Аннотация: Рассказ про войну в Чечне, частично моими глазами, написанный, что называется, по впечатлением, сразу по приезду.
В ПЕПЛЕ
Проснулся.
Кто-то закашлял за спиной, звонко соприкоснулись стаканы, и я открыл глаза.
Грохот "Урала", в котором тряслись девять с половиной часов, стал уже привычным, как вечно трещащий холодильник в квартире. Задница болела от впившегося в нее предохранителя моего АК: пришлось положить его между сидений и сесть, поскольку места больше не было. Набились, как зеленый горошек в банку. А за спиной четыре сержанта (два из которых младшие) пили водку и закусывали кусками вареной курицы, чей липкий запах уже давно заполнил ощутимое пространство вокруг.
У меня хрустнули шейные позвонки.
Нет, не так представлял я себе войну. Вернее, не войну даже, а саму Чечню. Официально здесь не война, а контртеррористическая операция ведется. Но перед глазами у меня почему-то бегали отчетливые кадрики разнообразных "кавказских фильмов": отрезанные головы вдоль дороги, темные подвалы и голодные полуслепые солдаты в рваных хэбэшках.
А оказалось - за окном уже светает, первые лучи солнца греют щеки, и нет ничего, что могло бы показаться опасным. Разве что мое собственное воображение заставляет задерживать на секунду дыхание, вглядываться в зеленые холмы, искать за шевелением кустиков у обочины "злобных чеченов" с лентами гранат через всю грудь, а в песке - следы сапог и свежую кровь. А еще кажется, что там, на природе, очень тихо.
Действительно, в груди есть какое-то напряжение, словно предчувствие, но стараешься отмахнуться от него и просто смотреть на бордовое, еще не столь яркое солнце, выбрасывающее лучи из-за верхних сопок.
Кто-то неловко ткнул меня локтем в позвоночник и невнятно буркнул извинение. Следом в руку сунули стакан, окончательно заглаживая вину, и я залпом выпил. Водка, конечно, паленая, купленная на границе у своих же погранцов, и горло разодрало будь здоров, но зато спать расхотелось совсем.
Жуя хлеб, я вновь повернулся к окну. Да, наверное, тихо снаружи, и даже птицы не поют. Есть ли здесь вообще птицы? Словно в другой мир попал.
Сбоку от меня сидел молоденький лейтенант Соколов и старательно делал вид, что не замечает контрактников, пьющих позади него водку. Соколова терзала мысль, что он не может в приказном порядке прекратить безобразие, но ситуация складывалась такая, что Соколова никто бы слушать не стал. Поэтому лоб его покрылся легкой испариной от бессилия воли, Соколов смотрел в окно и мял пальцы. Мерная тряска "Урала" укачивала. Зачем я вообще проснулся? Снова прислонился к жесткому сиденью и закрыл глаза.
А перед глазами - солнце.
* * *
Вторая полоса пограничников встретила нас ближе к десяти часам утра.
К тому времени ощутимо потеплело. Открыли окна, и когда внутрь "Урала" ворвался весенний ветерок, я понял, насколько здесь все пропахло потом, водкой и курицей. Теперь спали только те четверо, что все утро занимались снятием стресса. Лейтенант Соколов, которому не повезло оказаться старшему, распорядился выбросить пустые бутылки прямо на ходу через форточки. Правда, в это время мы как раз и подъехали к посту, так что бутылки просто запихнули под сиденья.
Сейчас, насколько я знал, всех должны были разбить на группы, и каждая отправилась бы в своем направлении. Наш трехсотый МИТ ехал в Аргун.
Машина заскрипела, останавливаясь. По бокам дороги вынырнули доты - сваленные мешки с песком. Из окон на нас с подростковым любопытством, смешанным с испугом глазели срочники. Все, как один, в касках и с автоматами, худющие, с грязными разводами на щеках и белеющими вытаращенными глазами.
"Урал" затих, но грохот остался. Совершенно отчетливо стало слышно, как кружатся в небе вертолеты. Шум их глушил едва ли не больше, чем шум машин. В своем родном Владимире после такого вот "кавказского шума" я спал, как убитый, и музыка с улицы, шум легковушек и грохот трамваев казались мне сладкой музыкой.
- Все на выход! Строиться перед "Уралом"! С вещами! - не особо внятно, но громко произнес младший лейтенант.
Я подхватил рюкзак и автомат.
На улице пыль мгновенно забилась в нос и лезла в глаза. Приходилось щуриться, чтобы разглядеть хоть что-то в пыльном полумраке, созданном остановившейся колонной автомобилей. Над головой низко кружились вертолеты, где-то неподалеку тяжело, ощущая свою силу и превосходство, громыхнула "савушка", земля под ногами вздрогнула. Срочники-погранцы, которых, судя по всему, нечасто радовали такими наездами, с интересом наблюдали из своих укрытий за суетой, царившей вокруг колонны и около нее.
