просто не могло быть. Я обещал тебе, что справлюсь, а ты нежно обнял меня, обвив сильными и нежными руками мою хрупкую талию. Это увидел Стивен, зашедший в комнату, напомнить о времени, я пригрозил ему многим, если кто-то узнает. Кажется, он понял меня. До отлета совсем немного, а я не мог привести себя в порядок. Возможно, это что-то знаменовало.
Я не мог знать, сколько осталось до конца...
А если мог, то не хотел бы.
19 октября.
Мои симптомы улеглись, отпустив меня, почти перед самой посадкой на самолет. Ты держал меня за руку, я сжимал твои теплые пальцы, будучи не в силах отпустить тебя хоть на секунду. Мне казалось, эта боль может вернуться. Небо было густого лазурного цвета, я поднял на него взгляд, ловля белые пушистые тучи и, пытался не думать о ненужных мне вещах. Первый класс, мягкие сиденья, любые напитки и улыбающаяся стюардесса в строгом, но коротком, открывающем стройные ноги костюме. Мы сидели рядом, разделял лишь жесткий подлокотник.
Ты улыбался...
Твою улыбку и красивые серые глаза, я не хотел забывать никогда.
Добиралисьмы много времени.
Ночь в отеле провели вместе. Никакой выпивки, только я твой, а ты...не мой. Нет.
21 октября.
Столица развлечений, город грез и исполнения надежд.
Прошло не так много времени, но мы были вместе, и лишь на пару часов ты уехал. Я разрешил тебе покинуть меня, но все время твоего отсутствия сердце щемило, и я простоял у окна. Смотрел в даль открывающегося города. Намного светлее, намного теплее Гонконга, чище и, возможно, безопаснее. Я впервые был так далеко от дома, но не жалел. Не хотел бы вернуться,... Взгляд невольно остановился на набережной, я подумал о том, что желал бы остаться здесь, с тобой, чтобы ты разрешил мне быть ближе и тогда мы могли каждый вечер спускаться к песку и, смотреть на солнце, скрывающееся кроваво-красным диском в холодной воде.
Закат...
Когда ты вернулся, была ночь, я уже лежал в холодной постели и тщетно пытался согреться. Меня била легкая дрожь, взгляд блуждал по темной комнате, шторы я задернул. И даже тогда я не плакал. Только вздрогнул и весь сжался, когда ты молча, не произнеся ни слова, лег рядом и, придвинувшись ко мне, обнял меня. Нежнее чем обычно, и твое тело было намного теплее, или это я слишком остыл в одиночестве. Что-то было не так. Мы молчали,... Я боялся даже дышать, думая, что это будет слишком громким звуком. Сердце билось так громко, что разрывало для меня тишину этой тяжелой ночи. От тебя пахло по-другому. Не так как всегда. Не духами, не девушкой, не сигаретами и даже не сладковатым пряным запахом пота или грязи долгого дня. От тебя исходил аромат...
Шоколада.
От этого я закусывал губы и пытался дышать ртом, чтобы не чувствовать этого противного запаха. Шоколад. Ты ведь сказал мне, что ненавидишь его. Никакой шоколад не нравился тебе. В вазочке из хрусталя, ютившейся на обеденном столе моего дома всегда лежали разные шоколадные изделия, но ты ни разу не притронулся, ни к одному из них. Шоколад черный, белый, молочный, с ликером, орехами, цукатами, мятными или перечными добавками. "Гадость" сказал ты. А я только понятливо кивнул, и эта тема была запечатана семью замками. А сейчас...ты обнимал меня, дыша мне в плечо и касаясь носом шеи, а я чувствовал тонкий, но уловимый и разборчивый запах этой сладости. Сердце щемило, покалывало, а я терпел, даже не смея съеживаться от этой охватившей меня боли. Не знаю, что так насторожило меня, но уснуть я не мог. А ты молчал и довольно быстро уснул, тихо дыша, а я все слушал твое дыхание. Возможно, когда любишь человека, обязательно почувствуешь, когда конец наступает на пятки. И тогда придется в спешке наслаждаться каждой секундой проведенной рядом с ним. Я помнил, что обещал себе отпустить тебя, но так же понимал - это самая большая боль в моей жизни. Легче было раскаленную кочергу себе в задницу воткнуть или угля догорающего наесться, чем остаться без тебя. Именно не одному, а без тебя. Свет луны не проникал в комнату, а хотел вспомнить наши лунные вечера, но не мог. Шум ветра за окном, казался мне чьим-то нашептыванием. Неужели я уже потерял тебя, Мэтт? Этот запах. Он проникал мне в нос, глубже, дальше, в вены, смешивался с кровью, отравлял мое тело и душу. Я прикрыл глаза, зажмурился. Тихо застонал от боли, пронзавшей мою душу.
Ты мирно спал, в то время как я молча бился в агонии своих чувств.