Лейтенант выставил нас в две шеренги и произнес длинную речь, в целом сводившуюся к тому, чтобы никто никуда не разбредался, пока он, то есть Соколов, не отдаст соответствующего приказа. И чтобы не бухать, не ругаться, не драться и не воровать.
Ясное дело, что слушали лейтенанта мало. Срочники уселись в траву около обочины и закурили, разглядывая то БТРы, носящиеся взад и вперед по дороге, то "вертушки", делающие в принципе то же самое, только в небе.
- Как Чечня, Леха? - контрактник Серега, тоже с трехсотой МИТ, подошел ко мне и кинул свой рюкзак возле моего в дорожную пыль.
- Ничего! - пришлось закричать, чтобы расслышать хотя бы самого себя. - Пойдет!
Наш "Урал" вновь затарахтел и двинулся куда-то вперед.
- Вот, любуйся, пока время есть! - прокричал Серега.
- На что смотреть-то?
- На природу, блин! На Кавказе места красивые, не то, что люди!
Серега потянул своим большим носом воздух и чихнул.
- У меня кум любит говорить, что в Чечне самый лучший виноград растет. Рос, вернее, до того, как вся эта байда затеялась. Как он этот самый виноград расхваливал, это надо было слышать! Вино, говорил, из него - как мед! Я, как только сюда приехал, сразу целое ведро винограда купил.
- Ну и?
- Да ничего виноград, скажу я тебе. Бывает, конечно, и лучше, но... А может, я просто не тот сорт купил?
Я улыбнулся. Серега был старше меня лет на десять, но по характеру мы были с ним одногодки. Правда, жизненного опыта у него побольше моего - всегда найдется правдивая история из жизни, на любую тему, какую ни спроси.
Из-за "Камазов" показался капитан Белоусов - начальник трехсотого МИТ, куда нас с Серегой и прикомандировали на время поездки. За капитаном шли еще трое контрактников, одного из которых я знал.
- Вы здесь? - капитан сразу подошел к нам, не удостоив лейтенанта ровно никакого внимания. - Давайте ноги в руки и дуйте к "шишарику", он самый первый в колонне. Там меня и ждите.
Капитан заторопился далтьше. Контрактники поспешили вслед за капитаном, четвертый - Дима Топорец - приостановился, чтобы пожать нам руки.
- Куда спешим? - поинтересовался Серега.
Дима пожал плечами:
- Белоусов молчит. Твердит только, что дело очень срочное, и до обеда надо уже выехать.
- А обедать? - возмутился я, стреляя у Димы две сигареты.
- Обедать в дороге будешь, кашкой гречневой, - Дима подмигнул мне и заторопился вслед исчезающему за машиной капитану.
- Знаешь, Серега, твой существенный недостаток в том, что ты не куришь, - сказал я, с наслаждением затягиваясь. - Лейтёхе будем докладывать-то?
Серега в четырех словах изложил, куда следует идти младшему лейтенанту Соколову и что он там обнаружит по приходу, после чего подхватил с земли рюкзак с автоматом и пошел вдоль колонны.
* * *
Не успели мы с Серегой подойти к "шишарику", как нас настиг капитан Белоусов с новой кучкой контрактников и двумя офицерами. В лицо я знал половину из них, а по именам - только троих.
Белоусов построил нас, пересчитал по списку и вкратце повторил то что мне уже говорили в части. Мы едем в Аргунское ущелье на две недели. Там у них какие-то неполадки с техникой, и срочно требуется помощь МИТа. Правда, для меня осталось загадкой, для чего потребовалось так много народу, но задавать этот вопрос было лень. Приказ есть приказ.
Я курил прямо в строю - так все делали, наплевав и на технику безопасности, и на устав. Просто в Чечне солдат сам выбирает, как ему жить. Иначе - не жить. Правда, по поводу курения капитан Белоусов сделал замечание, и пришлось полувыкуренную сигарету втоптать в пыль. Следующая закурилась тайком через пару минут.
Еще через полтора часа ожидания нас рассадили в "шишарике", и колонна довольно быстро тронулась. Опять спасть, опять грохот в ушах, тряска - и автомат тихо стукается о металл сиденья.
Нас было четырнадцать человек. Три офицера, три срочника, остальные - контрактники. Насколько я знал, ремонтом измерительной техники занимались только офицеры, срочники использовались как классическая в наших войсках бесплатная рабочая сила, ну а из тех, кто служил по контракту, выбрали более-менее разбирающихся в радиоэлектронике.
Так как места в "шишарике" было много, то и расселись все как придется. Серега примостился около меня.
- Надеюсь, это последняя поездка на сегодня? - мечтательно произнес он. - Десять часов езды! Я не выдержу! А как раньше-то было? Эх, сядешь в "вертушку", и через часок - на месте. Так нет, им понадобилось дороги расчищать!
Я порылся в сумке и вытащил термос и несколько вареных яиц.
- Будешь?
- Неплохо бы! - Серега потер руки и вынул из своего рюкзака булочки. - Теща моя называет это "завтрак туриста" и плюется.
- Не любит она туристов, - констатировал я, наливая чай в крышку термоса.
К нам подсел и Дима Топорец. Опасливо косясь по сторонам, он, как заправский факир, извлек из рукава бутылку водки, а из-за пазухи - три пластиковых стаканчика.
- Сколько можно, а? - поморщился Серега.
- Сколько нужно, - Дима невозмутимо разливал "огненную воду". - Тебе не надо, ты в завязке.
- Кто это в завязке? - Серега возмущенно схватил только что наполненный стаканчик. - Раз уж ты настаиваешь, тяпну за общее дело.
"Шишарик" тряхнуло. Дима, проливший водку на штаны, сказал несколько плохих слов в адрес водителя. Но было поздно. Учуяв знакомый запах, к нам стали подтягиваться и остальные. Я понял, что с чаем придется повременить, вплеснул в рот то, что успел налить, завинтил термос и убрал его в компанию автоматов и рюкзаков - под сиденье.
- Не нажирайтесь там, - прикрикнул в нашу сторону Белоусов. - Чечня как-никак, чтоб ее за ногу...
- Всегда на страже, товарищ капитан! - браво гаркнул Серега в ответ. - И днем, и ночью!
Белоусов - отличный командир. Он понимает, что солдаты пьют для того, чтобы успокоиться, снять стресс. Поэтому и не орет, как, к примеру, майор Чуприна, и не отнимает бутылку, а лишь предупреждает толково, чтобы бдительность не теряли. Ну, мы ее никогда и не теряем..
- Э-эх, паленая водяра! - лицо Сереги побагровело.
Мне тоже стало жарковато, и я расстегнул китель. Одной бутылки, конечно, оказалось мало, и кто-то притащил с задних сидений еще три штуки. Белоусов молчал. Ему предложили стопарик, и он выпил, не стал кочевряжиться, но к общей компании не присоединился. И правильно. Надо держать дистанцию. Командир - он ведь как отец родной, а не кореш-забулдыга.
Пили без тостов, пустив один из стаканчиков по кругу. Тихо разговаривали. Серега травил байки о том, как он первый раз побывал в Чечне и подрался с местным чеченским ментом. Показал даже шрам на скуле от пули - мент по характеру горячий попался, стрелять начал. Я-то знал, откуда у Сереги этот шрам, но помалкивал. Главное, что время быстро летит.
После пятого круга мне стало ясно, что пора прекращать, а то по приезду я рискую не отличить Аргунское ущелье от парка Горького.
Из кольца пьющих меня выпустили только после того, как я выпил на посошок. После этого я обнаружил, что меня ощутимо качает, и тряска "шишарика" здесь ни при чем. Пройдя в самый конец машины, я открыл форточку и подставил лицо ворвавшемуся ветру. Ноги не держали, я опустился на сиденье и некоторое время тупо и бессознательно пялился в окно. Снаружи мелькали зеленые, желтые и синие пятна, сливаясь во что-то фантастическое и невероятно пестрое. Зрелище смешивалось со звоном бутылок, бормотанием поддатых солдат и мерным рокотом мотора.
Мне показалось, что я уже сплю, но в голове по-прежнему сидела та же мысль: как-то неправильно все это, непохоже на войну...
* * *
Звук никогда не успевает за действием.
Осколки стекла уже сыпались мне на голову, путаясь в волосах, когда грохот выстрела наполнил тесное пространство салона.
Я открыл глаза, но не увидел перед собой ничего, кроме темноты и вспышек.
Была ночь.
Что происходит?!!
Кто-то закричал сбоку, но крик показался тихим и приглушенным в шуме канонады. Пули барабанили по металлу. Что-то полоснуло меня по щеке, и это мгновенно вывело из ступора. Я машинально упал под сиденье, закрыв голову руками и не до конца понимая, что происходит.
Ясно было одно - атака чеченов. Сейчас ночь, значит, мы недалеко от Аргуна. А еще - "шишарик" продолжал ехать. От резкого толчка меня подбросило, и я стукнулся головой о ножку сиденья. Вспышка - короткое мгновение света, в котором мелькнули силуэты спереди и сбоку. Кто-то начал палить изнутри. Я выполз в проход, пытаясь нащупать в темноте если не свой, то хотя бы чей-нибудь автомат.