Я всегда хотел быть сильным, а не только казаться таким. Но, кажется, это не может быть совместимо со мной. От собственных переживаний, я слишком ослабел. Так и знал.
Не стоило ведь ехать в этот город?
Мы столько времени вместе, а наши сердца сблизились разве что на сантиметр (с)
22 октября.
Такого сильного дождя я не наблюдал с того дня, как нашел тебя тем сентябрьским вечером. Дождь...он догнал меня даже в солнечном Лос-Анджелесе. Осень. Ты знаешь, прошел ровно месяц, как я впервые увидел тебя. Возможно, это короткий отрезок времени, но мы оба изменились. А может, я просто хочу верить в то, что ты изменился, так как изменился и я сам. Дождь. Увесистые, но теплые капли стучали в прочное стекло окон гостиничного номера. Я молча сидел на кровати, чувствуя под собой мягкие хлопковые простыни от которых исходил запах бельевого смягчителя. Лаванда, наверное,... Тонкий цветочный аромат вонзался мне в нос, я хотел чихать. Стеклянным взглядом, я упирался в пол, перебирал каждую ворсинку на темном ковре, сжимая пальцами простыни под собой. Я не хотел, есть, спать, не мог даже прилечь, зная, что от подушек, одеял, мой нос будет вытягивать только твой запах, и никакая лаванда его не сможет перебить. Я не считал медленно идущее время, не слушал громкий дождь, который с каждой минутой лишь усиливался. Напоминал сам себе статуэтку без чувств, без сердца, без ничего внутри... Пустота, а поверх нее - твердая оболочка из непрочного материала. В груди щемило, это было больно. Действительно больно.
Ты ушел утром...
Сейчас солнце уже заходило за горизонт, бросая на воду неестественные яркие блики, совершенно не придавая пейзажу соблазнительности этим вечером. Я ведь никогда не думал, что моя жизнь обретет очертания агнста. Я совершенно ни о чем не думал. Всегда мои мысли были заменены действиями, одиночество забивалось выпивкой, усталостью, общением и разной работой. Только сейчас мои мысли уперлись в одну точку соприкосновения. Тебя нет. И ты не сказал, что уходишь, что вернешься, что свяжешься со мной, что нашел того единственного - другого. Все утро мы молчали. Я так и не заснул ночью, а ты поднялся слишком рано,... Солнце еще не встало, а ты уже был умыт и одет. Я приоткрывал глаза, поглядывая на тебя, а ты - двигался тихо, действия были точны и четки. Не понимаю.... Зачем ты приходил ночевать, если сбегаешь? Будто парень, под ЛСД трахнувший очередную нимфетку побыстрее убегает, чтобы не чувствовать осадка после произошедшего и не смотреть ей в глаза. Мой взгляд ловил очертания твоего точеного профиля в полутьме комнаты, я боялся дышать, боялся чихнуть, или сделать неосторожное движение - и ты понял бы, что я не сплю. Интересно, чтобы ты тогда сказал мне? Полосатая водолазка, джинсы странного покроя, горькие, невкусные сигареты, лимонно-апельсинового оттенка стекла тех. очков, которые так часто скрывали красивые серые глаза с внимательным взглядом и нежная улыбка. Ты. Я не мог поверить, что сейчас ты уйдешь, не попрощавшись. Возможно, ты считал, что я пойму, а может, думал - прощу и быстро забуду. Нужно было привыкнуть.
Тихо щелкнул дверной замок, и тебя уже нет в моей жизни.
Я просто понял - ты не вернешься. Тяжело, больно, обидно...я сам не ощутил, как заплакал. Мэтт, знаешь, никогда не думал, что плакать на самом деле так больно. Грудь сжимают тиски, голова начинает кружиться, а дыхания не хватает. Салфетки где-то есть, но идти за ними, нет сил. Только боль, садящееся кроваво-красное солнце и проливной осенний дождь за окном. Мокрая подушка, щеки неприятно трутся о наволочки, глаза щиплет, пальцы холодные. Я словно в трансе. Не могу без тебя жить, Мэтт. Я не так силен, как ты мог предполагать.... Это ты виноват. Ты сделал со мной такое. И дороги назад больше нет,... когда я поднимал тебя из грязи ровно месяц назад, тогда все мосты с путями отступления и были сожжены. Падаю на колени перед своей сумкой, больно, может, и нет, я не чувствую - мне все равно. Дрожащие пальцы расстегивают молнию, роются внутри, достают единственное, что попалось на глаза - кетамин.
Я знаю, не раз Стивен разными путями доставал мне его. Препарат может действовать как эффективный антидепрессант, хотя его галлюциногенные свойства вряд ли когда-нибудь позволят применение для борьбы с депрессией. И все же... в тот момент мне было ровно пополам. Белый или почти белый кристаллический порошок был растворен, шприцы, белая дверь ванной комнаты...