Еще одно окно разлетелось осколками, засыпав пол стеклянной крошкой. Я упрямо пополз вперед. Главное сейчас - автомат. И не трусить. Три фактора страха - вот от чего зависит победа. Первый - когда человек испытывает неловкость и смятение, не так опасен для жизни (и как бы мне хотелось, чтобы я испытал сейчас лишь эти чувства). Второй - когда человек думает только о том, как бы сбежать, скрыться от непонятного чувства, проникшего в грудь. И, наконец, третий фактор, при котором человек просто перестает контролировать свое тело и цепенеет. Только не это!
Хлопок!
Чья-то фигура стала заваливаться на меня. Я отпрянул, но было поздно. Автомат в руках падающего саданул меня по лицу. Я взвыл от боли, а рядом со мной тяжело упал молодой контрактник. Ему было лет тридцать, но его имени я не знал. Может, оно и к лучшему.
Еще одно стекло взорвалось, и осколки засыпали лицо умирающего. Он застонал, и я застыл, не зная, что предпринять. Встать - однозначно попасть под обстрел. Лезть через еще не умершего солдата? Ползти по крови и стеклу?
"Шишарик" вдруг накренился, да так, что меня подкинуло вбок и вверх. Едва не сложившись пополам от удара о сиденье, я мертвой хваткой впился в поручни. На какое-то мгновение мне показалось, что автобус падает. Сейчас мы рухнем кверху брюхом, и нас, бестолково барахтающихся в темноте, попросту перестреляют.
Автобус выровнялся. Я упал на колени, непроизвольно выдохнув, следующий же вдох отозвался во всех внутренностях звонкой болью. Перед глазами стало еще темнее, уши заложило, но я ощутил, что вокруг меня настала невероятная тишина. Только звук незаглушенного мотора и тихие голоса в ночи. Я поднял голову - и, как и ожидал, ничего не увидел.
* * *
- Сколько раненых? - голос Белоусова.
- Трое... Леха, ты цел?
Серега. Его фигура передо мной. Я кивнул, потом сообразил, что в темноте этого не видно, и выдавил что-то, отдаленно напоминающее: "Ага". Грудь болела адски.
- Подымайся. Ну, давай, давай...
Руки Сереги крепко сжали мои плечи и встряхнули. Помогло. Я неожиданно закашлял и опорожнил желудок прямо под ноги Сереги.
- Гм. Это уже показатель. Ладно, пойдем.
Мы мчались сквозь лес. За окнами мелькали темные деревья. Прежней густой темноты уже не было, поэтому остальных я увидел довольно отчетливо. К тому же помогал свет полной луны. Срочники сидели на полу, около дверей. Остальные расположились на сиденьях. Потирая грудь, я уселся рядом с Серегой.
- Где раненые-то? - Устало спросил Белоусов, осматривая оставшихся.
- Один остался, - поправил Серега. - Двое уже того...
Капитан вздохнул. Я поискал глазами других офицеров, но не увидел. Старлей сидел возле Топорца. Сквозь выбитые окна свистел ветер. Вообще увиденное напомнило мне сцену из какого-то сумасшедшего американского боевика. Только было хуже - гораздо правдивее и страшнее. Я смотрел на усыпанные стеклами сиденья, прошитый пулями металлический каркас "шишарика", черную кровь на полу, и ловил себя на мысли, что все это не по-настоящему. Не мог я в это поверить. Никак.
- Давайте обсудим ситуацию, - неожиданно сухо начал капитан.
- Да ясно все, чего обсуждать, - сказал Топорец. - Поймали нас, как крысят. Хлоп - и ваших нет. Где еще нам проезжать, как не здесь?
- Я не об этом, - перебил его Белоусов. - куда сейчас?
- Водитель-то опытный, знает, куда ехать? - спросил один из контрактников, с намотанным на голове платком.
- В любом случае он сейчас не остановится. Вот как тормознет - выйдем и поглядим, куда он нас завез.
- Что с раненым делать будем? - спросил я. Голос прозвучал слишком тихо, но его все же услышали.
- Перевязать надо, - непререкаемым тоном сказал капитан.
- Прямо здесь, что ли?
- Вы предлагаете другой вариант?
- Можно постучать водиле, пусть остановится, за нами же нет погони.
- Ты уверен? - саркастически поинтересовался Белоусов.
- Как два пальца!
- Да как же ты можешь быть уверен, - вкрадчиво поинтересовался капитан в голосе которого ощущался нарастающий эмоциональный взрыв. - Ты, может быть, ясновидец, твою мать? Или пророк Моисей? Да эти волки по всему Аргуну бегают, их же, как тараканов, всех не передавишь! Ты башку из "шишарика" высунешь, тебе сразу между глаз - бах!
- Не начинай, капитан, - сказал я устало. Мне уже было наплевать на разницу в званиях. - Парень загнется сейчас, тормозить по любому надо.
- А если остановимся, тогда загнемся мы! - Белоусов сейчас абсолютно не напоминал медвежонка Винни-Пуха, чью фразу он невольно процитировал.
- У нас есть сигнальные шашки, целых три штуки, - вклинился в разговор Дима. - Может, сигнал подадим? Нас увидят. Вертушки часто туда-сюда мотаются.
Капитан посмотрел на мельчающие снаружи деревья и покачал головой.
- Не получится. Куда они сядут? Нам на головы?
- Давайте место для посадки найдем, - не сдавался Топорец.
Все замолчали. "Газ-66" продолжал проламывать себе путь через лес. И как водитель ухитрялся ориентироваться в темноте? Я поглядел на срочников. Они выглядели ничуть не лучше нас - такие же бодрячки. Но страшнее им было в сто раз. В миллион. Страх людей, еще не поживших как следует и ясно это сознающих. Мне было только двадцать семь, но я хоть оставлю после себя жену с ребенком. А они?
- Все равно помрет Васька, - сказал Серегам как бы сам себе. - Вот не тормознем сейчас - точно коньки откинет.
Как бы в ответ на его слова "шишарик" начал притормаживать. Деревья расступились, и в ярком свете луны стало видно, что машина выехала на широкую поляну. Неподалеку стояло темное, покосившееся здание, похожее на сарай, а еще дальше - забор, за которым, кажется, находился неухоженный огород.
- Вот куда заехали! - один из контрактников передернул затвор своего АКС.
- Ты что, бывал здесь? - удивился капитан.
- Еще нет. Но уж больно на мою станичную хату похоже.
Я вдруг вспомнил, что так и не нашел своего автомата. Поднявшись, я двинулся в глубь салона, туда, где уже перестал дышать Васька...
Вытащив из-под сиденья рюкзак и термос, я подцепил за ремень автомат, после чего направился к остальным. Тут машина и остановилась.
***
- Приехали, мать его, - выдохнул с видимым облегчением кто-то.
С облегчением ли? Я мгновенно ощутил тот страх, который отступил на время, но сейчас решил напомнить о себе вновь.
- По одному, - одними губами прошептал капитан.
Хлопнула дверца кабины. Все вздрогнули, или мне только так показалось, потому что вздрогнул я сам. Затем грохнули запоры кузова, и внутрь вместе с ветром заглянул водитель. Он был очень испуган. Я этому ничуть не удивился.
- Все живы? - хрипло прошипел он.
- Нет, не все. - отозвался капитан. - Три трупа. Что там впереди? Почему стоим?
- Видите дом? На чей-то двор заехали. Только он заброшен... кажется.
Белоусов выпрыгнул из салона и исчез в темноте вместе с шофером. Мы ждали.
- Кранты, - вполголоса пробасил Серега. - Как знал.
- Ничего ты не знал, - так же тихо отозвался Дима. - И не узнаешь. Они, сволочи, всегда приходят в самый неподходящий момент. Кто мог угадать, что они устроят нам ловушку именно, там, где обычно чисто?
- Сказанул! - усмехнулся Серега. - Топорец - ты и есть Топорец. Если бы они нападали только там, где известно, весь этот дурдом уже давно бы накрылся. И никого бы больше не хлопнули.
Серега повернулся к срочникам.
- Вы, вообще, хоть по разу шмальнуть-то успели?
- Не трогай их, а, - попросил я. - Не до этого сейчас.
Вернулся капитан. Услышав приказ на выход, я первым выскочил наружу. Серега тяжело спрыгнул на землю за моей спиной.
Хотя внутри "шишарика" было прохладно, меня вновь пробила дрожь. Так всегда бывает - иллюзия тепла, когда находишься в тесном помещении, исчезает на воздухе, и чувствуешь себя отданным на растерзание ветру. Он хоть и весенний, но довольно холодный. От утреннего тепла, понятное дело, не осталось и следа.
Вокруг, насколько можно было рассмотреть в темноте, простирался заброшенный, заросший сорняками огород. Наш "шишарик" выломал часть дряхлого забора. Покосившееся здание оказалось пристройкой к белому кирпичному дому, с обвалившейся стеной и осевшей соломенной крышей. Окна дома забиты досками, вместо двери - рваная черная дыра. И только луна освещала дом, больше никакого света не было.