Я сидел на полу, прислонившись спиной к холодной кафельной плитке, она была темного цвета, или у меня просто темнело в глазах. Едва ли видел свою руку, держащую наполненный шприц. Как я мог достать все это? Легкие дозы, Стивен колол мне его еще в Гонконге по совету одного знакомого. Чтобы улучшить мое состояние, чтобы я больше спал. Это был секрет, не нарушаемый секрет. И с собой он тоже положил мне препарат... Кетамин, использующийся и для анестезии, не мог быть задержан при проверке, хотя его просто, наверное, решили пропустить. Сейчас... Мне станет лучше... Легкая боль в руке, кружащаяся голова. Состояние безжизненное, минуту, две - я ничего не чувствовал. Потом...потом я почему-то вспомнил твою улыбку. К горлу подкатил комок, и меня вырвало. Шприц откатился по гладкому полу и звонко стукнулся о приоткрытую дверь. Слишком громко... Мэтт, я бы хотел, чтобы ты сейчас вернулся и помог мне...вызвал скорую помощь и.... Снова вырвало. Было тяжело дышать, рот был наполнен горькой слюной. Так противно.... Наверное, я вколол себе слишком много. Но какая разница. Тебя нет рядом, чтобы помочь мне спастись или даже умереть.... Наверное, ты знал. Знал, что я люблю тебя.... Потому и ничего не сказал, уходя. Не смогу перед тобой извиниться, Мэтт. Я даже не знаю твоего настоящего имени, но это - было красивое. Муть в глазах, резко сгущающая темнота и горечь во рту, мокрые руки, кружащаяся голова. Не стану извиняться. Зачем? Ведь я люблю тебя. Возможно, ты узнаешь об этом, и тебе не будет все равно. Закуришь, посмотришь своим задумчивым и всегда таким красивым взглядом перед собой, возможно, вспомнишь обо мне, что-то хорошее. Из глаз потекли слезы, а я их не чувствовал. Кетамин. Обезболивающее. Мне больно, Мэтт. Сердце бьется медленнее, сильнее. Дыхание прекращается.... Не вспоминай меня. Теперь, я не достоин. Но ты будешь не один. А я... тоже. Сам подписал себе приговор, а людям свойственно платить за ошибки. Любовь - тоже дорого стоит. И слишком дорого она стоила для меня...
Тук-тук. Мое сумасшествие было из-за тебя. Последний удар, глоток воздуха, последняя боль и...Воспоминание о твоей улыбке.
Не умирают от любви давно,
Лишь сердце барахлит ночами,
И жизнь, ведь прожита давно,
Врачи пожмут беспомощно плечами (с)
Эпилог.
Заметка в не слишком распространенной американской газете вышла на следующий же день, самая нижняя колонка на странице из дешевой бумаги, но заголовок был выведен крупными буквами, и интересующимся не составляло труда поинтересоваться, купить и узнать:
"Семнадцатилетняя американская модель - Юкито Такаши - лицо многих модных журналов, скончался прошлой ночью при странных обстоятельствах. Полиция не дала четких комментариев о происшествии прошлой ночью, но есть подозрения - самоубийство. Нельзя поверить так же в то, что красивый и узнаваемый молодой человек мог сам вколоть себе анестезирующее, труднодоступное лекарство. Концентрация кетамина в его крови, как было выяснено, составляла дозу смертельного отравления через кровь (7,0 мг/кг) и печень (6,3 мг/кг). Дело не закрыто, ведутся дальнейшие расследования, возможно, имеющие продвижение в дальнейшем. Многие приносят свои соболезнования отцу Юки, крупному американскому бизнесмену, который, узнав о кончине сына, приехал на место происшествия. "Все мы - смертны,- ответил он на вопросы прессы. - Только не каждый способен принять это" ".
Сжав в руках купленную ранним утром газету, молодой парень с темными растрепанными волосами, опустил пустой взгляд, не чувствуя горячих слез, стекающих по щекам.
- Что за дерьмо ты читаешь,- тонкие пальцы выдернули из его рук статью, и она тут же была скомкана и брошена в дальний угол комнаты, шторы в которой были плотно задернуты. Высокий блондин, ухмыльнулся и скосил взгляд на расстроенного парня.
- Как ты думаешь...- его голос был тихим и безразличным в тот момент.- Куда попадают после смерти?
- Какой?- слышен звонкий звук разрываемой фольги и комнату наполнил легкий и тонкий аромат черного шоколада.
- Любой...
Молчание, гордый взгляд и диван прогнулся под небольшим весом блондина, который сел рядом, проводя кончиком языка по краю горьковатой шоколадной плитки.
- Наверное, они попадают в сумерки, в место, где всегда звенят колокола...
FIN
P.S. Подробнее о колоколах вы можете узнать в 27-ой серии Тетради,.