- Вполне возможно, в доме кто-то есть, - сказал капитан. - В любом случае, нас уже заметили. Идем все вместе. Если получится, просидим до утра, а там попробуем привлечь внимание вертушек.
- Шашек не три, а две, - подал голос старлей.
- Может, хватит.
Капитан сделал знак, и мы пошли, растянувшись цепочкой вдоль всего огорода. Только срочники держались кучкой. На какое-то мгновение и мне захотелось присоединиться к ним. Древний стадный инстинкт...
К дыре вместо дверей мы приблизились одновременно. От кого-то сильно несло перегаром и солеными огурцами.
Капитан Белоусов зашел первым. Следом потянулись контрактники. Игорь и срочники остались - не хватало еще пихать под пули необстрелянную молодежь.
Я зашел предпоследним и вновь ослеп. Теперь стало не только темно, но и тихо. Я водил вскинутым стволом автомата из стороны в сторону, но совершенно не представлял себе, что будет, если у кого-нибудь сдадут нервы, и он откроет огонь. Такое только в солдатских байках рассказывают. Но когда слушаешь эти самые байки у костра вечерком с банкой тушенки в руках, как-то не верится, не6 реально это все. А сейчас... Впереди скрипели сапогами и цедили сквозь зубы ругательства. Я закрыл глаза, сосчитал до десяти и вновь их открыл. Глаза потихоньку привыкли в темноте, я смог различать силуэты. Еще я увидел две двери в комнаты и пошел к одной из них.
- Кухня, что ли? - донесся шепот сбоку.
- Дерьмо чье-то, твою мать! - Серега наступил, к гадалке не ходи.
Я осторожно заглянул в комнату. Это была, кажется, детская. Маленькая, с небольшой кроваткой в углу, на которой не было даже матраца. Возле кровати стоял срочник. Только автомат, упертый дулом в землю, не давал ему упасть.
- Чисто? - спросил я парня.
- А? - словно эхо, отозвался тот. И не шевельнулся.
Я подошел ближе и разглядел что-то темное и бесформенное, лежащее около кровати. Мне вдруг стало плохо, и остатки водки, обжигая горло, рванулись наружу.
Парень стоял в полуметре от меня. Он бы еще настолько молод, что ни разу не брился.
- За что они так? - спросил парень, поворачивая, наконец, голову в мою сторону.
- Они звери, братец, - сказал я булькающим голосом и стремительно сглотнул.
- Нет, а зачем они руки ей сломали? - как бы рассуждая о сломанной и неправильно собранной вещи, говорил срочник. - И глаза, вон, выкололи, что за бред... зачем они так?
- Давай-давай, - я приобнял пацана за плечи и подтолкнул к выходу. - Пошли, нас ребята ждут. Ногами работай! Насмотришься еще.
Срочник, загребая ногами, побрел к выходу, но голова его как бы сама собой выворачивалась назад, не в силах оторвать взгляд от увиденного.
***
Я успел выйти из комнаты, когда нас накрыло шумовой волной. Над домом пролетела вертушка. Одновременно с этим на улице что-то оглушительно хлопнуло, и небо озарила ярко-зеленая вспышка.
- Идиот! - проорал Белоусов (я успел заметить его, бежавшего к выходу). - Ты что делаешь, баран! Да ты всех чехов сейчас сюда пригонишь, скотина!
Следом раздался робкий голос старлея Игоря:
- Но вы же сами говорили... помощь.. вертолет...
- Перед ним надо было выпускать, болван, а не после того, как он улетит! - шипел Белоусов. - А, хрен с тобой. Заводи срочников в дом, там чисто. И от окон пусть подальше держатся.
Игорь с топтавшимися за ним солдатами появился в дверном проеме. Молча прошел мимо контрактников и расположился в углу. Солдат, которого я вывел из комнаты, пошел к ним. Зачем он вообще полез в дом? Что ему - больше всех надо? Автомат он по-прежнему тащил за ремешок.
- Значит, так, мужики, - капитан вошел последним. - Мы в полном... Ну, вы поняли. Четверо убитых, остальные, слава Богу, живы. До утра не вздумайте никуда соваться! Дождемся солнца, а там нас или нашу машину с воздуха увидят. Место-то открытое.
- А сейчас что делать? - Димин голос. Его силуэт у окна.
- Надо у окон расположиться. Если кто явится на шашку, - капитан покосился на Игоря. - Лейтенант, отведите срочников в комнату и оставайтесь там же до следующего распоряжения.
- Капитан, не надо бы их туда, - сказал торопливо я. - Там ребенок. Мертвый.
Белоусов тяжело вздохнул.
- А, ладно, пусть сидят. Остальные... Так, сколько нас? Елисеев?
- Здесь! - гаркнул Серега, и тут же зажал себе рот рукой.
- Ладно, ладно. Все равно. Топорец! Коновалов! Сомленко! Большой!
Я усмехнулся. Ничего себе фамилия.
- Здесь, - сказал Большой. Он и вправду был не маленького роста. - Товарищ капитан, закурить можно?
- Пока нет, - Белоусов зашел вглубь пустоты зала. - Водитель, тебя как звать?
- Рядовой Петр Крыжов! - доложил водитель. - Только у меня автомата нет. Под Ромкой Шмелевым остался.
- У срочников возьмешь. Итого нас восемь, вместе с Игорем. По двое у каждого окна. Елисеев и Сомленко, дуйте за раненым. Живее!
Мы притащили офицера, он был без сознания, но дышал ровно. Только вспотел сильно, а штаны ниже колен пропитались кровью.
- Куда его? - спросил Серега.
- К срочникам. Игорь, погляди, что у него с ногами, и перевяжи.
Мы с Серегой отнесли раненого к старлею, после чего заняли позицию у ближайшего окна. Белоусов присел около входа, положив автомат на колени.
Я молча смотрел в окно. С моего места четко был виден силуэт "шишарика", будто подстрелили гигантского зверя, и он так и издох. Проломив забор, не успев добежать до спасительного дома.. Становилось холоднее.
- Начало двенадцатого, - повозился Серега со своей курткой. - Самая ночь.
- Холодно! - донесся голос Димы.
- Будет еще холоднее. На Кавказе весной ночи всегда холодные. Мне один знакомый рассказывал, как девчонку свою хотел ночью на берегу Кубани отыметь. Романтик, мать его! Отморозил себе всё по самое не горюй!
- Все ты врешь, Серега, - пробормотал я. - Опять врешь.
- Чего это вру? - обиделся Серега. - Просто шутю. А то так все помрем от страха-то. А что ты думаешь? У меня руки до сих пор дрожат. Я ж тебе не боевик, я электрик. Меня никто в живых людей стрелять не учил.
- Только в мертвых, что ли? - сострил я.
- Иди ты в баню!
- Так ты же был раньше в Чечне! - заметил Дима.
- Ну и что с того? К такому привыкнуть нельзя. В такие передряги, кстати, я раньше тоже не попадал. Проносило как-то. А сейчас вот...
- А я в Чечне первый раз, - зачем-то сказал я, хотя Серега и так это знал. Мы с ним и с Топорцом служили в одной части возле Владикавказа.
- Вот сиди и молчи, - хмуро сказал Серега.
Мы смотрели в темноту, на неподвижный силуэт машины, на лес, на луну, на мигающие звезды. Мне почему-то показалось, что я не на войне. Где-то в другом месте, не знаю даже где... Там, в весенней ночи, где нет выстрелов, и тишина... Тишина, дорогая!
Я никогда не мог понять, зачем и для чего мы здесь? Не получалось у меня, да я и не хотел забивать себе голову подобными вопросами - все равно не найду ответа.
И время текло медленно, и луна поднялась выше, и я вглядывался в темноту до боли в глазах, но ничего не видел. Пока...
Пока вдруг Серега не напрягся, не вскинул автомат и не сказал шепотом:
- Леха, внимание. Вижу. Чуть левее забора, у соломы.
Я тоже направил дуло в ту сторону. Вначале не было видно ничего - солома как солома, тень от покосившегося забора. А потом тень шевельнулась. Появилась и другая - маленькая, невзрачная. Она робко отодвинулась от стога сена и придвинулась ближе к дому. Следом за ней - еще одна.
- Двое, - показал на пальцах я.
- Больше, - шепнул Серега. - Дуй к Белоусу. Скажи - нас берут в кольцо.
Я на карачках пополз к капитану. Тот дремал, опустив голову на грудь, но стоило мне тронуть его за плечо, как он упер мне в грудь дуло автомата.
- Чехи, - одними губами сказал я.
- Внимание всем! - громким шепотом сказал капитан. - К бою! Стрелять на поражение! Срочники, берегите патроны - открывайте огонь только когда будете уверены, что попадете!
Мы выглянули в дверной проем. Чехов уже можно было разглядеть. Они растянулись цепочкой и медленно, короткими перебежками, окружали дом. Точь-в-точь как мы сами за час до этого. Чехи не были уверены, что в доме кто-то есть. Они, наверное, видели свет сигнальной шашки и след от "шишарика".
Две тени побежали в сторону автомобиля. Кто-то выстрелил. Затем стали стрелять и все остальные. Я вскинул автомат к плечу, дернул затвор и тоже открыл огонь. После первого же выстрела заложило уши. Куда там целиться! Тут бы сознание со страху не потерять! Кто-то лупил трассирующими. Желтые блики рвали темноту, освещали мечущиеся фигуры, и сквозь грохот было слышно, как кто-то хрипло вопил: "Аллах акбар!"
А затем разом как-то стихло.
У меня закончился рожок, я отстегнул его, вытащил из кармана запасной и приладил к автомату. Вокруг тоже никто не стрелял. Сквозь не прекращавшийся гул в ушах, как через кисель, вязко донеслись чьи-то слова:
-Мы уложили их? А?
Я отполз назад, к Сереге. Только его там уже не было. Возле окна сидел Игорь, перезаряжающий автомат, а рядом один из срочников. Тот самый, что был в комнате с мертвой девочкой. Срочник не моргал, смотрел в темноту, дуло автомата - с потолок. Я готов был поклясться, что его пальцы сейчас побелели, настолько сильно он сжимал свой АК.
- Русский! Выходи давай, сдавайся! - заорал из темноты хриплый голос с кавказским акцентом.
- А не пошел бы ты... - Белоусов докончил свою ответную тираду отборнейшим матом.
- Мы же вас всех перережем! - заорали вновь. - Лучше сразу сдавайтесь, потом хуже будет!
-А ты подойди, познакомимся для начала, - крикнул капитан. - а то неприлично нам с какой-то неизвестной шавкой разговаривать!
В ответ зло залаял автомат. Пули стучали по стенам, выбивали остатки штукатурки и свистели над головами.
- Блефуют, скоты, - процедил Белоусов. - Их не так много, а они не знают, сколько нас, вот и боятся лезть в открытую. Подкрепления ждут, наверное.
- А что потом? - спросил Большой.
- Да Бог его знает, Будем надеяться, что вертушка заметит, иначе крышка нам всем вместе взятым.
- Что... Что он говорит?
Парень-срочник уставился на меня пустым взглядом. Белые зрачки навыкате.
- Мы умрем, да?
- Если помощь не придет.
- А что такое смерть?
Я заметил, что у парня совсем не дрожит голос, словно он и не боялся вовсе. Это шок, подумалось мне, да еще этот идиотский вопрос... Хотя это с какой стороны посмотреть.
- Эй, братец, ты хоть понимаешь, что происходит?
Он кивнул.
- Стреляет кто-то.
За окном громко переговаривались на своем языке чечены. Конечно, им уже нет смысла скрываться. Решают, как нас отсюда выкурить.
- А война - это же плохо, да?
Опять этот пацан! Да что с такое?! Я чуть склонился над ним. Острое лицо с глазами-дырами, почти незаметный нос. Из-под кепки выбивался черный завиток волос. Ничего особенного.
- Дурак какой-то, - буркнул я.
- Дурак? - переспросил парень. - Это так же плохо, как и война? И мертвая девочка? Я еще не всех слов знаю...
- Заткнись! - зашипел я. - Сиди спокойно, идиот. То ведешь себя как ребенок, то вопросы твои тупые...
- Тебя Леха зовут? - спросил парень, и не подумав затыкаться, - я сейчас слышал.
- Ну.
- Леха - это значит Алексей?
Я промолчал. Пацана определенно "туркало", то ли от шока, то ли от страха.
- Зашевелились что-то, - Серега подполз к нам на корточках. - Эх, гранату бы хоть одну, мы бы им устроили День Победы!
- Ты где был? - спросил я.
- Пиво пил, - отмахнулся Серега. - Что за вопрос? Искал по дому чего-нибудь, а нифига нет. Кстати, ты заметил, что ни одной вертушки не пролетало уже минут сорок?
- Вертушка - это вертолет? - вновь переспросил парень.
Серега искоса взглянул на него.
- Ты идиот?
- Не надо, Серега, - попросил я. - Его контузило. Не соображает ничего.
- А что он вообще здесь делает? Приперся под самые окна. Вон, та торица сидит, не рыпается. Что тут срочникам-то делать? Нах соваться?
- Он с Игорем, наверное, пришел, - сказал я и осекся. - Погоди, Серый, ты сказал - троица?
- Да сам погляди, - Серега махнул рукой в сторону срочников.
Их действительно было трое.
- А "Троица" - это еще и праздник такой, правда?
Я почувствовал, как в горле у меня пересохло. Голос пацана, еще совсем детский, с ломкой хрипотцой, донесся откуда-то издалека. И тут же за окном завопили: "Аллах акбар!". Вопль захлебнулся в рокоте вертушки и выстрелах. Что-то оглушительно взорвалось прямо над головой.